Глава сорок первая
О том, что для человека важнее — Бог или любовь? И почему, кстати, многие до сих пор так и не поняли, что это одно и то же…
Полдень. Бешеный стук копыт неумолимого коня, упоённо несущегося в юго-западном направлении одному ему известными тропами. Четверо всадников цепко держались друг за друга, словно в танце летка-енка. Ветер бил им в лицо, гася слова, тем не менее двое последних оживлённо болтали. Тема, поднятая предусмотрительной израильтянкой, была слишком важна для обоих, чтобы отложить её обсуждение на менее тряские времена. Впрочем, галоп не рысь, не так уж и трясёт…
— Ваня, а мне таки кажется, что покаяться всё равно было бы надо!
— Но мы вроде бы не делали ничего плохого…
— Ой, я вас умоляю!
— Ладно, ладно… Думаешь, мне стоит извиниться за Циветту?
— Таки я любезно перечислю: 1) Покушение на убийство (инопланетные бесы, адепты Дэви-Марии, контуженые эльфы, резвые индуисты, тихие хаббардисты и ещё кто-то там по мелочи…); 2) Воровство (факт отбирания печенек у тех же многострадальных эльфов…); 3) Обман священника и предательское бегство из настоящего монастыря (без комментариев!); 4) Прелюбодеяние (эльфийки, нимфеи, бедная я…) плюс…
— Прелюбодеяния не было!
— Что, и даже в мыслях?!
— В мыслях… было. Каюсь. Довольна?
— Я бы предпочла более публичное покаяние, а-а… сойдёт! В мои грехи углубляться не будем, их меньше, но и они имели место быть. Каюсь, каюсь, каюсь… ой!
Последний вскрик был спровоцирован резкой остановкой белого коня посреди чистого поля, на газоне с васильками. Дорога незаметно кончилась…
— Дети мои, похоже, вы прибыли, — с лёгким оттенком печали объявила Принцесса. Иван первым спрыгнул с седла и подошёл к небольшому красно-коричневому валуну, от него уходили в стороны две тропинки, а на самом камне красовалась позеленевшая медная табличка: «Направо пойдёшь — к казакам попадёшь. Налево пойдёшь — иудеев найдёшь». Рахиль неуклюже сползла с коня и собственными глазами дважды перечитала написанное.
— Претензий нет, всё конкретно до дрожи. Если мы его искали, так это оно и есть. Поздравьте нас, мы каждый дома!
— Удачи. — Седой Миллавеллор смахнул сентиментальную слезу. — Как говорил малоизвестный, но очень мудрый философ: «Прощаясь, друзья меняются половинкой сердца…» Я никогда не забуду вас, казак Кочуев и девица Файнзильберминц!
— Спасибо, — откликнулся подъесаул.
— Он же в первый раз назвал меня по фамилии, — неизвестно чему умилилась бывшая военнослужащая, но Принцесса Нюниэль неожиданно подняла коня на дыбы:
— Моя душа исполнена тревоги! Я физически чувствую, как тёмные силы вновь копят свои еоганып тучи над вашими головами… Спешите же, мы попытаемся отвлечь на себя погоню!
— Какие тучи, где? — Рахиль скептически обвела взглядом горизонт. — Небо чистое, как голубая тарелка с трещинкой в бедной еврейской семье на следующий день после Хануки…
— По-моему, они от нас просто устали, — подтвердил казак, когда белый жеребец унёс эльфийскую пару в светлую даль. — Ну что ж, мальчики направо, девочки налево?
— Таки да. Заходи, если что…
— Ты тоже.
Они резко развернулись и едва ли не бегом бросились в разные стороны. Да, да! Резко и сразу, не сказав слов прощания, не обнявшись напоследок, не взглянув в глаза, не… Они не могли иначе. В глубине души каждый прекрасно понимал — ещё мгновение, и они так вцепятся друг в друга, что уже никакая сила на свете не заставит их разомкнуть объятия!
Оба знали — останься они сейчас вместе, и насмарку пойдут все испытания… Всё будет брошено и сметено слепой мощью любви — вера отцов, национальные традиции, память предков, гордость рода и… даже воля Бога! Они не могли пойти на это, стоя на самом пороге долгожданного Рая…
Иван Кочуев успел пролететь буквально пять-шесть шагов, как был остановлен твёрдой казачьей рукой. Он поднял глаза и обомлел — перед ним стояли трое рослых бородачей в новенькой форме войска Донского, все при шашках, с Георгиевскими крестами на груди и дружелюбными улыбками.
— Здорово, станичник! К нам ли путь держишь? — спросил один.
— Видимо, да… — неуверенно огляделся молодой человек. Камень исчез, сзади расстилалось чистое поле, впереди — новый мир… Голубоглазый бородач ободряюще хлопнул его по плечу и отечески обнял:
— Не робей, парень. Раз сюда дошёл, значит, казачье сердце у тебя в груди! В станицу райскую с нами пойдёшь, хату тебе всем миром поставим, любого коня из табуна выбирай, брагу ставь, живи — не тужи!
— Ага… спасибо, очень приятно… — Иван бросил тоскливый взгляд на залитую солнцем станицу, словно воссозданную из романтических иллюстраций к шолоховским рассказам. Невдалеке бродили статные гнедые кони, серебрилась река, блестели купола православного храма, и в отдалении разносились протяжные казачьи песни…
— Да ты что смурной такой? Али не по нраву чего? — удивлённо спросил второй.
