* * *

Курт Страйкер сидел, раскинувшись, на заднем сиденье. Водитель не произнес ни слова; молча крутил баранку. Бритый затылок мерцал в полуметре от Курта.

За окном проносилось Гетто, расстреливало ночь тысячами разноцветных огней. Неон, витрины, голограммы. Лица прохожих были похожи на яркие маски, изображающие мифических чудовищ. Если, конечно, в мифах присутствуют популярные торговые марки… Логотипы перетекали с одного лица на другое.

Автомобиль несся сквозь царство потребления. Серый, неприметный драндулет. Малолитражка. В Ордене таких единицы, и все они использовались сугубо в «оперативных» целях. Не для праздных выездов, нет. Невольно Курт представил, какой могла быть машина «штатного киллера». Эдакий монстр, увешанный черепами, изукрашенный фосфоресцирующем пламенем — «ВОЛК № 1».

Тут Курт поправил себя: монстром считался бы не транспорт, а тот, кто внутри.

А как его самого можно назвать — после того, что в голове крутился сумбур, пульсирующий и образами. Пулеметные очереди, спешное бегство сквозь «саунд» и слякоть кислотных огней. Но Курт вновь запятнал душу чужой кровью. Сразу нескольких жертв. Бандиты… Мужчины… Что ж, рано или поздно это бы с ними все равно случилось. Но … Это уже слишком. Волк вновь почувствовал Череп. Сволочь. Некстати вспомнились слова из какого-то дурацкого фильма — о том, что убить женщину гораздо труднее, чем мужчину. Теперь Страйкер знал наверняка: не труднее. Иначе. Ему приходилось убивать, но женщину — впервые. И это — сущий кошмар.

«Штатный киллер» чувствовал себя отвратно, словно с ног до головы вывалялся в грязи. Не снаружи — такую грязь легко смыть, — изнутри. Душ здесь бессилен.

Волк поймал себя на мысли, что, наверное, ему было бы легче, не окажись девушка такой красивой. Прекрасный цветок, жестоко сорванный когтистой лапой… Курт думал, что свыкся с убийством — точно дикий зверь. Но теперь он знал, что нет. Пока еще нет. Это обнадеживало и… пугало. Почти исчезнувшая надежда.

Сколько еще ему придется убивать? Сколько кровавых сделок предстоит заключить с собственной совестью? Курт не знал. Догадывался лишь, что

Всегда будут причины, компромиссы и мнения… Убить, чтобы сохранить свою жизнь, спасти кого-то еще. Чтобы получить шанс отомстить — и снова убить…

Мысленно Волк вернулся к тому, с чего все началось.

Тогда он убил впервые. Не ради себя, ради сестры — Джейн. Переступил законы безволосых, наплевал на Заветы Волчьего племени. Пошел против общества — не только общества в целом, но и общества внутри Общества; против Стаи. Что ж, он понимал тогда, что делает, но просто сидеть и смотреть, как умирает сестра, не мог.

Найти заказчика не составило труда. Собственно, пришлось немного потрудиться, чтобы отыскать человека, который, в свою очередь, нашел бы заказчика, «мокрых» дел. Не мог ведь Курт Страйкер объявление (хотя такая мысль у него промелькнула) в Сети! Посредник обнаружился в Клоповнике — трущобном районе, окруженном страшными слухами.

Лысый Хью. Это имя Волк вспоминал с отвращением.

Но в момент заключения контракта он ни о чем не догадывался. Хью назначил ему встречу с непосредственным заказчиком. Тот, насколько Курт понял, был какой-то влиятельной шишкой из Улья. И собирался «убрать» то ли конкурента, то ли соседа. Впрочем, Курта это не волновало, как не волновал тогда и моральный аспект происходящего. Хотя видеть перед собой человека, который, судя по всему, не впервые заказывал убийство, показалось Курту удивительным. А еще его удивил сам вид безволосого — тот одевался и держал себя так, точно всю жизнь прожил в Техасе. Форменный ковбой. Так Курт впоследствии и будет его называть — Ковбой. Никак иначе. Свое имя безволосый хранил в секрете.

Сказано — сделано. Курт выполнил заказ. Это оказалось не трудно. Во всяком случае, не так трудно, он думал. Ну, несколько трупов: «мишень» и охрана (неизбежные жертвы). Разодранные глотки. Ручьи крови на асфальте… Эти люди никогда не видели живого метаморфа. Даже, вероятно, и не знали, что бывают такие существа. Что же касается Курта, то он впервые попробовал человеческой крови.

Племени гласили, что Волк, сделавший это, впредь не остановится. Будет убивать, чтобы заглушить страшную жажду. В каком-то смысле эти сказки оказались правдивы.

Однако в тот момент подобные вещи Курта не тревожили. Его заботило лишь одно: Джейн ДОЛЖНА ЖИТЬ. Он вернулся в Убежище и, испортив отношения с доброй половиной Стаи, забрал сестру. Так, уставший, с чувством досады, с больной волчицей на плече, Курт навсегда покинул дом. Тогда, впрочем, он еще об этом не догадывался. Запретный город находился на изрядном расстоянии, но путь показался Волку чрезвычайно коротким. Его толкала вперед

Блуждая среди теней, ночных призраков и неясных шумов, они прибыли в Запретный город. Место произвело на Курта неизгладимое впечатление. Если другие районы Гетто (включая даже Клоповник, в особенности Клоповник) с наступлением ночи клокотали, бурлили и пульсировали миллионами огней, то Запретный город более походил на кладбище. Не тихий и смиренный погост, а такое, где бродят неуспокоенные души.

Но именно в этом мрачном месте Курт встретил единственного безволосого, который не стремился причинить ему зло. У этого странного человека один глаз был нормальный, а на месте другого стоял электронный имплантат (вещь, являвшаяся нормой в Запретном городе). Был он то ли хозяином, то ли сотрудником подпольной клиники, вероятно, одной из сотни подобных заведений. Только в таком месте волчице могли оказать медицинскую помощь, за которую следовало платить деньгами, а не своей свободой.

Джейн погрузили в недра машины — электронного чудовища с сотнями огоньков-диодов. Там, в стерильной глубине, началось лечение. Тяжелое время для опухоли.

Пока длилась процедура, Курт решил сбегать в Убежище. Он хотел все объяснить Стае, может, повиниться. Увы, все вышло иначе. Убежище утопало в крови. Кровь была всюду — на полу, на стенах, на потолке. Мертвые волки глядели в вечность слепыми глазами. Кто-то тут побывал, кто-то столь могущественный, что сумел истребить целую Стаю. Курт едва не сошел с ума от горя и ярости. Разгадка нашлась просто: Волк обнаружил у себя на плече крохотного «жучка». Вероятно, он-то и привел убийц в Убежище. Курту вспомнилось, как Ковбой «дружески» похлопал его по плечу.

Все было ясно. Незадачливого киллера обвели вокруг пальца.

Но скрежетать зубами времени не было. Курт помчался в Запретный город, но опоздал на считаные секунды. Убийцы покидали клинику — безволосые в форме охраны Ярусов. Волк убил их всех, но его гнев не смог помочь сестре. Ни даже доктору с электронным имплантатом. Их прикончили точно зловредных насекомых.

В голову пришла мысль о самоубийстве, но нет, решил Курт, еще не время. Сначала надо отомстить. И он поклялся отыскать убийц, убить их… Во что бы то ни стало. Даже если для этого потребуется взобраться на вершину Улья.

Ковбой. Вот кто за всем этим стоит.

Курт вернулся в Клоповник, рассчитывая, что Лысый Хью поможет в поисках убийцы. Как оказалось, это было не самое мудрое решение. Волка поджидала ловушка. Курт одолел Хмыря и Шило, телохранителей Хью, но лишь для того, чтобы встретиться с более сильным противником. Безволосых оказалось много. Они были прекрасно тренированы, оснащены и использовали незнакомую тактику. Курта предполагалось взять живьем. Силы были слишком неравны.

Так Волк оказался на Подворье, в странном и зловещем месте, где процветало рабство. Местных жителей называли «гладиаторами», но они были простыми рабами… Их бросали в Яму, где эти люди сражались за собственную жизнь.

И Курт тоже стал одним из них. Его тюремщиком был безволосый: Хэнк по прозвищу Таран, бывший гладиатор и безжалостный боец.

Он гонял и муштровал Курта изо дня в день, сгоняя с метаморфа по семь ведер пота. Тренировал, упорно натаскивал на то, что, по мнению безволосого, у Волка получалось лучше всего, — убийство. От рукопашного боя до обращения с холодным оружием. Именно последним — мечами — орудовали в Яме. Вскоре Курт испытал на собственной шкуре, каково быть гладиатором. Он вновь убивал…

Машина подскочила на «лежащем полицейском». Курт вздрогнул.

И вновь воспоминания окутали его, обволокли, будто заботливая рука подоткнула одеяло. Мысль Волка пронзала другие, глубинные наслоения его памяти. Точь-в-точь как геологический бур вгрызается в земную кору, вскрывая все новые пласты. Вот меловой период, вот мезозойская эра… Ископаемые и призраки прошлого.

Курт Страйкер повергал одного противника за другим. Клоповник дотоле не знал (и, вероятно, не узнает) такого гладиатора. Таран напрягал фантазию и связи, стараясь отыскать «волчонку» достойных противников. Но вскоре поток денег начал иссякать. Благосостояние Хэнка зиждилось на ставках, а вскоре о подвигах метаморфа был наслышан весь Клоповник и никто не хотел ставить на бойцов, обреченных на поражение. Курту вспомнилось, как гладиаторы падали под его мечом, как на песок хлестала горячая кровь, а толпа бушевала, приветствуя любимца. Эти вопли преследовали «штатного киллера» по сей день — в ночных кошмарах. Он помнил, как арену устилали мертвые тела. Все они были убиты им. Один за другим.

Посреди окровавленных тел возвышался единственный, по-настоящему сильный противник. Волкодав, боевой киборг. Бронированная туша попирала память Волка подобно стальному монументу. Изломанные трупы обступили гиганта со всех сторон — словно немощные, но упорные волны, штурмующие острый риф.

Случилось то, что и сам Курт считал чудом, — он пробил броню, ввинтился в хрупкое нутро машины. Клинок сломать значительно труднее, нежели электронную схему.

Таран пополнил кубышку на кругленькую сумму. После этого, как безволосый ни тужился, разыскать для Курта еще одного противника не удалось. Впрочем, у Хэнка появились иные проблемы. Волк представлял себе этот период довольно смутно: хозяин Подворья не посвящал его в свои дела. Как бы там ни было, кое-какие слухи достигали «волчонка». Кое-что он видел своими глазами… Вернее, кое-кого — Черепа, главу одной из наиболее крупных гангстерских группировок Большого гетто. Гангстер лично явился на Подворье и о чем-то говорил с Тараном.

