Хотя Сретенский и уверял Аню Кудрявцеву, что запоминает все повороты и тупики хитроумного лабиринта, на обратном пути он заблудился. Достаточно было лишь однажды свернуть не там… И потянулись бесконечные километры одинаковых коридоров гигантского подземелья, как в старой компьютерной игре «Вольфенштайн». Аня и Сретенский очень устали. Они почти не разговаривали. Девушка давно потеряла где-то свой синий халат, Сретенский освободился от тяжелой и душной формы и остался в комбинезоне, в карман которого не забыл запихнуть пистолет. У них не было никакого четкого плана, им хотелось просто вырваться к солнечному свету. Небольшой запас провизии и воды, какой они смогли унести с собой, подходил к концу, потому что ни у Сретенского, ни тем более у Ани не хватало сил противостоять голоду и жажде и разумно экономить. Дважды они слышали неопределенный шум в безмолвии коридоров, бросались туда в надежде, что шум доносит сверху система вентиляции, открывали двери, но их ждало разочарование. В первый раз это была странная машина, пыхтящая в пустом зале. Видимо, что бы здесь ни случилось, о ней забыли второпях, и она работала вот уже много лет, питаемая какой-то неиссякаемой энергией. А во второй раз Аня и Сретенский попали в совершенно темный тоннель, где ворочалось и ухало что-то огромное, незримое во мраке — скорее живое существо, нежели механизм. Звуки, производимые чудовищем, не вызывали желания познакомиться с ним поближе. Сретенский и Аня кинулись прочь от страшного места.

Наконец что-то начало меняться вокруг. Поворотов и дверей стало меньше, как и осветительных трубок. Коридоры тонули в полутьме, полы были выщерблены, стены кое-где ковром покрывала растительность вроде мха синеватого оттенка. В центре одной двери зиял звездообразный пролом, вокруг него виднелись глубокие борозды, словно следы мощных когтей. Эта часть подземелья была заброшена, вероятно, значительно раньше остальных.

Вскоре дорогу перегородила вертикальная решетка, запертая на замок. В глаза бросалась жестяная табличка с большими черными буквами:

За решеткой темнела пустая будка с застекленным окошком.

— Пропуск предъявлять некому, — сказал Сретенский и выстрелил в замок.

Пуля с визгом отрикошетила. Этого единственного выстрела оказалось достаточно, чтобы металлическая пластина с другой стороны замка отвалилась напрочь. Сретенский толкнул решетку, несмазанные петли заскрипели.

В новом коридоре уже не было никаких дверей. Он плавно поворачивал и уходил куда-то в полную темноту.

— Я боюсь, — прошептала Аня, вцепившись в руку Сретенского. — Пойдемте обратно…

— Подожди. Вон там, видишь?

Он указывал на блестящие скобы, прикрепленные к стене немного впереди. Они вели наверх, в скудно освещенный круглый колодец.

— Ты как, сумеешь подняться? — заботливо спросил Андрей Иванович. — Куда бы мы ни попали, все-таки ближе к поверхности…

— Сумею, — твердо ответила Аня. — Все что угодно сумею, лишь бы выбраться отсюда…

Но сначала им пришлось доесть и допить все, что оставалось, потому что их совсем не привлекала перспектива карабкаться вверх с лишним весом банок и бутылок, рассованных по карманам и за пазухой.

Аня пошла первой. Метров десять подъема она одолела неожиданно легко, и только потом усталость дала о себе знать. Заболели мышцы рук и спины, каждая следующая скоба преодолевалась с трудом. В колодце отвратительно пахло сухой кирпичной пылью, она мешала дышать. Некоторые плохо закрепленные скобы шатались, а одна даже отвалилась, и Аня едва не рухнула на ползущего следом Сретенского. К счастью, она вовремя успела схватиться за другую скобу.

Когда девушка совершенно обессилела, выматывающий подъем подошел к концу. Над головой Ани нависала укрепленная радиальными распорками крышка люка. Если этот люк не удастся открыть, придется спускаться, а о спуске и думать-то не хотелось. Продемонстрировав чудеса акробатики, Сретенский протиснулся к люку рядом с Аней. Задачу могла облегчить толстая труба, торчащая здесь из кирпичной кладки. Сретенский плотно обхватил ее ладонью, подтянулся на одной руке и уперся головой в люк. Девушка помогала ему в меру своих сил, которые были на исходе.

Тяжелая крышка не поддавалась. Казалось уже, что отчаянные усилия не принесут результата, но в конце концов послышался глухой щелчок, сверху посыпалась труха и люк сдвинулся на пару сантиметров. Воодушевленный Сретенский поднажал еще, вытолкнул крышку и равномерными толчками заставил ее отползти в сторону. Затем он подсадил Аню и вслед за ней выкарабкался из шахты.

Они стояли в длинном коридоре, совсем не похожем на те, подземные. Здесь солнце вливалось через большие окна, весело играя на никелированных ручках дверей и рисуя светлые прямоугольники на крытом линолеумом полу. Неужели утреннее солнце, подумал Сретенский с изумлением, неужели мы провели внизу целые сутки?

Аня жадно впитывала солнечный свет. Она радовалась, как маленькая девочка, получившая в подарок восхитительный воздушный шар, а между тем повода для ликования не было. Этот новый коридор не выглядел заброшенным, где-то наверняка есть люди, и едва ли встреча с ними сулит что-либо хорошее.

Люди не замедлили появиться. Как только Сретенский вернул крышку люка на место, из-за поворота показались двое, мужчина и женщина. Они шли неторопливо, мирно болтали и не выказывали никаких эмоций по адресу выходцев из подземелья, которых конечно же отлично видели.

