Глава 40. ОХОТНИК НА ТРОЛЛОКОВ
С листьев омытых прошедшим рано утром дождем яблонь еще капала вода. Пурпурный зяблик прыгал среди ветвей, сгибавшихся под тяжестью сочных плодов, которые в этом году некому будет собирать. Солнце стояло высоко, но небо было затянуто плотными серыми облаками. Сидя на корточках, Перрин почти бессознательно проверил тетиву — в сырую погоду туго перевитые вощеные шнуры ослабевали. Гроза, вызванная Верин, чтобы помочь им укрыться от преследования, даже саму ее удивила своей мощью, а за прошедшие с той поры шесть дней проливные дожди шли еще трижды. Да, кажется, прошло шесть дней. Впрочем, с той ночи Перрин не следил за временем, отдавшись захватившему его потоку событий. Топор упирался ему в бок, но юноша этого не замечал.
Низенькие, поросшие травой холмики отмечали места упокоения погребенных здесь многих поколений Айбара.
Самые старые, трехсотлетней давности, время почти сровняло с землей. Надписи и даты на возвышавшихся над ними резных деревянных памятниках были почти неразличимы. Но он смотрел на свежие, осевшие из-за сильных дождей, но еще не успевшие зарасти травой насыпи. Никогда за три столетия эта земля не принимала стольких Айбара сразу. Длинный ряд могильных холмиков. Рядом со старой могилой дяди Карлина — четырнадцать свежих. Вся его семья: отец, мать, дядюшки и тетушки, племянники, Адора, Диселле и маленький Пэт… Перрин на ощупь пересчитал стрелы в колчане. Семнадцать. Слишком много стрел повреждено, в порядке лишь стальные наконечники. Делать новые некогда — в Эмондовом Лугу он разживется стрелами у Буэла Доутри. Тот мастерит их на славу, пожалуй, даже лучше, чем Тэм.
Уловив за спиной легкий шорох, Перрин принюхался и, не оборачиваясь, спросил:
— В чем дело, Даниил?
— Приехала леди, — ответил Даниил Левин с удивлением в голосе. Он, как и все его товарищи, никак не мог привыкнуть к тому, что Перрин без труда узнает каждого из них в кромешной тьме. Самого Перрина уже перестало волновать, кто и что находит в нем странным. Перрин хмуро оглянулся. Даниил, видно, еще больше отощал. Да, фермерам трудно кормить разом такую ораву, и пока шла охота, с едой было то густо, то пусто. Чаще пусто.
— Что еще за леди? — не понял он.
— Леди Фэйли. И лорд Люк. Они приехали из Эмондова Луга.
Перрин легко поднялся и размашисто, так что Даниилу было трудно за ним поспевать, зашагал вперед. Он старался не глядеть на обугленные балки и закопченные печные трубы — все, что осталось от родного дома. Зато к росшим вокруг деревьям он присматривался внимательно. Хоть ферма и находилась неподалеку от Мокрого Леса, ее окружали могучие дубы, тсуги, лавры и ясени. Густая листва прекрасно укрывала стоявших в дозоре парней, да и неброские фермерские куртки тому способствовали. Даже Перрин не сразу приметил своих караульных.
Но потом с ними все одно придется серьезно потолковать, подумал он, сказано же было следить за тем, чтобы никто, а значит, и Фэйли, и этот Люк, не мог приблизиться незамеченным.
Лагерь был разбит в рощице, где Перрин частенько играл мальчишкой. Натянутые между деревьями одеяла образовывали укрытия от дождя и ветра, близ которых горели маленькие походные костры. И здесь с ветвей до сих пор капала вода. Из полусотни присоединившихся к Перрину двуреченцев большинство обросли щетиной. Кое-кто отращивал бородку в подражание своему вожаку, остальные же попросту находили бритье без горячей воды не слишком приятным. Все эти молодцы были неплохими охотниками и стрелками — остальных Перрин отослал по домам, — но они не привыкли ночевать по чащобам и буеракам. Впрочем, дело, которым они занимались нынче, было еще менее привычным.
Сейчас эти новоявленные герои столпились вокруг Фэйли и Люка, причем только четверо или пятеро держали в руках луки. Остальные луки и колчаны валялись на земле вперемешку с одеялами.
