Глава вторая
Марик
Всякий раз, когда Марик видел, что с Рич опять ничего страшного не случилось, он вздыхал с облегчением. А ведь было время, даже радовался, что вместо цветка растет в доверенном ему саду жгучая колючка. Нет, внешность-то у Рич была самая что ни на есть цветочная, а проще говоря, исключительная, поскольку, если ее мать была первой красавицей Скира, то дочка взяла от мамы все лучшее, да умножила это на породу дома Рейду. То есть довела прекрасные черты лица мамочки до совершенства, почти догнала Марика ростом, отрастила на время гриву светлых, отливающих золотом волос, научилась улыбаться и щуриться так, что у посеченных шрамами скирских ветеранов отнимался язык, а младшую поросль вовсе охватывал столбняк, но все остальное…
«Смерч!» — говорила о почти приемной дочке Ора. «Разбойница!» — довольно улыбался Тир. «Аиллюшка», — смеялась Илька. «Вредина!» — с затаенным восхищением щурились Маэль и Лиди. «Дочка», — говорил о ней Марик. Или «Рич», поскольку имя девчонки на бальском языке ровно то и означало: дочь.
Она и в самом деле больше всего напоминала выбравшийся на сушу морской смерч. Как говорил когда-то наставник еще молодого Марика — старый колдун Лируд, хочешь узнать человека, разбирай оставленный им след. Так вот, следов Рич не оставляла, потому как назвать следами развалины и пожарища у Марика не поворачивался язык. «Смерч», — повторял он вполголоса прозвище, данное девчонке Орой, а вслух все равно называл наследницу дома Креча дочкой.
Однажды он попробовал следить за ней, чтобы приструнить непослушную, но махнул рукой уже к обеду. Угнаться за нежным созданием с характером неугомонного зверька не было никакой возможности! Кажется, только что она мелькнула на нижних ярусах дома Рейду в Гобенгене, и вот уже окликнула Марика с маяка. Недавно он видел красный плащик на вершине прибрежного холма и тут же обнаружил ее плавающей вместе с Тиром на льдине в гобенгеновской гавани! А сколько синяков, шишек, царапин приходилось прижигать и смазывать Оре?.. Даже Тир, который хоть и был рассудительнее подружки, но тоже легко загорался всеми исходящими от Рич приключениями и забавами, не принимал на свое лицо и тело столько целебных снадобий. Может быть, именно поэтому красота разбойницы-непоседы расцвела, словно в один день?..
Как-то раз Ора, как обычно, протерла всегдашние царапины настоем горькой травы, сняла компресс с разбитой, но уже подзажившей губы девчонки, и Марик ахнул. На коленях у его очаровательной жены, любимицы всего Гобенгена, лучшей лекарки северной столицы сайдов, сидел не юркий зверек, который только и ждал, когда хозяин его зазевается и ослабит хватку, а ерзало прекрасное создание, место которому было в каком-нибудь хрустальном дворце, построенном на перистом облаке, а не в сырых коридорах древних башен северной земли!
— Красивая девчонка — наша Рич, правда? — прогудел смышленый Тир, а Марик под звонкий хохот Оры только почесал затылок, да отправился на берег моря обдумывать, как же ему справиться не просто со смерчем, а со смерчем-красавицей.
Справляться не пришлось. Нет, Рич вовсе не перестала доводить Марика до белого каления, но забавы ее постепенно стали иными. Как-то незаметно она перестала забавляться только ради возможности подурачиться и, главное, перестала делать глупости. Марик тем не менее продолжал присматривать за Рич и в какой-то момент решил, что если уж ничем, кроме внешности, она не напоминает девчонку, так и воспитывать он будет ее как мальчишку. Вручил тонконогому существу шест, деревянный меч и начал поднимать Рич рано утром вместе с Тиром и гонять по сопкам. Заставлял обливаться холодной водой, подтягиваться на балках-перекрытиях, сражаться потешным оружием, бороться, захватывая друг друга на покрытых циновками каменных плитах, и, надо сказать, кое-чего добился. Рич посерьезнела: времени и сил на забавы ей стало не хватать, да и нелегко было соревноваться с Тиром, который удивлял способностями и упорством даже самого Марика. Но уступать не хотела и она. Поэтому, стиснув зубы, снова и снова вставала и бежала, сражалась, боролась, подтягивалась, пока не стала не только для ровесников, но и для любого из молодых парней Гобенгена серьезным противником в схватках с потешным оружием. А что ей тогда было — каких-то восемь лет!
