ГЛАВА 4
Нас ожидает боевая удача,
Один в поле не воин, но ведь мы же вдвоем.
Михаил Башаков
Воздушный порт Эрниди резко отличался от летного поля под Драганой. И не только размерами, хотя, конечно, на эрнидском поле драганских поместился бы не один десяток. Отличался порт в первую очередь оживленностью. После полутора суток в небесной тишине, в насквозь промороженной пустоте обилие людей подействовало как кружка кофе ранним утром. На палубу, толкаясь локтями, кинулись какие-то дядьки, все разом громко крича, размахивая руками и требуя капитана. Пока обходили их, пробираясь к невысокому трапу, Тир успел понять, что все эти люди претендуют на груз радзимского дерева. Капитан же отговаривается контрактом, заключенным ранее с совершенно конкретным купцом.
Сложная у них тут жизнь. Климат-то райский, конечно, но хорошего леса, видимо, негусто.
— Ну займемся рекогносцировкой, — бодро распорядился Казимир.
— Расписанием шлиссдарков займемся, — уточнил Тир, — и озаботимся гостиницей. Прежде чем нападать, неплохо посмотреть, куда отступать будем.
— Отступать, — обрадовался Казимир. — Отступать — это правильно. — И, улыбнувшись на доброе с утра солнышко, негромко, но мелодично напел:
Когда выходим на рать мы биться,
Кольчуги, латы не берем:
Уж коль победа у нас случится —
Все у врагов мы отберем.
А если все же беда случилась,
И враг числом нас превзошел,
Скажу, как орк, бывавший в деле:
Бежать удобней нагишом…
— Как кто? — уточнил Тир.
— Как орк. Это народ такой.
Ознакомительные книжки, в которых помимо другой ценной информации были еще и сведения о населяющих планету народах, читали вчера оба. Но на Тира это чтение не произвело такого впечатления, чтобы складывать песни.
— Да это не я сложил, — отмахнулся Казимир, — это из книжки какой-то, я ее еще на Земле читал. В детстве.
— Не помню я там такой песенки, — пробормотал Тир, за свою жизнь на Земле прочитавший одну-единственную книжку про орков. Правда, в трех томах…
— Расписание, — объявил светлый князь, — и даже часы. Интересно, они ходят правильно?
— А зачем бы иначе их тут повесили?
Казимир сделал значительное лицо:
— Намерения, особенно благие, далеко не всегда приводят к нужному результату.
Тир явно не оценил глубины мысли и не уловил аллюзий. Он пожал плечами и посмотрел на светлого князя, как на младенца:
— Это часы, Казимир. Их назначение — показывать правильное время. А намерения ни при чем.
— Мы такие разные, — пробормотал Казимир, — нам никогда не понять друг друга.
Эрниди был полон мечетей. В каждом квартале возносились к небу башенки минаретов разной высоты и разной степени изукрашенности. Небо было синим и жарким, башни — разноцветными, много выше всех остальных домов, они, казалось, вот-вот оторвутся от земли и устремятся вверх.
А сам город словно закрыл глаза, на самые брови натянул черепичный бурнус и знать не желает, что происходит на его улицах. Горячие мостовые, горячие белые стены домов, ажурные решетки множества галерей, призванных создавать тень, без которой здесь, наверное, умереть можно было бы. С утра улицы кишели людьми: невысокими, светлоглазыми, предположительно светловолосыми. Предположительно, потому что мужчины брились наголо и носили чалмы, бурнусы, фески или как их там, — Казимир в этом не разбирался, — а женщины вообще закутывали всю голову в темные шелковые платки.
Все шло гладко. Очень гладко. До того гладко, что к середине дня Казимир начал беспокоиться. Исходил он из очевидных соображений: когда все хорошо, что-то обязательно будет плохо. Правда, воспринимая происходящее, скорее, как забавную игру, князь Мелецкий не возражал против неприятностей. Они оживили бы события, прогнав подбирающуюся потихонечку скуку. Убийство — занятие, конечно, интересное. Но методы у них с Тиром были очень уж разные. Казимир за себя никогда не боялся. Вот и здесь он, скорее всего, пошел бы напролом, полагаясь на собственные силы, необыкновенную скорость и боевое умение. Он готов был поручиться, что в мире Саэти, или, как говорил Тир, «на этой планете», равных ему бойцов не было, как не было их на Земле, как не нашлось их на Илле.
Тир осторожничал. И битых четыре часа они с Казимиром шлялись по людным улицам Эрниди, всего один раз пройдя мимо искомого дома.
