ГЛАВА 28

Раштак устремил свои основные глаза на монитор, изображающий растущий корабль Ахимса. Он все еще не в состоянии был побороть спазм ужаса, сжавший его внутренние органы. Как он ни старался справиться со страхом, челюсти его издавали клацающие звуки. С каждым выдохом резонаторы громыхали с отчаянием и тревогой. Его запасные глаза не отрывались от созерцания человеческой самки, которая держала в руках смертоносное оружие.

С какой целью они это делают? Зачем они оторвали меня от моего народа, от моего дома? Когда он почувствовал, что торпеда меняет курс, желудок его сжался, невольная судорога пробежала по ногам, заставляя тело припасть к палубе, изображая покорность.

— Стыдно. Стыдно, Раштак. Где твоя гордость? Что случилось с тобой?

Я в их руках, я пленник гомосапиенсов. Мы все — пленники гомосапиенсов. В чем я ошибся? О, мой народ, мой народ, прости Раштака. Прости своего Первого Советника! Кто мог предвидеть, что Толстяк сойдет с ума? Кто мог знать?

Может, внутри зловещего корабля Ахимса его поджидает смерть? Неужели гомосапиенсы разрежут его, вытащат своими истекающими влагой руками его жизненно важные органы и поднесут плоть Раштака к своим зубастым ртам? Эти ужасные образы пронеслись в его воображении, и он защелкал.

— Жалость. Неужели им не жалко Раштака, который не смог спасти свой народ? Неужели разум покинул вселенную? Они будут мучить меня? Они будут меня расчленять?

— Они не будут делать ничего подобного. — Это утверждение, доносившееся из говорящей коробки, стоящей прямо перед ним, заставило его затрепетать.

— Кто бы ты ни был, откуда тебе знать это?

— Я майор Рива Томпсон, я командир разведывательно-информационного подразделения людей. Поэтому я это знаю. Вас просто перевозят на корабль Ахимса в целях безопасности.

— Вы не поедаете органы ваших пленников?

— Поедаем… что?

— У нас есть записи сцены, когда гомосапиенсы едят своего мертвого сородича.

— Думаю, Первый Советник, нам было бы очень интересно просмотреть эти записи. Никто не причинит вам вреда до тех пор, пока вы не сделаете это первым. Мы не хотим обидеть вас. Мы только что пошли на страшный риск, чтобы ваш народ остался жив. Толстяк хотел, чтобы мы всех вас убили. И чтобы это выглядело так, будто Пашти обезумели под влиянием циклов.

— Толстяк? Ахимса Оверон? Сделать так, чтобы это выглядело, будто Пашти сошли с ума? Не понимаю. — Раштак развернулся, чтобы видеть говорящую коробку.

— Он хотел лишить вас могущества, унизить вас. Вы ведь захватывали производственные комплексы один за другим, не так ли? По словам Толстяка, когда наступали циклы, Пашти захватывали все, что им попадалось под руку, а когда циклы отступали, Пашти даже не помнили, что захваченные ресурсы когда-то принадлежали Ахимса. Короче, вы никогда не возвращали назад то, что награбили во время циклов.

— Но… но… Правда ли это? Им вовсе не нужно было уничтожать Пашти! Мы бы все вернули! Нам было бы стыдно, страшно стыдно! Мы бы вернули им все!

— Спокойно, Первый Советник, расслабьтесь. Вы весь дрожите. Спокойней. Все это правда. Вы и ваш народ живы. Пока людям удалось остановить Толстяка. Вы в безопасности.

— Все так перепуталось. Какое безумие! Неужели из-за этого Ахимса хотели убить нас? Из-за циклов? Разве они не могли сделать что-то другое? — Раштак дернулся, чтобы взглянуть на корабль Ахимса. Он уже заполнил почти весь экран. Душа Раштака сжималась от растущего ужаса. А может, Толстяк, действовал не один? Знали ли о его замысле Ахимса? Ведь я их вызывал на разговор? Может, они все участвуют в этом?

Казалось, какая-то частица его души оторвалась и пустилась в свободное плавание по волнам охватившего его ужаса: такой кошмарной показалась эта догадка. Что, если все Ахимса приняли решение уничтожить нас? Что тогда?

Ноги его подогнулись, когда торпеда замедлила ход и проскользнула в вакуумный шлюз, находящийся сбоку в корпусе корабля. Раштак уныло наблюдал за тем, как торпеда прошла через молекулярный заслон и поднялась в ярко освещенный ангар.

— Неужели мы так проштрафились во время этих циклов? — Его размышления были прерваны говорящей коробкой.

— Первый Советник, сейчас вам нужно выйти из люка и пройти по этому оранжевому коридору. Для вас приготовлена комната. При первой возможности с вами встретится майор Данбер, и вы сможете обо всем расспросить ее.

— А потом меня убьют?