Лорд Люк, самая поза которого являла собой высокомерие, облаченный в красный кафтан, небрежно поигрывал поводьями рослого вороного жеребца. Его холодные голубые глаза скользили по окружающим, будто не замечая их. Даже запах от него, как отметил Перрин, исходил особый, не такой, как от других, холодный, отчужденный, даже какой-то нечеловеческий.
Фэйли с улыбкой поспешила навстречу Перрину. Ее узкие шелковые юбки шуршали в такт шагам. От нее слегка пахло сладким травяным мылом — и ею самой.
— Мастер Лухан сказал, что тебя можно найти здесь. Он хотел спросить, зачем она, собственно, сюда заявилась, но неожиданно для себя обнаружил, что обнимает ее и, касаясь губами шелковистых волос, шепчет:
— Как хорошо, что ты приехала. Я скучал по тебе. Она слегка отстранила юношу и взглянула на него:
— Ты выглядишь усталым.
Перрин пропустил это мимо ушей. Думать об усталости было некогда.
— Ты благополучно доставила всех в Эмондов Луг?
— Да. Они разместились в «Винном Ручье». — Неожиданно в глазах девушки зажегся веселый огонек. — Мастер ал'Вир раскопал где-то старую алебарду и теперь говорит, что, если Белоплащники попытаются добраться до его гостей, им сперва придется иметь дело с ним. Сейчас все собрались в деревне: и Верин, и Аланна, и их Стражи, хотя эти, конечно же, скрывают, кто они такие. И Лойал там — вот уж на кого весь местный люд надивиться не может. Еще больше, чем на Байн и Чиад. — Фэйли озабоченно нахмурилась. — Да, и вот еще что. Лойал просил передать, что Аланна дважды куда-то исчезала, ни слова не сказав, причем один раз без Стража. Айвон даже удивился, когда она запропастилась. И Лойал наказал мне никому, кроме тебя, об этом не говорить. — Фэйли всмотрелась в его лицо:
— Перрин, что это значит?
— Может, и ничего. Но скорее всего, то, что я едва ли могу ей доверять. Верин предупреждала меня об этом, но вот вопрос — можно ли доверять самой Верин? Ты говоришь, Байн и Чиад сейчас в Эмондовом Лугу? Значит, он, — Перрин кивнул в сторону Люка, — о них знает?
Несколько парней несмело расспрашивали о чем-то лорда, который отвечал им со снисходительной улыбкой.
— Они здесь, — помолчав, ответила Фэйли. — Пришли с нами и сейчас ведут разведку возле твоего лагеря. Сдается мне, они не слишком высокого мнения о твоих караульных. Перрин, а почему ты не хочешь, чтобы Люк знал об айильцах?
— Фэйли, мне довелось разговаривать с людьми, чьи усадьбы выгорели дотла. — Люк стоял поодаль и слышать не мог, но Перрин все равно старался говорить тихо. — Так вот, я выяснил, что, если считать с фермой Фланна Левина, Люк побывал на пяти хуторах как раз перед тем, как туда наведались троллоки, в тот же день или накануне.
— Перрин, возможно, в известном смысле этот человек просто напыщенный болван — я сама слышала, как он намекал, что претендует на трон в одной из Пограничных Земель, хотя и говорил, что сам из Муранди, — но не думаешь же ты, что он и вправду Приспешник Темного? В Эмондовом Лугу он давал недурные советы. А там сейчас и вправду все собрались, все и отовсюду. — Она задумчиво покачала темноволосой головкой. — Сотни и сотни людей явились туда с семьями, скарбом и скотиной. Приходили и с севера, и с юга — со всех сторон. Все только и толкуют о предостережениях Перрина Златоокого. Твои земляки готовятся к обороне, и Люк помогает им советами. В последние дни он поспевает повсюду!
— Перрина какого?! — ахнул юноша и, поморщившись, махнул рукой и поспешил переменить тему:
— Ты говоришь, с юга? Но ведь я не забирался на юг дальше того места, где мы сейчас. И не говорил ни с одним фермером, живущим больше чем на милю южнее Винной Реки.
Фэйли со смехом дернула его за бородку:
— Так ведь слухами земля полнится, славный мой полководец. Думаю, добрая половина твоих земляков полагает, что ты соберешь из них войско и погонишь троллоков обратно в Великое Запустение. Вот увидишь, через тысячу лет в Двуречье будут рассказывать предания о Перрине Златооком, знаменитом охотнике на троллоков. — О Свет, — пробормотал юноша.
