Глава 6
СОБСТВЕННЫЕ ПЕРСОНЫ
Люди под аркой говорили негромко, поэтому их разговор я слышала с трудом. Да еще шум транспорта за спиной глушил целые предложения. Так и хотелось нажать какую-нибудь кнопку, чтобы выключить фон лондонских улиц.
Гродин выглядел так же, как год назад. Правда, отсутствовали ленты пластыря, которыми его щедро опутали мы с Овчинниковым. Невысокий, сутулый, в помятом костюмчике, с внешностью озабоченного подлеца.
– …мне уже нельзя будет вернуться в университет, – плакался он человеку в плаще.
– Мы не зря тратим на вас… – Вой проехавшего рядом автобуса проглотил половину предложения. – … таких денег.
Очевидно, человек подразумевал, что археолог получает немалые подачки и вне стен Йоркского университета.
– Я люблю археологию! – обиженно воскликнул Гродин. – И не собираюсь уходить с кафедры!
Скрежет покрышек по асфальту поглотил единственную фразу, которую произнес в ответ человек в плаще. Я не слишком сильна в чтении по губам, но, кажется, прозвучало: «Ну и болван!»
Где-то вдалеке загорелся красный свет, автомобили встали перед светофором, позволив мне услышать целый кусок разговора.
– Мне нет дела до вашего университета! – сказал собеседник Гродина.
– Я думал, что мы берем на время. Это не частная коллекция, все-таки Британский музей! Меня будут искать. Это называется похищение уникального экспоната!
– Называйте как хотите, но вы должны отправиться в район Бермондси.
– Это не моя работа! Я не пешка! Я ферзь! Моя работа – раскопки, древности!
– Я еще раз повторяю ферзю-тугодуму, на тайный счет которого в банке «Барклайс» регулярно поступают весомые денежные переводы. Отправляйтесь в Бермондси. Перегрузите тело в приготовленный гроб. Затем посетите похоронную контору «Последний вздох» и закажите кремацию. Можете с музыкой, цветами, молитвами, а можете без церемоний. Дело двадцати минут…
Рев заждавшихся машин заглушил диалог на продолжительное время.
Так и есть! Этого я и боялась!
Изучать мумию похитители не собираются. Очевидно, экспонат содержит информацию, которую они уже получили, вот и не желают, чтобы ею воспользовались посторонние вроде меня. Гродин пока не согласился выполнить грязную работенку по сожжению древности. Но, учитывая его малодушие и убедительные доводы человека в плаще, долго не продержится. Их пора остановить. Где же полиция?
Нужно срочно позвонить Генри. Но мой сотовый остался в Британском музее вместе с сумкой!
В нескольких метрах от фургона высился ряд красных телефонных кабинок. Таких же примечательных, как лондонские автобусы. Не раздумывая, юркнула в ближайшую.
К счастью, телефон Большого Генри я помнила. Все-таки недавно звонила.
Ждать Уэллса пришлось недолго.
– Я наконец достучался до Скотланд-ярда, – поведал историк. – Но мне трудно им объяснить, почему музей не доверяет бумагам из Йоркского университета, которые утверждены в Министерстве культуры. Тем более мы выдали мумию.
– Значит, полиция не ищет фургон! – ужаснулась я и снова поглядела на пока еще разговаривавших Гродина и незнакомца в плаще.
Генри стыдливо промолчал.
– Генри, я нашла фургон, нашла Гродина!
– Где он?
– На улице Верхний Холборн. Если ты не предпримешь что-либо экстренное, мумию уничтожат через двадцать минут. Я слышала это собственными ушами!
Глядя сквозь стекло телефонной будки, я вдруг обнаружила, что человек в плаще что-то сказал Гродину, повернулся и ушел под арку. Профессор остался стоять – задумчивый и растерянный.
– Все! – сказала я. – Гродин сдался.
– Прости, что? – не понял Генри.
Гродин вздохнул и направился к кабине.
– Он сейчас уедет, и через короткое время от мумии останется только пепел… Тащи сюда полицию каким угодно способом, Генри! Пусть летят как на крыльях. Я попытаюсь задержать фургон…
Бросила трубку, не попав на рычаг. Шут с ней!.. Широко распахнула дверь телефонной будки и крикнула на всю улицу:
– Гродин, стойте!
Крик застал профессора в тот момент, когда он почти забрался в кабину. Гродин замер, затем изумленно обернулся.
– Стойте, Майкл! – Я подбежала к нему.
– Мисс Овчинникова! Как вы здесь оказались?
– Проходила мимо, заметила вас.
Удивление на его лице уступило место настороженности. Очень профессионально Гродин спрятал ее под маской учтивости.
– Вот кого не ожидал встретить на улицах Лондона, – произнес он. – Больше года прошло с момента нашей последней встречи. Мне вас не хватало!
В кабине кроме него сидел водитель. Грузный, с большим носом и маленькими бегающими глазками.
Увидев меня, он зашевелился, глазки забегали быстрее. Гадкий тип.
– Ну еще бы! – ответила я Гродину. – Особенно вам не хватало лейкопластыря, в который я укутала вас с ног до головы.
Профессор не отреагировал на укол.
– Вы прекрасно выглядите! – произнес он, пробежав взглядом по моему костюму и остановившись на босых ногах. – А где остались ваши туфли?
– Не беспокойтесь о моих туфлях, – произнесла я. Кажется, ответ получился злым, но я ничего не могла с собой поделать. – Лучше бы побеспокоились о катастрофическом состоянии вашей совести.
– Алена, мне кажется, что по какой-то причине вы меня недолюбливаете! – Он сделал страдальческие глаза.
Гродин разыгрывал передо мной спектакль. Театр одного актера для единственного зрителя.
– Вы потеряли память? Тогда вспомните, по какой причине отдирали от лица лейкопластырь вместе с бровями и баками.
Сутулый похититель мумии невольно дотронулся до скулы, но быстро отдернул руку. А я вдруг обнаружила, что водитель исчез из кабины.
