Глава 10
ОХОТА НАЧАЛАСЬ

Для начала Ингтар повел отряд скорым шагом. Ранд даже немного забеспокоился о лошадях. Животные могли часами идти рысью, но впереди еще целый день, а сколько таких дней еще предстоит? Судя по лицу Ингтара, тот намерен был настичь похитителей Рога в первый же день, в первый же час. Чему Ранд, припомня голос, которым шайнарец давал клятву перед Престолом Амерлин, ничуть не удивлялся. Тем не менее рта он не раскрывал. Здесь командовал Лорд Иигтар; как бы ни был он по-дружески расположен к Ранду, вряд ли он оценит советы пастуха.

На шаг позади Ингтара скакал Хурин, но отряд на юг вел именно нюхач, он показывал дорогу Ингтару. Вокруг лежали холмы, поросшие лесом — тесно стоящими елями, болотными миртами, дубами, — но путь, избранный Хурином, вел прямо, как стрела, отклоняясь лишь изредка, огибая холмы, объехать которые гораздо быстрее, чем преодолевать в лоб. Знамя Серой Совы трепетало на ветру.

Ранд решил скакать рядом с Мэтом и Перрином, но когда он чуть придержал лошадь, отставая, и поравнялся с ними, Мэт подтолкнул Перрина локтем, и тот неохотно погнал коня галопом к голове колонны за Мэтом. Заметив себе, что нет никакого интереса скакать в хвосте, Ранд вернулся на место впереди. Его друзья незамедлительно отстали, причем Мэт опять потянул за собой Перрина.

Чтоб им сгореть! Я ж просто хочу извиниться. Ранд чувствовал себя ужасно одиноким. Ничего не попишешь, он знал: в случившемся всецело его вина.

На верхушке одного холма Уно спешился и принялся осматривать взрытую копытами почву. Он потыкал носком сапога в катыши лошадиного помета и проворчал:

— Проклятье, скачут очень быстро, милорд. — Голос у него был резок и громок, он будто кричал, когда просто говорил. — Мы не нагнали их даже на час. Чтоб я сгорел, мы даже отстали на растреклятый час. Так они до смерти загонят своих лошадей. — Он указал пальцем на отпечаток копыта: — А вот это никакая не лошадь. Проклятый троллок. Какие-то растреклятые козлиные ноги вон там.

— Мы их нагоним, — сурово заявил Ингтар.

— А наши лошади, милорд? Что проку вогнать их в проклятую землю и не настичь этих злодеев, милорд? Даже если они уморят своих лошадей, проклятые троллоки способны бежать дольше лошадей.

— Мы их нагоним. В седло, Уно.

Уно посмотрел на Ранда единственным глазом, пожал плечами и сел в седло. Ингтар рысью повел отряд по дальнему склону, к подножию, а потом — галопом к следующему холму.

Почему он так смотрел на меня? — терялся в догадках Ранд. Уно был из тех, кто никогда не выказывал особого дружелюбия к Ранду. Это была не явная неприязнь Масимы; Уно ни с кем не дружил, не считая двух-трех ветеранов, таких же поседевших в сражениях, как и он. Наверняка он-то не верит сказочке, что я — лорд.

Уно тем временем изучал лежащую впереди местность, но, заметив, что на него смотрит Ранд, ответил юноше таким же пристальным взглядом и не сказал ни слова. Это ничего не значило. Он и Ингтару мог смотреть прямо в глаза. Таков был Уно.

Путь, выбранный Приспешниками Темного — И кто они там, гадал Ранд; Хурин все ворчал о «чем-то куда худшем», — теми, кто похитил Рог, никогда не пролегал вблизи деревень. То с одной вершины холма, то с другой, в миле или больше, Ранд замечал деревни, но ни одна не была настолько близко, чтобы различить людей на улицах. Или настолько близко, чтобы люди там увидели направляющийся к югу отряд. На гребнях и склонах холмов, в долинах встречались и фермы — дома с низкими стрехами, высокие сараи, курящиеся дымоходы, — но никогда настолько близко, чтобы фермер заметил тех, за кем гнался отряд.

В конце концов Ингтару пришлось признать, что лошади не выдержат взятого ими темпа движения. До ушей Ранда донеслись сказанные вполголоса, сквозь зубы, проклятия, Ингтар в досаде ударил по бедру кулаком в латной рукавице, но в итоге отдал приказ всем спешиться. Они бежали, ведя лошадей в поводу, вверх по холму и вниз где-то с милю, потом сели верхом и опять поскакали. Затем они опять спешивались и бежали. Бежали с милю, потом скакали верхом с милю. Бежали, потом верхом.

Ранд удивился, увидев, что Лойал, когда все спешились и тащились по холму, ухмыляется. Когда они с ним впервые встретились, огир испытывал неловкость при езде верхом и вообще побаивался лошадей, больше полагаясь на свои ноги, но Ранду представлялось, что огир давным-давно забыл о своих опасениях.

— Ты любишь бегать, Ранд? — засмеялся Лойал. — Мне нравится. В Стеддинге Шангтай я был самым быстрым. Как-то раз я лошадь обогнал.

Ранд лишь головой покачал. Он не хотел сбивать дыхание разговорами. Он оглянулся на Мэта и Перрина, но они были сзади, их заслоняло слишком много людей. Ранд задумался, а каково шайнарцам в этих доспехах? Ни один из них не замедлил бега и ни единым словом не выразил недовольства. Уно словно и не вспотел — такой у него был вид, а знамя Серой Совы ни разу не качнулось в руках знаменосца.

Отряд двигался в быстром темпе, но начали сгущаться сумерки, а от тех, кого они преследовали, не было ни слуху ни духу — одна полоса следов. Наконец, с явным нежеланием, Ингтар объявил в лесу привал и приказал разбить на ночь лагерь. Шайнарцы стали разжигать костры и устанавливать коновязи, со спокойной экономностью движений, наработанной долгим опытом. Ингтар выставил на первую смену шесть часовых, по парам.

Первым делом Ранд отыскал в плетеных коробах, снятых с вьючных лошадей, свой узел. Найти его оказалось несложно — среди припасов личных свертков было не много, — но, развязав свой, он издал громкий крик, от которого все солдаты в лагере замерли наготове с мечами в руках.

Подбежал Ингтар:

— Что такое? Мир, кто-то прорвался? Я не слышал часовых.

— Эти куртки, — прорычал Ранд, по-прежнему уставясь в разворошенный узел. Одна куртка — черная, украшенная серебряной канителью, другая — белая, вышитая золотом. На воротниках обеих — цапли, и обе украшены с не меньшим богатством, чем та алая, что сейчас была на нем. — Слуги сказали, что тут у меня две хорошие куртки. Посмотрите на них!

Ингтар вложил меч в ножны за плечами. Другие тоже вернулись к своим делам.

— Ну, они вполне годятся.

— Я не могу их надеть! Нельзя же все время ходить в таком!

