ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
Палатки торговцев расцвечивали центр Каи яркими пестрыми всполохами. Хратен прохаживался между ними, и его недовольство от пустых улиц и громоздящихся куч не нужных никому товаров росло с каждым шагом. Многие купцы приплыли с Востока, для них приезд на весеннюю ярмарку в Арелоне обошелся недешево; если им не удастся расторговаться, многим уже не оправиться от убытков.
При его приближении купцы в темной фьерденской одежде почтительно склоняли головы. Хратен давно не был на родине — сначала его посылали в Дюладел, теперь вот в Арелон — и успел забыть, что такое должное уважение. Но в опушенных глазах проглядывала нервозность; торговцы готовились к ярмарке месяцами и закупили товары и право на проезд задолго до смерти Йадона. Теперь, когда страну охватило всеобщее смятение, у них не оставалось иного шанса, как попытаться вернуть потраченные средства.
Плащ Хратена развевался на ветру, доспех привычно клацал с каждым шагом. Он обходил рынок, пытаясь обнадежить купцов и внушить им уверенность, которой и сам не чувствовал. Дела обстояли плохо, очень плохо. После разговора во дворце он поспешил связаться через сеона с вирном, но опоздал: тот уже получил послание Телри. К счастью, в ответ на наглость Телри вирн выразил всего лишь легкий гнев.
Время поджимало. Вирн ясно дал понять, что не терпит дураков и уж тем более никогда не удостоит чужестранца званием джьерна. И тем не менее последующая встреча с Телри ничего не дала. Тот вел себя разумнее, чем в тот день, когда выставил Хратена из дворца, но по-прежнему отказывался от денежного вознаграждения. А промедление короля с принятием новой веры ставило в замешательство весь Арелон.
Пустой рынок представлял собой наглядное выражение охватившего знать недоумения. Они уже не знали, что лучше — быть сторонником Дерети или нет, и попросту попрятались по углам. Балы и праздники сошли на нет; люди даже не спешили на ярмарку, ожидая королевского примера. Все зависело от решения Телри.
«Все образуется, — убеждал себя жрец. — До истечения срока еще целый месяц. У меня осталось время, чтобы убеждать, льстить и угрожать. Телри осознает глупость своих требований и сдастся».
Но иногда Хратену казалось, что он стоит над обрывом, искушая судьбу шатким равновесием. Арелонское дворянство не спешило отдать ему свои души, и многие заботились о репутации в обществе больше, чем о духовном спасении. Если он преподнесет вирну Арелон сейчас, то в лучшем случае к империи присоединится страна обращенных против воли еретиков. Оставалось надеяться, что пока Джаддета удовлетворит и поверхностная вера.
Краем глаза Хратен заметил мелькнувшую тень у большой синей палатки с роскошным кантом и похожими на крылья павильонами по бокам. Ветерок доносил от нее запахи специй, дыма и благовоний.
Джьерн нахмурился. Он точно разглядел красную мантию дереитского жреца, тогда как артетам в этот час полагалось медитировать, а не предаваться праздным покупкам. Стремясь выяснить, кто из братьев посмел ослушаться устава, Хратен решительно зашагал к палатке.
Внутри царила темнота, толстый холст совсем не пропускал солнечного света. У одной из стен-полотнищ горел фонарь, но помещение до отказа наполняли ящики, бочки и лари, их замысловатые тени перекрывали друг друга и не давали ничего разглядеть. Хратен постоял с минуту на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. В переплетении теней он не заметил никого, даже хозяина товаров.
Джьерн сделал несколько шагов внутрь, и его захлестнула волна запахов, соблазнительных по отдельности, но неприятных в смешении. Ароматы различных мыл, масел и присыпок не давали свободно вдохнуть. Фонарь у дальней стены палатки освещал кучку пепла, оставшегося от сожженных благовоний. Хратен стянул перчатку доспеха, пропустил мягкий пепел между пальцами.
— Пепелище напоминает тебе остатки твоей власти, Хратен? — раздался голос за спиной.
Джьерн мгновенно развернулся; неожиданный звук застал его врасплох. За ним, в глубине палатки, стояла скрытая тенями фигура в дереитской мантии.
— Что ты здесь делаешь? — Хратен отвернулся от Дилафа, отряхнул ладони от пепла и натянул перчатку.
Тот не ответил. Он стоял в темноте, которая скрывала его лицо, но Хратен чувствовал на себе пристальный взгляд.
— Дилаф? — повторил он, поворачиваясь. — Я задал тебе вопрос.
— Ты потерпел провал, Хратен, — прошептал арелонец. — Идиот Телри играет с тобой как кошка с мышкой. С тобой, джьерном Шу-Дерет. Простые смертные не должны предъявлять требования Фьерденской империи.
Хратен почувствовал, как вспыхнуло от гнева лицо.
— Что ты знаешь об империи? — отрезал он. — Оставь меня, артет.
Дилаф не двинулся с места.
— Должен признать, что ты близко подошел к цели, но дал собственной глупости все испортить.
— Ха! — Джьерн в темноте направился к выходу; жрец по-прежнему не двигался, так что пришлось слегка оттолкнуть его с дороги. — Битва еще не окончена, у меня есть время.
— Разве? — Уголком глаза Хратен увидел, как артет подошел к пеплу и погрузил в него руки. — Успех ускользнул у тебя из-под носа. Перед лицом твоей неудачи моя победа станет еще слаще.
Хратен приостановился, полуобернулся к Дилафу и рассмеялся.
— Победа? Какую победу ты одержал? Какая…
Арелонец улыбался. Неверный свет фонаря бросал на его лицо рваные тени, ясно виднелись лишь растянутые в хищной улыбке губы. Выражение лица Дилафа напомнило джьерну о яростном фанатизме и безграничном тщеславии, которые он заметил в артете сразу по приезде в Арелон, и вопрос оборвался на полуслове. В колыхающемся полумраке Дилаф казался не человеком, а свракиссом, посланным ему на погибель.
Дилаф высыпал из горсти пепел и направился к выходу. Он откинул полог, в палатку хлынул солнечный свет.
— Дилаф? — чуть слышно переспросил Хратен. — Какая победа?