Глава 22
ЦЕНА КОЛЬЦА
Не успела Эгвейн отойти от двери в комнату Верин, как нос к носу столкнулась с Шириам. Наставница послушниц имела чрезвычайно озабоченное выражение лица.
— Если бы кому-то не пришло на память весьма кстати, что с тобой разговаривала Верин, я тебя и за год не нашла бы! — заметила Айз Седай с явным раздражением. — Ступай за мною, дитя мое! Ты всех и вся задерживаешь! А что это за бумажки у тебя, а?
Эгвейн сжала тайные записки покрепче. Начав отвечать Шириам, она старалась придать своему голосу побольше уважительной покорности:
— Верин Седай изволит полагать, мне пришла пора изучить сии документы, Айз Седай. — Но что делать, если вдруг Шириам возжелает бросить взгляд на записки? Придется ей отказать, но под каким же предлогом? Как можно обставить появление у нее в руках записей, в коих сообщается все известное о тринадцати женщинах из Черной Айя и украденных ими тер'ангриалах?
Но Шириам, впрочем, едва лишь спросив о бумагах в руках девушки, будто тотчас же о них позабыла.
— Ладно, это неважно, — промолвила Шириам. — Ты нужна нам, все тебя ждут! — Схватив Эгвейн за руку, она заставила свою питомицу зашагать быстрее.
— Кому я нужна, Шириам Седай? И для чего?
— Уже все позабыла! — Шириам досадливо покачала головой. — Тебя же собираются возвести в ранг Принятой! Завтра, явившись в мой кабинет, ты уже будешь носить на пальчике кольцо, хотя я не очень-то верю, что оно станет для тебя большим утешением...
Эгвейн чуть не встала как вкопанная, но Айз Седай продолжала тащить ее все быстрее, спускаясь вниз по узеньким винтовым лестницам и вдоль стен библиотеки.
— Неужели уже сегодня? Но я едва не засыпаю на ходу, Айз Седай, мне нужно вымыться, и к тому же... Я думала, пройдет еще немало дней, прежде чем... Но я должна подготовиться к этому! Обязана!
— Время не ждет никого, — постановила Шириам. — Колесо плетет так, как желает Колесо и когда Колесу угодно! И скажи-ка мне, как ты намерена подготовиться? Все необходимое для возведения в Принятые тебе уже известно. Знаний у тебя даже больше, чем у твоей любезной Найнив!
Шириам подтолкнула Эгвейн, проводя ее через крошечную дверцу у подножия лестницы, и потащила девушку через другой переход, на крутой пандус, витками спускающийся все ниже и ниже.
— Но хотя я и слушала лекции, и помню их, все-таки, — запротестовала вновь Эгвейн, — может быть, перед этим я могу хотя бы одну ночь проспать спокойно? — Ей чудилось, будто закручивающаяся лента вообще не имеет конца.
— Престол Амерлин полагает: откладывать нет причин! — Шириам едва заметно улыбнулась. — В точности она возвестила нам следующее: «Если уж вы собираетесь выпотрошить рыбину, то нет нужды дожидаться, когда она протухнет!» Знай же: твоя подруга Илэйн наверняка уже успела пройти под арками, а тебя Амерлин намерена провести под ними сегодня же вечером. Не скажу, будто вижу в подобной поспешности некий особый смысл, — добавила она, словно бы для себя самой, — но когда Амерлин отдает распоряжение, мы обычно подчиняемся ей.
В полном молчании Эгвейн позволила протащить себя по переходу, а в животе у нее узелок стягивался все туже. Найнив ни словечком не обмолвилась подруге, что с ней происходило, когда она сама проходила Принятие. Она вообще не сказала ничего, произнесла лишь с гримасой:
— Ненавижу всех Айз Седай!
К тому моменту, когда наклонная плоскость завершилась наконец широким коридором где-то глубоко под Башней, в скальном основании острова, Эгвейн дрожала всем телом.
Открывшийся взору девушки коридор имел весьма строгое обличье, совершенно лишенное украшений: повсюду лишь светлый камень, кое-где тронутый обработкой с единственной целью — сделать его более схожим с поверхностью диких скал, в конце же коридора располагались единственные двери темного дерева, столь же высокие и широкие, как крепостные ворота, и такие же простые, если не считать превосходно отполированных и крепко прилаженных планок. Огромные сии двери были столь мастерски уравновешены, что Шириам достаточно было толкнуть их почти без усилия — и они широко распахнулись, чтобы она тут же проволокла Эгвейн за собой в просторный зал с куполообразным потолком.
— Заставляете ждать! — пробурчала Элайда. С плеча ее свисала шаль с красной оборкой, а на столе рядом с Айз Седай блистали серебром три большие чаши.
Лампы, горящие на высоких подставках, освещали и сам зал, и то, что находилось под куполом. Там излучали сияние три округлые серебряные арки, высокие ровно настолько, чтобы под ними мог пройти человек, поставленные на широкое серебряное кольцо и соприкасающиеся основами в тех местах, где они соединялись с основой. Рядом с опущенными на кольцо опорами арок, возле каждой из них сидела на голом камне, скрестив ноги, Айз Седай. Все три Айз Седай украсили себя шалями. Из Зеленой Айя была Аланна, но ни Желтую сестру, ни Белую Эгвейн не знала.
Окружив себя сиянием саидар, все три Айз Седай не отрываясь взирали на арки, и внутри серебряного строения начинало мерцать и расти ответное сияние. Эта конструкция представляла собой тер'ангриал, и для чего бы ни был он создан в Эпоху Легенд, ныне послушницы проходили через эту светящуюся структуру, чтобы стать Принятыми. Под арками Эгвейн должна была оказаться одна, лицом к лицу со всеми своими страхами. Трижды! Белый свет в арках уже не мерцал, он поднимался, оставаясь внутри них, словно был под арками заключен, однако, заполняя пространство, он делал его непроницаемым для взгляда.
— Успокойся, Элайда! — спокойно проговорила Шириам. — Скоро мы со всем управимся. — Она повернулась к Эгвейн. — Послушницам обычно предоставляется три попытки. Дважды ты имеешь право отказаться войти под арку, но ежели откажешься в третий раз, ты будешь изгнана из Башни. Навсегда! Это обычное условие, и ты имеешь право отказаться, однако не думаю, что Престол Амерлин одобрит подобное твое поведение.
— Предоставлять ей возможность отказа не следует! — В голосе Элайды прозвучали железные нотки, лицо ее едва ли излучало сейчас нежность. — Меня совершенно не интересует, каков ее потенциал! Гнать из Башни надо таких своевольных учениц! А если этого сделать нельзя, то надо послать ее лет на десять выскабливать полы наравне с прислугой!
Шириам посмотрела на Красную сестру пронзительно.
— В отношении Илэйн ты почему-то не проявляла такой непреклонности! — проговорила она. — Ты настояла на том, чтобы участвовать в этом деле, Элайда! Ради Илэйн, я думаю. Но теперь ты исполнишь свой долг в отношении этой девушки так же достойно, как положено, или же ты удалишься, а замену тебе я найду!
Две Айз Седай воззрелись одна на другую неотрывно и очень надолго, но вот Эгвейн, к удивлению своему, заметила, какое яркое свечение Единой Силы окружило их обеих. В конце концов Элайда лишь вскинула голову и презрительно хмыкнула.
— Если уж ритуал должен быть пройден ею, — сказала она, — то давай приступим к делу! Дадим этой жалкой девчонке возможность отказаться ступить в арку, да и покончим на этом! Уже и так поздно.
— Отказываться я не собираюсь! — Голос Эгвейн дрожал, но она его выровняла и высоко подняла голову. — Будем продолжать!
— Хорошо! — промолвила Шириам. — Очень хорошо. А сейчас ты услышишь о двух вещах — о них ни одна женщина не может узнать, пока не окажется на том месте, где стоишь сейчас ты. Начав, ты должна идти до конца! Стоит тебе отказаться от прохождения испытания — ты тотчас же будешь выставлена из Башни, будто отказалась уже при третьей попытке. Второе: искать, бороться — это значит познать опасность!
