ГЛАВА 2
А ты — как и здесь — золотая пчела,
Ты навстречу, и мне светлей,
И вот только клочок твоего крыла
На моем лобовом стекле…
Олег Медведев
Империя Вальден. Месяцы рефрас-даркаш
В его квадрате усадеб с дочками на выданье действительно оказалось немного. Риттер расстарался, молодец. Если Суслику женский пол не интересен, так и незачем Суслика отправлять в малинники. Малинники — это Мал так выражается, не то от скромности, не то от образности мышления. Хотя Мал и образное мышление… нет, наверное, все-таки от скромности.
Малинники. Ну да. Пустили козлов в огород. Сколько девиц найдут старогвардейцы для его величества — это еще вилами на воде, а вот то, что среди отбракованных ни одной девицы не останется, за это Тир голову мог прозакладывать. Он не сомневался даже в женатом Мале. Никто, впрочем, намерений и не скрывал. Шаграт, плотоядно облизываясь, расписывал предстоящие испытания в таких красках, что поневоле зависть брала. Но завидовал Тир скорее машинально. Ему не было разницы, с кем заниматься сексом — с прекрасной пейзанкой в скромной девичьей спальне или со шлюхой — в борделе. Все женщины одинаковы, а с точки зрения экономии времени и нервов шлюхи однозначно предпочтительнее.
Диагноз «безнадежен» ему вынесли давно. Зато и работы досталось меньше всех. Двадцать две усадьбы — это от силы на месяц. Ну или, если попадется среди пейзанок подходящая для Эрика, так не на месяц, а — на полтора. Пока то-се, портные, куаферы, ювелиры…
Вряд ли.
Тир не интересовался женщинами, но зато он прекрасно знал, что именно нужно искать. И очень мала была вероятность, что он найдет в деревенской глуши девицу подходящей внешности, характера, с достаточным уровнем интеллекта и соответствующим образованием. Образование не было обязательным условием для того, чтобы запустилась программа «влюбленность», но Тир считал его желательным. Если девица будет образованна, Эрику не придется тратить время еще и на то, чтобы дотянуть ее до своего уровня.
И первой же недели поисков хватило ему по самое «не хочу». Барышень он, как и было запланировано старогвардейцами, изучал в неформальной обстановке, в отсутствие родителей, нянек, прислуги, а также молодых конюхов и садовников. Собственно, наличие молодых конюхов и садовников сразу переводило объект исследования в разряд не представляющих интереса. Слишком велика была вероятность того, что девица никакая уже не девица.
Пронаблюдав за неделю пять объектов, Тир озверел. Результаты поисков удобства ради обсуждались не в «Антиграве», а у него дома. Здесь были под рукой карты местности, результаты переписи, мнемограф, в памяти которого хранилась пополняемая картотека. Вот единственный минус монашеской жизни: больше ни к кому Старая Гвардия в полном составе завалиться не решалась, опасаясь доброго и незлобивого нрава любовниц как чужих, так и собственных. Впрочем, Тир никогда не возражал против гостей.
В этот раз, однако, обрычал всю компанию с порога. Заявил, что с него хватит. И ушел в мастерскую, демонстративно хлопнув дверью. Друзья-однополчане остались в гостиной… Ненадолго. Через минуту всей толпой ввалились в двери, полюбовались на разбросанные по столу эскизы, и Падре вздохнул:
— Да-а, Суслик, несдержанный ты человек. Ну разве так с женщиной можно?
— А женщина где? — не понял Мал.
— Да вот же, — Падре обвел рукой рисунки, — это женщина. Просто — по частям и изнутри.
— Ну ничего себе! — Мал повертел так и эдак один из эскизов, обернулся к Тиру: — Суслик, а ты кем в детстве хотел стать? Хирургом?
— Дрессировщиком. — Тир забулькал от злости. — Что вы приперлись? Я вас сюда не звал. Валите в гостиную!