Охотник на троллоков. По правде сказать, он еще маловато сделал, чтобы заслужить такое прозвище. Через два дня после освобождения госпожи Лухан и через день после того, как Верин и Томас поехали своей дорогой, Перрин и его спутники — пятнадцать двуреченских парней — наткнулись на еще дымившиеся руины фермерского дома. Предав земле останки его обитателей — то, что удалось отыскать в золе, — они двинулись на поиски нападавших. С навыками Гаула и чутьем Перрина выследить троллоков было нетрудно — зловоние еще висело в воздухе. Поняв, что Перрин всерьез задумал охотиться на троллоков, некоторые из двуреченских молодцов заколебались. Сам Перрин подозревал, что, если погоня продлится достаточно долго, большая часть его отряда втихомолку разбежится по домам, но всего через три мили след вывел к привалу троллоков. Отродья Тени не позаботились выставить дозорных, ибо с этой ленивой шайкой не было Мурддраала, а двуреченские охотники умеют подбираться к добыче бесшумно. Полегло тридцать два троллока, причем многие были пронзены стрелами прямо в своих вонючих одеялах, даже не успев понять, что происходит, не успев завыть, не говоря уже о том, чтобы схватиться за меч или топор.
Даниил, Бан и другие парни собирались весело отпраздновать свою великую победу, пока один из них не заглянул в стоявший на золе костра громадный железный котел. Большинство тут же бросилось за деревья — их выворачивало наизнанку. Многие рыдали, не стыдясь своих слез. Перрин собственноручно вырыл одну могилу и похоронил останки. Кому они принадлежали, установить было невозможно. Сам он чувствовал себя ничуть не лучше остальных, его мутило, а желудок стянуло узлом.
На следующий день, когда был взят еще один зловонный след, никто не колебался, хотя кое-кто и поворчал. Вскоре Гаул обнаружил отпечатки копыт и сапог, слишком больших для человека. Заросли на опушке Мокрого Леса скрывали сорок одного троллока и одного Исчезающего. На сей раз караул был выставлен, хотя большинство часовых храпели на постах. Впрочем, им вряд ли помогло бы и неусыпное бдение. Тех, кто не спал, прикончил тенью скользивший между деревьями Гаул, а потом навалились двуреченцы. Отряд Перрина вырос уже до тридцати человек, и все они, особенно те, кто видел остатки троллочьего пиршества, сражались как бешеные. Их яростные крики не уступали диким завываниям троллоков. Последним расстался с жизнью утыканный стрелами, словно дикобраз иглами, Мурддраал. Даже когда он наконец затих, никто не решился вытащить свои стрелы из его тела.
В тот вечер во второй раз хлынул дождь. Сверкали молнии, небо заволокло черными тучами, и несколько часов подряд хлестал неистовый ливень. С тех пор Перрину не удавалось учуять троллоков — дождь смыл все следы. Большую часть времени его отряд прятался от Белоплащников. Встречавшиеся фермеры говорили, что патрули стали многочисленнее, чем прежде, и интересуются они не столько троллоками, сколько бежавшими пленниками и теми, кто помог им скрыться.
Сейчас вокруг Люка собралось немало народу. Его голова, увенчанная шапкой золотисто-рыжих волос, возвышалась над темными макушками двуреченцев. Говорил в основном он, а они почтительно слушали и кивали.
— Надо и мне послушать, о чем он там распинается, — буркнул Перрин.
Толпа расступилась, давая им с Фэйли дорогу.
— …так что теперь в Эмондовом Лугу совершенно безопасно, — услышал Перрин, подойдя поближе. — Там собралось столько народу, что едва ли кто-нибудь решится напасть на деревню. Признаться, когда есть возможность, я предпочитаю ночевать под крышей. А как славно угощает гостей госпожа ал'Вир. Хлеб у нее — лучше не найдете. Что может быть лучше, чем отведать свежеиспеченного хлеба со свежевзбитым маслом да запить все это кубком доброго вина или прекрасного темного эля, какой варит мастер ал'Вир!
— Перрин, — промолвил Кенли Ахан, почесывая тыльной стороной перепачканной ладони свой покрасневший нос, — лорд Люк говорит, что всем нам надо идти в Эмондов Луг. Кенли был не единственным, кому хотелось бы умываться чаще, и не его одного одолевала простуда.