– Тогда вы повели себя довольно странно, – произнес он. – Я и сейчас не понимаю сути обвинений.
– Обвинения очень просты. Вы предали друзей, продались и помогали турецким бандитам.
– Право, вы ко мне крайне несправедливы! И совершенно не поняли мотивов моих поступков. Каждое мое действие подчинялось тогда стремлению сделать великое открытие – найти усыпальницу прелюдий!
– Ох, избавьте меня от оглашения ваших мотивов. Светлыми и трогательными могут показаться даже сутенеры и торговцы наркотиками. К примеру, передав часть заработанных денег на строительство храма. Но поступки и действия… Они, как скальпель патологоанатома, раскрывают истинную сущность человека!
– Алена, очень нехорошо голословно обвинять друзей…
– Человек, на глазах которого избивали женщину, бросили ее в глухое подземелье, а он и не помыслил помочь, – в вашей терминологии такой человек и есть «друг»?
Он торопливо посмотрел на часы:
– Мне пора. Нужно спешить.
– Полиция знает о вашем участии в убийстве Чарльза Фарингтона?
Лицо Гродина изменилось в один миг.
– Это еще нужно доказать, – прошипел он.
– Лично мне доказывать ничего не нужно.
Над ухом послышалось надсадное дыхание, и я уловила запах уксуса. Толстяк-водитель уже маячил за моим левым плечом.
– Вы напрасно бродите босиком по осеннему Лондону, – с угрозой произнес профессор. – Можно подхватить пневмонию…
На слове «пневмония» Гродин повелительно дернул подбородком. Носатый водитель выхватил из-под пальто пистолет и с силой ткнул его в мои ребра, прижав меня спиной к жестяному борту фургона. От ствола остался след оружейного масла на белой блузке.
Деваться некуда.
Прищурившись, Гродин тем временем развивал свою мысль:
– А некоторые виды пневмонии, знаете ли, вылечить невозможно. Например, антибиотики практически бессильны против маленьких свинцовых шариков, попавших в легкие человека.
Вряд ли мой организм сумеет переварить маленькие свинцовые шарики, выпущенные из пистолета. Надо было промолчать, сжать зубы и спрятать за ними язык. Но я не сдержалась:
– Так вы еще и трус! Очень к лицу профессору Йоркского университета расправиться с женщиной в темном переулке.
– Что же ты, дурочка, полезла не в свое дело? – произнес носатый водитель хриплым голосом, так сильно вдавив ствол, словно собирался меня им проткнуть. – Мы тебя порешим прямо здесь!
– Вы ответите за свои мерзости! – сказала я, больше обращаясь к Гродину, чем к толстяку. – Как же вам будет обидно, Майкл, встретить старость за решеткой, зная, что на свободе спрятана куча денег в «Барклайс»!
Гродин оскалился, нижняя губа задрожала. Согнутая в локте левая рука затряслась.
– Пристрели ее! – выдавил он. – Раздроби пулями позвоночник!
Я дернулась, чтобы убраться от пистолета, – мне мой позвоночник все-таки дорог. Но тяжелый маслянистый ствол воткнулся еще глубже, в самом деле подбираясь к легким.
– Вы за это поплатитесь! – выдавила я сипло.
– Интересно, и как же я поплачусь? – спросил Гродин. – Тут нет скал, которые тебе всегда помогают! Нас двое, при пистолете, а у тебя – лишь пустоголовая безрассудность!
– Поплатитесь, вот увидите. Скоро ваши запястья будут ободраны наручниками, а конец вы встретите за решеткой!
Он побледнел.
– Заткнись, мерзавка!.. Давай же, прошей ее пулями!
Толстяк с большим носом медлил. Я его понимала. Одно дело – угрожать словами. Но, если нажмешь на курок, все мгновенно изменится. Мы на одной из центральных улиц Лондона, а глушителя-то на пистолете нет!
Но толстяк, похоже, озаботился не этой проблемой.
– А куда девать тело? – спросил он.
– Бросим в фургон, – спешно ответил Гродин. – Все равно в крематорий едем. Нет большой разницы – одно или два тела сжигать.
Рассуждения их мне не очень-то понравились. Черт возьми! А все ли я правильно делаю?.. Но прежде чем я успела додумать эту мысль, мой скандальный язык выдал:
– Вы – предатель и лицемер! Вы – позор всех археологов, Майкл Гродин!
– Стреляй! – коротко приказал профессор. Металлический грохот содрогнул участок улицы. Я сжалась. Обхватила себя за плечи.
Спецназ британской полиции, облаченный в серые комбинезоны, набросился на моих обидчиков, словно ураган. Толстяка повалили на асфальт, пистолет выкрутили вместе с рукой. Он то ли не хотел отпускать свою игрушку, то ли не мог пальцы разжать… В результате получил прикладом под дых.
С некоторым удовольствием я наблюдала, как профессора Йоркского университета тоже воткнули лицом в асфальт. Как раз в небольшое углубление, в котором после дождя скопилась мутная лужа в бензиновых пятнах. Гродин попал в нее прямо носом и губами. Плевался и пускал пузыри, но поднять голову ему не давали. Вместо этого заботливо сковали запястья за спиной.
– Я ведь вам обещала, – пролепетала ему без сил. Гродин попытался посмотреть на меня, но его ткнули обратно в лужу. – А вы не верили!
– С вами все в порядке? – спросил один из бойцов. Он осторожно обнял меня за плечи, уводя в сторону от двух распластанных тел. Спецназовцы ходили над ними теперь уже неспешно, даже слегка небрежно. Все закончилось.
– Вы ранены? – спросил парень, который вел меня. Лицо скрывала маска, виднелись только глаза – карие, задорные.
Я помотала головой.
Кто-то накинул на мои плечи одеяло. В руки сунули одноразовый стаканчик с кофе. Спасибо. Кофе мне сейчас в самый раз! Еще бы туфли не помешали. Все-таки асфальт такой холодный!
– Алена!..
В переулок ввалился Большой Генри. Он обнял меня, я утонула в нем, вытянула только руку со стаканчиком, чтобы не расплескать кофе.
