ПРОЛОГ
ЦИТАДЕЛЬ РЫЦАРЕЙ СВЕТА

Взор усталого Пейдрона Найола рассеянно скользил, будто не узнавая знакомый зал для аудиенций, ибо в эти минуты тягостные размышления лишили зоркости темные глаза Капитана-Командора. Израненные в боях знамена побежденных врагов юного Найола теперь свисали по стенам, точно обычные драпировки. Они были тронуты старящим временем, как потемневшие деревянные панели на каменных стенах, нерушимых здесь, в самом сердце обители Света. Единственный во всем помещении стул — столь весомо сработанный и с такой тянущейся вверх спинкой, словно он старался превратиться в трон, — тоже был невидим для Найола, как и столы с облупившейся лакировкой, что завершали скромную меблировку зала. Словно не замечал Найол и человека в белом плаще, хотя тот опустился перед ним на колени и с покорностью, явно выраженной, однако вполне учтивой, замер в ожидании в центре громадного знака солнечной вспышки, выложенного на широких плахах половиц. Не замечать этого воина доселе удавалось немногим.

Прежде чем ввести в зал аудиенций, Джарету Байару дали время возвратить себе достойный вид, но и сейчас шлем рыцаря и кираса у него на груди оставались тусклыми после тягостного пути и сохраняли вмятины, полученные в боевых схватках. На лице Байара невозможно было найти хоть единственный уголок, не тронутый ни шрамом, ни ссадиной, глаза его, черные и глубокие, полыхали неудержимым нетерпением. Сейчас воин не был опоясан ремнем с верным мечом — перед лицом самого Найола никому не дозволено быть при оружии, — однако чудилось, будто Джарет Байар готов вот-вот броситься в битву, как пес-охотник, только и ждущий, чтобы его спустили с поводка.

Камину, устроенному в одной из стен важного зала, столь же трудолюбивым пламенем отвечал второй камин, так же встроенный в стену как раз напротив первого, и холод поздней зимы быстро таял в сем славном чертоге. В сущности, зал являл собой скромный солдатский приют, где все, что есть, сделано на совесть, а единственная экстравагантная деталь убранства — эмблема сияющего солнца. Помпезный антураж явился в зал аудиенций Лорда Капитана-Командора Детей Света с появлением Найола, который был в один из дней удостоен сего возвышающего звания; горящее солнце из чеканного золота было изглажено поколениями просителей, заменено на новое и опять истерто. Золота здесь было довольно, чтобы приобрести любое имение в Амадиции, выторговать у кого-нибудь свидетельство о высоком происхождении да и махнуть с грамотою под мышкой в добытое именьице. Но вот уже десятилетия подряд ступал по золоту Найол и почти не задумывался о нем, как и о блеске эмблемы солнечной вспышки, сияющей золотым шитьем на груди его белой туники. К золоту как таковому у Пейдрона Найола влечения, пожалуй, не было совсем.

Вдруг взгляд его вновь обратился на ворох бумаг, лежащих на ближайшем столе: здесь пестрели рисунки, в беспорядке топорщились конверты депеш и донесений. Поверх вороха бумаг валялись три чуть помятых рисунка. Один из рисунков Найол поднял с явной брезгливостью. Который из трех рисунков выбрать, Найолу было безразлично: все три художника изобразили одну и ту же сцену, хотя и каждый по-своему.

Кожа Найола, тонкая, как лоскут пергамента, за долгие прожитые им годы словно бы все туже натягивалась на его тело, составленное, казалось, из одних костей да жил, вовсе, однако, не такое, как у людей слабых. Ни один человек не добивался столь высокого положения, которое занимал ныне Найол, раньше чем в волосах у него забелела бы седина, и всех их, из той длинной череды владык, отличала твердость камня, из которого сложен был Купол Истины. И все же он вдруг почувствовал, что собственная рука его, держащая рисунок, как будто вся стала тонкой и хрупкой, и понял, что надо спешить. Времени у него оставалось в обрез. Подходил к концу срок, назначенный именно ему, Найолу. И все же оставленных ему дней и минут должно хватить на все. Он обязан сам обратить оставшиеся ему мгновения в огромную глыбу времени.

Найол заставил себя развернуть толстый пергаментный свиток хотя бы наполовину, ровно настолько, чтобы свет упал на изображенное художником человеческое лицо, весьма небезынтересное для властителя. Рисунки долго возили в седельных сумках, линии, нанесенные мелом, поистерлись, впрочем, портрет оставался отчетлив. Портрет юноши, сероглазого, с рыжинкой в волосах. Похоже было, что юноша высок, однако утверждать это определенно Найол не рискнул бы. Выглядел-то парень высоким, но отстаивать его рослость с пеной на губах не хотелось. В любом из городов такой удалец мог бы проживать, не вызывая подозрений у граждан, когда бы им удалось не обращать особого внимания на шевелюру молодого человека и выражение его глаз.

— И этот... Этот мальчик провозгласил себя Возрожденным Драконом? — проговорил Найол.

Дракон! Прозвище сие заставило Найола ощутить мороз зимы и собственной старости.

Имя Дракон рождено было Льюсом Тэрином Теламоном, рождено в те времена, когда он обрек на гибель всех мужчин Айз Седай, каждого мужчину, способного направлять Единую Силу, всех, живших тогда и рождавшихся впоследствии; обрек он на сумасшествие и смерть и себя в том числе. Прошло три тысячи лет с тех пор, как гордыня Айз Седай и Война Тени привели к концу Эпоху Легенд. Три тысячи лет минуло с тех пор, многое позабылось, но люди помнили главное имя, сохраненное в пророчествах и легендах. Льюс Тэрин Убийца Родичей. Мужчина, который своей рукой начал Разлом Мира! Тогда обезумевшие мужчины, могущие черпать из той силы, что приводит в движение Вселенную, уничтожали горные хребты, а древние земли скрывались под толщей насланных на них океанских вод. Лик земли исказился в те дни, а те, кто сумел выжить, метались, словно лесные звери, убегающие от пожара. Конец всему наступил лишь когда умер последний из мужчин Айз Седай, и пришла пора человеческой расе, истерзанной и лишенной надежд, заново выстраивать дом своей жизни, хотя бы из непритязательного булыжника, — если тут и там остались целы безвинные камни. Имя Дракона ожогом горело в памяти людской, в страшных рассказах матерей передавалось оно детям. И пророчество гласит, что Дракон будет рожден вновь.