Люк улыбнулся Перрину, как улыбнулся бы, завидев пса, от которого только и жди какой-нибудь выходки:
— В деревне действительно безопасно, но сильное подкрепление еще никому не мешало.
— Мы охотимся на троллоков, — сухо отозвался Перрин. — Пока еще далеко не все покинули свои фермы, и каждая найденная и истребленная нами стая — это уцелевшие дома и спасенные люди.
Вил ал'Син хрипло рассмеялся. Вид у него был далеко не привлекательный: нос распух и покраснел, щеки покрывала пегая шестидневная щетина.
— Дни идут, а троллоков ни слуху ни духу. Посуди здраво, Перрин. Может, мы их всех уже перебили? Послышался одобрительный гул.
— Я не хочу сеять рознь, — миролюбиво заметил Люк. — Несомненно, вы одержали немало славных побед, а обо всех ваших подвигах я, наверное, еще не знаю. Надо полагать, вы истребили не одну сотню троллоков, а скорее всего, и вовсе прогнали их из этих краев. Ручаюсь, в Эмондовом Лугу вас встретят как героев. То же ожидает и жителей других деревень. Есть здесь кто-нибудь из Сторожевого Холма? Или из Дивен Райд?
Вил кивнул, и Люк приятельски похлопал его по плечу:
— Встретят как героя, можешь не сомневаться.
— Кто хочет вернуться домой, может уходить, — холодно произнес Перрин.
Фэйли бросила на него предостерегающий взгляд: по ее мнению, полководцу следовало вести себя иначе. Но Перрин не хотел, чтобы кто-то оставался с ним против воли. И кроме того, он не хотел быть полководцем.
— Сам я, правда, не думаю, что дело сделано, но решать вам.
Никто не заявил, что уходит, хотя Вил, кажется, очень этого хотел. Уставившись в землю, парни неловко переминались с ноги на ногу, вороша прошлогодние листья.
— И раз уж троллоков, чтобы на них охотиться, здесь не осталось, — небрежно заметил Люк, — самое время вспомнить о Белоплащниках. Они не в восторге от того, что двуреченцы решили сами себя защищать, и, насколько я знаю, намереваются кое-кого из вас повесить. Они не любят, когда у них из-под носа уводят пленников. Молодые люди тревожно переглянулись. И именно в этот момент вперед протолкался Гаул, а за ним Байн и Чиад. Впрочем, особо проталкиваться не пришлось — перед ними все расступались. Люк воспринял появление айильцев без восторга, да и Гаул взглянул на него не слишком приветливо. Зато у Вила, Даниила и многих других посветлели лица — они искренне верили, что в лесах скрываются сотни айильских воинов. Никто даже не задумывался, чего ради им прятаться, а Перрин помалкивал, но слухов не опровергал. Если люди считают, что в трудную минуту им на помощь придет сотня-другая айильцев, и это придает им храбрости, тем лучше.
— Нашел что-нибудь? — нетерпеливо спросил Перрин. Гаул отправился на разведку позавчера — в лесу он двигался гораздо быстрее любого всадника и увидеть мог гораздо больше.
— Троллоков, — ответил Гаул с таким видом, будто речь шла об отаре овец. — Они движутся на юг через этот лес, так справедливо называемый Мокрым. Их не больше тридцати, и, как мне кажется, они собираются стать лагерем на опушке, а ночью отправиться в набег. К югу отсюда еще немало людей, не пожелавших бросать насиженные места. — Неожиданно он по-волчьи хищно ухмыльнулся:
— Они меня не заметили. Для них это будет неожиданностью.
Чиад склонилась к Байн.
— Для Каменного Пса он двигается совсем неплохо, — прошептала она так, что было слышно и в двадцати футах, — шуму от него ненамного больше, чем от хромого быка.
— Ну что, Вил? — спросил Перрин. — Хочешь вернуться в Эмондов Луг? Там ты и побриться сможешь, и девчонку подцепить. Будешь с ней целоваться вечерком, пока троллоки… ужинают.
Вил побагровел:
— Я буду делать то же, что и ты, Айбара.
— Никто не вернется домой, покуда в округе остается хоть один троллок, — поддержал его Кенли.
Перрин обвел взглядом остальных и всюду встречал лишь одобрительные кивки.
