Глава 42
ФАЛМЕ

Найнив втолкнула Илэйн спиной вперед в узенький переулок между лавкой торговца тканями и гончарной мастерской, когда мимо, направляясь по мощенной булыжником улице в сторону гавани Фалме, прошла пара женщин, соединенных серебристым шнуром. Найнив не рискнула подпустить эту парочку поближе. Перед ними народ на улице расступался еще быстрее, чем перед шончанскими солдатами или перед редким паланкином, которые теперь, когда дни стали холоднее, были плотно занавешены. Даже уличные художники не приставали к этим женщинам с предложениями нарисовать их цветными мелками или карандашом, хотя всем прочим они надоедали. Найнив, поджав губы, следила, как через толпу идут сул'дам и дамани. Даже после нескольких недель, проведенных в городе, вид их вызывал у Найнив тошноту. Теперь, наверное, на душе у нее становилось даже еще хуже. Она не в силах была думать о том, чтобы учинить такое с любой женщиной, даже с Морейн или с Лиандрин.

Ну, допустим, с Лиандрин — пусть ее, мрачно согласилась она. Иногда по ночам в тесной вонючей комнатушке, снятой подругами над рыбной лавкой, она придумывала, что сделает с Лиандрин, когда доберется до нее. Расправиться с Лиандрин хотелось больше, чем с Сюрот. Не раз Найнив поражалась собственной жестокости, в то же время радуясь своей изобретательности.

По-прежнему стараясь не упускать парочку из виду, она скользнула взглядом по костлявому мужчине, проходившему невдалеке по улице, и тут сутолока толпы скрыла его с глаз. Найнив запомнился лишь большой нос на узком лице. Поверх своих одежд на нем было богатое облачение из бархата бронзового цвета, шончанского покроя, но ей показалось, что он не из Шончан, хотя его и сопровождал по пятам слуга, причем слуга высокого ранга, судя по выбритому виску. Местный люд шончанских одежд не нашивал, тем более таких. Похож с виду на Подана Фейна, недоверчиво подумала она. Быть не может! Не здесь!

— Найнив, — тихо произнесла Илэйн, — может, мы пойдем? Тот парень, торгующий яблоками, смотрит на свой прилавок так, словно думает, что пару мгновений назад у него яблок было больше, и мне не хочется, чтобы он начал гадать, что у меня в карманах.

Они обе носили длинные дубленки мехом наружу, с вышитыми на груди ярко-красными спиралями. Это была деревенская одежда, но в Фалме она оказалась вполне подходящей: в город стеклось много народу с окрестных ферм и деревень. Среди стольких чужаков Найнив с Илэйн сумели затеряться и остаться незамеченными. Косу свою Найнив расплела, а золотое кольцо, змей, пожирающий собственный хвост, приютилось у нее под платьем на кожаном шнурке вокруг шеи, возле тяжелого кольца Лана.

Объемистые карманы дубленки Илэйн подозрительно оттопыривались.

— Ты стянула эти яблоки? — прошипела Найнив, уволакивая Илэйн поглубже в уличную толпу. — Илэйн, нам нельзя воровать. По крайней мере, пока еще.

— Да? А много ли денег у нас осталось? В последние несколько дней, когда пора обедать или ужинать, ты слишком часто «не голодна»!

— Ну, я не голодна, — проворчала сердито Найнив, стараясь не обращать внимания на пустоту в животе. Все стоило существенно дороже, чем она предполагала; не раз доводилось слышать сетования местных жителей на то, как подскочили цены с тех пор, как появились Шончан. — Дай-ка мне одно.

Яблоко, которое Илэйн выудила из своего кармана, было маленькое и твердое, но с восхитительной сладостью хрустнуло, когда Найнив вонзила в него зубы. Она слизнула сок с губ.

— Как ты сумела... — Найнив дернула Илэйн за рукав, останавливая девушку, и впилась взглядом ей в лицо. — Неужели ты?.. Ты?.. — Она и помыслить не смела произнести это слово в многолюдной толчее, но Илэйн все поняла.

