Глава 17. УЛОВКИ

Том Меррилин склонился в поклоне, стараясь не наступить на больную ногу, и широко взмахнул полами своего расцвеченного яркими заплатами плаща. Глаза у него слипались, но он заставил свой голос звучать бодро.

— Доброго вам утра, — промолвил он и, выпрямившись, величественно разгладил длинные седые усы костяшками пальцев. Одетые в черные с золотым шитьем ливреи слуги взглянули на него с удивлением. Два дюжих молодца, собравшиеся было поднять обитый гвоздями с золотыми шляпками лакированный сундук с разбитой крышкой, выпрямились. Три женщины, драившие швабрами коридор, оглянулись в его сторону. Работы у них было невпроворот, и они были рады любому поводу отвлечься и перевести дух. Слуги истомились до крайности — Том видел это по поникшим плечам и кругам под глазами.

— Доброго утра и тебе, менестрель, — отозвалась старшая из служанок — полноватая женщина с простодушным лицом и приятной улыбкой. — Чем мы можем служить тебе?

Том извлек из широкого рукава четыре разноцветных шарика и принялся жонглировать ими.

— Я хочу подбодрить вас — на то я и менестрель. — Вообще-то он мог жонглировать и большим числом шариков, но сейчас был слишком утомлен. Пару часов назад он уронил пятый шарик и не хотел опростоволоситься снова. Подавив зевоту, он изобразил улыбку:

— Ночь выдалась нелегкая, и всем нам не мешает малость приободриться.

— Это Лорд Дракон спас всех нас, — промолвила женщина помоложе, стройная и хорошенькая, но с хищным блеском в скрытных темных глазах, заставившим менестреля поумерить свою улыбчивость. Может, она мне пригодится, подумал он, если окажется одновременно и корыстолюбивой, и честной. Честной в том смысле, что будет делать, как велено, пока ей платят. Никогда не лишнее иметь своего человека — передать записочку, разнести слушок или что-нибудь разнюхать. Кончай с этим, старый дурак! Ишь, загляделся на смазливую бабенку, а взгляд-то у нее недобрый. У тебя и без нее хватает соглядатаев. Любопытно, однако, что говорила женщина как будто вполне искренне и один из молодцов в ливреях кивнул в знак согласия.

— Верно, — промолвил Том. — Хотелось бы знать, кто из Благородных Лордов отвечал вчера за охрану причалов? — Он тут же сообразил, что о таких вещах не стоит спрашивать напрямик, и, злясь на себя, чуть не уронил шарик. Слишком уж он устал. Давным-давно надо было улечься спать.

— За охрану причалов отвечают Защитники, — пояснила женщина постарше. — Благородные Лорды не утруждают себя такими мелочами. Но тебе, конечно, откуда про то знать.

— Вот как? — изобразил удивление Том. — Ну да, я ведь чужой в Тире.

Менестрель заставил шарики описывать двойной круг — трюк несложный, но неизменно вызывавший восхищение зрителей. Девица с хищными глазами захлопала в ладоши. Теперь, когда разговор завязался, Том не мог останавливаться на полпути. Вот когда дело будет сделано, можно и на боковую. На боковую? Когда день только-только начинается?

— Однако странно, почему никто не проверил, что за баржи с задраенными люками пришвартовались к причалам. Баржи, в трюмах которых прятались троллоки. Я, конечно, не хочу сказать, будто кто-то знал об этом заранее. — Том чуть было не упустил один из шариков и снова стал описывать ими простой круг. Все-таки усталость давала о себе знать. — Пожалуй, кто-нибудь из Благородных Лордов мог бы этим поинтересоваться.

Оба молодых парня переглянулись и, как видно, призадумались. Том сдержал довольную улыбку. Он посеял зерно сомнения, хотя и сделал это довольно неуклюже. Кто бы там ни отвечал за причалы, теперь пойдут слухи, что, возможно, не обошлось без измены. И слухи эти разнесутся повсюду — их не удержать в стенах Твердыни. А значит, ему удалось вбить еще один клин между простонародьем и знатью. А кого поддержит простой народ, как не человека, которого ненавидит знать, человека, спасшего Твердыню от Отродий Тени — Ранда ал'Тора, Лорда Дракона. Зерно посеяно, и оно несомненно даст свои всходы, но и они не должны помнить, что он заронил в них подозрение. Теперь можно и похвалить здешнюю знать — все равно это уже ничего не изменит.

— Правда, прошлым вечером они храбро сражались, эти Благородные Лорды, — начал Том, — видел я, как… — Он осекся, заметив, что женщины схватились за швабры, а парни торопливо подхватили сундук.

— У меня найдется работенка и для менестреля, — послышался голос домоправительницы, — праздность — худший из пороков. Том повернулся — и довольно ловко, если принять во внимание больную ногу, — и отвесил ей глубокий поклон. Ростом домоправительница не доходила ему до плеча, но зато весила, наверное, вдвое больше. Лицо ее с двойным подбородком и глубоко посаженными черными, как угольки, глазами напомнило Тому наковальню — этого впечатления не меняла и повязка, обмотанная вокруг головы.

— Доброго тебе утра, милостивая госпожа. Прими этот дар в честь зари нового дня. — Не прекращая жонглировать, он взмахнул рукой. Из рукава вылетел ярко-желтый цветок, и менестрель мгновенно заткнул его за повязку вокруг седых волос домоправительницы. Она тут же вытащила цветок и с подозрением уставилась на него. Том только того и ждал. Воспользовавшись ее замешательством, он припустил по коридору. Она что-то кричала ему вслед, но он не слушал ее и, конечно же, не остановился.

Проклятущая особа, подумал менестрель, попадись ей троллок, она и его заставила бы мести коридоры.

Он зевнул так, что хрустнула челюсть, и прикрыл рот ладонью. Староват он для таких дел. Выбился из сил, колено болит так, что мочи нет. Бессонные ночи, битвы и заговоры — это уже не для него. Он постарел. Ему бы жить спокойно на какой-нибудь ферме. Возиться с цыплятами. На фермах всегда есть цыплята. И овцы. Пасти овец, надо думать, не такое уж трудное дело — сиди себе, развалясь, на травке, да поигрывай на свирели.

Ну он-то, само собой, играл бы на арфе. Или на флейте — для арфы не всякая погода годится. Чудная жизнь, особенно если поблизости окажется городок с таверной, где можно развлекать гостей. Том взмахнул плащом, приветствуя проходивших мимо слуг. Плащ в такую жарищу он напялил лишь для того, чтобы все узнавали в нем менестреля. Завидя его, слуги подняли головы, видимо надеясь, что он задержится на минутку и чем-нибудь их позабавит. Тому это польстило. И все же, рассудил менестрель, в сельской жизни есть свои прелести. Надо только найти тихое местечко, чтобы никто не тревожил. Если поблизости будет городок, жить можно.