— Ну а вы. Люк? Мы были бы рады видеть в своих рядах лорда, да еще и Охотника за Рогом. Вы могли бы научить нас сражаться как следует.
Люк улыбнулся, но его странная, напоминающая шрам на камне улыбка даже не коснулась холодных глаз:
— Весьма сожалею, но на мне лежит ответственность за оборону Эмондова Луга. Вдруг туда нагрянут троллоки, причем побольше, чем три десятка. Или Чада Света. Нет, я уезжаю. А вы, миледи Фэйли? — И он протянул руку, предлагая девушке опереться о нее, садясь в седло.
Она покачала головой:
— Я остаюсь с Перрином, лорд Люк.
— Жаль, — пробормотал он, пожимая плечами, будто хотел сказать, что женщин понять невозможно. Натянув расшитые волками перчатки, он легко вскочил на коня. — Удачи тебе, мастер Златоокий. От души надеюсь, что всем вам будет сопутствовать удача.
Слегка поклонившись в седле — поклон, конечно же, предназначался Фэйли, — он ловко развернул своего рослого жеребца и пустил его в галоп, отчего несколько человек вынуждены были отскочить в сторону.
Фэйли бросила на Перрина строгий взгляд. Видимо, она считала, что он мог бы обойтись с лордом поучтивее. Будь они одни, не миновать Перрину выговора за грубость.
Дождавшись, когда стихнет стук копыт вороного коня, Перрин повернулся к Гаулу:
— А можем мы обогнать троллоков? Обогнать, затаиться и подстеречь, когда они устроят привал?
— Если выступим сейчас, то, пожалуй, сможем. Они не слишком торопятся. Но с ними Исчадие Ночи, поэтому лучше застать их врасплох, когда они уснут, чем нападать в открытую.
Он имел в виду — лучше для двуреченцев. От Гаула не исходил запах страха, но о многих других этого нельзя было сказать. Правда, никто не подавал виду, что мысль о нападении на не готовых к бою троллоков, возглавляемых Мурддраалом, представляется ему не самой удачной.
Как только Перрин отдал приказ, лагерь был свернут: костры затушили и затоптали, собрали скудную утварь и наскоро оседлали неказистых лошадок. Вместе с дозорными — Перрин напомнил себе, что с ними надо будет поговорить, — отряд теперь насчитывал около семидесяти человек. Всяко достаточно, чтобы устроить засаду на три десятка троллоков. Бан ал'Син и Даниил по-прежнему вели по половине отряда каждый, а Били ал'Дэй, Кенли и другие из числа первых добровольцев командовали десятками. Вил тоже. Вообще-то он был неплохим парнем, когда хоть ненадолго забывал о девчонках.
Когда отряд двинулся на юг, Гаул и Девы побежали вперед, а Фэйли, верхом на Ласточке, пристроилась рядом с Ходоком Перрина.
— Вижу, ты совсем ему не доверяешь, — произнесла девушка. — На самом деле считаешь его Приспешником Темного.
— Я доверяю тебе, а еще — своему луку и топору, — отозвался юноша.
Лицо ее казалось печальным и в то же время довольным. Во всяком случае, он сказал чистую правду.
В течение двух часов Гаул вел их на юг, пока отряд наконец не достиг Мокрого Леса. Могучие дубы, сосны и болотные мирты теснились вперемешку с пышными лаврами, коническими красномасленниками и высокими ясенями с шаровидными кронами. Кусты сладины и черной ивы оплетала лоза дикого винограда. В ветвях цокали белки, порхали зяблики, дрозды и краснокрылки. Перрин чуял оленей, кроликов и лисиц. Под ногами журчали бесчисленные ручейки, на каждом шагу попадались пруды и заводи, заросшие тростником, — от совсем крохотных до довольно больших, шагов в пятьдесят в поперечнике. Прошедшие дожди пропитали землю влагой, и она хлюпала под конскими копытами.
Углубившись в лес мили на две, Гаул остановился между широким, окаймленным ивами прудом и узеньким, не больше шага в поперечнике, ручьем. Если троллоки не изменили направления, они пройдут здесь. Гаул и Девы, слившись с деревьями, исчезли, чтобы вовремя предупредить о приближении врага.
