Женщина кричала до полного изнеможения, прося о помощи, о пощаде, моля Доми. Она скреблась в широкие ворота, и ее ногти оставляли узкие полосы на толстом слое слизи. В конце концов она обессилела и скорчилась на земле, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Вид ее страданий напомнил Раодену о собственной боли, о потерянной жизни за пределами элантрийских ворот.

— Дольше они ждать не станут, — прошептал Галладон. Он крепко сжимал руку принца, не давая тому двинуться вперед.

Женщина с трудом поднялась на ноги; она ошеломленно оглядывалась вокруг и, казалось, не понимала, где находится. Она сделала неуверенный шаг влево, боясь оторвать ладонь от стены, как будто та оставалась последней связью с настоящим миром, а не отделяла от него.

— Вот и все, — произнес Галладон.

— Так просто? — спросил Раоден.

Дьюл кивнул.

— Она сделала хороший выбор. По крайней мере, не самый худший из возможных. Смотри.

В переулке на другом конце площади зашевелились тени. Галладон с принцем плотнее прижались к стене одного из обветшалых домов, окружавших привратную площадь Элантриса. Тени приобрели четкость и оказались группкой мужчин; они приближались к женщине быстрым решительным шагом, постепенно окружая ее. Один протянул руку и отобрал ее корзинку с подношениями. У женщины не осталось сил сопротивляться; она просто осела на землю. Пальцы дьюла впились в плечо принца, когда тот не раздумывая рванулся вперед, желая дать ворам отпор.

— Плохая идея. Коло? — прошипел Галладон. — Прибереги отвагу для себя. Ты чуть не загнулся от одного ушиба; представь, как будешь себя чувствовать, если дубинка разнесет твою отважную голову.

Раоден кивнул и перестал вырываться. Женщину ограбили, но больше опасность ей не грозила. И все равно наблюдать за ней было больно. Уже не юная девушка, а крепкая матрона с фигурой, созданной для материнства и осанкой полноправной хозяйки дома, мать семейства. Сильно очерченное лицо говорило о жизненной мудрости и смелости, и Раоден не решался взглянуть ей в глаза. Если Элантрис сумел сломить такую женщину, то оставалась ли надежда для принца?

— Я говорил тебе, что она сделала правильный выбор, — продолжал Галладон. — Потеряла несколько свертков с едой, но на ней самой ни царапины. А вот стоило ей повернуть направо, как тебе, — там бы ее поджидала сомнительная милость людей Шаора. Прямо по курсу — и ее подношения принадлежали бы Аандену. Левый поворот лучше всего; люди Караты забирают еду, но обычно не обижают новичков. Лучше поголодать, чем прожить несколько лет со сломанной рукой.

— Несколько лет? — Раоден повернулся к темнокожему дьюлу. — Кажется, ты говорил, что раны здесь вообще не заживают.

— Мы можем только предполагать, сюл. Найдешь элантрийца, который доживет до конца вечности и не спятит, — пусть он тебе все подробно разъяснит.

— И сколько люди ухитряются здесь протянуть?

— Год, от силы два.

— Год?!

— Ты думал, что мы бессмертны? Мы не стареем, но это не означает, что мы живем вечно.

— Не знаю. — В голосе Раодена звучало сомнение. — Ты говорил, что мы не можем умереть.

— Правильно, не можем. Но синяки, царапины, сбитые пальцы… Боль накапливается. У всего есть предел.

— Люди кончают жизнь самоубийством? — тихо спросил принц.

— Это невозможно. В основном они валяются в канавах, кричат и стонут. Бедняги руло.

— И сколько ты здесь прожил?

— Несколько месяцев.

Еще одно немыслимое откровение, а мир вокруг Раодена и так трещал по швам. Принц думал, что Галладон прожил в Элантрисе по меньшей мере пару лет. Дьюл говорил о жизни в Эланрисе, как будто город был его домом десятки лет, и он прекрасно ориентировался в гигантском лабиринте улиц.