Он распахнул дверь в свою комнатушку и замер на месте. Морейн выпрямилась с таким видом, будто в том, что она рылась в бумагах на его столе, не было ничего особенного, и, расправив юбки, уселась на табурет. Красивая женщина — ничего не скажешь, в ней есть все, чего только может пожелать мужчина. Дурак! Старый дурак! Она Айз Седай, а ты слишком устал, и голова у тебя сейчас не варит.

— Доброе утро, Морейн Седай, — промолвил он, вешая плащ на крюк.

Том старался не смотреть на шкатулку для письменных принадлежностей, так и стоявшую под столом. Не стоит привлекать к ней ее внимание. Да и проверять после ее ухода, не заглядывала ли она туда, нет никакого смысла. Айз Седай может открыть любой замок с помощью Силы и закрыть снова, не оставив никаких следов. К тому же он настолько измотан, что не в состоянии припомнить, оставил ли в шкатулке что-нибудь секретное. Или где-нибудь еще. На первый взгляд все в комнате лежало на своих местах. Вряд ли он свалял дурака и оставил что-нибудь на виду — двери в комнатах для прислуги не имели запоров. — Я бы предложил вам освежиться, но боюсь, у меня нет ничего, кроме воды.

— Я не испытываю жажды, — отозвалась Морейн приятным, мелодичным голосом. Она наклонилась и коснулась его правого колена — комнатенка была настолько мала, что для этого ей не пришлось вставать. Холодок пробежал у него по коже. — Жаль, — продолжала Морейн, — что, когда это случилось, рядом с тобой не оказалось хорошей Целительницы. Боюсь, сейчас исцелять уже поздно.

— Тут не хватило бы и дюжины Целительниц. Это работа Получеловека.

— Я знаю, — промолвила Морейн.

Интересно, что еще она знает? — призадумался Том. Он повернулся, чтобы вытащить из-за стола свой единственный стул, и едва сдержал восклицание — усталость как рукой сняло, а вместе с ней исчезла и боль в колене. Хромота, правда, осталась, но теперь он мог двигаться гораздо свободнее, чем когда-либо с тех пор, как был ранен. Она сняла боль, даже не спросив, хочу ли я этого. Чтоб мне сгореть, что ей нужно? Том не стал разгибать ногу — раз Морейн ни о чем его не спрашивает, он не будет подавать виду, что почувствовал облегчение.

— Занятный вчера выдался денек, — произнесла Морейн, когда он присел.

— Я не нахожу ничего занятного ни в троллоках, ни в Полулюдях, — сухо отозвался Том.

— Я не о них, а о том, что приключилось раньше. Благородный Лорд Карлеон погиб на охоте. Несчастный случай. Его приятель Тедозиан принял его то ли за кабана, то ли за оленя.

— Надо же. А я ничего не слышал. — Голос Тома звучал спокойно. Даже если она и нашла записку, до него ей не докопаться. Сам Карлеон, попадись ему на глаза эта бумажка, решил бы, что она написана его рукой. Но с другой стороны, она — Айз Седай, напомнил себе Том. — Помещения для слуг полнятся слухами, но я редко к ним прислушиваюсь.

— Неужели? — пробормотала Морейн. — Ну тогда ты наверняка не слышал и о том, что по возвращении в Твердыню Тедозиан занемог. Сразу после того, как жена поднесла ему кубок вина — промочить пересохшее на охоте горло. Говорят, когда Тедозиан узнал, что она собирается ухаживать за ним и кормить из собственных рук, он прослезился. Несомненно от умиления. По слухам, она поклялась не отходить от постели мужа, пока он не поправится. Или не умрет.

Значит, ей все известно, прикинул Том, только непонятно, как ей удалось это выведать. И зачем она все это ему выкладывает?

— Большая потеря для Ранда, — заметил Том, — ему дорог каждый, на кого можно положиться.

— Я не уверена, что на Тедозиана и Карлеона можно было положиться — они и между собой-то не ладили. Поговаривали даже, что они возглавляли клику, намеревавшуюся покончить с Рандом и памятью о Нем. — Вот как! Но я не сую носа в такие дела. Они касаются сильных мира сего, а я простой менестрель.

Морейн усмехнулась и заговорила, будто читала по книге:

— Слышала я о некоем Томдриле Меррилине, прозванном некогда Серым Лисом. Тем самым, который был Придворным Бардом при королевском дворе Андора в Кэймлине. И даже был некоторое время возлюбленным Моргейз — сразу после смерти Тарингейла. Надо заметить, что смерть эта пришлась для нее как нельзя кстати. Правда, королева так и не узнала, что Тарингейл собирался убить ее и стать первым андорским королем. Но речь не о нем, а о Томдриле Меррилине — человеке, который, как говорят, поднаторел в Игре Домов как никто другой. Мне кажется, что не пристало такому человеку называть себя простым менестрелем. А не сменить имя было попросту опрометчиво.

Усилием воли Тому удалось скрыть потрясение. Что же еще ей известно? Даже если она не скажет больше ни слова, и этого достаточно. Впрочем, не ей одной кое-что ведомо.

— Кстати об именах, — произнес Том, — удивительно, как много может рассказать о человеке имя. Например, Морейн Дамодред. Леди Морейн из Дома Дамодред в Кайриэне. Младшая сводная сестра Тарингейла. Племянница короля Ламана. И при этом Айз Седай — не будем забывать об этом. Та самая Айз Седай, которая взялась помогать Возрожденному Дракону еще до того, как убедилась в том, что он не просто один из бедолаг, наделенных способностью направлять Силу. Я бы сказал, Айз Седай с высоким покровительством в Белой Башне, иначе она не пошла бы на такой риск. Я бы сказал, что ее поддерживает кто-то из членов Совета Башни, да не один. Все это могло бы наделать много шума, но к чему тревожиться? Лучше оставить в покое старого менестреля, что поселился в клетушке для слуг, — пусть себе играет на арфе да рассказывает всякие безобидные байки.

Если ему и удалось хоть немного ее озадачить, она не подала виду.

— Опасно делать выводы, не опираясь на факты, — промолвила Морейн невозмутимым тоном. — Я намеренно не пользуюсь родовым именем. У Дома Дамодред дурная слава с тех пор, как Ламан срубил священное дерево — Авендоралдеру, из-за чего лишился трона и жизни. А со времени Айильской Войны наша репутация, увы, не улучшилась.

Может ли хоть что-то вывести из равновесия эту женщину? — И Том спросил с досадой:

— Чего же ты от меня хочешь? Не моргнув и глазом, она ответила:

— Эгвейн и Найнив сегодня сядут на судно и поплывут в Танчико. А там нынче неспокойно. Такой бывалый человек, как ты, мог бы помочь им остаться в живых.