Оставив Фэйли и дюжину парней сторожить коней, Перрин распределил остальных вокруг болотистой котловины, по которой должны были пройти троллоки. Убедившись, что каждый надежно укрыт и знает свою задачу, он и сам затаился за стволом могучего дуба, росшего на дне низины.
Высвободив из поясной петли топор, Перрин наложил стрелу и стал ждать. Легкий ветерок, то усиливаясь, то ослабевая, дул ему прямо в лицо. Вот и хорошо, он учует троллоков задолго до того, как они покажутся. Они должны выйти прямо на него. Перрин потрогал топор и продолжал ждать. Томительно тянулись минуты. Прошел час, а может быть, и больше. Сколько еще ждать? Ведь при такой сырости скоро понадобится менять тетивы.
Неожиданно смолкли птицы, а за ними и белки. Перрин втянул в легкие воздух и нахмурился. Ничего. А ведь он держал нос по ветру и учуял бы троллоков не позже, чем лесные зверушки. И тут случайный порыв ветра, налетевший совсем с другой стороны, донес прогорклый запах — вроде чего-то прогнившего — застарелого пота. Резко развернувшись, Перрин закричал:
— Они сзади! Ко мне! Ко мне, Двуречье! Сзади. Там лошади и…
— Фэйли!
Тишина взорвалась воплями, яростными криками и дикими завываниями, раздававшимися со всех сторон. Шагах в двадцати от него на открытое место вылетел здоровенный троллок с бараньими рогами и поднял длинный, причудливо изогнутый лук. Натянув тетиву к уху, Перрин плавно пустил стрелу с широким наконечником и тут же потянулся за следующей. Взревев, троллок повалился наземь с торчащей между глаз стрелой. Но и троллок успел спустить тетиву. Черная стрела размером с небольшое копье ударила Перрина в бок с силой кузнечного молота.
Вскрикнув, он согнулся. Лук и выхваченная из колчана стрела упали на землю. Боль расходилась волнами от торчавшего в боку чернооперенного древка. Когда Перрин попытался вздохнуть, стрела задрожала, каждое ее содрогание вызывало новую волну боли.
Еще два троллока перемахнули через своего мертвого сотоварища. Один с волчьей мордой, другой с козлиными рогами, оба в черной чешуйчатой броне. Каждый был выше Перрина и вдвое шире его в плечах. Размахивая кривыми мечами, они устремились к нему.
Невероятным усилием Перрину удалось выпрямиться. Обломав черное, с большой палец толщиной древко, он выхватил топор и бросился на врагов. Бросился с воем, чего почти не сознавал. Красная пелена ярости застилала ему глаза. Троллоков защищали черные панцири с шипами на оплечьях и наручах, но он неистово размахивал топором, словно собирался вырубить под корень весь Мокрый Лес.
— За Адору! За Диселле! За маму! О Свет, моя мама! Чтоб вам сгореть!
Неожиданно он понял, что кромсает валяющиеся на земле окровавленные туши, и, рыча, заставил себя остановиться, содрогнувшись от этого усилия и от боли в боку. Крики и вопли почти стихли. Неужели он остался один?
— Ко мне! Двуречье, ко мне!
— Двуречье! — послышался отчаянный крик из влажной чащобы, и кто-то подхватил его в другой стороне. — Двуречье!
Двое! Всего двое!
— Фэйли! — заревел он во всю мочь. — О Свет! Фэйли!
Молниеносное движение словно протекшего сквозь деревья тела указало на приближение Мурддраала, прежде чем Перрин смог отчетливо его увидеть. Черные доспехи напоминали змеиную чешую, чернильный плащ свисал с плеч, даже не развеваясь на стремительном бегу. Оказавшись поблизости. Исчезающий замедлил шаг. Он знал, что Перрин ранен, считал его легкой добычей и был не прочь позабавиться. Взгляд безглазого чудовища пронизывал страхом.
— Фэйли? — насмешливо прошипел Мурддраал. Голос его звучал, как шорох сухой листвы. — Твоя Фэйли была чудесна. И на вкус тоже…
Перрин с ревом бросился вперед. Черный клинок отбил первый удар топора. Второй. Третий… Болезненно бледное, словно слизень, лицо Мурддраала стало сосредоточенным — под яростным напором ему пришлось перейти к обороне. Но ненадолго. Исчезающий был гибок, как гадюка, и быстр, как молния, а Перрин истекал кровью. Бок горел огнем, силы покидали его. Еще чуть-чуть, и черный меч пронзит его сердце.