Раоден перевел взгляд на площадь, но женщина уже пропала неведомо куда. Она могла оказаться кем угодно: горничной во дворце его отца, или компаньонкой богатой купеческой жены, или просто домохозяйкой. Шаод не обращал внимания на статус жертвы; он забирал всех без разбору. И сейчас женщина исчезла, канула в зияющий колодец под названием Эланрис. И он ничем не мог ей помочь!

— И все из-за одного куска хлеба и горсточки вялых овощей, — пробормотал принц.

— Сейчас кусок хлеба кажется чепухой, но подожди несколько дней. Единственная пища, которая сюда попадает, лежит в корзинах новичков. Подожди немного, сюл. Ты тоже узнаешь голод; и надо быть очень сильным человеком, чтобы противиться его зову.

— Но ты же справляешься.

— Не слишком успешно — и я прожил в Элантрисе только несколько месяцев. Я не в силах предсказать, во что голод превратит меня через год.

Раоден фыркнул.

— Ты только дождись, пока истекут мои тридцать дней, а потом можешь оборачиваться кровожадным хищником сколько душе угодно. Мне бы не хотелось обнаружить, что я продешевил с отданным тебе мясом.

После небольшой паузы Галладон рассмеялся.

— Тебя ничем не испугать, да, сюл?

— На самом деле меня пугает практически все, что я здесь вижу. Просто я пытаюсь не поддаваться ужасу, растущему с каждым днем. Стоит мне его осознать, и я полезу прятаться под брусчатку. А теперь расскажи мне про здешние банды.

Галладон пожал плечами и направился внутрь дома, из которого они наблюдали за площадью. Он взял стоявший у стены стул, подозрительно посмотрел его ножки и присел. Стул хрустнул, и дьюл едва успел вскочить, после чего с отвращением зашвырнул стул в угол и уселся на пол.

— Элантрис поделен на три части, сюл: для трех банд. Район старого рынка принадлежит Шаору; ты уже познакомился с его людьми, хотя они были слишком заняты слизыванием грязи с твоих подношений, чтобы представиться, как положено. Дворцом и окрестностями правит Карата — это ее приспешники так вежливо облегчили корзинку той дамы на площади. И последний из главарей — Аанден. Почти все время он проводит в университете.

— Образованный?

— Нет, шустрый малый. Он первым догадался, что многие из старых текстов написаны на тончайшем пергаменте. Вчерашняя классика стала сегодняшним обедом. Коло?

— Идос Доми! — вырвалось у Раодена. — Это ужасно! Старинные свитки Элантриса, которые содержат тысячи текстов! Им же цены нет!

Галладон смотрел на него со страдальческим выражением.

— Сюл, ты хочешь, чтобы я повторил речь о тяготах голода? Какой толк от изысков пера, если от боли в желудке слезы из глаз катятся?

— Это не довод. К тому же двухсотлетний телячий пергамент вряд ли особенно вкусен.

Дьюл передернул плечами.

— Уж всяко получше слизи. Так или иначе, несколько месяцев назад у Аандена, по слухам, закончились свитки. Они пытались варить книги, но ничего не вышло.

— Странно, что они не попытались сварить друг дружку.

— О, они пробовали. К счастью, во время шаода с нами что-то происходит — по всей видимости, плоть мертвецов не слишком приятна на вкус. Коло? Она настолько горька, что никакой желудок ее не удержит.

— Приятно знать, что каннибализм так предусмотрительно выведен из игры, — сухо заметил Раоден.

— Я говорил тебе, сюл. Голод толкает на невообразимые поступки.

— И ты считаешь, что это достаточное оправдание?

Галладон мудро промолчал.

Принц продолжал:

— Ты рассуждаешь о голоде и боли, как будто это силы, которым нельзя противостоять. Если все оправдывать голодом, получается, что стоит убрать привычные удобства — и мы превратимся в животных?

Галладон покачал головой.

— Прости, сюл, но именно так обстоят дела.

— Они должны обстоять по-другому.

Десять лет — не очень долгий срок. Даже при арелонской влажности город не мог обветшать так сильно. Эланрис казался покинутым столетия назад. Дерево гнило, штукатурка и кирпичи рассыпались, даже каменные строения начинали рушиться. И все вокруг покрывала вездесущая бурая слизь.