Так вот в чем дело. Она хочет отослать его подальше от Ранда, чтобы вернее запутать парня в свои тенета.

— Ты сама говоришь, что Танчико нынче небезопасен, впрочем, таким он был и прежде. Я желаю девушкам только добра, но у меня вовсе нет охоты совать голову в осиное гнездо. Староват я стал для таких дел — подумываю поселиться на ферме. Домик, садик, тишина и покой.

— Думаю, тишина и покой прикончили бы тебя, — промолвила Морейн. В голосе ее отчетливо звучало лукавство. Она принялась разглаживать юбку изящными маленькими ручками. Тому показалось, что Морейн сдерживает улыбку. — А в Танчико гибель тебе не грозит — я ручаюсь. Ты знаешь о Первой Клятве и понимаешь, что я не лгу.

Как ни старался Том сохранить непроницаемое выражение лица, при этих словах он все же нахмурился. Он знал, что она говорит правду, но откуда ей известно, что ему ничто не грозит? Он доподлинно знал, что к Прорицаниям Морейн не способна — она сама как-то обмолвилась, что лишена этого дара. Но тем не менее она говорила о будущем с уверенностью. Проклятая Айз Седом, чтоб ей сгореть!

— Почему я должен отправляться в Танчико?

— Чтобы позаботиться о безопасности Илэйн, дочери Моргейз.

— Да я и самой-то Моргейз уже лет пятнадцать не видел. Когда я покинул Кэймлин, Илэйн была еще младенцем.

Морейн заколебалась, но когда заговорила, голос ее был непреклонно тверд:

— А помнишь, из-за чего ты оставил Андор? Сдается мне, из-за Овайна, твоего племянника, одного из тех бедолаг, как ты их называешь, что наделены способностью направлять Силу. Красные сестры должны были отвезти его в Тар Валон, как всегда поступают с мужчинами в таких случаях, но они вместо того укротили его на месте да там и бросили… на милость соседей.

Том вскочил на ноги и пнул стул, но вынужден был облокотиться на стол из-за дрожи в коленях. Бедняга Овайн недолго протянул после укрощения. Те, кто прежде водил с ним дружбу, выставили юношу из дому, его чурались как зачумленного, хотя он больше не мог направлять Силу. А Тому так и не удалось ни вернуть Овайну волю к жизни, ни спасти его молодую жену, которая последовала за мужем в могилу всего через месяц после его смерти.

— Зачем… — Том прокашлялся, чувствуя, как осип его голос. — Зачем ты говоришь мне все это?

На лице Морейн было написано сочувствие. Или сожаление? Ну нет — это всего лишь уловка, Айз Седай не способны на сострадание.

— Я не стала бы поминать об этом, если бы ты сразу согласился помочь Илэйн и Найнив. — Какая тут связь, чтоб тебе сгореть? — Том уже не выбирал выражений.

— Если ты отправишься с Илэйн и Найнив, то при следующей нашей встрече я сообщу тебе имена тех Красных сестер, а также имя отдавшей им тот приказ. Они поступили так не по собственной воле. А я непременно увижу тебя снова, ибо знаю, что ты уцелеешь в тарабонской смуте.

Том тяжело вздохнул и спросил нарочито безразличным тоном:

— Что мне проку от их имен? От имен Айз Седай, за которыми стоит вся мощь Белой Башни?

— Сдается мне, что человек, столь поднаторевший в Игре Домов, сумеет найти применение этим сведениям. Им не следовало так поступать. Им нет оправдания.

— Прошу тебя, оставь меня в покое.

— Я хочу, чтобы ты понял: не все Айз Седай похожи на тех Красных сестер. И докажу тебе это.

Он стоял, опираясь на стол, пока Морейн не удалилась, ибо не хотел, чтобы она заметила его слабость. Но как только за Айз Седай затворилась дверь. Том рухнул на колени и слезы заструились по его щекам.

О Свет! Овайн! Овайн! Том сделал все, чтобы забыть об этом, но от прошлого не уйдешь. Тогда я не поспел ему на помощь, не поспел потому, что был слишком занят проклятой Игрой Домов. А теперь выяснилось, что в этой игре Морейн искусней его. Она добилась своего, играя на потаенных струнах его души. Овайн, Илэйн, дочь Моргейз. С Моргейз его связывали теперь, пожалуй, только приятные воспоминания, но как отказать в помощи ребенку, которого качал на коленях? Отпустить бедную девочку в Танчико одну? Да этот проклятый город и в мирные-то времена сожрал бы ее живьем, а сейчас и подавно. Но это значит, что он вынужден покинуть Ранда, оставить его во власти Айз Седай, как некогда оставил Овайна. Она обещала назвать имена. Она загнала его в угол, прижала так, что не вывернуться. Проклятая Морейн, чтоб ей сгореть!

Повесив на руку корзинку для рукоделия. Мин другой рукой подобрала юбку и, выпрямив спину, скользящей походкой двинулась к выходу из трапезной. Она могла бы нести на голове полный кувшин вина, не расплескав ни капли. Отчасти такая походка объяснялась тем, что в этом бледно-голубом шелковом платье с облегающим корсажем, узкими рукавами и пышной юбкой, вышитый подол которой волочился бы по полу, когда бы Мин его не придерживала, она просто не могла ходить привычным широким шагом, отчасти же тем, что она чувствовала на себе взгляд Ларас.

Мин оглянулась и убедилась, что была права. Госпожа Кухонь, заправлявшая всем кухонным хозяйством Башни, стояла в дверях и с улыбкой смотрела ей вслед. Кто бы поверил, что в юности эта приземистая толстушка была красавицей? Ныне же Ларас была неравнодушна к кокетливым молоденьким девицам, которых называла резвушками и с удовольствием брала под свое крыло. «Элминдреда» ей особенно приглянулась. Однако покровительство Ларас было Мин в тягость, ибо та, казалось, никогда не выпускала девушку из поля зрения. Мин улыбнулась, поправила отросшие черные кудряшки. Чтоб ей сгореть. Неужто ей заняться нечем? Следила бы лучше за порядком на кухне, а то устроила бы выволочку какому-нибудь поваренку.

Ларас помахала ей рукой, и Мин помахала в ответ. Она не могла позволить себе ссориться с Госпожой Кухонь, особенно сейчас, пока еще не обжилась в Башне и в любой момент могла допустить промашку. У многоопытной Ларас, знавшей все повадки «резвушек», всегда можно получить полезный совет. Вот уж в чем я точно маху дала, размышляла Мин, усевшись на мраморную скамью под высокой ивой, так это в том, что занялась этой дурацкой вышивкой. Конечно, Ларас вовсе не сочла бы это промашкой. Девушка вынула из корзины пяльцы и тоскливо уставилась на свою вчерашнюю работу. Какие-то кривобокие цветы и бутоны — никто и не догадается, что она вышивала розы. Вздохнув, девушка принялась за стежки. Тяжко, конечно, но следует признать, что Лиане права, считая, что женщина может часами сидеть за пяльцами, высматривая все и вся, и никто не обратит на нее внимания. Все бы ничего, не будь она такой никудышной вышивальщицей.