Нога Перрина поскользнулась во взбитой сапогами грязи, Мурддраал занес черный клинок, и… почти неуловимый для взгляда удар меча снес половину безглазой головы. Она свесилась набок, из обрубка шеи забил фонтан черной крови. Все еще размахивая мечом, не желавший расставаться с жизнью Мурддраал шагнул вперед, споткнулся и рухнул на землю.
Перрин отполз в сторону, не отводя взгляда от человека, спокойно вытиравшего клинок пригоршней листьев. С плеч Айвона свисал меняющий цвета плащ.
— Аланна поручила мне разыскать тебя. Таились вы неплохо, но семь десятков лошадей хочешь не хочешь, а оставят следы. — Смуглый, худощавый Страж держался невозмутимо, словно раскуривал трубочку возле очага. — Троллоки не были связаны с этим… — Страж указал мечом на Мурддраала, который, и упав, продолжал вслепую наносить удары… — А жаль. Но если ты соберешь своих людей, троллоки, возможно, и не решатся напасть снова. Безликого, чтобы их подгонять, нет, а сами они не любят лезть на рожон. Хотя кто знает… Их, как я понимаю, не меньше сотни. Сейчас, пожалуй, чуточку меньше — некоторых вы уложили. — Страж спокойно всматривался в тени под деревьями. Лишь обнаженный клинок указывал на то, что он настороже.
Перрин был ошарашен. Аланна зачем-то хочет его видеть? Послала за ним Стража? И он поспел как раз вовремя, чтобы спасти ему жизнь. Ему — а остальные…
С трудом держась на ногах, Перрин вновь возвысил голос:
— Двуречье, ко мне! Все ко мне, во имя Света! Ко мне! Сюда!
Он не переставал звать, пока среди деревьев не появились знакомые фигуры. Люди брели спотыкаясь, поддерживая друг друга. Их лица — потрясенные, вопрошающие лица — были перепачканы кровью. Некоторые потеряли свои луки. Появились и айильцы. Они, кажется, не пострадали, хотя Гаул слегка прихрамывал.
— Троллоки появились не там, где мы их ждали, — промолвил Гаул.
Ночь оказалась холоднее, чем мы ждали. Дождь был сильнее, чем мы ждали.
Он мог бы произнести это тем же тоном, что и эти ужасные слова.
Невесть откуда появилась Фэйли, вместе с лошадьми. С половиной лошадей, среди которых оказались Ходок и Ласточка, и девятью из двенадцати оставленных с нею парней. На щеке девушки красовалась царапина, но она была жива. Жива!
Перрин бросился навстречу, порываясь обнять ее, но Фэйли отстранилась и, что-то сердито бормоча, принялась расстегивать его кафтан, чтобы осмотреть место, откуда торчал обломок толстой стрелы. Перрин окинул взглядом подошедших товарищей. Кое-кого недоставало:
Кенли Ахана, Били ал'Дэй, Тивена Марвина. Он заставил себя вспомнить имена всех, кого не видел перед собой, и сосчитать их. Двадцать семь человек.
— Раненые все здесь? — хрипло спросил Перрин. — Там кто-нибудь остался?
Рука Фэйли дрожала на его боку, лицо девушки выражало тревогу и гнев. Она имела право сердиться. Как он посмел втравить ее в эту историю?
— Остались только мертвые, — ответил Бан ал'Син. Лицо его было свинцово-серым, и голос казался таким же.
— Я видел Кенли, — промолвил Вил, содрогаясь при этом воспоминании, — его голова застряла между сучьями дуба, а тело валялось у подножия. Насморк бедолагу больше не мучает. — Вил чихнул. Выглядел он напуганным.
Перрин тяжело вздохнул и тут же горько пожалел об этом — нестерпимая боль в боку заставила его стиснуть зубы. Фэйли порывалась вытащить засевшую в боку стрелу, но он мягко отстранил девушку, несмотря на ее протесты. Времени заниматься своими ранами не было.
— Раненых — на лошадей, — приказал Перрин. — Айвон, нападут они на нас снова? — В лесу стояла странная тишина. — Айвон!
Тот подошел, ведя под уздцы свирепого на вид боевого коня мышастой масти, и Перрин повторил свой вопрос.