Раоден наконец приспособился к ходьбе по скользким, щербатым мостовым. Он старался не вымазаться слизью, но без особого успеха. Каждая стена, которой он коснулся, каждый уступ, за который он ухватился, оставляли на нем отметины.

Они с Галладоном шагали по улице, проезжая часть которой была шире любой дороги в Каи. Элантрис был построен с размахом, и, хотя город даже снаружи устрашал своими размерами, только сейчас Раоден начал понимать, насколько он огромен. Они шли уже несколько часов, а дьюл утверждал, что до места назначения еще довольно далеко.

При этом они не торопились. Первое, чему научился Раоден, — в Элантрисе никто не суетился. Все, что делал Галладон, он делал осторожно, точными и размеренными движениями. Малейшая царапина грозила добавить свой голос к песне бесконечной боли; чем осмотрительнее вел себя человек, тем дольше он оставался в своем уме. Так что Раоден следовал за дьюлом и старался подражать его цепкой походке. Стоило принцу в очередной раз заподозрить, что его провожатый чересчур осторожничает, ему было достаточно глянуть на одну из лежащих в канавах и уличных закутках скорченных фигур, и доверие к советам дьюла возвращалось с новой силой.

Галладон называл сломленных болью элантрийцев хоедами. Они теряли разум, и их жизнь продолжалась в муках нескончаемой агонии. Они редко передвигались — видимо, животный инстинкт подсказывал держаться в тени. Большинство страдало тихо, но только немногие хранили полное молчание. Проходя мимо, принц слышал их невнятное бормотание, всхлипывания и стоны. Многие повторяли одни и те же слова, как мантру, которая сопровождала их страдания.

— Доми, Доми, Доми…

— Красив, он был так красив…

— Стоп, стоп, стоп. Пусть она прекратится…

Раоден заставлял себя пропускать слова мимо ушей; при взгляде на эти безликие человеческие обломки у него ныло в груди, как будто боль передавалась ему. Принц боялся, что стоит начать прислушиваться, и он сойдет с ума гораздо раньше, чем нанесет себе серьезное увечье.

Но стоило ему отдаться течению мыслей, они обязательно возвращались к оставленной по ту сторону стен жизни. Продолжат ли его друзья тайные собрания? Смогут ли Киин и Ройэл удержать группировку в своих руках? И что станет с его лучшим другом, Люкелом? Раоден едва успел познакомиться с молодой женой Люкела, а теперь ему никогда не доведется увидеть их первенца.

Сильнее всего его терзали мысли о собственном расстроенном браке. Принц не успел даже как следует познакомиться со своей невестой, хотя много раз разговаривал с ней через сеонов. Раодену очень хотелось надеяться, что она останется такой же остроумной и интересной собеседницей при личной встрече, но, похоже, узнать наверняка ему уже не суждено. Скорее всего, Йадон скрыл от публики превращение сына, объявив того умершим. Теперь у Сарин нет причины плыть в Арелон. Стоит ей услышать о смерти Раодена, она останется в Теоде и найдет себе другого супруга.

«Я бы многое отдал за одну встречу с ней», — сокрушался принц. Но пора положить конец сожалениям. Теперь он Элантриcц.

Раоден вздохнул и принялся рассматривать улицы, по которым они проходили. Трудно было поверить, что когда-то Элантрис считался самым красивым городом Опелона, если не всего мира. Куда ни глянь, все покрывала слизь: результат гниения и разрушения. Но если приглядеться, даже слой грязи не сумел окончательно погубить былое величие; еще можно было различить шпили на крышах, осколки изящных настенных барельефов, торжественные часовни и просторные особняки, колонны и арки. Десять лет назад они сверкали нетронутой белизной и позолотой, освещая магическим светом все вокруг.

Никто не знал, что послужило причиной реода. Дереитские жрецы выдвигали теорию, что элантрийцев покарал бог. До реода элантрийцы сами считались божествами, снисходительно дозволяющими арелонцам исповедовать другие религии. Подобно хозяину, который смотрит сквозь пальцы на собаку, подлизывающую с пола объедки. Красота Элантриса и доступное его жителям могущество удерживали основную массу населения от обращения к Шу-Кесег. Зачем искать неведомых богов, когда под боком живут свои собственные?