Но по крайней мере, утро выдалось прекрасное. Золотистое солнце только что взошло над горизонтом, облачко-другое лишь подчеркивали голубизну чистого неба. Легкий ветерок шевелил высокие кусты калмы, усыпанные алыми и белыми цветами, и доносил аромат роз. Скоро посыпанные гравием тропинки между деревьями заполнились спешащими по своим делам людьми всякого чина — от Айз Седай до конюха. Подходящее утро для того, чтобы сидеть да высматривать, не привлекая к себе внимания. Может, хоть сегодня ей удастся углядеть что-нибудь интересное и она не потеряет времени даром.

— Элминдреда!

Мин вздрогнула, уколола палец и сунула его в рот. Затем развернулась, намереваясь задать Гавину жару за то, что подкрался и напугал ее, но слова застряли у девушки в горле. Рядом с Гавином стоял Галад. Рослый, стройный, поджарый, с легкой, грациозной походкой. А его лицо… да что там говорить — он был самым красивым мужчиной, какого Мин доводилось видеть.

— Кончай сосать палец, — с усмешкой заявил Гавин, — мы и так знаем, что ты премиленькая девчушка.

Вспыхнув, Мин отдернула руку ото рта и едва сдержала желание бросить на Гавина испепеляющий взгляд, не соответствующий образу Элминдреды. Гавин не получал никаких указаний от Амерлин и сохранял секрет Мин только по ее просьбе. Правда, он не упускал удобного случая поддразнить девушку.

— Хватит дурачиться, Гавин, — вмешался Галад, — госпожа Элминдреда, поверьте, он не хотел вас обидеть. Прошу прощения, но не встречались ли мы прежде? Когда вы так сердито посмотрели на Гавина, мне показалось, что я вас где-то видел.

— О нет, лорд Галад, разве могла бы я забыть встречу с вами? — кокетливо отозвалась Мин. Жеманный тон и еще не остывший гнев на Гавина заставили ее покраснеть до корней волос, что было очень кстати. Так и должна вести себя Элминдреда.

Она и впрямь разительно отличалась от прежней Мин, и не только благодаря платью и отросшим волосам. Лиане раздобыла в городе немыслимое количество пудры, помады, белил, румян, всевозможных мазей и притираний и не отстала от Мин, пока та не научилась отменно всем этим пользоваться. Грим подчеркивал скулы, губы были накрашены, брови подведены, ресницы вычернены, отчего глаза казались огромными. Многие послушницы восхищались ее красотой, да и иные из Айз Седай называли ее не иначе как «прелестное дитя». Всего этого Мин терпеть не могла, кроме разве что платья, которое, признаться, пришлось ей по душе. Она с удовольствием выбросила бы все коробочки и склянки, но понимала, что без этих ухищрений не сможет оставаться неузнанной.

— Не сомневаюсь, что ты бы не забыла, — язвительно заметил Гавин, — извини, что отрываю тебя от рукоделия, — это ведь ласточки, верно? Желтые ласточки?

Мин поспешно спрятала пяльцы в корзинку.

— Но я хотел попросить тебя взглянуть на это. — Он вытащил книжицу в потертом кожаном переплете и сунул ей в руки. Голос его неожиданно зазвучал серьезно:

— Скажи моему брату, что все это полная чепуха, может, хоть тебя он послушает.

Мин посмотрела на книгу. Называлась она «Путь Света» и была написана Лотэйром Мантиларом. Девушка раскрыла ее и прочла наугад: «…а посему отринь все бренные удовольствия, понеже благо есть идеал, подобный чистой воды кристаллу, каковой затуманивают низменные страсти. Не ублажай плоть, ибо плоть слаба, тверд же один лишь дух. Сила духа преодолевает немощь плоти. Чувства — губители праведных мыслей, страсти — могильщики праведных деяний. Только истина, и ничто кроме нее, — единственный источник подлинного наслаждения». Все это казалось полной белибердой.

Мин улыбнулась Гавину и глупо хихикнула:

— Слишком мудрено. Боюсь, я не очень-то разбираюсь в книгах. Я давно собиралась почитать какую-нибудь книжку, правда, — она вздохнула, — но все времени не хватает. Только на прическу уходит не меньше часа. Кстати, как вам моя прическа, нравится?

Злость и растерянность на лице Гавина едва не заставили ее расхохотаться, но вместо этого она вновь кокетливо захихикала. Совсем не худо отплатить Гавину его же монетой. Раньше ей не приходило в голову, что благодаря новому обличью перед ней открылась возможность позабавиться. Она чуть не помирала со скуки в этой Башне и заслужила маленькое развлечение.

— Лотэйр Мантилар, — натянутым голосом произнес Гавин, — основал орден Белоплащников. Понимаешь, Белоплащников!

— Он был великим человеком, — заявил Галад, — и истинным ревнителем высоких идеалов. И если после его кончины Чада Света и допускали порой… излишнюю строгость… это не умаляет его достоинств. — О, Белоплащники, — промолвила Мин со вздохом и слегка пожала плечами. — Я слышала, они люди грубые и, наверное, не поощряют танцев. Кстати, вы не знаете, можно здесь как-нибудь устроить танцы? По-моему, Айз Седай такие вещи не интересуют, а я так обожаю танцевать. — Мин не без удовольствия подметила, что Гавин так и кипит от злости.

— У Айз Седай много… других дел, — промолвил Галад, забирая у нее книгу. — Если я узнаю, что в городе будут танцы, я непременно буду вас сопровождать, если позволите. При мне эти два мужлана не посмеют вам досаждать. — Он улыбнулся, не догадываясь, что от его улыбки у девушки перехватило дыхание. Следовало бы запретить мужчинам так улыбаться. Ей даже потребовалось время, чтобы сообразить, о каких мужланах идет речь. Ах да, ведь всем известно, что Элминдреде пришлось укрыться в Башне из-за того, что двое воздыхателей домогались ее руки. И чуть было не передрались, а все оттого, что девушка никак не могла сделать выбор. Эта история была придумана, чтобы объяснить появление Мин в Белой Башне. Это из-за платья, решила Мин, в своем обычном наряде я соображаю быстрее.

— Я заметил, что ты чуть ли не каждый день беседуешь с Амерлин, — неожиданно произнес Гавин, — скажи, она случаем не поминала при тебе нашу сестру Илэйн? Или Эгвейн ал'Вир? Может, ты слышала, где они сейчас?