— Никого не будут убивать. Пожалуйста, не делайте резких движений и попыток к бегству. Не делайте угрожающих жестов. Не выказывайте враждебности по отношению к вашему конвоиру и к другим людям. Понимаете?

— Да. Я размышляю. Враждебность? Почему вы говорите мне об этом?

— Честно говоря, ваш внешний вид и размеры пугают нас. Мы не хотим никаких недоразумений, никаких несчастных случаев.

— Я? Пугаю… вас? — Раштак не смог скрыть своего изумления. Его мышцы все еще дрожали, по венам так же струился страх, и тем не менее он разразился истерическим хохотом.

— Это позволит опять стабилизировать начальную скорость, — провозгласил Клякса, подкатываясь к Мэрфи. — Даже имея компьютерные программы, мы должны время от времени настраивать сверхтекучие кольцевые интерферометры. Элемент случайности, который ваши ученые называют хаосом или турбулентностью, существует и в гравитационных волнах.

Мэрфи переступил с ноги на ногу, мысленно проклиная тесноту капитанского мостика Ахимса.

— Угу. А что делают эти сверхтекучие…

— Интерферометры.

— Правильно, интерферометры. Что они делают?

Клякса запищал:

— Мэрфи, вам, людям, надо пройти долгий путь цивилизации. Каково назначение датчиков давления в гидравлических системах на вашей планете?

— Они регулируют давление на всей линии, так что ты можешь оценить работоспособность системы или предотвратить аварию, если обнаружится какой-то дефект.

— Точно. Мы используем кольцевые интерферометры как один из способов отслеживания работы генератора нулевой сингулярности. Когда мы начнем полет, я научу тебя всему остальному. Люди вовсе не глупы. Просто не хватает знаний.

— Ну ладно, прежде всего нам нужен капитанский мостик больших размеров.

— Он уже сооружается.

— Он… Что? Кто сказал, что…

Клякса слегка сплющился, оба черных глаза-стебля сфокусировались на Мэрфи.

— Но ведь это нужно было сделать, не так ли? Он нам понадобится в космосе. Теперь я ваш штурман. Так сказала майор Данбер. А у штурмана есть обязанности, которые он должен неукоснительно исполнять. Тогда он сможет стать Овероном.

— Верно. Да, нам нужен капитанский мостик, удобный для человека. Но, может, надо было посоветоваться с Шейлой?

Клякса запищал и засвистел, система сделала перевод:

— Но ведь она погружена в медитацию, разве нет?

Мэрфи хихикнул.

— Угу. Хорошее слово. Майора чуть не поджарили. Черт, не знаю. Может, позади остался легкий этап.

— Я буду служить до тех пор, пока не перестану быть штурманом. А тем временем ты будешь наблюдать за мной и станешь моим штурманом. Ты — мой телохранитель.

— Правильно. Поэтому не выкидывай никаких фокусов.

— Я буду служить до тех пор, пока не удостоюсь называться Овероном. — Клякса вытянул глаз-стебель. — Монитор показывает, что поля снова приведены в равновесие. Все остальное выглядит просто отлично. Нам следует вновь проверить всю систему через десять часов. До этого времени стабильное положение сохранится.

Мэрфи стал спускаться с мостика, рядом с ним резво катился Клякса.

— Знаешь, хочу тебя спросить. Ты сказал, что будешь служить до тех пор, пока не удостоишься звания Оверона. Ну, так что же произойдет, если однажды Толстяк очнется от своей спячки? Ты опять помчишься на его свист?

Клякса чирикнул и загудел:

— Мэрфи, он безнадежно болен. Чему можно научиться у сумасшедшего Оверона? Я интересовался психозами. Я мог бы стать духовно парализованным существом, но ведь я не заболел! Да, я очень интересовался и много занимался проблемой безумия. Как ты думаешь, безумие — вещь заразная, его молекулы передаются?

— Передаются? Нет. Нет никаких молекул, но иногда это все равно что кинуть зажженную спичку в пороховую лавку. То, что начинается легким психозом, заканчивается взрывом. Знаешь, как это происходит? Парни разозлятся и льют помои на других парней, и каждый, кто видит это, так раздражается, что уже не может остаться в стороне. Люди становятся слишком нервными, чтобы просто наблюдать.

— Как Гитлер.

Мэрфи прикусил нижнюю губу и нахмурился:

— Гитлер — это нечто особое, крошка. Гитлер — это ночной кошмар, ставший реальностью. Яркий, сумасшедший и изощренный. Будем надеяться, что никогда не увидим таких, как он, а?

— А ты не думаешь, что кто-то похожий на него снова приберет немцев к рукам?

— Послушай, парень, дело не в немцах. Они попались, потому что Гитлер подвернулся в плохие времена — условия были для него благоприятные. Мы очень любим создавать маленькие мифы. Всегда виноватым оказывается кто-то другой, не ты. Очень легко показывать пальцем на немцев. Но, парень, такое могло случиться где угодно. Ты смешиваешь в одну кучу раздражение, бесправие и огромное количество несправедливости — и получаешь Гитлера или Сталина.