Вот в те дни Марик впервые и задумался об открытии, как он потом стал говорить, заведения по обучению воинскому умению.
А потом семейство Рейду вернулось в Скир. За ними последовал и Марик. Хотя Лебб, пользуясь смертью покровителя баль Ирунга, отказал наставнику дочери от дома, но в столице все постепенно сложилось самым лучшим образом. Отец Рич не сам, а через своего сотника (да, видно, не по собственному желанию, а по настоятельному наущению Сната Геба, помощником которого он вскоре стал) вовсе переложил все заботы о Рич на Марика.
Тот же поступил на службу к конгу, отдал ему шесть лет старания и труда, включая мудрые советы и подсказки (вот уж чего Марик никогда не заподозрил бы за собой сам), влюбил в себя всю сайдскую дружину, а потом получил от Сната Геба в качестве награды старую конюшню с прилегающим двором. Вот тут и пришло время исполниться его мечте.
Еще чуть больше года девчонка вместе с приставленной самим конгом к Марику воительницей Мэйлой упражнялась в наспех облагороженном дворе тогда еще не слишком известного заведения, а потом Марик отдал Рич в школу магов. Труда это никакого не составило. Оказалось, что Ирунг еще до своей смерти сделал соответствующие распоряжения и даже заранее оплатил три года обучения для первой дочери Лебба Рейду.
К сожалению, о Тире он не подумал, а у самого Марика лишних монет для обучения колдовству удивительно способного парня не нашлось, но тут дело взяла в свои руки Рич. Каждый вечер она стала вытаскивать Тира во двор и там в подробностях пересказывала все услышанное и обучала всему, что узнала от наставников. К ним тут же прилипали Илька, Лиди и Маэль. Ора начинала ругаться, но делала это вполголоса, потому как от радости заливалась краской. Ребята были смышлеными, кое-что у них получалось быстро и легко, но с Тиром тягаться было сложно. Тира перещеголять могла только Рич. Что уж тут говорить — делала она все легко, красиво и, что удивило Марика, по-доброму, волнуясь за приятеля больше, чем он сам. Правда, в школе магов девчонка продолжала потешаться над соучениками и наставниками, отчего Марик имел постоянную головную боль.
— Хорошая девчонка выросла, — по поводу и без повода повторяла Ора и тут же добавляла: — Но смерч!
А Рич будто слышала слова приемной матери и старалась им соответствовать в полной мере. Вот, расколотила дорогущий стол для магических опытов. Стоит теперь, шепчется о чем-то с Тиром, сама почти с него ростом, для удобства в упражнениях с мечом с коротко постриженными — пучок не затянешь — волосами, красивая и неукротимая, приемная дочь Марика Дари. Да, есть чем похвастаться перед Насьтой. Тем более хоть и бывал изредка Марик в заповедных реминьских краях, зато приятель его в Скире не показывался уже давно!
— Вот и Рич, — улыбнулся баль и хлопнул по скамье рядом с собой. — Садись-ка, дочка. А это мой давний друг Насьта!
Ремини расплылся в улыбке, Рич улыбнулась в ответ, хотя впору было вытаращить глаза: ведь Насьте, о котором она была наслышана, должно было исполниться уже почти шестьдесят лет, а перед ней сидел не только не старик, но как бы не ровесник Марика! Впрочем, на первое время были заботы поважнее, чем знакомство с давним приятелем семейства Дари. Рич обернулась к баль и тут же состроила на лице самую скорбную из всех возможных гримас.
— Я опять с горестными вестями. Сломала каменный стол наставнику Лайрису!
— Знаю, — вздохнул Марик. — Прибегал уже твой воздыхатель, Жорд Олли, кричал, что Бравус увел тебя в главный зал распекать за разбитый стол, требовал, чтобы все заведение с деревянными мечами отправлялось на выручку. Еле уверил его, что ты с Бравусом сама справишься… Вдребезги?
