Глава 47
МОГИЛА НЕ ПРЕГРАДА ДЛЯ ЗОВА МОЕГО

Мэт и Перрин уже сидели в седлах, когда Ранд и Хурин добежали до них. Далеко позади Ранд услышал взлетевший ввысь голос Ингтара:

— Свет и Шинова!

К реву других голосов присоединился лязг стали.

— Где Ингтар? — выкрикнул Мэт. — Что происходит-то?

Рог Валир он приторочил к передней луке своего седла, будто тот был обыкновенным рогом, но кинжал торчал за поясом, рукоять с рубином в головке оберегающе прикрыта бледной ладонью, которая казалась костью, обвитой сухожилиями.

— Он погибает, — коротко отозвался Ранд, запрыгивая в седло.

— Тогда надо ему помочь, — сказал Перрин. — Мэт может отвезти Рог и кинжал к...

— Он поступил так, чтобы мы все сумели уйти, — сказал Ранд. И ради этого тоже. — Мы все отвезем Рог к Верин, а потом вы поможете ей доставить Рог туда, где, как она скажет, ему и надлежит быть.

— Это ты к чему? — спросил Перрин. Ранд ударил гнедого каблуками по ребрам, и Рыжий рванул вперед, к холмам за городом.

— Свет и Шинова! — Клич Ингтара летел за ним, звеня торжеством, и молния рвала небо в ответ ему.

Ранд хлестал Рыжего поводом, потом, когда гнедой понесся стремительным галопом, с развевающимися гривой и хвостом, пригнулся к шее жеребца. Как ему хотелось избавиться от чувства, будто убегает он от Ингтарова крика, убегает от того, что обязан был сделать сам. Ингтар, Друг Темного. Плевать. Он все равно был моим другом. Бешеный галоп гнедого не мог унести Ранда от собственных мыслей. Смерть легче перышка, долг тяжелее, чем гора. Так много должен. Эгвейн. Рог. Фейн. Мэт и его кинжал. Почему все сразу, почему не по очереди?! А мне нужно думать сразу обо всем. О-о Свет, Эгвейн!

Он так резко осадил Рыжего, что бедняга, встав на дыбы, заскользил задними ногами, прежде чем остановился. Жеребец стоял на гребне одного из холмов, господствующих над Фалме, в чахлой рощице. Вокруг — деревья с голыми ветвями. За Рандом галопом прискакали друзья.

— Ты о чем говорил? — требовательно спросил Перрин. — Мы поможем Верин доставить Рог туда, куда нужно? А ты-то куда собрался?

— Верно, он уже с ума сходит, — сказал Мэт. — Он бы не захотел оставаться с нами, если начал сходить с ума. Правда, Ранд?

— Вы втроем отвезете Рог к Верин, — сказал Ранд. Эгвейн. Так много нитей, и так велика опасность для них. Так много должен. — Я вам не нужен.

Мэт погладил рукоять кинжала.

— Все это просто замечательно, но ты-то как? Чтоб я сгорел, тебе нельзя еще сходить с ума. Нельзя!

Хурин таращился на трех друзей, хлопал глазами, и половины из их разговора не понимая.

— Я хочу вернуться, — сказал Ранд. — Я бы ни за что не ушел. — Как-то эта фраза прозвучала для его слуха не очень верно; и по ощущениям она не была правильной. — Я должен вернуться. Немедленно. — Так прозвучало лучше. — Не забывай, Эгвейн по-прежнему там. А на шее у нее один из тех ошейников.

— Ты уверен? — сказал Мэт. — Я ее так и не видел. А-ах! Раз ты говоришь, что она там, значит, так и есть. Мы все отвезем Рог к Верин, а затем все вернемся за ней. Ты же не думаешь, что я оставил бы ее там, а?

Ранд покачал головой. Путы. Долги. Он чувствовал себя так, словно вот-вот взорвется точно фейерверк. Свет, да что со мной творится?