– Мне удалось убедить полицию! – произнес Генри, отпустив меня.
– Вовремя. Еще десяток секунд – и кофе мне бы не помог.
– Я привез твою сумку…
К нам подошел человек в плаще. Лысина увеличила его лоб наполовину, бровей почти не было. Глаза умные. Он не представился. Заговорил с Уэллсом, продолжая, видимо, прерванный ранее диалог.
– Да, теперь мы не сомневаемся, – сказал он, глядя, как спецназовцы поднимают водителя, чтобы запихнуть в полицейский автомобиль. – Оружие, заложница… Кто из них профессор археологии?
– Который сейчас пускает пузыри в луже, – ответила я.
– Мисс, они вам угрожали?
– Нет, что вы! – Я отхлебнула кофе. Вкуса не почувствовала, потому как почти мгновенно обожгла язык и гортань. С трудом проглотила порцию и прохрипела: – Они практически не угрожали, собирались сразу пристрелить меня.
– Вы проедете с нами в Скотланд-ярд, чтобы дать показания?
– Только если вы пообещаете, что проявите милосердие и засадите этого симпатичного старичка за решетку лет на двести.
Инспектор хмыкнул:
– Постараюсь.
– Я должен посмотреть, в каком состоянии находится мумия, – озабоченно произнес Уэллс.
– Мне тоже не терпится взглянуть на нее, – сказала я, стоя на одной ноге и поджав вторую. – Можно открыть фургон?
Компактной машинкой один из спецназовцев вырезал замок. Клубок металлических скоб упал к его ногам. Спецназовец распахнул створки. Мы с Уэллсом заглянули внутрь. В кузове стоял сумрак, свет с улицы не проникал туда.
– Генри, у тебя должен быть фонарик! – вспомнила я.
Уэллс слегка покраснел, но достал из кармана орудие избавления от детских страхов. Не какой-нибудь пальчиковый фонарик – целый агрегат, испустивший яркий, почти обжигающий луч. С таким прожектором действительно нечего пугаться темноты.
В кузове фургона находилась единственная вещь – большой зеленый контейнер в стальной окантовке. На его стенке большими буквами фиксировалась принадлежность Британскому музею. В углу имелся белый листок, на котором я прочла: «Bog mummy №4».
Не отрывая взгляда от контейнера, забралась в фургон. Генри последовал за мной – при этом автомобиль значительно просел. В кузове было немного душно от стенок исходил ядовитый запах пластика.
Историк отомкнул какие-то защелки, засовы. Затем снял крышку, откинул боковые стенки.
– На месте? – сухо поинтересовался инспектор, заглядывая с улицы.
– Кажется, – задумчиво произнес Генри, поднимая фонарь повыше, чтобы осветить все.
В герметичном стеклянном саркофаге на подстилке из рыжего мха и торфа покоился человек. Лежа на боку, поджав колени к груди, он выглядел так, словно вымотался в темном кузове и уснул. Смущало два обстоятельства. Во-первых, человек был обнажен. Темная бронзовая кожа в некоторых местах провалилась и обтягивала кости груди и таза, подобно обветшалому пергаменту. А во-вторых, у него отсутствовала голова, руки были намертво связаны за спиной, а в груди зияли отверстия от ударов кинжалом.
Конечно, где-то глубоко я понимаю археологическую и этнографическую ценность этой древности. Но пустота над ключицами, стянутые предплечья и раздробленные коленные суставы вызвали в первую очередь отвращение и ужас.
– Почему он такой… коричневый? – спросила я.
– Тело пролежало в болотах пятнадцать веков, – объяснил Генри. – Продукты разложения мха впитываются в кожу и волосы, придавая им такой необычный цвет.
– Ясно… – Я глубоко вздохнула. Все-таки очень душно в фургоне. Да еще этот мрак гнетет. – За что его убили?
– Трудно сказать. Практически все известные болотные мумии подверглись насильственной смерти. Их убивали несколько раз. Били топорами по голове, резали горло, затягивали жилы животных вокруг шеи, отрубали конечности. После этого кидали в болото. Историки до сих пор теряются в догадках. Есть предположение, что таким образом казнили преступников. Но среди жертв иногда оказывались женщины и дети. Тогда, возможно, это жестокое ритуальное жертвоприношение.
– Ужасно, – произнесла я.
– Что тебя интересует в мумии?
Не сразу удалось справиться с собой. Я попыталась вспомнить, о чем говорил Эрикссон.
– Где веревка, на которой находится застежка с изображением оскаленной волчьей пасти?
– Загляни с этой стороны. – Он обошел стеклянный саркофаг и опустился на колени, держа фонарь над собой.
Я села рядом на пол.
– Смотри, – указал Генри, приставив палец к стеклу и направив луч света.
Как я уже говорила, высушенные руки мумии за спиной были стянуты ремнями. Причем так прочно, что прижимались друг к другу от запястий до локтей и за века практически срослись.
– И где она?
– Ее почти не видно, – сказал Генри. – Она порыжела, как и другие части тела… Посмотри, застежка на запястьях.
Тонкая плетеная веревка была обмотана вокруг обнажившихся костей.
– Застежка на ней?
– Совершенно верно. Но ее отсюда не видно. Она прижимается к телу.
Я задумчиво потрепала собственную сережку:
– Генри, тебе не кажется странным присутствие этой веревки на запястьях? Ведь руки уже связаны ремнями, притом очень надежно!
– В этой фигуре вообще много странностей. Археологи пригласили судмедэкспертов из Кембриджа, чтобы провести обследование трупа. Те выяснили, что сперва несчастному отрубили пальцы на руках и раздробили колени. Затем несколько раз проткнули грудь кинжалом и отрубили голову. После чего бросили в болото.
– Бедняга.
