Глава одиннадцатая. ГРИМНИР

С того места, где Песнь Крови привязали к дереву, с трудом различались огни лагеря Ковны, разбитого на задворках сожженной деревни. В разрушенной Долине Эрика догорали пожары, время от времени по всей крепости и за ее пределами пламя набирало силу, тогда хлопья пепла долетали до вершины, осыпаясь ей на голову. Изредка оттуда доносились слабые вскрики, мольбы о помощи, видимо, захватчики замучили еще не всех пленников. Стражники, оставленные охранять вершину холма, переместились по склонам, чтобы лучше видеть, и уже оттуда наблюдали за догорающей деревней.

Конечности воительницы совсем онемели, мускулы нестерпимо ныли, время от времени по ним пробегала непроизвольная дрожь. Ночной воздух становился все холоднее и холоднее, казалось, он насквозь пропах гарью.

Песни Крови, раз за разом теряющей сознание, уже начали мерещиться лица родных и знакомых, счастливые годы, проведенные с Эриком. Затем всплыли почти уже не пугающие картинки прежней казни, как в прошлый раз ее привязали к дереву и оставили подыхать здесь, на вершине лобастого холма. Так вперемежку тянулись воспоминания, то привидится лицо сынишки, то нагрянет злобный оскал Нидхегга, а то всплывут образы царства Мертвых, где она провела долгие годы. Так же бессмысленно, чересполосицей сновали чувства: радость победы над Нидхеггом сменяла напрочь пронзившая сердце мысль, что на этот раз ей не выпутаться. Еще немного, и она совсем ослабнет. Тут и навестило ее воспоминание о нерожденной тогда, в первый раз, дочери… Ее дочери…

— Гутрун, — прошептала Песнь Крови.

Потрескавшиеся, разбитые в кровь губы едва шевельнулись. Она сделала усилие и повторила громче, членораздельнее:

— Гутрун…

— Скоро поднимется луна, — сквозь зубы, не повышая голоса, предупредила Ялна. — Станет светло. Или сейчас, или никогда. Ступай, обрежь путы и освободи ее или…

— Ялна, ход луны в это время года мне известен лучше, чем кому-либо еще на свете. Мы уже столько раз обсуждали наш план. Ты опять начинаешь терять голову? Либо доверяешь мне, либо иди сама, и скоро сама повиснешь радом с Песнью Крови. А то еще хуже, тебя отведут в лагерь к Ковне. Я не сбегу, но и попусту рисковать головой не желаю. Если удача будет на нашей стороне, мы освободим воительницу. Следует подождать, пока в лагере все затихнет. Солдаты перепьются и, конечно, не позабудут о часовых, притащат им фляжечку, другую.

Ялна помолчала, потом яростно зашептала:

— Откуда я могу знать, может, ты решил проваляться в кустах до рассвета, а потом сказать, что уже поздно.

Тирульф в сердцах сжал кулаки:

— Будь ты проклята, женщина! Что у тебя за характер! Ты единственная, кому я позволил вести себя под уздцы, так тебе и этого мало… — Он неожиданно запнулся, упал в траву, пригляделся, рукой поманил Ялну и, когда та пристроилась рядом, едва слышно шепнул ей на ухо:

— Пора. Жди моего сигнала. Дай слово, что не будешь пороть отсебятину и поступишь так, как мы договорились. Хотя слова здесь не помогут, а ну-ка, поклянись именем Фрейи.

— Я буду ждать твоего сигнала. Клянусь!

Тирульф удовлетворенно кивнул, затем неожиданно обнял, привлек к себе девушку и осторожно поцеловал в щеку. Все случилось так быстро, что Ялна не успела догадаться, что было на уме у этого светлобородого высокого мужчины. Ни сопротивляться, ни ругаться не стала — побоялась лишнего шума, только, отстранившись, показала кулак. Тирульф тут же исчез в темноте, девушка даже не успела заметить, в какую сторону он скользнул. Вот тогда она уж и разразилась проклятиями. Тирульф, не столько услышав, сколько догадавшись, каким напутствием проводила его эта девица, усмехнулся и, прибавив шагу, направился в сторону лагеря.