Пути отступления! От кого убегать, если можно всех убить?
Улицы Тира не устраивали. Он приглядывался и принюхивался, выискивая магию, оценивал охранные системы соседних домов, количество стражи и собак, высоту глиняных оград, усыпанных по верху осколками стекла.
Впрочем, намеченная им дорога Казимиру понравилась. Предстоял этакий стипль-чез, бег с препятствиями по сильно пересеченной местности.
Князь уже успел оценить вооружение здешней стражи и пришел к выводу, что Тир не так уж и не прав. Если на прямой облаченные в кольчуги, вооруженные луками и ятаганами стражники еще имели шанс хотя бы выстрелом догнать убегающих, то по-кошачьи скакать по заборам и крышам — нет, это не для них.
В завершение прогулки, уже почти в полдень, когда народ стал исчезать с узких улиц, прячась в тени деревьев и под навесами дукканов, Тир перехватил в переулке совершенно незнакомую женщину в синей чадре.
— Пойдем, — сказал он ей.
И она пошла. Ни слова не говоря, ни единого вопроса не задав. Заговорила, только когда добрались они втроем до небольшого пустыря, судя по всему — остатков недавнего пожарища. И здесь женщина стала отвечать на вопросы. Она оказалась старшей служанкой в доме Моюма, первой помощницей ключника, и хотя номинально отвечала только за женскую часть дома, в действительности знала, кажется, все и обо всем.
Во всяком случае, все, что нужно было Тиру.
Казимир и представить не мог, сколько всего считает необходимым выяснить его подельник, прежде чем приступить к собственно убийству. Он вникал — это было интересно. Внимательно слушал вопросы и ответы. И к концу беседы стал довольно отчетливо представлять себе, где и как придется работать. План дома, входы и выходы, двор, расположение стражи.
— Есть у тебя вопросы? — поинтересовался Тир.
— Есть. Как ты с ней договорился?
— К ней вопросы есть?
«К ней» вопросов не было.
— Иди, — сказал Тир женщине, спокойной, как будто не она только что выболтала все, что можно, и все, что нельзя, — забудь о встрече и о разговоре. Ты никогда не видела нас.
— Да, господин. — Она поклонилась и ушла семенящей походкой. Тут все женщины семенили. Все-таки неудобная у них одежда.
А Тир, значит, еще и гипнотизер. Казимир никогда не видел гипноза в действии, теперь увидел. Решил, что не мешало бы научиться.
— Ну вот, — подытожил Тир по-русски, — главное мы выяснили: из дома Моюм Назар не выходит. Разве что по приглашению эйра. А чтобы подделать приглашение, нам нужны люди, которые набили на этом руку. Выходов на таких людей у нас нет. Какой отсюда вывод, Казимир?
— Надо самим идти к Моюму.
— Молодец. Но для начала мы пойдем в тень, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Значит, слушай сюда, светлый князь, внутрь дома я пойду один…
Он все рассчитал верно. «Колдун, способный взывать к злым духам», уж, наверное, не удивится, если злой дух заявится к нему без вызова. Испугается, да, может быть. Но это маловероятно. Не испугался же Пардус. Точнее, испугался, но не сразу. Пардусу Тир угрожал. Угрожать Моюму он не собирался.
Поздно ночью он, не скрываясь, подошел к дому звездочета и громко постучал в ворота. Знал, что охрана не удивится гостю: когда только не ходили к Моюму Назару посетители с самыми разными нуждами.
В это время, в четвертом часу утра, колдун уже укладывался спать. Самое время для визита. Получасом позже, и не впустят — спит хозяин. Получасом раньше, и хозяин, еще не настроившийся на сон, будет слишком бодр для того, чтобы убийство прошло быстро и безопасно.
В ворота Тира впустили, не задавая вопросов. Моюм Назар не держал гостей на улице подолгу. К нему приходили только по делам, а о делах говорят в доме, подальше от чужих ушей и чужих любопытных глаз.
За спиной, громко щелкнув автоматическим замком, захлопнулась калитка. Вместе с щелчком замка затянулась брешь в силовом контуре непонятного назначения, окружающем дом. Пламя факела, закрепленного возле воротных петель, — слишком близко, по мнению Тира, — метнулось, как от сквозняка, и стало синим.
В этом синем свете мрачным и зловещим показался узкий коридор, начинавшийся сразу от ворот. Черными пятнами стали ковры на стенах, низко нависли потолочные балки. Охранник, с длинным ножом на поясе, впустивший Тира внутрь, тоже стоял слишком близко, загораживая путь. Но это было как раз неплохо.