У Мин руки зачесались заехать ему в глаз. Конечно, Гавин не знает, почему она прикидывается какой-то Элминдредой, но ведь обещал же никому не выдавать ее секрета. А сам расспрашивает о девушках, которые, как многим известно, дружили с некоей Мин.

— О, Амерлин! Какая удивительная женщина, — промолвила Мин и кокетливо улыбнулась, — и такая внимательная: интересуется, как я провожу время в Башне, и хвалит мои наряды. По-моему, она надеется, что я в конце концов сделаю выбор. А я бы и рада — но как? Они оба такие славные. — Она посмотрела на Гавина наивными, беспомощными глазами:

— Как вы сказали, лорд Гавин? Илэйн? Ваша сестра сама Дочь-Наследница? Нет, кажется, при мне Амерлин ни разу ее не поминала. А какое еще имя вы назвали?

Гавин аж зубами заскрипел.

— Не стоит понапрасну беспокоить госпожу Элминдреду нашими заботами, Гавин, — сказал Галад, — мы и сами разберемся, где ложь, а где правда.

Но Мин едва расслышала последние слова, потому что взгляд ее неожиданно упал на высокого мужчину с вьющимися черными волосами, ниспадавшими на понуро опущенные плечи. Он бесцельно брел по тропинке под бдительным оком Принятой. Мин случалось видеть Логайна и прежде. Его всегда сопровождала Принятая, чтобы предупредить попытку самоубийства или побега. Впрочем, трудно было ожидать подобного от этого некогда могучего, а ныне сломленного и впавшего в уныние человека. Но никогда раньше Мин не замечала вокруг его головы голубоватого, с золотыми искорками свечения. Оно появилось лишь на миг, но и этого было достаточно.

Логайн провозгласил себя Возрожденным Драконом, но был пленен посланницами Башни и укрощен. Каким бы могуществом он ни обладал как Лжедракон, ныне все это было в прошлом. Ему осталась лишь горечь утраты, не сравнимая даже с отчаянием человека, лишившегося способности видеть, слышать и осязать. Он ждал смерти как избавления, которое не замедлит прийти, ибо укрощенные долго не живут. Глаза Логайна скользнули по Мин и принцам, но он как будто никого и ничего не видел. Так откуда же взялось это сияние, предвещавшее ему величие и славу? Об этом следовало известить Амерлин.

— Бедняга, — пробормотал Гавин, — жаль мне его. Было бы милосерднее позволить ему умереть. Зачем они заставляют его жить?

— Он не заслужил ни жалости, ни милосердия, — возразил Галад, — разве ты забыл, кто он и что натворил? Сколько народу погибло, прежде чем его удалось укротить. Он должен жить в назидание другим.

Гавин нехотя кивнул:

— Все верно, но ведь люди последовали за ним. Несколько городов было сожжено за поддержку этого Лжедракона.

— Мне нужно идти, — промолвила Мин, поднимаясь с места.

Галад посмотрел на нее и участливо заметил:

— Простите нас, госпожа Элминдреда, мы не хотели напугать вас своими разговорами. Уверяю вас, Логайн не причинит вам вреда.

— Я… Да, все это так страшно. Я даже почувствовала слабость. Извините, мне, пожалуй, лучше прилечь.

Гавин скептически усмехнулся, но подхватил корзинку, прежде чем Мин успела ее коснуться.

— Позвольте мне проводить вас, госпожа Элминдреда, — проговорил он с фальшивой заботой в голосе, — при такой слабости и головокружении корзинка может быть слишком тяжела. Я не могу допустить, чтобы вы упали в обморок.

Больше всего Мин хотелось врезать ему как следует этой дурацкой корзинкой, но Элминдреда, увы, не могла позволить себе ничего подобного.

— Благодарю вас, лорд Гавин. Вы так добры. Нет, нет, лорд Галад, я не хочу затруднять вас обоих. Лучше присядьте и почитайте свою книжку. Пожалуйста. — И Мин захлопала длинными ресницами.

В конце концов ей удалось убедить Галада остаться, но Гавин все же увязался за ней. Длинная юбка раздражала Мин, ей хотелось задрать ее повыше и пуститься бегом, но Элминдреда ни за что бы так не поступила. Да и Ларас строго-настрого ее предупреждала, что девице бегать не годится. Ох уж этот Гавин!..

— Отдай корзинку, ты, кретин безмозглый, — прошипела она, как только они отошли подальше от Галада, и вырвала ее, прежде чем Гавин успел возразить. — Ты что, спятил? Вздумал расспрашивать меня про Илэйн и Эгвейн. При Галаде. Элминдреда отродясь о них не слыхала, знать о них ничего не знает и не желает, чтобы ее имя хоть как-то связывали с ними. Можешь ты это уразуметь?

— Нет, — сказал юноша, — не могу, пока ты мне не объяснишь, в чем дело. Но я прошу прощения.

Однако Мин это не удовлетворило — в его голосе не прозвучало достаточного раскаяния.

— Ты пойми, — продолжал Гавин, — я места себе не нахожу, все думаю: где она, что с ней? А тут еще известие, что в Тире объявился Лжедракон. А что если она окажется в центре такого же пожара, какой устроил Логайн в Гэалдане?

— А что если Дракон в Тире не ложный? — осторожно спросила Мин.

— Ты так говоришь оттого, что все твердят, будто он овладел Твердыней? Но ведь это только слухи. Я не поверю в это, пока не увижу собственными глазами, да и то не знаю. Возможно, меня не убедит и падение Твердыни. О Свет, мне все кажется, что Илэйн и Эгвейн уже не в Тире, и именно неизвестность терзает меня. Если с ней что-то случилось…

Мин не знала, кого из девушек он имел в виду, и подозревала, что этого не знал и сам Гавин. Ей было от души жаль юношу, несмотря на все его ехидные проделки, но она ничем не могла ему помочь.

— Гавин, послушайся меня…

— Я знаю. Ты просишь верить Амерлин, — вздохнул юноша. — Верить! А ты знаешь, что Галад водит компанию с Белоплащниками. Пьет с ними вино по тавернам. В город через мосты пускают всех, кто идет с миром. Пускают даже этих проклятых Детей Света!

— Галад? — недоверчиво переспросила Мин. — Пьет? По тавернам?

— Ну, пьет-то он немного, чашу-другую, в этом я уверен. Больше он не стал бы пить и на собственных именинах. — Гавин нахмурился, будто задумавшись, похвалой или порицанием Галаду прозвучали его слова. — Дело в том, что он все время проводит в разговорах с Белоплащниками. А теперь еще эта книга. Она надписана: «С верой в то, что ты найдешь истинный путь. Эамон Валда». Понимаешь, ее подарил ему сам Эамон Валда, тот самый, что командует теми Белоплащниками, за рекой. А неизвестность терзает Галада не меньше, чем меня. Вот еще наслушается Белоплащников… И если с сестрой или с Эгвейн что-то случится… — Гавин покачал головой. — Мин, ты знаешь, где они? А если бы знала, сказала бы мне? Почему ты молчишь?