Таинственный наблюдатель ползком добрался до того места, откуда он мог видеть ближайшего часового, стоявшего у подножия холма. Теперь неизвестного вполне могли достать стрелой из арбалета, так что следовало вести себя предельно осторожно. Некоторое время он лежал, присматривался, пытаясь отыскать лазейку между двумя постами. Часовые, в общем-то, не стояли на месте, расхаживали, а то и сходились, передавали друг другу какие-то фляги. Нужно только выбрать удобный момент, когда они повернутся друг к другу спинами. Тогда можно легко проскользнуть за линию оцепления.

Он так и поступил — выбрал удобный момент и бесшумно прополз между двумя стражниками до огромного камня. Здесь передохнул, решил, что повезло, и замер. Ему надо было пробраться наверх, к дереву. Только не спешить, действовать без шума. Он спрятал кинжал, который хотел пустить в ход, если бы его движение было замечено часовыми, взял в правую руку меч, в левую — небольшой овальный щит. Так и двинулся дальше, таясь за камнями.

До Песни Крови как бы издалека, через завесу боли донесся разговор часовых. Она с трудом открыла глаза, сквозь колеблющуюся пелену различила две смутные фигуры. Потом раздался смех, и одна из фигур исчезла. Другая же двинулась в ее сторону. Не иначе как сам Ковна. Пленница невольно потянула за веревки, страх охватил ее. Что он придумал на этот раз?

Фигура остановилась совсем рядом. Нет, это не Ковна. У этого борода светлая, густая, а тот, изверг, почти совсем безбородый и значительно крупнее. Неожиданно мужчина наклонился и шепнул ей на ухо:

— Песнь Крови, я — друг. И пришел помочь тебе.

Воительница не ответила. Этот голос она никогда раньше не слыхала. Да и света маловато, чтобы различить черты лица. Скорее всего, это какая-нибудь новая уловка Ковны, придуманная, чтобы подкинуть ей надежду на спасение, а потом вдоволь нахохотаться.

— Ты слышишь? Ты в сознании? Послушай, я сейчас попытаюсь освободить тебя. Ялна ждет моего сигнала.

— Ялна? Я… решила… что… она… погибла, — язык едва ворочался во рту. Затем речь стала внятней. — Значит, ты знаком с Ялной? Вы тоже захватили ее в плен? Будьте вы прокляты! Передай Ковне, что его хитрость не сработала. Я еще не…

— Говори потише, — прошептал воин. — Ялна жива, живее не бывает. Она ждет моего сигнала.

Песнь Крови уже вполне отчетливо определила, что незнакомец вытащил кинжал и принялся перерезать веревки. Скоро ноги ее освободились. Она попыталась встать на них и едва не потеряла сознание от боли.

Мужчина поддержал ее, попросил помалкивать, даже если будет совсем невтерпеж, не кричать, — затем перерезал путы, притянувшие ее к стволу дерева. Наконец, освободив руки, успел подхватить ее и осторожно положил на землю.

— Ни ног, ни рук не чувствую, — призналась воительница.

Она стиснула зубы и принялась растирать запястья. Незнакомец начал массировать ее ноги и особенно икры. В этот момент у подножия холма показалась группа людей с факелами. Незнакомец замер, ткнув пальцем в ту сторону. Не шевелилась и Песнь Крови.

— Дай мне меч, — яростно прошептала она, — или кинжал. Какое-нибудь оружие! Ковна возвращается.

Тирульф разразился проклятиями.

— Что ему здесь делать? Мы следили за вершиной и решили, что ты здесь одна. Стража выставлена по периметру вокруг вершины. Рассчитывали успеть до рассвета.

— Дай кинжал! — уже громче потребовала воительница.