— Ну в гостиную так в гостиную. — Падре кивнул Риттеру. — Взяли?
И взяли. Один — справа, другой — слева, подняли под локти и понесли. Тир попробовал брыкаться, но Мал пресек.
— Идиотки! — сообщил Тир, когда его отпустили.
Взял стул и уселся верхом посреди гостиной:
— Идиотки! Кретинки! Де-ге-не-рат-ки! И уродины. Все!
— Преувеличение, — спокойно заметил Риттер, разливая водку.
— Вальденские женщины, — продолжил ресканец, когда обстоятельно и со вкусом выпили по первой, — умны и красивы. Правда, в разной степени. Наша задача найти лучших. И твоя, Суслик, тоже. Ты из всех нас судья самый беспристрастный, так что стыдно тебе должно быть за попытку остаться в стороне от общего дела.
— Да и кроме того, — рассудительно сказал Падре, — мы же вместе это начали.
— Семеро одного козлят. — Тир был грустен, но уже не злился. — Вам-то хорошо, вы привычные.
— Че хорошо-то? — вылез до того молчавший Шаграт. — Сам-то понял, что сказал? Нам же еще и употреблять приходится тех, кто для дела не годится.
Этот аргумент оказался самым убедительным.
До усадьбы Сегель очередь дошла к середине третьей недели. Тир не халтурил, но работал быстро и, ознакомившись за день с представительницами сразу двух семей, подумал, что где две, там и три — на завтра меньше будет работы. Не столь уж большой крюк на запад, в конце концов. Поместья здешних дворян были обширны, но не настолько, чтобы создать проблемы для пилотов.
Он вел Блудницу к башенкам маленького замка, наверняка изрядно запущенного, но с неба смотревшегося довольно мило. Внизу были деревни, вокруг них поля, на полях вовсю трудились крестьяне, а дети на улицах поднимали головы и махали вслед болиду.
Пастораль! В этой глуши любой пилот сойдет за Чкалова.
Между деревнями и замком была роща, негустая, чистенькая. Тир от скуки бросил машину вниз, не снижая скорости помчался между стволами, распугивая обалдевших от такого дела птиц. И, наверное, это смешно смотрелось, когда взбесившийся болид вдруг замер в воздухе, повисел, и — хвостом вперед — аккуратненько полез обратно. На полянку. Мимо которой только что промчался, со свистом взрезая воздух.
Во всяком случае, девушка смеялась. Обычная вальденская девушка: волосы светло-русые, глаза серые, подбородок округлый, лоб средней высоты, широкий, нос прямой, слегка вздернут, губы полные. Возле правого уха две родинки… Словесный портрет Тир составил машинально, пока выпрыгивал из машины. Возраст он мог назвать точно: девятнадцать лет. Хм, значит, никакая не девушка, а уже пару лет как замужем. Не формат. Но информацию об обитателях Сегеля у нее получить можно.
Незнакомка уже перестала хохотать, но глаза еще насмешливо щурились.
— Добрый вечер, — сказал Тир, — не темно читать?
— Надо же, — сказала она без всякого пиетета, — живой старогвардеец! — Она закрыла книгу. — А летать не темно, господин фон Рауб?
— Нет. Я вас не знаю.
— Я Хильда фон Сегель, дочь барона фон Сегеля.
О как! Значит, формат. Ну да, все правильно, фон Сегель — старая дева. Бесприданница. Так, теперь надо определить, как у нее обстоят дела со всем остальным: грудь, бедра, ноги, талия, общая привлекательность.
Пока такой возможности не было, поскольку девица сидела, закутавшись в плащ.
Она даже встать не потрудилась и руки не протянула, наблюдала за Тиром с любопытством и так и не исчезнувшей смешинкой в глазах. Он принял вызов. Сел на фюзеляж опустившейся к самой земле Блудницы, скрестил ноги и сообщил, почти не улыбаясь:
— Вы знаете, в столице совершенно не с кем поговорить о философии Рогэ из Дирфиса. Но, строго между нами, он ведь всего лишь изложил своим языком взгляды альбийских язычников.