— Мэт, Верин должна отвезти тебя и этот кинжал в Тар Валон, чтобы ты наконец от него освободился. Тебе не стоит терять время.

— Спасти Эгвейн не значит терять время! — Но рука Мэта стиснула кинжал до дрожи.

— Никто из нас не вернется, — заметил Перрин. — Не сейчас. Глядите. — Он указал в сторону Фалме.

Фургонные дворы и загоны для лошадей почернели от все прибывающих шончанских солдат. Их были тысячи. Шеренга за шеренгой, многочисленные отряды кавалерии, латники верхом, как на чешуйчатых зверюгах, так и на лошадях, цветные флажки реяли над строем, отмечая местонахождение офицеров. В рядах повсюду виднелись гролмы и другие странные создания, похожие, но не совсем, на чудовищных птиц и ящериц, и огромные твари, описать которых у Ранда бы язык не повернулся, с серой морщинистой кожей и громадными клыками-бивнями. В промежутках между полками десятками стояли сул'дам и дамани. Ранд встревожился, нет ли среди них Эгвейн. В городе позади солдат там и тут продолжали взрываться крыши, и молнии все так же полосовали небо. Две летающие твари, с кожистыми крыльями спанов двадцати от кончика до кончика, плыли высоко над войсками, держась в отдалении от пляшущих ярких молний.

— Это все за нами? — не поверил Мэт. — Да кем они нас считают?

В голову Ранда закрался ответ, но он отбросил его, не дав тому и малейшего шанса оформиться полностью.

— Лорд Ранд, в другую сторону нам тоже путь отрезан, — промолвил Хурин. — Белоплащники! Их тут сотни.

Ранд развернул гнедого и посмотрел туда, куда показывал нюхач. По направлению к четверке по холмам медленно надвигалась длинная белоплащная цепь.

— Лорд Ранд, — пробормотал Хурин, — если та шайка углядит хоть одним глазом Рог Валир, мы никогда не довезем его до Айз Седай. Нас самих-то к нему никогда не подпустят.

— Может, потому Шончан и собираются? — с надеждой заметил Мэт. — Из-за Белоплащников. Вдруг с нами это никак не связано?

— Так или нет, — сухо сказал Перрин, — но еще несколько минут, и здесь начнется сражение.

— Нас одинаково убьют те и эти, — сказал Хурин, — даже если Рога они и не заметят. А коли заметят...

Ни о Белоплащниках, ни о Шончан Ранд не мог заставить себя думать. Я должен вернуться. Должен. И вдруг понял, что глядит на Рог Валир. Все глядели. Витой, золотой Рог висел у Мэта на луке седла, притягивая к себе взоры всех четверых.

— Он должен быть здесь к Последней Битве. — Мэт облизал губы. — Нигде не говорится, что его нельзя использовать до этого срока. — Он выдернул Рог из веревок и обвел товарищей тревожным взором. — Нигде не говорится, что нельзя.

Никто не произнес ни слова. Ранд подумал, что он вообще не в состоянии говорить; в голове настойчиво бились мысли, не оставляя места для речей. Должен вернуться. Должен вернуться. Чем дольше он глядел на Рог, тем быстрее и настойчивей кружились мысли. Должен. Должен.

Дрожащей рукой Мэт прижал Рог к губам.

Прозвучала чистая нота, золотая, прекрасная, как был красив сам золотой Рог. Деревья вокруг Мэта словно загудели в резонанс ей, как и земля под ногами, как зазвенело и небо над головой. Этот единственный долгий звук объял все и вся.

Из ниоткуда начал подниматься туман. В воздухе повисли первые полупрозрачные пряди, потом клубы погуще, накатили валы еще плотнее, и вскоре туман укрыл всю землю облачной периной.