– Военные называют такой способ убийства «оверкилл». Уничтожение средствами заведомо избыточной мощности! – Генри нерешительно улыбнулся. – Кто-то очень хотел, чтобы Ульрих больше не встал на ноги…
Я смотрела на доисторического человека, сжавшегося под стеклом саркофага. Когда представляла те пытки, которые он пережил, слезы наворачивались на глаза. Какое отношение он имеет к конунгу Фенриру? Каким образом на его руках оказалась застежка с волчьей пастью?
А что, если…
Я отобрала у Генри фонарь и еще раз направила луч на запястья. В поле зрения сразу попали изувеченные ладони. Пальцы исчезли не от случайного взмаха мечом. Каждый отсечен аккуратно, под основание. Но не этот факт волновал меня. Я сдвинула луч на порыжевшую веревку и долго рассматривала ее.
– Это не веревка, – сказала я наконец.
– То есть? – не понял Генри.
– Ты говорил, что привез мою сумку?
– Она в полицейской машине.
Мы вылезли из темного фургона на бледный дневной свет. Даже низкие хмурые тучи казались куда жизнерадостнее атмосферы в кузове. Какое счастье оказаться на улице! Мрак, луч фонаря, изувеченная плоть под стеклом… Брр!..
Полицейские уже увезли Гродина и большеносого водителя. Мы добрались до автомобиля, на заднем сиденье которого и находилась моя сумка. Я расстегнула ее и достала пачку фотографий. Стала перебирать их. Генри заглянул через мое плечо.
– Ого! – произнес он. – Айсберг Эрикссона?
Я кивнула, не отрываясь от снимков… Вот, нашла!
Вернулись в фургон. Толстую пачку фотографий я сжимала в руке так бережно, словно это были снимки Моисеевых скрижалей. Остановились перед стеклянным кубом, в котором покоился безголовый мертвец. Встав на колени, прижала к стеклу фотографию, на которой были звериные головы двух викингов. Глаза их смотрели куда-то в сторону, зато в гривах отлично просматривались плетеные косички с «волчьей» застежкой.
Я долго смотрела на фотографию, затем тщательно изучила веревку на запястьях. Наконец произнесла:
– Запястья стягивает не веревка. Это косичка, срезанная с копны волос одного из скандинавов. Видите, тут характерное плетение из четырех прядей?.. Материал не такой грубый, как пенька. Тонкий, гибкий, изящный… Это человеческий волос.
Генри прижал нос к стеклу, рассматривая запястья.
– Никто не обратил на это внимания, – сказал он.
– Его руки связаны косичкой, которую носили викинги Фенрира. Но они и без того прочно стянуты ремнями. Значит, косичка имеет не практический, а некий символический смысл.
– Странная символика.
– В символике нужно разобраться, – рассуждала я – Как и в том, от чьей руки пал Хромоногий Ульрих. Но важно другое. Откуда взялась эта косичка? Чья она? С кого ее срезали?
Генри думал несколько секунд.
– Возможно, косичка с головы самого Ульриха, – предположил он. – Но подтвердить это очень трудно. Голова не найдена. А над остальными волосами на теле основательно потрудилась гумусовая кислота – продукт разложения мха.
Скорее всего, Генри прав. Косичка срезана с головы Ульриха. Но на всякий случай я стала перебирать фотографии, благо они находились у меня в руках.
Удалось обнаружить косички и на других снимках. Всего две-три – не больше. Остальные воины смотрели прямо в объектив, до чьих-то лиц не добралась вспышка «Кэнона»… К сожалению, по фотографиям невозможно подтвердить мою версию, что косичка принадлежала одному из викингов. Ни моя версия, ни версия Уэллса не имеют доказательств, как это ни грустно…
Последней была фотография самого конунга, которая здорово напугала меня еще в самолете. Из-под кустистых нахмуренных бровей с глянцевого листа настырно взирали черные как угли глаза. От этого взгляда становилось неуютно и холодно. Торчавшие вверх два клыка продавили верхнюю губу.
В уголке низкого лба из-под волос свисал обрубок плетеной косички.
– Вот дьявол! – пробормотала я.
– Неужели нашла? – не поверил Большой Генри.
– Косичка срезана с головы Фенрира!
Историк растерянно смотрел на фотографию в свете фонаря. Хотя мог сделать два шага, выбраться из кузова и изучать ее при дневном свете. Но мы почему-то, соприкоснувшись головами, рассматривали снимок во мраке, подсвечивая лучом.
– Очень похоже на то, – сделал вывод Генри, – что именно конунг Фенрир расправился с бедолагой.
О том же подумала и я.
Вполне вероятно! И не просто вероятно, а так оно и есть! Связь безголовой мумии с замороженными викингами Фенрира оказалась более тесной, чем при простом совпадении застежек. Получается, Хромоногий Ульрих умерщвлен самим конунгом? За что?
– Я извиняюсь за вторжение, – произнес с улицы инспектор в плаще, – но вы, леди Овчинникова, обещали дать показания.
– Да, обязательно, – откликнулась я.
Мы с Генри выбрались из фургона.
– Я бы хотела осмотреть место, где нашли мумию, – сказала я, обращаясь к Уэллсу.
Тот нахмурился, задумчиво почесал лоб толстым пальцем:
– Мумия обнаружена в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году при разработке болот. Если не ошибаюсь, на том месте потом был возведен фермерский комплекс. Боюсь, там не на что смотреть.
– Обидно.
– Но в архивном отделе Большого читального зала сохранился отчет сэра Лестера, археолога, который откопал тело и исследовал его.
– Может, съездим? – попросила я, умоляюще глядя на Генри.
– Хотя твои глаза и разрывают мое сердце, но тебе сейчас нужно отправиться в Скотланд-ярд, а мне – организовать доставку экспоната в музей. Я думаю, на эти дела уйдет остаток дня. Сегодня никак не успеть. Быть может, завтра утром?
Пришлось согласиться.
Все понимала – и задачу Генри вернуть мумию в музей, и свою святую миссию запихнуть Гродина за решетку… Но душу терзала фраза Глеба Кирилловича о том, что нужно поторопиться, мол, времени немного. Потерянный вечер может так аукнуться….