Охранники судачили, будто шефа, то бишь Хэнка, призвали к королю. Представления Курта о феодализме были весьма смутными. Еще менее разбирался он в иерархической структуре Клоповника. Однако слово «король» говорило само за себя. Таран, стало быть, являлся вассалом. Его вызвали на аудиенцию, о цели которой Волк мог лишь гадать.

Действительно, на один день Хэнк оставил Подворье. Где он побывал, что делал, Курт не знал, но подозревал, что происходящие события напрямую касаются его мохнатой персоны. К этой догадке его подталкивал не запущенный эгоцентризм, отнюдь. Череп явился на Подворье не случайно и не с дружеским визитом. Он не стал бы марать башмаки пылью Клоповника — в этом Курт был уверен. Да и этот король…

Впрочем, долго терзаться незнанием Волку не пришлось. Таран просветил его лично, сообщил, что собирается продать метаморфа, словно вещь или животное, да не кому-нибудь, а Черепу. Мол, сперва Хэнк не собирался этого делать, но в конце концов его «прижали к стенке». Гангстер заявил, что выставит в Яме бойца, которого Курту не победить. Поэтому, по словам Тарана, он избавил «волчонка» от печальной участи. Отказаться же от проведения боя Хэнк не мог: на этом настоял король.

А королям отказывать не принято…

Все время, пока Курт находился на Подворье, он носил ошейник, и не какую-то там цепь или полоску кожи, а хитроумный электронный аппарат. Всякий раз, когда Тарану казалось, что метаморф ведет себя не так, он без раздумий пускал в ход пульт управления — и в шею Волка вонзались тысячи электрических игл. Максимальное напряжение, по-видимому, Курта попросту убило бы. Собственно, поэтому Курт и оставался на Подворье. Ошейник не давал ему и шагу ступить.

В день же, на который была намечена сделка, Волка подвергли самому глубокому унижению. Помимо ошейника, его удостоили финальным атрибутом рабства. Хэнк где-то раздобыл металлическую клетку, куда и поместил питомца… Дабы соблюсти формальности. Сделка предполагала куплю-продажу, причем с самовывозом.

Контрагентами выступали Таран и, соответственно, Череп. Глава Ордена явился на Подворье, похоже, в сопровождении половины своей группировки. Хэнк не ожидал подвоха. Поведение гостей стало для него изрядным сюрпризом. Завязался бой. Охранники Подворья, вооруженные лишь холодным оружием, быстро уступили бандитам.

Таран скрылся бегством. Перед исчезновением он решил расквитаться с «волчонком» (в конце концов, ведь из-за этой мохнатой бестии он лишился всего). Но ошейник впервые дал осечку. Немногим позже Курт узнал, что это случилось вовсе не из-за неисправности ошейника. Просто Череп притащил с собой так называемую «глушилку» и, памятуя о коварстве Тарана, насытил эфир множеством помех.

Гангстеры бросились в погоню, но догнать Хэнка не удалось. С того самого дня Курт мечтал с ним встретиться. Расплатиться за месяцы издевательств, боли и унижений.

Волка доставили в Контору — штаб-квартиру Ордена. В подвале, похожем на морг (подвал играл еще и эту роль), Череп доходчиво объяснил, чего именно он ждет от этой встречи и как намерен использовать Страйкера. Роль «штатного киллера» до недавнего времени — оставалась вакантной. Метаморф, разумеется, подходил.

У Курта не было выбора: отказаться он не мог. С него сняли ошейник, но Череп придумал нечто иное, много более опасное и изощренное… Ошейник не годился по ряду причин (ограниченный радиус действия, вероятные поломки и т. д.). Но в сосуды головного мозга Курта была запущена крохотная субмарина, начиненная взрывчаткой. Микроскопического заряда не хватило бы даже для того, чтобы оторвать мизинец, однако детонация в полушарии мозга означала мгновенную смерть.

Помимо взрывчатки, субмарина несла в себе радиоприемник. Череп уверял, что ему достаточно послать один-единственный сигнал, и тот отыщет Страйкера где угодно, хоть на другом конце Мегаполиса. Импульс отправится в путь и в том случае, если гангстер умрет. Таким образом Череп заручился верностью Курта, предотвратив заодно вероятные покушения на самого себя. Волку не оставалось ничего иного, кроме как покориться.

И вот теперь Курт Страйкер снова убивает, отрабатывая жалованье. На его лапах кровь новых жертв. Ради кого он убивает? Ради себя, ради Черепа? Ради мертвецов, жаждущих отмщения? Курт не знал. Он порядком запутался.

Золотистые локоны в кровавой луже. Вытаращенные глаза. Смерть и забвение.

Совершив причудливый кульбит, мысли Волка обратились к настоящему. Он убийца поневоле на службе бандитского Ордена. Убийца по рождению, но не по призванию.

А ведь это — только начало…

И война началась.

Подобно тому, как начинались величайшие войны в истории — с убийства отдельного, условно невинного персонажа. А следом — пехотные полки переходили границы, танки прорывались на минные поля, бомбардировщики и истребители кружили над мирными городами… Все это человечество видело не раз и не два.

Гангстерская война, впрочем, была несколько иной. Такие войны шли ежечасно по всей планете — в переполненных, захлебывающихся собственными отходами городами и в человеческих сердцах (захлебывающихся гневом, злостью и алчностью). Они вспыхивали мгновенно, как свеча в двигателе внутреннего сгорания, а затем затухали, оставляя лишь газообразные продукты горения. Подобную борьбу вели и огромные, конкурирующие друг с другом корпорации, разве что это напоминало скорее величественное сражение титанов, которое могло длиться десятилетиями, тогда как на обдумывание нового удара уходили многие годы. Война же гангстерских банд больше походила на яростную крысиную возню в какой-нибудь помойке.

На счету Ордена это было далеко не первое столкновение. Чтобы выжить в Гетто, группировка не могла стоять на месте. Требовалось постоянно находить пути для развития, расширения зон влияния и фактической территории. Нередко поиски приводили к границе соседа. И тогда вопрос заключался лишь в том, кто ударит первым.

Череп не любил выжидать. Чтобы осуществить блицкриг, так называемую молниеносную войну, требовалось обезглавить конкурирующую банду, оставить ее без руководства. А затем раздавить, смять и ощипать, как курицу с отрезанной головой, носящуюся по двору. Вначале это планировалось следующим образом: Череп вызывает конкурентов на «стрелку» (примитивное столкновение «стенка на стенку», подробно охарактеризованное в старом фильме «Банды Нью-Йорка»), а затем применяет сложную схему с использованием снайперов и обходных путей. Глава Ордена, впрочем, не мог рассчитывать на то, что предводитель «Всадников апокалипсиса» явится на «стрелку» собственнолично, — для этого, по слухам, он был слишком стар. Однако метущиеся и паникующие приспешники могли с потрохами выдать местонахождение лидера. В этом случае Череп напустил бы на него своего нового киллера — легендарного Волка, уже заслужившего в Гетто определенную репутацию.

Курт обо всем этом не знал, когда, прибыв из «Лавины», отрапортовал об окончании дела, и… накинулся на Черепа с упреками. В его сбивчивой речи можно было проследить несколько линий, связанных сомнительной логикой:

1) Череп поступил крайне неумно, заранее не осведомив Волка о том, кто являлся истинной целью;

2) Череп поступил очень подло, подставив Волка таким коварным образом;

3) Череп, наконец, заблуждается касательно того, что Волк станет безжалостно убивать ради для него женщин, детей и стариков.

Выслушав все до конца, Череп спокойно ответил:

«… Разумеется, я мог бы поручить тебе убить кого-то другого. Но это, увы, не произвело бы и малой доли должного эффекта (за исключением, разумеется, ликвидации самой главной шишки). Мало того, что „мишень“ занимала в иерархии „Всадников“ один из руководящих постов (что свидетельствует только о том, что лучшие годы банды давно миновали), она к тому же является… прошу прощения, являлась весьма и весьма привлекательной женщиной. Следовательно, кто-то на вершине к ней небезразличен. Убрав красотку, мы предприняли столь дерзкий шаг, что проигнорировать его будет очень непросто. Возможно, именно это толкнет главную шишку на какую-нибудь глупость, благодаря чему мы наконец-то нащупаем его старую дряхлую задницу… Что же до твоих предпочтений… Ты убьешь любого, на кого я укажу, будь это женщина, старик или ребенок!»

И Череп был прав. Курт не мог совершить ничего такого, что не понравилось бы гангстеру. Микроскопическая субмарина, начиненная взрывчаткой, продолжала дрейф в запутанном лабиринте кровеносных сосудов. Волк был здоров, будто бык, но и ему приходилось всерьез остерегаться инсультов…

Загвоздка была в том, что Ордену никак не удавалось определить точное местонахождение предводителя «Всадников». Разумеется, у Черепа имелись на сей счет кое-какие догадки, но проверять их все было бы крайне нецелесообразно. Кроме того, не имело смысла рисковать Волком понапрасну. Череп знал, что не найдет другого метаморфа. Поэтому Курт получал лишь такие задания, которые не смогли бы выполнить без его участия. Ликвидация золотоволосой красавицы стала тому подтверждением. Однако ожидаемой реакции глава Ордена так и не дождался.

Вообще никакой.

«Всадники апокалипсиса» молчали, не предпринимая ровным счетом ничего. Точно дерзкое убийство не имело к ним никакого отношения. Ошибки быть не могло — все, кого Череп считал конкурентами, давно узнали о том, что Орден принял на службу мета-морфа (в основном эта информация просочилась благодаря самим же «черепам»). Бойня в ночном клубе также не оставляла сомнений. Но в таком случае почему «Всадники» молчат? Череп возмущался — мол, это против всех законов и правил. Конкуренты должны были выдвинуть Ордену претензии или прямые обвинения в том порядке, какой предполагался при разрешении конфликтов между гангстерскими бандами.

Но ничего этого не произошло. Глава Ордена разумно считал, что выдвигать претензии самому было бы несколько преждевременно. Поэтому он решил выждать, затаиться и наблюдать. Он подозревал: странное затишье в стане противника вызвано тем, что «Всадники» готовят ответный удар.

Охрана Черепа была усилена той же ночью, когда Волк предпринял свою беспрецедентную акцию. Собственно, аналогичным образом поступили многие другие криминальные боссы (в угаре гнева «Всадники» могли вцепиться не в ту глотку), хотя опасаться, по сути, следовало не им, а их ближайшим «заместителям» — неписаные правила гласили, что ответный удар не может превышать первоначальный по силе. В народе этот обычай именовался «глаз за глаз, зуб за зуб». Поэтому Череп спал спокойно.

Но вот прошла целая неделя, а «Всадники апокалипсиса» не выказывали ни желания покарать обидчиков, ни, на худой конец, простого негодования. Для Черепа такая невозмутимость была хуже всего. Он-то ждал официального вызова, чтобы незамедлительно явиться на «стрелку». Тянуть резину дальше не имело смысла.