Сретенский стиснул в кармане рукоятку пистолета. Он ни при каких условиях не смог бы выстрелить в человека, вооруженного или нет, а вот припугнуть — дело другое.

Двое подошли совсем близко. Мужчина, дружелюбно улыбаясь, обратился к Сретенскому:

— Простите, вы не из шестой редакции? Вроде бы я видел вас там.

Андрей Иванович ответил жестом, допускающим любое толкование.

— Скажите, — продолжал мужчина, приняв жест за утвердительный, — Астахов сегодня вышел на работу? Он мне нужен, да боюсь, после вчерашнего от него мало толку… Увидите его, передайте — его искал Поляков, насчет обзора по восточным штатам.

Мужчина одарил Сретенского (а в особенности Аню) еще одной очаровательной улыбкой, взял спутницу под локоть, и они спокойно двинулись дальше, непринужденно беседуя.

— Вот это да, — шепнул Ане Андрей Иванович. — Каждый день они, что ли, видят помятых личностей в истрепанных комбинезонах?

— Ну, если вчера в шестой редакции шла грандиозная пьянка… — отозвалась девушка тоже шепотом. — Но где мы? В каком-то издательстве?

Сретенский бросил взгляд на табличку, укрепленную на ближайшей двери. «Зам. главного редактора А. А. Тихонов», — значилось там.

— Похоже, — неуверенно сказал он, — но меня интересует другое. Мы все еще в этом чертовом Фоксхоле или каким-то образом возвратились домой? Учитывая, как мы сюда — или туда — попали, меня бы это не удивило.

Они зашагали вдоль коридора, мимо дверей с надписями «Студия-1», «Студия-2» и так далее. Возле «Студии-3» Сретенский остановился и прислушался. Из-за двери доносился негромкий, но хорошо различимый голос с отчетливыми интонациями радиодиктора.

— Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона. Через три минуты программа «События и размышления», а потом Дейл Кинг познакомит вас с тем, как работают выборные органы власти в Соединенных Штатах и как вместе с избирателями им удается преодолевать тяготы послевоенного времени. А пока послушайте нержавеющую балладу «Металлики» «The Unforgiven» — «Непрощенный». Не правда ли, красота и мощь этого лирического эпика — неплохое противоядие от мертвящей скуки песнопений о коммунистической партии? С вами Джон Уиллис и «Металлика».

Зазвучали вступительные аккорды «Непрощенного». Сретенский даже не пытался скрыть крайнего разочарования, хотя и прежде не очень-то верил в волшебное возвращение.

— Фоксхол, — произнес он с потемневшим лицом. — Образ врага… Ну что же, если им хочется образа врага, они сейчас его увидят.

— Что вы задумали? — всполошилась Аня.

— Ничего особенного… Хочу немного прочистить мозги населению этого сонного царства НКВД.

Как ни старалась Аня удержать разъяренного Сретенского, он распахнул дверь и ворвался в студию. Девушке ничего не оставалось, как последовать за ним.

В полутемном помещении без окон подмигивали индикаторы электронной аппаратуры, вращались бобины магнитофонов, подпрыгивали зеленые лесенки указателей уровня звука на дисплее проигрывателя компакт-дисков. Трое сотрудников радиостанции одновременно уставились на Сретенского и Аню.

— Вырубай музыку к чертовой матери, — заорал Сретенский, размахивая пистолетом. — Давай эфир!

Вид оружия подействовал. Сидевший справа молодой человек молча развернулся к пульту, выключил «Металлику» и нажал какие-то кнопки.

— Вы в эфире, — пролепетал он и ткнул пальцем в микрофон. — Говорить нужно сюда.

— Отойдите к стене, — скомандовал Андрей Иванович. — Вон к той, чтобы я вас видел!

После того как приказ был выполнен, Сретенский сел в кресло и притянул микрофон к себе. В горле у него мгновенно пересохло, и он заговорил хрипло, как капитан пиратского брига:

— Граждане Фоксхола… Или Российской Федерации, или Советского Союза! Как бы это ни называлось, вас обманывают. «Голос Америки» находится не за океаном, а в двух шагах от вас и является частью злостного надувательства, как и война, которой никогда не было. Ваши руководители сеют ненависть к несуществующему врагу, потому что так вами легче управлять. На самом деле окружающий вас мир выглядит совсем иначе…

За спиной Сретенского загрохотали шаги. Андрей Иванович обернулся. В студию входили вооруженные парни в униформе НКВД.

— Бросьте пистолет, — не приказал, а как-то мягко посоветовал крепко сложенный блондин в гражданской одежде, манеры которого выдавали в нем старшего.

Сретенский глубоко вздохнул. Его пистолет полетел под ноги блондина. Тот подобрал оружие, передал одному из своей команды.

— Я с большим интересом выслушал начало вашей речи, Андрей Иванович, — сказал блондин с легчайшей иронией. — Собственно, вы могли бы продолжать, ведь передачи у нас лишь записываются на магнитофон, а в эфир идут позже… Надо отдать вам должное, вы довольно быстро разобрались в ситуации… Но вот выводы сделали неверные.

— Как бы не так, — буркнул Сретенский.

— Да нет, вы все правильно оценили, но поставили не на ту лошадь. Почему-то вы решили, что вам с нами не по пути. Очень преждевременный вывод… Идемте, Андрей Иванович, и вы, Аня. Вы узнаете еще много удивительных вещей и, надеюсь, измените свое мнение.

Вид коротких автоматов в руках персонажей в униформе говорил красноречивее слов. Сретенскому оставалось только подняться из кресла, успокаивающе приобнять Аню и выйти из студии под прицелом четырех стволов.