В полиции я проторчала часа два. Имела беседу со следователем – прожженным сыскарем, курившим сигареты одну за другой. Написала заявление. Что так и так, я – белая и пушистая, негодяй Гродин угрожал расправой, а его помощник тыкал в ребра пистолет. Фотографию блузки, испачканной оружейным маслом, приложила.
Когда вышла из полицейского управления, здание которого располагалось на Парламент-стрит, было уже темно. Снова пошел дождь. Возвращалась на автобусе. На этот раз не на крыше – на первом ярусе. Забилась в самый конец. Смотрела на улицу через забрызганное стекло. Сквозь пелену дождя сияла реклама гостиниц, ресторанов, пабов, ночных клубов, известных торговых лейблов вроде «Самсунга» и «Нестле». И как эта плотная, жаркая стена неона и электричества не заставляет дождь испаряться еще на подлете к городу?
Обезглавленное тело стояло перед глазами. Зачем Фенрир убил несчастного? Почему отрезал пальцы на руках? Зачем применил пресловутый «оверкилл» – убийство избыточными средствами? Удары ножом в сердце, отсеченная голова, утопление в болоте… Чем провинился Хромоногий Ульрих, чтобы заслужить такую жестокую смерть?
С другой стороны, отсеченная голова, пронзенное сердце, утопление в болоте могут иметь некое символическое значение. Такое же, как запястья, перевязанные косичкой. Но разгадать скрытую символику невозможно: неизвестно, с какой историей или ритуалом она связана.
Я исследовала тело, как просил Глеб Кириллович. Но никак не могла представить: каким образом мумия Хромоногого Ульриха указывает местонахождение Камня? Где искать его? И нужно ли?..
Надо обязательно заглянуть в отчет о нахождении тела! Может, с его помощью удастся что-то прояснить?
Кстати, еще один вопрос. Кто этот несчастный?
Проехала несколько остановок, пока не озаботилась вполне справедливым вопросом: а куда я, собственно, еду? Почему-то казалось, что я куда-то возвращаюсь… На самом деле возвращаться мне было некуда. Чтобы вернуться в какое-то место, требуется обосноваться там, бросить сумку в шкаф, воткнуть в стаканчик зубную щетку, дать на чай портье… А моя сумка находилась при мне. И зубная щетка в ней.
Вышла на одной из остановок и стала ломиться во все отели, вывески которых попадались на пути. На третьем по счету поняла две вещи.
Во-первых, в сентябре обосноваться в Лондоне, не забронировав номер, весьма проблематично. Тем более что в городе проходил конгресс по высоким технологиям. Парни из разных стран собрались обсудить, как сделать кнопки у сотовых телефонов еще миниатюрнее… А во-вторых, стало ясно, что за мной кто-то следит…
Когда вышла из дверей очередного отеля, обратила внимание на человека в темно-зеленом плаще. Держась на приличном расстоянии, он некоторое время шел за мной. Я пару раз оборачивалась, и он сразу исчезал то за углом, то в подворотне.
Интересные дела! Кто это?
Поймать бы его и выяснить, какого лешего нужно… Только устала я что-то… Совсем не хотелось носиться по Лондону. Слякотно. Скорее в номер, залезть под душ, напиться кофе, чтобы в глазах потемнело! А преследователь… Если ему нужно, пускай следит. Не пристрелит сегодняшним вечером, значит, разберусь с ним завтра утром.
Где же отыскать свободный номер? Напрашиваться в гости к Генри неудобно. У него небольшая квартирка, забитая книгами. А ночевать на лавке под открытым небом было слегка холодновато: дождь периодически возобновлялся, да так сильно поливал, что мог смыть с лавки.
Вопрос отпал сам собой, когда я вошла в следующую гостиницу. При взгляде на гобелены и деревянные карнизы душа сразу прониклась уютом, а от мягкого ковра повеяло домашней теплотой. Небольшой, но симпатичный холл, галантный, не наглеющий швейцар… Глаза у седовласого администратора честные, улыбка искренняя.
– У вас есть свободный номер? – с ходу спросила я.
– О, конечно!
С протяжным вздохом облегчения грохнула сумку на пол.
– Слава богу! – поделилась я. – А то, знаете, обошла три гостиницы… Три!.. Ни в одной нет мест. А тут – и свободный номер, и вообще очень мило.
– Спасибо. Мы придерживаемся старых добрых традиций… На какой срок леди желает снять номер?
– Дня на два-три, пока не знаю.
– Давайте напишем два дня, а потом, если понадобится, можно продлить.
– Было бы очень здорово!
Когда он спросил фамилию, едва не назвала настоящую. Но вовремя вспомнила, что я гражданка Германии, и на ходу изменила ответ, заставив администратора поднять голову и переспросить:
– Оффцойгель?
– Нет. Просто Цойгель.
Он кивнул, вписывая фамилию в пустую строчку гостиничного бланка, а я покраснела.
Беда. Хожу по чужой стране с чужим паспортом… фактически международный шпион… То есть шпионка… А психологической подготовки никакой. Не обучена! Надо было ехать под своей фамилией. Что, например, скажет Генри Уэллс, когда услышит, что я уже не Овчинникова? Придется врать, что вышла замуж…
– Будете расплачиваться кредитной картой?
– Да.
– Семьсот пятьдесят фунтов.
Я хлопнула ресницами:
– Извините, кажется, я не расслышала.
– Семьсот пятьдесят. По триста семьдесят пять в день. Мы придерживаемся старых добрых традиций. Нашей гостинице скоро исполнится двести лет.
У меня челюсть отпала.
Вот она – расплата за традиции, уют, домашнее тепло, за ненаглеющего швейцара и честного администратора… Теперь понятно, почему у них есть свободные номера. Обычные туристы не поселяются в гостиницах за ТРИСТА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ ФУНТОВ В ДЕНЬ! Обычные туристы обходят такие гостиницы за милю! Даже участники конференции по высоким технологиям – и те не потянули.
Думала, думала… и решила: а почему бы и нет?!
С улыбкой протянула администратору кредитную карту, которую передал мне Саша.