— Ты мог бы стать Гитлером, таким же ненормальным?

— Я не думаю. Это не так просто. — Тема показалась Мэрфи занятной. — Черт, ну и вопросик. Не знаю. Зачем задавать такие вопросы солдату, а? У парней вроде меня странное представление о том, как устроен мир. — Картины прошлого пронеслись в его воображении. Ружейные выстрелы, тела, дергающиеся от удара пули, он сам, прицеливающийся и нажимающий на спусковой крючок. Почему, Мэрф? — Потому что это была моя работа.

— Что? — пискнул Клякса, буравя Мэрфи своими глазами-стеблями.

— Безумие, надувной шарик. Вот что. Послушай, мне бы не хотелось переживать из-за тебя тоже. Ты не собираешься делать глупостей, правда?

— Сейчас ты для меня единственная надежда и величайшая загадка.

— Ага, догадываюсь, — Мэрфи скорчил гримасу и почесал подбородок, которого два дня не касалась бритва. — Нам лучше вернуться. Майор хочет когда-нибудь встретиться тобой и с Пашти… Эй!

Клякса взвизгнул и стал сдуваться.

— Пашти?

— Слушай, я тоже буду при этом. Никакой Пашти не посмеет тронуть и волос на твоей… Хм, а что, если я просто дам тебе слово, что ты будешь в безопасности? У меня здесь висит ружье, я позабочусь о тебе.

— Спасибо тебе, Мэрфи, — Клякса опять надул бока и выкатился из дверного проема, направляясь в сторону трапа торпеды.

Разгневанный, смущенный и перепуганный Раштак вошел в комнату. В то же время его сжигало любопытство. Он обнаружил, что в углу в оборонительных позах засели Аратак и Еетак. В центре комнаты на полу была установлена одна из говорящих коробок гомосапиенсов, кабели тянулись от нее к компьютерной системе корабля.

Раштак раздраженно задребезжал. Как ни странно, пол не завибрировал. Как собираются эти наивные гомосапиенсы общаться с ним в подобном окружении?

Аратак встал на ноги и поднял вверх щупальца.

— Кажется, они тебя не съели. — Голос его звучал глухо. — Ты в порядке?

— А вы? — спросил Раштак, топая по немому полу. — Какое-то безумие… будто… будто реальность вывернулась наизнанку, сбилась с правильного пути, будто развязались какие-то узелки.

— Они говорят, что не будут нас убивать, — напомнил Еетак с надеждой, едва слышной из-за слабости резонанса.

— Так они говорят. — Раштак двинулся в сторону, увидел охранника-гомосапиенса, который остановился в дверях, держа ружье наготове. За ним шла самка гомосапиенсов в сопровождении группы гомосапиенсов, которые несли большую плиту. Эта самка, наверное, была командиром, потому что она велела самцам установить плиту. Неужели это никогда не кончится?

— Первый Советник? — женщина ступила вперед, и коробка заговорила. — Я майор Томпсон. Я буду вашей связной. Мы понимаем, что вам нужны панели-резонаторы, чтобы общение было более эффективным. Пожалуйста, испробуйте приспособление, которое мы вам принесли.

— Какое пренебрежение! Какая наглость! — взорвался Аратак саркастическим дребезжанием. — Они посылают самку разговаривать с нами?

— Ими командует самка! Неудивительно, что они ненормальные, — добавил Еетак, и пол поглотил его отвращение.

Раштак увидел, как на лицо самки гомосапиенсов набежало темное облако. Она скрестила руки и замерла. Что это значило? Раштак ступил на принесенную плиту и громко задребезжал:

— Гораздо лучше, но не так, как дома.

— Майор Данбер хотела бы встретиться с вами, когда вам будет удобно, — продолжала Томпсон. Говорящая коробка воспроизвела ее слова на отвратительном Пашти. — Если вы хотите воспользоваться минутой, чтобы поговорить со своими советниками, пожалуйста.

Это предложение застало Пашти врасплох. Раштак развернулся и посмотрел на Аратака.

— Что будем делать?

— Узнаем, чего они хотят от нас, — нервно щелкнул Еетак. — А зачем мы здесь? Почему они увезли нас с нашей станции, от нашего народа?

— Они говорят, в целях безопасности. Я только сейчас начинаю понимать, что такое безопасность с их точки зрения. Они почему-то боятся нас. — Раштак хлопнул по полу. — Так странно — но все боятся нас! Гомосапиенсы боятся нас! Ахимса боятся нас! Почему они боятся? Разве мы сумасшедшие?

— Возможно. — Аратак сделал шаг по направлению к твердой плите, желая проверить, насколько лучше говорить с помощью этой звучащей панели, которую принесли люди. Он подождал, пока они выйдут, и только потом ступил на нее. — Ты говоришь, Ахимса боятся нас? Что ты узнал?