Кто мог сказать, что затеяли «Всадники»?

И тогда Череп развернул полномасштабную войну. Это была заурядная гангстерская мясорубка, почти рутина. С погромами, избиениями и убийствами, что являлось скорее исключением из правила, нежели правилом. Сезон охоты на гангстеров был открыт. На каком основании? Никаких оснований, по сути, не требовалось. Разве большинство граждан, рассматривающих голограммы вечерних новостей, понимали все, что им показывали? Масштабы гангстерских войн были значительно скромнее.

Между Орденом и «Всадниками апокалипсиса» существовало небольшое и в то же время весьма важное различие. Гангстерские шайки Мегаполиса базировались на общих принципах (таких, как жесткая иерархия, дисциплина, конспирация), но осуществляли свою деятельность по-разному. Череп был консерватором до мозга костей, хотя никому в том не признался бы. Он сколотил свою банду из нескольких приятелей (эта история была достойна, как минимум, головизионного сериала) и год за годом приобретал все более весомый авторитет в преступном мире Гетто, пока не вошел в десятку — эдакий бандитский хит-парад — наиболее влиятельных и могущественных гангстеров. Учитывая масштабы Мегаполиса, это говорило о многом.

Консерватизм создателя закономерно передался самому творению. Орден Черепа был традиционной, старомодной бандой в полном смысле этого слова — здесь не жаловали новшества, но свято хранили традиции (частенько — в ущерб собственной выгоде). «Черепа» промышляли всем тем спектром сомнительных занятий, с которых все начиналось в старом Чикаго. А именно: контрабандой спиртного, сигарет и драгоценных металлов; распространением наркотиков через разветвленную дилерскую сеть; содержанием подпольных игорных домов; кражей разнообразных материальных благ — от денег до автомобилей (последние обрабатывались в мастерских и мгновенно сбывались); грабежом и разбоем; мошенничеством, — от уличных «разводил» до махинаций с ценными бумагами на бирже. Не гнушался Орден и вполне законных дел, таких, как ресторанный бизнес, сотрудничество с профсоюзами, купля-продажа топлива, недвижимости и т. п.

Чурался Орден лишь одного — высоких и запредельно высоких технологий. Это не поддавалось разумным объяснениям, потому как, по мнению Волка, «черепа» упускали солидные прибыли. Причина могла быть лишь одна — Череп, подобно профессору Преображенскому, отвечал просто и незатейливо: «не хочу». В силу некоей причины, которую он держал глубоко в себе, глава Ордена категорически отказывался иметь что-либо общее с хай-тековыми порождениями кремниевого века. Картина получалась следующая: Череп, сидя на мешках с наркотой и ящиках с контрабандным пойлом, упрямо воротил физиономию от киберпространственной деки.

Что до «Всадников апокалипсиса», то они стремились к виртуальным звездам сквозь голографические тернии. В понимании духа времени их банда была куда прогрессивнее, нежели Орден. Эти парни (и девицы) спешили сграбастать все, что имело какое-либо отношение к высоким технологиям — не только дорогие игрушки, но и чистую, не запятнанную материей информацию. Перечень занятий был обширен: нелегальная торговля «железом» и «софтом», запрещенными к гражданскому обороту; пиратские странички в Сети, распространяющие (за скромную плату, разумеется) информацию самого разнообразного толка — от музыки и порнографии до детальных инструкций по изготовлению взрывных устройств; полуофициальные Сеть-бары, где любой желающий (опять-таки почти бесплатно) мог подобрать сим-стим конструкт на свой вкус (каким бы извращенным он ни был); лаборатории и студии, в которых упомянутые конструкты изготовляли; скупка и продажа краденой информации; обучение начинающих хакеров; профессиональный взлом массивов с целью хищения чьей-либо интеллектуальной собственности; беззастенчивая торговля имплантатами, шунтами, протезами — тем, чем модная молодежь стремилась напичкать собственные тела — и т. д. и т. п. О некоторых пунктах этого «бюджета» Череп, вероятно, даже не догадывался. «Всадники» были своего рода феноменом.

Опасались они одного — задевать сферу компетенции Запретного города. Как, впрочем, и остальные. Город являлся тайной во плоти, вещью в себе. Кроме того, даже при колоссальном желании коснуться сферы его компетенции было бы весьма затруднительно. Все, что имело какое-либо отношение к хирургическому или генетическому вмешательству в биологические тела, априори относилось к одному-единственному району Гетто. По степени концентрации материальных ценностей Запретный город мог соперничать с самими Ульями. Но на то он и считался Запретным… Составить ему конкуренцию могли только недосягаемые лаборатории в тех же Ульях. Раздобыть оборудование, требующееся для подобных изысканий, было столь же непросто, как и найти нужных специалистов.

Поэтому «Всадники апокалипсиса» ограничивались металлом, пластиком, а также байтами, витающими непосредственно в воздухе — нужно лишь протянуть руку и взять. Но и традиционные для гангстеров доходные отрасли, нужно заметить, не остались без внимания. «Всадники» тоже открывали рестораны, дискотеки, бары, сбывали краденое, прокручивали махинации с металлоломом, гидропоническим зерном…

Последнее давало относительно малую долю доходов, но, как ни странно, занимало Черепа в первую очередь. Откажись «Всадники апокалипсиса» от старомодных, традиционных способов дохода, и конфликт был бы исчерпан. Суть проблемы состояла в прозаической конкуренции. Однако если деловые люди привыкли решать споры в арбитражном суде, то гангстеры поступали немного иначе.

Война разразилась без предупреждений, без каких-либо официальных заявлений. Все, впрочем, восприняли это как должное. Бандиты, что с них взять? Орден ударил первым (собственно, если считать «Лавину», то удар был вторым), разгромив один из ресторанов, принадлежавший «Всадникам». Помимо клиентов и обслуги, внутри находились несколько гангстеров — боевики или «оперативники», пушечное мясо. Все они с тяжелыми побоями были спешно перемещены в ближайшую реанимацию. Сам же ресторан подвергся катастрофическому разгрому.

Водка горит хорошо.

И понеслось. Не проходило и дня, чтобы Орден не трепал конкурентов. Сеть-бары, лаборатории, склады «железа», коммуны юных киберкрыс… На третий день «Всадники» точно очнулись. Были жестоко разгромлены два бара и одно подпольное казино. Последнее — с участием бульдозера. Бейсбольные биты, что налетчики бросили на месте побоища, были липкие от крови. Череп бродил среди обломков, бранясь и сокрушенно качая головой. Курт — в связи с серьезным обострением ситуации — был временно причислен к охране начальства (по сути, единолично заменяя таковую), а потому следовал за Черепом почти неотступно. Это оказалось небезынтересно.

Такого поворота глава Ордена не ожидал. Похоже, он невольно повторил ошибки диктаторов, развязывавших захватнические войны. Свято убежденные в своем превосходстве, они всерьез рассчитывали на то, что противник сразу капитулирует или, по крайней мере, не окажет сопротивления, едва завидев победоносные войска. Но «Всадники» тоже были не лыком шиты. Шестеро «черепов», охрана заведения, получили множественные травмы. Один спасся бегством и по сотовому вызвал подмогу. Но когда таковая явилась, все в казино было уже разгромлено.

Череп велел в спешном порядке усилить охрану всех заведений, складов и прочих мест, «подведомственных» — Ордену. Но это не особо помогло — попросту не хватало людей. Куда бы «всадники» ни пришли, их было значительно больше, чем охраны. Орден терпел огромные убытки. «Всадники» громили злачные места, грабили грузовики с ценным грузом (от медного лома до контрабандной водки), накрывали дилерские сети по сбыту наркотиков… Череп скрежетал зубами, но пресечь злодейство не мог.

Один раз, благодаря жиденьким утечкам информации из стана противника, Ордену удалось застать налетчиков врасплох. Изумление «всадников» не знало предела, когда из вроде бы совершенно безобидного на вид кабачка выскочили две дюжины разъяренных «черепов», вооруженных битами, стальными прутами, кастетами и другим холодным оружием. Поражение «Всадников» было гарантировано.

Эта скромная победа дала Ордену передышку и возможность для маневра. Череп незамедлительно усилил натиск на противника. Традиционная ориентация, помимо всего прочего, обусловила мощный силовой момент. В частности, Орден считался многочисленней. Соответственно, в нем состояло много больше исполнителей — простых боевиков, чьими руками вершились темные дела. Череп панически боялся конкуренции (внутри собственной группировки в том числе). «Всадники» же делали упор на светлые головы, которые не всегда имели в своем распоряжении крепкие кулаки. Это помогало вести бизнес, ослабляя, с другой стороны, группировку физически. Так что Орден не терял надежды.

Как говаривал Череп:

— Боевой дух силен как никогда! Мы еще повоюем!

Но Курт, бесшумно исследуя коридоры штаб-квартиры Ордена, слышал и менее оптимистичные высказывания. Кое-кто из боевиков ворчал, что, дескать, им «эта война поперек глотки стоит. Пора с этим завязывать!». Впрочем, беседовали на подобные темы лишь в обществе доверенных товарищей, да и то вполголоса. Бунта на корабле пока не предвиделось. Мало того, что все боялись Черепа (он-то, по большому счету, и воплощал собой весь Орден целиком), — на страже его интересов стоял грозный метаморф. Убийца убийц, как его за глаза называли. В положении Волка не имело смысла проявлять инициативу. Он присматривался, прислушивался, запоминал.

А гангстерская война тем временем набирала обороты, словно огромный паровоз, несущийся по рельсам, — все быстрее и быстрее, опережая свист собственного котла…

Что касается полиции или другой исполнительной власти, то Нижнее гетто и прежде, пытаясь нащупать опору в лице государства, лишь чудом не падало в пучину анархии. Департамент полиции охотнее интересовался тем, что происходило в благоустроенных Ульях, предоставив «нижним» решать проблемы, как им заблагорассудится. От закона и гражданских прав остались одни названия. Закон исполнялся лишь тогда, когда за ним маячила карающая длань. Если угроза репрессий исчезала, улетучивался и смысл поступать так, как предписано законом. В общем, в Гетто право скатилось до первобытного уровня — обычаев и общепринятых правил. «Нижние» выдумывали и соблюдали только такие законы, какие сами желали соблюдать. Химеры, появившиеся на свет, были достойны докторской диссертации (что, кстати, кто-то в Ульях уже сообразил).

Впрочем, нельзя сказать, что полиция отсутствовала в Гетто как таковая. Полиция в Гетто имелась (более того, ее сотрудники получали плату). Просто она не бросалась в глаза. Легавые предпочитали стоять в стороне и наблюдать, как граждане разрешают споры наиболее приемлемыми для них способами. К чему мешать добрым людям? Гангстерская же война представляла собой феерическое зрелище.