Раоден помнил бурю, которая предшествовала падению Элантриса. Земля заходила ходуном, на юге Арелона появился огромный разлом, и вся страна содрогнулась. Одновременно со стихийными разрушениями Элантрис потерял свое могущество. Его жители из блистательных белокурых красавцев превратились в существ с пятнистой кожей и лысыми черепами, похожих на разлагающиеся после ужасной болезни трупы. Город перестал сиять и покрылся мраком.

Всего только десять лет назад — не такой уж большой срок. Десятилетнее запустение не могло раскрошить камень и покрыть его толстым слоем слизи, особенно когда в городе жило так мало людей и большинство из них с трудом передвигалось. Казалось, что сам Элантрис стремится умереть; великий город покончил счеты с жизнью.

— Рыночный квартал Элантриса, — указал Галладон. — Раньше здесь находился один из самых внушительных рынков в мире. Торговцы со всего Опелона приезжали сюда, привозя любую роскошь, какую можно было себе вообразить. Еще здесь продавалось самое ценное элантрийское волшебство. Они не все дарили задаром, коло?

Они взобрались на крышу — судя по всему, не все жители любили купола и шпили, некоторые предпочитали простые плоские крыши, поскольку это давало возможность разбить там сад. Лежащие перед ними, покрытые темной патиной руины ничем не отличались от остальных. Раоден попытался представить, как когда-то улицы украшали разноцветные навесы уличных торговцев, но сейчас единственным напоминанием о тех временах оставались валявшиеся кое-где грязные тряпки.

— Можно подойти поближе? — спросил Раоден. Он наклонился над перилами, пытаясь разглядеть старый рынок.

— Все можно, сюл, — с усмешкой отозвался Галладон. — Только я останусь здесь. Банда Шаора любит погонять новичков — одно из немногих оставшихся им удовольствий.

— Тогда расскажи мне о самом Шаоре.

Галладон пожал плечами.

— В таком месте многие льнут к вожакам, ищут хоть каплю надежности в окружающем хаосе. Как и в любом обществе, сильные берут власть в свои руки. Шаору нравится отдавать приказания, и по каким-то причинам к нему тянутся наиболее разнузданные и бессердечные элантрийцы.

— И ему достается треть подношений, которые поступают с новичками?

— Ну, сам Шаор редко показывается на площади, но ты прав — его шайка получает право на третью часть подношений.

— А почему компромисс? — поинтересовался Раоден. — Если его люди настолько необузданны, как ты говоришь… Что заставляет их придерживаться мирного соглашения с остальными?

— Остальные банды ничуть не меньше Шаоровой, сюл. Люди снаружи беззаботны, им кажется, что они бессмертны. Мы смотрим на вещи практичнее. Невозможно выиграть битву без единого ранения, а здесь даже крохотные царапины могут оказаться более роковыми, чем потеря головы с плеч. Люди Шаора без царя в голове, но отнюдь не полные идиоты. Они вступают в драку, только если на их стороне значительный перевес или их манит роскошный куш. Ты думаешь, что вчерашнего парня отпугнули твои внушительные мускулы?

— Я сам недоумевал, — признался принц.

— Только дай им намек, что ты решил обороняться, сюл, — и они тут же разбегутся, — покачал головой Галладон. — Удовольствие от твоих мучений не стоит риска, что ты сумеешь нанести ответный удар.

Раоден содрогнулся.

— Лучше покажи мне, где обитают остальные шайки.

Как выяснилось, университет граничит с дворцом. Если верить Галладону, Карата и Аанден находились в состоянии вынужденного перемирия, и с обеих сторон выставлялись часовые. Провожатый принца снова затащил его на плоскую крышу, только на этот раз им пришлось карабкаться по шатким ступенькам.