Джефрам Борнхальд вскинулся в седле и застыл, когда трубный звук наполнил воздух, — такой приятный, что ему хотелось смеяться, такой печальный, что ему хотелось плакать. Он доносился словно отовсюду. Начал наплывать туман, поднимаясь буквально у него на глазах.

Было еще слишком рано, город еще слишком далек, но Борнхальд вытащил меч — стук ножен побежал по шеренге его полулегиона — и воззвал:

— Легион наступает рысью!

Теперь туман покрывал все, но Борнхальд знал: Фалме никуда не делся, он там, впереди. Лошади набрали шаг; он не видел их, но слышал.

Внезапно земля впереди с ревом взметнулась вверх, осыпав его камешками и комьями. В белой завесе справа от себя Борнхальд услышал еще рев, закричали люди, заржали лошади, потом то же самое — слева, и опять. Снова. Гром и крики, вязнущие в тумане.

— Легион атакует! — Лошадь рванулась вперед, когда Борнхальд вонзил ей шпоры в бока, и тотчас он услышал рев, когда легион — столько, сколько еще осталось в живых, — устремился следом.

Гром и вопли, окутанные белизной.

Последней мыслью Борнхальда было сожаление. Его сыну Дэйну не суждено узнать, как погиб отец. Байар не сможет рассказать о том, что случилось.

Больше Ранд не видел окружавшие их маленький отряд деревья. Мэт опустил Рог, в распахнутых глазах — благоговейный трепет, но трубный зов по-прежнему звенел в ушах Ранда. Клубящийся волнами, белыми, как самая лучшая отбеленная шерсть, туман скрыл все, но Ранд мог видеть. Он видел, но зрелище перед глазами было точно сумасшедшее. Фалме плыл где-то под ним, граница города обведена черной полосой шончанских войск, улицы его разрывали молнии. Фалме повис над головой. Белоплащники атаковали и гибли, под копытами их лошадей в огне отверзалась земля. В гавани по палубам высоких громоздких кораблей бегали люди, а на одном корабле, очень знакомом, ждали испуганные люди. Он даже узнал капитана в лицо. Байл Домон. Ранд сжал голову руками. Деревья исчезли, но он по-прежнему видел своих товарищей. Встревоженный Хурин. Бормочущий испуганный Мэт. Перрин с таким видом, будто понимает, что здесь к чему. Вокруг них бурлил туман.

Хурин ахнул.

— Лорд Ранд! — Но показывать ему было незачем.

По туманным валам, будто по склону горы, скакали на лошадях какие-то фигуры. Сначала большего не позволял увидеть плотный туман, но всадники медленно приближались, и теперь настал черед ахнуть Ранду. Он узнал их. Мужчины, причем не все в доспехах, и женщины. Их одежды и оружие принадлежали чуть ли не всем Эпохам, но Ранд узнал всех.

Рогош Орлиный Глаз, царственный человек с белыми волосами и столь пронзительно-острыми глазами, что сразу было ясно, чем заслужил он свое имя. Гайдал Кейн, смуглый мужчина, над широкими плечами виднеются рукояти двух его мечей. Золотоволосая Бергитте, с блестящим серебряным луком и колчаном, ощетинившимся серебряными стрелами. Он знал их лица, знал их имена. Но, глядя на каждое лицо, он слышал сотни имен, иные столь отличны, что он не воспринимал их как имена, хотя знал, что это именно имена. Майкл вместо Микел. Патрик вместо Пайдриг. Оскар вместо Отарин.

И Ранд узнал мужчину, который скакал во главе всадников. Рослый, крючконосый, с темными, глубоко посаженными глазами, на боку — прославленный меч Справедливость. Артур Ястребиное Крыло.

Мэт тяжело задышал, когда всадники осадили лошадей перед ним и его друзьями.

— Это?.. И это все вы?

Как заметил Ранд, всадников оказалось чуть более сотни, и он сообразил, что откуда-то знает: столько их и будет. Хурин замер с раскрытым ртом, вытаращив и без того круглые глаза.