— Потому что никак не могу выбрать между двумя поклонниками, которых свела с ума своей красотой, — язвительно промолвила девушка.

Гавин горестно вздохнул, но тут же заставил себя усмехнуться:

— Ладно, в это я, пожалуй, могу и поверить. — Он усмехнулся и легонько погладил ее по щеке:

— Ты ведь прехорошенькая барышня, прехорошенькая и умненькая, Элминдреда.

Мин сжала кулак и попыталась было засветить ему в глаз, но Гавин играючи увернулся, а она наступила на собственный подол и чуть не упала.

— Обормот несчастный! — вскричала она. — Дубина безмозглая!

— О, какое грациозное движение, госпожа Элминдреда, — рассмеялся Гавин, — а какой сладкий голосок. С ним не сравнятся ни трели соловья, ни воркование горлицы на закате. У какого мужчины не загорятся глаза при виде прекрасной Элминдреды. — Насмешливость пропала, и голос его зазвучал серьезно:

— Мин, если хоть что-нибудь узнаешь, скажи мне, прошу тебя. Умоляю тебя. Мин.

— Я скажу тебе, — пообещала она. Если это не повредит им. О Свет! До чего я ненавижу это проклятое место! Почему мне нельзя вернуться к Ранду?

Мин рассталась с Гавином и в Башню, как и следовало, вошла одна. Ей приходилось опасаться любознательности Айз Седай и Принятых, которые вполне могли поинтересоваться, с какой стати горожанка поднимается наверх без приглашения. Но новость о Логайне была слишком важна, чтобы отложить ее до якобы случайной встречи с Амерлин. Обычно такие встречи происходили ближе к вечеру. Во всяком случае. Мин уверяла себя, что дело не терпит отлагательства. Сама она чуть не лопалась от нетерпения.

Она увидела впереди нескольких Айз Седай, но те или сворачивали в боковые коридоры, или заходили в комнаты, так и не заметив девушку, что было ей на руку. Трудно было бы объяснить, почему она без вызова направляется в покои Амерлин. Правда, по дороге ей попалось несколько служанок, но те были заняты своей работой и, мельком глянув на нее, ограничились торопливыми реверансами.

Подходя к передней Амерлин, девушка уже имела наготове вполне правдоподобную историю на тот случай, если Лиане будет не одна и придется объяснять свое появление, но передняя оказалась пуста. Мин подбежала к внутренней двери, приоткрыла ее и просунула голову. Амерлин и Хранительница сидели друг против друга за столом, усыпанным ворохом бумаг. Обе подняли головы и сердито уставились на Мин.

— А ты что здесь делаешь? — возмутилась Амерлин. — Забыла, что выдаешь себя за легкомысленную красотку, а не за мою закадычную подругу? Все наши встречи должны выглядеть случайными, и если ты не в состоянии усвоить такие простые вещи, мне придется попросить Ларас приглядывать за тобой как за малым дитем. Ручаюсь, ей это придется по вкусу, а вот тебе — едва ли.

Представив такую перспективу. Мин поежилась. Ей вдруг подумалось, что она, наверное, зря запаниковала из-за этого Логайна. Маловероятно, чтобы он стяжал ожидающую его славу в ближайшие дни. На самом деле Логайн был только предлогом, но отступать уже поздно. Закрыв за собой дверь, она единым духом выпалила, что видела и что означало это видение, чувствуя неловкость из-за того, что делает это в присутствии Лиане.

Суан выслушала ее и устало покачала головой:

— Только этого не хватало, будто у нас и без того мало неприятностей. В Кайриэне голод. В Тарабоне бесследно пропала одна из сестер. В Порубежье участились набеги троллоков. Этот безумец, именующий себя Пророком, пытается сеять смуту в Гэалдане и утверждает, что Дракон уже возродился в образе шайнарского лорда. Куда ни глянь, всюду плохо: салдэйская торговля расстроилась из-за войны в Арад Домане, а в результате в Марадоне зреют голодные бунты и Тенобия может даже лишиться трона. Единственная добрая весть, что вроде бы почему-то отступило Запустение. Зелень появилась даже за две-три мили за линией пограничных камней. Вдоль всей границы — от Салдэйи до Шайнара — земля вновь становится плодородной. Такого на моей памяти еще не было. Однако на всякую добрую весть найдется и худая. Коли лодка качнулась в одну сторону, качнется и в другую. По мне, и то ничего, лишь бы дурные вести не перевесили, а то лодке и опрокинуться недолго. Лиане, прикажи усилить наблюдение за Логайном. Не представляю, каких неприятностей можно ожидать от него сейчас, но не хочу, чтобы они свалились на меня как снег на голову. Но все-таки чего ради ты влетела сюда точно перепуганная чайка? Логайн мог бы малость и подождать, сомневаюсь, чтобы он вернул себе могущество и славу до заката.

Амерлин словно читала ее мысли, и Мин смутилась под ее пронзительным взором.

— Я знаю, — промолвила она. Лиане предупреждающе приподняла брови, и Мин торопливо добавила уважительное:

— Мать. — Хранительница Летописей одобрительно кивнула.

— Так почему же ты тогда явилась, дитя? — спросила Суан.

Мин набралась решимости:

— Мать, за все то время, что я здесь, мне не удалось увидеть ничего заслуживающего интереса, и уж определенно ничего имеющего отношение к Черным Айя. — При упоминании о Черных сестрах у нее, как всегда, мурашки пробежали по коже. — Я рассказывала обо всем, что видела, но от всего этого не было никакого толку. — Поеживаясь под буравящим взглядом Амерлин, Мин сглотнула и набрала в легкие воздуху:

— Мать, мне нет никакого резона оставаться здесь, зато есть веские основания, чтобы уйти. Мой дар мог бы послужить Ранду ал'Тору. Если он и впрямь овладел Твердыней… Мать, он нуждается во мне, — закончила она с жаром. Или я нуждаюсь в нем, чтоб мне сгореть за дурость!

При упоминании о Ранде Хранительница содрогнулась, а Амерлин громко фыркнула.

— С чего это ты взяла, что твои видения бесполезны? — заявила она. — Сведения о Логайне очень важны. К тому же ты помогла разоблачить проворовавшегося конюха и благодаря этому оправдать невиновного, на которого пало подозрение. С твоей помощью мы узнали, что та рыжая послушница задумала завести ребенка… Шириам живо выбила из нее дурь — девушкам не положено думать о мужчинах, пока не закончат ученье. А если бы не ты, мы бы узнали об этом, лишь когда было бы слишком поздно. Нет, тебе никак нельзя уходить. Рано или поздно твои видения приведут меня к Черным Айя, а до той поры ты более чем оправдываешь расходы на твое пребывание в Башне.