Если бандиты порвут друг другу глотки, остальным будет только лучше, — таким, вероятно, был бы итог социологического опроса, если бы кто-либо догадался его провести. По здравом размышлении выходило, однако, что это не вполне верно. Территория не будет пустовать. Приход новых хозяев и передел собственности всегда связан со слезами и кровью. Череп был плох, но кто-то мог переплюнуть и его.

Эти «кто-то» составляли компанию полиции, облюбовав места на галерке. Другие бандформирования проявили завидную дальновидность и стойкость, не позволяя втянуть себя в драку. Череп помалкивал, поэтому Курту пришлось искать ответы самому. Авторитет Черепа имел достаточный вес, чтобы позволить Ордену заручиться поддержкой «коллег». Быть может, Череп гарантировал, что не станет требовать этой поддержки, если остальные гангстеры откажут в помощи «Всадникам»? Последние пытались обрести союзников, но безуспешно. Орден представлял собою грозную силу. Уничтожив «Всадников», он мог расправиться с теми глупцами, кто оказал противнику поддержку, в чем бы оная ни заключалась…

Бандитские «разборки» транслировали по головидению, — когда журналисты успевали со своими камерами к месту событий. Букмекерские конторы делали ставки на то, чье заведение будет разгромлено следующим и кто в конечном итоге выиграет войну. У враждующих группировок появились даже фан-клубы, словно речь шла о безобидном футболе. Общий счет грабежей и погромов был довольно изменчив.

Череп не оставлял попыток «нащупать» главу «Всадников», но безуспешно. Дальше так продолжаться не могло. К исходу третьей недели обе группировки были близки к истощению. Стычки и погромы случались едва ли не каждый день. «Черепа» роптали, уже почти не скрываясь, — глава Ордена и сам понимал, что ситуацию следует кардинально менять. Либо выиграть войну одним решительным броском, либо оставить «Всадников апокалипсиса» в покое.

Впрочем, альтернатива была чисто гипотетической.

Курт нервно взглянул на часы. «Клиенты» запаздывали. Никто не говорил, что рассчитать «час X» удастся минута в минуту, но и заставлять себя ждать было невежливо.

Пользуясь непредвиденной отсрочкой, Волк в сотый раз оглядел позиции — казалось, все в полном порядке. Обнаружить «черепов» было крайне непросто. Боевики притаились в тени, за оконными проемами, на проржавевших крышах. Курт чувствовал запахи живых, горячих тел, прилетавшие из тьмы через многие метры. Но, чтобы засечь местонахождение гангстеров, требовалось хорошенько приглядеться. Кроме того, «человечий дух» перекрывали прочие, более сильные запахи — к примеру, мусорных контейнеров, находившихся прямо под позицией Курта.

В рации трещал деловитый радиообмен. Кое-кто обменивался новостями, имевшими к текущей операции весьма посредственное отношение. Волк закрывал на это глаза. Не следует проявлять в работе излишнее рвение, подчиненным это не нравится.

Курт ничуть не удивился, когда глава Ордена объявил его старшим. Кто, в самом деле, мог являть неподдельную преданность, как не тот, чья жизнь постоянно висит на волоске? Кому Череп мог верить больше, нежели своему личному охраннику, чья жизнь окончится тем же днем, когда умрет глава Ордена? Кому, в сущности, можно верить больше? Решение гангстера было весьма предсказуемым, а потому не встретило ни малейшей критики. Никто в банде не питал к метаморфу ни ревности, ни неприязни, ни чувства конкуренции. По причинам, изложенным выше.

Как бы там ни было, Волк отнесся к делу со всей серьезностью. Это помогало развеяться, отвлечься от невеселых мыслей о своем положении. Даже Таран не доверял ему ничего серьезнее чьего-то убийства на арене. Курт невольно проникся ответственностью, хотя и сознавал, что это чувство крайне опасно. Да, он твердо намеревался довести операцию до конца. Думать обо всем так, словно это ему интересно и нужно, было гораздо легче и приятнее. Череп, конечно, не мог не знать таких вещей.

Вздохнув, Курт постарался сфокусировать мысли на текущих задачах. Так, позиции… Трое — на крыше, сразу за перекрестком. Четверо — на третьем этаже, напротив. Двое в «хаммере». Еще один — за контейнерами с гниющим мусором. Сам Волк стоял на балконе второго этажа. Дома здесь преимущественно пустовали. Немногочисленных и нелегальных жильцов, облюбовавших две-три квартиры, гангстеры спешно выселили. Это были не трущобы, нет. Напротив, район находился в обитаемом Гетто и целиком предназначался под снос. Через какие-то пару лет здесь мог взгромоздиться какой-нибудь фешенебельный гостиничный комплекс. А пока эта территория формально считалась вотчиной «Всадников». То обстоятельство, что вооруженный отряд «черепов» перешел границу, никого бы не удивило.

Впрочем, операция проводилась за завесой строгой секретности. Целью означалась поимка какой-то высокопоставленной персоны из вражеской шайки. Этот субъект, как Череп рассчитывал, должен был помочь Ордену наконец-то добраться до «сморщенной задницы», упоминавшейся выше. Откуда Черепу об этом стало известно, он не рассказывал, а Волк — не спрашивал. В сущности, ему было наплевать.

Главное, это не женщина, не старик и не ребенок. Курту было достаточно сунуть лапу в карман, где лежала фотография, чтобы убедиться в том, что это не означенные категории граждан. «Мишень» предстала в обличье безволосого самого отталкивающего вида — рыхлая физиономия с тройным подбородком, с обвисшими, как у бульдога, щеками и маленькими черными глазками, в которых устало тлело пресыщение. Курт, пожалуй, прикончил бы его и задаром — в свободную минуту. Если б можно было взамен вернуть к жизни златовласую красотку. Но жизнь отчего-то не предусматривала подобный обмен. К тому же ликвидация не входила в планы.

Рыхлого гангстера предстояло взять живым. В противном случае зачем он нужен?

Волк единолично разработал схему операции, представил Черепу и получил безоговорочное одобрение. Затем, прибыв на место, расставил бандитов по означенным в плане позициям. «Оперативники» не спорили и не возражали, но друг с другом грызлись, точно цепные псы. Дисциплина в Ордене давно хромала на обе ноги. Впрочем, команды Курта воспринимались спокойно — то ли гангстеры боялись попасть под волчью лапу, то ли это была, так сказать, служебная форма ксенофобии (как, к примеру, чернокожие не воспринимают всерьез белого начальника). Курту хватало того, что никому ничего не приходилось повторять дважды.

Вдали послышался нарастающий шум моторов. Судя по тому, что бандиты без передыху болтали в эфире, прислушиваться ко всему остальному им было недосуг.

«Тишина! Они рядом», — бросил Курт в рацию.

Эфир мгновенно обезлюдел. На грани слышимости потрескивала статика помех. «Черепа» пользовались дорогими шифраторами, но странная активность насторожила бы кого угодно. В особенности тех, у кого с собой мог оказаться не просто приемник, а мощный сканер с пеленгатором местонахождения. Главное, думал Волк, отчаянно вцепившись в перила, чтобы они не свернули… Иначе все пропало — операция будет отложена и вряд ли состоится в скором будущем.

Череп велел устроить засаду на этом самом перекрестке. Стало быть, главе Ордена было известно, что «всадники» проедут не где-нибудь, а именно здесь. Все верно, маршруты разрабатывались заблаговременно. Но откуда Череп знал? Догадок возникало множество. Однако, как водится, вряд ли объяснение было каким-то уж очень сложным. Скорее всего кто-то из боевиков связался со штабом и, сославшись на страшный понос, доложил, что именно сегодня никак не сможет выехать в кортеже.

Он, вероятно, еще не догадывался, что Череп ненавидит предателей. Кого бы Орден ни взял в заложники — жену боевика, родителей, сестру, двоюродную бабушку с отцовской стороны — они наверняка мертвы. А предателю не останется ничего иного, как пустить себе пулю в лоб… Таков бизнес, где не выживает не только слабак, но и вообще никто.

Гул моторов приближался.

Через несколько мгновений Волк мог уже разглядеть черные, лоснящиеся туши о четырех колесах. Три штуки. Массивные внедорожники «ниссан». На мрачной, тесной улочке (единственный целый фонарь горел в отдалении дымной свечой) они развили более высокую скорость, чем позволял здравый смысл. Курт, однако, это не осуждал.

«Черепа» спрятались, слились с окружающим ландшафтом. Курт нагнулся, выглядывая в узкую щель. Сейчас все решится — остался единственный поворот.

Если свернут…

Внедорожники промчались мимо.

Блестящие туши стремительно росли. Моторы рокотали меж старых стен, далеко разнося весть о своем приближении. Гладкие корпуса рассекали затхлый, застоявшийся воздух. Широкие шины вдребезги разбивали зеркальца луж (пробитый водопровод, не иначе — под Куполом дожди стали мифом), проносились над канавками и выбоинами. Такие броненосцы не ведали усталости, готовые во что бы то ни стало…

«Сейчас», — подумал Курт.

Из-за мусорных контейнеров выскользнула знакомая фигура. Боевик держал короткую, тупоносую штуку с непропорционально широким стволом. Водитель первого «ниссана», конечно, сразу же понял, что это такое. Резко взвизгнули тормоза.

«Череп» нажал на гашетку. Гранатомет выплюнул струю желтого пламени; отдача опрокинула бандита на асфальт. Что-то округлое, начиненное изрядным объемом взрывчатки, устремилось к лоснящейся туше. Мгновением позже грохнул взрыв. Переднюю часть внедорожника окутало пламя. Двигатель вылетел из радиатора и помчался раскаленным болидом. Лопасти вентилятора продолжали вращаться. «Ниссан», будто запнувшись о столб желтого пламени, перевернулся в воздухе. Неуклюжее сальто и дикий грохот, с которым автомобиль опустился на крышу.

Осталось два. В этом, собственно, и заключалась загвоздка. Череп не знал, в котором «ниссане» находится «мишень». Курт на свой риск решил, что уж никак не в первом. Значит, второй либо замыкающий. Вероятно, второй. Но это также не являлось истиной в последней инстанции. Впрочем, менять что-либо теперь, когда дело наполовину было сделано, не представлялось возможным. Курт поднял голову.

Второй «ниссан» прибавил газу. Третий, напротив, притормозил. Оба все еще оставались в зоне поражения. Из окон и со старой крыши на них обрушился раскаленный град. Автоматы грохотали отбойными молотками — уверенно и методично.

Это, вероятно, была классическая засада из секретного учебника (которого Волк не читал, но прошел ускоренный курс у лучших профессионалов Ордена) по диверсионной деятельности. Благодаря тому что позиции снайперов располагались над целями, они не смогли бы подстрелить друг друга даже случайно. Стрельба вместе с тем не была хаотичной. Каждый в точности знал, где его цель. Лишь трое использовали дешевые боевые патроны, предназначенные для среднего в колонне «ниссана». Через считаные секунды его покрышки превратились в жалкие резиновые лохмотья. Четверо «оперативников» палили в замыкающего — стволы изрыгали тугие огненные выхлопы, более мощные, чем у коллег.