Найол и сам не заметил, что задал вопрос Байару, а рыцарь уже давал ответ:

— Да, милорд Капитан-Командор, Дракон вновь ступает по земле. Сумасбродство его гораздо страшнее, чем любой из припадков какого-нибудь самозванца, а уж о тех-то я слышал немало. Тысячи облапошенных уже провозгласили его своим господином. Тарабон и Арад Доман теперь переживают ужасы гражданской войны, воюя при этом еще и друг с другом. Война идет по всей Равнине Алмот от края до края, а кроме того, распространяется по всему Мысу Томан. Тарабонцы сражаются против доманийцев и против Друзей Темного, взывающих к Дракону, посему следует ожидать продолжения боев до самой зимы, которая равно охладит правых и виноватых. Милорд Капитан-Командор, я не видел ни разу, чтобы война разгоралась столь стремительно. Так случается, когда в амбар, набитый сеном, бросают зажженный факел. Вспыхнувший огонь может завалить снег, но в ясный вешний день пламя снова взметнется — выше да ярче, чем при поджоге...

Чтобы прервать рыцаря, Найол взмахнул рукой с вытянутым пальцем. Он уже вторично дозволил Байару распалить себя мрачными новостями и отлично слышал: голос воина пышет ненавистью и гневом. Кое-что о деяниях Лжедракона Найол успел уже услышать от иных вестников, кое о чем Лорд Капитан-Командор ведал больше, нежели сам Байар, но стоило солнечному властелину вновь услышать о кровожадных сражениях, гнев его заполыхал с новой силой.

— Джефрам Борнхальд и вместе с ним тысяча наших питомцев пали в бою. И виной тому Айз Седай. Не гложут ли тебя сомнения, чадо Байар?

— Мне не в чем сомневаться, милорд Капитан-Командор. На пути в Фалме, не успели мы наголову разбить наскочивших противников, как заметили двух колдуний из Тар Валона. Свидание с ними обошлось нам дороже, чем победа над пятью десятками супостатов, однако стрелами своими мы начинили врагинь сплошь, сверху донизу.

— Спрошу, не гневайся, точно ли ты знаешь, что колдуний послали на тебя Айз Седай?

— Под ногами у нас земля бурлила, как в горле вулкана! — Голос Байара звучал твердо, в нем звенела уверенность. Не пристало воину страдать избытком воображения, вот и Джарет Байар мыслил трезво; он помнил: смерть, когда бы она к нему ни явилась, — просто часть жизни солдата. — Когда в наши шеренги вдруг саданула молния, в небе не было ни одной тучки. Кто же иной мог послать двух воительниц-магинь против целого отряда воинов?

Найол опустил голову понуро. Со времен Разлома Мира никто не слышал о мужчинах Айз Седай, но и о женщинах, заявлявших о праве так называться, думать было малоприятно. Дамы сии не уставали кичиться Тремя Клятвами, произносившимися каждой из них: не говорить ни одного слова лжи, не участвовать в трудах над рождаемым к бою клинком, какому бы воину ни полагалось носить меч в ножнах, а потом убить им врага, а третья клятва — обращать Единую Силу как оружие только против Друзей Тьмы или Порождений Тени. Теперь, впрочем, длинноязыкие чаровницы собственным делом доказали, что клятвы их были двоедушны. Найол знал всегда: не дозволено никому стремиться к такому могуществу, которым обладали те, ибо зачем оно им, как не бросить вызов самому Создателю, а пытаться стать вровень с Создателем — значит, служить Темному.

— И тебе ничего не известно о тех, кто взял Фалме и умертвил половину посланного в этот город легиона?

— Лорд-Капитан Борнхальд сказывал, что они называли себя Шончан, милорд Капитан-Командор, — ответствовал Байар неохотно. — Добавлю лишь, что эти Шончан — Друзья Тьмы. Отряд Лорда-Капитана Борнхальда разбил бы их даже в том случае, если бы он, командир отряда, был бы убит в бою. — Здесь голос Байара вновь обрел страстность. — Я повстречал множество беженцев-горожан. И каждый из них в разговоре со мной рассказал, кем и как были разбиты иноземцы, показавшие спину нашим войскам. Победу одержал Лорд-Капитан Борнхальд.

Найол невольно вздохнул. Почти теми же самыми словами, вот уже в третий раз сообщал Байар о подвигах армии, явившейся словно ниоткуда и, не исключено, специально для взятия Фалме, повторял Байар. Джефрам Борнхальд был прав, думал Найол, хороший боец наш Байар, да не тот он человек, привык мерить все собственной мерой.

— Милорд Капитан-Командор! — обратился вдруг Байар к Найолу. — Самолично Лорд-Капитан Борнхальд дал мне команду держаться в сторонке от свиста клинков. Он приказал мне не упустить ни одну из каверз в ходе сраженья и затем доложить лично вам обо всем. И еще поведать сыну его, лорду Дэйну, как погиб в бою он сам, капитан Борнхальд.

— Да-да. — Найол нетерпеливо перебил Байара. На миг он бросил взгляд на изможденное лицо Байара, затем проговорил: — В чести твоей и доблести ни у кого из нас сомнений нет, Байар. Именно так и должен был действовать Джефрам Борнхальд в битве, в которой могло погибнуть и все его войско. — Но для того, чтобы спокойно обдумать все, найти смысл и направленность столь важных деяний, тебе, Байар, просто недостает воображения.

И действительно, сей рыцарь не мог вымолвить более ни слова.

— Подвиги твои незабываемы, чадо Байар! Я дозволяю тебе покинуть зал аудиенций, дабы поведать о гибели Джефрама Борнхальда сыну героя. Насколько мне известно, сейчас ты можешь найти Дэйна Борнхальда неподалеку от Тар Валона, он там вместе с Эамоном Валда ждет тебя. Отправляйся же к ним!

— Благо да будет вам, милорд Капитан-Командор! Спасибо! — Поднявшись с колен, Байар отвесил низкий поклон Найолу. При этом внутренне, мучимый сомнениями, он был натянут как лук. — Милорд Капитан-Командор! Было еще совершено предательство! — Ненависть прорезалась в его голосе, как острозубая пила.

— Вас предал тот самый Друг Тьмы, о коем ты нам уже повторял не раз, Байар, чадо мое? — Найол не сумел сдержаться, голос его звенел. Тысячи погибших питомцев Света погребли под своими останками все планы властелина на год вперед, а этот Байар все твердит единственное имя. — Ты ведь имеешь в виду Перрина из Двуречья, кузнеца-молодца, ты ведь его всего два раза и видел-то...

— О да, милорд Капитан-Командор! Не знаю точно, что он сотворил, но виноват он. Даю слово воина!

— Разберусь я, как быть нам с ним, Байар, чадо мое. — Байар вновь разинул рот, но Найол уже поднял худую руку, не желая вновь его слушать. — Ступай, я позволяю тебе уйти! — И мужчине с лицом мученика не оставалось ничего иного, кроме как вновь отдать поклон и удалиться.