Говорила Шириам таким тоном, будто слова эти произносить ей приходилось не раз. Глаза ее светились сочувствием к Эгвейн, но лицо Шириам оставалось почти таким же жестким, как у Элайды. Поэтому ее сочувствие испугало Эгвейн еще сильней, чем суровость. Шириам продолжала речь:
— Некоторые женщины вошли под эти арки, но никогда более не вышли оттуда. Потом, когда наконец тер'ангриалу дозволялось опять обрести покой, их — там — не было! И никогда, никто их больше не видел! Если хочешь выжить, ты обязана быть стойкой и упорной. Дрогнешь, оступишься — и... — Шириам не договорила, но по лицу ясно читалось, что она не сказала. Эгвейн пронзил холод. — Это твоя последняя возможность. Откажись войти под арки — и твой отказ будет считаться первым. После этого у тебя останется еще две попытки. Но если отважишься вступить под арки сейчас — возврата не будет! Поэтому нет никакого стыда в твоем возможном отказе. Я, например, в первый раз совершить первый шаг не смогла. Выбирай!
Почему же они так оттуда и не появились? Эгвейн с трудом перевела дыхание. Я хочу стать Айз Седай! Но сначала я должна стать Принятой!
— Я решила!
Шириам кивнула ей.
— Тогда готовься, — молвила она.
Эгвейн вздохнула и тут же вспомнила кое-о-чем. Входить под арки полагалось обнаженной. Она наклонилась, собираясь положить на пол стопку бумаг, врученных ей Верин, — и заколебалась. Оставить записи на видном месте? Но потом, когда она сама окажется внутри тер'ангриала, тайные документы сможет посмотреть Шириам или Элайда, а то и кто-либо другой. Кроме того, могут обнаружить и тот маленький тер'ангриал, спрятанный у нее в сумке. Стоит ей отказаться продолжать ритуал — и она сможет спрятать все тайные предметы либо передать их на время Найнив. Эгвейн затаила дыхание. Но сейчас я не могу отказаться! Я уже приступила, к исполнению!
— Ну что, ты решила все-таки отказаться, дитя мое? — спросила у нее Шириам, нахмурив брови. — Отказаться, уже зная, каково будет значение твоего отказа именно в эту минуту?
— Нет, Айз Седай! — поспешно отвечала Эгвейн. Она быстренько разделась и аккуратно сложила свою одежду, затем засунула под сложенное платье свою сумку и стопку исписанных листов. Возможно, одежда укроет все ценное...
Эгвейн была уже перед самым тер'ангриалом, когда внезапно заговорила Аланна:
— Ощущаю нечто вроде... резонанса! — Она не сводила взгляда с арок. — Какое-то эхо или что-то похожее на эхо. Не могу только понять, откуда оно взялось...
— Есть какая-то трудность? — резко спросила у Аланны Шириам. Но голос ее звучал несколько удивленно. — Я не посылаю женщину туда, где что-то неясно!
С тоской посмотрела Эгвейн на свою сложенную одежду. Пожалуйста, о Сеет, пусть у них появится какое-то затруднение! Я бы успела получше спрятать записи, не отказываясь войти под арки!
— Нет, ничего, — проговорила Аланна. — Похоже на то, будто вокруг тебя летает и зудит мошка, а ты стараешься о чем-то размышлять. Но, вообще-то говоря, мешать оно не мешает. Я бы и упоминать об этом не стала, но прежде такое никогда не случалось, да и не слышала я ни о чем подобном. — Она вскинула голову. — А сейчас все пропало, исчезло!
— Очень может быть, — сухо сказала Элайда, — потому и подумали другие, что о таких пустяках и говорить нет смысла!
— Продолжаем, внимание! — Голос Шириам вернул каждого к его обязанностям. — Итак, приступим!
Вновь оглянувшись на свое платье и спрятанные под ним бумаги, Эгвейн вслед за Шириам пошла к аркам. Каменный пол, касавшийся босых ее ног, казался девушке ледяным.
— Кого ты привела с собой, сестра? — таким вопросом начала церемонию Элайда. Двигаясь размеренным шагом навстречу к ней, Шириам отвечала:
— Ту, кто пришла кандидатом к Принятию, сестра!
Ни одна из трех Айз Седай, сидящих по обе стороны от тер'ангриала, не шевельнулась.
— Готова ли она? — вопросила Элайда.
— Она готова отринуть все, чем была, и, пройдя через свои страхи, добиться Принятия!
— Знает ли она свои страхи?
— Она никогда с ними не сталкивалась, но таково ее желание! — Шириам смотрела прямо перед собой.
— Так пусть она встретится с тем, чего страшится. — И сквозь нотки формальной торжественности в голосе Элайды чувствовался нотки удовлетворенности.
— Первый раз, — молвила Шириам, — за то, что было. Путь обратно появится, но лишь единожды. Будь стойкой!
Глубоко вдохнув, Эгвейн ступила вперед, под арку, в ясное свечение. Свет поглотил ее всю целиком.
* * *
— Заглядывал к нам Джайм Даутри. Довольно странные новости принес из Байрлона торговец!
Эгвейн оторвала взгляд от качаемой ею колыбели. В дверях стоял Ранд. На мгновение голова ее закружилась. Женщина перевела свой взгляд с Ранда — мой муж — на лицо ребенка в колыбели — моя дочь — и вновь изумленно посмотрела на Ранда.
Вернуться назад можно только единожды. Будь стойкой!
То не была собственная ее мысль, а бесплотный голос, он мог звучать в голове у Эгвейн или извне, голос мог быть мужским или женским, но при всем том он оставался лишен каких-либо чувств и абсолютно неузнаваем. Но почему-то он не представлялся женщине чуждым.
Момент изумления у Эгвейн миновал, и теперь ее по-прежнему удивляло лишь то, почему это она размышляет о чем-то непонятном и совершенно ненужном. Ранд и вправду был ее мужем, красивым и любящим, а Джойя была ее дочерью — самая прекрасная, самая прелестная девчушка во всем Двуречье. Отец Ранда, Тэм, по-прежнему находился на дальних овечьих пастбищах, и, соответственно, Ранд мог сейчас работать в амбаре, и действительно у него было побольше времени возиться с Джойей. Сегодня вечером могли прибыть из деревни мать и отец Эгвейн. А быть может, придет и Найнив, чтобы убедиться, не мешает ли материнство Эгвейн продолжать привычные свои занятия, ведь ей предстоит в один из дней заменить Найнив, приняв от нее пост деревенской Мудрой.
— Какие же новости? — спросила Эгвейн. Она стала снова покачивать колыбель, а Ранд подошел к ней и наклонился над колыбелью, пристраиваясь погримасничать с милой крошкой, завернутой в пеленки. Эгвейн неслышно рассмеялась. Ранда так переполняла любовь к своей дочери, что порой он не слышал и половины того, что ему говорили.
— Ранд, почему ты молчишь? Какие же новости, Ранд?
— Что? — С лица его медленно сходила улыбка. — Странные новости, Эгвейн. Война! Какая-то большая война, она охватила чуть ли не весь мир, так говорил Джайм. — Да, новости оказались странные; вести о войнах достигали Двуречья лишь тогда, когда сами войны давным-давно заканчивались. — Джайм говорит, все армии воюют против одного какого-то народа, называется он то ли Шокин, то ли Санчан, что-то в этом роде. Никогда я о таком народе не слышал!
Эгвейн узнала... ей показалось, будто она знает... Какова бы ни была мелькнувшая мысль, она бесследно исчезла.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Ранд. — В этих краях нас с тобой ничто не потревожит, милая ты моя! Войны всегда обходят Двуречье стороной. Мы находимся так далеко отовсюду, что некому нами интересоваться...