Ничего удивительного, потому как патроны были бронебойными. («Убийца полицейских» — так называли этот редкий и очень дорогой боезапас, когда легавые еще забредали в Гетто). Пули с тефлоновым покрытием изрешетили крышу машины, а также, по всей вероятности, все то, что находилось под нею. «Ниссан» круто вильнул и врезался в стену. Из-под неоднократно продырявленного капота струился пар.

Последний еще подавал признаки жизни, хотя и сбавил прыть. Хромированный «кенгурятник» с лязгом впечатался во что-то обгорелое и покореженное, что мгновения назад было роскошным автомобилем. «Ниссан», перевернутый взрывом, лежал на спине, будто беспомощная черепаха. Инерция удара заставила его провернуться вокруг оси, пока оставшийся близнец пробивал себе дорогу к спасению.

Курт щелкнул рацией:

— «Хаммер» — вперед!

Мгновение спустя за углом взревел мощный мотор. Покрышки сцепились с асфальтом, бросая бронированное тело вперед. «Хаммер» с визгом вылетел на перекресток, — массивный, грозный хищник. Черный корпус вручную измалеван скалящимися черепами (бескомпромиссно выдающими принадлежность броневика) и жарким пламенем.

«Ниссан» тем временем ковылял наперерез. Безнадежно изувеченные диски высекали из асфальта снопы жирных искр. Автомобиль выехал на перекресток — встреча была неизбежна.

И она произошла.

«Хаммер» ударил сбоку, коварно и внезапно. Выглядело это внушительно, точно здоровенный бык, татуированный черепами и объятый пламенем, врезался в противника, поддел на рога и отшвырнул к стене. Под днищем «ниссана» пульсировали фонтаны искр, — казалось, там работала бригада сварщиков-трудоголиков.

Автомобиль оказался зажат между «хаммером» и стеной какого-то ветхого здания. Взревев в агонии, мотор «ниссана» заглох. Боковое окно приспустилось, показался ствол. Раздалась очередь — пули отскакивали от бронированного быка и увязали в стекле.

Следом раздался одинокий хлопок. Это сказала свое веское слово пневматическая пушка, расположенная на крыше «хаммера». Стальная «кошка» разбила окно и прыгнула внутрь. Трос тут же натянулся, крючья надежно впились в край двери.

В наступившей тишине натужно проскрежетало сцепление. Черный бык с усилием сдал назад. Из-под широких покрышек летели куски асфальта, выдранные дисками «ниссана». Бронированная махина прибавила газу. Трос натянулся, как струна; «кошка» кромсала металл. Если кого-то прищемило острыми крючьями, Волк ему не завидовал. Наконец «хаммер» дрогнул. Дверца вылетела вон из проема, будто пробка из бутылки шампанского. Бык, объятый языками пламени, замер на месте. Дело сделано.

Курт спрыгнул с балкона. Крышка контейнера с мусором прогнулась, принимая на себя нешуточный вес. В следующую секунду Волк уже бежал к «ниссану». Дверь, выдранная «с мясом» и валяющаяся неподалеку, обнажила внутренность салона. Свет не горел, кто-то шевелился во тьме. Курт прекрасно понимал, что эти «кто-то» вооружены и опасны. Поэтому боевики получили приказ оставаться на своих позициях, пока Волк лично не изучит обстановку. На самом деле, не доверяя остолопам — «черепам», Курт намеревался обезвредить «всадников» сам. Бритоголовые придурки могли, чего доброго, угодить под пулю или пристрелить «мишень». С каждым прыжком Курт приближался к цели. Автомат тем временем бранился, выстреливая в темноту смертоносные проклятия. Волк без труда избегал жужжавших мимо металлических шершней. Стрелок был всего один. К тому же мастерство его оставляло желать лучшего. (В противном случае Курт избегал бы ранений с трудом.) Обогнув автомобиль по широкой дуге, Волк перестал скакать, как мартовский заяц, и помчался вдоль ветхой кирпичной стены. Сквозь лобовое стекло на него уставились водитель и другой безволосый — выпученные глаза, открытые рты.

Прыжок — и Курт обрушился на крышу «ниссана». Ботинки оставили две овальные вмятины. Неизвестный стрелок никак не хотел угомониться. Ствол автомата, словно привязанный, потянулся за Волком. Вместо того чтобы просто вырвать оружие из руки, Курт схватил запястье безволосого и с усилием потянул. Это, как предполагалось, должно было вызвать растяжение либо вывих сустава. (Помимо, конечно, потери оружия.) То, что произошло в действительности, потрясло его до глубины души.

В самом деле, трудно остаться безучастным, когда, применив незамысловатый болевой прием, вдруг замечаешь, что конечность противника в буквальном смысле отделилась от тела. Кожа «всадника» снялась с руки, будто перчатка. Глаза Курта, совершившего это открытие, полезли на лоб. В состоянии сильнейшего шока он уставился на то, что держал в руке — бледно-розовая кожа, перстень на безымянном пальце, татуировка на предплечье (свернувшийся кольцами дракон)…

Но не успел Волк отшвырнуть мерзкую штуковину, как его мечущийся взгляд наткнулся на кое-что иное. Казалось бы, под сорванной кожей (параноидальная ситуация, однако…) обнаружатся артерии, хрящи, сухожилия и мышцы. Вместо этого Курт увидел тусклый блеск металла, безумное сияние стали — в руке Джека-Потрошителя был острый скальпель. «Суставы» согнулись. Металлические пальцы звонко щелкнули.

Этот звук привел Волка в чувство. Размышления над увиденным надо оставить на потом.

Отбросив кожу безволосого в сторону, Курт сосредоточился на насущных задачах. Одна лапа залезла под куртку и нашарила в патронташе искомый предмет. Когтистый палец второй выдернул Чеку. Граната испустила тихое шипение, предшествующее извержению. Нагнувшись, Курт что было силы зашвырнул ее в салон.

Звякнуло, стукнуло, кто-то вскрикнул. Шипение нарастало. Крики звучали непрерывно. Подождав еще немного, Волк спрыгнул с крыши «ниссана». Салон заполнял густой дым — топор впору вешать. Безволосые метались внутри, точно крысы.

Курт вытащил рацию:

— Готовы голубчики. Выходите.

Распахнулись, хлопнули двери. «Хаммер» опустел. К Волку приближалась тяжелая поступь армейских ботинок. За перекрестком посыпалась старая кладка, жуткая брань всколыхнула тишину. «Оперативники» оставляли позиции. Курт поморщился.

«Всадники апокалипсиса» тем временем сыпались из «ниссана» — со слезами, кашлем и причитаниями. Слезоточивый газ разъедал слизистую за какие-то секунды. Если у бандитов и оставалось оружие, то они напрочь о нем позабыли. Как в общем и о каких-либо враждебных намерениях. Все, что их волновало, это как избавиться от дикой боли.

Хуже всех пришлось тем, что сидели впереди. «Хаммер» повредил дверцу, выбраться же с другой стороны мешала стена. К счастью, в Ордене кто-то всегда таскал в кармане лазерный резак. Захлебываясь слезами и кашлем, «всадники» вывалились наружу.

«Черепа» принялись ходить меж распластанных тел, тыча в морды автоматами. Кое-кто сверялся с фотографией. «А этот? Не похож? Как насчет вот этого урода?»

Волк вздохнул. Бандитов было пятеро. Четверо охранников и доверенный их стараниям груз. Физиономии были обезображены гримасами рыданий, что несколько затрудняло опознание. Но Курт уже понял — все в полном порядке. «Мишень» здесь.

Лежа на асфальте, безволосый представил всеобщему обозрению спину и задницу (необычайно широкие, нужно отметить). Пиджачок разошелся аккурат по хребетному шву. Материал впился в жировые складки. Бандит не подавал признаков жизни, и Волк забеспокоился. У таких толстяков, как правило, слабое сердце…

Двое боевиков с трудом перекатили «всадника» на спину. Курт видел ту самую обрюзгшую физиономию, что и на фотографии, — тройной подбородок, бульдожьи щеки.

Глаза закрыты.

— Дышит, — доложил «череп».

Волк удовлетворенно кивнул. Прекрасно.

— Грузите в «хаммер». Да поживее.

Бандиты смерили взглядами пузатую тушу. В глазах обоих застыла жуткая тоска.

Возражать, впрочем, никто не решился. Браня на чем свет стоит быстрое питание, двое «черепов» попытались поднять толстяка. Вскоре выяснилось, что для двоих это непосильная задача. Все следили за их потугами. Одолеть гравитацию удалось вчетвером.

Когда тушу уволокли к «хаммеру», Курт оглядел остальных. «Всадники» медленно приходили в себя. «Черепа» держали всех под прицелом. Неподалеку лежала горка изъятого оружия: шесть пистолетов, три автомата, ножи в ассортименте… Один охранник, впрочем, еще не расстался с оружием. Волк посмотрел на его руку.

Конечно, протез.

Курт еще таких не видел. Обладатели кибернетических имплантатов, как правило, выставляли «симбионтов» напоказ, будто модную одежду или хорошее тело. Но их протезы были легальны либо полулегальны (подлежа обязательной регистрации в органах власти). Некоторые энтузиасты даже расставались с конечностями, доставшимися им от мамули с папулей, — ради того, чтобы поставить взамен электронные схемы и холодный металл. Никто не пытался замаскировать свою «крутизну» (разве что краской и пластиком, но это не в счет), как не маскировали пирсинг.

Однако лишь очень немногие «модники» могли позволить себе по-настоящему стоящие вещи. Те кибер-имплантаты, что классифицировались как боевые модели, запрещались к какому-либо использованию гражданскими — без исключений. В том числе протезы конечностей. Их изготовляли на предприятиях Министерства обороны по заказам полиции или боевых частей. Цель была крайне проста: не допустить выхода из строя опытных бойцов, понесших увечья. Кибернетические руки и ноги обходились значительно дешевле, нежели демобилизация, пожизненная пенсия и подготовка нового бойца. Вот почему ветераны войны, как социальная группа, так редко встречались. Ко всему прочему, при демобилизации у солдата изымался весь государственный инвентарь, включающий форму, оружие и «симбионтов».

Тем более странно было видеть металлическую конечность, торчащую из порванного рукава какого-то гангстера. Такие штуки в простом салоне не ставят. Даже в клоаке Запретного города, по-видимому, разыскать специалистов далеко не просто.