Как только дверь за Байаром закрылась, Найол опустился в кресло с высокой спинкой. Почему ненависть Байара направлена именно на этого Перрина? И отчего их так много, слишком уж, пожалуй, много Друзей Тьмы, желающих понапрасну тратить свои силы на вражду к избранной ими жертве? Да, слишком, слишком их много, Приспешников Темного: они устроились и на высших ступенях власти, и на нижних приступках, они скрываются за собственной говорливостью и зубастыми улыбками. Прислужники Тьмы... Не повредит все же приписать к перечню супостатов еще одно имя...

Найол устроился на жестком кресле поудобнее, стараясь, чтобы старые его кости могли отдохнуть. Не в первый уже раз в голове у него мелькнуло, что подушка, возможно, могла бы оказаться не столь уж грандиозной роскошью. Но вновь он свое желание отбросил. Мир неудержимо стремился провалиться в хаос, и у властителя уже не оставалось времени идти на поводу у собственной старости.

Он позволил себе лишь помыслить о знаках, которыми жонглировала в его сознании предсказанная катастрофа. Вот смертоубийство захватило уже Тарабон и Арад Доман, гражданская война разрывает Кайриэн, лихорадка бойни заражает Тир с Иллианом, которые исстари остаются врагами друг другу. Войну как таковую нельзя, быть может, расценивать в качестве особого знака — люди всегда воюют, — но, как правило, до сих пор Лжедраконы появлялись по одному. А теперь, кроме проказ Лжедракона на Равнине Алмот, второй Лжедракон раздирал Салдэйю, а для Тира бедствием был третий. Сразу три! Они все должны быть Лжедраконами! ДОЛЖНЫ ими быть!

К этому главному знаку так и липли пустяки-подлипалы, иные из которых были, конечно, выдуманы, но все вместе как-то сливалось в нечто явное... А если приплюсовать сюда же сведения об айильцах, замеченных далеко на западе, в Муранди и Кандоре? По двое-трое, но какая разница, один или тысяча? Айил вышли из своей Пустыни за многие годы после Разлома лишь единожды. Только в Айильскую Войну покидали они свою бесплодную глухомань. Как утверждали, Ата'ан Миэйр, люди Морского Народа, забросили торговлю ради поисков знамений и предвестий — каких именно, они не говорили никому — и отплывают на своих кораблях, полупустых или вовсе без груза.

Великую Охоту за Рогом, впервые за неполных четыре сотни лет, начал Иллиан, послав охотников на поиски легендарного Рога Валир, того самого Рога, о коем в пророчестве сказано, что поднимет он всех погибших героев, выйдут они из своих могил и будут биться в Тармон Гай'дон, в Последней Битве против Тьмы. Ходили слухи и о том, что в племени огир, настолько укрывшемся от людей, что для большинства смертных было оно легендой, начались встречи между обитателями стеддингов, отдаленных один от другого...

Но главной и самой значительной из новостей для Найола было то, что Айз Седай, судя по всему, действуют ныне в открытую, ничуть не скрываясь. Ходили слухи о том, что они, мол, уже послали неслабонервных сестренок в Салдэйю, чтобы те дали отпор тамошнему Лжедракону Мазриму Таиму. Таим, что среди мужчин редкость, способен был направлять Единую Силу. Это само по себе внушало страх и презрение, и вряд ли кто предполагал, будто такого бойца возможно одолеть без помощи Айз Седай. Лучше помощь Айз Седай, чем дожидаться неотвратимых кошмаров, когда тот спятит, а это произойдет неизбежно. Но Тар Валон явно предпочел отправить других Айз Седай в подмогу другому Лжедракону в Фалме. Иного вывода факты сделать не позволяют.

Прихотливые узоры истории до мозга костей пронзали Найола морозом. Хаос бесновался; вновь и вновь вздымались события. Казалось, что взбаламученный разум мира бурлит и вскипает. Все стало ясно Найолу. Близился час Последней Битвы.

Планы, исполнение которых могло принести бессмертие его имени среди питомцев Света на сотню поколений вперед, были разрушены до основания. Впрочем, привыкнув обращать поражения свои в победы, Найол определял для себя уже новые цели, строил новые планы. Суждено ли ему сохранить свою силу, свою волю, дабы исполнить задуманное? Позволь мне подольше удержаться в жизни, о Свет!..

Неожиданный стук в дверь отвлек Найола.

— Входи! — резким тоном ответил властелин.

Пришельца сопровождал с поклоном слуга в камзоле и бриджах униформы «золото и белизна». Сохраняя стойку «очи долу», слуга возгласил: по приказу Лорда Капитана-Командора явился перед ним Джайхим Карридин, Помазанник Света, Инквизитор Руки Света. Не дожидаясь слов Найола, Карридин прошел вперед. Кратким жестом Найол приказал слуге удалиться.

Не успел слуга плотно закрыть за собой дверь зала аудиенций, как ловкий Карридин уже взмахнул своим белоснежным одеянием и преклонил колено. На плаще его, позади сияющего солнца, виден был алый пасторский жезл Длани Света, — многие называли сих пастырей Вопрошающими, а то и Допросчиками, но редко в лицо.

— Вы приказали мне прибыть, милорд Капитан-Командор, — проговорил Карридин могучим голосом, — и я возвратился из Тарабона.

Найол окинул пришельца взглядом. Карридин был высок ростом, уже не средних лет, а чуть постарше, но хотя волосы его были уже тронуты сединой, служба была как раз впору твердому характеру воина. Как всегда, в глазах его, черных и серьезных, светился ум. Под изучающим взором Капитана-Командора Карридин не сморгнул. Лишь немногие отважные обладали такой стойкостью, имея чистую совесть либо крепкие нервы. Карридин, по-прежнему коленопреклоненный, ожидал слов Найола бестрепетно, словно бы исполняя привычную каждодневную работу; ему достаточно было получить краткий приказ властелина, покинуть, в соответствии с ним, свое войско и без промедления мчаться в Амадор — ему не было дела до причин приказания. Верно, значит, поговаривали солдаты, что Джайхим Карридин терпеливей и тверже валуна.

— Встань, Карридин, чадо мое! — И когда достойный муж выпрямил свой стан, Найол промолвил: — Мною получены тревожащие новости из города Фалме.

Отвечая властелину, Карридин разглаживал складки своего плаща. Говорил он с подобающим случаю почтением к Найолу — так, пожалуй, разговаривают с равным по чину, а не с владыкой, которому Карридин поклялся подчиняться до самой своей смерти.

— Лорд Капитан-Командор имеет в виду новости, что принес ему чадо Джарет Байар, в недавнем прошлом помощник Лорда-Капитана Борнхальда...