Он попал в точку! Фон Сегель, только что готовая уязвить залетного гостя прекращающей разговор насмешкой, прижала к груди свою книжку и сверкнула глазами:
— Рогэ Дирфисский — христианин! Мыслитель! Настоящий ученый. Где вы увидели язычество?
— Ну как же? — Тир покусал губу, чтобы не рассмеяться, так быстро дамочка схватила наживку. — Как же? А рассуждения о датах христианских праздников, якобы одобренных непосредственно Вестником?
— Он был первым, кто сказал, что люди праздновали в эти дни, потому что, не зная о Боге осознанно, знали о Нем в глубине души. Даже если он и почерпнул даты из языческих книг, что с того? Вы хоть знаете, какая смелость нужна была в те времена, чтобы открыто написать такое? Это вам не шишки с сосен сшибать.
— А я ни одной и не сшиб. Вы его «Хвалу огню, рассеивающему Тьму» читали?
— И что? — Хильда гневно нахмурила брови. — Хотите сказать, что он был не прав? Если строго придерживаться логики, в построениях Дирфисца насчет огня верно все до последнего слова.
— Логики, — согласился Тир, — но не догм.
— А тогда догмы были другие. И вообще, не вам бы судить. Вы и вовсе сатанист.
Тир от удивления чуть не съехал с фюзеляжа на землю:
— Откуда вы знаете?
— Старогвардейцев — пять человек на всю империю, — ядовито сообщила Хильда, — или вы думаете, что Сегель такая глушь, что сюда и газеты не ходят?
— А мы — ничем мы не блестим… — озадаченно пробормотал Тир, — однако смело с вашей стороны вступать в разговоры с незнакомыми сатанистами.
— Разговор начали вы, — напомнила девица, — кстати, вы что, и вправду читали Дирфисца?
— И даже источники, на которые он опирался.
— В библиотеке его величества, — кивнула она. — Да, там много такого, о чем я лишь слышала. Только вот не думала, что Старая Гвардия интересуется старыми книгами. Слушайте, господин фон Рауб, вы что, в самом деле прилетели в Сегель, чтобы поболтать о философии?
— Вообще-то нет, — признался Тир, — я здесь гуляю.
— Хмм? — Хильда выразительно подняла бровь. — Звучит пугающе. И давно?
— Первый вечер.
— Ах, вот почему я еще не слышала о пожарах и разрушениях.
— Помилуйте! — Тир сделал взгляд трогательным и печальным. — В Рогере Старая Гвардия живет постоянно, а разрушен он был всего один раз. Да и то не весь.
— Ну Рогер и побольше. У вас красивые глаза, господин фон Рауб. Выразительные. Тренируйтесь, может, когда-нибудь научитесь вызывать жалость и сочувствие.
Хильда сделала движение, собираясь встать, и Тир, спрыгнув с фюзеляжа, протянул ей руку. Она снисходительно приняла помощь:
— Надеюсь, вы не побрезгуете гостеприимством фон Сегелей, господин пилот? Не ночевать же вам в гостинице, раз уж вы свели знакомство с хозяйской дочерью.
Тир проводил ее до калитки, ведущей в сад. И откланялся:
— Меня ждут. Простите великодушно, но вы наверняка слышали, что вежливость у Старой Гвардии в достоинствах, увы, не числится.
— Конечно, слышала. — Хильда одарила его очередным насмешливым взглядом. — И еще я думала, что вы повыше ростом. Приятно было познакомиться, господин фон Рауб.
Тир забрался в машину и стартовал, презрев перегрузки, с места на максимальной скорости. Скрутил «мертвую петлю» над самыми кронами деревьев, успел заметить, что Хильда, уходя по тропинке к замку, оглянулась, и лег на курс северо-северо-восток — к столице. У него было не так уж много времени, а сделать предстояло ой-ой сколько.