— Потребна более чем смелость, дабы обязать мужчину служить Рогу. — Голос Артура Ястребиное Крыло был глубок и подчинял своей власти, голос, привыкший отдавать приказы.

— Или женщину, — резко сказала Бергитте.

— Или женщину, — согласился Ястребиное Крыло. — Лишь немногие связаны с Колесом, возникая вновь и вновь, дабы исполнить волю Колеса в Узоре Эпох. Ты мог бы сказать ему, Льюс Тэрин, ты не мог не вспомнить, раз облекся плотью. — Он смотрел на Ранда.

Ранд замотал головой, но не стал тратить понапрасну время на возражения.

— Явились захватчики, люди, которые называют себя Шончан и которые используют в битве закованных Айз Седай. Врагов нужно сбросить обратно в море. И... и есть девушка. Эгвейн ал'Вир. Послушница из Белой Башни. Шончан держат ее в плену. Вы должны помочь мне освободить ее.

К его изумлению, кое-кто из маленького войска за спиной Артура Ястребиное Крыло заулыбался, а Бергитте, проверявшая тетиву, рассмеялась:

— Вечно ты выбираешь женщин, от которых тебе хлопот полон рот, Льюс Тэрин.

Слова прозвучали с нежной иронией, словно между закадычными друзьями.

— Меня зовут Ранд ал'Тор, — огрызнулся он. — Вам надо торопиться. Времени не много.

— Времени? — произнесла, улыбаясь, Бергитте. — У нас все время мира.

Гайдал Кейн уронил поводья, правя конем коленями, и обеими руками вытащил мечи. Все в маленьком отряде героев обнажали свои мечи, доставали луки, готовили к бою копья и топоры.

Зеркальным блеском засияла в перчатках Артура Ястребиное Крыло Справедливость.

— В бесчисленных битвах сражался я с тобою рядом, Льюс Тэрин, и не меньше было битв, в коих противостоял я тебе. Колесо нас держит для своих целей, не для наших, — дабы служить Узору. Я знаю тебя, пусть ты и не знаешь себя. Ради тебя мы изгоним этих захватчиков. — Его боевой конь загарцевал и вздыбился, и он, нахмурясь, оглянулся вокруг. — Что-то тут не так. Что-то держит меня. — Вдруг он обратил пронзительные глаза на Ранда: — Ты — тут. У тебя есть знамя?

По рядам позади него побежал шепот.

— Да. — Ранд, обрывая ремешки, открыл седельную сумку и вытащил стяг Дракона. Он стек с рук и свесился до самых колен гнедого. Шепот среди героев стал громче.

— Узор оплетается удавками на наших шеях, — сказал Артур Ястребиное Крыло. — Ты — тут. Знамя — тут. Сплетение свершилось. Мы явились на зов Рога, но мы должны следовать за знаменем. И за Драконом.

Хурин издал слабый звук, словно у него перехватило горло.

— Чтоб мне сгореть, — прошептал Мэт. — Это правда... Чтоб мне сгореть!

Перрин помешкал мгновение, потом спрыгнул с лошади и широким шагом исчез в тумане. Раздался стук топора, и юноша вскоре вернулся, неся обрубок молодого деревца со срезанными ветвями.

— Дай его мне, Ранд, — сдержанно произнес он. — Если оно им нужно... Дай его мне.

Поспешно Ранд помог привязать знамя к древку. Перрин вновь сел в седло, держа древко в руке. Поток воздуха рябью прокатился по бледному полотнищу знамени, отчего змеевидный Дракон словно ожил, зашевелился. Ветер не затронул тяжелого тумана, только знамя.

— Останься здесь, — сказал Ранд Хурину. — Когда все кончится... Тут тебе ничего не угрожает.

Хурин вытащил свой короткий меч, сжимая оружие так, словно от короткого клинка будет толк при сшибке верхового с пешим.