— Что, возможно, Овероны лгали. Что они стали больше волноваться из-за циклов, из-за… — Ему больно было говорить. — Из-за того, что во время действия циклов мы захватывали все большее количество их ресурсов. Я не знаю историю, но, может быть, это правда.

— Значит, они решили нас уничтожить?

— Да. Или, по крайней мере, разрушить наше могущество обманом — представив нападение массовым самоубийством на Тахааке.

— А почему они просто не поговорили с нами? Почему просто не пришли и не взяли назад свою собственность? — спросил Еетак, глядя, как гомосапиенсы приносят вторую звукопроводящую панель.

— Ты хорошо знаешь Ахимса, такой поступок показался бы им необыкновенной грубостью.

— А убивать нас — не грубость? — Раштак по крохам собирал факты в единое целое. Рассудок его был в смятении.

— Ты мыслишь не так, как Ахимса. Убить нас подобным образом — это аккуратно, вежливо. И никто бы не осудил за эти действия Ахимса. Ты должен посмотреть на все глазами Ахимса и думать, как они. В этом есть своя тонкая логика, безумная, может быть, но изящная. С их точки зрения, Пашти создали проблему, поэтому Пашти должны и разрешить ее. Если бы они указали нам на возникшую проблему, это позволило бы допустить, что Ахимса обеспокоены материальным миром — вопросами владений и собственности, а это немыслимо для них, ведь они страшно заняты медитацией и созерцанием. Им не хотелось бы предстать перед галактической цивилизацией в облике лицемеров. Таким образом, отыскалось простое решение, которое оставляло их в стороне. Наша проблема — наше разрешение проблемы.

— Значит, ты предполагаешь, что в этом участвуют все Ахимса, — сделал вывод Аратак.

— Правильно, но все-таки нам следует проверить предположения об участии всех Ахимса. В конце концов, сейчас мы находимся здесь, мы пленники гомосапиенсов. Сегодняшняя реальность разительно отличается от вчерашней.

— Ну и что все это значит? — спросил Еетак, взволнованно переваливаясь с боку на бок.

Аратак выпустил воздух из дыхательных щелей, изъявляя покорность.

— Думаю, это значит, что мы стоим перед лицом новой реальности в наших отношениях с Ахимса. Однако меня больше волнует, что мы будем делать с гомосапиенсами. Ахимса, вне всяких сомнений, найдут способ дистанцироваться от Толстяка, но прежде чем беспокоиться об этом, мы должны попытаться сохранить свою жизнь.

— Мы не знаем, чего хотят гомосапиенсы, — ответил Раштак. — Я слышал, что они не хотят причинять нам вреда. Факт остается фактом — они очень рисковали, когда разрушили планы Толстяка. В конце концов, именно благодаря им мы что-то узнали.

— Если мы откажемся подчиниться, они просто убьют нас, — Еетак раскачивался из стороны в сторону с большей силой.

— Думаю, мы все равно погибнем. Они звери. — Для убедительности Аратак поднял вверх щупальца. — Возможно, нам следует просто позволить им убить нас. И так уже все превратилось в хаос.

Раштак загремел, призывая к вниманию.

— Вы слышали, что они говорили. Нам надо изучить записи. Давайте не будем спешить. Даже если в конце концов они убьют нас, сделаем так, чтобы потом не говорили, что Пашти не испробовали все варианты.

— А откуда мы возьмем эти записи? — спросил Аратак.

— Вот почему я здесь, — вмешалась в разговор Томпсон. — Я передам ваши запросы центральному компьютеру.

— Но как можно общаться с самкой? Разве мы не можем иметь дело с самцом, который что-то знает? — удивился Еетак.

— Предполагается, что она разумная или, по крайней мере, дрессированная.

Раштак обернулся взглянуть на самку гомосапиенсов и заметил, что ее лицо местами стало теплее, а кое-где мягкие ткани начали подрагивать. Говорящая коробка, которой так гордились гомосапиенсы, начала извергать какую-то белиберду относительно ненужных частей тела, оплодотворения, какие-то непонятные фразы о странных совокуплениях — Раштак никогда не слышал такого.

— Должно быть, что-то вроде почтительного обращения, принятого среди этих существ, — проворчал Раштак.

Как же провести эту встречу? Шейла покачала головой. Если бы все было по-человечески, она бы точно знала, как себя вести, что говорить, куда кого посадить. Подумав, она пришла к выводу, что этикет пришельцев не имеет ничего общего с тем, что принято среди людей, — никакого президиума, никаких подиумов. И все же, чтобы чужакам стало ясно, кто командует людьми, она расположила свое кресло чуть выше остальных.

Даже если Виктор и обратил на это внимание, он ничего ей не сказал. Он появился в аудитории в черном костюме, который выгодно подчеркивал золото его волос.

Пашти сопровождал Габания, с ружьем наперевес, с каменным выражением лица.