К вечеру следующего дня Блудница спикировала на ту же самую поляну, в роще у замка Сегель. Хильда сидела там же, под деревом, с книгой в руках. Словно вернулся вчерашний день.
— А я ждала вас, — сказала она в ответ на поклон Тира, — ясно было, что снова явитесь. Как погуляли?
— Спасибо, неплохо.
…Он за три часа добрался до Рогера. Пользуясь полученными от Эрика полномочиями, поднял на ноги ночных служителей библиотеки, и до вечера они копировали для него книги. Древние, редкие книги, каких не было больше нигде. Разве что в библиотеке Лонгвийца, но пошел бы тот со своей библиотекой…
До середины дня он отрабатывал с новыми учениками полеты строем: в составе пары, четверки и шестерки. Потом смотался к границам Радзимы и истребил сдуру налетевших на него патрульных. Сами напали — сами виноваты. Чужие жизни как обычно заменили и отдых и еду, так что к вечеру он был бодр и полон сил. Забрал у переписчиков книги, расплатился и помчался обратно в Сегель.
Зачем?
А почему нет?
Хильда — интересная девушка. Умная и смелая. В конце-то концов, не все же Тиру со Старой Гвардией водку пить, надо и поговорить иногда с образованным человеком.
Ночная гонка, библиотекари, убийства, кровь, перегруженная машина… Чтобы, когда глаза Хильды распахнутся при виде книг, пожать плечами:
— Это было нетрудно.
Глупо?
Вовсе нет. Не так уж много времени у старогвардейца, чтобы тратить его на каждую встречную девицу. А тут удалось обернуться меньше чем за сутки. Завтра можно лететь дальше: неизученных усадеб еще шесть штук осталось, а облететь надо все.
— Ну что, как у тебя дела? — поинтересовался Риттер, связавшись с ним к середине даркаша. — Закончил?
— Да.
На летном поле операцию «Невеста» не обсуждали — слишком много лишних ушей. Времени на то, чтобы принимать гостей, у Тира уже не было — он встречался с Хильдой. Оставалось поддерживать связь по шонээ, благо прибор позволял устанавливать разные уровни доступа, и не все переговоры старогвардейцев между собой мог услышать их император.
— Нашел что-нибудь?
— А ты?
— Три штуки, — сообщил Риттер с достоинством. — Все трое очень милы. И это, заметь, в первые полтора месяца. Ну так что там у тебя?
— Еще не знаю. — Тир пожал плечами, как будто собеседник мог его видеть. — Посмотрим.
— Ты, Суслик, привереда, — снисходительно сообщил Риттер, — ладно, чистого неба. Отбой.
— Отбой.
Блудница уже садилась во двор замка Сегель.
…Хильда подходила Эрику. Отвечала требованиям не полностью, не на сто процентов, но больше чем наполовину. Искать кого-то еще было уже не нужно. Тир для порядка облетел оставшиеся усадьбы, убедился, что тамошние девицы удовлетворят разве что таких же, как они сами, непрезентабельных деревенских рыцарей, и окончательно определился с выбором. Хильда фон Сегель устраивала даже его… в смысле, даже он смог бы некоторое время терпеть ее в своем доме, несмотря на глубочайшую мизантропию и привычку есть людей, а не жить с ними. Тем более Хильда фон Сегель имела все шансы стать избранницей императора Вальденского.
Хотя могла и не стать. Все бывает.
Поймав себя на мысли о том, что в этом случае он ничуть не расстроится, Тир слегка напрягся. Однако вовремя вспомнил обо всех неприятностях, которыми грозит Эрику женитьба, и понял, что напрягаться нет повода. Он до сих пор выбирал между максимально эффективной деятельностью императора и доказательством собственной теории любви. И, несмотря на то, что действовал в пользу второго, не собирался окончательно отказываться от первого.