— Совсем чуть-чуть. Я сделала так, чтобы горка старых побитых дынь раскатилась, а когда он стал укладывать их обратно... — Под взглядом Найнив она даже виду не подала, что ей стыдно, даже смущения не напустила. Беззаботно откусывая яблоко, девушка пожала плечиками. — Не нужно на меня волком глядеть. Я тщательно осмотрелась, и рядом не было ни одной дамани, это точно. — Илэйн фыркнула. — Если бы меня в плену держали, я бы не стала помогать тем, кто меня захватил, и искать других женщин, чтобы и их тоже поработили. Вот только, глядя на поведение этих фалмийцев, скажешь, будто они всю жизнь были слугами тем, кто, вообще-то говоря, должен быть их заклятыми врагами. — Девушка посмотрела вокруг с нескрываемым подозрением и явным вызовом, на торопливо идущих мимо людей. Не представляло труда проследить путь любого из Шончан, даже простых солдат, даже издали, по ряби сопровождавших их поклонов. — Им бы сопротивляться. Им бы сражаться с ними.

— Как? Против... такого.

Как и все остальные, подруги отступили к домам, когда приблизился патруль Шончан, поднимавшийся по улице со стороны гавани. Найнив скрепя сердце согнулась в поклоне, ладони на коленях, придав лицу превосходную безучастность; Илэйн замешкалась и поклонилась, скривив губы от отвращения.

Патруль насчитывал двадцать облаченных в доспехи мужчин и женщин. Они ехали верхом на лошадях, чему Найнив была рада. Ей все еще в новинку было видеть людей, разъезжающих на тварях, что смахивали на бесхвостых кошек с бронзовой чешуей, а от всадника, оседлавшего одну из тех летающих бестий, ей становилось совсем дурно, и Найнив радовало, что летучих тварюг у Шончан очень немного. Тем не менее рядом с патрульными рысили два других создания, похожих на бескрылых птиц, с шершавой кожистой шкурой. Их острые клювы качались над брусчаткой выше кованых шлемов солдат, которые вели их на поводках. Длинные мускулистые ноги с заметными сухожилиями наводили на предположение, что эти «птицы» бегают быстрее всякой лошади.

Шончан проскакали мимо, и Найнив медленно выпрямилась. Кое-кто из кланявшихся патрульным едва не кинулся наутек: при виде шончанских чудовищ не по себе становилось всем, не считая, разумеется, самих Шончан.

— Илэйн, — тихо произнесла Найнив, когда подруги продолжили идти вверх по улице, — если нас поймают, то клянусь: перед тем как они нас убьют или что они там решат сделать, я на коленях упрошу их разрешить мне выпороть тебя от макушки до пят самой толстой розгой, какую отыщу! Если до сих пор тебе не удалось научиться осторожности, верно, пора подумать о том, чтобы отослать тебя обратно в Тар Валон, или в Кэймлин, домой, или куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда!

— Я-то осторожная. По крайней мере я проверила, чтобы рядом не было дамани. А ты? Я заметила, как ты направляла, а одна из них торчала на виду.

— Я убедилась, что они на меня не смотрят, — проворчала Найнив. Чтобы справиться с гневом, обуревавшим ее при виде женщин, будто звери посаженных на цепь, ей пришлось всю свою ярость скатать в комок. — И я сделала это всего лишь раз. И это была всего-навсего струйка.

— Струйка? Мы три дня просидели, прячась в нашей комнате и дыша рыбой, пока они обшаривали город, разыскивая того, кто это сделал! И это ты называешь быть осторожной?

— Я хотела узнать, как разомкнуть эти ошейники. — Она думала, что есть такой способ. Ей нужно проверить хотя бы еще один ошейник, и тогда все будет ясно, но на это она не надеялась. Как и Илэйн, Найнив полагала, что все дамани, должно быть, пленницы, ждущие случая бежать, но тревогу подняла именно женщина с ошейником.

Мимо прошел мужчина, толкая перед собой громыхающую по булыжной мостовой тележку и зычным голосом предлагая точить ножи-ножницы.

— Как-то они должны бороться, — пробурчала Илэйн. — Они ведут себя так, словно не видят ничего, что творится вокруг них, если в этом замешаны Шончан.