Найол ощутил знакомое предзнаменование гнева: у него задергалось веко левого глаза. По предположениям властелина, лишь трое воинов знали о прибытии Байара в Амадор, и никто, кроме Найола, не ведал, откуда Байар прибыл.

— Излишняя сообразительность бывает губительна, Карридин! Стремление вызнать все неизведанное может когда-нибудь заманить тебя под власть собственных твоих Вопрошающих.

Карридин и ухом не повел, лишь гневно сжал губы, услышав о Вопрошающих.

— Милорд Капитан-Командор! Длань ведет нас путем правды, учит служить Свету!

Служить Свету... Но не Детям Света!

Да, все его питомцы служили Свету, что не мешало Пейдрону Найолу нередко раздумывать, на самом ли деле Вопрошающие были заодно с Чадами.

— Какова же добытая тобой правда, Карридин, что там на самом деле, кто там, в Фалме?

— Там Пособники Тьмы, милорд Капитан-Командор.

— Пособники Тьмы? — Усмешка у Найола получилась безрадостная. — Я помню, ты доносил мне пару недель назад, что слугой Тьмы стал Джефрам Борнхальд, ибо он двинул свои отряды на Мыс Томан вопреки твоим приказаниям. — Голос Найола стал злобно медоточивым. — Не хочешь ли ты сегодня меня убедить, что Борнхальд заставил тысячу наших питомцев биться не на жизнь, а на смерть против Приспешников Тьмы именно потому, что пособником Тьмы был он сам?

— Был он или не был воином Тьмы, мы теперь не узнаем никогда, — проговорил Карридин иронично, — но погиб наш Борнхальд немного раньше, чем ответил бы нам на сей вопрос. Для тех, кто идет во Свете, замыслы Тени сумасбродны, а порою кажутся безумными. Но Фалме захватили они, сторонники Тьмы, тут сомневаться не в чем. На город грянули самые крепкие Друзья Темного, да с ними еще известные всем Айз Седай — воинство Лжедракона. С ними была и Единая Сила, она-то как раз и разгромила армию Борнхальда, милорд Капитан-Командор. Они же разбили армию Тарабона и воинов из Арад Домана, посланных против Друзей Тьмы, засевших в Фалме.

— А мне все плетут басни, — прервал рыцаря Найол, — будто захватившие Фалме солдаты пришли из-за Океана Арит...

Карридин покачал головой:

— Милорд Капитан-Командор! Люди питаются слухами. Некоторые готовы даже поклясться, что на сей раз на нас обрушились войска Артура Ястребиное Крыло, которые ушли в открытое море тысячу лет назад, а сегодня вернулись и заявили свои права на нашу землю. Кое-кто дает слово чести, что лицезрел самого Артура Ястребиное Крыло на улицах Фалме. Да еще и встретил там же чуть ли не добрую половину героев из легенды. От Тарабона до славной Салдэйи по всему нашему западу слухами кипит сама земля, они так и пузырятся по дорогам, и всякий день любой из мрачных слухов яростней, чем предыдущий. Кстати, так называемые Шончан были на самом деле тоже скопищем обыкновенных лакеев Тьмы. Они вступили в союз с Драконом-самозванцем, но в этот раз их открыто поддерживали Айз Седай.

— Чем ты можешь все это доказать? — Найол говорил так, словно и в самом деле слова Карридина не вызывали у него доверия. — Ты взял пленных?

— Нет, не взял, милорд Капитан-Командор. Чадо Байар имел полное право с уверенностью объявить вам, что Борнхальд ухитрился настолько расколошматить врагов, что последние из них разбежались. Но я вам скажу: ни один из супостатов, если бы мы стали его допрашивать, не поверил бы нам, что сражается за самозванца. А если вам требуются доказательства... Они у меня имеются. Если милорд Капитан-Командор позволит о них сообщить...

Найол нетерпеливо пошевелил плечом.

— Во-первых, доказательства, основанные на отрицательном результате. Некоторое число кораблей действительно отважились двинуться через Аритский океан, но большая часть парусников не вернулась ни в один из портов. У тех мореходов, что додумались возвратиться в родную гавань, просто кончилась в плавании питьевая вода и оказался съеден весь провиант. Пересекать Арит не отваживается даже Морской Народ: их суденышки ходят лишь в те порты, где идет бойкая торговля, причем они заплывают и за крайние мысы пустыни Айил. Поверьте, милорд Капитан-Командор: ежели уж и существуют какие-то земли по ту сторону океана, они столь далеки от нас, что добраться до них нет возможности. Океан слишком обширен. Переправить на другой берег армию — это такая же сказка, как полет над водой по воздуху.

— Возможно, — сказал Найол задумчиво. — Доводы у тебя серьезные. А что же во-вторых?

— Да будет известно вам, милорд Капитан-Командор, что многие наши собеседники утверждали, будто на стороне Друзей Тьмы в бой выходят некие чудовища; люди эти продолжали твердить о чудовищах и под давлением опроса наиболее строгого. Кто же эти монстры, если они не троллоки и прочие Отродья Тени, приведенные из Запустения? — В подтверждение очевидной якобы истины Карридин развел руками удовлетворенно. — Большинство невнимательных слушателей полагают, что троллоки придуманы сочинителями специально для басен в час отдыха, что все это враки; другие же, и их немало, уверены, будто все троллоки были уничтожены в Троллоковых Войнах. Но как же и нам с вами именовать троллока, если не чудовищем?

— Да, — кивнул Найол. — Да, Карридин, ты, возможно, прав, чадо мое. Повторяю: ты, возможно, прав. — Властитель не имел намерения дарить Карридину чувство довольства собой и блаженство единения с повелителем. Ни к чему расхолаживать бодрого труженика. — Но что нам известно о сей персоне? — Найол указал на свернутые портреты. Насколько он знал Карридина, у Инквизитора в собственном кабинете имелись копии портретов нового Дракона. — Насколько опасен для всех нас Лжедракон? Уж не умеет ли он направлять Единую Силу?

Инквизитор лишь пожал плечами:

— Он, может быть, обладает сим даром, но, быть может, и не обладает. Несомненно, Айз Седай, если захотят, без труда могут убедить людей, будто и кот способен направлять Единую Силу. А насчет того, опасен ли сам Лжедракон... Любой Дракон-самозванец несет нам опасность только до тех пор, пока мы его не низвергнем, но тот, кто идет на мирных людей не таясь, да еще и ведет под своим знаменем Тар Валон, опаснее вдесятеро. Через полгода, если мы не раздавим самозванца в тайном его логове, он станет еще кровожаднее. Допрошенные мною лично пленники самого Лжедракона не видели ни разу и никак не могут предположить, куда он подевался. Полки, верные его власти, разобщены. Я не верю, что есть место, где собрано более двух сотен его вояк. Если бы тарабонцы и доманийцы не завязли по уши в усобице между собой, они бы давно разметали по кускам драконьи банды.