— На куски! — вздохнула Рич.
— Вот такой толщины была плита! — повернулся к приятелю баль, растопырив большой и средний пальцы.
— Вот такушки, выходит? — восхищенно воскликнул Насьта. — А тому ли она учится в этой школе колдунов? Я вот через Суйку добирался, так старина Дамп жаловался, что не хватает у него в подрядных каменщиков. Может быть, дочку твою туда отправить, Марик?
— Это зачем же? — насторожилась Рич.
— Ну как же?! — Насьта хлопнул ладонями по коленям. — Камни дробить! Вот такушки, моя дорогая! Зачем же такие способности на дорогущие каменные столы обрушивать? Для того существуют крепкие скалы!
— Да это он сам, Лайрис этот, такое заклинание слепил… — начала было оправдываться девчонка, но, поймав на лице ремини потаенную усмешку, зарделась, махнула рукой и побежала к умывальникам.
— Красавица! — покачал головой Насьта. — Поверишь, когда в ворота вошла, у меня дыхание перехватило, так она на мать свою похожа!
— Только выше на голову, — хмыкнул Марик. — Да волос у нее… золотой! Ора до сих пор косу, что девчонка сама себе отрезала, хранит!
— А так-то, ну вылитая Кессаа! — вздохнул Насьта.
— Как твой отец? Все стучит по наковальне мастер Уска? — спросил баль. — Как старик Анхель?
— А что им сделается? — потянулся Насьта. — Отец все так же возится с железом, благо ваш конг каждый год заказывает у него меч, чтобы вручить его лучшему молодому воину на День доблести, и не обманывает с оплатой. А Анхель тоскует по талантливым рукам и лечебным мазям Оры.
— Ну уж так и тоскует? — послышался голос жены Марика, и хозяйка вынесла к столу котел с ароматным радучским кушаньем.
Шестнадцатилетняя Илька, словно копия матери — такая же темноволосая, с мягкими, добрыми чертами лица, несла за ней котелок поменьше, следом загремели блюдами Маэль и Лиди. Тир тут же притащил скамью, чтобы все семейство уселось с возможным удобством.
— Не спеши! — остановила его Ора. — Пойдем-ка, поможешь мне на кухне, да и мясо подходит. И присмотреть надо за мелкими, чтобы руки как следует вымыли.
Тир понимающе улыбнулся Марику и отправился вслед за хозяйкой.
— Хороший парень, — сказал Насьта.
— Точно так, — кивнул Марик. — Хотя я и боялся, что проснется в нем что-то от его отца. Все-таки степным таном он был — владыкой, едва не покорившим всю Оветту! От таких людей семена непростые разлетаются. И если уж семя росток дало, так и плодоносить деревце мелкими плодами не будет. Порой казалось мне, что есть в парне какая-то червоточинка — то ли в уголках глаз, то ли в уголках губ, не знаю, тревога до сих пор гложет. Но если что и проявилось в нем от отца, то направлено оно правильно, а не поперек. С другой стороны, отчего бы ему было не пойти в мать?
— А ведь не нашли старатели Сната Геба тело Лека, — заметил Насьта. — Почитай, каждого мертвого хенна, кроме тех, что под стенами от колдовства сгинули, осмотрели. Не было среди мертвых Лека!
— Так и тело рисского мага и правителя Заха среди убитых риссов тоже не нашлось, — пожал плечами Марик. — Однако за прошедшие годы ни тот, ни другой так и не дали о себе знать! Если помнишь, плененные риссы вслед за хеннами уверяли, что погиб старший жрец Суррары, хотя веры у меня им как не было, так и нет. Уж больно подозрительной мне показалась их убежденность в этом. С другой стороны, где они тогда? Если Зах еще мог забиться в какой-нибудь угол, то Лек вряд ли. О том, что в степи происходит, сразу известно становится. Нет Лека ни в одном из родов, вся его дальняя родня откочевала к югу, а ближняя — его же усилиями почти стерта со степных равнин.
— Тир знает? — спросил Насьта. — Рич?..