— Я чувствую себя хорошо и ничем не расстроена, — проговорила Эгвейн. — А еще что-нибудь Джайм рассказывал?
— Рассказывал, но ты навряд ли поверишь в подобные новости. Говорил он, точно Коплин. Наболтал, будто торговец поведал ему, мол, народ тот использует в сражениях Айз Седай, а потом еще врал, будто Шокин эти или Санчан предлагают по тысяче золотых марок любому, кто захватит и приведет к ним Айз Седай. А любого, кто пытается укрыть этих самых Айз Седай, они убивают. Какой в этом смысл? Да и не затрагивают нас все подобные страсти. От нас они слишком далеко...
Айз Седай! Эгвейн сжала себе виски. Путь обратно появится, но лишь единожды. Будь стойкой!
Она заметила: Ранд тоже приложил руку ко лбу.
— Голова заболела? — спросила она.
Он кивнул, в глазах его блеснул лихорадочный огонек.
— Порошок, который дала Найнив, последние несколько дней на меня, кажется, не действует...
Эгвейн заволновалась. Беспокоили ее головные боли Ранда. С каждым разом они набрасывались на него все безжалостней. И самым худшим во всем было «то», то самое, на что в самом начале она не обратила внимания, «то», чего она уже хотела, почти что хотела не замечать. Всякий раз, как у Ранда творилось нечто с головой, вслед за этим почти сразу же происходили странные вещи. То с ясного неба била вдруг молния, раскалывая в мелкие щепки огромный дубовый пень, который целых два дня кряду Ранд пытался выкорчевать из земли, в том месте, где будет расстилаться новое поле, расчищенное им и Тэмом. То налетали неожиданные бури, приближения которых не чувствовала даже Найнив, слушавшая ветер. А то и леса сами собой кое-где возгорались. И чем сильней мучила Ранда боль, тем худшие творились дела. Никто не связывал эти внезапные происшествия с его именем, и даже Найнив молчала, чему Эгвейн была рада несказанно. О смысле всего происходившего думать она не хотела.
Все тут ясно само собой, глупо и тупо! — убеждала она себя. Я должна знать, если я хочу ему помочь, но тут и знать нечего! К тому же Эгвейн носила в себе собственную свою тайну, тайну, пугающую ее даже тогда, когда она пыталась разгадать ее причины. Найнив учила подругу различать целебные травы, наставляя Эгвейн и готовя ее в нужный день принять пост Мудрой. Лечение больных у Найнив получалось порой особенно удачно: раны заживали, и шрамов почти не оставалось, больные возвращались к жизни с края могилы. Но вот уже и Эгвейн целых три раза вылечила кое-кого из тех больных, с которыми и Найнив справиться не могла, считала их безнадежными. Трижды садилась Эгвейн к постели болящего, чтобы в последний свой миг он мог держать ее за руку, и видела потом, как тот поднимался со смертного ложа. Найнив выпытывала у Эгвейн, как она вылечивала больных, какие травы применяла, в каких сочетаниях. Но ни разу Эгвейн не могла набраться мужества и признаться Найнив, что не делала вообще ничего, люди поднимались сами. Но что-то же я делала! Однажды все могло получиться случайно, но не может же случай явиться трижды!.. Необходимо разобраться во всем, научиться чему следует. Так твердил ставший уже привычным голос в ее голове, создавая при этом как будто эхо внутри черепа Эгвейн. Могла сделать кое-что для посторонних — значит, и мужу помочь сумею!
— Дай я попробую, Ранд! — проговорила она. Эгвейн встала и в тот же миг в открытую дверь увидела перед самым своим домом серебряную арку, арку, заполненную белым свечением. Путь обратно появится, но лишь единожды. Будь стойкой! Эгвейн сделала уже два шага к двери, прежде чем смогла остановиться.
Она оглянулась на Джойю, гукающую в своей колыбели, на Ранда, все еще потирающего рукой свою голову, глядя на жену свою и словно удивляясь, куда это она направляется.
— Нет, — проговорила Эгвейн. — Нет, не пойду! Здесь все так, как мне хотелось уже давным-давно. Я желала жить именно так! Почему же я не могу иметь и это тоже?
Но своих собственных слов она не понимала. Разумеется, здесь все было ей по нраву, этого она и хотела, это и есть ее жизнь!
— Чего тебе хочется, Эгвейн? — спросил ее Ранд. — Если я могу достать для тебя эту штуку, я ведь достану, ты знаешь! А не достану, так сам сделаю!
Путь обратно появится, но лишь единожды. Будь стойкой!
Эгвейн сделала еще шаг вперед. Серебряная арка манила к себе. Что-то ожидало женщину за ней. То, чего она желала сильней, чем чего бы то ни было в мире. Нечто, предназначенное ей для деяния!
— Эгвейн, я...
Позади себя она услышала некий глухой звук. Повернув голову, Эгвейн увидела: Ранд опустился на колени, согнулся, сжал руками виски. Боль никогда раньше не донимала его так жестоко. Чем же все это кончится?
— О Свет! — стонал Ранд. — Свет! Как больно! О Свет, никогда еще не было так больно! Эгвейн!..
Будь стойкой!
Нечто продолжало ждать Эгвейн. Нечто, требующее от нее решения. То, с чем она должна была что-то совершить. Эгвейн шагнула вперед. Как тяжело ей дался этот шаг! Ничто в жизни не давалось ей так тяжко. Вперед, за порог, к арке! За спиной у матери смеялась Джойя.
— Эгвейн! — выкрикивал Ранд. — Эгвейн, я не могу терпеть... — С громким стоном он оборвал свои слова.
Будь стойкой!
Выпрямившись, Эгвейн продолжала идти вперед, но слез своих она сдержать не могла, они катились по ее щекам. Стоны Ранда выросли в нестерпимый крик, как бы поглотивший собою смех Джойи. Уголком глаза Эгвейн успела заметить: уже явился Тэм, вбежал в дом со всех ног.
Он не может помочь Ранду, думала она, и слезы уже вызывали в ее груди рыдания, заполняющие душу горем. Тэм ничего не сумеет сделать, а я могла бы, могла бы! Могла!
Эгвейн вступила в свет, и он бережно обнял ее со всех сторон.
* * *
Содрогаясь от безудержных рыданий, Эгвейн выступила из-под той самой арки, в которую так недавно вошла, и недавно покинутая действительность вернулась к ней знакомым лицом Шириам. Элайда медленно опорожнила над головой девушки серебряную чашу, и холодная чистая вода смыла с лица Эгвейн слезы. Однако рыдания ее продолжались столь безудержно, что бедняжка не знала, когда они прекратятся.
— Ты омыта от того греха, который могла свершить, — провозгласила Элайда, — и от тех, что свершены против тебя. Ты явилась к нам омытая, свободная и очищенная душой и сердцем.
О Свет! — думала Эгвейн, чувствуя, как по плечам ее стекает вода, пусть будет что будет. Но сможет ли простая вода смыть следы того, что я натворила?
— Звали ее Джойей, — промолвила она Шириам между рыданиями. — Джойя — вот ее имя. Я сейчас натворила такое... такое...
— Чтобы стать Айз Седай, приходится заплатить достойную цену, — отвечала ей Шириам, и в глазах ее вновь блеснуло сочувствие, но уже более горячее, чем раньше. — Всегда есть цена.
— Неужели все было на самом деле? Или я видела сон? — Продолжать она не могла, рыдания вновь душили Эгвейн. Неужели я бросила его одного умирать. И ребенка своего бросила?
Обняв девушку за плечи, Шириам повела ее вокруг таинственных арок.
— Ты не первая, — объясняла она Эгвейн, — каждая из женщин, возвращавшихся из иного мира, задавала подобный вопрос. Ответа никто не знает. Принято считать, будто некоторые женщины, не возвратившиеся из своего путешествия под арку, просто решили остаться в том мире, который показался им более счастливым, чем наш с вами. — В голосе ее зазвенели стальные нотки. — Однако если все происходящее — реально и они по собственному выбору остались в том мире, я надеюсь, что там они живут не столь уж счастливо. Я не испытываю никакой симпатии к тем мечтательницам, которые сбегают от ответственности. — Голос ее чуть смягчился. — Лично я полагаю, что все происходит не на самом деле. Однако опасность — реальна. Помни об этом! — Шириам остановилась перед следующей аркой, сияющей изнутри странным светом. — Ты готова?