— Даже бесчинства дракона-самозванца, — заметил Найол сухо, — не стали для них поводом забыть свару, что тянется вот уже четвертую сотню лет. Можно подумать, что одна из этих стран в силах удержать Равнину Алмот под собственной властью!

Тень беспокойства по лицу Карридина не пробежала, и Найол удивился, насколько сей бравый рыцарь способен держать себя в руках. Ну что ж, Вопрошающий, больше уж тебе не бывать столь каменным.

— Тревожиться о междоусобицах не стоит, милорд Капитан-Командор. Зима загонит все отряды в лагеря, выходить из бивуаков солдаты будут лишь для усмирения редких стычек и несения караульной службы. А вот когда погода станет годной для передвижения солдатских колонн и шеренг... Борнхальд не сумел сохранить свое доблестное сердце из-за единственной причины: он привел на Мыс Томан лишь половину своего легиона. Но вторая половина его легиона станет преследовать под моей командой нашего дорогого Лжедракона; я нагоню его, я его уничтожу. Лишь мертвец не опасен для смертных!

— А если тебе предстоит встреча с теми силами, что одолели, как говорят, Борнхальда? — Найол улыбался. — Ведь известные тебе Айз Седай направляли Силу, дабы умерщвлять воинов, а не миловать их!

— Колдовские хитрости еще никого не защитили ни от стрел под солнцем, ни от ножа под луной. Колдуньи расстаются с жизнью так же запросто, как все иные люди, — Карридин усмехнулся. — Обещаю вам, властелин мой, еще и лето прийти не поспеет, а победа уже будет за мной!

Кивком Найол ответил на слова Карридина. Инквизитор говорил искренне, как и полагалось в такую минуту. Но все проблемы, известные Найолу уже сегодня, скоро, он знал это, всплывут на поверхность. Следовало бы тебе, Карридин, знать, что в свое время я считался неплохим тактиком...

— Отчего, — поинтересовался Найол спокойно, — ты не привел свои собственные полки в Фалме? Раз на Мысе Томан — Друзья Тьмы, а их воинство заняло Фалме, то почему ты пытался остановить продвижение сил Борнхальда навстречу врагу?

Карридин не мог не сморгнуть; голос его, впрочем, не утратил каменной твердости.

— Поначалу были одни только слухи, милорд Капитан-Командор. Столь дикие, что никто в них и не верил. К тому часу, когда я узнал всю подноготную, Борнхальд уже вступил в битву. Он погиб, но Друзья Тьмы были сметены с лица земли. Я же должен был донести Свет на Равнину Алмот. У меня нет полномочий не подчиняться отданным мне приказам и доверять любым сплетням.

— Ты называешь это «донести Свет»? — молвил Найол, поднимаясь из кресла, и голос его гремел все грознее. Несмотря на то что Карридин был на голову выше его ростом. Инквизитор отступил на шаг. — «Донести Свет»? Тебе попросту приказали захватить Равнину Алмот. То есть всего-навсего заполнить войском дрянное ведерко, удерживаемое чьими-то словами и угрозами. Чтобы вновь появилось государство Алмот, управляемое Детьми Света, которым не нужно было бы лицемерно поддерживать болвана-короля! Амадиция, и Алмот, и вечно колобродящий Тарабон. Через пять лет мы бы правили и там столь же твердо, как и здесь, в Амадиции. А ты все отправил псу под хвост!

Исчезла, наконец, с лица Карридина улыбка.

— Милорд Капитан-Командор! — Инквизитор пошел на попятную. — Как же я мог предвидеть случившееся? И еще второго Дракона-самозванца! А Тарабон и Арад Доман? Они рычали друг на друга столько лет, что никто уже не ожидал завязавшейся между ними войны. А милейшие Айз Седай? Обнаружили свой волчий норов после трех тысяч лет непрестанной лжи! Но и сегодня моя карта еще не бита! Приспешники Лжедракона не успеют объединиться, как я сам найду его логово и уничтожу самозванца. К нашей удаче, тарабонцы и доманийцы уже поистрепали друг другу воинскую прыть, я могу сбросить их отряды с Равнины...

— Нет! — Глаза Найола сверкнули. — Конец твоим планам, Карридин! Вполне вероятно, что уже в эту минуту я должен отдать тебя в руки собственных твоих Вопрошающих. Верховный Инквизитор не стал бы мне возражать. Он так жаждет найти виновника несчастий, что я слышу скрежет его зубов. Ему, собственно, не в чем тебя обвинить, но стоит мне назвать твое имя — юлить он не станет. Несколько дней сплошных допросов — и ты подпишешь любое признание. Еще и умолять будешь, чтобы тебя называли Приспешником Тьмы. Не пройдет и недели, как тебя поведут к эшафоту.

Опаловые бусинки пота блеснули на лбу Карридина.

— Милорд Капитан-Командор... — Он запнулся, перевел дух. — Кажется, милорд Капитан-Командор упоминал и об иной возможности. И ежели ему только угодно высказаться о ней, то я клянусь подчиниться его решению...

Найол же подумал: пора бросать кости. Его так и обдало волной мороза — до мурашек на коже, — как в тот момент битвы, когда знаешь: на сотню шагов в любую сторону ты окружен врагами. Не пристало властелину отдавать приказы палачам, но не раз узнавали о ком-то, что воин сей скончался внезапно, неожиданно и был наскоро оплакан да похоронен, да с той же внезапностью заменен на опустевшем посту кем-то, чьи идеи опасностью не грозили.

— Чадо Карридин, — промолвил Найол тоном властелина, — ты мне дашь слово, слово клятвенное, что Лжедракон останется жив. И лишь если появятся Айз Седай — не поддержать его, а противостоять ему, — тогда ты пустишь в ход свои «ножи при луне».

У Карридина отвисла челюсть. Но он тут же окинул Найола известным своим оценивающим взглядом.

— Пусть будет так, я исполню твой приказ. Резать Айз Седай — мой долг, но... Наблюдать, как упивается нашей кровью раздраконившийся паяц? Это — предательство! Оплевать все святое!..

Найол тоскливо вздохнул. Сейчас ему следовало, наверное, почуять воображением холод наемного ножа темноты. Но глупо страшиться, когда ты уже вышел из засады.