— И тот, и другой знают все или почти все, кроме того, что случилось в храме Мелаген. — Марик хмуро постучал по столу пальцами. — Ну и еще кое-что в тумане для них скрывается. Но чувствую я, придется им скоро поведать о произошедшем в храме в подробностях. Однако ни Рич о том, как она появилась на свет, ни Тиру о пребывании его матушки под покровительством Лека говорить пока не хочу. Да и сам я не многое знаю. Только то, что Айра успела поведать Оре. Может быть, так сложится еще, что Айра сама все расскажет. Тиру уж точно.
— Значит, она вернулась? — замер Насьта.
— Не знаю. — Марик расцепил сплетенные пальцы. — Или она уходила куда? Ручкой на прощание помахала? Ничего тебе не скажу, но Тир второй день сам не свой: говорит, что чувствует мать. Близко она. Что ж, увидим. Ты-то ведь не затем в этакую даль тащился? И без тебя хватало гонцов, чтобы привезти конгу дорогой подарок.
— Не затем, — усмехнулся ремини. — Мог бы, конечно, сказать, что решил посмотреть на твоих детишек, пригласить все семейство в гости, попробовать стряпни Оры, так ведь не поверишь, хоть я и не совру.
— Почему же? — улыбнулся Марик. — Поверю!
— Он оживает, — прошептал Насьта.
— О ком ты? — напрягся баль.
— О нем! — Насьта стер с лица улыбку. — Вот такушки, дорогой мой! Или ты не понял до сих пор, что демон — или кто там управлял Мертвым городом — не изгнан и не уничтожен, а всего лишь затаился и ждет?
— Чего он ждет? — Марик смахнул со лба холодный пот. — Объясни толком! Или ты не знаешь, что сразу после войны Ирунг все окрестные земли перевернул, каждого младенца на учет поставил? Весь храм Мелаген линиями исчертил, сколько магических минералов перевел! Он сам мне говорил, что запах нечисти чувствует, а разглядеть не может. Ничего ему вызнать не удалось, да и сколько лет прошло…
— А сколько лет прошло, как зло в Суйке затаилось? — спросил Насьта. — Сколько поколений сменилось, пока изошло оно оттуда?.. Нет, баль, все не так просто. Ирунга уже нет, но попомни мои слова: добром все это не кончится! Старик Анхель мне так сказал: гудит что-то. Гул какой-то стоит, словно кто-то огромный шевелится в земле, горы дрожат. И тени в воздухе вьются. Не простые тени, а словно разодранные в клочья! Те самые, которым давно уж пора у престола Единого обретаться! Но главное — это гул. Раздраженный гул! Злобный! Маги — они чувствуют…
— Вот ведь как! — крякнул Марик. — Вдалеке, значит, — демон разберет где — чувствуют, а у нас тут словно ослепли и оглохли? Да в Скире только храмовников-жрецов за тысячу балахонов!
— А ты не шуми! — похлопал приятеля по плечу Насьта. — Или в храме, что баль на холме в своих лесах восстановили, не бывал?
— Бывал я в храме Исс, — кивнул Марик.
— Ну так и я бывал, — хмыкнул Насьта. — Знаешь, как там? Подходишь к стене и слышишь, о чем шепчутся люди у противоположной стены, а о чем жрец бормочет в центре зала, не разберешь! Так и здесь. А если добавить, что тот, о ком речь, не хочет, чтобы его услышали, то и вовсе страшно становится. Я думаю, правильно, что Ирунг его искал, жаль, что не нашел. С другой стороны, ну нашел бы он его? Как бы тогда все обернулось? Все-таки в теле он. В ком-то из тех, кому теперь от семнадцати или чуть старше. Анхель в демонах не разбирается, конечно, но рассуждает так: одним лишь можно объяснить то, что у нас были эти семнадцать лет, — он в теле молодого человека, а войдя в него, вынужденно движется к взрослению, как и этот человек.
— И что будет, когда он повзрослеет? — после паузы спросил Марик.
— Суйка будет! — стиснул зубы Насьта. — Мертвая земля от Сеторских гор до исхода Великой Степи. А может, и того хуже! Но как бы ни вышло, все одно — бойня. Кровавая бойня!
— Подожди! — нахмурился Марик. — Что ж ты сразу похоронную службу начинаешь? А если нет никого? Если тогда, в Храме, когда мать Рич в пепел обратилась, а мать Тира исчезла, если тогда он убит был?