— Пропусти меня к хозяину, — приказал Тир, поймав взгляд черных внимательных глаз.
Он почувствовал сопротивление. Человек не спешил выполнить его приказ. Человек колебался. Он не должен был колебаться…
— Пропусти меня к хозяину, — повторил Тир.
— Оружие… — медленно и трудно произнес охранник, протягивая руку. — К господину нельзя с оружием…
— У меня нет оружия, — сказал Тир.
Вот это сработало. Человек отступил в сторону.
Тир прошел мимо, чувствуя себя тем спокойнее, чем дальше от него становился факел.
Коридор заканчивался небольшой квадратной комнатой, где всегда находились двое охранников и откуда можно было продолжить путь в двух направлениях: направо — к хозяину и прямо — в зал, выходящий окнами во внутренний двор. В этом зале полагалось дожидаться появления Моюма, вести себя смирно и, по возможности, не скучать.
Именно сюда, если следовать правилам, о которых рассказала пойманная днем служанка, должен был проводить Тира один из охранников. Тир обошелся без провожатого, и в зале ожидать не собирался, но был неприятно удивлен тем фактом, что в комнате не оказалось ни одного человека. Он, однако, ни на секунду не поколебавшись, пошел направо, самоуверенный и наглый. Злой дух в своем праве — это не тать в ночи, надо понимать разницу! Тир разницу понимал. Синее пламя в факелах, взбесившиеся тени, мечущиеся вне зависимости от расположения источника света, невесть откуда взявшиеся сквозняки — дом давал знать хозяину, что прибыл недобрый гость. Дома всегда себя так вели — настоящие дома, те, которые «моя крепость». На Земле было точно так же. Только на Земле немного нашлось бы людей, способных правильно истолковать предупреждения своего дома.
А Моюм истолковал правильно.
Вооруженная охрана нужна была ему для защиты от людей. От злых духов звездочет способен был защитить себя сам. Потому и приказал охранникам убраться подальше с пути незваного гостя — берег своих слуг. Потому и не вышел навстречу, ожидая, пока злой дух сам придет к нему. В его лабораторию — в место силы, или как там оно называется, Тир был не силен в оккультной терминологии.
Он отодвинул тяжелую занавесь на входе в хозяйскую часть дома. Вдохнул пахнущий благовониями воздух.
Магия была здесь повсюду, даже мебель, даже серебряная посуда и драпировки на стенах — все излучало, и все по-разному. Впрочем, Тир в этой обстановке чувствовал себя комфортно. Потоки энергии были хороши и «на ощупь» и на вкус… Моюм Назар, похоже, не стеснялся при случае и зарезать кого. Прямо в доме. Да и резал не просто так. Отголоски чужих страданий Тир впитывал кожей, и это было несказанно приятно. Все равно как очутиться рядом с жертвенником, где еще не остыла кровь.
Звездочет оказался высоким и мощным, этакий экзотично одетый тяжелоатлет в самом расцвете сил. Он сидел в центре круглой комнаты, неподвижный, величественный и спокойный. Макушку прикрывала бархатная шапочка. Длинные черные волосы лились по темно-синему с алой вышивкой шелковому облачению, а руки, сложенные на коленях, терялись в широких рукавах.
Измитцы были преимущественно русыми и сероглазыми, и Моюму, так резко отличающемуся от земляков, с его-то волосами, смуглой кожей, горбатым большим носом, сам бог велел податься в колдуны. Причем — в настоящие.
Стены комнаты были украшены впечатляющим дисгармоничным орнаментом. Узор, разумеется, тоже нес в себе магию. Или магии. Воздух гудел, как возле трансформаторной будки, а кожу покалывало электричеством.
Моюм даже не встал навстречу Тиру. Взгляд встретил взглядом. Бестрепетным и властным. И приказал:
— Остановись, Черный!
Останавливаться Тир не собирался.
Все так же, не двигаясь с места, Моюм ровным голосом стал произносить слова, вызвавшие у Тира уважение к дикции хозяина дома. Сам бы он в стрессовой ситуации не взялся перечислять такие зубодробительные имена с таким количеством ударений в каждом.
Имена сил, способных остановить демона.
Тир был человеком.
Он быстро пересек комнату и свернул колдуну шею.
Тяжелое тело дернулось в его руках, чужая боль искрой пробежала по позвонкам, посмертный дар согрел ладони.
Тир судорожно вздохнул и не удержал тихий, нервный смешок. Он и подумать не мог, что это будет так хорошо. Быстро, но… насыщенно. Мощный короткий импульс боли и силы.