Внешность Раштака впечатляла. Продолговатая башенка, на которой располагались его глаза, отстояла от пола на добрых четыре фута. Панцирь занимал около десяти футов в длину и около пяти футов в ширину. Покрытые роговицей ноги довершали картину. И совсем уж удивительными были его “руки” — два огромных манипулятора в форме щупалец. Мощные клешни дополнялись маленькими изящными щупальцами. Ей никогда не приходилось видеть подобных штуковин. И это еще не все. Раковина панциря мерцала и искрилась в свете потолочных панелей, отливая темно-красным цветом посередине, который переходил в черный по краям.

Раштак приподнял панцирь и сдвинул его вбок, глубокие озера его основных глаз встретились с ее взглядом. Сколько у него глаз? Ну конечно, если глаза расположены по всей окружности твоей, хм, головы, удивляться тут нечему.

Клякса, напротив, вкатился в аудиторию вровень с пятками Мэрфи, что-то насвистывая, попискивая сам с собой. Его бока были более-менее крепки до тех пор, пока он не увидел Пашти. Тут дыхательные отверстия Круглого штурмана испустили истошный вопль, и он сдулся. Мэрфи пробормотал что-то сквозь зубы и носком ботинка подтолкнул похудевшего Кляксу к центру аудитории. Гримаса отвращения появилась на его раскрасневшемся лице.

Шейла прочистила горло и начала говорить в микрофон, надеясь, что ее слова будут точно воспроизведены на Пашти:

— Первый Советник Раштак, будьте любезны, скажите Ахимса Кляксе, что вы не собираетесь обижать его.

Раштак развернулся, его огромные глаза посмотрели в сторону сморщенного комочка плоти. Он щелкнул, загудел, загрохотал, и эти звуки были тут же переведены в мелодичное попискивание. Клякса стал округляться.

Она заметила, как Мэрфи и Габания обменялись настороженными взглядами, потом оба посмотрели на своих подконвойных с нескрываемым любопытством.

— Отлично, можно начинать, — Шейла устроилась поудобнее, увидев, что группа аналитиков Светланы рассаживается чуть в стороне — в их задачу входило следить за всеми деталями переговоров. Черт побери, они даже не представляют, насколько важна их работа.

Раштак хранил молчание, в то время как Клякса начал тихо попискивать, возможно, чтобы успокоить себя.

— Для начала, Первый Советник, позвольте принести вам глубочайшие извинения за то, что пятеро Пашти были убиты во время нашей атаки. Мы хотели обойтись без жертв.

— Пятеро? Нет, гомосапиенс, вы убили четырех рабов-самцов и беременную самку. Вы убили не пятерых, а часть будущего. Зачем? Что мы вам сделали? — спросил Раштак, явно обращаясь к Виктору. — Вы могли бы не применять грубой силы для встречи с нами.

Шейла дотронулась пальцем до подбородка.

— Первый Советник, позвольте мне объяснить вам ситуацию более конкретно. Толстяк не оставил нам выбора. На одной чаше весов находились наши жизни, на другой — жизнь станции Тахаак. Мы сделали все, что в наших силах. Если бы мы отказались атаковать станцию Тахаак, Толстяк просто уничтожил бы нас и все живые существа на нашей планете за непослушание. Но его эксперимент не удался. Я не прошу вас верить мне на слово. Вы сможете просмотреть записи. Люди, как и Пашти, стали жертвой замысла Толстяка. Мы могли бы в точности исполнить приказы Толстяка, с которыми, я уверена, вы уже познакомились, и ваша станция была бы уже разрушена, а ее обитатели уничтожены. Толстяк хотел объявить вас невменяемыми. Моя планета превратилась бы в радиоактивную пустыню — мы чудом избежали этого, а к настоящему моменту Толстяк несомненно уже убил бы и нас. А может, он стал бы использовать нас в качестве подопытных животных в каком-нибудь новом сценарии. Ведь так, Клякса?

— Абсолютно верно, — пискнул Клякса. — Люди ненормальны. Опасны.

— Мы отклонились от темы, — проговорил Мэрфи, наклонившись к полу.

Клякса сплющился.

Шейла внимательно посмотрела на Ахимса.

— Нет, мы не ненормальные. Первый Советник, если бы мы были ненормальными, разве мы стали бы подвергать риску собственную жизнь ради спасения вас и вашего народа? Если бы мы были ненормальными, мы бы уже сейчас убили бы Толстяка в отместку за то, что он собирался сделать с нами — и с вами. Вместо этого мы собираемся передать его в руки Оверонов, или вашего правительства, или кому-то другому, кто возьмет его под свою ответственность, Если никто этого не сделает, мы будем продолжать заботиться о нем. Мы не причиним ему вреда.

Раштак начал щелкать, но она не обратила на него внимания, ее голос набрал силу:

— А в настоящий момент мы заняты восстановлением той разрухи, которую организовал Толстяк. — Она подключилась к сети. — Сэм? Как идут восстановительные работы?

Голос Даниэлса эхом прокатился по комнате.