— Да не был он убит! — поморщился Насьта. — Ну если ты Ирунга не слушал, собственные ощущения вспомни. Рассекла Айра связь и сгинула. Может быть, оттого и притаился звереныш, что связи той лишился. Помнишь слова на руке Кессаа?
— Зеркало. Кинжал. Пуповина. Зверь. Ребенок… — пробормотал Марик. — Через все прошли, зеркало уничтожили, кинжалом его пронзили. Пуповину, как сказал Ирунг, рассекли, отрезали зверя от звереныша. Вот до ребенка-звереныша только не добрались. И теперь он уже не ребенок, — добавил баль и потер запястье. — Да, хотелось бы поговорить с Айрой, если уж она жива осталась, многое могла бы рассказать!
— Что там рассказывать? — Насьта приподнял крышку на котле, жадно втянул ноздрями аромат. — Как бы драться не пришлось!
— Значит, помогать приехал? — Марик опустил локти на стол.
— Да, парень, — стер с лица улыбку ремини, — помогать. А если надо, так и погибнуть с тобой рядом! Правда, просьба у меня на этот случай одна имеется.
— Начинается! — скривился Марик. — Камень надгробный заказать, что ли, хочешь? Это ты теперь Рич проси, она у нас умелица по камням.
— Камень мне на посмертной тропе не понадобится, — вздохнул Насьта. — Да и не люблю я тяжести таскать. Ты же летописи свои продолжаешь? Записываешь: что случилось, что узнал, что вынюхал? Собираешь историю Оветты?
— И про это вызнал! — хлопнул ладонями по столу Марик. — Так не я первый, не я последний.
— Напиши обо мне, — попросил, приосанившись, Насьта. — Вот все как есть, так и опиши. Только роста мне прибавь полтора локтя, плечи сделай шире, опиши, что девки меня любили, да о всяких глупостях умолчи — ну, как мы с тобой в провал в Суйке попали, и о прочем похожем, — мало ли чего приключалось? Хорошо?
— Ну выдал задачку! — вытаращил глаза Марик. — Ты уж лучше не помирай пока, а то ведь я врать не люблю. Ремини долго живут, вот и будешь за меня дописывать хронику мою, сам все поправишь!
— А ведь плохо тут будет скоро. — Насьта снова стал серьезным. — Может быть, отправить твоих к моему отцу? В Репте ремини торговый двор держат. Да-да, не удивляйся, меняется кое-что под Аиле. Так вот, если туда с правильной весточкой добраться, подбросят до родных мест!
— Хорошо бы, — задумался Марик. — Только не поедут. Хотя… Ты лучше скажи, с чего это ты о Леке вспомнил?
— Так объявился он, — понизил голос ремини. — Сведения верные. Я в Деште на рынке неделю крутился, там слухи побойчее скирских летают. Видели его, с ним небольшой отряд — человек пять или шесть или того меньше. А скрывался он эти годы в горах, точно тебе говорю, больше негде, он же по матери — корепт. Говорят, что в Скир собрался, якобы убить Сната Геба или должок какой получить. Только не маловато ли против Скира пятерых или шестерых воинов? Я так думаю, а не за Тиром ли он сюда движется?
— Зачем ему Тир? — нахмурился Марик.
— По степи слух идет, что родила жена Леку сына с отметками великого танства и что только он, отмеченный богами, способен вернуть посрамленной степи былую славу.
— Тира я Леку не отдам! — вскочил Марик. — И об отметках этих даже думать не хочу. Он как сын мне! А через два дня испытание пройдет, так и вовсе воином конга станет.
— Так пусть становится, кто же спорит? — развел руками Насьта. — Да и мне имя не Лек вовсе. Ты не ори, мы же не в бальской деревне на сходе! Ты складывай новости в голову, складывай. Разбираться со всем придется. Я так думаю, если Лек отыскался, так и Зах может отыскаться. О нем тоже поговаривают. Слышал я в том же Деште, что случались у них посреди дня сосульки ледяные на крышах, но пуще всего мне хотелось бы встретить кое-кого еще!