Будь что будет. Один раз живу! К тому же неохота возвращаться под дождь – на поиски несуществующего свободного места в дешевой гостинице. Деньги все равно не мои. Их не так много, чтобы экономить на некую достойную покупку (вроде платья от известного модельного дома), но и не так мало, чтобы копейки беречь и питаться хлебными корками. Поживу два дня в хорошем номере! А потом позвоню Саше, не умеющему выбирать галстуки, и скажу, что денежки закончились. Пускай подкидывают еще!
Номер располагался на четвертом этаже. Услужливый портье распахнул передо мной двустворчатые двери… и я утонула в немом восторге!
Кажется, мне подсунули самый большой и дорогой номер, который существует в этой гостинице. Хоромы какие-то! Потолок такой высокий, что и со стремянки не достать. Комнат столько, что я запуталась, пересчитывая их. В каждой – букет свежих цветов, слегка авангардные картины старых лондонских доков, на которых лодки и катера представлены в виде рыб и морских животных. И телевизоры, телевизоры, телевизоры… В каждой комнате – прямо как в доме Элвиса Пресли!
Около получаса бродила по комнатам, охая над каждой ерундой вроде журнального столика девятнадцатого века с изображением Тауэра на полированной поверхности, снабженного автоматической системой управления, которая по команде голосом опускала шторы, включала свет и даже выдвигала из стены зеркальный бар с шотландским виски…
Мраморная ванна напоминала небольшой бассейн и была уже наполнена горячей водой, от которой струился запах ландышей. Я мигом освободилась от одежды, сбросив ее на пол. Разбежалась и с визгом «бомбочкой» прыгнула в пушистую пену. Изрядное количество воды выплеснулось на пол и покатилось волной, смыв мою одежду, тапочки, коврик с надписью «Встань на меня». Стены и бесчисленные зеркала усеяли брызги. Хлопья пены свисали даже с потолка. О как все уделала!
В ванной отмокала полчаса. Лежала, расслабившись, пила шампанское из бутылки, ела бутерброды с семгой и черный виноград. Попробовала включить режим «джакузи», но поднимающиеся со дна пузырьки мне не понравились – только нервировали. Такое чувство, словно вместе с тобой в бассейне прячется водолаз, который щекочет твои ноги и спину, а вдобавок пускает газы. Я поспешила переключить режим.
Вышла из ванной без малейшего представления, чем заняться. С мокрыми волосами, в розовом халате с кошечками некоторое время бродила по комнатам, опробуя в каждой телевизор на новом канале. В результате номер заполнился мешаниной голосов и звуков. Потом принялась расчесывать и сушить волосы.
Несмотря на включенные телевизоры, я вдруг остро почувствовала себя одинокой. Номер люкс – я бы сказала суперлюкс! – располагал множеством приятностей, но все они как-то быстро приелись. Я надела свежее белье и выключила телевизоры. Долго думала и пришла к выводу, что хочу напиться. Желательно в компании. Хорошей и душевной!
Думала недолго. Критически оглядев красный костюм, в котором пришлось побегать и попрыгать, бросила его в корзину для грязного белья. Сама влезла в брюки, застегнула куртку, на ноги натянула кроссовки. Вышла из номера и, пройдя по коридору несколько метров, наткнулась на подозрительного парня, который неожиданно вырулил из-за угла.
Парень был в джинсовой кепке с длинным козырьком, с усами до подбородка и физиономией американского разнорабочего. Здоровый такой! Двигался твердо, уверенно.
Я отшатнулась. Прижалась к стене. Сердце гулко стучало.
Откуда-то он мне знаком! Не помню – кто такой, но знаю: где-то видела!..
Не взглянув на меня, он проследовал мимо. Будто и не заметил. Словно я – часть интерьера. Ну ваза с цветами!.. Прошел по коридору, даже не оглянувшись. Через пару секунд исчез за углом. А я все стояла, прижатая к стене собственным страхом.
Где я его видела? Кто-то из спецотдела «Мгла»? Или из военных морпехов, с которыми приходилось иметь дело в Люцерне?
Или… Черт! Вспомнила!
Господи, ну ты и дурочка, Алена! Скоро паранойя начнется!
Конечно, я видела этого парня. И не один раз. Это же солист группы «Металлика»!
Я ринулась следом, чтобы вытрясти автограф из знаменитости. Не каждый день сталкиваешься со звездами рока и MTV. Но Джеймса Хетфилда и след простыл. Наверное, скрылся в своем номере. Таком же суперлюксе, как и мой.
Опять сделалось грустно. Желание напиться усилилось до зуда в трахее. В расстроенных чувствах спустилась на первый этаж и обнаружила у стойки администратора… Кого бы вы думали? Господи, моего ненаглядного шведского друга доктора Эрикссона!
Маленький археолог пытался закрыть огромный черный зонт, с которого текла вода, и одновременно что-то объяснял администратору, скорчившему донельзя сочувственное лицо. Возле ног шведа стояли два огромных чемодана в фиолетовую клетку.
– Марк! – закричала я с лестницы, нарушив «традиционную» тишину холла гостиницы. – Раздери вас северные ветры, какими судьбами?!
Маленький Эрикссон настороженно оглянулся, но, узнав меня, тут же возрадовался, засиял. По широкой лестнице я сбежала к нему.
– Алена… Как я рад! – тяжело дыша, говорил он. – Все гостиницы забиты. Ни одного свободного места. На улице дождь, а я тащусь с этими чемоданами и не могу найти, где остановиться… И только здесь, кажется, имеются номера…
– Имеются, – важно подтвердил администратор.
– Что вы здесь делаете? – спросила я археолога.
– Прилетел взглянуть своими глазами на Хромоногого Ульриха. Первым делом отправился в Британский музей, но оказалось, что к мумии сегодня нет доступа. Не знаете, что с ней?
– Это длинная история, в которой и мне удалось поучаствовать. Двумя фразами не опишешь. Пойдемте куда-нибудь выпьем! А чемоданы закидывайте в мой номер! Там куча комнат, места вполне достаточно, чтобы переночевать двоим.
