... Золотая жила? Первое, что почувствовал Мастиф, выбравшись на поверхность, – это необыкновенно чистый, какой-то очень вкусный воздух. Он дышал и не мог надышаться, и с каждым вздохом словно искры бежали по жилам. Улыбнувшись, Мастиф развел руки и даже не удивился вспыхнувшей между ладоней вольтовой дуге.

Вот это, наверное, и имел в виду отчим, когда говорил о «вхождении в силу».

И никак не подумал полковник, хотя должен был бы, зная своих людей, что зависть во взгляде Иляса Фортуны была кристально-черной, не замутненной доброжелательностью.

Потом, позже, проведя соответствующую разведку, удалось выяснить, что черпать силу можно далеко не везде. Ее потоки огибали все сохранившееся после «прыжка» строения, а мегаполис на юге оказался и вовсе мертвым. Примерно тогда же поняли, что двигатель вырвал из естественного пространства огромный кусок суши. Почти миллион квадратных километров, окаймленный с севера неведомо откуда взявшимся горным хребтом, а с востока, запада и юга – непроходимыми болотами. И за горами, и за болотами не было тогда ничего. Большой мир – первый из Больших миров, с которым довелось столкнуться, проявился не сразу. А первое, и самое неожиданное открытие было сделано, когда в развернутый Красным Крестом лагерь стали поступать пострадавшие. Одна из спасательных машин явилась в сопровождении эскорта всадников, выглядевших так, словно они копировали костюмы из исторического фильма. Спрыгнув с коней, неожиданные гости вошли в лагерь, внимательно разглядывая технику, солдат, палатки с алыми крестами. Комендант вышел им навстречу, про себя ругательски ругая сумасшедших, устроивших костюмированные игры в районе, подлежавшем эвакуации. И не случись рядом полковника Гюнхельда, он не понял бы даже языка, на котором говорили приезжие. Одно слово, впрочем, было ясно и без перевода.

– Тамплиеры? – спросил незнакомец, для верности указывая пальцем на одну из палаток. И, не дожидаясь ответа, добавил:

– Нам нужна ваша помощь, святые братья...