— Носить их можно. Куртка есть куртка. Если не ошибаюсь, Морейн Седай сама проследила за твоими вещами. Может, Айз Седай не совсем точно представляют, что надевает солдат, отправляясь в поход. — Ингтар ухмыльнулся. — Когда мы поймаем этих троллоков, вдруг мы устроим пир... По крайней мере, если не мы, то ты для него будешь одет подобающе.

С этими словами Ингтар зашагал обратно к уже пылающим кострам, где начали готовить еду.

Ранд не шевелился, едва Ингтар упомянул Морейн. Он уставился на куртки. Что она делает? Чем бы это ни было, меня ни за что не используют. Он скатал все вместе и засунул узел обратно в короб. Всегда можно идти голым, горько подумал Ранд.

В походе шайнарцы готовили пищу во очереди, и когда Ранд вернулся к кострам, то обнаружил, что сейчас стряпней занимается Масима, который помешивал в котле. Аромат варева из тушеной репы, лука и вяленого мяса плыл над лагерем. Первым свою порцию получил Ингтар, потом Уно, но все остальные, подойдя, вставали в очередь. Большим черпаком Масима шлепнул варева в миску Ранда; тот быстро отступил, чтобы не плеснуло на куртку, и посторонился, пропуская следующего и посасывая обожженный палец. Масима смотрел на Ранда с неизменной усмешкой, никогда не касавшейся глаз. Но тут подошел Уно и отвесил ему затрещину:

— Проклятье, мы не везем с собой столько, чтоб ты тут лил на растреклятую землю.

Одноглазый глянул на Ранда и отошел. Масима потирал ухо, но глаза его неотрывно следили за Рандом.

Ранд пошел к Ингтару и Лойалу, расположившимся под раскидистым дубом. Ингтар лишь снял шлем и положил его на землю подле себя, он так и оставался полностью облачен в доспехи. Мэт и Перрин уже сидели тут, жадно хлебая из мисок. Мэт с широкой усмешкой оглядел Рандову куртку, но Перрин едва поднял взор, в золотистых глазах сверкнули отсветы костров, и потом он вновь склонился над миской.

Скрестив ноги, Ранд сел рядом с Ингтаром, Мэт и Перрин сидели по другую сторону от шайнарца.

— Интересно, почему Уно все смотрит на меня так. Наверное, из-за этой проклятой куртки.

Ингтар задумался, перестав ненадолго жевать. Потом он заметил:

— Без сомнения, Уно гадает, заслуживаешь ли ты клинка со знаком цапли. — Мэт громко хмыкнул, но Ингтар, ничуть не смущенный, продолжал: — Пусть Уно тебя не волнует. Дай ему волю, он бы с Лордом Агельмаром обращался как с зеленым новобранцем. Ну, положим, не с самим Агельмаром, но с кем-нибудь еще — пожалуйста. Язык у него как напильник, но советы он дает толковые. Кто же, как не он: Уно участвовал в походах и сражениях еще до моего рождения. Прислушивайся к его советам, не обращай внимания на его язык, и ты поладишь с Уно.

— А я-то думал, что он как Масима. — Ранд отправил ложку варева в рот. Оно оказалось слишком горячим, но юноша проглотил с жадностью. Они не ели с тех пор, как выехали из Фал Дара, а этим утром Ранд был слишком взволнован и занят и не успел позавтракать. В животе заурчало, напоминая, сколько прошло уже времени. Мелькнула мысль: если сказать Масиме, что ему понравилась еда, хоть как-то отношение шайнарца к нему улучшится? — Масима ведет себя так, будто ненавидит меня, и я этого не понимаю.

— Масима три года служил в Восточном Пограничье, — сказал Ингтар. — У Анкор Дейл, против Айил. — С хмурым видом он помешал ложкой тушеные овощи. — Заметь, я ни о чем не спрашиваю. Если Лан Дай Шан и Морейн Седай решили сказать, что ты из Андора, из Двуречья, то так оно и есть. Но Масима-то не может выкинуть из головы облик Айил, и когда он видит тебя... — Ингтар пожал плечами. — Я ни о чем не спрашиваю.

Ранд со вздохом уронил ложку в миску:

— Каждый думает, что я кто-то такой, кем я вовсе не являюсь. Я — из Двуречья, Ингтар. Я выращивал табак вместе... вместе с отцом и пас овец. Вот и все. Вот кто я есть. Фермер и пастух из Двуречья.

— Он из Двуречья, — с презрительной насмешкой откликнулся Мэт. — Мы выросли вместе с ним, хотя сейчас и не подумаешь. Вы всю эту чушь об Айил наваливаете ему в голову точнехонько поверх всякого разного, а в ней и без того вздора хватает, и теперь один Свет знает, что из этого выйдет. Глядишь, айильский лорд получится.

— Нет, — сказал Лойал, — внешность у него как раз такая. Помнишь, Ранд, как-то я уж однажды отмечал это, правда, я-то думал, что это из-за того, что я тогда плохо знал вас, людей. Помнишь? «Пока не сгинет тень, пока не спадет вода, в Тень, оскалив зубы, с последним вздохом бросить вызов, чтобы в Последний День плюнуть в очи Затмевающему Зрение». Ты помнишь, Ранд?

Ранд уставился в миску. Обмотай шуфу вокруг головы, и ты вылитый айилец. Так сказал Гавин, брат Илэйн, Дочери-Наследницы Андора. Каждый думает, что я кто-то такой, кем я вовсе не являюсь.

— Что это? — спросил Мэт. — Ну, о том, чтобы плюнуть в глаза Темному?

— Сколько сражаются айильцы, они так говорят, — сказал Ингтар, — и не сомневаюсь, что так они и сделают. Айил делят мир на две части, не считая торговцев и менестрелей. Это сами Айил и враги. Пятьсот лет назад они сделали исключение для Кайриэна — по какой-то причине, которую никому не понять, кроме айильцев, но, по-моему, снова такого никогда не будет.

— Я тоже думаю, что нет, — вздохнул Лойал. — Но Туата'ан, Странствующему Народу, они разрешают пересекать Пустыню. И огир они врагами не считают, правда, сомневаюсь, чтобы кому-то из нас захотелось побродить в Пустыне. Иногда айильцы приходят в Стеддинг Шангтай за воспетым деревом. Но народ они суровый и жестокий, сильный и стойкий.

Ингтар кивнул:

— Хотел бы я сам иногда быть таким сильным и стойким. Хотя бы наполовину.

— Это что, шутка? — засмеялся Мэт. — Да пробеги я милю со всеми вашими железными штуковинами, что на вас, я свалюсь и просплю неделю. А вы-то так весь день милю за милей одолеваете.