Переминаясь с ноги на ногу от смущения, Эгвейн все же кивнула, и тогда Шириам крепко взяла ее за руку.
— Второй раз — за то, что есть. Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
Эгвейн задрожала. Нет, какие бы ни ждали меня там события, они не могут быть страшнее уже пережитых мною бед. Такое невозможно! И она вступила в туманное сияние.
* * *
Эгвейн удивленно рассматривала голубой шелк своего платья, украшенный жемчужной вышивкой, пропыленную, изодранную материю. Девушка подняла голову — и выяснилось, что очутилась она среди руин великолепного когда-то дворца. То был Королевский Дворец Андора в Кэймлине. Поняв это, девушка едва не вскрикнула.
Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
Не таким хотела бы она видеть этот мир. Девушка и подумать не могла, что дворец можно превратить в развалины, от вида которых на глаза сами собой наворачиваются слезы. Впрочем, слезы свои она выплакала давным-давно, мир же оставался таким, каков был. Руины дворца — ничего иного она и не ожидала увидеть.
Не заботясь о том, чтобы не изодрать свое платье еще сильней, однако внимательно вслушиваясь, как мышь, в любой посторонний звук, Эгвейн вскарабкалась на высокую кучу щебня, откуда видны были изгибы улиц Внутреннего Города. Насколько хватало взгляда, там и тут красовались развалины, царило давнее запустение, руины домов выглядели так, будто были нагромождены беснующимися сумасшедшими, над кострами поднимались густые клубы дыма. По улицам то здесь, то там крадучись пробирались целые банды вооруженных мужчин, ищущих какую-то добычу. Появлялись и троллоки. При виде троллоков люди поднимали перед грудью щиты, а чудовища рычали на них и громко гортанно хохотали. Но они знали друг друга, люди и троллоки были здесь заодно.
По улице широко прошагал Мурддраал, и черный плащ его ничуть не колыхался под ветром, чьи порывы взметали пыль и сор. Люди и троллоки равно вздрагивали, попав под безглазый пронзающий взгляд.
— Ищите! — Голос Мурддраала звучал, как будто осыпалось что-то давно мертвое. — Не стойте столбами, прекратите дрожать от страха! Вы должны его найти!
Эгвейн беззвучно скользнула вниз по кучке раздробленных камешков.
Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
Она остановилась, испуганная, не послышался ли вдруг этот шепот от Отродий Тени. Но почему-то она была уверена, что это совсем не так. Заранее испуганная неприятной возможностью вновь увидеть Мурддраала, она оглянулась и тут же поспешила к разрушенному дворцу, взбираясь по упавшим стропилам, протискиваясь между толстыми блоками изувеченной каменной кладки, украшенной сложной резьбой. Один раз она даже наступила на женскую руку, торчавшую из-под кучи расколотой штукатурки и кирпичей, составлявших прежде внутреннюю стену дворца — а быть может, пол верхнего этажа. Но и на человеческую руку она обратила не более внимания, чем на кольцо Великого Змея, украшавшее один из ее пальцев. Эгвейн приучила себя не замечать мертвых, погребенных в общей свалке, которую натворили в Кэймлине троллоки и Пособники Тьмы. Для мертвых она ничего сделать уже не могла.
С трудом пробравшись сквозь узкую расщелину, образованную рухнувшим потолком, девушка очутилась в комнате, наполовину заваленной камнями второго этажа. На полу лежал Ранд, придавленный поперек живота тяжелой балкой, ноги его были скрыты каменными обломками, завалившими большую часть комнаты. Лицо Ранда было запорошено пылью, по нему стекал пот. Когда Эгвейн подошла к Ранду, тот открыл глаза.
— Ты вернулась! — хриплыми звуками слова с трудом вырывались у него из горла. — Я боялся, что... А, неважно... Помоги же мне, помоги!
Девушка без сил опустилась на пол.
— Я бы без усилия подняла эту балку с помощью Воздуха, но стоит ей двинуться, на тебя повалятся остальные камни. Они погребут под собой нас обоих. Мне одной не справиться с ними, Ранд.
Его горький смех, исполненный боли, оборвался, едва начавшись. Вновь на лице его заблестел пот. Ранд через силу заговорил:
— Балку я смог бы сдвинуть и сам. Ты ведь это знаешь. Я бы и ее свалил, и лежащие сверху камни — все разом! Но мне для этого нужно отпустить себя, а я не могу доверять своей ярости. Не могу доверять... — Он умолк, дыхание его прерывалось.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Эгвейн, не понимая смысла его слов. — Нужно отпустить себя? Чему ты не можешь доверять?
Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
Эгвейн ладонями энергично потерла виски.
— Эгвейн, это — безумие. Я сдерживаю собственное безумие из последних сил! — Его задыхающийся смех заставил девушку вздрогнуть от ужаса. — Эта борьба забирает у меня все силы. Бели я хоть на миг перестану бороться, сумасшествие одолеет меня. И тогда уже неважно, что я умудрюсь натворить. Ты должна мне помочь!
— Ну как я могу это сделать, Ранд? Я уже сделала все, что сумела. Научи, как мне поступить.
Рука воина опустилась, легла на пол, чуть-чуть не дотянувшись, рядом с кинжалом, валяющимся на пыльных камнях.
— Кинжал! — прошептал Ранд. Рука его из последних сил потянулась обратно, легла на грудь. — Вот сюда. В самое сердце. Убей меня!
Девушка взглянула на Ранда и посмотрела на обнаженный кинжал так, как будто и юноша, и его оружие были ядовитыми змеями.
— Нет, Ранд, этого я не сделаю никогда! Просто не смогу. Как ты можешь просить у меня такое!
Рука Ранда вновь поползла к кинжалу. Но пальцы его снова не достали до рукоятки оружия. Ранд собрал все силы, потянулся со стоном и коснулся кинжала кончиком пальца. Но, не дожидаясь, когда он попытается схватить смертельный клинок, Эгвейн ногой оттолкнула кинжал подальше. Ранд запрокинул голову и зарыдал.
— Зачем тебе это нужно? — спросила Эгвейн. — Почему ты хочешь, чтобы я тебя... убила? Я Исцелю тебя, постараюсь вытащить тебя отсюда, но лишить жизни просто не могу, пойми же!
— Ты пойми, Эгвейн: они могут сделать меня совсем другим! — Дыхание его было столь прерывистым, что от сострадания Эгвейн очень хотелось плакать. — Если они схватят меня... Мурддраал... Повелители Ужаса... то они сумеют заставить меня пойти в услужение к Тени. И если безумие овладеет мной, бороться с ними я не смогу. О том, что они замыслят, я узнаю слишком поздно. Они сумеют исполнить задуманное, если хоть искорка жизни будет еще тлеть во мне, когда они сюда явятся. Я умоляю тебя, Эгвейн! Во имя любви к Свету! Убей меня!
— Не могу, не могу я, Ранд! Помоги мне Свет, но я не в силах!
Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
Девушка оглянулась и увидела серебряную арку, сияющую белым свечением, она занимала почти все пространство между кучами булыжников и щебенки.
— Эгвейн, помоги мне!
Будь стойкой.
Девушка встала и сделала шаг в сторону арки. Вот уже она подступила к серебряному сиянию. Осталось сделать всего один шаг!
— Прошу тебя, Эгвейн! Помоги мне! Мне его не достать! Во имя любви к Свету, Эгвейн! Не покидай меня!
— Не могу я убить тебя, — шептала она. — Не могу. Прости меня.
Она шагнула вперед.
— ПОМОГИ МНЕ, ЭГВЕЙН!