— Исполнить то, что должно быть исполнено, — в чем здесь измена? Ради достойного деяния можно стерпеть и святотатство. — Найол знал: сказанных им двух фраз уже довольно, чтобы он был зарезан. — Ты ведь знаешь, как можно взять людей под свою власть, чадо мое Карридин, а? Избери самый простой способ. Какой? Выпусти на городскую улицу бешеного льва. Горожане в панике, у них душа в пятки ушла. Вот тогда ты им спокойно сообщишь, что справишься со львом голыми руками. А когда прикончишь зверя, прикажи подвесить его тушу на видном месте, да пусть его вешают сами горожане. Они станут хвалиться своим бесстрашием, а не обдумывать, что ты за птица, но любому новому твоему приказу повинуются с радостью. Ты так и начнешь командовать всем городом, а он станет твоим рабом, потому что спасти молодцов от чудовища смог только ты, командир до мозга костей.

— Так вы, значит, хотите, — Карридин понурил голову, — вы собираетесь взять под свою власть все наши края, милорд Капитан-Командор? Не одну только Равнину Алмот, но еще к тому же и Тарабон, и Арад Доман, да?

— Замыслы мои известны лишь мне. Твое же назначение — исполнять мои приказы, ибо ты дал присягу. Я желаю уже вечером узнать, что в сторону Равнины помчались на самых быстроногих конях наши гонцы. У меня нет сомнений: Инквизитору известно, из каких слов составить приказ, который никто не заподозрит в неисполнимости. Если же тебе надо на кого-то устраивать набеги, то пожалуйста, но пусть жертвой станут тарабонцы или Домани. Но нельзя, чтобы они убили моего льва. И ни в коем случае, во имя Света, мы не будем вынуждать их к миру.

— Да исполнится воля милорда Капитана-Командора, — ответствовал Карридин бестрепетно. — Мой удел — выслушивать его приказы и приводить их в исполнение. — Слишком, слишком бесстрастно выговаривал каждое слово Инквизитор.

Холодно блеснула улыбка Найола.

— Помни свой ответ мне и тогда, когда не хватит у тебя твердости исполнять клятву. Если этот Лжедракон умрет без моего приказа, обрекающего его на смерть, или если его захватят тарвалонские колдуньи, то в таком случае и тебя однажды утром найдут с кинжалом в сердце. Ты не переживешь меня ни на месяц и в том случае, если со мной произойдет несчастный случаи или я умру просто от старости.

— Милорд Капитан-Командор! Я дал клятву повиноваться вам!

— Ты поклялся, верно, — прервал рыцаря Найол. — Старайся же не забывать свою клятву. А теперь ступай!

— Да исполнится воля моего властелина! — Голос Карридина на сей раз вовсе не напоминал камень.

Инквизитор удалился. Когда дверь за ним была закрыта, Найол потер руки. Его донимал холод. Игральные кости покатились по столу, и какое очко они выкажут, едва закончат свой танец, никто предположить не в силах. И впрямь, похоже, приближается срок Последней Битвы. Не мифическая Тармон Гай'дон, когда на волю вырвется Темный и против него встанет Дракон Возрожденный. Нет, не она, Найол был уверен. Да, Айз Седай в Эпоху Легенд могли пробить дыру в узилище Темного у Шайол Гул, но Льюс Тэрин Убийца Родичей и его Сотня Спутников запечатали ее заново. Ответный удар навсегда запятнал мужскую половину Истинного Источника и обратил мужчин Айз Седай в безумцев. Так начался Разлом Мира. Но тем древним Айз Седай каждому в одиночку по силам были деяния, на которые не способны сегодня вместе и десяток тарвалонских колдуний. Заплаты, запечатавшие Темного, которые поставили те, древние, держатся до сих пор.

Оставаясь всегда верным собственной прохладной логике, Пейдрон Найол пытался сообразить, каким может быть в действительности Тармон Гай'дон. Властелин представлял себе, как катятся к югу неудержимые орды кровожадных троллоков, вырвавшиеся из Великого Запустения, — как то было две тысячи лет назад. А во главе троллоков — Мурддраалы, Полулюди, и даже, вероятно, новые Повелители Ужаса в человеческом обличье, сотворенные из пресловутых Приспешников Тьмы. Под их напором не устоит человечество, расколотое на вечно грызущиеся друг с другом государства. Но он, Пейдрон Найол, объединит все человечество под знаменем Детей Света. Сложат новые легенды — о том, как бился Пейдрон Найол в Тармон Гай'дон и как победил.

— Первое: выпустить на городскую улицу взбесившегося льва, — повторил он собственные слова.

— Взбесившегося льва?

Вскочил Найол в мгновение ока, как только из-под знамени, висящего на стене, выскользнул костлявенький мужчина с огромным клювом на месте носа. Позади него в стене задвинулась панель, и флаг, распрямляя свои складки, уже болтался гардиной, как всегда.

— Зачем я показал тебе тайный ход, Ордейт? — рявкнул Найол. — Чтобы ты мог явиться по моему приказу, не замеченный посторонними. Но вовсе не для подслушивания моих приватных бесед с рыцарями!

Приближаясь к Найолу, Ордейт изобразил церемоннейший из поклонов.

— Позволь мне словечко вымолвить, повелитель! — Голос Ордейта дрогнул. — Подслушивать твои речи мне бы и в голову не пришло! Но в эту минуту я как раз домчался до твоих покоев, а слова твои услышал невольно. Поверь уж мне хоть разок!..

К лицу Ордейта была приклеена вечная полуулыбка-усмешка, она не исчезла и теперь, под взглядом Найола. Эта усмешка не покидала лицо Ордейта никогда, даже в те минуты, когда его никто не видел.

Необычный сей неловкий недомерок достиг Амадиции месяц назад, в пору беспробудной зимы, облаченный в непристойное тряпье и едва не мертвый от холода. С помощью своего хитроумного языка Ордейт пробил все караульные заслоны и был допущен к властелину Пейдрону Найолу. Оказалось, что недоростку известны неоценимые подробности событий на Мысе Томан, о которых не спешил сообщать Карридин в своих пространных и запутанных донесениях, забыл рассказать это и Байар, упустили и прочие доклады и слухи. Имя коротыша было, разумеется, ненастоящим. Слово из Древнего Наречия «ордейт» означает «полынь». Найол, ясное дело, не упустил случая допросить нежданного наперсника о причине такой скрытности, но в ответ получил лишь вот что: «Кто мы такие — люди давно запамятовали. Жизнь не щадила нас...» Был, однако, Ордейт не глуп. Осознать смысл сплетаемых временем арабесок помог Найолу именно он.

Просеменив к столу, Ордейт развернул один из рисунков. И чем шире он расправлял лист, тем более улыбка его походила на гримасу.

Властитель по-прежнему пребывал в раздражении: зачем сюда явился незваный коротышка?

— Лжедракон забавляет тебя, Ордейт? — съязвил он. — Или тебе просто страшно видеть его?