— Прошу прощения, Лорд Ранд, но — нет. Я и десятой доли услышанного не понимаю... и увиденного. — Голос его упал до шепота, потом нюхач опять заговорил громко: — Но я прошел уже так много. Думаю, пройду и оставшийся путь.

Артур Ястребиное Крыло хлопнул нюхача по плечу:

— Иногда, друг мой. Колесо увеличивает наше число. Быть может, однажды ты окажешься среди нас. — Хурин приосанился, будто ему предложили корону. Ястребиное Крыло церемонно поклонился Ранду. — С вашего разрешения... Лорд Ранд. Трубач, не подаришь ли нам музыку Рога? Уместно, чтобы Рог Валир провожал нас в битву своей песней. Знаменщик, вперед!

Мэт вновь протрубил в Рог. Долгая высокая нота, и туман зазвенел этим кличем, а Перрин послал лошадь вперед. Ранд, вытащив меч со знаком цапли, поскакал между друзьями.

Он не видел ничего, кроме непроницаемых белых волн, но каким-то образом видел и то, что предстало его взору раньше. Фалме, где на улицах кто-то применял Силу, и гавань, и шончанское войско, и гибнущих Белоплащников, все — ниже его, все — висящее над ним, все точно такое же, как и было. Выглядело так, словно ни мгновения не минуло с того момента, как впервые протрубили в Рог, словно время остановилось, пока герои отвечали на зов, и теперь вот оно вновь начало отсчет.

В тумане эхом отзывались неистовые кличи, исторгаемые Мэтом из Рога, и дробь копыт — лошади ускоряли скачку. Ранд ворвался в дымку, гадая, знает ли сам, куда направляется. Облака уплотнялись, скрывая дальние фланги шеренги героев, галопом несущихся по обе стороны от него, все больше и больше затягивая их туманом, и скоро ему ясно видны были только Мэт, Перрин и Хурин. Нюхач, пригнувшись низко в седле, с широко раскрытыми глазами погонял свою лошадь. Мэт трубил в Рог и смеялся. Желтые глаза Перрина горели, позади него развевалось знамя Дракона. Потом они тоже исчезли, и Ранд, как казалось, скакал вперед один.

Но Ранд по-прежнему видел спутников, правда, теперь таким же образом, как он видел и Фалме, и Шончан. Навряд ли он сумел бы сказать, где они находятся или где очутился он сам. Юноша крепче сжал меч, глядя в клубящийся впереди туман. Он мчался один сквозь туман и каким-то образом понимал: все было так, как и должно было быть.

Вдруг перед ним в клубах тумана, широко раскинув руки, возник Ба'алзамон.

Рыжий вздыбился, сбрасывая Ранда с седла. Слетев с лошади, он отчаянно уцепился за меч. Но удара о землю не последовало. На самом деле, как подумал он с удивлением, во многом походило на то, будто он приземлился на... вообще ни на что. Какое-то мгновение он плыл сквозь туман, а в следующее — уже нет.

Когда Ранд поднялся на ноги, лошадь его исчезла, но Ба'алзамон по-прежнему был здесь и шагал к нему широким шагом, с длинным угольно-черным посохом в руках. Они были одни, только они и клубы тумана. Позади Ба'алзамона была тень. За ним не темнел туман; эта чернота уничтожала белый туман.

Ранд знал и о другом. Артур Ястребиное Крыло и другие герои встретили Шончан в густом тумане. Перрин, скачущий со знаменем, размахивает топором больше для того, чтобы не подпустить тех, кто решит достать его, чем стараясь поразить их. Мэт продолжает выдувать из Рога Валир громкие ноты. Хурин, покинувший седло, бьется коротким мечом и мечеломом, насколько хватает умения. Казалось, что массы Шончан в одной атаке сомнут их, одолеют числом, однако отступали именно ряды темных доспехов Шончан.