Найнив лишь вздохнула. Ничего не поделаешь, даже если сама она думает, что Илэйн права, пусть и отчасти. На первых порах Найнив полагала, что у кого-то из фалмийцев эта покорность, вероятно, притворство, но она не обнаружила никаких признаков борьбы. Поначалу Найнив искала, надеялась на помощь в освобождении Эгвейн и Мин, но при малейшем намеке о выступлении против Шончан все пугались до смерти, и она прекратила расспросы, пока не привлекла к себе ненужного внимания. По правде говоря, она так и не сумела придумать, как можно бороться с захватчиками. Чудовища и Айз Седай. Как сражаться-то с чудовищами и с Айз Седай?

Впереди виднелись пять высоких каменных домов, из самых больших в городе, вместе они занимали квартал. Не доходя до них одной улицы, возле мастерской портного Найнив обнаружила переулок, откуда можно было держать под наблюдением по крайней мере несколько входов-выходов этих высоких домов. Сразу за всеми дверями не уследишь — она не хотела рисковать и отпускать Илэйн от себя, чтобы девушка присматривала за другими, — но ближе подходить неразумно. На следующей улице над крышами реял на ветру стяг с золотым ястребом — штандарт Верховного Лорда Турака.

В эти дома входили и выходили одни женщины, и большинство из них были сул'дам, они шли поодиночке или с дамани на поводке. Шончан отвели эти здания для жительства дамани. Там где-то Эгвейн и скорей всего Мин; до сих пор они не нашли никаких следов Мин, хотя вполне вероятно она, как и они, пряталась в толпах беженцев. Найнив вдоволь наслушалась рассказов о женщинах и девушках, схваченных на улицах или уведенных из деревень; всех приводили в эти дома, и если их видели снова, то уже с ошейниками.

Усевшись на ящик возле Илэйн, она запустила руку в карман ее дубленки за пригоршней мелких яблок. Тут на улицах народу было поменьше. Всякому известно, что это за дома, и все сторонились их, как и конюшен, где Шончан держали своих зверей. Через просветы между прохожими совсем нетрудно оказалось следить за дверьми. Просто две женщины присели перекусить; просто еще два человека, кому не по средствам пообедать в трактире. По ним лишь скользнешь взглядом и идешь своей дорогой — ничего особенного в них нет.

Механически жуя, Найнив в который раз пыталась придумать план. Ну узнает она, как отомкнуть ошейник, — если сумеет, ну и что? Мало от этого знания проку, если она не сможет связаться с Эгвейн.

Больше яблоки сладкими не казались.

Из узенького оконца своей крохотной комнатушки под самой крышей — этаж был разгорожен на каморки неоштукатуренными стенами, — Эгвейн видела двор, где под надзором сул'дам гуляли дамани. Раньше здесь было несколько садиков, потом, когда Шончан заняли большие дома и отвели их под содержание дамани, они снесли разделявшие садики стены. Деревья, все как одно, стояли облетевшие, но дамани все равно выводили на свежий воздух, хотят они того или нет. Эгвейн глядела в сад, потому что там, внизу, была Ринна, она разговаривала с другой сул'дам. Пока Эгвейн видит Ринну, та не войдет незаметно и не застанет ее врасплох.

Могла появиться и какая-нибудь другая сул'дам — сул'дам было намного больше, чем дамани, и каждая с нетерпением ждала своей очереди надеть браслет. Они называли это стать совершенной. Но ее обучением по-прежнему руководила Ринна, и именно Ринна четыре раза из пяти носила ее браслет. Если кто-то придет, то ничто не воспрепятствует войти. На дверях в клетушки дамани и в помине не было никаких замков и запоров. Скудную обстановку комнаты Эгвейн составляли жесткая узкая кровать, умывальник со щербатым кувшином и тазиком, один стул и маленький столик, а для большего и места не было. Дамани не нужны ни уют, ни уединение, ни личные вещи. Дамани сами были вещью. У Мин была похожая на эту комнатушка в другом доме, но Мин могла приходить и уходить когда хочется или почти всегда, когда хочется. Шончан были большими сторонниками всяких условностей; правил для всех и каждого у них оказалось больше, чем устанавливала для послушниц Белая Башня.