Тем не менее, даже чуть не свалившись с лестницы, когда ступенька треснула у него под ногами, Раодену пришлось признать, что вид того стоит. Элантрийский дворец оказался настолько роскошен, что даже вездесущая гниль не смогла подорвать его великолепия. Пять величественных куполов венчали крылья дворца, а на куполах взмывали ввысь изящные шпили. Только средний сохранился в целости и по по-прежнему гордо подпирал небо: Раодену еще никогда не приходилось видеть сооружения такой высоты.

— Дворец располагается в самом центре Элантриса, — рассказывал Галладон. Он кивком указал на шпиль. — Когда-то на его вершину вела винтовая лестница и оттуда можно было взглянуть на город. Но сейчас я бы не советовал. Коло?

Университет тоже оказался просторным, но менее внушительным комплексом. Он состоял из пяти или шести длинных, плоских зданий и обширного открытого пространства; скорее всего, раньше там располагались сады пли лужайки, но их давно уже съели голодающие жители.

— Карата одновременно наиболее строгая и снисходительная из главарей. — Галладон спокойно рассматривал университет.

Раодена поразил его задумчивый взгляд, казалось, он видит что-то, недоступное глазам принца. Но рокочущий голос дыола продолжал описание, хотя мысли его явно бродили вдалеке:

— Она редко принимает в свою шайку новых членов и очень ревниво оберегает свою территорию. Если ты забредешь на землю Шаора, при желании его люди могут тебя погонять. Но Карата не терпит вторжений. Зато, если ты не станешь ей досаждать, она оставит тебя в покое, а отбирая пищу у новичков, ее люди не наносят им увечий. Ты ее сегодня видел — она всегда забирает подношения лично. Возможно, она считает, что самостоятельно ее подчиненные не справятся.

— Все может быть, — отозвался Раоден. — Что еще ты о ней знаешь?

— Немного. Главари банд, как правило, не имеют привычки проводить вечера за приятной беседой.

— И кто из нас не принимает вещи всерьез? — с улыбкой спросил принц.

— Ты плохо на меня влияешь, сюл. Мертвецы не должны страдать жизнерадостностью. Так или иначе, единственное, что я могу сказать о Карате, — ей не очень нравится Элантрис.

Раоден нахмурился.

— А кому нравится?

— Все мы ненавидим город, сюл, но только немногие осмеливаются бежать. Карату уже три раза ловили в Каи — и всегда в окрестностях королевского дворца. Еще раз, и жрецы сожгут ее на костре.

— И что ей нужно во дворце?

— Она не настолько любезна, чтобы снизойти до объяснений, особенно мне. Многие думают, что она собирается убить короля Йадона.

— Короля? — переспросил принц. — Чего она добьется?

— Мести, беспорядков, кровопролития. Подходящие цели для человека, который уже все равно проклят. Коло?

Раоден нахмурился. Возможно, долгая жизнь под влиянием отца (который очень боялся быть настигнутым наемным убийцей) сделала его несколько бесчувственным, но убийство короля казалось ему недостижимой целью.

— А как насчет последнего главаря?

— Аандена? — Галладон снова повернулся к раскинувшемуся перед ними городу. — Он утверждает, что перед тем, как попасть сюда, носил титул дворянина. Кажется, барона. Он попытался провозгласить себя элантрийским монархом и ужасно разозлился, когда Карата захватила контроль над дворцом. Он держит двор, обещает кормить тех, кто к нему присоединится, — хотя до сих пор они получили только несколько вареных книг, — и строит планы по нападению на Каи.

— Нападение? — вырвалось у Раодена.

— Вряд ли он относится к идее серьезно, — заверил его дьюл. — Но она помогает ему вербовать новичков. Пока он утверждает, что разработал план для освобождения Элантриса, последователи будут тянуться к нему. Еще он очень жесток. Карата нападает только на тех, кто пытается проникнуть во дворец; Аанден славится тем, что вдет на поводу у малейшей прихоти. Я лично считаю его немного спятившим, сюл.

Раоден нахмурился: если этот Аанден действительно был бароном, он должен его знать. Тем не менее имя казалось незнакомым. Либо Аанден солгал о своем благородном происхождении, либо изменил имя после того, как попал в Элантрис.