Ранд шагнул вперед, навстречу Ба'алзамону. Совсем не желая того, он обратился к пустоте, потянулся к Истинному Источнику, наполнил себя Единой Силой. Другого выхода не было. Скорей всего, против Темного у него нет никаких шансов, но, каковы бы ни были его шансы, заключались они в помощи Силы. Она пропитала его члены, словно наполнила все вокруг него, одежду, меч. Ранд чувствовал себя так, словно сияет подобно солнцу. Сила пронзала его, вызывая трепет; от нее его затошнило.

— Прочь с дороги! — проскрежетал Ранд. — Я тут не из-за тебя!

— Из-за девушки? — засмеялся Ба'алзамон. Рот его распахнулся огненным зевом. Ожоги почти зажили, от них осталось всего несколько розовых рубцов, уже начавших рассасываться. Красивый мужчина средних лет. Только вот рот и глаза... — Какой, Льюс Тэрин? На этот раз с тобой нет никого, кто тебе поможет. Ты — мой, иначе ты мертв. А в этом случае ты все равно мой!

— Лжец! — прорычал Ранд. Он ударил Ба'алзамона, но посох из обожженного дочерна дерева отклонил его клинок в россыпи искр. — Отец Лжи!

— Дурак! Разве те, другие глупцы, что ты призвал, не сказали тебе, кто ты такой? — Огни Ба'алзамонова лица взревели хохотом.

Ранда пронзило холодом. Солгали бы они? Я НЕ ХОЧУ быть Возрожденным Драконом. Он стиснул рукоять меча. «Рассечение Шелка»... Но Ба'алзамон отбивал каждый выпад; искры сыпались как будто из кузнечного горна или под молотом кузнеца.

— У меня есть дело в Фалме и никакого к тебе! К тебе — никогда, — сказал Ранд.

Я должен отвлечь его внимание, пока они не сумеют освободить Эгвейн. Тем же странным образом он продолжал видеть битву, кипевшую среди затянутых туманом тележных дворов и лошадиных загонов.

— Ты, жалкий, презренный червяк! Ты протрубил в Рог Валир. Теперь ты связан с ним. Ты полагаешь, эти черви из Белой Башни когда-нибудь освободят тебя? Теперь? Они наденут тебе на шею цепи столь тяжелые, что ты никогда не избавишься от них.

Ранд был так удивлен, что это удивление проникло внутрь пустоты. Он же не знает всего. Он не знает! Он был уверен, что удивление проявилось у него на лице. Чтобы скрыть свои чувства, он кинулся в атаку на Ба'алзамона. «Колибри Целует Медвяную Розу». «Луна на Воде». «Летящая Ласточка». Молния дугой проскочила между мечом и посохом. В тумане вспыхнули сияющие ливни. Однако Ба'алзамон отступил, глаза пылали беснующимися горнилами.

На грани сознания Ранд отметил, как Шончан откатываются на улицы Фалме, яростно отбиваясь. Дамани взрывали землю Единой Силой, но она не задевала ни Артура Ястребиное Крыло, ни других героев Рога.

— Хочешь остаться слизняком под камнем? — рявкнул Ба'алзамон. Тьма за ним заклубилась и вскипела. — Ты убиваешь себя, пока мы стоим тут. Сила бурлит в тебе. Выжигает тебя. Она убивает тебя! Один я во всем мире могу научить тебя управлять ею. Служи мне — и живи. Служи мне — или умри!

— Никогда! — Должен задержать его подольше. Быстрее, Ястребиное Крыло. Быстрее! Ранд опять бросился на Ба'алзамона. «Голубь Отправляется в Полет». «Падающий Лист».