Эгвейн отступила подальше от окошка. Она не хотела, чтобы какая-нибудь из женщин, подняв глаза, увидела бы свечение, что, она знала, окружало ее, — девушка направляла Единую Силу, аккуратно ощупывая свой ошейник и приходя в отчаяние от тщетности усилий. Ей даже не удалось определить, сплетена эта лента или сделана из звеньев, — порой она казалась таковой, порой иначе, — но все время она казалась цельной. Всего крошечная струйка Силы, всего лишь капелька, которую она смогла представить, но это действие заставило сжаться желудок, и ее прошиб пот. Таково было одно из свойств ай'дам: если дамани пыталась направлять без сул'дам, которая носила бы ее браслет, ей становилось плохо, и чем больше Силы она направляла, тем хуже приходилось. Стоило попытаться зажечь свечу, стоящую в двух шагах от нее, и Эгвейн стошнило бы. Однажды Ринна приказала пожонглировать крохотными светящимися шариками, а браслет положила на стол. При воспоминании о том Эгвейн содрогалась.

Теперь серебристый шнур привязи змеей протянулся по голому полу, потом вверх по некрашеной деревянной стене к браслету, висящему на колышке. При виде висящего перед глазами браслета Эгвейн в ярости стиснула челюсти. Собака на привязи, оставленная так без присмотра, могла бы удрать. Если же дамани сдвинет браслет на фут от того места, где к нему в последний раз прикасалась сул'дам... Ринна заставила Эгвейн проделать и это тоже — заставила ее пронести браслет через комнату. Или же попытаться это сделать. Эгвейн была уверена: прошло несколько мгновений перед тем, как сул'дам плотно защелкнула браслет на своем запястье, но для Эгвейн вопли и судороги, когда она корчилась на полу, продолжались часы.

Кто-то постучал в дверь, Эгвейн дернулась, потом лишь сообразив, что вряд ли это сул'дам. Никто из них не стал бы стучаться. Девушка отпустила саидар — все равно нужно; определенно она начала чувствовать себя нехорошо.

— Мин?

— Вот и я, раз в неделю в гости, — объявила Мин, проскользнув через порог и затворив дверь. Оживление ее было немного напускным, но она всегда стремилась как-то по возможности подбодрить Эгвейн. — Как тебе нравится это?

Она покрутилась немного, демонстрируя свое шерстяное темно-зеленое платье шончанского покроя. С локтя свисал плотный плащ под стать платью. Темные волосы были даже перехвачены зеленой лентой, хотя длины их едва для этого хватало. Правда, нож по-прежнему висел в ножнах на поясе у Мин. Эгвейн удивилась, когда впервые увидела Мин с ним, но, как видно, Шончан доверяли всем. Пока те не нарушают правил.

— Мило, — осторожно сказала Эгвейн. — Но почему?

— Я не переметнулась к врагу, если ты об этом подумала. Либо так, либо искать пристанище вне города и, может, лишиться возможности навещать тебя. — Она собралась было сесть на стул верхом, будто была в штанах, потом мотнула головой, развернула стул и села. — «У каждого свое место в Узоре, — передразнила Мин, — и место каждого должно быть сразу видно». Та старая карга Мулаен устала не понимать с первого взгляда, каково мое место, и решила, что по рангу я среди прислуги. Она поставила меня перед выбором. Тебе стоит взглянуть на некоторые наряды, что носят шончанские девушки, те, что прислуживают лордам. Могло бы быть занятно, но не раньше, чем я буду обручена или, что еще лучше, замужем. Ну ладно, обратной дороги нет. Во всяком случае, пока. Мои куртку и штаны Мулаен сожгла. — Гримасой показав, что она об этом думает, Мин взяла камешек из кучки на столе и принялась перебрасывать его с ладони на ладонь. — Не так уж и плохо, — со смехом заключила она, — не считая того, что я так давно не носила юбок и теперь в них путаюсь.