— Может, да, а может, и нет. Сами троллоки рисковать не любят и без Получеловека скорее набросятся на беззащитную ферму, чем на отряд стрелков. Поэтому прикажи всем держать наготове луки, даже тем, у кого нет сил натянуть тетиву. Возможно, тогда троллоки решат, что овчинка не стоит выделки.
Перрин поежился. Если троллоки все-таки нападут, они без труда расправятся с обессилевшими, израненными людьми. Только Гаул, Девы и Айвон способны дать им отпор. И Фэйли. Ее темные глаза пылали гневом. Он, Перрин, обязан позаботиться о ее безопасности.
Страж и не подумал предложить своего коня для перевозки раненых, и это было разумно. Во-первых, свирепый жеребец вряд ли подпустил бы к себе чужака, а во-вторых. Страж верхом на боевом коне представлял собой грозную силу, а сила, если троллоки все же нападут, потребуется.
Перрин попытался было посадить Фэйли на Ласточку, но девушка сердито фыркнула:
— Ты же сам сказал — лошади для раненых. Разве нет?
Более того, как Перрин ни противился, она настояла, чтобы сам он взобрался на Ходока. Он ожидал, что другие возмутятся, ведь он навлек на товарищей беду, но никто не проронил ни слова. Лошадей хватило не только тем, кто не мог идти, но и способным кое-как ковылять, а Перрин вынужден был признать, что принадлежит к последним. Кончилось тем, что он взгромоздился на Ходока. Большинство раненых припали к шеям своих коней, но он, скрипя зубами, старался держаться в седле прямо. И ехавшие верхом, и те, кому пришлось, спотыкаясь, плестись пешком, сжимали в руках луки, словно ища в них надежду на спасение. У Перрина лук был тоже наготове, как и у Фэйли, хотя трудно было поверить, что она сумеет натянуть длинный двуреченский лук. Теперь главной задачей было создать у врага впечатление готовности отряда к бою. В действительности готов был Айвон, а также Гаул и Девы, скользившие впереди с роговыми луками в руках. Свои копья айильцы заткнули за ремни заброшенных за спины налучий. Прочие, включая самого Перрина, почти ни на что не годились. Они мало походили на тот горделивый, уверенный в себе отряд, который выступил в этот злосчастный поход. Однако уловка удалась. Пришлось проехать около мили, прежде чем ветер перестал доносить смрадный запах троллоков. Они подкрадывались, высматривали, вынюхивали, но, так и не решившись напасть, в конце концов отстали.
Фэйли шла рядом с Ходоком, не отрывая руки от стремени. То и дело она поглядывала на Перрина и ободряюще улыбалась, но в то же время тревожно хмурилась. Перрин пытался улыбаться в ответ, но у него это плохо получалось. Двадцать семь человек. Имена их не шли у него из головы: Колли Гаррен, Джаред Айдар, Даэль ал'Тарон, Рен Чандин… Двадцать семь двуреченских парней, сложивших головы из-за его глупости. Двадцать семь.
Двигаясь самым коротким, прямым путем, они примерно после полудня вышли из Мокрого Леса. Определить время точнее было непросто — небо затягивали плотные серые облака. Впереди расстилались поросшие высокой травой луга с редкими купами деревьев. Кое-где щипали траву овцы. В отдалении виднелось несколько фермерских домов, но ни над одной трубой не поднимался дым. Значит, фермы были заброшены, иначе сейчас в домах непременно горели бы очаги. Ближайший дымок виднелся не ближе чем в пяти милях.
— Надо найти какой-нибудь хутор, где можно будет остановиться, — промолвил Айвон. — Нужна крыша — вдруг пойдет дождь. Огонь. Пища. — Он посмотрел на двуреченцев и добавил:
— Вода и повязки.
Перрин молча кивнул. Стражу виднее, что делать. Ходок последовал за серым жеребцом Айвона.
Они проехали не более мили, когда чуткое ухо Перрина уловило отдаленные звуки музыки, — флейты и скрипки наигрывали веселую мелодию. Поначалу юноша решил, что это ему мерещится, но звуки становились все громче, и вскоре их услышали все его спутники. Двуреченцы с облегчением переглядывались, на лицах у многих появились улыбки. Музыка. Где музыка, там и люди, причем, если судить по мелодии, люди беззаботные и веселые. У кого-то сейчас праздник.
Измученные двуреченцы прибавили шагу.