* * *
Свет испепелил ее.
Пошатываясь от усталости, Эгвейн выскользнула из-под арки, не замечая своей наготы и не стыдясь ее. Стараясь унять дрожь, она прижала кулаки к щекам.
— Нет, Ранд, я не смогла бы, — шептала Эгвейн. — Нет, никогда! Прошу тебя, не вини меня.
Да поможет ему Свет! Я молю тебя, Свет, помоги Ранду!
По волосам ее стекала холодная вода.
— Ты омыта от ложной гордости! — провозгласила Элайда. — Ты омыта от ложного честолюбия! Ты явилась к нам омытая, чистая душой и сердцем!
Как только Красная сестра отвернулась, Шириам осторожно обняла Эгвейн за плечи и повела ее к последней арке.
— Еще одно испытание, дитя мое. Ты войдешь в последнюю арку, и ритуал будет исполнен.
— Он говорил, будто они могут обратить его к Тени, — бормотала Эгвейн. — Он сказал, что Мурддраал и Повелители Ужаса могут его заставить.
Шириам остановилась и поспешно огляделась. Элайда вновь подходила к столу. Все Айз Седай, окружавшие тер'ангриал, взирали на него столь пристально, будто не видели ничего остального.
— Крайне неприятная тема для беседы, дитя мое, — наконец промолвила Шириам. — Ступай. Еще одна арка!
— Неужели им все под силу? — продолжала вопрошать Эгвейн.
— По обычаю, не принято говорить о том, — отвечала ей Шириам, — что происходит внутри тер'ангриала. Страхи женщины касаются только ее, и никого более.
— Неужели они могут?..
Вздохнув, Шириам вновь обвела взглядом лица всех Айз Седай, понизила голос до шепота и заговорила быстро:
— Кое о чем известно совсем немногим, дитя мое, даже и в Башне. Тебе знать этого и не нужно, да и лучше, чтобы подобное знание никогда и не пригодилось бы, но я скажу тебе. В способности направлять кроется и... своя слабость. Когда мы открываемся Истинному Источнику, тогда мы оказываемся... открыты и для чего-то иного.
Эгвейн содрогнулась.
— Успокойся, дитя мое. Эта задача — не из простых. Насколько мне известно, такого не случалось со времен Троллоковых Войн. И да ниспошлет Свет, дабы так оно было и впредь! Для сего черного дела необходимо, чтобы тринадцать Повелителей Ужаса, иначе говоря, тринадцать способных направлять Пособников Тьмы, сплетали потоки через тринадцать Мурддраалов. Понятно? Совсем нелегко это сделать. Ныне нет Повелителей Ужаса. В этом и заключается тайна Башни, дитя мое. Если о ней станет известно, то нам не убедить людей, что им ничто не грозит. Лишь того, кто способен направлять, возможно обратить на иную сторону. Таково уязвимое, слабое место нашей силы. Любой другой защищен так, словно укрыт в неприступной крепости; и только их собственные поступки и намерения могут обратить их в прислужников Тени.
— Тринадцать, — повторила Эгвейн едва слышно. — Столько было и беглецов, покинувших Башню. Лиандрин и еще двенадцать с нею.
У Шириам потемнели глаза.
— Незачем тебе об этом думать. Выкинь их из головы. — Голос ее вновь приобрел свое обычное звучание. — Третий раз — за то, что будет. Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
Эгвейн не отрываясь смотрела на сияющую арку, устремляя свой взгляд куда-то далеко за ее пределы. Лиандрин и еще двенадцать женщин. Тринадцать Друзей Тьмы, способных направлять Силу. Помоги всем нам Свет! И девушка вступила в струящееся свечение. Сияние целиком охватило ее. Внутри тоже струился свет. Он прожигал ее до костей, пронзал до самой души. Девушка раскалялась в потоках сверкания. Помоги мне, о Свет! Не было ничего вокруг, кроме света. Кроме света и боли.
* * *
Глядя в стоящее перед ней зеркало, Эгвейн не знала, чем она больше удивлена: гладкостью ли собственного отражающегося в нем лица, как бы лишенного возраста, или же полосатым палантином, который свисал с ее плеч. То был палантин Престола Амерлин.
Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
Тринадцать!
Она покачнулась, схватилась за край зеркала, чуть не опрокинув его и себя вместе с ним на пол, выложенный голубой плиткой, на пол своей гардеробной. Что-то здесь не так, подумала девушка. Непонятное ощущение либо не имело никакого отношения к головокружению, настигшему Эгвейн одновременно с ним, а быть может, происходило из другого источника. Да, это было нечто иное. Что же именно?
И сбоку от Эгвейн, на полшага позади, стояла Айз Седай, женщина с высокими скулами, как у Шириам, однако темноволосая и с внимательным взглядом карих глаз, с палантином, шириной в ладонь, какой полагается носить Хранительнице. Нет, все-таки она не Шириам. Однако, хотя Эгвейн никогда прежде с ней не встречалась, девушка была уверена, что знает ее не хуже, чем самое себя. С некоторой неуверенностью она припомнила имя сей женщины — Белдейн.
— Вы нездоровы, мать? — спросила Белдейн.
Палантин на плечах у нее — зеленого тона. А значит, она принадлежала прежде к Зеленой Айя. Хранительница всегда избирается из той же Айя, к какой принадлежала Амерлин, которой она служит. Следовательно, если я Амерлин — но каким образом? — то я была избрана из Зеленой Айя. Эта мысль потрясла Эгвейн. Поразило девушку не то, что она принадлежала к Зеленым Айя, а сам факт высокого избрания.
Здесь снова что-то неясно, о Свет!
Путь обратно появится, но только... Голос в ее сознании умолк, осталось только жужжание.
Тринадцать Приспешников Тьмы.
— Спасибо, Белдейн, я вполне здорова, — проговорила Эгвейн. Это имя как-то странно чувствовалось на языке; ощущение было такое, будто Эгвейн уже многие годы произносила его. — Нам не нужно заставлять их ждать.
Кого заставлять ждать?
Она не знала. Но почему-то ей было безгранично печально, что тому ожиданию пришел конец, чувствовала она беспредельное нежелание.
— Ожидание сделает их нетерпеливыми, мать.
Голос Белдейн прозвучал неуверенно, она, вероятно, чувствовала ту же неприязнь к каким-то неизвестным, которая мучила Эгвейн, но по иной причине. Если только Эгвейн не ошибалась, Белдейн, сохраняя внешнее спокойствие, на самом деле была в полном ужасе.
— В таком случае лучше нам приступить к делу сразу же, — проговорила Эгвейн.
Белдейн кивнула ей, глубоко вздохнув, прошла по ковру к двери, где стоял, прислоненный к косяку, символ ее власти — жезл с навершием, похожим на ослепительно белый подснежник, — капля Белого Пламени Тар Валона.
— Ну что ж, мать, пора! — Она взяла посох и распахнула дверь перед Эгвейн, затем поспешно прошла вперед, так что вдвоем они составили торжественную процессию из двух высокопоставленных особ: Хранительница Летописей сопровождает великолепную Престол Амерлин.
Коридоры, по которым они шагали, Эгвейн запомнила плохо. Она была сосредоточена на собственных переживаниях. Что со мной? Почему я ничего не могу вспомнить? Отчего так много набирается того, что я помню... почти помню, но вспоминаю неверно, не совсем правильно? Она тронула свой палантин, украшенный семью полосами разных расцветок. Почему какой-то своей частью я по-прежнему остаюсь послушницей?
Путь обратно появится, но то... На сей раз фраза резко оборвалась на полуслове.
Тринадцать Черных Айя.
При этой мысли Эгвейн споткнулась. Сама по себе эта мысль пугала, но могильный хлад затопил ее до мозга костей, выморозив весь страх. От нее веяло чем-то... личным. Ей, однако, хотелось вскрикнуть, убежать, схорониться. Чувствовала она себя так, будто за ней спешила погоня. Все чепуха! Черные Айя уничтожены, они больше нам не страшны! Но и эта мысль казалась ей какой-то странной. Часть ее сознания ведала о чем-то именуемом Великим Очищением. Другая часть ее существа была уверена, что ничего подобного никогда не происходило.