Вот так.
Похоже, посмертный дар колдуна стоит полутора, а то и двух жизней обычных людей. Ну может, не любого колдуна. Но вот этого — точно.
Из комнаты было два выхода. Через один Тир вошел, а второй вел в жилые покои Моюма. Там были окна — такие, какие приняты в Измите. Достаточно узкие, чтобы обычные люди даже и не заподозрили, будто сквозь эту щель может протиснуться существо крупнее семилетнего ребенка.
Ни одно из окон не выходило на улицу, только во внутренний двор, но это обстоятельство Тира не смущало. Он просочился в окно, чувствуя себя почти бесплотным. Безжалостно и быстро задавил проснувшееся было воспоминание о том, как в последний раз пришлось пролезать сквозь щель почти такую же узкую…
Об этом вспоминать нельзя.
Все прошло гладко, и Казимиру, занявшему со своим оружием позицию на плоской крыше дома, не пришлось стрелять. Тир перемахнул с дерева в саду прямо на крышу, а оттуда — на улицу. Злой дух, что возьмешь? Испарился, знаете ли. Сожрал Моюма и — фьють.
Они без помех добрались до воздушного порта. Прошли в ворота, уплатив положенную мзду, а тут и муэдзин с минарета закричал, подавая сигналы точного времени: до взлета намеченного шлиссдарка «Хаттый» оставалось пять минут.
И под этот вопль Тира скрутило.
По-настоящему скрутило — швырнуло на землю, дикой болью стиснув все мышцы. Он прикусил руку, чтобы не заорать. Теряя сознание, в полубреду увидел каких-то чудовищ с крыльями и огненными мечами. Они бежали к нему, они спешили. Пламя обожгло…
Опять?! Снова в ад?!
Но ужасающий крик с минарета смолк, и вместе с ним исчезли чудища. Тир почувствовал, как его хватают и швыряют, прокатился по земле, задохнулся от пыли, вскочил на ноги, готовый драться с любой тварью. И увидел.
Казимир вел в воротах страшный и прекрасный танец, отбиваясь сразу от троих стражников с мечами, мимоходом, с необыкновенной, нечеловеческой грацией отбивая летящие в него стрелы. Светлый князь, драконий сын! Не ты ли, Тир, считал его сумасшедшим?
На то чтобы взвести арбалет, ушли мгновения. Слава богу, в караулке, расположенной у ворот порта, было всего около десятка солдат.
Всего?!!
Сломав челюсть последнему, Казимир развернулся к Тиру:
— Ты как?
— Пойдем, — ответил тот, — время.
И они пошли. Побежали. «Хаттый» уходил в Акигардам, царство кертов, и был приписан к кертской столице Арксвем, следовательно, на его территорию законы Измита не распространялись. Там преследователей можно было не опасаться.
— Интересные дела творятся в Саэти. В одночасье к нам явились Дракон и Черный. Непонятно, как их пропустили.
— Эй, Оскил, да не все ли равно, как их пропустили? Может, мы их сразу — того. Что думать-то?
— Легко сказать, Эртугул. А кто сделает?
— Насколько я помню, барон де Лонгви не гнушается убийством. Даже безоружных.
— Благодарю за доверие, геер Вуриг. Если бы я не гнушался еще и убийством Мечников, в Саэти давно стало бы на одного меньше.
— Вы бы не выделывались, геер Вуриг, а то не все здесь так щепетильны, как мой бывший муж.
— Спасибо, Хелед.
— Да пошел ты!
— Взаимно.
— Не будь я Бакром, если это не образец семейного счастья… ой, Хелед, ты здесь отку… Помогите!!!
— Дети, дети, уймитесь. Эртугул прав: Драконам и Черным не место в Саэти. Однако у нас в Степи сейчас ночь, а халха не выносят приговоров под покровом тьмы. Прав и Оскил: мы не знаем, почему этих двоих пропустили в мир, и, пока не узнаем, не сможем решить их судьбу справедливо. Толга, ты согласен со мной?
— Да. Что скажет, Енги-хан?
— Решать Ильрису. Он знает о Черных больше нашего. Да и о Драконах тоже.
— Ильрис?
— Хм… Опять я? Приглядеть, конечно, стоит, но глубокая вера в человечество подсказывает мне, что с ними и без нас разберутся. Если нет, я убью Черного, как только он даст повод.
— А Дракона?
— А к Драконам у меня ничего нет.
— Ну тогда будем присматривать за ними. Ильрис…
— Да?
— Не ищи повода сам, хорошо?
— Посмотрим.