— Лжедракон? — повторил Ордейт тихо. — Да. Ну, разумеется, это Лжедракон, кто же еще! Кем же иначе ему быть!

Ордейт рассыпался таким душераздирающим смехом, будто залаяла кусачая собачонка, усугубляя нервозность Найола. Порой властелину становилось ясно, что Ордейт — сумасшедший, быть может, наполовину. Но, помешанный или нормальный, сей грибок останется мудрецом.

— Ты что имеешь в виду, Ордейт? — спросил Найол. — Похоже, что с ним ты знаком лично.

Ордейт как бы одернул себя. Он словно вспомнил, что перед ним сам Лорд Капитан-Командор.

— Знаком с ним лично? О да, он мне известен. Имя его Ранд ал'Тор. Родом он из Двуречья, из глуши Андора, и на пути Друга Тьмы он уже так близок к Тени, что сама душа твоя съежится от страха, едва узнав о малой доле его падения.

— Двуречье? — Найол порылся в памяти. — Кто-то уже рассказывал мне о другом юном Приспешнике Тьмы родом из Двуречья. Как-то странно: Друзья Тьмы вновь являются к нам из одного и того же места. Впрочем, везде их достаточно...

— О другом, Великий Повелитель? — промолвил Ордейт. — Из Двуречья? Уж не Мэтрим ли Коутон это? Или Перрин Айбара? С тем они одногодки и ничуть не отстают от него на пути зла.

— Мне доносили, его звали Перрин, — Найол нахмурился. — Так ты говоришь, их трое? Из Двуречья — лишь табак да шерсть. Сомневаюсь, есть ли иной край, живущие в котором люди более оторваны от остального мира.

— В городах Друзья Тьмы вынуждены более-менее маскироваться, — Ордейт скривил усмешку. — Им нужно связываться с другими, через чужаков, пришедших из иных мест и уходящих в чужедальние края, оставлять весточки об увиденном. Но есть еще удаленные от городов скромные деревеньки, чужаки заглядывают в них редко... Где, как не там, держать оплот Друзьям Тьмы?

— Как же ты разузнал имена тех троих? — прогремел вопрос властелина. — Сразу трое Друзей Тьмы из дальних закоулков, словно из небытия! Не слишком ли жадно бережешь ты свои секреты, Древоточец? Из рукава своего ты вытаскиваешь, как менестрель, все новые сюрпризы!

— Никто на свете не сумеет рассказать тебе все, что есть в его памяти, мой Великий Повелитель, — без тревоги ответил Ордейт. — То, что не сгодится тебе для твоих дел, ты назовешь пустозвонством, уж позволь мне не пустозвонствовать, о Великий! А что касается Ранда ал'Тора, Дракона этого, так он в Двуречье буквально корнями врос.

— Лжедракон он! — сказал Найол с яростью, и увертливый собеседник ответил ему поклоном.

— Разумеется, Великий Повелитель! Забудь мою оговорку.

В тот же миг Найол заметил, что рисунок в руках Ордейта помят и надорван. Лицо человека с клювом вместо носа оставалось бесстрастным — за исключением вечной сардонической усмешки Ордейта, — руки же его конвульсивно теребили пергамент.

— Немедленно прекратить! — скомандовал Найол. Он выхватил у Ордейта портрет и расправил его со тщанием. — Было бы у меня побольше портретиков, я бы дал тебе один из них, специально чтобы порвать. — Часть рисунка размазалась, по груди юноши прошла складка сгиба, но лицо чудесным образом осталось не тронутым нервными пальцами.

— Не гневайся на меня, Великий Повелитель! — Ордейт, не пригасив своей острой улыбки, снова поклонился Найолу. — Но я ненавижу Друзей Тьмы!

Найол продолжал взирать на портрет, исполненный пастелью. Ранд ал'Тор из Двуречья.

— Пожалуй, я должен продумать планы касательно Двуречья. Сразу, как только сойдут снега. Да, пожалуй, так.

— Да исполнится воля Великого Повелителя! — возгласил учтивый Ордейт.

Карридин в это время брел по залам Цитадели, и выражение его лица заставляло воинов за милю обходить этого человека, хотя лишь немногие предпочитали искать пристанища в чертогах Вопрошающих, если уж по чести сказать. Слуги, спешившие исполнить срочные поручения своих господ, старались схорониться от него за поворотом, а достойные мужи, чьи белые одеяния были украшены золотыми бантами, то есть знаками их высоких чинов, завидев лицо Карридина, сворачивали в боковые коридоры.

Распахнув двери своих покоев и захлопнув их за собой, Инквизитор не почувствовал обычного довольства. Не радовали его ни роскошные ковры из Тарабона и Тира, кипящие сочными красками орнаментов: кровавыми, солнечными, голубыми, — ни фигурные зеркала из Иллиана, ни стол посреди зала, длинный, с тяжелой резьбой, оправленный золочеными листами аканта. Прежде Карридин гордился уже тем, что мастер из Лугарда отдал трудам над узорной резьбой целый год своей жизни. Но в ту минуту Инквизитор словно бы не видел своего достояния.

— Шарбон! — Но камердинер Карридина впервые не явился на зов. Прибирается, видимо, в дальних комнатах. — Да спалит тебя Свет, Шарбон! Где ты?

Искры ярости сверкали во взоре Карридина, ему уже хотелось собственноручно, собственными проклятьями скрутить Шарбона в бараний рог. Но ярость его угасла, свернувшись пружиной, когда навстречу ему потянулся, блистая лукавой грациозностью удава, Мурддраал.

Сложением своим он походил на человека, только был гораздо выше любого рыцаря, но отличался от людей не только ростом. Мурддраал ходил так, что ни одеянья его, траурно мрачные, ни плащ не вторили его движениям, лишь оттеняли бледность его кожи, прозрачной, как у червя. Глаз на лице его не было. И безглазый взгляд Мурддраала пронзил Карридина ужасом, как вверг в панику тысячи других воинов до него.

— Что ты... — Карридин запнулся и сглотнул, стараясь проглотить собственный страх, вернуть своему голосу утраченную звучность. — Что ты здесь делаешь?

В голосе его все еще потрескивал надрыв. Бескровные губы получеловека вывернула улыбка.

— Я прихожу лишь туда, где властвует тень. — Шорох его голоса напоминал о гадюке, проползающей сквозь палую листву. — Обожаю любоваться своими слугами!

— Но я не слу...