Глядя вперед и только вперед, Белдейн не заметила, как запнулась ее спутница. Эгвейн, чтобы поспеть за ней, прибавила шагу. Эта женщина до кончиков ногтей пропитана страхом. К чему, Света ради, ведет она меня?
Остановилась Белдейн перед высокими створчатыми дверьми, каждая из створок которых была украшена серебрящимся Пламенем Тар Валона. Хранительница вытерла руки о подол своего платья так смущенно, будто они внезапно покрылись потом, затем распахнула двери и повела Эгвейн вверх по пандусу, выложенному таким же белым камнем с серебристыми прожилками, из которого были возведены стены Тар Валона. Даже здесь, в сумраке камень казался светящимся.
Пандус привел двух женщин в большую круглую комнату, над которой на высоте шагов в тридцать сходился куполообразный потолок. По кругу зал окаймляло возвышение, к которому вели ступени. Их не было только там, куда на платформу выходили этот и еще два пандуса, разделявшие кольцо на три равных сектора. В центре же зала блистало выложенное на полу Пламя Тар Валона, окруженное расширяющимися цветными спиралями — цветами семи Айя. Напротив того места, куда выходил пандус, стояло кресло с высокой спинкой, тяжелое с виду, украшенное вырезанными на нем виноградными лозами, листья которых были раскрашены цветами всех Айя.
Белдейн резко стукнула жезлом об пол. С легкой дрожью прозвучал ее голос:
— Она идет сюда! Блюститель Печатей. Пламя Тар Валона. Престол Амерлин. Идет сюда, к нам.
Шурша широкими юбками, украшенные шалями женщины поднялись со своих кресел. Эгвейн насчитала двадцать одно кресло. Они стояли по три рядом, и каждая из триад была выкрашена и обита тем цветом, каким светилась бахрома шалей Айз Седай, вставших навстречу властительницам.
Это Зал Башни, подумала Эгвейн, направляясь к предназначенному для нее креслу. К Престолу Амерлин. Так оно и есть. Это Зал Башни и Восседающие от каждой Айя. Я была здесь тысячу раз. Но она не могла вспомнить хотя бы одного раза из этой тысячи. Но что делаю я в Зале Башни? О Свет, они заживо сдерут с меня кожу, если поймут... Она не знала на самом деле, что такое особенное о ней могут понять собравшиеся здесь сестры, однако молилась, прося, чтобы этого не произошло.
Путь обратно появится, но...
Путь обратно...
...обратно...
Черные Айя ждут. Эта фраза по крайней мере была законченной. Слова доносились словно отовсюду. Почему же никто, кроме нее, не слышит их?
Опустившись на Трон Амерлин — на то самое кресло, которое и называлось Троном Амерлин, — Эгвейн поняла: как поступить и что делать, она ни малейшего представления не имеет. Когда она уселась поудобней, остальные Айз Седай тоже сели в свои кресла — все, кроме Белдейн, которая стояла рядом с Эгвейн, нервно стискивая пальцами жезл и с трудом переводя дыхание. Все, казалось, ждали того, что скажет или сделает Эгвейн.
— Начинайте! — проговорила она наконец. Этого, вероятно, было вполне достаточно. Одна из Красных сестер поднялась со своего кресла. Потрясенная Эгвейн узнала в ней Элайду. Она тут же поняла: Элайда являлась главной из Восседающих от Красных и при этом — ее злейшим врагом. От взгляда, которым Элайда пронизывала комнату, Эгвейн внутренне вся содрогнулась. Лицо Элайды было твердым и холодным, и вдобавок светилось победным торжеством. Взгляд женщины сулил Эгвейн такое будущее, думать о котором не хотелось.
— Введите его! — громко сказала Элайда.
На одном из прилегающих к залу пандусов — не с того, откуда вошла Эгвейн, — послышался шорох подошв о камень. Появились люди. Целая дюжина Айз Седай окружала трех мужчин, двое из которых были дорожными стражниками, на груди у каждого из них сияла белая слеза Пламени Тар Валона. Оба тянули закованного в цепи третьего мужчину, который то и дело спотыкался, ошеломленно глядя по сторонам.
Эгвейн в своем кресле так и подалась вперед. Человеком, закованным в цепи, был Ранд. Веки полуприкрыли его глаза, голова опущена, он будто спал на ходу, двигаясь только туда, куда его тащили цепи.
— Этот мужчина, — провозгласила Элайда, — присвоил себе имя Дракона Возрожденного. — В зале поднялся шум осуждения, но чувствовалось, что присутствующих нисколько не удивляет происходящее, и они совсем бы не желали слышать подобные слова. — Этот мужчина направлял Единую Силу! — Жужжание голосов стало громче, сквозь неприязненный гул осуждения слышались испуганные восклицания. — За подобный проступок существует единственное наказание, известное и признаваемое любым государством, но объявляемое лишь здесь, в Тар Валоне, в Зале Башни. Я призываю Престол Амерлин объявить преступнику приговор: укрощение!
Элайда обратила свой взгляд на Эгвейн, глаза ее сверкали. Ранд! Что же мне делать? Что же мне делать, о Свет?
— Отчего же ты медлишь? — торопила властительницу Элайда. — Порядок подобного приговора существует уже три тысячи лет. Почему ты колеблешься, Эгвейн ал'Вир?
Одна из Зеленых Восседающих вскочила на ноги, сквозь внешнее ее спокойствие сверкал гнев.
— Стыдись, Элайда! Уважай Престол Амерлин! Относись с почтением к нашей матери!
— Уважение может быть и потеряно, — холодно отвечала Элайда, — так же, как оно может быть обретено. Мы ждем, Эгвейн! Не проявляешь ли ты своей слабости? Своей непригодности для такого поста? Не может ли случиться так, что ты не вынесешь надлежащего приговора этому мужчине?
Ранд попытался поднять голову, но это ему не удалось.
Эгвейн с трудом поднялась и вскинула голову, заставляя себя помнить: она — Престол Амерлин, именно ей дана власть повелевать этими женщинами. Перед глазами все плыло, но она старалась не обращать внимания на послушницу в себе, кричащую, что она не имеет ко всему этому никакого отношения, что где-то кто-то все перепутал самым кошмарным образом.
— Нет, — промолвила она тихо. — Нет, я не могу! Я не...
— Она разоблачила себя! — воскликнула Элайда, заглушая голос Эгвейн, вновь попытавшийся заговорить. — Она обвинила и осудила себя собственными своими словами! Взять ее!
Как только Эгвейн открыла рот, чтобы ответить, позади нее прошуршала своей юбкой Белдейн. Затем жезл Хранительницы ударил Эгвейн по голове.
Темнота.
Сначала она почувствовала боль в голове. Спиной она ощущала нечто твердое и холодное. Затем послышались голоса. Кто-то говорил шепотом.
— Она все еще без сознания? — Голос звучал так остро и назойливо, будто перепиливали кости.
— Не беспокойтесь, — откуда-то издалека отвечала женщина. Слова ее прозвучали робко, даже испуганно, она, видно, старалась скрыть и неуверенность свою, и страх. — Прежде чем она поймет, что с ней происходит, с ней уже покончат. Она уже будет наша, исполнит все наши приказания. А может быть, мы отдадим ее вам для забавы.
— Но перед этим вы сами используете ее как хотите?
— Разумеется!
Голоса затихли где-то вдали.
Рука Эгвейн скользнула вдоль бедра, прикасаясь к обнаженному, уже будто не своему телу. Она чуточку приоткрыла глаза. Обнаженная, вся в синяках, девушка лежала на шершавом деревянном столе в помещении, напоминающем собою заброшенную кладовую. В спину ей впивались занозы. Во рту стоял металлический привкус крови.