— Айилцы — сильны и выносливы, — сказал Ингтар. — Мужчины и женщины, все такие. Я сражался с ними, я знаю. Они пробегут пятьдесят миль, а потом будут сражаться в битве. Они — смерть на двух ногах, с оружием ли, без него. Кроме меча. По какой-то причине они к мечу и не прикасаются. И верхом не ездят, разве только когда очень надо. Если у тебя меч, а айилец с голыми руками, это равный бой. Если ты хорошо мечом владеешь. Они пасут скот и коз там, где вы или я умрем от жажды еще до исхода дня. Свои деревни они вырубают в громадных скальных пиках в Пустыне. Они живут там почти что с самого Разлома. Артур Ястребиное Крыло пытался выгнать их из своих нор, но лишь обескровил свои войска, потерпев единственное крупное поражение. Днем воздух в Айильской Пустыне от жары дрожит, а ночью он промерзает. А айилец окинет тебя голубоглазым взглядом и заявит, что нет на земле иного места, которое нравится ему больше. И он не лжет, нет. Если они когда-нибудь решат прорваться, нам будет стоить немалых трудов остановить их. Айильская Война длилась три года, а тогда воевало всего четыре клана из тринадцати.

— Серые глаза от матери айильцем его не сделают, — сказал Мэт.

Ингтар пожал плечами:

— Как я говорил, я ни о чем не спрашиваю.

Когда Ранд наконец-то устроился на своих одеялах на ночь, в голове гудело от непрошеных мыслей. Вылитый айилец. Морейн Седай решила сказать, что ты из Двуречья. Айил опустошили все на пути до Тар Валона. Рожденный на склонах Драконовой Горы. Возрожденный Дракон.

— Меня не используют, — пробормотал он, но сон пришел не скоро.

Лагерь Ингтар снял утром, еще до восхода. Все позавтракали и отправились на юг, а облака на востоке еще были розово-красными, и на листьях подрагивали блестки росы. Сегодня Ингтар выслал разведчиков, и хотя вел отряд быстро, выбранный им аллюр не настолько изматывал лошадей. Ранд подумал, что Ингтар, наверное, понял: за один день они не обернутся. Как сказал Хурин, след по-прежнему ведет на юг. Но через два часа после восхода галопом возвратился один из разведчиков:

— Милорд, впереди покинутый лагерь. Вот на той вершине холма. Прошлой ночью, милорд, там их было тридцать или сорок.

Ингтар пришпорил лошадь, будто ему сказали, что Друзья Темного еще там, и Ранду пришлось тоже погнать своего коня, а не то его стоптали бы шайнарцы, галопом поскакавшие вверх по холму вслед за командиром.

Особо любоваться там было не на что. Остывший пепел бивачных костров, хорошо спрятанных под деревьями, в золу накидано то, что выглядело остатками ужина. Сваленные кучей отбросы — слишком близко от костров, и над ними уже гудели мухи.

Ингтар жестом остановил отряд, спешился и медленно обошел стоянку вместе с Уно, внимательно разглядывая землю. Хурин, принюхиваясь, объехал вокруг лагеря. Ранд сидел на своем жеребце рядом с остальными: у него не было никакого желания поближе рассматривать поляну с лагерем троллоков и Приспешников Темного. И Исчезающего. И еще чего-то худшего.

По холму поднялся спешившийся Мэт и прошелся по бивачной стоянке.

— Вот так, значит, выглядит лагерь Друзей Темного? Немного пованивает, но, по мне, он не сильно отличается от какого-нибудь другого. — Он пинком разворошил одну из куч золы, потом нагнулся и поднял обгоревшую кость, оказавшуюся на виду. — Что едят Друзья Темного? На баранью кость не похоже, да и на коровью тоже.

— Тут произошло убийство, — мрачно сообщил Хурин. Он высморкался в носовой платок. — Хуже чем убийство.

— Тут были троллоки, — сказал Ингтар, глядя в упор на Мэта. — Полагаю, они проголодались, а Друзья Темного оказались под рукой.

Мэт выронил почерневшую кость; у него был такой вид, будто его сейчас стошнит.

— Теперь они двигаются не на юг, милорд, — сказал Хурин. Эти слова привлекли внимание всех. Нюхач махнул рукой в обратном направлении, на северо-восток. — Может, они решили в конце концов прорываться в Запустение. Обойти нас. Может, направившись на юг, они пытались оторваться от нашей погони.

Судя по голосу, сам он этому не верил. Говорил он с недоумением.

— Как бы они ни старались, — прорычал Ингтар, — теперь я их настигну. По коням!

Но прошло чуть больше часа, и Хурин натянул поводья.

— Они вновь свернули, милорд. Опять на юг. И здесь они убили кого-то еще.

Здесь, в седловине меж двух холмов, пепла не было, но после нескольких минут поисков обнаружили тело. Скрюченный в три погибели мужчина, запрятанный в кусты. Затылок размозжен, а от силы удара глаза вылезли из орбит. Его никто не опознал, хотя одежда на нем была шайнарской.

— Незачем терять время на похороны Приспешников Темного, — процедил Ингтар. — Мы скачем на юг. — Он последовал своим словам, едва они слетели у него с губ.

Тем не менее день этот ничем не отличался от предыдущего. Уно осматривал след и помет, говорил, что они немного нагнали свою добычу. Наступили сумерки, но ни троллоков, ни Друзей Темного никто не видел, а на следующее утро обнаружили другой брошенный лагерь — и здесь, как заявил Хурин, совершено было еще одно убийство, — и опять след сворачивал, на этот раз на северо-запад. Менее чем через два часа на этом следу нашли еще одно тело — мужчины с расколотым ударом топора черепом, — и опять смена направления. Опять на юг. Опять сократили разрыв, как сообщил Уно, осмотрев эти следы. Опять не видели ничего, кроме далеких ферм, и так до наступления ночи. И следующий день был таким же; смены направления, трупы и все остальное. И следующий.

С каждым днем погоня немного приближалась к цели, но Ингтар почти кипел от гнева. Утром, когда след изменил направление, он предложил срезать — наверняка они вновь выйдут на след, когда тот опять свернет к югу, и выиграют время, — но не успел никто слова сказать, как командир заявил, что эта идея никуда не годится: вдруг те, кого они преследуют, на сей раз не свернут на юг. Он требовал от каждого скакать быстрее, выступать раньше и двигаться до полной темноты. Он напоминал солдатам о задании, которое дала им Престол Амерлин: вернуть Рог Валир, и ничто не должно помешать им исполнить приказ. Он говорил о ждущей их славе, о том, что их имена останутся в сказаниях и хрониках, в повествованиях менестрелей и песнях бардов, — имена тех, кто найдет Рог. Он говорил, словно не мог остановиться, и смотрел на след, по которому шел отряд, так, словно все его надежды на Свет ждали в конце пути. Даже Уно начал коситься на него.

И так они оказались у реки Эринин.

На взгляд Ранда, эту деревню никак нельзя было назвать деревней. Юноша, сидя верхом, всматривался из-за деревьев в полдюжины домишек с дранковыми крышами и стрехами почти у самой земли, сгрудившихся на вершине холма, что возвышался над залитой утренним солнцем рекой. Этим путем прошло несколько человек. Всего несколько часов назад отряд снял лагерь, и пришло время обнаружить ночевку Друзей Темного, если те придерживаются прежнего порядка. Но ничего похожего на стоянку нигде заметно не было.