Неудивительно, что «всадник» старался скрыть «ручку» в подобии перчатки. Предмет, который Курт принял за человеческую кожу, лежал на расстоянии нескольких шагов. К коже «перчатка» имела не большее отношение, чем туалетная бумага. Пористая резина с полимерами. Пластиковые ногти, приклеенный к пальцу перстень. И — «татуировка» в виде дракона, изображающая логотип изготовителя киберпротеза…

Рукопожатию последнего позавидовал бы сам Терминатор. Голографические фильмы (снятые на деньги военного ведомства, а потому до идиотизма напичканные пропагандой) в духе «Почему настоящий гражданин должен пройти службу в армии» демонстрировали, как бравые служаки крошили такими протезами железобетонные балки. Впрочем, «всаднику Апокалипсиса» не помогла даже чудо-ручища.

Обернувшись, Курт убедился, что «мишень» благополучно разместилась в «хаммере». Пора.

— Ладно. Приберите здесь, — сказал Волк «черепам».

Те молча кивнули. «Всадники апокалипсиса», оклемавшись, таращились на «черепов» слезящимися глазами с набухшими капиллярами. Глядели со злостью, отвращением. Но, едва взгляд фиксировал Курта, как гнев сменялся удивлением. Очевидно, живого Волка они увидели впервые. Странная ночка, подумал Курт. Все чему-то удивлялись.

Развернувшись, Волк направился к «хаммеру». За спиной рявкнул выстрел, другой.

Курт не обернулся. Кто-то заголосил, слезно запричитал. Его мольбы заглушил третий выстрел. Дело сделано, боевики «прибирались». Свидетелей не оставлять — цитата из Черепа. «Словарь излюбленных фраз и выражений», страница № 1, с ярко-красной кляксой в углу. Волк упорно продвигался к «хаммеру», не оборачиваясь.

Жирный «всадник», под чьим весом издохла бы любая кляча, распластался в позе амебы на заднем сиденье. Дыхание со свистом покидало волосатые ноздри. Курт сел рядом с водителем, зябко поежился. Взревел мотор. Броневик тронулся с места, миновал перекресток и устремился вдаль. Волк мягко качался" на сиденье из искусственной кожи.

В зеркалах заднего вида ярко вспыхнул взрыв. Ночь раскололась пополам, дрогнула ослепительной вспышкой. Эхо протащило над Гетто неповоротливую тушу. «Черепа» взрывали «ниссаны», всего-навсего. Волк ничуть не удивился бы, узнав, что гангстеры напоследок выдрали у трупов зубы. Если, конечно, прихватили инструменты. В том месте, куда держал курс «хаммер», этого добра было с избытком…

Упомянутое место называлось Бастилией.

К архитектурно-культурному памятнику, сыгравшему судьбоносную роль в истории Франции, данная Бастилия не имела никакого отношения. Общее заключалось лишь в том, что здесь также содержали граждан против их воли, и, конечно, в названии. Отличие же состояло в том, что эта Бастилия по-прежнему функционировала. Ее гостеприимные двери распахнулись для посетителей через несколько веков после того, как революционные французы взяли приступом Черную цитадель. Собственно, ввиду крайней нужды Череп основал это «заведение» на седьмом году существования Ордена. С тех самых пор крики, вопли и стоны не смолкали в мрачных стенах…

Теоретически Курт представлял, куда они держат путь. Прогнившие трущобы вокруг Центрального Улья; «сектора» преступных группировок, своего рода «домашние поля», точь-в-точь как у футбольных команд; и — территориальный «стадион» Ордена, где ни одна крыса не смела проскользнуть без ведома Черепа. Штаб-квартира группировки, впрочем, находилась не здесь, а в одном из фешенебельных районов Среднего гетто. Это объяснялось, во-первых, более удачным месторасположением (вблизи многих дорожных развязок), а во-вторых, престижем (Череп говаривал: «Партнеры по легальному бизнесу не будут меня уважать, если я обоснуюсь в дремучей глухомани…»). В трущобах находилось все то, что Орден пытался до поры до времени скрыть от «легальных партнеров». В частности, Бастилия.

Курт об этом знал, и все-таки реальность превзошла все его ожидания. Он уже бывал здесь. И не раз. С Купола сорвался огромный кусок воспоминаний и, рухнув вниз, разлетелся хрустальными осколками. Образы прошлого помчались к Курту сокрушительной волной, словно какой-то великан вытащил пробку из дамбы…

Безумная гонка сквозь ночные трущобы — такие же обманчиво-спокойные и тихие; длинный черный автомобиль; черный кожаный плащ; Череп; зловещие блики на педантично выбритом скальпе… Бандит стоял на крыльце того самого здания, перед которым остановился «хаммер». Курт удивленно покачал головой.

— Что, Бастилия? — осведомился он у водителя. Бритоголовый глянул в окно. Кивнул:

— Она, родимая. Приехали. — И громко хлопнул дверцей.

Волк вылез следом, недоумевая, как можно называть «родимым» место, где круглосуточно работает пыточный конвейер. Это, очевидно, являлось побочным следствием профессии. Нездоровый цинизм, черный юмор, нарочитая грубость и безразличие…

Курт огляделся. Вне сомнений, то самое место. Тог проулок, ведущий к Улью, и… Казалось, это произошло целую вечность назад. Либо не происходило вовсе. Происходило с кем-то другим. В таком случае, почему Курт помнил все так отчетливо?

Над Бастилией возвышалась иная твердыня. Настоящая. Французская Бастилия на фоне Улья съежилась бы и ссохлась от зависти. Персоны, страдающие «гигантоманией», впервые увидев Улей со стороны, на какое-то время впадали в прострацию. Места, где витали их помыслы, доверху заполняли колоссальные конструкции — черные колонны непредставимых размеров, усеянные россыпями разноцветных огней. Там обитали тысячи, десятки, сотни тысяч людей, которым не было никакого дела до «нижних», копошащихся, точно тараканы, в трущобах далеко внизу…

Волк вновь взглянул на Бастилию. Мрачное здание казалось исполненным достоинства и зловещего величия — близость титанического Улья его ничуть не смущала. Как серого кардинала, притаившегося в тени монаршего трона. При свете дня Бастилия наверняка показалось бы унылой, серой и невзрачной, но сотни людей, осведомленные о ее существовании, отнюдь так не считали.

Бастилия, принадлежавшая Ордену, воплощала в себе темницу, долговую яму, а также мотель (проживание в котором было по карману очень немногим) с дюжиной пыточных камер. Здесь содержались все те, кого Череп не желал видеть на свободе, но убивать считал преждевременным. А именно: крупные должники (имевшие глупость влезть в долги к Ордену), сидевшие в темницах до той поры, пока кто-нибудь не выплатит за них долги и проценты; заложники, захваченные «черепами» в надежде на выкуп от родственников; наглецы, посмевшие воровать у Ордена. И — как упитанный «всадник», — похищенные деятели иных преступных сообществ, в чьей памяти могли содержаться какие-то интересные подробности. Такое, впрочем, случалось не так часто, чтобы войти в традицию. Прецеденты, конечно, имели место, но это было скорее исключением, нежели правилом.

Похищения осуществлялись в строгой секретности. Снимались квартиры, подкупались соседи (если, конечно, события разворачивались не в необитаемых трущобах). О Бастилии знала любая дворовая крыса. Содержание в ней высокопоставленных гангстеров представлялось несколько проблематичным. Однако в эту ночь Череп решил сделать исключение. «Всадник» задержится в стенах Бастилии очень ненадолго — местные специалисты умеют развязывать языки, а толстяк не походит на стойкого партизана даже отдаленно. Таким образом, «всадники» не успеют ничего предпринять.

Так, по крайней мере, планировалось.

Волк ждал. Их наверняка заметили, — на зданиях квартала было развешано столько камер и датчиков, что к Бастилии не подобрался бы незамеченным даже жучок-паучок.

Действительно, ворота — массивные металлические створки — приоткрылись, и из щели вышли трое крепких, вооруженных автоматами парней. Все щеголяли ультрамодными в Ордене бритыми затылками. Не сказав ни единого слова, двое здоровяков осмотрели «хаммер» и содержимое салона, особое внимание уделив заднему сиденью. Третий дежурил у ворот, готовый поднять тревогу при любом признаке опасности. Дисциплина в Бастилии, как на любом режимном объекте, была на высоте.

Наконец «черепа» кивнули, развернулись и, по-прежнему молча, распахнули створки ворот. Водитель вновь сел за руль, «хаммер» взревел и неторопливо вполз в проем. Курт шел следом — в чрево грозной, легендарной Бастилии.

Створки сомкнулись. Пока «черепа», кряхтя и нещадно матерясь, вытаскивали «всадника», все еще пребывавшего в бессознательном состоянии, из салона машины, Волк с интересом смотрел по сторонам. На поверку оказалось, что Бастилия не представляет собой ничего сверхъестественного. Старый трехэтажный особняк, в каком мог бы проживать Франкенштейн.

Мрачный и трухлявый, но совершенно непримечательный.

Темные оконца, более похожие на бойницы. Первый этаж и вовсе обходился без них — оконные проемы были плотно замурованы красным кирпичом. Все прочие окна, включая те, что располагались под самой крышей, были забраны решетками из толстых прутьев. Вдоль крыши тянулся ряд острых загнутых крюков. Возле печной трубы чернела тарелка спутниковой антенны — наиболее символичный знак Гетто, какой Курт встречал за последние месяцы.

По гребню кирпичного забора пролегли витки колючей проволоки, похоже, призванные скорее не выпустить из Бастилии, нежели предотвратить чье-то проникновение. Над воротами возвышались два мощных прожектора, черные и безразличные. Не хватало санитаров с носилками. Волку Бастилия казалась чем-то сродни психиатрическим клиникам для буйных, какими подобные места демонстрировали в черно-белых фильмах ужасов. Впечатление, конечно, было жутковатым, но сносным.

Гротеск, игры теней.

Гангстеры, надрываясь, тащили толстяка к входу — высокому, сводчатому порталу. Взгляд скользил по круглым заклепкам двери. По каменной кладке вился мумифицированный плющ, — выше и выше, но не дальше третьего этажа — к бронированному Куполу.

Дверь караулил еще один увалень. С дурацкими никелированными пистолетами в обеих руках. Убедившись, что все в порядке (удостоив Курта выразительным взглядом), парень запер дверь. «Черепа» кряхтя несли «всадника» к лестнице.

Курт глянул на «привратника»:

— Что-нибудь не так?

— Нет, нет… — Увалень поспешно отвел взгляд.

— В таком случае почему бы тебе не найти себе какое-нибудь дело? К примеру, помочь?

Кивнув, безволосый направился к лестнице. «Черепа» успели преодолеть весь первый пролет, но помощь бы им не помешала. Толстяк начал приходить в себя — конечности конвульсивно задергались, из жирной глотки вырвался какой-то невнятный вопль. «Всадник», очевидно, призывал на помощь опричников, еще не догадываясь, что все они, бездыханные и обугленные, остались на безлюдном перекрестке. «Привратник» схватил правую ногу толстяка, застрявшую в прутьях перил, и процессия двинулась дальше. Гангстер дико визжал — точно боров, что угодил на мясокомбинат.