Тщания Карридина пропадали понапрасну. Ему едва удалось оторвать взгляд от гладкого куска бледности, от лица-теста, и отвернуться. Но стоило показать Мурддраалу спину — и дрожь пронзила Карридина до самых костей. В зеркале на стене он видел все с остротой стереоскопической. Все, кроме фигуры Получеловека. Вместо Мурддраала в зеркале колебалось смутное пятно. Но смотреть на это темно-бледное пятно было легче, чем встретить тот безглазый взгляд. Голос Карридина звучал едва слышимо:

— Но я служу... — Он умолк, внезапно осознав, где они находятся. В самом сердце Цитадели Света. Если бы он отважился хотя бы и неслышно произнести уже приготовленные им слова, Карридин тотчас же попал бы под власть Руки Света. Услышав губительный для Инквизитора шепот, Карридина мог поразить на месте даже рядовой питомец Света. Карридин знал, что поблизости нет никого, кроме Мурддраала и запропастившегося Шарбона. Да куда же он делся, этот раб Шарбон? Проклятье! Хоть кого-нибудь чувствовать рядом с собой, чтобы не так впивался в тебя безглазый взор Получеловека, — потом можно будет убрать свидетеля, но сейчас так нужен хоть кто-нибудь! И все-таки у Карридина хватило духу прошелестеть:

— Я служу Великому Повелителю Тьмы, как и ты ему служишь, Мурддраал. Мы с тобой заодно!

— Как вам будет угодно, милорд! — Мурддраал рассмеялся так, что кости у Карридина скрипнули. — Но мне угодно знать, отчего ты сейчас стоишь здесь, а не на земле Равнины Алмот!

— Я... Прибыть в Цитадель мне приказал Лорд Капитан-Командор...

— Приказы твоего Лорда Капитана-Командора не дороже дерьма! Приказываю тебе найти человека, прозванного Ранд ал'Тор, и убить его. Вот что должно быть твоей задачей! Это сейчас главное! Как ты смеешь не подчиняться?!

Карридин, собравшись с силами, заставил себя успокоиться. Взгляд Мурддраала вонзался в спину инквизитору, точно острие ножа.

— Но ход дел... претерпел изменения. Над некоторыми событиями я уже утратил контроль...

Посередине стола Мурддраал чертил рисунок, и царапающий звук терзал Карридину слух. Тонкими усиками из-под ногтей Получеловека выкручивались стружки.

— Ничего не изменилось. Ты поклялся служить Свету, но потом произнес абсолютно иные клятвы, им-то ты и останешься верен!

Скользя взглядом вслед за царапинами на полированной столешнице, Карридин сглатывал свой страх.

— Мне тут не все ясно! — отважился он наконец. — Я полагал, что Великий Повелитель Тьмы намерен как-то использовать Ранда ал'Тора. Почему я обязан вдруг срочно убить его?

— Опять устраиваешь мне допрос?! Давно пора повесить тебя на твоем же языке, прихвостень Света! А не хочешь висеть — не утруждай меня вопросами. И не мечтай понять наш замысел. Твой удел — повиноваться! Служить мне — как служит дрессированная шавка. Улавливаешь смысл? Так что ходи на задних лапках и жди новых приказов, щенок!

Гнев Карридина уже прогрыз себе путь сквозь заросли ужаса, и рука его потянулась к рукояти меча. Но клинка под плащом не было: он оставил его в приемной, у дверей зала аудиенций, куда приказал ему явиться Пейдрон Найол.

Мурддраал прянул на него молниеносно, точно гадюка. Карридин задрожал в задохнувшемся своем вопле, ибо рука Мурддраала сжала ему запястье мертвой хваткой; кости у бедняги задребезжали, посылая вверх по руке волны смерти. Но так и не вырвался у него вой; левой рукой Получеловек захлопнул ослушнику рот. Сначала от пола оторвались пятки обезвреженного Карридина, затем и пальцы его ног. Славный воин, схваченный Мурддраалом, болтался в воздухе, как выдернутый клещами гвоздь; он мог лишь хрипеть и бурлить изнутри.

— Слушай меня ушами, человечье отродье! — приговаривал ласково Мурддраал. — Ты достанешь этого молодца, где бы он ни был, и прикончишь на месте! Да не вздумай потом удрать от нас! Среди ваших чистеньких питомцев есть и такие, что сразу же мне донесут, если ты свернешь с нашей дороги. Пусть этот урок подбодрит тебя и добавит смелости. Но если в нынешнем месяце Ранд ал'Тор не будет лишен возраста, я возьму в заложники кого-нибудь из твоей семейки: доченьку твою, или там сына, сестру, дядьку. И ты не узнаешь, кого я приказал насадить на острие, пока мой избранник не сдохнет, воя по-собачьи. А в следующем месяце я проколю своей сталью еще одного из ваших. А там и третьего, четвертого. Но если и после этого Ранд ал'Тор останется в живых, а все твои родные уже будут заколоты, придется мне уже тебя самого залучить — забрать прямо в Шайол Гул! — Мурддраал улыбался. — И тогда ты будешь умирать годы, а не миг, человечек! Теперь ты все усвоил?

Подвешенный над полом Карридин едва сумел жалобно что-то простонать. Ему казалось, что его шея, изогнутая безликим чудовищем, вот-вот разорвется.

Мурддраал швырнул Карридина через зал, и военачальник треснулся о самую дальнюю стену и соскользнул на ковер почти без чувств. Он простерся ниц, пытаясь вдохнуть воздух.

— Ну, есть еще вопросы, человечек?

— Я... слушаю тебя и повинуюсь! — промямлил Карридин в ковер. Но не услышал ответа.

Скривив лицо от боли у себя в шее, он огляделся. Кроме Карридина, в зале никого не было. Древняя пословица вспомнилась ему: «Полулюди на тенях скачут, как на лошадях, а свернут они с пути — не ищите: не найти!..» И вправду, никакая стена не была для Мурддраала непроходимой преградой. В груди Карридина зарождался рев ярости. Осыпая проклятиями толчки боли, идущие от запястья, рыцарь поднялся на ноги.

Дверь распахнулась, и в зал вкатил свое брюхо Шарбон с корзиной в руках. Он замер, уставившись на Карридина.

— Заждались меня, хозяин мой, да? Уж вы простите мне отлучку, хозяин, я ходил покупать фрукты для вас...

Неповрежденной своею левой рукой Карридин выбил из рук Шарбона нелепую корзинку, пустив убогие зимние яблочки раскатываться по коврам на полу, и наотмашь, тыльной стороной ладони, отвесил слуге по физиономии звонкую оплеуху.

— Простите! Извините меня, хозяин! — шептал Шарбон.

— Подать немедля бумагу, перо, чернила! — рычал Карридин. — Пошевеливайся, остолоп! Мне нужно написать новые приказы!

Не чуя под собой ног, колобок Шарбон катался по залу, поспешая исполнить указания хозяина. Карридин же не мог оторвать взгляд от рубцов и линий на полированной столешнице, не в силах унять сковывающий его страх.