Эгвейн тоже заставили смотреть, как сжигают ее одежду, в том числе и то красивое платье из зеленого шелка. Она даже обрадовалась, что не взяла с собой больше нарядов из тех, что ей подарила Леди Амалиса, пусть даже ей никогда, может, не доведется увидеть их вновь, как и Тар Валон. Теперь она носила такое же, что и у всех дамани, темно-серое одеяние. У дамани нет своих вещей, объяснили ей. Платье, что носит дамани, пища, что она ест, кровать, где она спит, — все они дар ее сул'дам. Если сул'дам решит, что вместо кровати дамани будет спать на полу или в конюшне, в стойле, это исключительно на усмотрение сул'дам. Мулаен, ведавшая общежитием дамани, имела монотонно-гнусавый голос, но горе той дамани, которая не запомнила каждое слово ее нудных нотаций.

— Не думаю, что для меня когда-нибудь откроется обратная дорога, — сказала, вздыхая, Эгвейн и упала на кровать. Жестом указала на лежащие на столе камешки. — Вчера Ринна устроила мне проверку. Я с завязанными глазами выбирала кусочек железной руды и медной руды всякий раз, как она перемешивала камешки. Она оставила их тут в напоминание о моем успехе. Верно, она считает, что это вроде поощрения, этакое напоминание.

— Кажется, это не хуже остального — совсем не так плохо, как заставлять вещи взрываться, как фейерверки... А соврать ты не можешь? Сказала бы, что не знаешь, какой из них какой?

— Ты все еще не понимаешь, на что это похоже. — Эгвейн подергала ошейник. От попыток разорвать его толку было столько же, как и от направления Силы. — Когда этот браслет на руке Ринны, ей известно все, что я делаю с Силой и чего не делаю. Иногда кажется даже, что известно, когда браслета на ней нету; она говорит, со временем у сул'дам развивается... сродство, как она выражается. — Эгвейн вздохнула. — Раньше ни у кого и в мыслях не было проверять меня с этим. Земля — одна из Пяти Сил, что сильнее всего в мужчинах. Когда я повыбирала эти камешки, она вывела меня за город, и я сумела указать точно на заброшенный железный рудник. Там все заросло и ничего не было видно, но не знаю как, но почувствовала в земле железную руду. Ее там мало, за сотню лет рудник истощился, но я знала, она там есть. Я бы не смогла ей соврать. Мин. Она узнала, что я почувствовала шахту, узнала в то же мгновение. Она так обрадовалась и пообещала мне к ужину пудинг. — Девушка почувствовала, что щеки у нее горят, как от гнева, так и от смущения. — Видимо, — с горечью заметила она, — теперь я слишком ценна, чтобы попусту взрывать всякие вещи. Это под силу любой дамани, а отыскивать в земле руды могут немногие. Свет, я ненавижу, когда взрываю что-нибудь, но как мне хочется, чтобы я могла только это!

Румянец на щеках стал гуще. Она ненавидела раскалывать деревья в щепки и взрывать землю; все подобное предназначалось для битвы, для убийства, а она не хотела иметь с этим ничего общего. Однако все, что позволяли ей делать Шончан, давало ей еще возможность коснуться саидар, опять почувствовать текущую через нее Силу. Эгвейн ненавидела то, что заставляли ее делать Ринна и другие сул'дам, но была уверена, что теперь ей под силу управлять намного большим потоком Силы, чем перед уходом из Тар Валона. Она точно знала, что способна с ее помощью на такое, что ни одна сестра в Башне и в мыслях не предполагала; им и в голову не приходило раскалывать землю, чтобы убивать людей.

— Может, тебе больше не придется ни о чем таком беспокоиться, — сказала, улыбаясь. Мин. — Я нашла нам корабль, Эгвейн. Капитана здесь задержали Шончан, и он готов поднять паруса, получив разрешение отплыть. Или даже не получив его.

— Мин, если он тебя возьмет, плыви с ним, — бесцветным голосом сказала Эгвейн. — Говорю тебе, теперь я очень ценная вещь. Ринна говорит, через несколько дней они отправляют в Шончан корабль. Только для того, чтобы увезти меня.

Ухмылка Мин пропала, и девушки долго смотрели друг на друга. Вдруг Мин кинула камешек в общую кучку. Камешки рассыпались по столу.