Бывший подъесаул повесил голову…
— Нет… нормально всё, как и ожидал. Здесь действительно Рай, и я… Просто знакомая у меня там осталась… хорошая знакомая, Рахиль и… это…
— Еврейка, что ль?! — не понял третий, и все на секунду сдвинули брови. — Так забудь её! Не след православному казаку из-за коленки израилевой в грусть впадать. Вона, в станице уж отыщешь себе любушку по сердцу! Нашей красы и веры, а евреям в казачий Рай ходу нет…
— Это я понимаю. — Иван решительно поправил фуражку и посмотрел, как горят на солнце золотые кресты далёкой церковки. — По сердцу, говорите, по сердцу…
…Рахиль тоже никуда особенно не ушла. Вид, открывшийся ей сразу за красным камнем, был настолько величественным, что она едва не упала на колени. На зелёном холме раскинулся золотой город — небесный Иерусалим! Сразу вспомнилось всё — детство, юность, родители, цитаты из Торы, праздник совершеннолетия «бат-мицва», сухой вкус мацы, запах бабушкиных лекарств, мгновенная боль от того страшного взрыва… Всё вспыхнуло в груди и откатило, сердце наполнилось необычайным покоем, на пыльную тропинку упала всего одна счастливая слеза…
— Здравствуй, девочка. — Навстречу Рахиль из ниоткуда вышел благообразный старец с библейским лицом и печальными глазами. Его длинные одежды едва не касались земли, а на губах бродила всепрощающая улыбка…
— Здравствуйте, ребе! Я так долго шла сюда… я…
— Теперь ты дома, дитя… Пойдём со мной, там нас ждут твои предки, твои друзья, твой заслуженный отдых.
— Я благодарна, ой, как я вам благодарна… — Обычно довольно болтливая израильтянка сейчас почему-то с трудом находила нужные слова. — Я так искала наш Рай, я знала, что он есть! Я верила, а этот глупый, усатый, самовлюблённый тип с лампасами говорил…
— Кто? — чуточку изумился старец. — Какой тип с лампасами?!
— Ну, этот… подъесаул Кочуев! Он же сплошной казак и искал со мной свой Рай, а я…
— Девочка, — старческая ладонь осторожно прикрыла ротик Рахиль, — ты слишком много говоришь о нём. Неужели даже на пороге иудейского Рая какой-то казак занимает так много места в твоей душе?!
— Нет, но… таки да.
— Опомнись, это Иерусалим! В кущах небесных возник этот город, но не каждому суждено ступить под его сень… Казаки живут отдельно. Оставь лишние воспоминания…
— Ребе, а… если они не лишние? — тихо-тихо прошептала юная еврейка. Ответа не последовало, старец медленно повернулся к ней спиной и, сокрушённо вздохнув, направился в сторону сияющего города. Рахиль зажмурилась и нерешительно сделала первый шаг…
…Иван Кочуев сидел, привалившись спиной к нагретому придорожному камню. Перед ним на тряпочке аккуратно лежала пара куриных яичек, луковица, порезанное сало, полбуханки ржаного хлеба и только что откупоренная бутылка водки. Пить приходилось из горла…
— Будешь? — ровно спросил он, когда зарёванная иудейка буквально выпрыгнула со своей стороны Рая.
— Буду! — Она, не чинясь, плюхнулась рядом, вытерла нос рукавом, бросила на хлеб шмат сала и, отважно прожевав, махом влила в себя первый глоток водки. Естественно, чуть не задохнулась, нарушив столько заповедей сразу! Зато, как ни странно, пришла в себя…
— Ваня, я… греш-ни-ца?!
— Таки да, — уверенно ответил бывший подъесаул, хлопая её по спине.
— А вы?
— Я тоже, если тебя это утешит. Мы оба сумасшедшие…
— Хоть какое-то равноправие… Выпьем?
— Я думал, ты не пьёшь?
— Ой, я таки тоже так думала…
Долгое время они молча жевали, поочерёдно прикладываясь к бутылке. Продукты питания и алкоголь были предоставлены заботами одного из станичников. Остальные, хоть и обняли Ивана на прощание, даже не пытались скрыть своего разочарования поступком молодого человека. Многомудрый ребе тоже не захотел брать на себя ответственность за абсурдный шаг влюблённой еврейки…
Теперь им обоим было некуда идти, хотя в воздухе явственно зрело некое ощущение тревоги. Ребята уже научились разбираться в таких тонких вещах…
— Нас накажут?
— Думаю, да… Посмотри, видишь вон ту белую линию над горизонтом? Очень похоже на реактивный след летающей тарелки.
— Точно, ведь как вспомню, так минимум двое бесов у нас сбежало во мрак. А вот с той стороны таки ещё и мелькают какие-то флаги или транспаранты. Чую, что тут полно представителей Белого Братства, хаббардистких клиров, а может, ещё и бабушек-«свидетелей»…
— Запросто, кому мы ещё насолили? — равнодушно зевнул казак, обнимая еврейку за плечи. Рахиль прильнула к нему, чувствуя себя очень защищённой, очень сытой и очень нетрезвой. Что интересно — мысль разбежаться, спрятаться по своим Раям никому в голову не постучалась. Да и кто бы её пустил…