Справа от Эгвейн стояли несколько Айз Седай, говорившие между собой приглушенными, однако оживленными голосами. Боль в голове мешала Эгвейн думать, но было необходимо сосчитать женщин. Их оказалось тринадцать!
Рядом с Айз Седай стояла группа мужчин в черных плащах с капюшонами. В присутствии Айз Седай мужчин будто бы разрывало между страхом и попытками выглядеть хозяевами положения. Один из мужчин посмотрел в сторону Эгвейн. Мертвенно-белое лицо его под черным капюшоном было безглазым.
Считать, сколько здесь было Мурддраалов, Эгвейн не собиралась. Число их она знала наверняка. Мурддраалов, так же как и Айз Седай, было тоже тринадцать. Все мысли покинули ее сознание, и девушка, пораженная ужасом, закричала во весь голос. Но даже под властью своего страха, который старался расщепить ее кости, она дотянулась до Истинного Источника, из последних сил ухватилась за саидар.
— Она очнулась!
— Не могла она прийти в себя! Не сейчас!
— Заслоните ее экраном! Да побыстрей! Не медлите! Отсеките ее от Источника!
— Уже слишком поздно! Она слишком сильна!
— Хватайте же ее! Да поживей!
К рукам ее и ногам потянулись чужие руки. Бледные, как штукатурка, руки, похожие на ютящихся под камнями слизняков, и управляли этими руками умы существ с бледными, безглазыми лицами. Эгвейн знала: стоит этим рукам прикоснуться к ее телу — она тут же сойдет с ума. Сила наполнила ее.
Пламя полыхнуло по коже Мурддраала, прорываясь сквозь черное одеяние, словно языки огня были кинжалами. Визжащие Полулюди корчились и возгорались, точно промасленная бумага. От стен отрывались куски камня величиной с кулак, они со свистом носились по комнате, вонзались в живые тела, исторгая визг и урчание. Воздух, завиваясь вихрем, уплотнялся, взвывал и обращался в смерч.
Медленно, с трудом преодолевая боль, Эгвейн оторвала себя от стола. Ветер растрепал ее волосы и заставил ощутить головокружение, но девушка продолжала свивать вихри, пробираясь меж тем поближе к выходу. Вдруг перед ней встала Айз Седай, лицо ее было покрыто синяками и кровоподтеками, но женщина была окружена сиянием Силы. В темных ее глазах мерцала смерть.
Память Эгвейн сама собой дала этой женщине имя. Гилдан! Закадычная подруга Элайды, вечно они шептались в уголках, а по ночам запирались где-нибудь вдвоем. Эгвейн до боли сжала губы. Пренебрегая камнями и ветром, она сжала кулак и сильно ударила Гилдан между глаз, сильно и как можно резче. Красная сестра — Черная сестра — рухнула наземь, будто кости ее мгновенно расплавились.
Потирая костяшки пальцев, Эгвейн проковыляла в коридор. Благодарю тебя, Перрин, подумала она, ты показал мне, как это делается. Однако ты не говорил мне, как больно бывает тому, кто бьет.
Девушка захлопнула дверь. Потом, всем телом налегая на створку, преодолевая сопротивление ветра, она направила Силу. Камни вокруг дверного проема задрожали, потрескались, перекосились, обжимая деревянный косяк. Такой заслон удержит совсем ненадолго, но все, что хоть на минуту замедлит преследователей, нужно сделать. Минуты промедления могли подарить ей жизнь. Собрав все свои силы, Эгвейн заставила себя пуститься бегом. Сначала ее бросало из стороны в сторону, но наконец бег стал ровней.
Однако ей явно следовало одеться. Женщина одетая всегда выглядит более авторитетно, чем та же самая красавица в обнаженном виде, а сейчас Эгвейн необходимо удержать каждую крупицу своего авторитета. Она знала: в первую очередь они примутся искать ее в занимаемых ею покоях, но в ее кабинете хранилось запасное платье и были спрятаны туфли, там же ожидал своей минуты еще один палантин.
Торопясь, мелкими шажками Эгвейн пробегала по пустым коридорам. В Белой Башне в эти дни уже не было столь многочисленного населения, как когда-то, но обычно кто-то из ее обитателей да встречался. Но сейчас в коридорах лишь негромко шлепали по плиткам пола ее голые ступни.
Подгоняя себя, Эгвейн пересекла приемную перед своим кабинетом и проникла во внутреннюю комнату, где наконец нашла кое-кого. Белдейн сидела прямо на полу, обхватив голову руками. Она громко рыдала.
Белдейн медленно подняла покрасневшее лицо, стараясь заглянуть в глаза Эгвейн, которая остановилась напротив нее. Вокруг Хранительницы не было заметно сияния саидар, но Эгвейн по-прежнему оставалась настороже. И уверенной в себе и в своих силах. Собственного своего свечения Эгвейн видеть не могла, но сила, через нее проникающая, — Единая Сила, — набирала мощь. В особенности в те мгновения, когда дело касалось ее тайны.
Белдейн смахнула слезы со щек.
— Мне пришлось это сделать против собственной воли. Вы обязаны понять меня. Меня вынудили. Они... Это они... — Она вздохнула глубоко, со всхлипом. Потом слова полились торопливым потоком. — Три ночи тому назад они взяли меня совершенно сонную и тут же усмирили. — Голос ее поднялся, почти превратился в крик. — Они усмирили меня! Я больше не могу направлять!
— О Свет! — выдохнула Эгвейн. Поток саидар защитил ее от внезапного удара. — Пусть поможет тебе Свет, дочь моя, пусть он утешит тебя. Но почему ты не рассказала обо всем мне? Я бы тотчас же... — Она позволила своей речи пресечься на полуслове, великолепно понимая, что помочь Белдейн она уже не в силах.
— Но как вы могли прийти мне на помощь? Как именно? Никак! Вы тоже перед этим бессильны. А они обещали, что вернут мне мои способности при помощи... При помощи могущества Темного. — Глаза Белдейн сузились, веки опустились, из-под них выкатились слезы. — Они изувечили меня, они такое со мной сделали... Они сломали мне жизнь, о Свет! Разрубили меня на куски! Элайда пообещала, что они вновь сделают меня цельной, способной направлять Силу, но только в одном случае: если я стану исполнять их волю. Потому я и была вынуждена... Понимаете? Они мне приказали!
— Значит, Элайда на самом деле Черная Айя, — проговорила Эгвейн убитым голосом. У стены стоял узкий платяной шкаф, в нем висело зеленое шелковое платье, приготовленное на тот случай, когда у нее не хватало времени идти переодеваться в гардеробную. Рядом с платьем висел полосатый палантин. Эгвейн стала быстро одеваться. — А с Рандом что они сотворили? Куда они увели его? Отвечай мне, Белдейн! Где Ранд ал'Тор?
Белдейн не знала, что ответить. Губы у нее дрожали, глаза смотрели как бы внутрь ее существа. Но наконец она набралась сил и вымолвила:
— На Двор Отступников его увели, мать. Это точно. Потащили на Двор Отступников.
Дрожь пронзила все тело Эгвейн. Дрожь страха. Стало ясно, Элайда не хочет пропустить ни часу времени. Двор Отступников использовался лишь для трех целей: для казней, для усмирения Айз Седай или же для укрощения мужчины, который способен направлять Силу. Но для исполнения любого из приговоров требовался приказ Престола Амерлин. Так кто же тогда возложил на свои плечи палантин? Эгвейн была уверена, что это Элайда. Но как могла она заставить их так быстро принять ее власть, когда я еще не осуждена и приговор мне покамест не вынесен? Пока меня не лишат палантина и жезла, другой Амерлин быть не может. Они сами поймут, как нелегко учинить узурпацию. О Свет! Ранд! Эгвейн направилась к двери.
— Но что ты, мать, в силах сделать? — спросила ее плачущая Белдейн. — Но что, что можешь ты предпринять?