Принц вернулся к обзору местности между дворцом и университетом, и одна деталь привлекла его внимание. Настолько обыденная, что, только когда она оказалась перед глазами, его поразило, что до сих пор он не видел в Элант-рисе ни одного подобного сооружения.

— Колодец? — удивился Раоден.

Галладон кивнул.

— Единственный в городе.

— Как же так?

— Раньше вода поступала прямо в дома, сюл, — одно из преимуществ магии Эйон Дор. В колодцах не было необходимости.

— Зачем тогда построили этот?

— Кажется, его использовали при религиозных церемониях. Для некоторых ритуалов элантрийцам требовалась только что набранная ключевая вода.

— Значит, под городом действительно протекает река Аредел, — произнес принц.

— Конечно. Куда она денется. Коло?

Раоден задумчиво прищурился, но не стал делиться своими догадками. Рассматривая город, он заметил небольшой шар света, парящий над улицей под ними. Сеон бесцельно колыхался в воздухе, а порой принимался кружить на месте. Он находился слишком далеко, и Раоден не мог разглядеть эйон в центре.

Дьюл заметил, что привлекло интерес Раодена.

— Это сеон. Обычная вещь в городе.

— Значит, то, что о них говорят, — правда?

Галладон кивнул.

— Когда шаод настигает хозяина, сеон сходит с ума. Здесь их немного; они не разговаривают, только летают вокруг.

Раоден отвернулся. Он старался не думать, какая судьба ждет его собственного сеона, Иена. Принц и раньше знал, что шаод не только забирает у сеонов хозяев — он забирает также их разум.

Галладон глянул на небо.

— Собирается дождь.

Принц приподнял вопросительно бровь и перевел взгляд на безоблачное небо.

— Как скажешь.

— Поверь мне. Нам лучше вернуться под крышу, если только ты не жаждешь провести пару дней в мокрой одежде. В городе трудно развести огонь, все деревянное уже прогнило.

— Куда пойдем? Галладон пожал плечами.

— Выбирай любой дом, сюл, они все не заняты.

Предыдущую ночь они тоже провели в заброшенном доме, но только сейчас Раоден догадался спросить:

— А где живешь ты, Галладон?

— В Дюладеле, — немедленно откликнулся Галладон.

— Я имею в виду — сейчас.

Дьюл задумался, с сомнением его разглядывая. Потом передернул плечами и махнул принцу рукой:

— Пошли.

— Книги! — восхищенно воскликнул Раоден.

— Мне не следовало приводить тебя сюда, — проворчал Галладон. — Теперь мне от тебя никогда не избавиться.

Поначалу Раоден решил, что дьюл живет в заброшенном винном погребе, но мнение его быстро переменилось. Воздух в помещении оказался суше и прохладнее, чем снаружи, хотя они явно находились под землей. Противореча собственным рассуждениям об огне, Галладон достал из скрытой ниши лампу и запалил ее при помощи кремня и куска стали. Глазам принца предстало в высшей степени удивительное зрелище.

Помещение походило на рабочий кабинет. На стенах висели полки с книгами, а свободное пространство покрывали эйоны — таинственные символы эйонского языка.

— Как ты разыскал это место? — восторженно спросил Раоден.

— Набрел на него случайно, — небрежно ответил дьюл.

— Сколько книг! — Раоден наугад снял книгу с полки. Обложку покрывала плесень, но текст не пострадал. — Вдруг мы сможем раскрыть секрет эйонов! Ты когда-нибудь мечтал об этом?

— Об эйонах?

— Об элантрийской магии! Говорят, что до реода элантрийцы могли творить волшебство, просто рисуя эйоны.

— Вот так? — спросил Галладон, поднимая руку. Он быстро прочертил по воздуху пальцем — принц узнал эйон Тео, — и в воздухе остался висеть мерцающий белый след.

Глаза Раодена распахнулись, и позабытая книга выпала из рук. Считалось, что только элантрийцы обладают способностью вызывать заключенную в эйонах силу. Также считалось, что с падением города их сила пропала.

Галладон улыбнулся ему; в воздухе между ними продолжал светиться белесый символ.