Мин вздохнула, и не только потому, что Амерлин решила не отпускать ее. Последний раз, когда она видела ту рыжеволосую послушницу, та кралась в рощицу в компании здоровенного стражника. Мин точно знала, что эта парочка поженится еще до исхода лета, хотя послушницам — даже если они не проявляли способностей к дальнейшему обучению — не разрешалось выходить замуж без дозволения Башни. Мин знала, что в будущем они обзаведутся фермой и кучей ребятишек, но говорить об этом Амерлин было совершенно бесполезно.

— Но вы можете хотя бы успокоить Гавина и Галада, дать им знать, что с их сестрой все в порядке. — Мин злилась на себя из-за того, что приходится выступать в роли просительницы, и не сумела скрыть раздражения:

— Скажите им, по крайней мере, что-нибудь поубедительнее, чем та нелепая история про то, что они отбывают наказание в деревне.

— Я уже говорила, что это не твоя забота. Не заставляй меня повторять.

— Но они верят этому не больше, чем я, — запротестовала Мин, однако не сулившая ничего доброго улыбка Амерлин заставила ее умолкнуть.

— Итак, ты предлагаешь, чтобы я, распустив повсюду слух, что они отбывают наказание в деревне, принялась рассказывать что-нибудь другое? Ты не находишь, что это многих бы заставило удивиться и заинтересоваться. По-моему, это всякому понятно, кроме разве что этих мальчишек и тебя. Надо будет сказать Коулину Гайдину, чтобы он заставил их как следует попотеть на плацу. Тяжелая работа — лучший способ отвлечь мужчину от ненужных мыслей. Кстати, и женщину тоже. Могу и для тебя найти работенку на кухне, кастрюли чистить, — денька на два-три. Столько я без тебя обойдусь. Может, это отучит тебя совать нос не в свои дела.

— Но неужто вы даже не знаете, живы ли они? Или Морейн?

На самом деле Мин не собиралась спрашивать о Морейн.

— Девчонка, — возвысила голос Лиане, но Мин понесло, и она уже не могла остановиться:

— Почему о них ничего не слышно? Слухи из Тира дошли до Башни уже два дня назад. Целых два дня!

Неужели ни одна из этих бумаг, что лежат у вас на столе, не содержит послания от Морейн? Разве у нее нет голубей? Я-то думала, что у вас, Айз Седай, повсюду есть свои люди, которые держат почтовых голубей, а уж в Тире и подавно. Да за такое время и конный гонец успел бы доскакать до Тар Валона. Почему же…

Суан хлопнула рукой по столу, и Мин осеклась.

— Хорошо же ты повинуешься мне, дитя, — жестко промолвила Амерлин. — Считай, что с молодым человеком все в порядке, во всяком случае, пока не услышишь от меня противоположного. — Мин поежилась. — В Майене есть славная поговорка: не буди лиха, пока оно тихо. Запомни ее хорошенько.

Послышался робкий стук в дверь.

Амерлин и Хранительница Летописей переглянулись и уставились на Мин. Вот незадача — читалось в их взглядах — тебя-то куда девать? Спрятать девушку в комнате было невозможно, даже балкон полностью просматривался через застекленные балконные двери.

— Надо что-то придумать, — пробормотала Суан, — что-нибудь такое, что объяснит твое присутствие здесь и не наведет на мысль о том, что ты не просто глупая девчонка, за которую себя выдаешь. Лиане, встань у двери и будь наготове, а ты, девица, сядь на ее стул. — Хранительница двинулась к двери, а Амерлин встала и обошла вокруг стола. — Пошевеливайся, живее, живее. Ну-ка изобрази надутую физиономию. Да не сердитую, а надутую. Оттопырь нижнюю губу и смотри в пол. Вот-вот, это то, что надо. Лиане, давай… — Амерлин подбоченилась и возвысила голос:

— И если ты, дитя, еще раз заявишься сюда без приглашения, я…

Лиане открыла дверь, за которой стояла смуглая послушница. Та испуганно заморгала, услышав гневную тираду Суан, и присела в глубоком реверансе.

— Послание для Амерлин, Айз Седай, — пропищала девица и с удивлением воззрилась на Мин. Послушница была одной из тех, кто восхищался красотой Элминдреды. — Два голубя прилетели на голубятню.

— Это тебя не касается, дитя, — промолвила Лиане, забирая у послушницы два маленьких костяных цилиндрика. — Возвращайся на голубятню. — Не успела девушка выпрямиться, как Лиане захлопнула дверь и, опершись на нее, тяжело вздохнула:

— Я вздрагиваю от каждого звука с тех пор, как узнала, что… — Лиане вернулась к столу. — Еще два послания, Мать. Открыть?

— Открывай, — сказала Амерлин. — Не иначе, как Моргейз вознамерилась вторгнуться в Кайриэн. Или троллоки опять опустошили Порубежье. И вообще что угодно.

Мин не тронулась с места — она помнила об угрозах Суан.

Лиане проверила красную восковую печать на конце костяной трубочки не длиннее фаланги ее пальца, убедилась, что она не повреждена, и сломала ее ногтем. При помощи костяной булавки она извлекла из цилиндрика свернутую бумажку.

— Это почище троллоков, Мать, — промолвила она, пробежав глазами записку. — Мазрим Таим бежал.

— О Свет! — вскричала Суан. — Как это случилось?

— Здесь сказано лишь, что ночью его отбили. Две сестры погибли.

— Свет да осияет их души. Но у нас нет времени скорбеть о погибших, пока Таим жив и не укрощен. Где это произошло. Лиане?

— В Денгуире, Мать. Это селение на Марадонской дороге, к востоку от Черных Холмов, в верховьях рек Антео и Луана.

— Должно быть, это кто-то из его приверженцев. Дурачье. Никак не смирятся с тем, что они разбиты. Лиане, подбери дюжину надежных сестер… — Амерлин поморщилась. — Знать бы, на кого положиться, не ведала бы забот. А так все точно серебристые щуки. Сделай все, что возможно, Лиане. Пошли дюжину сестер и пять сотен солдат. Нет, тысячу.

— Мать, — обеспокоенно сказала Хранительница Летописей, — а Белоплащники?

— Нет, они не станут пересекать мосты, даже если я оставлю их без присмотра. Побоятся, что это ловушка. Кто знает, что там сейчас творится. Те, кто отправится туда, должны быть готовы ко всему. И вот еще что, Лиане… как только Мазрим Таим будет схвачен, его нужно усмирить.

— Мать… — Лиане была поражена. — Но закон…

— Я знаю закон не хуже тебя, но не могу рисковать — а вдруг его отобьют снова? Сейчас, когда у нас забот хоть отбавляй, нельзя допустить появления нового Гвайра Амаласана.

— Будет исполнено, Мать моя, — слабым голосом отозвалась Лиане.