Сама же река мало напоминала могучую Эринин из сказаний — до истоков на Хребте Мира было совсем близко, и поток не успевал еще набрать здесь полной силы. Здесь противоположный берег, очерченный линией деревьев, отделяло шагов шестьдесят быстротекущей воды. Берега соединял толстый канат перевоза. Сам паром, похожий на баржу, был привязан у другого берега.

Впервые след вел прямиком к человеческому жилью. Прямо к домам на холме. На единственной утоптанной улице, вдоль которой теснились дома, — никакого движения.

— Не засада ли, милорд? — тихо произнес Уно.

Ингтар отдал нужные приказы, и шайнарцы, взяв пики наперевес, понеслись к деревне, охватывая ее в клещи. По взмаху руки Ингтара они галопом с четырех сторон проскакали с грохотом по деревне — глаза высматривают врага, пики наготове, пыль столбом из-под копыт. Кроме всадников — никакого движения. Они натянули поводья, и пыль стала оседать.

Ранд вернул в колчан наложенную было на тетиву стрелу и повесил лук через плечо. Так же поступили и Перрин с Мэтом. Лойал и Хурин просто ждали там, где их оставил Ингтар, и встревоженно озирались.

Ингтар махнул рукой, и оставшиеся поскакали к шайнарцам.

— Мне не нравится, как тут пахнет, — пробормотал Перрин, когда они подъехали к домам. Хурин бросил на него взгляд, а тот пристально посмотрел в ответ на нюхача, и Хурин отвел глаза. — Тут пахнет как-то не так.

— Проклятые Друзья Темного и троллоки прошли здесь напрямик, милорд, — сказал Уно, указывая на несколько не затоптанных копытами шайнарских лошадей отпечатков. — Прямиком к козлом целованному парому, который, будь они прокляты, оставили на том берегу. Кровь и проклятый пепел! Нам несказанно повезло, что эти треклятые не обрубили канат и не пустили паром по течению.

— Где люди? — спросил Лойал.

Двери были распахнуты настежь, в открытых окнах, хлопая, бились занавески, но никто не вышел, не выглянул на шум и топот лошадей.

— Обыщите дома, — приказал Ингтар. Солдаты спешились и бегом кинулись исполнять приказ, но очень скоро вернулись, качая головами.

— Они попросту исчезли, милорд, — доложил Уно. — Попросту исчезли, как сквозь землю провалились, чтоб мне сгореть. Будто они мигом вскочили и решили прогуляться невесть куда в самый разгар треклятого дня. — Вдруг он умолк, выбросив руку в сторону дома за спиной Ингтара. — В том окне была женщина. Будь я проклят, как я ее просмотрел... — Он бегом устремился в дом прежде, чем кто-то еще успел двинуться.

— Не напугай ее! — крикнул Ингтар. — Уно, ее нужно расспросить. Ослепи тебя Свет, Уно, только не напугай ее! — Одноглазый скрылся в открытой двери, а Ингтар заговорил громко и отчетливо: — Мы не сделаем вам ничего худого, добрая госпожа. Мы — клятвенники Лорда Агельмара, из Фал Дара. Не бойтесь! Ничего плохого мы не сделаем.

На чердаке распахнулось окошко, в него высунулся Уно, ошалело крутя головой. С проклятьями солдат влез обратно. Тяжелые удары и грохот отмечали его возвращение, похоже, в расстройстве он пинал ногами попадавшуюся на пути мебель. Наконец он возник в дверях:

— Пропала, милорд. Но она там была. Женщина в белом платье, у окна. Я ее видел. Мне даже показалось, что я ее внутри заметил, на миг, но потом она пропала и... — Он глубоко вздохнул. — Милорд, этот дом пуст. — Столь велико было его смятение, что он позабыл о проклятьях.

— Занавески, — пробормотал Мэт. — Его обманули проклятые занавески. — Уно остро глянул на него, потом вернулся к своей лошади.

— Куда они подевались? — спросил Ранд Лойала. — По-твоему, они убежали, когда появились Друзья Темного? — И троллоки и Мурддраал. И нечто худшее, о чем твердит Хурин. Сообразительные тут люди, если они убежали во все лопатки.

— Боюсь, Ранд, Друзья Темного их захватили, — медленно произнес Лойал. Он сморщил широкий нос, засопел, почти зарычал. — Для троллоков.

Ранд тяжело сглотнул и пожалел, что спросил; никогда лучше не спрашивать и не думать, чем питаются троллоки.

— Что бы тут ни было сделано, — сказал Ингтар, — это дело рук Приспешников Темного. Хурин, что здесь было? Что за насилие? Убийство? Хурин!

Нюхач вздрогнул в седле и дикими глазами огляделся кругом. До того как его окликнули, он смотрел за реку.

— Насилие, милорд? Да. Убийство — нет. Или, точнее, не совсем убийство. — Он искоса глянул на Перрина. — Никогда прежде не чуял такого запаха, милорд. Но что-то плохое здесь было сделано.

— Они переправились или есть сомнения? Или они вернулись, путают след?

— Они переправились, милорд. — Хурин с тревогой глядел на дальний берег. — Они переправились. Но вот что они делали на той стороне... — Он пожал плечами.

Ингтар кивнул:

— Уно, мне нужно, чтобы паром перегнали на эту сторону реки. И мне нужно, чтобы тот берег разведали до того, как мы переправимся. Если засады нет здесь, еще не значит, что ее не будет там — когда нас разделит река. За один раз на этом пароме весь отряд не переправить. Займись этим.

Уно кивнул, и через пару мгновений Раган и Масима уже помогали друг другу снимать доспехи. Раздевшись до набедренных повязок и заткнув за пояс за спиной кинжалы, они потрусили к реке на кривых ногах кавалеристов, вошли в воду и заскользили вдоль толстого паромного каната, перехватывая его руками. Трос в середине провис, погрузившись в реку на половину человеческого роста, а течение было сильным, грозя унести шайнарцев, сбить с ног, но вскоре — куда скорее, чем ожидал Ранд, — они перелезли через дощатый борт парома. Вытащив кинжалы, Раган и Масима скрылись между деревьев. Чуть ли не через вечность двое солдат вновь появились на берегу и принялись медленно тянуть паром через реку. Баржа уткнулась в берег ниже деревни, Масима стал привязывать ее к причальным столбам, а Раган трусцой побежал к Ингтару. Лицо солдата было бледным, на щеке четко выделялся шрам от стрелы, и заговорил он голосом, который выдавал потрясение:

— Тот берег... На том берегу нет засады, милорд, но... — Он низко поклонился, мокрый и дрожащий от холодной воды и ветра. — Милорд, вы должны увидеть сами. Большой каменный дуб, в пятидесяти шагах к югу от пристани. Я не могу описать словами. Вы должны увидеть все сами.