— Должен же быть способ выбраться отсюда. Должен быть способ избавиться от этой проклятой штуковины у тебя на шее!

Эгвейн откинулась назад, опершись затылком о стену.

— Ты же знаешь, Шончан собрали всех женщин, каких сумели отыскать, которые хоть чуточку способны направлять. Их свезли отовсюду, не только из Фалме, но и из рыбачьих деревень, из городов и ферм в глубине страны. Тарабонки и доманийки, пассажирки с остановленных Шончан судов. Среди них есть две Айз Седай.

— Айз Седай! — воскликнула Мин. По привычке она огляделась, проверяя, не услышал ли кто из Шончан, что она произнесла эти слова. — Эгвейн, если тут есть Айз Седай, они помогут нам! Дай я поговорю с ними, и...

— Мин, они себе-то помочь не в силах! С одной я говорила — ее зовут Рима. Сул'дам зовут ее не так, но это ее имя. Рима хотела, чтобы я его не забыла. Она-то сказала мне, что есть и вторая. Она говорила, то и дело заливаясь слезами. Она — Айз Седай, и она плачет. Мин! На шее у нее ошейник, они заставляют ее отзываться на кличку Пура, и она ничего не может сделать, не больше моего. Ее захватили, когда пал Фалме. Она плачет, потому что вот-вот сдастся, прекратит этому сопротивляться, потому что не выдержит, чтобы ее все время наказывали. Она плачет, потому что хочет лишить себя жизни и не в силах даже это сделать без разрешения. Свет, как я ее понимаю!

Мин встревоженно зашевелилась, разглаживая платье неожиданно задрожавшими руками.

— Эгвейн, ты же не надумала... Эгвейн, и думать не смей о том, чтобы с собой что-нибудь сделать! Как-нибудь я тебя вызволю. Обязательно!

— Себя убивать я не собираюсь, — сухо сказала Эгвейн. — Даже если бы и могла. Дай мне твой нож. Давай, давай. Я не порежусь. Просто протяни его мне.

Мин помедлила, потом не спеша вытащила нож из ножен у себя на поясе. Осторожно протянула Эгвейн, готовая вскочить, если та чего-нибудь отчудит.

Эгвейн глубоко вздохнула и протянула руку к рукояти. Легкая дрожь пробежала по мускулам предплечья. Когда ладонь приблизилась к ножу на фут, судорогой вдруг свело пальцы. Глядя неподвижным взором вперед, девушка пыталась всеми силами придвинуть руку ближе. Судороги охватили всю руку, в узлы заплетая мышцы плеча. Со стоном Эгвейн откинулась на спину, растирая руку и сосредоточивая все мысли на одном: не трогать нож. Мало-помалу боль начала ослабевать.

Мин не веря, смотрела на подругу.

— Что?.. Я ничего не понимаю.

— Дамани не позволено прикасаться к оружию. — Она подвигала рукой, ощущая, как отступает напряжение. — Нам даже мясо мелко режут. Я не хочу с собой ничего сделать, но даже если б хотела, то не смогла. Ни одну дамани никогда не оставляют одну там, где она может спрыгнуть с высоты, — это окно заколочено гвоздями, — или броситься в реку.

— Ну, это хорошо. То есть я... Ой, не знаю, что я несу. Если ты прыгнешь в реку, то можешь убежать.

Эгвейн мрачно продолжала, словно подруга ничего не говорила:

— Они дрессируют меня, Мин. Сул'дам и ай'дам дрессируют меня. Мне не удастся коснуться ничего, что я бы сочла за оружие. Несколько недель назад я раздумывала, не ударить ли мне Ринну по голове тем кувшином, и три дня я воды налить для умывания не могла. Подумав так о кувшине, мне пришлось не только перестать думать о том, чтобы ее им ударить, мне понадобилось убедить себя, что я никогда, ни при каких обстоятельствах, не ударю ее этим кувшином, только после этого я до него смогла дотронуться. Ринна поняла, что случилось, и объяснила мне, что надо делать. Она не позволяла нигде умываться, кроме как в этом тазике и с этим кувшином. Тебе повезло, все случилось между твоими приходами. Ринна позаботилась, чтобы эти дни я была мокрой от пота — с того момента, как проснусь, и до того времени, как засыпала, до предела измотанная. Я пыталась им сопротивляться, но они дрессируют меня — так же, как дрессируют Пуру. — Эгвейн прижала ладонь к губам, застонав сквозь зубы. — Ее зовут Рима! Я должна помнить ее имя, а не ту кличку, что они ей дали. Она — Рима, и она из Желтой Айя, и она сопротивляется им так долго и так упорно, как может. Не ее вина, что для дальнейшей борьбы у нее не осталось сил. Жаль, я не знаю, кто та другая сестра, о которой говорила Рима. Хотела бы я узнать ее имя. Запомни оба наших имени, Мин. Рима, из Желтой Айя, и Эгвейн ал'Вир. Не Эгвейн дамани, нет — Эгвейн ал'Вир из Эмондова Луга! Запомнишь?

— Прекрати! — оборвала ее Мин. — Прекрати это сей же миг! Если тебя повезут на корабле в Шончан, я буду рядом с тобой. Но не думаю, что обернется так. Ты же знаешь, я читала по тебе, Эгвейн. Большая часть мне непонятна — почти никогда мне не понять, — но я видела то, что, уверена, связывает тебя с Рандом, с Перрином и с Мэтом и... да, даже с Галадом, да поможет Свет такой дуре! Как что-нибудь такое случится, если Шончан увезут тебя за океан?

— Может, они весь мир завоюют, Мин. Если они захватят весь мир, что помешает Ранду и Галаду кончить дни в Шончан?

— Ты тупоголовая дура!

— Я исхожу из реальности, — отрезала Эгвейн. — Пока дышу, я не откажусь от борьбы, но для меня нет никакой надежды, что когда-нибудь я избавлюсь от ай'дама на своей шее. Также я не надеюсь, что кто-то остановит Шончан. Мин, если тот капитан возьмет тебя на корабль, уходи с ним. Тогда хотя бы одна из нас будет на свободе.

Дверь распахнулась, через порог шагнула Ринна.

Эгвейн вскочила на ноги и резко согнулась в поклоне, как и Мин. В крохотной комнатушке после этого сразу стало тесно, но Шончан ставили правила этикета выше удобств.

— День гостей, да? — сказала Ринна. — Я и забыла. Что ж, обучению найдется время и в день, когда приходят гости.

Эгвейн пристально смотрела за тем, как сул'дам снимает браслет с крючка, открывает его и застегивает вновь на своем запястье. Девушка не сумела разглядеть, как это делается. Если б можно было прощупать Единой Силой, то она раскрыла бы секрет, но о такой попытке Ринна немедленно узнает. Едва браслет сомкнулся на запястье Ринны, как на лице сул'дам появилось выражение, от которого сердце у Эгвейн упало.

— Ты направляла. — Голос Ринны был обманчиво мягок; в глазах горели гневные искорки. — Тебе известно, это разрешено только когда мы дополнены. — Эгвейн облизнула губы. — Верно, я была чрезмерно снисходительна к тебе. Верно, ты считаешь, что раз теперь стала ценной, то тебе разрешено злоупотреблять свободой. Думаю, я допустила ошибку, позволив тебе оставить прежнее имя. В детстве у меня была кошечка по кличке Тули. Отныне твое имя — Тули. Можешь идти, Мин. Твой визит к Тули кончен.

Мин помедлила лишь для того, чтобы перед уходом бросить на Эгвейн страдальческий взгляд. Что бы Мин ни сказала и ни сделала, могло быть только хуже, но Эгвейн не удержалась от тоскливого взгляда на дверь, когда та закрылась за ее подругой.

Ринна уселась на стул, пасмурно глядя на Эгвейн.

— За этот проступок я обязана сурово наказать тебя. Нас обеих призовут ко Двору Девяти Лун — тебя за то, что ты можешь делать, а меня как твою сул'дам и инструктора, и я не позволю тебе опозорить меня перед глазами Императрицы. Я остановлюсь, когда ты скажешь мне, как безгранично нравится тебе быть дамани и какой послушной после этого будешь. И еще, Тули! Скажи это так, чтобы я поверила каждому твоему слову.