Она сама потянулась к рукояти, нетвердыми пальцами вытащила оружие.

Тирульф вновь выругался. Он отчаянно искал выход. Ковна и его люди были уже совсем близко от подножия, еще немного, и они увидят, что Песни Крови нет на дереве. «Так, их семеро, включая Ковну. Возможно, мне удастся что-то предпринять, если я сумею ошеломить их? Все равно, их слишком много. Женщина не помощница, она совсем ослабела. А что, если?..» — рассуждал про себя Тирульф.

— Спрячь кинжал, — приказал он. — Вернись к дереву.

Воительница сразу догадалась, попыталась встать. Кое-как ей это удалось, и она, напрягая волю, заковыляла к дереву. Там приняла позу распятой. Сам же Тирульф забежал за дерево, подпрыгнул, ухватился за сук и влез на ясень.

«Видимо, кто-то из часовых рассмотрел меня в темноте», — подумалось воину.

Неожиданно снизу послышался окрик Ковны:

— Тирульф!

Тирульф, одним махом выдав все проклятия, какие знал, глянул вниз. Песнь Крови стояла в прежнем положении, с поднятыми руками, расставив ноги, кинжал она спрятала за скрещенными кистями.

«Что ж, если это не сработает, — прикинул Тирульф, — если начнется заварушка, Ялна бросится в бой. Что толку, ведь если возникнет шум, у нас нет шансов. Выходит, спас-то я Песнь Крови только на несколько минут. Боги, как вы жестоки! Хуже всего, что девчонка решит, будто это все было подстроено и перво-наперво бросится на меня!»

Ковна взобрался на вершину и остановился в нескольких шагах от Песни Крови. В тусклом свете факелов ясно различалось, что никакие путы больше не сковывали ее тело. Ковна на мгновение испытал шок, в глазах прорезался нескрываемый ужас, однако уже в следующий миг он взревел:

— Предатель! Ищите Тирульфа! Он освободил ее.

Четверо солдат по разным направлениям бросились вниз.

Между тем глаза Песни Крови были закрыты. Тлела надежда, что генерал клюнет на приманку и подойдет поближе. Однако теперь таиться уже не было смысла. Она посмотрела на генерала чистым, пронзительным и незамутненным страданием взглядом. Эта ясность придала ей новые силы. Да и руки начали оживать, не до конца, правда, но просто так она теперь этим негодяям не достанется. Только бы добраться до горла Ковны, до того места, где между кольчугой и бармицей существует зазор. Тогда и воткнуть ему кинжал в горло.

— Его здесь нет, — крикнул один из сопровождавших Ковну солдат, с факелами в руках обегавших окрестности.

Сверху, с дерева метнулась неясная тень, и что-то обрушилось на Ковну. В момент броска Тирульф ударил его рукоятью меча по голове. Генерал рухнул на землю. Тирульф перекатился и вскочил на ноги. В руке он сжимал меч. На ходу пронзил живот одному из охранников Ковны, тот так и понять не успел, с какой стороны надвинулась смерть, рубанул по ноге другого. Между тем Ковна уже вскочил и, выхватив меч, бросился на Тирульфа. Тот едва сумел отбить мощный удар.

Песнь Крови бросилась на помощь Тирульфу. На ходу отбросила кинжал, схватила меч, выпавший из руки умиравшего, пытавшегося собрать свои внутренности солдата. Принялась ругать всех и вся, особенно пальцы, до сих пор неуклюже-омертвелые, совсем не так крепко, как следует, сжимавшие рукоять. Пришлось схватить рукоять обеими руками. Песнь Крови с размаху ударила Ковну по шее, пока тот был отвлечен на борьбу с Тирульфом. Однако удар вышел слабым, да еще плашмя, так что единственное, что ей удалось, это сбить с головы генерала стальной шлем.

Ковна неожиданно пошатнулся и грузно опустился на землю.