Ингтар нахмурился, перевел взгляд с Рагана на дальний берег. Наконец сказал:

— Хорошо сделано, Раган. Оба молодцы. — Голос его оживился. — Уно, найди в этих домах чем обтереть людей. И проверь, не осталось ли у кого воды для чая. Если сможешь, дай им чего-нибудь горячего. Потом переправь вторую группу и вьючных животных. — Ингтар повернулся к Ранду: — Ну, готов посмотреть на южный берег Эринин? — Не дожидаясь ответа, он поскакал к парому вместе с Хурином и половиной своих конников.

Ранд помедлил лишь мгновение и последовал за ними. За Рандом поскакал Лойал. К удивлению Ранда, вниз по склону впереди него скакал посуровевший Перрин. Несколько воинов, перекинувшись грубыми шуточками, спешились, взялись за канат и приготовились его тянуть.

Мэт чего-то ждал и в последнюю минуту, когда один из шайнарцев уже отвязывал паром, ударил ногами свою лошадь и въехал на баржу, где и так было весьма тесно.

— Рано или поздно я же тоже там буду, верно? — заметил он, переводя дыхание и не обращаясь ни к кому конкретно. — Я должен его найти.

Ранд покачал головой. Мэт выглядел здоровым и цветущим, как обычно, отчего Ранд чуть не забыл, почему он отправился в этот поход вместе с друзьями. Чтобы найти кинжал. Пусть Ингтар ищет Рог. Мне же нужен кинжал для Мэта.

— Мы найдем его, Мэт.

Мэт окинул насмешливо-ехидным взглядом красивую красную куртку Ранда, нахмурился и отвернулся. Ранд вздохнул.

— Все будет хорошо. Ранд, — тихо сказал Лойал. — Как-нибудь, но будет.

Течение, ударив в борт, подхватило отчаливший от берега паром; противно заскрипел канат. Какими необычными паромщиками ни выглядели солдаты, шагавшие по палубе в шлемах и доспехах, с мечами, торчащими за спинами, но паром они вывели в реку вполне сносно.

— Вот совсем так мы уехали из дома, — вдруг заговорил Перрин. — В Таренском Перевозе. Сапоги паромщиков топают по настилу, вода журчит вокруг парома. Совсем как тогда. На этот раз все будет гораздо хуже.

— Как может быть хуже? — спросил Ранд. Перрин не ответил. Он рассматривал дальний берег, и его золотистые глаза почти сверкали, но совсем не нетерпением.

Спустя минуту спросил Мэт:

— Как может быть хуже?

— Будет. Я чую это, — вот и все, что сказал Перрин. Хурин взволнованно поглядел на него, но тогда Хурин, получается, на все с тех пор, как отряд покинул Фал Дара, смотрит нервно.

Паром глухо ударился о южный берег, крепкие доски проскребли по твердой глине, над головой нависли ветви деревьев. Шайнарцы, кто тянул за веревку, сели на лошадей, кроме тех двоих, которым Ингтар приказал перегнать паром и забрать остальных. Все двинулись за Ингтаром на берег.

— Пятьдесят шагов к большому каменному дубу, — сказал Ингтар, когда они скакали между деревьев. Говорил он как-то сухо и отстранение. Если Раган ничего не сумел сказать об увиденном... Солдаты проверили мечи в заспинных ножнах и покрепче взяли пики.

Сначала Ранд принял подвешенные за руки фигуры за пугала, болтающиеся на толстых серых сучьях каменного дуба. За темно-красные пугала. Затем он узнал знакомые лица. Чангу и второй, тот, кто был вместе с ним в карауле. Нидао. Выпученные глаза, зубы в оскале боли. После того как это было начато, они жили еще долго.

Перрин издал горловой звук, похожий на рычание.

— Хуже я не встречал, милорд, — слабым голосом произнес Хурин. — Хуже я не нюхал никогда, не считая подземной тюрьмы в Фал Дара той ночью.

Ранд отчаянно искал пустоту. Попутно, казалось, вошло пламя, тошнотворный свет неровно бился в ритм с его судорожными сглатываниями, но он упорно пытался и старался, пока не окружил себя щитом из ничто. Но позывы к рвоте пульсировали в пустоте вместе с ним. Не снаружи на этот раз, а внутри. Чего же удивляться, если видишь такое? Эта мысль, легко касаясь, пронеслась по этой пустоте, словно капля воды по горячей сковородке. Что с ними случилось?

— Заживо содрали кожу, — услышал Ранд, как сказал кто-то за его спиной, и еще звуки — кого-то рвало. Он решил, что это Мэт, но все отстояло так далеко от него, плавающего в пустоте. Однако то отвратительное мерцание тоже было там, внутри. Он подумал, что его тоже вот-вот стошнит.

— Снимите их, — резко приказал Ингтар. Помедлив, добавил: — Похороните. Мы не можем быть уверены, что они были Друзьями Темного. Они могли быть пленниками. Могло так быть. Пусть они все-таки узнают последнее объятие матери.

Несколько солдат, осматриваясь, выехали вперед с ножами в руках; даже для закаленных в битвах шайнарцев задача была, не из простых — срезать ободранные тела тех, кого они знали.

— Как ты, Ранд? — сказал Ингтар. — К такому я тоже не привык.

— Я... со мной все в порядке, Ингтар. — Ранд позволил пустоте исчезнуть. Без нее тошнота немного отступила; в желудке все было скручено по-прежнему, но все равно полегчало. Ингтар кивнул и повернул лошадь, наблюдая за действиями своих солдат.

Похороны были просты. Две вырытые в земле ямы, туда уложили тела, а остальные шайнарцы наблюдали молча.

Могильщики с серьезными лицами начали без лишних слов и суеты забрасывать могилы землей.

Ранд был потрясен, но Лойал тихо объяснил:

— Шайнарцы верят, что все мы пришли из земли и в землю должны вернуться. Они никогда не кладут мертвых в гробы и не заворачивают в саваны, а тела их никогда не одевают. Земля должна обнять тело. Последнее объятие матери, так они называют это. И никогда не говорят других слов, кроме как: «Да осияет тебя Свет, и да защитит тебя Создатель. Последнее объятие матери принимает тебя». — Лойал вздохнул и покачал громадной головой. — Вряд ли, по-моему, кто-нибудь произнесет эти слова сейчас. Что бы ни говорил Ингтар, нет больших сомнений, Ранд, это Чангу и Нидао убили караульных у Собачьих Ворот и впустили в цитадель Друзей Темного. Во всем происшедшем виноваты они.

— Тогда кто выпустил стрелу в... в Амерлин? — Ранд сглотнул. Кто стрелял в меня?

Лойал ничего не ответил.

Когда последние комья земли сгребли на могилы, появился Уно вместе со второй половиной отряда и вьючными лошадьми. Кто-то рассказал им о страшной находке, и одноглазый сплюнул:

— Козлом целованные троллоки, бывает, вытворяют такое в Запустении. Когда им хочется поколебать твою решимость, заставить задрожать твои проклятые нервы или таким растреклятым образом предупредить, чтоб ты перестал за ними гнаться. Но здесь у них не выйдет, чтоб мне сгореть.