— Некого больше искать! — хрустнул пальцами Марик. — Айру бы найти, а остальных поубивало уж точно. Ни одного высшего мага Суррары в живых не осталось, кроме пропавшего Заха, да и тот давно сгинул, думаю. Ни одного хеннского шамана из старших! Больше половины скирских танов полегло! Да и Арух, помощник конга Димуинна, мертв. Ирунг о том совершенно точно сказал.
— А Сади? — прищурился Насьта. — Или зря я тогда на дудке играл, из пустоты его выкликал? Куда он пропал?
— Так ты веришь, что тот, кого сайды считают богом, тот, кто пролежал тысячи лет каменной глыбой, в тот самый день ожил и все еще бродит тропами Оветты? — удивился Марик. — Так ведь Ирунг говорил, что, если и отпустила Кессаа Сади, если вызволила его из камня, он на любую сторону мог уйти. Да хоть к престолу Единого! Сколько сотен лет он протомился недвижимо? Может, он прахом осыпался в тот же день. Дымом растаял! Чего ж он-то прячется тогда который год? Ему бы теперь во славе и почитании купаться!
— Дымом растаял? — хмыкнул Насьта. — Именно, что бродит тропами Оветты или сидит в укромном месте. Во славе и почитании купаться хорошо, пока ты каменным изваянием лежишь на постаменте, да пальцем шевельнуть не можешь, пока в твою честь гимны слагают. А стоит моргнуть, тут же сомневающиеся отыщутся. Вот именно то, что о Сади ни слуху ни духу, и убеждает меня в том, что мудрость он свою пока не растерял!
— Если еще жив, — уточнил Марик.
— Конечно, — согласился Насьта. — Ох, парень, смотри-ка, ты еще до сорока не добрался, а мы уж с тобой серьезные разговоры перекатывать начали. Теперь послушай вот о чем. Не только Анхель меня к тебе сюда отправлял. Мы вот с тобой слова, что словно сами по себе на руках Кессаа иссекались, вспомнили. А помнишь похожие надписи у тебя на руке? Такая же и у меня появилась месяц назад. И написано там было одно слово: Рич!
— Покажи! — подался вперед Марик.
— Так зажило уж, — пожал плечами Насьта. — Но показать есть что. Сегодня утром, когда к воротам Скира подъезжал, почувствовал. Смотри!
Ремини заголил предплечье и показал другу крохотную отметину — два штриха. Косой крест.
— Как думаешь? — прищурился Насьта. — Поцарапался я или тот, кто письма эти пишет, уже пробиться не может к письменному месту? Так, едва отчеркивает…
Побледнел Марик, как колоннада нового дворца конга, и сам рукав к локтю потянул. Точно такая же отметина и на его коже отчеркнута была.
— Может, поцарапался, но царапщик твой и до меня добрался, — хрипло заметил баль.
Ремини замер, смахнул шапкой пот с лица — даже под крону молодого развесистого одра проникали жаркие лучи Аилле.
— Значит, и вправду время, — вздохнул Марик и тут же обернулся, чтобы посмотреть, кому улыбается его гость.
— Послушай! — запричитал Насьта. — Баль! Отчего твои сыновья так долго моют руки? Аромат кушанья, что выбивается из-под крышки котла, опустошил запасы моей слюны!
— Уже-уже! — закричала Илька, а подбежавшие домочадцы Марика разом обратили тихое место в шумное гульбище.
Илька заняла место между Рич и Орой. Лиди и Маэль подсели к Тиру. Загремели тарелки, звякнули ножи, защекотал ноздри удивительный запах.
— Лиди! — Марик нашел взглядом старшего сына. — Ты Мэйлу позвал?
— Позвал! — кивнул паренек. — Да вон она!
Воительница уже шла через двор к столу. Марик скользнул взглядом по привычной сухопарой фигуре и вдруг замер. На платье старой девы не оказалось пояса. И седые волосы ее были растрепаны. Это так не походило на Мэйлу, что Марик уж решил, что у старушки случилось какое-то несчастье, но спросить ее об этом не успел. Мэйла медленно, не обращая ни на кого внимания, прошла к своему месту и села. Тир подвинул ей тарелку, старая дева наклонилась, и в то же мгновение ее голова соскочила с плеч и, разбив блюдо, с грохотом упала на стол.