Амерлин взяла второй костяной цилиндрик и с отчетливым щелчком разъяла его надвое — бумажка вылетела. Она прочла письмо, и на лице ее расцвела улыбка:

— Ну, наконец-то хорошие новости. «Удар достиг цели. Пастух овладел мечом».

— Ранд? — спросила Мин, и Суан кивнула:

— А кто же еще, девочка? Твердыня пала. Пастух Ранд ал'Тор овладел Калландором. Теперь, Лиане, я могу действовать. Пусть сегодня днем соберется Совет Башни. Нет, сегодня утром.

— Я не понимаю, — промолвила Мин, — слухи о Ранде доходили и раньше, и вы о них знали. Почему же вы собираете Совет только сейчас? Что вы можете сделать такого, чего не могли прежде? Суан рассмеялась, словно девчонка:

— Что я могу сделать? Теперь я могу объявить, что согласно донесению Айз Седай Твердыня пала и мужчина овладел Калландором. Пророчество исполнилось. И пока этого достаточно. Они, конечно, будут спорить, вилять, но никто не помешает мне объявить, что Дракон Возродился, никто не посмеет возразить, что Белая Башня должна руководить этим человеком. Наконец-то я смогу иметь с ним дело открыто.

— Правильно ли мы поступаем. Мать моя? — вдруг спросила Лиане. — Я понимаю… раз Калландор в его руках, он и впрямь Возрожденный Дракон. Но, Мать, он ведь способен направлять Силу. Мужчина, умеющий направлять Силу. Я видела его всего раз, но и тогда почувствовала нечто странное. Нечто большее, чем воздействие та'верена. Боюсь, когда дойдет до дела, окажется, что разница между ним и Мазримом Таимом не слишком велика.

— Разница в том, что Ранд — истинный Возрожденный Дракон, дочь моя, — спокойно ответила Амерлин. — Таим — волк, возможно, бешеный волк, а Ранд — волкодав. С его помощью мы низвергнем Тень. Но пока держи его имя при себе. Не следует открывать слишком много раньше времени.

— Как прикажешь. Мать, — промолвила Хранительница, но голос ее звучал неуверенно.

— А теперь ступай. Я хочу, чтобы Совет собрался не позднее чем через час. — Лиане направилась к выходу, и Суан задумчиво посмотрела ей вслед. — Возможно, — сказала она, когда за Лиане закрылась дверь, — сопротивление будет сильнее, чем мне бы хотелось.

Мин оторопело глянула на Амерлин:

— Но не хотите же вы сказать, что…

— Нет-нет, дитя, ничего серьезного. Во всяком случае, до тех пор, пока они не знают, как давно я ввязалась в историю с этим парнем, Рандом ал'Тором. — Амерлин вновь глянула на бумажную полоску и бросила ее на стол. — Жаль, что Морейн не сообщила мне больше.

— Так почему же она не сообщила больше? И почему так тянула с этим известием?

— Ты задаешь слишком много вопросов. Об этом лучше спросить Морейн. Она всегда поступает по-своему. Так что спроси Морейн.

Сахра Ковенри размахивала мотыгой, раздраженно поглядывая на сорняки — волокнолист и куриные лапки. пробивавшиеся между рядами капустной и свекольной рассады. Нельзя сказать, что госпожа Элвард слишком уж придирчива и сурова, — она ничуть не строже, чем ее матушка, и уж всяко мягче, чем Шириам, но Сахра не для того отправилась на ученье в Белую Башню, чтобы, как и дома, мотыжить грядки под палящим солнцем. Белое одеяние послушницы пришлось снять. Сейчас на ней было грубошерстное коричневое рубище вроде того, какое она носила в родной деревне. Юбку пришлось подоткнуть до колен, чтобы не измазаться в грязи. Радости мало. К тому же она не знала за собой никакой вины.

Упершись босыми ступнями в развороченную землю, она воззрилась на упрямый побег куриной лапки и направила Силу, желая сжечь его. Вокруг побега рассыпался сноп искр, и он поник. Девушка поспешно вырвала его и отбросила подальше от грядки и прочь из памяти. Если бы в мире существовала справедливость, подумалось ей, — лорд Галад непременно завернул бы на эту ферму во время охоты.

Опершись на мотыгу, девушка предалась мечтам: лорд Галад падает с лошади, ясное дело, не по своей вине, он ведь превосходный наездник, а она Исцеляет его раны. И тогда он сажает ее к себе в седло и клянется, что станет ее Стражем, а она, конечно, — Зеленой сестрой, ну а потом…

— Сахра Ковенри?

Заслышав резкий повелительный голос, девушка вздрогнула и обернулась. Но это была не госпожа Элвард. Сахра присела в реверансе, насколько это было возможно с подоткнутой юбкой:

— Приветствую вас, Айз Седай. Вы явились, чтобы забрать меня в Башню?

Айз Седай подошла ближе, нимало не беспокоясь о том, что подол ее волочится по грязи. Несмотря на жару, она была в плаще, и низко надвинутый капюшон затенял лицо.

— Перед тем как покинула Башню, ты отвела к Амерлин женщину, назвавшуюся Элминдредой.

— Да, Айз Седай, — с недоумением отвечала послушница. Ей не понравилось, как Айз Седай сказала «покинула Башню», — будто ей уже не суждено туда вернуться.

— Расскажи мне все, что ты видела и слышала с того момента, как повстречала эту женщину. Все, девица, до мельчайших подробностей.

— Но я ничего не слышала, Айз Седай. Хранительница отослала меня прочь, как только…

Острая боль пронзила все ее тело, длилась она лишь миг, но Сахре он показался вечностью. Придя в себя и пытаясь набрать воздуху, девушка поняла, что лежит на земле, дрожащими пальцами вцепившись в комья грязи. Но она не помнила, как упала. С удивлением девушка увидела, что у порога фермерского жилища валяется перевернутая бельевая корзина госпожи Элвард, а вокруг разбросано мокрое белье. Это было более чем странно — Мория Элвард отличалась исключительной аккуратностью.

— Говори. Все, что знаешь, — холодно повторила Айз Седай. Она смотрела на Сахру сверху вниз и отнюдь не собиралась помочь ей подняться, хотя, кажется, и перестаралась, желая припугнуть девушку. — С кем эта Элминдреда говорила, о чем — каждое слово, каждый жест — все.

— Она говорила с лордом Гавином, Айз Седай, — жалобно простонала Сахра, не отрывая лица от грядки, — больше я ничего не знаю. — Послушница разрыдалась, надеясь слезами убедить грозную Айз Седай, но понимала, что ее рыдания ничуть не тронут эту женщину. Подозрения девушки подтвердились. Плакала и кричала она еще долго. Когда Айз Седай ушла, живыми на ферме остались лишь кудахчущие куры.