Перед тем как отряд поскакал дальше, Ингтар остановил свою лошадь у неотмеченных могил, двух земляных холмиков, которые выглядели слишком маленькими, чтобы под ними лежали тела людей. Через мгновение он сказал:

— Да осияет вас Свет, и да защитит вас Создатель. Последнее объятие матери принимает вас. — Он поднял голову и обвел взглядом своих солдат. Их лица не выражали ничего, как и лицо самого Ингтара. — Они спасли Лорда Агельмара у Тарвинова Ущелья, — сказал он. Несколько конников кивнули. Ингтар повернул свою лошадь. — Куда, Хурин?

— На юг, милорд.

— Бери след! Охота — вперед!

Вскоре лес уступил место равнине с пологими холмами, которую изредка пересекала неглубокая речушка, пробившая себе русло — овраг с высокими берегами. Изредка встречались небольшой бугор возвышенности или приземистый холм, что едва заслуживал такое название. Для скачки самое то, лошадям тут приволье. Ингтар немедленно воспользовался преимуществом такой местности и задал равномерный, сберегающий силы лошадей, но и непрестанный шаг. Земля так и летела под копыта лошадей. Иногда Ранд замечал вдалеке то, что могло быть домом на ферме, а один раз ему показалось, будто он разглядел деревню: в нескольких милях дымки над трубами, и что-то белое сверкнуло на солнце, но местность вокруг не несла на себе ни единого следа человека — длинные полосы травы, испещренные кустами и редкими деревьями, тут и там небольшие перелески, самый большой — в сотню шагов в поперечнике.

Ингтар выслал разведку — впереди скакали два солдата, появлявшиеся на виду только когда они оказывались на гребне случайной возвышенности. У Ингтара на шее висел серебряный свисток, которым он мог отозвать разведчиков, если Хурин скажет, что след свернул в сторону, но такого не случалось. След вел на юг. Все время на юг.

— В таком темпе через три-четыре дня мы достигнем Талидарского поля, — заметил на скаку Ингтар. — Величайшая из всех побед Артура Ястребиное Крыло. Тогда против него Полулюди вывели из Запустения троллоков. Шесть дней и ночей длилась битва, а когда она кончилась, троллоки бежали в Запустение и никогда более не осмеливались бросить вызов Артуру Ястребиное Крыло. В память о своей победе он воздвиг там памятник, стелу в сотню спанов высотой. Он не позволил выбить на нем свое имя, а лишь имена всех до единого погибших воинов, и на верхушке приказал установить золотое солнце — символ того, что здесь Свет восторжествовал над Тенью.

— Я бы посмотрел на него, — сказал Лойал. — Никогда раньше не слышал об этом монументе.

Ингтар помолчал с минуту, а когда заговорил, голос его был тихим:

— Его там больше нет, Строитель. Когда Ястребиное Крыло умер, те, кто воевал, стремясь заполучить его империю, не смирились с памятником в честь его победы, пусть даже на нем не было его имени. Не осталось ничего, кроме кургана, на котором стоял монумент. Курган, по крайней мере, мы увидим, дня через три-четыре.

Тон Ингтара не располагал к дальнейшему разговору.

Солнце висело золотым диском над головами, когда отряд миновал какое-то строение, квадратное, сложенное из оштукатуренного кирпича, менее чем в миле от идущего на юг следа. Оно не было высоким, устояло два этажа, но здание обросло толстой шкурой земли. Вокруг него висела атмосфера давней заброшенности, крыши не было, если не считать нескольких лоскутов темной черепицы, цепляющихся за огрызки стропил, белая штукатурка по большей части обвалилась, обнажив темный, выветрившийся кирпич, стены обрушились, открыв взорам внутренние дворики и разрушающиеся комнаты. Кусты и даже деревья росли в расселинах того, что некогда было дворами и плацами.

— Замок, — объяснил Ингтар. Та толика хорошего настроения, которая к нему вернулась, похоже, исчезла при взгляде на манор. — Когда еще стоял Харад Дакар, думаю, хозяин замка сдавал в аренду земли на лигу вокруг. Наверное, под фруктовые сады. Хардани любили свои фруктовые сады.

— Харад Дакар? — переспросил Ранд, и Ингтар фыркнул:

— Что, нынче никто историю не изучает? Харад Дакар, столица Хардана, чьей территорией было то, через что мы сейчас скачем.

— Я видел старую карту, — сдержанно отозвался Ранд. — Я знаю о странах, которых больше нет. Маредо, и Гоабан, и Каралейн. Но на ней не было никакого Хардана.

— Были некогда и другие, которых теперь тоже нет, — сказал Лойал. — Мар Хаддон, который ныне Хаддонское Сумрачье, и Алмот. И Кинтара. Война Ста Лет разорвала империю Артура Ястребиное Крыло на множество государств, больших и малых. Малые были поглощены большими или объединились, как Алтара и Муранди. Соединены оружием, по-моему, так будет точнее, чем объединены.

— И что же случилось с ними? — спросил Мэт. Ранд не заметил, как подъехали Перрин с Мэтом. Они ехали в хвосте колонны, как можно дальше от Ранда ал'Тора, когда он их видел в последний раз.

— Они не удержались вместе, — ответил Лойал. — Урожай не удался. Торговля не удалась. Народ не удался. Всякий раз чего-то не удавалось, и государство уменьшалось. Зачастую, когда государство исчезало, соседние страны захватывали эту территорию, но недолго сохранялись новые приобретения. Со временем местность оказывалась совсем заброшенной и покинутой. Тут и там еще держались деревни, но и они в большинстве своем исчезали под наступлением пустошей, безлюдья и диких лесов. Прошло почти три сотни лет, как Харад Дакар был в конце концов покинут, но еще до этого он превратился в пустую скорлупу, с королем, не способным справиться даже с происходящим внутри городских стен. Как я понимаю, теперь Харад Дакар полностью исчез. Все села и города Хардана исчезли, камни их увезли фермеры и селяне для своих нужд. Большая часть ферм и деревень, сложенных из тех камней, тоже сгинула. Так я читал, и не вижу причины не верить прочитанному.