— Добрый вечер, — сказала Хильда. Она увидела, как он садится, и вышла во двор, встречать. Ждала его и даже не скрывала, что ждет. — Ты сегодня позже, чем обычно. Дела?
— Добрый вечер. Да. Я попрощаться заглянул.
Волна мгновенно сменяющих друг друга эмоций: недоумение, легкий испуг, укол боли — сопровождается соответствующим мимическим рядом: приподнятые брови, легкая бледность, расширившиеся зрачки.
— Тебя отправляют на фронт?
Приятно иметь дело с сообразительной женщиной.
— Нас всех отправляют на фронт. Давно пора.
Давно было пора. И хорошо, что уже завтра они вылетят на юг. Хорошо, потому что сколько же можно торчать в тылу, так и запас посмертных даров растратить можно.
Не слишком хорошо, потому что…
— Суслик, — сказал Эрик почти торжественно, — у меня для тебя приятное известие.
Он велел Тиру явиться после полетов на командный пункт гвардейского летного поля. И вот, пожалуйста. В приятные известия Тир не верил. Его представления о том, что это такое, сильно отличались от общепринятых.
— Надеюсь, — пробормотал он, — это не аморально и не ведет к ожирению.
— Нет, но это довольно опасно. Теперь ты — легат Старой Гвардии. Командуй.
— Но я не… — Тир заткнулся, вовремя вспомнив о том, что не принято говорить «нет» в ответ на приятные известия, полученные в форме приказа. — Вашему величеству нравится дразнить собак?
— У собак случится очередное обострение. Думаю, я это как-нибудь переживу.
— Риттер лучше, — сказал Тир, решив, что нашел способ сказать «нет» достаточно деликатно.
— Суслик, — Эрик вздохнул, — за столько лет уже можно было выучить хотя бы основы субординации. Скажи мне, только честно, что такое, по-твоему, Старая Гвардия?
— Банда отморозков, — сказал Тир.
— Гениальных отморозков, — уточнил Эрик, — гениальных, но лишенных инстинкта самосохранения. К Риттеру это тоже относится. А у тебя этот инстинкт есть и прекрасно развит. Кроме того, ты способен позаботиться не только о себе. Ты доказал это, и не раз. Послезавтра вы отправитесь на фронт, задачи ваши ты знаешь, командуй, я посмотрю, как ты будешь справляться. Хотя по чести-то сказать, ты замещаешь меня в должности командира еще с тех дней, когда вы называли себя Стаей. Так что для тебя ничего не изменится, разве что новое звание даст больше полномочий.
— Слушаюсь, ваше величество. — Тир был так расстроен, что ему не требовалось даже притворяться, чтоб вызвать жалость. — Но почему именно «легат»? Это же звание командира Желез… «Стальных».
— Командира лейб-гвардии. Древняя традиция. Но видишь ли, в чем дело, до создания Старой Гвардии у меня было одно лейб-гвардейское подразделение, а теперь их два: земное и небесное. Справедливо, если оба командира будут в одном звании.
— Это надолго? — спросила Хильда.
— Понятия не имею.
Она была расстроена. Неявно — вальденские правила приличия не рекомендовали проявлять эмоции, — но Тир, разумеется, чувствовал даже самые тонкие оттенки ее настроения.
Господин фон Сегель, наоборот, искренне поздравил его с предстоящей отправкой на фронт. Митлоф фон Сегель был отставным майором, когда-то командовал пехотным полком, сейчас в армии служили все трое его сыновей, и старик был убежден, что воевать — единственное занятие, достойное мужчины.
Тир ничего не знал о достоинстве, зато знал, что хочет убивать.
Хильда ничего не знала об убийствах, зато знала, что хочет видеть его в Сегеле каждый вечер.
Каждому свое.