Тирульф и Песнь Крови сразу бросились к нему, намереваясь добить врага, однако другие стражники, подоспевшие к месту схватки, преградили им путь. Бой закипел с новой силой.

Тирульф рассек противнику горло, затем успел подставить клинок и отбить обрушившийся на него удар.

Песнь Крови с трудом отбивала удар за ударом. Не было в руках и ногах прежней силы, прежней ловкости. Только одно осознавала воительница, что на этот раз живой они ее не возьмут. Она сама заколет себя, на это сил и не требуется, а пока еще поборется, повоюет. Прежняя жажда боя, странное опьяняющее веселье все сильнее переполняли ее. Это состояние она испытывала всегда, в любом сражении, в любом поединке. Может, поэтому и славилась непобедимостью. Каждое боевое столкновение заставляло вскипать кровь, наполняло неугасимой жаждой жизни и, конечно, желанием победы. Если бы тело слушалось ее так, как раньше. Это пустяки, главное — им больше никогда не суметь взять ее живой.

Вот если бы противников было поменьше. К тому моменту снизу прибежала стража, выставленная по окружности холма. Примчались и другие, находившиеся поблизости. Эти были уже совсем пьяные, растерянные и неповоротливые, их только резать и резать, как скотину. Скоро появятся те, что из лагеря, вот тогда и поставим окончательную точку. Благо, что им еще бежать и бежать, и вряд ли там найдется много храбрецов, еще способных держать в руках оружие.

В следующее мгновение кто-то захватил ее свободную руку, пытаясь заломить за спину. Она ударила ногой, затем повалилась на землю. Тут же у нее вырвали меч, руки пронзила нестерпимая боль. В этот момент на вершине раздался негромкий боевой клич. Тут же густая струя теплой человеческой крови хлынула на спину Песни Крови. Она почувствовала, что руки вновь освобождены.

— За Песнь Крови и свободу! — подбегая к дереву, выкрикнул кто-то еще раз, вполголоса.

Это была Ялна. Вне себя от ярости, она так быстро работала мечом, что уже после нескольких ударов стражников, собравшихся у дерева, буквально вымело с вершины. В свете факелов ее меч поблескивал, словно молния. Уже несколько человек лежали при последнем издыхании, один из них в последнем усилии пытался отыскать свою отрубленную руку.

Песнь Крови вскочила, нашла меч и вдруг с радостью почувствовала, что это последнее испытание пошло ей на пользу. Когда ее повалили на землю и попытались связать, страх окончательно разбудил тело. Теперь она уже вполне отчетливо видела противника, рубила точно, попадала в то место, куда целилась, легче отбивала удары и побеждала противников не за счет силы, а ловко перемещаясь по полю боя.

Другое тревожило — врагов становилось все больше и больше.

— К дереву! — закричала она.

Тут же, уходя от удара, пригнулась, нырнула вбок, ударила подвернувшегося солдата в зад, тот страшно закричал. Воительница выдернула лезвие.

Оглянулась. До дерева не добраться. Они втроем — Тирульф, Песнь Крови и Ялна — встали спинами друг к другу, так, защищая друг друга, по команде воительницы и начали пробиваться к дереву. Добравшись, прислонились спинами к стволу, теперь сзади не надо ждать нападения. Между тем Песнь Крови почувствовала, что прежнее умение полностью вернулось к ней. Силенок, правда, не хватало, однако взять их живыми на такой позиции врагам не удастся. Прежнее разудалое веселье охватило ее. Что из того, что борьба почти безнадежна! Что из того, что рано или поздно враги одолеют. Это пустяки. Больше она не допустит промашки!

Внезапно снизу послышался клич, напоминающий рев дикого зверя. Этот оглушительный вопль разом перекрыл звон оружия, проклятия, последние стоны умирающих. Следом со стороны лагеря донеслись душераздирающие вопли. Все было настолько неожиданно и ошеломляюще, что у солдат Ковны кровь на миг застыла в жилах. Они не могли понять, что происходит в лагере? И что за неведомый враг нагнал страху на их товарищей?