— Думаю, все отлично, Шейла. Пара мэйсоновских заплат прохудилась, но мы успели закрыть двери, так что больших атмосферных потерь нет. Группа рабов Аратака подключилась к восстановлению герметичности корпуса. Они отлично справляются со своей работой, у них превосходная техника.

— Лучше всего было бы, если бы вы оставили нас в покое и отправились восвояси. Мы не хотим иметь дело с гомосапиенсами. Возвращайтесь туда, откуда прибыли. — Раштак задрал вверх свои клешни и выразительно прищелкнул ими, продолжая смотреть на Виктора.

— Это не выход, — пробурчал Виктор.

— Совершенно верно, — согласилась Шейла, скрестив руки на груди. — Первый Советник, мы остаемся здесь.

Раштак покачался из стороны в сторону на своих многосуставчатых ногах, его чудовищные челюсти застучали подобно кастаньетам.

— Ваша планета была запрещена. Вы не имеете права выходить за пределы вашей Солнечной системы. Я не хочу, чтобы вы научили юных Пашти поедать внутренние органы других Пашти, убитых ими. Я не хочу, чтобы вы научили юных Пашти красть самок, принадлежащих другим Пашти, и спариваться с ними, не слушаясь голоса хозяина. Я видел подобные вещи! Возвращайтесь на свою планету и стреляйте друг в друга вашими деревяшками. Космос счастлив и спокоен без вас. Даже Чиилла хочет, чтобы вы убрались восвояси, послушайте его!

— Подождите! Остановитесь! — Шейла встала и наклонилась вперед, чтобы взглянуть прямо в глаза Раштака, который продолжал избегать ее взгляда и упорно направлял свои основные глаза на Виктора. Шейла обошла его сбоку и встала прямо перед его глазами. — Посмотрите на меня, Раштак.

Пашти развернулся, стараясь не встречаться с гневными глазами Шейлы.

— Я не разговариваю с самками.

— Разговариваете. И с этой минуты, черт побери, будете разговаривать всегда.

— Неудивительно, что гомосапиенсы ненормальные.

— Давайте вернемся к вопросу о поедании внутренних органов и краже самок. Откуда у вас эта информация?

— Она содержится в файлах. Цивилизации знакома ваша планета многие тысячелетия. Мы наблюдали долгое время за переменами. Гомосапиенсы очень долго были больны. Ахимса совершенно прав — вы опасны. Возвращайтесь к себе, пока есть такая возможность. Чиилла…

— Мы не вернемся! — Она погрозила ему пальцем, сделав еще шаг вперед. Теперь он мог до нее дотянуться. Мэрфи не сводил с нее глаз, взяв ружье на изготовку. Он пристально смотрел на Раштака, глаза его сощурились. — Более того, Раштак, ваша так называемая цивилизация запихнула нас в бутылку. У нас есть старая сказка с похожим сюжетом. Так что джинн выпущен из бутылки, и мы не собираемся пресмыкаться перед вами или кем-то еще.

— На это имелись свои причины. — Раштак завибрировал и защелкал, не сводя глаз с Виктора.

Шейла подошла еще ближе, и Пашти попятился к концу звукопроводящей плиты.

— Да, возможно, причины были. Первый Советник. Но мы уже здесь. И если нас силком водворят обратно, мы разрушим ваше цивилизованное общество! Клянусь, мы сделаем это!

Раштак загрохотал сам с собой, нервно прищелкивая. Клякса потемнел и почему-то сплющился, его писк еле слышался.

Пашти сделал неопределенный импульсивный жест, который Шейла сочла признаком волнения.

— Вы будете убивать? Разрушать?

Шейла медленно кивнула:

— Если от этого будет зависеть наше выживание, конечно, будем. Но это крайняя мера, мы поступим так, только если нам не останется другого выбора. О смерти думать очень страшно. Мы думаем, что есть другой путь. Решайте, Раштак, вы во многом обогнали нас. У нас нет никаких иллюзий в отношении вашего удивительного превосходства в области технологии. — Она обвела рукой окружающее их корабельное пространство. — Кроме уничтожения нас и нашей планеты, вы, без сомнения, способны на многое. Войдите в наше положение, Первый Советник, какого дьявола вы так боитесь нас?

— А все-таки почему бы вам не вернуться на свою планету и не оставить нас в покое? Нам ни к чему закупоривать вас. Вы не виноваты в том, что Толстяк сошел с ума. Вы на самом деле продемонстрировали мужество, достойное восхищения. Ваш мир будет в безопасности — мы не собираемся мстить. — Раштак поднял свои клешни.

— А Ахимса? Теперь всем известно, что Толстяк сошел с ума. Человечество знает о существовании звездной цивилизации. Если мы вернемся, ловушка захлопнется. Нет, Ахимса будут мстить, они попытаются уничтожить нас — так же, как они пытались уничтожить Пашти — хитростью и уловками, так же, как они действовали в истории с Тахааком.