Волк огляделся. Холл освещала всего пара светильников, отчего помещение казалось меньше, чем было на самом деле. Старые темно-зеленые обои скрадывали высоту потолка. Под ногами скрипел самый настоящий, деревянный паркет (невиданная роскошь, если бы не археологический возраст этого дерева). Напротив выхода располагалась другая дверь, выходившая на то самое крыльцо, у которого Курт впервые увидел Черепа. По количеству замков и металлических запоров парадный вход превосходил «служебный». В целом впечатление было тоскливым.

Трудно представить, какой персонаж чувствовал бы себя здесь комфортно (или по крайней мере уютно). При первых же попытках на ум приходили такие легендарные личности, как Джек-Потрошитель или граф Дракула. Череп с охотой взял бы на работу обоих (если, конечно, не получилось бы запустить в головной мозг крохотные субмарины), пополнив Лигу Выдающихся Джентльменов, в которой на данный момент состоял лишь человек-волк. Бастилия могла принять немало «клиентов».

Наверху раздался тонкий, поросячий визг.

Курт направился к лестнице. Менее всего ему хотелось здесь задерживаться. Вместе с тем следовало убедиться, что:

1) боров попал в нужные руки;

2) дело сделано и

3) можно убираться восвояси. Ответственность такое никчемное чувство…

Стиснув челюсти, Волк шагнул на лестницу. Хлипкие ступени скрипели и шатались, но, если уж по ним прошли «черепа» со своим грузом, Курта Страйкера они выдержат. Пару раз, впрочем, Курт опасливо брался за перила, когда под ногами жутко трещало — «черепа» знали, куда наступать, а какую ступень лучше пропустить.

Наконец лестница закончилась. Второй этаж представлял собой длинный, узкий коридор. Орден, вероятно, берег электроэнергию — освещение здесь было ничуть не лучше, чем в холле. По правую руку тянулся ряд «бойниц» с одинаковыми темно-красными занавесями. По левую — семь металлических дверей. Замки висели снаружи.

Волк оказался здесь как раз в тот момент, когда гангстеры со своей ношей поворачивали за угол. Толстяк — «всадник» вырывался, брыкался и нещадно визжал. Но бандиты, нужно полагать, и не таких таскали. Со стороны картина выглядела довольно забавной… Если сознательно упустить из виду то, куда тащили толстяка и для чего.

Иначе становилось совсем не смешно.

Помедлив, Курт двинулся следом. В Бастилии царил устойчивый специфический запах, в котором смешались не один десяток компонентов: затхлость, сырость, тлен, сконцентрировавшиеся в несвежем воздухе; «нафталинные» запахи, присущие старым домам; сомнительный аромат человеческой жизнедеятельности; и, наконец (скорее ментальные флюиды, чем запахи) — витающие вокруг эмоции, накопленные за многие годы: тоска, печаль, ненависть… Страх въелся в сами эти стены и дешевые обои (разлапистые цветы, дурацкие узоры).

Внимание Волка привлекли металлические двери. Надежные петли, крепкие запоры. Внушительные навесные замки. (Совсем как в тюрьме) Ни номеров, ни иных отличительных признаков. Лишь смотровые оконца, закрытые крохотными дверками.

Курт замер. Невесть откуда появился мощный, почти непреодолимый соблазн — заглянуть в одну из этих «форточек». В помещение (камеру), находящееся за металлической дверью. Но Курт еще щенком отучился потакать своим желаниям. Возможно, он так бы и прошел мимо, если бы не тихий шорох, раздавшийся за дверью. Волчьи уши мгновенно уловили колебание акустической среды. Металл служил превосходным проводником, а крики толстяка — «всадника» (которого, нужно заметить, еще не начали резать) могли поднять даже мертвых.

Волк сбросил щеколду. Открыл оконце.

В комнате царила кромешная тьма. Пахнуло тошнотворной вонью: калом, мочой, гнилыми овощами, застарелым потом. И — гневом, страхом, ненавистью, болью…

Во тьме кто-то шевелился. Курт сощурился. Ищущий взгляд пронзил темноту, откидывая, точно саван, один покров мрака за другим. Что-то нашарил, ощупал.

Вздрогнув, Курт захлопнул маленькую дверь. Не верилось, что ЭТО было человеком. Волк вернул щеколду на место, брезгливо отступил. И тут же устыдился своей реакции. Кому-кому… Многие безволосые брезгливо морщились, едва завидев метаморфа.

Вздохнув, Курт двинулся дальше. В душе остался неприятный осадок. И, как водится, сожаление, что он имел глупость пойти на поводу у любопытства. На самом деле ему не хотелось знать. Он ничего не мог сделать для того… существа.

Не так давно Курт сам был рабом, пленником, цепным псом Хэнка Тарана (собственно, неволя длилась по сегодняшний день, но у другого хозяина). И никто не сделал ничего, чтобы изменить его участь. Не требуя чего-то взамен, а из высоких побуждений, представлений о том, что есть зло, и что — добро. Никто.

Поэтому Волк прошел мимо. Он знал, чувствовал, что это неправильно, так быть не должно — запоры, цепи, замки. Никто не может быть чьим-то рабом. А еще Курт знал, что этот мир отнюдь не так прост, как стремились представить в головизионных сериалах и глянцевой рекламе. Здесь, в тени холодных, равнодушных Ульев жизнь текла по одному-единственному правилу: никаких правил. Перегрызи глотку до того, как ее разорвут тебе, и ты победил. Волк, конечно же, мог снять замок, отыскать «черепа» — ключника, отпустить несчастного узника на все четыре стороны… Чего там, всех узников. Но где гарантия, что этих бедняг не прикончат в двух-трех метрах от ворот Бастилии?! «Черепа» могли быть совершенно ни при чем. Глава же Ордена, узнав о выходке мохнатого любимчика, мог распорядиться поместить в Бастилию вдвое больше узников. По нескольку в камеру.

Стиснув челюсти, Курт шел мимо одинаковых металлических дверей. Он работал на монстра, потому что у него не было иного выхода. Это, впрочем, мало утешало. Курт и сам был чудовищем. Слишком упорно в него вбивалась эта идея. Безволосыми, общественно-историческим мнением и даже собратьями по Стае. Все Волки — звери и генетические ублюдки. Так какой спрос со зверя?

Он повернул за угол. Такой же коридор: металлические двери, «бойницы» за шторками. Пронзительные крики толстяка по-прежнему ввинчивались в уши. Охранники, однако, скрылись из виду. Одна из дверей была распахнута настежь. Вопли доносились оттуда — больше, собственно, неоткуда. Курт подошел, замер на пороге.

Сцена была весьма занимательной. «Черепа», надрываясь, пыхтя, пытались уложить «всадника» на узкий операционный стол. К настоящему моменту удалось обездвижить лишь правую ногу. Все усилия охранников сконцентрировались на левой руке: двое пытались обвязать толстую конечность кожаным ремнем, тогда как остальные, навалившись на пузатую тушу, не позволяли ей рухнуть со стола. Стальные ножки ходили ходуном и, царапая кафельную плитку, издавали мерзкий скрежет.

Наконец «черепа» одолели несгибаемую руку. Дальше дело двинулось быстрее. Не прошло и двух минут, как толстяк, стреноженный, распластался на столе. Охранники, отряхиваясь, отошли в сторонку. Как говорится — усталые, но гуляй смело.

«Всадник» натужно дышал — быстро, с подозрительными всхлипами. Глазки закатились, щеки обвисли до самой столешницы. Да уж, зрелище омерзительное…

Помещение оказалось небольшим, если не сказать маленьким. Возможно, металлический стол занимал бы меньше площади, будь он придвинут вплотную к стене, а не громоздился бы в стратегическом центре. Медицинское назначение оного стола почти не вызывало сомнений. «Почти» потому, что вдоль краев стола шли глубокие желобки, напоминавшие аналогичные приспособления в таком деликатном месте, как бойня (трудно представить, кто, находясь в здравом уме, изготовлял все эти желобки, крючки, зажимы и цепи — со знанием дела и любовью к своему занятию).

На стенах помещения висели полки. Там, будто вырванные клыки людоеда, сверкали холодные, острые и бессердечные орудия. Инструменты. Ножи, скальпели, пилы, зажимы, сверла, иглы… Они торжественно молчали, поглядывая на Волка равнодушно, мимоходом оценивая. Словно говорили: «Наше время придет, не сомневайся…»

Курт вздрогнул. Голова закружилась, подступила тошнота. Сперва он не заметил всего этого многообразия смерти, потому как инстинктивно концентрировался на живых особях. Сейчас же, рассмотрев все как следует, Волк искренне пожалел, что вообще сунулся в эту дыру. Здесь пахло изощренной, «инквизиторской» мукой.

Казалось, лишь вчера Курт сам лежал (вернее, висел) на подобном столе — очередная букашка под лупой энтомолога, — еще не успев оправиться от штурма Подворья, кровавой, но непродолжительной резни, и от блистательного бегства Тарана. Череп вел неспешную беседу, а никелированные орудия нетерпеливо таращились на метаморфа из стеклянных шкафов. Впрочем, тот инструментарий был значительно скуднее. Здесь же, вокруг стреноженного «всадника», хирургически-пыточный инвентарь красовался во всем многообразии. То помещение, в котором Курт впервые беседовал с Черепом, находилось непосредственно в штаб-квартире Ордена (совмещая функции морга, операционной и пыточной камеры), но использовалось редко — в особо экстренных, неотложных случаях. Об этом Курт узнал совсем недавно. Если «кафельный морг» в штаб-квартире более напоминал батарею, содержащую в себе некий заряд смерти, то Бастилия представлялась многоваттным генератором. Второе посещение «морга» произвело на Волка не столь неизгладимое впечатление. Однако, будучи растянут на столе, он чувствовал себя весьма и весьма некомфортно. Оставалось гадать, каково сейчас «всаднику»…

Здесь, в Бастилии.

Будто услышав эти мысли, толстяк вновь заголосил. На сей раз в нем проснулся дар речи:

— Ублюдки! Лысые сволочи! Вы все мертвецы, слышите?! Особенно — та мохнатая бестия. Я прикончу всех до единого! Отпустите меня, тогда, может быть, останетесь живы!

«Черепа» смеялись над беспомощным гангстером. Все они слыхали угрозы не раз и не два.

Курт усмехнулся. Больше всего, разумеется, ему понравился тот кусок, в котором говорилось о «мохнатой бестии». Волк не знал, как можно быть мертвым «особенно».

Истина же заключалась в том, что «всадник» был обречен. Его жизненный цикл подошел к концу. С этим следовало смириться. Неизбежную судьбу не изменят ни угрозы, ни посулы баснословных богатств. Если бы Череп не умел подбирать на службу нужных людей, его предприятие прогорело бы в самом начале. «Черепа» слыли фанатиками.