На этот раз отступил Ранд. Смутно он видел, как Шончан отбили конюшни. Ранд удвоил усилия. «Зимородок Ловит Среброспинку». Шончан подались перед атакой, Артур Ястребиное Крыло и Перрин плечом к плечу в авангарде. «Вязка Снопов». Ба'алзамон отбил удар в фонтане, похожем на рой малиновых светляков, и Ранду пришлось отскочить прочь, чтобы посох не пробил ему голову; от ветерка у него зашевелились волосы. Шончан хлынули вперед. «Высечь Искру». Градом полетели искры, Ба'алзамон отпрыгнул от выпада, и Шончан выдавило на мощеные улицы.

Ранду захотелось взвыть в голос. Сейчас он понял, что две битвы связаны друг с другом. Когда наступает он, герои, призванные Рогом, теснят Шончан; когда отступает Ранд, одолевают шончанские войска.

— Они не спасут тебя, — сказал Ба'алзамон. — Те, кто могут спасти тебя, будут переправлены далеко на ту сторону Аритского Океана. Если тебе доведется когда-либо снова увидеть их, они будут закованными рабами, в ошейниках, и уничтожат тебя по воле своих новых хозяев.

Голос Ба'алзамона перекрыл мысли Ранда:

— У тебя есть лишь одно спасение. Ранд ал'Тор, Льюс Тэрин Убийца Родичей. Я — твое единственное спасение. Служи мне, и я отдам тебе мир. Вздумаешь сопротивляться, и я уничтожу тебя, как делал до этого столь раз! Но на этот раз я уничтожу тебя вплоть до самой твоей души, уничтожу тебя окончательно и навсегда...

Я опять победил. Льюс Тэрин. Мысль возникла вне пределов пустоты, но отстраниться от нее потребовало усилий — не думать о всех тех жизнях, где он слышал эти слова. Он двинул мечом, и Ба'алзамон изготовился, подняв посох.

Впервые до Ранда дошло, что Ба'алзамон действует так, словно клейменный цаплей клинок может физически чем-то грозить ему. Сталь не может причинить вреда Темному. Но Ба'алзамон опасливо следил за мечом. Ранд был един с мечом. Он чувствовал каждую его частицу, крохотные частички, в тысячу раз мельче, чем способен увидеть глаз. И он чувствовал, как наполняющая его Сила струится в меч, как она пронизывает замысловатые матрицы, впечатанные в основу клинка, сработанного Айз Седай во времена Троллоковых Войн.

И тогда Ранд услышал другой голос. Голос Лана. Приходит время, когда тебе необходимо что-то больше самой, жизни. Голос Ингтара. Право каждого человека выбрать, когда Вложить Меч в Ножны. Возник образ Эгвейн в ошейнике, влачащей жизнь дамани. Нити моей жизни под угрозой. Эгвейн. Если Ястребиное Крыло прорвется в Фалме, он ее спасет. Еще не осознав, он принял первую позицию «Цапли, Шагающей в Камышах», балансируя на одной ноге, меч высоко поднят. Ранд стоял открытый и беззащитный. Смерть легче перышка, долг тяжелее, чем гора.

Ба'алзамон уставился на Ранда:

— Глупец, чего ты скалишься как идиот? Ты не понимаешь, что я могу полностью уничтожить тебя?

Ранд почувствовал спокойствие — спокойствие превыше безмятежности пустоты.

— Я никогда не стану служить тебе, Отец Лжи. В тысяче жизней я никогда не служил. Я знаю это. Я уверен в этом. Давай! Пора умирать.

Глаза Ба'алзамона расширились; на миг они полыхнули пламенниками, от жара которого пот выступил на лице у Ранда. Тьма позади Ба'алзамона забурлила, обтекая его фигуру, и лицо у него стало суровым и безжалостным.

— Тогда умри, червь!

И, как копьем, ударил посохом.

Ранд закричал, почувствовав, как посох пробил бок, обжигая раскаленной добела кочергой. Пустота задрожала, но он из последних сил удержал ее и вонзил клейменный цаплей клинок в сердце Ба'алзамону. Ба'алзамон завопил, и позади него возопила тьма. Мир взорвался огнем.