Эгвейн не совсем понимала, кого имела в виду Белдейн: саму себя или Ранда?
— Я могу сделать больше, чем ты думаешь, — проговорила Эгвейн. — Я никогда не держала в руках Жезл Клятвы, учти это, Белдейн.
Выходя из комнаты, Эгвейн слышала громкие рыдания несчастной.
Память Эгвейн по-прежнему играла с ней в прятки. Она знала: ни одна женщина не могла получить шаль и кольцо, не повторив Трех Клятв, держа в руках Жезл Клятвы, сей тер'ангриал, обязующий ее всегда исполнять произнесенные и отныне скрепленные навечно клятвы столь верно, точно они были выгравированы у нее прямо на костях в минуту ее рождения. Ни одной из живущих в мире женщин не удалось бы получить титул Айз Седай, не связав себя произнесенными клятвами. И все-таки она знала: каким-то образом с нею такое просто-напросто случилось. А подробности всего этого ей нельзя было и пытаться на свет вытаскивать.
Эгвейн спешила вперед, слыша частый цокот своих каблуков. Ну что ж, она узнала по крайней мере, отчего ни в одном из коридоров нет людей. Все Айз Седай, за исключением, быть может, лишь тех, которых она оставила в кладовой, а также каждая из Принятых, всякая послушница, а с ними и все слуги уже собрались, вероятно, во Дворе Отступников, как полагается по традиции, с тем чтобы наблюдать, как претворяется в жизнь воля Тар Валона.
Разумеется, сам судный двор охраняют от всяких случайностей бдительные Стражи, не дающие никому освободить мужчину, приговоренного к укрощению. Остатки армий Гвайра Амаласана уже пытались как-то освободить схваченного в конце тех событий, что названы были Войной Второго Дракона; произошло это незадолго до того, как возвышение Артура Ястребиное Крыло заставило Тар Валона беспокоиться совсем о других вещах. Нечто похожее случилось и за много лет до того, при выступлении приспешников Раолина Проклятия Тьмы. Имел ли Ранд каких-то сподвижников или нет, вспомнить Эгвейн не могла, но Стражи о подобных вещах всегда извещены, для того и несут они караул, чтобы предотвратить нападение.
Но если палантин Амерлин набросила себе на плечи Элайда или какая-нибудь другая Айз Седай, Стражи могут просто-напросто не допустить Эгвейн на судилище. Но Эгвейн знала: она-то уж сможет туда пробиться. И сделать это надлежит как можно быстрее, ибо нет уверенности в том, не будет ли Ранд уже укрощен в те минуты, когда она займется аккуратным обвертыванием Стражей в сгущенный Воздух. Если она нашлет на них молнии да вдобавок изольет огонь, не устоят даже самые крепкие Стражи, к тому же можно еще расколоть землю у них под ногами. Огонь и молнии? Эгвейн изумлялась собственным мыслям. Но все равно это будет совершенно бессмысленно, если для освобождения Ранда ей придется уничтожить всю мощь Тар Валона. Нужно сохранить и Ранда, и славный город.
До Двора Отступников было совсем недалеко, и, выбирая короткий путь, Эгвейн свернула в сторону, стала карабкаться вверх по лестницам, взбегать по пандусам, становившимся все более узкими и крутыми по мере того, как она поднималась, и, наконец, она с размаху распахнула люк и поднялась на наклонную верхушку Башни, на самую крышу, выложенную почти белой черепицей. Отсюда Эгвейн видела другие крыши и Башни, а внизу широкий открытый двор-колодец, судный Двор Отступников. Двор был битком набит зрителями, только в середине его оставалось специально освобожденное место. Люди выглядывали в окна, устраивались на балконах, даже на крышах, но Эгвейн хорошо видела покинутого всеми, одинокого человека, который отсюда сверху казался совсем маленьким; поставленный в центре свободного пространства, закованный в цепи, он покачивался от слабости. Ранд! Двенадцать Айз Седай окружали его, и перед ним стояла еще одна — которая, как знала Эгвейн, должна иметь на плечах палантин семи полос, хотя отсюда девушка и не могла разглядеть этот символ власти. Элайда. В голове Эгвейн уже зазвучали слова, которые должна была произносить обвинительница.
Сей мужчина, покинутый Светом, прикасался к саидин, к мужской половине Истинного Источника. Потому мы вынуждены были его схватить. Этот мужчина злоумышленно направлял Единую Силу, зная, что саидин запятнан Темным, запятнан из-за мужской гордыни, запятнан из-за мужского греха. Потому мы и заковали преступника в цепи.
Эгвейн с большим усилием оборвала течение своих мыслей. Тринадцать Айз Седай. Двенадцать сестер и Амерлин, они составляют известное всем число обвинителей. По традиции, столько Айз Седай нужно для укрощения. И то же число, тринадцать, необходимо и для... Она прогнала и эти свои мысли тоже. У Эгвейн не оставалось времени ни для чего, кроме намеченных ею действий. Нужно только поскорей сообразить, как устроить все безошибочно.
На таком расстоянии, прикидывала Эгвейн, она вполне могла бы поднять Ранда при помощи Воздуха. Выхватить его, окруженного двенадцатью Айз Седай, из их лап и перенести прямо сюда, на крышу. Вполне удобный способ. Но даже в том случае, если у нее действительно хватило силы на это, если бы она не уронила Ранда на полпути, тем обрекая его на смерть, перенос по воздуху занял бы довольно много времени и на эти минуты Ранд оказался бы беспомощной мишенью для лучников, а сияние саидар указало бы всем с предельной точностью место нахождения Эгвейн. Ее бы увидела любая Айз Седай. И если уж речь об этом, то и любой Мурддраал.
— О Свет, — пробормотала она, — я не вижу иного выхода, кроме одного: развязать войну в самой Белой Башне. И все равно я готова на это, я хочу его спасти, спасти во что бы то ни стало.
Эгвейн собрала всю свою силу, разделила сплетенные нити, придала направление потокам энергии.
Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
Очень давно она слышала в последний раз эти слова, Эгвейн вздрогнула и скользнула по гладким черепицам, едва удержавшись на краю крыши. В сотне шагов внизу находилась земля. Девушка оглянулась.
Здесь, на самой вершине Башни, накренившись над Эгвейн, перпендикулярно скату черепичной крыши, красовалась серебряная арка, наполненная сияющим светом. Арка мерцала и вибрировала; сквозь белое свечение пробивались высверки разъяренного красного огня и желтого сияния.
Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
На глазах у Эгвейн арка истончилась до почти полной прозрачности и вновь стала твердой на вид.
Эгвейн обратила неистовый взгляд в направлении Двора Отступников. У нее еще оставалось немного времени. Во всяком случае должно было оставаться. Ей потребовалось несколько минут, может быть, всего десять, и немного удачи.
В сознании ее назойливо звучали чужие голоса, но не бесплотные и непонятно чьи, предупреждающие ее о необходимости мужества, голоса женщин, которых она как будто хорошо знала.
— ...я не могу больше держать. Если она сейчас не выйдет...
— Держи! Чтоб вам сгореть, держите, или я выпотрошу всех вас, как осетров!
— ...выходит из-под контроля, мать! Мы больше не можем...
Голоса стали стихать, превращаясь в жужжание, жужжание утихало, выливаясь в тишину, но вот опять заговорило нечто неизвестное:
Путь обратно появится, но только единожды. Будь стойкой.
Есть цена за то, чтобы стать Айз Седай.
Черные Айя ждут.
С криком досады и ярости, уже осознавая свершающуюся потерю, Эгвейн бросилась в сторону сияющей арки, из которой навстречу ей мерцало жаркое марево света. Она почти что желала уже промахнуться, сорваться с крыши и устремиться к своей смерти.
Свет раздирал ее на части, разделял на отдельные волокна, распускал волокна по волоску, расщеплял волоски, обращая их в клочки пустоты. Все сущее растекалось по свечению, удаляясь и уносясь вдаль. Навсегда.