Седой администратор нахмурился. Небось рассчитывал скачать с простака-шведа триста семьдесят пять фунтов за отдельные палаты, расположенные где-нибудь между моим номером и номером солиста «Металлики». А вот и фигушки… «Облом!» – как кричит сын моей соседки, когда на лестничной площадке выигрывает кон у приятелей в карты. Когда проигрывает, впрочем, тоже выражается.
Отказавшись от назойливых услуг носильщика, мы заволокли чемоданы в номер. Эрикссон пять минут отдохнул в кресле, а затем я потащила его на улицу. Он не возражал, только попросил взять фотографии.
Паб отыскался быстрее, чем я предполагала. На другой стороне улицы мы обнаружили характерные выгнутые окна. Под вывеской «Корона королевы Виктории» скрывался вполне традиционный английский подвал – с низкими потолками и балочными перекрытиями, с тяжелыми дубовыми панелями и дубовыми же столами и стульями, последние из которых до блеска отполировали многочисленные зады.
«Корона королевы Виктории» была переполнена разнообразными личностями – от юношей в футболках «Челси» с выбитыми передними зубами до мужчин делового вида в костюмах-тройках. Никто не обращал внимания на соседей, никто никому не мешал. Посетители говорили, смеялись, жевали мясо и накачивались пивом. Личности за отдельными столиками были уже вполне «коронованы», но уходить не собирались. В помещении стоял застарелый, вековой запах табака.
С трудом нашли свободный столик – такой маленький, что я могла его руками обхватить. Себе заказала пинту пива и креветок. Эрикссон попросил красного вина – для сердца.
Пока ожидали заказ, я успела рассказать археологу о своих приключениях. Вкратце описала мумию и выводы, к которым пришла после осмотра.
– В общем, думаю, что Хромоногий Ульрих пал от руки Фенрира, – произнесла я, отхлебнув приличный глоток пива из высокого бокала. – Учитывая нечеловеческую жестокость, речь, вероятно, идет о предательстве. Но кто вообще этот человек? Откуда он? Все во мраке…
– Вы задаете интересные вопросы, попутно сделав одно очень важное открытие, – серьезно заметил Эрикссон, не притрагиваясь к вину, которое поставила перед ним официантка.
– О чем вы? – Я отерла пену с губ.
– Вам удалось связать мумию с конунгом. Вы обнаружили СЛЕД Фенрира! Помните, я рассказывал, что Волк пропал на много лет? Отправился в поход и не вернулся. Больше никто его не видел. Кроме нас, разумеется.
– Полагаете, что место, где была обнаружена мумия, – промежуточная остановка дружины на пути к Камню? А если этот человек пал от руки конунга еще до того похода? Ведь конунг слыл известным завоевателем.
– Алена! – Археолог смотрел на меня, улыбаясь. – Хромоногого Ульриха умертвили непосредственно перед тем, как Фенрир заледенел в северных льдах!
– Почему вы так думаете?
– Вы же сами только что рассказывали…
Я не понимала.
– Остаток косички на лбу Фенрира! Он же короткий! Не успел отрасти! С того момента, как ее обрезали и перевязали запястья Хромоногого Ульриха, прошло не больше одного-двух месяцев.
– Получается, что Фенрир совершил убийство Ульриха уже после обнаружения Священного Камня?
– Именно, моя дорогая скалолазка! Именно!.. Что у нас есть? По косвенным данным мы можем проследить последний путь викинга… – Эрикссон достал из кармана путеводитель по Англии и раскрыл карту, на которой кроме Британских островов виднелись берега Норвегии, Голландии и Франции. – Взгляните. Мы обнаружили айсберг здесь – в ста пятидесяти километрах от Исландии. Теплые воды Гольфстрима несли его с юга. Возможно, его забросило туда Гренландское течение, начинающееся в Северном Ледовитом океане. Я полагаю, что айсберг долгое время дрейфовал вместе с ледовыми полями. Но как он попал туда? Вероятно, льды затерли ладью где-то в Норвежском море. Возможно, возле Шпицбергена. То была последняя остановка дружины. Там они и приняли смерть… Мумию нашли в болотах Кембриджшира, на восточном берегу острова. Прослеживается четкий путь конунга из Британии на север.
– Полагаете, конунг оставил Камень где-то на севере?
– Нет. Мы нашли последнюю стоянку конунга. Камня там не было, это точно. В то же время маловероятно, чтобы Фенрир оставил Камень в Кембриджшире. Значит, нужно определить, из каких мест дружина прибыла на Британские острова!
В бар вошла парочка. Симпатичный молодой парень и дама – крашеная блондинка промежуточного возраста в норковой шубке. Они сели неподалеку от нас, дама скинула шубку, и я поперхнулась пивом.
Под шубкой оказалась вытянутая майка, которую я бы ни за какие премиальные не отважилась надеть прилюдно. Только если под свитер. Не успев сделать заказ, парень тут же принялся целовать даме ручку и со страстью объясняться в любви. Я отвернулась от душераздирающей сцены.
– Занимательное у нас получается расследование, – сказала я, взявшись за второй бокал пива. – Изучаем путешествие скандинавской компании от финиша.
– И очень может быть, что этот обратный путь приведет нас куда нужно! Туда, где Волк оставил Камень. Надеюсь, мы также узнаем, что произошло с викингом. Где он пропадал столько лет?
– Но как выяснить, откуда конунг приплыл в Кембриджшир?
– Дайте, пожалуйста, фотографии.
Я протянула ему пачку через стол. Эрикссон бережно принял ее обеими руками и просмотрел снимки.
– Вот, – произнес он, показывая снимок, на котором были запечатлены примитивные рельефы на стенах айсберга. – Тут все видно. Смотрите.
Снимок получился нечетким, но ничего не поделаешь. Я, очевидно, дернулась, когда фотографировала. А жаль… На фото проступала ледяная стела с рельефными изображениями в несколько ярусов. Целая история! В самом верху, под сводом, фигуры воинов. Размытые и вдобавок обезличенные вспышкой. Но исполинский конунг в центре, поднявший над головой меч, был узнаваем.