— Кретины! — вопил толстяк. — Сволочи! Чего вы хотите? Денег? Наркоты? Женщин?

Не угадал, приятель, подумал Курт. Ордену требовалась информация. И, конечно, он ее добудет. Из глотки, из кишок, просеяв мозг нейрон за нейроном.

«Всадник», вероятно, еще не понял, куда он угодил. Бастилия развязывала языки даже гигантам из нержавеющей стали, не говоря уж о рыхлых тушах с трясущимися от страха щеками.

Кремниевый век на тернистом, нелегком пути технического прогресса произвел массу приборов, препаратов и устройств, с чьей помощью не составляло никакого (или почти никакого) труда добыть некую информацию из памяти того, кто упорно не желал оную информацию разглашать. Волевой момент играл тут, по сути дела, лишь номинальное значение. Одна инъекция — и человек сам расскажет все, что интересует дознавателей. Читать мысли, однако, человек пока не научился — даже при помощи машин. Возможно, лишь регистрировать какие-либо внешние реакции.

Опять-таки, на внешние раздражители.

В роли последних могло выступать все что угодно — от дешевых препаратов (используемых ЦРУ в силу какой-то древней инструкции) до высокоточных детекторов лжи, стоимость которых приблизилась к астрономическим суммам. Все это предлагал черный рынок Мегаполиса — с тайных складов либо по заказу. Случилось, что на черном рынке приходилось отовариваться и государственным служащим, изнывающим в ожидании официальных поставок (зато, когда грузы наконец-то приходили, черный рынок наводнялся тоннами всевозможных товаров).

Все эти чудеса науки, техники и коварного человеческого гения были доступны любому желающему — только плати. Но Череп (вероятно, после каких-то попыток) и в этом не изменял железобетонным принципам. А именно — старался держаться от хай-тек-игрушек подальше. Ничто, в его понимании, не могло заменить игл, скальпеля и опытного профессионала, когда требовалось разговорить какого-то строптивца.

Загвоздка заключалась вовсе не в том, что, как могло бы показаться, Череп экономил денежные знаки. (Вернее, не только в этом.) Он их, конечно, берег, но на бизнес и средства производства не скупился. Просто Череп не доверял всему, что сложнее скальпеля. В особенности, когда этим штукам или инъекциям доверялось такое ответственное мероприятие, как добыча важных данных. У пациента при инъекции могла проявиться опасная реакция, а детектор лжи — пусть даже самый надежный, — предполагал известную долю погрешности (или же допрашиваемый мог быть обучен обманывать подобные устройства). Принимая во внимание эти обстоятельства, Череп оставался верен традиционным методам, способам и средствам допроса. Перехитрить скальпель, иглу, паяльник или утюг представлялось несколько затруднительным. И, наряду с получаемым результатом, укрепляло репутацию Ордена.

Самой крутой, консервативной бригады.

Ввиду всего вышесказанного Курт не завидовал «всаднику». В особенности, если толстяк станет юлить, пытаясь оттянуть неизбежное. Так получилось, что именно ему было известно, где скрывается глава «Всадников апокалипсиса». Или же — Череп просто почему-то так думал. И… заблуждался.

В этом случае Курт тем более не завидовал «всаднику». Пытка могла затянуться на многие часы… дни. Жизнь в дряхлом, страдающем ожирением теле поддерживалась бы медицинским оборудованием, дорогими препаратами и модельными наркотиками. Все ради того, чтобы выиграть еще немного времени — в ожидании момента, когда толстяк «расколется». Но как отличить блеф, ложь, полуправду от истины?

Вскрытие покажет. (Юмор патологоанатомов.)

Как в прямом, так и в переносном смысле. Именно поэтому методы Ордена слыли не просто (повседневно, привычно) жестокими. Они были зверскими. У самых бессердечных садистов, мясников и маньяков волосы на головах поднимались дыбом, едва речь заходила об ужасах, творившихся в Бастилии.

Если говорить о конкуренции, то Бастилия была вне конкуренции.

Волк переминался с ноги на ногу. С одной стороны, не хотелось задерживаться дольше необходимого. С другой — извращенное, нездоровое любопытство удерживало Курта на месте. Хотелось посмотреть на того, кто выступит в роли дознавателя и пыточных дел мастера. Поглядеть, кто являлся зверем изнутри, оставаясь внешне серым, безволосым человечком… Этот персонаж таил в себе монстра.

Внезапно послышались шаги. К удивлению Волка, там, откуда доносились звуки, не оказалось ни двери, ни проемов. Вообще ничего, кроме сходящихся стен. И все же волчьи чувства не врали (не так важно, где зародилось подозрение — в искажении акустических волн, в неоднородности преграды или в глубинных слоях подсознания). Курт ничуть не удивился, когда стена из прочной каменной кладки раздвинулась.

В проем прошел безволосый. Раскованная походка выдавала профессионала, чувствующего себя в привычной рабочей обстановке. Именно эти повадки — энергичные, непринужденные — приковывали взгляд в первую очередь. Так, судя по всему, мог держаться нейрохирург, идущий на операцию, дабы родственники больного сразу же прониклись безоговорочной уверенностью в благополучном исходе операции. В мрачных стенах Бастилии, однако, такое поведение вызывало некоторое замешательство. Безволосый был облачен в медицинский халат и, похоже, всерьез намеревался оперировать. Благополучный исход не означал для «пациента» ничего хорошего. Не всякий, надевший белый халат, давал клятву Гиппократа.

Волк поднял взгляд выше. Детали регистрировались, занимали свои места в мозаике. Молодой, худощавый. Пронзительный взгляд разноцветных глаз. Два разных глаза. Джошуа Уильяме.

Курт не имел привычки не верить собственным органам чувств. Это и впрямь был тот ублюдок, что сделал Волку «моральную лоботомию». Мерзавец, чьими усилиями мозг Курта патрулировала атомная бомба на подводных крыльях. С того памятного дня (вечера, утра) Уильяме куда-то исчез. Возможно, Череп на время услал «лаборанта» из штаб-квартиры Ордена — так сказать, от греха подальше. Волк жаждал встречи, но Джошуа осел на дно в лучших традициях конспирации.

Здесь, в Бастилии?

Курт Страйкер кровожадно оскалился.

Разглядев, чей силуэт, не привлекая лишнего внимания, скромно стоит у противоположной стены, безволосый запнулся на ровном месте. Улыбка сползла с бледных губ, как старая шкура со змеиной спины. Джошуа Уильямса можно было считать кем угодно — мерзавцем, подлецом, сволочью, — но не дураком. Он сразу смекнул, какими последствиями чревата эта встреча (персонально для него). Пережить ее — дар Небес.

Волк шагнул вперед.

Гангстеры посерьезнели, поглядывая то на Курта, то на пыточных дел мастера. Даже толстяк «всадник» перестал буянить и заинтересованно притих. Все понимали — вот-вот что-то случится. Напряжение росло, трещало статическими разрядами.

Курт сделал второй шаг. Не для того, чтобы настичь, — хватило бы одного-единственного прыжка. Ударить, повалить, разорвать глотку когтистой лапой… И — все. Убить, как всегда, ибо иной мести Волк не знал. Не умел. Не понимал. Очистить мироздание от еще одной сволочи. Давить которых Волк поклялся по мере сил.

— А сил у меня немерено, — буркнул Курт. Уильяме отшатнулся. Кровь отхлынула от лица, рот безвольно приоткрылся. Глаза испуганно выпучились. Джошуа стал похож на лягушку, прыгнувшую в сачок натуралиста.

— Эй, ты чего? — квакнул Уильяме — Озверел, что ли?!

Сообразив, что отнесся к выбору выражений весьма неразборчиво, парень прикусил язык (как в буквальном, так и в переносном смысле). Одно лишнее слово, и…

— Халат бы сменил, — заметил Волк.

Предмет профгардероба представлял собою запущенный случай — старые пятна, въевшаяся красная палитра. Чтобы добиться такого эффекта, требовалось извести, две-три банки кетчупа. Не следовало заблуждаться относительно того, чем на самом деле Джошуа занимался в своей робе, — кулинария к этому не имела никакого отношения.

Курт растопырил когтистые пальцы. Оружие ему не понадобится. Он еще сильнее укрепился в первоначальном, инстинктивном намерении, появившемся сразу же, как только безволосый вошел, — выпустить ублюдку кишки. Причиной этого, как ни странно, послужило не что иное, как грязный, заляпанный кровью халат. Кусок хлопчатобумажной материи с рукавами. Они-то стали красными по самые локти.

Волк двинулся вперед.

Открыл рот:

— Теперь молись, ублюдок…

«Черепа» расступились, разумно решив, что им за потасовки с Волками не доплачивали.

Толстяк «всадник» ухмылялся.

Пусть «черепа» перегрызут глотки друг дружке. Человеческая цивилизация не оскудеет.

Уильяме попытался развернуться, но оступился и стал падать. Прежде чем худосочное тело оказалось на полу, взгляд безволосого ушел куда-то в сторону — над плечом приближавшегося Курта, туда, где находился «парадный» вход в камеру пыток. Курт пригляделся — разноцветные радужки синего и темно-карего глаз отразили чей-то высокий, темный силуэт (синий справился с задачей много лучше соседа).

Кто-то, не шевелясь, стоял в проеме.

Волк потянулся к кобуре, но в последнее мгновение отдернул лапы. Зверь еще не развернулся во всю безграничную мощь, не вытеснил из сознания остатки разума. (Курту ежеминутно приходилось опасаться этой угрозы, дабы не сорваться с цепей и не наворочать дел. Разрывать все цепи — недопустимо и глупо. Однако такова природа ярости.) Особенно крепко приходилось держать себя в руках, когда поблизости находился один человек. По иронии судьбы, сей персонаж фокусировал на себе всю ненависть, скопившуюся в Курте к настоящему моменту.

Выпрямившись, Волк обернулся.

Череп входил в помещение, с интересом оглядываясь. Первым (благодаря незавидной позиции) его появление заметил «всадник». Обрюзгшая физиономия вытянулась, как у обреченного, распрощавшегося мгновение назад со всякой надеждой.

— Оставь Джошуа в покое, — сказал Череп. При этом он глядел на «всадника», но все знали, кому адресовалось приказание. — Конечно, если бы я опоздал на какие-то секунды и застал тебя с окровавленными лапами над телом бедолаги, нам осталось бы смириться с утратой и пытаться жить дальше… — Череп, не скрывая сарказма, подмигнул дрожавшему Уильямсу. — Две потери за одно преступление — чересчур большая цена. Тем не менее я не позволю тебе направо и налево истреблять моих людей. В этом случае твоя жизнь стала бы для меня непозволительной блажью.

Череп впервые с начала монолога поглядел Волку в глаза. Взгляд этот был тверд и монолитен, будто кусок гранита. Курту стоило усилий выдержать его, не моргнув.