— Да, хорошая была каменоломня на месте Харад Дакара, почти на сотню лет хватило, — горько сказал Ингтар. — Жители из него ушли наконец, а потом этот город растащили по камешкам, один за другим. Постепенно все исчезло, а что еще осталось, исчезает, сглаживается. Все исчезает, везде. Вряд ли найдется государство, которое на деле владеет территорией, которую на картах объявляет своей, и едва ли найдется на карте, сделанной хотя бы сто лет назад, страна, заявившая о себе сегодня. Когда завершилась Столетняя Война, от Запустения до Моря Штормов человек скакал из одного государства в другое: выехав из одного, он попадал сразу в соседнее. Теперь же скачешь через заброшенные земли, на которые не претендует ни одно государство. Нас, в Пограничных Землях, заставляет оставаться сильными и нераздробленными война с Запустением. Наверное, у них не было ничего, чтобы сохранить себя сильными. Говорите, они не удались, ослабели. Строитель? Да, они ослабли, потеряли силы, а какое из государств, ныне единое и могучее, не ослабеет завтра? Нас, человечество, сметает прочь. Сметает, сносит — так обломки смывает потоком. Сколько пройдет времени, пока не останется ничего, кроме Пограничных Стран? Сколько еще пройдет, прежде чем мы тоже погибнем и не останется совсем ничего, одни троллоки и Мурддраалы до самого Моря Штормов?

Повисло потрясенное молчание. Даже Мэт не нарушил его каким-нибудь вопросом. Ингтар погрузился в свои мрачные раздумья.

Вскоре галопом вернулись разведчики, спины выпрямлены, пики вертикально подняты — черные на фоне неба.

— Впереди деревня, милорд. Нас не заметили, но она прямо на пути нашей колонны.

Ингтар стряхнул с себя глубокую задумчивость, но не промолвил ни слова, пока отряд не выехал на гребень невысокого косогора, спускающегося к деревне. И тогда он лишь дал команду остановиться, а потом достал из переметной сумы смотровую трубу и стал разглядывать в нее деревню.

Ранд с интересом рассматривал деревню. Большая, как Эмондов Луг, хоть и не так велика по сравнению с некоторыми городками, что он видел с тех пор, как оставил Двуречье, и намного меньше любого города. Низкие, обмазанные белой глиной дома, на скатах крыш, похоже, растет трава. Дюжина ветряных мельниц, россыпью разбросанных по деревне, лениво поворачивали длинные, обтянутые тканью крылья, блестя белым на солнце. Деревню окружала невысокая земляная насыпь, высотой по грудь и поросшая травой, перед валом выкопан широкий ров, в дно воткнуты заостренные колья. В единственном проеме, которое разглядел Ранд, ворот не было, но наверняка его легко можно загородить телегой или фургоном. Людей Ранд не заметил.

— На виду даже собаки нет, — сказал Ингтар, убирая в седельную, сумку смотровую трубу. — Уверены, что вас не видели? — спросил он разведчиков.

— Если только у них нет везения самого Темного, милорд, — ответил один из солдат. — Мы не поднимались на гребень. Тогда мы тоже не заметили никакого движения, милорд.

Ингтар кивнул:

— След, Хурин?

Хурин глубоко вздохнул:

— К этой деревне, милорд. Прямо к ней, совсем близко, насколько я могу определить отсюда.

— Всем быть начеку, — скомандовал Ингтар, подбирая поводья. — И не считайте их дружелюбными лишь потому, что они улыбаются. Если там кто-то есть.

Он повел отряд вниз по склону медленным шагом, одновременно проверяя меч в наспинных ножнах.

Позади Ранд услышал шорох и звяканье оружия — солдаты последовали примеру командира. Через пару мгновений он поступил так же. Постараться остаться в живых — это не то же самое, что пытаться быть героем, здраво рассудил Ранд.

— По-вашему, эти люди помогают Друзьям Темного? — спросил Перрин у Ингтара. С ответом тот не спешил.

— Шайнарцев они не слишком-то жалуют, — наконец сказал Ингтар. — Они считают, что мы должны бы защищать их. Мы или кайриэнцы. Когда-то, по смерти последнего короля Хардана, Кайриэн объявил эти земли своими. Все земли до Эринин, так было заявлено. Но удержать их они не сумели. Где-то около ста лет назад они отказались от своих требований. Тем немногим, кто еще живет здесь, не стоит беспокоиться об угрозе троллочьих набегов — слишком далеко к югу, но тут в изобилии разбойников в человеческом обличье. Вот почему тут стена и ров. Во всех деревнях так делают. Поля скрыты в окрестных лощинах, но все живут под защитой стены. Они готовы присягнуть на верность любому королю, который обеспечит им защиту, но все, что можем, мы делаем: троллоков сюда не пускаем. Правда, нас они за это почему-то недолюбливают. — Отряд уже достиг прохода в невысокой стене, и Ингтар опять, напомнил: — Быть начеку!

Все улицы сходились на деревенской площади, но на улицах ни души, никто не выглядывал в окна. Даже собака не пробежала мимо, даже цыпленок. Вокруг ничего живого. Качались распахнутые двери, визгливо споря на ветру с ритмичным поскрипыванием ветряков. По утрамбованному грунту улиц громко стучали копыта лошадей.

— Как у того перевоза, — пробормотал Хурин, — но по-другому. — Он сгорбился в седле, втянув голову в плечи, словно хотел так ее спрятать. — Здесь было насилие, но... я не знаю. Здесь было что-то плохое. Пахнет плохо.

— Уно, — распорядился Ингтар, — возьми один десяток и обыщи дома. Если кого найдете, приведите ко мне. Я буду на площади. И не испугайте их на этот раз. Мне нужны ответы, а не спасающиеся бегством жители.

Ингтар повел солдат к центру деревни, а Уно и его десяток стали спешиваться.

Ранд замешкался, оглядываясь. Повизгивающие двери, скрипучие ветряки, стук лошадиных копыт — слишком много шума, словно в мире не осталось других звуков. Он обвел взглядом дома. Занавески в открытом окне выдуло сквозняком наружу, и они бились под порывами ветра. Все дома выглядели абсолютно безжизненными. Вздохнув, Ранд слез с лошади и зашагал к ближайшему дому, потом остановился, уставившись на дверь.

Это просто дверь. Чего ты боишься? Как ему хотелось избавиться от ощущения, будто что-то ждет по ту сторону. Юноша толкнул дверь.

Его взору предстала чистая комната. Или когда-то чистая. На столе все было готово для обеда, вокруг расставлены стулья со спинками-перекладинами, по некоторым тарелкам разложена еда. Мухи жужжали над мисками с репой и горошком, еще больше их ползало по жареному мясу — холодному, с застывшим жиром. В полуотрезанном ломтике жаркого еще торчала вилка, возле куска мяса в блюде лежал, как будто оброненный, разделочный нож.

Мигнуло.

Улыбающийся лысый мужчина в груботканой одежде положил кусок мяса на тарелку, которую держала женщина с усталым лицом. Правда, она тоже улыбалась. Женщина положила на тарелку горошка и репы и протянула ее одному из детей, выстроившихся вдоль стола. Там было с полдюжины детишек, мальчиков и девочек, от почти уже выросших до малышей, которым едва хватало роста, чтобы посмотреть на стол. Женщина что-то сказала, и девочка взяла тарелку из рук засмеявшейся матери. Мужчина начал отрезать другой кусок.

Вдруг, указывая на дверь, ведущую на улицу, вскрикнула другая девочка. Мужчина выронил разделочный нож, резко развернулся, потом тоже закричал, лицо искажено ужасом, и подхватил ребенка. Женщина схватила в охапку другого и в отчаянии замахала остальным детям, губы двигались, неистово, беззвучно. Все устремились к задней двери в дальнем конце комнаты.