– Видите?
– Да, дружина, замурованная в айсберге.
Ярдом ниже Фенрир – тоже с поднятым мечом – завис над склонившим голову человеком. Руки приговоренного были связаны за спиной. Сцена вышла настолько нечетко, что я разобралась в ней только зная, о чем идет речь.
– Вот наш Хромоногий Ульрих! – сказал Эрикссон.
Еще ниже друг напротив друга застыли два войска.
Руки с мечами подняты, щиты закрывают торсы. Одних воинов больше. Среди других выделялась исполинская фигура Фенрира.
– Какая-то битва? – предположила я.
– Произошла она до того, как на Британских островах был обезглавлен Хромоногий Ульрих.
– Где же это случилось?
– Предстоит выяснить.
Молча мы уставились на последний ярус. Высокая и острая гора. Пик. А может быть, башня – трудно сказать определенно. Ясно было одно: своей вершиной она упиралась в тучи.
– Что это? – спросила я.
– Не знаю, – растерянно ответил Эрикссон.
Ниже яруса со скалой располагались другие. Но они не попали в объектив. Спасибо моей криворукости!
– Досадно, – с сожалением отметил археолог. – Там – начало истории… Что-то мне не встречались в древних скандинавских легендах упоминания этой скалы.
– Или башни, – добавила я. – Что нам делать?
– Искать, откуда Фенрир приплыл на Британские острова. Где произошла битва. Я покопаюсь в книгах. Может, удастся найти какую-нибудь связь с эпизодами путешествия, изображенного на стеле.
Я с удивлением обнаружила, что и второй мой бокал пуст, а в теле появилась некоторая болтанка. Словно боженька, собиравший меня, недокрутил некоторые гайки и оставил приличные люфты в шарнирах.
– Завтра отправлюсь в архив, – сообщила я. – Надеюсь почитать описания мест, где был найден Хромоногий Ул… Ульвир…
– Алена, что с вами? – озабоченно спросил Эрикcсон.
Что со мной? Ничего особенного. Не могу произнести имя «Ульрих». Кажется, напилась. Хорошее пиво! С двух бокалов развезло. Впрочем, я для этого в паб и отправилась.
Опершись руками на стол, поднялась. Земля под ногами слегка раскачивалась, поэтому приходилось следить за равновесием. Эрикссон молча смотрел на меня. Ему хорошо: он так и не дотронулся до своего бокала с красным вином. А у меня внизу живота надулся пузырь.
– Руководствуясь некоторыми соображениями безопасности, – поделилась я, – вынуждена вас оставить. Ненадолго… Где у англичан дамская комната?
Деликатный Эрикссон покраснел, а я отправилось в сложное плавание через гущу человеческих спин. Найденный туалет был тесным, как кладовка в моей квартире, но вполне подходил для поставленной цели.
Пока я бродила туда-сюда, в углу на небольшом помосте обосновались парни с гитарами, барабанами и нечесаными волосами. Едва я успела опомниться, как они ударили по струнам, взорвав атмосферу паба медленной композицией собственного изготовления. Народ зашумел, зааплодировал музыкантам. Я, отыскал а взглядом столик с Эрикссоном – ученый наконец осторожно пригубил свое вино – и двинулась к нему. На середине траверса передо мной вырос небритый крепыш в рабочих штанах с помочами. От него разило смесью джина и чеснока.
– Потанцуем, малышка?
– Я не танцую.
Попробовала пройти мимо, но он закрыл путь плечом.
Я недовольно посмотрела на него.
– Брось, малышка, всего один танец!
– Тебе транспарант вывесить? Сказала, что не танцую!
Я покачнулась – хмель еще гулял во мне. Парень в рабочих штанах положил громадную лапищу мне на плечо, и я едва не присела под ее весом.
– Эй! – возмутилась я. – Чего руки распускаешь? Привяжи на место.
– Немедленно отпустите девушку! – раздался возмущенный голос, и я с удивлением обнаружила рядом Эрикссона, который не доставал здоровяку даже до плеча.
Лицо Марка было серьезным, губы поджаты. Только глаза бегали, выдавая волнение. Господи, зачем он встрял?! Ему нельзя волноваться – у него же больное сердце!
– Оставьте девушку, не распускайте руки! Вы, взрослый человек, должны понимать, когда девушка действительно не хочет танцевать! Как вам не стыдно?!
Парень-здоровяк выглядел немного озадаченным. На щеках заиграл легкий румянец. Рука убралась за спину.
– А ты кто, ее отец, что ли?
Эрикссон замер с раскрытым ртом. На этот вопрос он не нашел что ответить. Зато сообразила я:
– Он мой жених, красавчик! – Я улыбнулась и с сожалением похлопала парня по огромному плечу. – Прости, но я танцую только со своим женихом. Лучше ступай, найди себе дамочку по комплекции.
Я повернулась к Марку и положила ему руки на плечи.
– Нам придется танцевать, – сказала я.
– Прекрасно, – несмело улыбнулся швед. – Знаете, впервые за долгие годы танцую с дамой, у которой нет диплома по археологии или по скандинавской истории. И которая намного моложе сорока лет.
– Очень намного! – погрозила я пальцем.
Мы начали медленно двигаться в такт оглушительной музыке. Рядом танцевали другие пары. И парень с дамочкой в вытянутой майке были здесь. У меня слегка кружилась голова. Я приблизила губы к уху Эрикссона и прошептала:
– Спасибо вам, Марк. Я немножко пьяна и, возможно, слишком сентиментальна, но все равно – я вам бесконечно благодарна, что заступились. У меня прямо мурашки по коже побежали, когда вы воскликнули неожиданно: «Немедленно отпустите девушку!»
– Не нужно благодарить. Он вел себя непозволительно.
– Единственная мысль меня гложет и беспокоит, – так же на ухо пробормотала я. – Что бы мы делали, если бы тот парень устроил потасовку?