Эти крики росли, приближались к вершине. Вдруг огромного роста воин, на голову выше любого из воинства Ковны, вбежал на холм. Стоило ему взмахнуть мечом, как враги снопами валились по обе стороны.

— Гримнир! — воскликнула Песнь Крови. — Это — Гримнир! Прорываемся к нему, — приказала она и первой бросилась на толпу солдат.

Те растерянно расступились, образовав коридор, по которому Песнь Крови, Тирульф и Ялна побежали к рыжебородому, одетому в кольчугу великану.

— Я придержу их, — ободрил друзей Гримнир, когда они наконец добрались до него. — Бегите в лес.

Песнь Крови будто не слышала и продолжала наносить удары.

— Бегите, будьте вы прокляты! Найди моего коня. Я пока разберусь с этой пьяной сволочью.

Песнь Крови некоторое время продолжала сражаться, успела сразить еще одного напавшего на нее солдата. Потом она выкрикнула:

— Ялна, за мной!

Женщины несколькими ударами разделались с теми, кто преграждал им путь к опушке леса, и бросились вперед. Скоро они исчезли в темноте.

— Кровавое Копыто! — позвала Песнь Крови.

Так звали боевого коня Гримнира. Спустя несколько мгновений послышался конский топот, и огромный, подстать хозяину, жеребец примчался на ее зов. «Великая Фрейя, — взмолилась воительница, — направь жеребца, подскажи, что хозяину грозит опасность».

Между тем Гримнир и Тирульф, стоя спина к спине, продолжали отражать удары врагов. Тирульфа ранили, кто-то из его бывших ратников сумел полоснуть его мечом по ноге. Хорошо, что рана оказалась неглубокой, и кровь уже успела запечься. Хуже, что нога чем дальше, тем отчетливее начинала неметь. Гримниру было проще, этот гигант ударом укладывал сразу двоих. Его длинный, тяжелый боевой топор с двумя массивными лезвиями крушил все подряд — щиты, клинки, шлемы, головы, грудные клетки, руки, ноги. К нему уже подбирались с опаской, ждали лучников. У Тирульфа даже мелькнула мысль, что он видит перед собой берсерка. До сих пор ему не доводилось наблюдать в бою этих исступленных жаждой крови воинов. Зрелище впечатляло. Тирульф решил, что с подобным храбрецом и стрелы ничего поделать не смогут. Они просто станут отскакивать от его широкой груди.

Когда несколько человек из подручных Ковны бросились в лес, чтобы догнать Песнь Крови и Ялну, рыжебородый великан в момент догнал их и буквально разделал на части, причем руки, ноги отлетели настолько далеко, что это послужило убедительным уроком для всех остальных. Тирульф был опытный воин и сразу сообразил, что чем ближе он будет держаться к рыжебородому, тем больше шансов уцелеть в этой кровавой круговерти. Так, шаг за шагом два воина отступали к опушке леса, старались держаться спина к спине. В тот момент, когда кто-то из нападавших наконец приволок арбалет, из лесу донесся нараставший громоподобный топот.

Тирульф обернулся, увидел Песнь Крови, восседавшую на исполинском черном жеребце, в руке воительницы блистало лезвие меча.

Могучий конь, словно соломинки, крушил и топтал людей Ковны. Тех, кто успевал отскочить, доставал меч Песни Крови. Он то и дело взлетал над ее головой и тут же со свистом рушился вниз. Солдаты принялись разбегаться, их вопли резко остудили пыл тех, кто под командой сотника Стирки спешил им на помощь из лагеря.

Гримнир, увидев эту картину, улыбнулся.

— Теперь ваша очередь отступать! — крикнула Песнь Крови.

Воины не стали долго ждать и бросились к спасительной опушке. Как только они нырнули во тьму, воительница развернула жеребца и помчалась за ними. При этом она тоже засмеялась.