Та дверь с грохотом распахнулась, и...

Мигнуло.

Ранд не в силах был пошевелиться. Мухи жужжали над столом, жужжание стало громче. Дыхание облачком вырвалось изо рта.

Мигнуло.

Улыбающийся лысый мужчина в груботканой одежде положил кусок мяса на тарелку, которую держала женщина с усталым лицом. Правда, она тоже улыбалась. Женщина положила на тарелку горошка и репы и протянула ее одному из детей, выстроившихся вдоль стола. Там было с полдюжины детишек, мальчиков и девочек, от почти уже выросших до малышей, которым едва хватало роста, чтобы посмотреть на стол. Женщина что-то сказала, и девочка взяла тарелку из рук засмеявшейся матери. Мужчина начал отрезать другой кусок.

Вдруг, указывая на дверь, ведущую на улицу, вскрикнула другая девочка. Мужчина выронил разделочный нож, резко развернулся, потом тоже закричал, лицо искажено ужасом, и подхватил ребенка. Женщина схватила в охапку другого и в отчаянии замахала остальным детям, губы двигались, неистово, беззвучно. Все устремились к задней двери в дальнем конце комнаты.

Та дверь с грохотом распахнулась, и...

Мигнуло.

Ранд силился двинуться, но мышцы будто проморозило. В комнате стало холоднее; ему хотелось дрожать, но он был неспособен и на такую малость. Мухи ползали по всему столу. Ранд нащупал пустоту. Там был тот неприятный свет, но ему было все равно. Ему нужно...

Мигнуло.

Улыбающийся лысый мужчина в груботканой одежде положил кусок мяса на тарелку, которую держала женщина с усталым лицом. Правда, она тоже улыбалась. Женщина положила на тарелку горошка и репы и протянула ее одному из детей, выстроившихся вдоль стола. Там было с полдюжины детишек, мальчиков и девочек, от почти уже выросших до малышей, которым едва хватало роста, Чтобы посмотреть на стол. Женщина что-то сказала, и девочка взяла тарелку из рук засмеявшейся матери. Мужчина начал отрезать другой кусок.

Вдруг, указывая на дверь, ведущую на улицу, вскрикнула другая девочка. Мужчина выронил разделочный нож, резко развернулся, потом тоже закричал, лицо искажено ужасом, и подхватил ребенка. Женщина схватила в охапку другого и в отчаянии замахала остальным детям, губы двигались, неистово, беззвучно. Все устремились к задней двери в дальнем конце комнаты.

Та дверь с грохотом распахнулась, и...

Мигнуло.

Комната промерзла насквозь. Так холодно. Мухи зачернили стол; стены облепила шевелящаяся масса, пол, потолок, все стало черным-черно от мух. Они ползали по Ранду, покрывая его плотным одеялом, ползали по лицу, по глазам, залезали в нос, в рот. Свет, помоги мне. Холод. Мухи зажужжали, словно грохотал гром. Холод. Он пронизывал пустоту, издевался над этим ничто, заковывал Ранда в ледяной панцирь. В отчаянном порыве он потянулся к тому трепещущему свету. Желудок скрутило, но этот свет был теплым. Теплым. Жарким. Ему было жарко.

Вдруг он нарвался на... что-то. Он не понимал, что это, отчего. Сплетенные из стали паутины. Вырезанные из камня полосы лунного света. При прикосновении Ранда они осыпались, но он знал, что ни к чему не прикасался. Они скручивались и таяли от жара, который хлынул через него, жара, подобного огню в кузнечном горне, жара, что опаляет мир, жара, что...

Все кончилось, исчезло. Тяжело дыша, Ранд оглядывался вокруг ошалевшими глазами. Несколько мух валялось в тарелке с недорезанным жарким. Дохлых мух. Шесть мух. Всего лишь шесть. Были еще мухи, в мисках, полдюжины крохотных черных пятнышек среди холодных овощей. Все дохлые. Пошатываясь, Ранд вышел на улицу.

Из дома напротив только что шагнул, покачивая головой, Мэт.

— Там никого, — сказал он Перрину, который по-прежнему сидел в седле. — Похоже, будто они только что встали посреди ужина и ушли прочь отсюда.

С площади донесся крик.

— Они что-то нашли, — заключил Перрин, ударяя каблуками свою лошадь. Мэт взгромоздился в седло и галопом поскакал вслед за ним.

Ранд, намного медленнее, сел в седло Рыжего; жеребец попятился, словно чуял взвинченность хозяина. Ранд, неторопливо направляясь к площади, поглядывал на дома, но не мог заставить себя смотреть на них подольше. Мэт заходил в один, и ничего с ним не случилось. Но для себя юноша твердо решил: ни за что не переступать порога любого дома в этой деревне. Ударив каблуками Рыжего, он убыстрил его шаг.

Все застыли статуями перед фасадом большого строения с широкими двустворчатыми дверями. Ранд бы не подумал, что это постоялый двор: ну, во-первых, не было никакой вывески. Скорей всего, здесь просто собирались местные. Ранд встал в безмолвный круг и посмотрел туда, куда смотрели все остальные.

На дверях, приколоченный толстыми костылями за плечи и запястья, висел распятый человек. Еще гвозди-костыли были вогнаны в глаза, удерживая голову поднятой вверх. Темная кровь веерами засохла на щеках. Царапины на дереве, на уровне сапог, свидетельствовали, что тот был жив, когда это с ним проделывали. Во всяком случае, когда все началось.

У Ранда перехватило дыхание. Не человек. Эти черные одежды, чернее самой черноты, никогда не носил ни один человек. Ветер трепал угол плаща, прижатого телом, — чего ветер не делал никогда, Ранд слишком хорошо знал это; ветер никогда не трогал этих одежд, — но на этом бледном, бескровном лице никогда не было глаз.

— Мурддраал, — выдохнул Ранд, и его голос словно освободил других от неподвижности. Они зашевелились, стали дышать.

— Кто, — начал было говорить Мэт, но ему пришлось остановиться и сглотнуть, — кто мог сделать такое с Исчезающим? — Голос его в конце сорвался на визг.

— Не знаю, — промолвил Ингтар. — Я не знаю. — Он посмотрел на свой отряд, вглядываясь в лица или, быть может, пересчитывая своих солдат, чтобы проверить, все ли тут. — И, по-моему, здесь мы больше ничего не узнаем. Выступаем. По коням! Хурин, ищи, куда ведет след отсюда.

— Да, милорд. Да. С радостью. Сюда, милорд. Они по-прежнему направляются на юг.

Они поскакали прочь, оставив висеть мертвого, распластанного Мурддраала, и ветер шевелил его черный плащ. Первым за стеной-насыпью оказался Хурин, даже не обождавший Ингтара, но Ранд ехал вплотную за нюхачом.