...командир особого подразделения. Всей особости – умение командира ходить сквозь стены, приказывать так, что нельзя не подчиниться, да своеобразная биохимия. А в подразделении пять человек: сам командир, техник, связист, медик и... священник. Священник нужен, потому что на командира иногда «находит».

Вот как сейчас, например.

В шлемофоне зашептал голос медика:

– Мастиф, тебе нужна передышка. Обойдемся мантрами или пусть подключается Кристо?

– Обойдемся, – решил Мастиф, присаживаясь у стены, – читай свои мантры, Илясик.

Он прикрыл глаза, продолжая, впрочем, внимательнейшим образом сканировать пространство вокруг, а Иляс монотонно забормотал на привычно непонятной тарабарщине.

«Понимать тебе и не обязательно, – сказал он однажды, когда Мастиф попросил растолковать, о чем же говорится в нескольких вразнобой повторяющихся строчках, – я врач, мне виднее. Главное, чтобы работало».

Работало.

И Мастиф однозначно предпочитал заклинания медика молитвам отца Кристиана. От молитв неудержимо клонило в сон. Желание убивать проходило, но вместе с ним пропадала всякая охота делать еще хоть что-нибудь.

– Ты бы подумал о чем-нибудь, – попросил Иляс, – не сосредоточивайся на мантрах.

Да. Сосредоточиваясь, Мастиф начинал сопротивляться, и штатный колдун, проходивший в документах под обозначением «медик», не мог преодолеть это сопротивление. Да и кто бы смог?

В Семье у каждого была какая-нибудь особая способность. Дед вот начал сосать кровь еще при жизни и умел насылать чуму и мор на города и армии. Сейчас времена изменились, и от нынешних болезней старик шипит и плюется, но тем не менее, если приспичит, разберется и с ними. Отчим, убежденный вегетарианец, не имеет дела с людьми, зато повелевает стихиями, и для него не составляет труда учинить что угодно – от грибного дождичка до двенадцатибалльного землетрясения. Младший брат, убитый Готом, творил чудеса с животными и разного рода механизмами. А Мастиф, или, официально, полковник Невилл Гюнхельд, хоть и не принадлежал к Семье по крови, тоже кое-что умел. Сквозь стены вот ходил. Жаль, с собой никого взять не мог. Никого живого. Все-таки вдвоем было бы легче. Рассыпаться на молекулы с тем, чтобы собраться снова по ту сторону препятствия, совсем несложно, куда сложнее подчинить себе целую группу людей, особенно религиозных фанатиков. После каждой подобной вылазки нужен долгий отдых. Настоящий отдых, а не заклинания и молитвы.

Чтобы не вспоминать о заклинаниях и не мешать Илясу работать, он вспомнил о молитвах. О первом вечере в замке отчима. В настоящем волшебном замке. Десятилетний Невилл впервые тогда столкнулся с магией и, переполненный впечатлениями, уставший от любопытства и восторга, отправился спать на закате. Он преклонил колени возле своей кровати, намереваясь поблагодарить Бога за все чудеса, уже случившиеся и еще предстоящие, и помолиться за отца, чтобы он не скучал по нему и по маме там, на Небе, а мама вошла в спальню и сказала:

– Не надо, сыночек. Не вспоминай Господа на закате и на рассвете. Здесь... здесь это не принято.

– Ну как? – поинтересовался Иляс, – лучше?

– Да. Спасибо.

Стало и в самом деле полегче. Чтобы сбросить остатки агрессии, Мастиф саданул кулаком по стене. Потом шагнул в ту же стену и вышел за спинами очередной четверки Провозвестников.

– Не двигаться...