Шейла невесело усмехнулась и продолжила:

— Вы надеетесь, что джинна будет легко запихнуть обратно в бутылку, закупорить ее и сделать вид, что ничего не произошло?

— Я не понимаю этого звука… этого… — не справился переводчик.

— Джинн — это мифическое существо, обладающее огромной силой. Оно способно на добрые и злые поступки, все зависит от воли того, кто отдает приказания. Люди находятся сейчас именно в таком положении. Мы можем войти в космос как партнеры Пашти. Если вы нам позволите, мы многое можем привнести в вашу цивилизацию. В то же время и у вас есть чему поучиться. Хотя бы вашему взгляду на нас — со стороны мы можем по-другому увидеть наше собственное поведение. Мы нуждаемся в Пашти и просим вас о помощи. Мы хотим быть не тюремщиками, а партнерами, мы хотим развивать наши способности. Может быть, мы немного ненормальные, но ведь это не вина наша, а беда. Кроме того, новшества часто рождаются из безумных идей, особенно если эти идеи сочетаются с опытом, которым обладаете вы. Но просто-напросто отправиться в обратный путь и пропасть в расставленных вами сетях — в гравитационных заслонах? — Она устало вздохнула. — Именно это вы предлагаете, Первый Советник. Я и мой отряд Призраков уже почувствовали вкус к звездам. Почему мы должны оставаться ползать во мраке, если мы можем обладать всем этим?

— Выживание! — вскричал Раштак, обращаясь к Виктору. — Вы не имеете представления о могуществе цивилизации, с которой вы столкнулись! Вы ничего не знаете о том, что вас окружает. Ваш мир в полной безопасности. Никому не хочется вторгаться в него! Он никого не интересует!

— Я стою на своем, — взорвалась Шейла, раздраженная тем, что Пашти продолжал обращать все внимание на Виктора. — Выживание, вы сказали! Вы чертовски правы, нам хочется выжить! Наша планета только развивается. С помощью вашей технологии мы можем найти пути накормить и обучить всех людей, положить конец войнам и болезням. Посмотрите, какими ресурсами вы обладаете. До тех пор, пока мы будем заперты в нашей системе, мы не успокоимся. Мы не собираемся оставаться заложниками ваших гравитационных маяков.

Раштак крикнул недоверчиво:

— Вы что — можете выжить только среди звезд? — он с мольбой протянул к Виктору клешни.

Шейла минуту помолчала, потом выпрямилась и бесстрашно взглянула в странные глаза пришельца.

— Совершенно верно, черт побери!

Раштак зарокотал и выпустил струю воздуха.

— Самец, почему ты позволяешь своей самке болтать? Может, ты послушаешься голоса разума?

Шейла прикрикнула:

— Думайте что хотите, Раштак. Мне не следует иметь дело с вами. Мне надо всего лишь заменить вас Аратаком на этом посту.

— Ненормальная. — Раштак глухо стукнул о плиту, упрямо глядя на Виктора.

Стукалов сказал:

— Она мой командир, Первый Советник. Я не могу соперничать с ней. Она умна и способна. Думаю, вам не следует забывать, что именно она перехитрила Толстяка. Возможно, если вы с ней договоритесь, вы поймете это.

Клякса заверещал:

— Пашти не имеют представления, что с вами делать. Странное дерьмо. Вот дерьмо. Они думают — вот странное дерьмо.

Шейла села на место, понимая, что Раштаку нужно время, чтобы обдумать ситуацию.

— Клякса, на данный момент у этого корабля хватит мощи, чтобы разрушить станцию Тахаак? Я имею в виду, сможет ли этот корабль функционировать как боевой в человеческом понимании?

Клякса тихонько запищал, худея на глазах и вытягивая глаза-стебли:

— Вполне сможет. Я наблюдал тренировки людей. Я знаю. Очень слаженно. Толстяк не обращал на это внимания. Он был Овероном. Овероны никогда не обращают внимания на конкретные детали. Они думают о другом, о таких важных вещах, как основы существования. Они просто приказывают. Другие, менее развитые, действуют. Думаю, мы можем запросто запустить генератор нулевой сингулярности и изменить полярность атомов. Замечательная идея, как вы считаете?

Казалось, ноги Раштака подогнулись.

— Психи! — загрохотал он. — Все они психи! Может, это что-то вроде циклов Ахимса, которых мы никогда не видели?

— А если мы направим этот эффект против станции Тахаак? — предложила Шейла, краешком глаза наблюдая за Раштаком.

Первый Советник в отчаянии стал метаться из стороны в сторону.

— Ничего не останется! Вы превратите ее в плазму! Ненормальные! Говорю вам, все вы ненормальные! — Обратившись к Виктору, он прибавил: — Она твоя самка! Останови ее!

Виктор рассмеялся, в глазах его плясали искорки.

— Она мой командир, Первый Советник Раштак.