Хильда была влюблена ни к чему не обязывающей и ничего не требующей, легкой, для нее самой неуловимой влюбленностью. Момент, когда это чувство появилось, Тир упустил, — он, в конце концов, был не всемогущ и не мог контролировать все до единой эмоциональные нити, — но развиваться влюбленности не позволил. Ему самому Хильда нравилась. Она отличалась от большинства других женщин. Она была… нет, он затруднялся подобрать подходящее определение. Хильда просто была, и этот факт делал его жизнь чуть интереснее.
И заставлял задуматься.
Чем объяснялось его желание видеть Хильду? Чем объяснялось его к ней расположение? Не влюбленностью — эта функция была ему недоступна. Тогда чем? Что давало ему общение с Хильдой такого, что не могло дать общение со Старой Гвардией? Вопрос кажется идиотским, но только для того, кто по-разному относится к мужчинам и женщинам. Тир и к тем и к другим относился одинаково безразлично, выделяя из общего количества мужчин — Эрика и пятерых старогвардейцев, а из общества женщин — Хильду. Почему?
— К Солнцевороту я вернусь в любом случае, — пообещал он. — На официальных мероприятиях наше место рядом с Эриком, а рождественский бал — официальное мероприятие.
— Тебе же можно не присутствовать на торжествах, совпадающих с христианскими праздниками.
— Можно, но не в этот раз.
— А что будет в этот раз?
— Что-то будет.
Он вдруг всерьез, действительно всерьез задумался над тем, а хочет ли он, чтобы Хильда оказалась на этом балу? Если бы вместо «хочу — не хочу» было «надо или не надо», Тир, может, и додумал бы мысль. А так — выбросил ее. И пожал плечами:
— Пойдешь туда со мной?
Он знал, что так не приглашают даже на бал в каком-нибудь деревенском танцевальном зале. Тем более так не приглашают на рождественский бал в замке императора Вальденского. Но он ведь не был влюбленным рыцарем, волнующимся о том, примет дама приглашение или откажется, разбив ему сердце. Он должен был добыть Эрику женщину, он ее почти добыл, какая тут, к черту, романтика? Романтикой потом пусть сам Эрик и занимается. Если захочет.
А может, он и не захочет.
А может, Хильда сама не захочет на этот бал…
— Ничего себе! — Она определенно была не готова к такому повороту. — Вот так предложение. Для меня, между прочим, это Событие. С заглавной буквы. А ты вот так, походя, как будто я каждый день на императорские балы выезжаю. Нет уж, господин пилот, или приглашайте торжественно, или отправляйтесь туда в одиночестве.
— Хорошо, — Тир кивнул, улыбаясь, — будет торжественное приглашение, все будет, обещаю. Но ты вот что мне скажи: у тебя есть в чем туда идти? И если нет, то что тебе понадобится?
Это, пожалуй, ярче всего характеризовало их отношения — возможность задать подобный вопрос и получить ответ, а не отказ от дома. Отсутствие условностей, необходимых между чужими людьми… Значило ли это, что они не были друг другу чужими? Да, пожалуй. За полтора месяца Тир, не прилагая к этому никаких специальных усилий, не только приручил человеческую женщину, но и позволил ей приручить себя.
Может быть, они были друзьями. В тех пределах, в каких он был способен на дружбу. Может быть. Но ему нравилось смотреть на Хильду, нравилось слышать ее голос, нравилось чувствовать запах ее кожи и волос. Красивая, здоровая женщина, вызывающая у мужчины естественную реакцию. Все это до странности гармонично сочеталось между собой: взаимная теплота отношений, легкость общения и эта самая «естественная реакция».
Все это должно было закончиться, если Хильда понравится Эрику.
Тир уже не знал, хочет ли он, чтобы это закончилось…
Но он точно знал, что не хочет, чтобы это, получив развитие, превратилось во что-то более сложное и обременительное. Он просто не мог этого хотеть, не должен был. Он — разумное существо, куда более разумное, чем люди, и он способен оценить последствия развития их с Хильдой отношений.
Значит, никакого развития не будет.