— Довольно! — приказала Шейла, терпение ее истощилось. — Факт остается фактом, Раштак, какое бы отвращение он вам ни внушал: мы остаемся здесь. Будьте уверены, мы можем разрушить все и вся. Однако мне не хотелось бы делать этого. Нам не хотелось бы, чтобы нас вынудили сделать это. Пожалуйста, давайте вместе найдем выход. Выбор за вами. Вы нам поможете? Давайте сообща придем к взаимовыгодному решению, которое позволит нам свободно передвигаться в космосе, а нашему роду — выжить на Земле. Если мы на самом деле так нервируем вас, просто не обращайте на нас внимания. Мы займемся своими делами в космосе. Космос достаточно велик, для всех хватит места, мы не покушаемся на ваши территории, мы освоим свои. Мы будем рады оставить вас в покое, если вы оставите в покое нас. Разве это отдает безумием? Разве мои слова похожи на слова сумасшедшего?

Раштак зашипел, выпуская воздух из дыхательных щелей — звук напоминал обычное дребезжание, только негромкое.

— Если это возможно, мы будем работать вместе с вами, — сказала Шейла. — Но если кто-то будет заталкивать нас обратно, ограничивая нашу жизнь одной Солнечной системой, это насилие.

Раштак ответил:

— Нелогичные поступки. Безумные решения.

Нахмурившись, она продолжала:

— Так скажите мне, Первый Советник, если вы так разумны, каким считаете себя, можете вы хоть немного отвлечься от собственных проблем, можете войти в наше положение? Попробуйте поменяться с нами местами, предположите, что это не людям, а нам предстоит вернуться на Скатаак. Вы бы отправились?

— Но мы не безумны!

— Да? А Толстяк думает, что безумны. Правда, так думает Толстяк, но не я. Что бы вы сделали на моем месте? Упали на спину и умерли? Думайте, черт побери! Это не дикая фантазия! Толстяк хотел убить вас. Что, если бы он одержал победу? Что, если Овероны нашли бы станцию Тахаак в руинах? Что, если бы они решили, что Пашти сошли с ума? А именно этого и добивался Толстяк. Они могли бы потребовать изоляции Пашти! — Она стукнула кулаком по столу, и вибрации, возникшие в результате этого удара, заставили Раштака обернуться и впервые взглянуть на нее.

Первый Советник защелкал, потом сел, согнув ноги, и его резонаторы зарокотали, задребезжали. Его челюсти непрестанно двигались. В аудитории наступила тишина.

Шейла упрямо вскинула голову.

— А пока вы размышляете, посмотрите-ка на всю историю с другой стороны. Когда Толстяк задумал убить вас всех — даже самок — в своем стремлении разрушить станцию Тахаак, чьи действия были самыми нормальными? Кто рисковал жизнью всего своего мира ради спасения жизней Пашти? Разве это сделали дикие звери? Разве так поступают безумцы?

Раштак снова смотрел на Виктора.

— Мне потребуется время для того, чтобы обдумать все это. Вы обещаете, что не обидите моих Пашти? Вы обещаете, что не будете впутывать их в свои дела?

— Мы не обидим Пашти до тех пор, пока идет торговля за нашу свободу, — отрезала Шейла. — Может быть, этот этап затянется. До тех пор, пока мы не убедимся в том, что вы не собираетесь навредить нам, мы обязательно будем вмешиваться в ваши дела. Ведь мы совершенно не знаем ваших возможностей. Неужели вы так наивны?

Раштак подребезжал сам с собой, пол слегка завибрировал.

Виктор развел руками.

— Серьезно, Первый Советник, не надо обижаться. Клякса уже понял, что с нами можно сотрудничать. Он теперь с нами. Уж если Ахимса поверил нам, почему бы Пашти не поверить?

— Вы больше выиграете от взаимодействия с нами, чем потеряете, Раштак. Подумайте о выгоде торговли, исследований, о совместном развитии науки, о престиже. — Шейла все еще хмурилась. — Ведь очевидно, что, если бы Ахимса не зашел в тупик, он бы не боялся вас. Подумайте о сочетании ваших возможностей и нашей целеустремленности. Какую пользу могли бы извлечь из общения с нами ваши подростки? Я ведь слышала, как вы сказали, что победили циклы! Вы очень обрадовались этому! Запись свидетельствует, что наш приход сыграл не последнюю роль в этой вашей победе!

— Мы не хотим быть вашими врагами, — добавил Виктор. — Сотрудничество и для нас, и для вас лучше, чем смерть.

Раштак поднял свои клешни в старом, как мир, жесте понимания.

— Вы позволите мне посовещаться со своими коллегами? Мне также хотелось бы просмотреть записи, о которых вы говорили. Такие вопросы не решаются с налету.

— Это разумное требование. Если вам понадобится какая-то помощь, мы с готовностью ее окажем.

Клякса перекатывался с боку на бок, его дыхательные отверстия пищали:

— Странное дерьмо! Ну и дерьмо, парень! Где только Клякса научился этому?