Эксод
БЕТА-ВЕРСИЯ
— Привет!
— Привет…
Леха неуверенно усмехнулся.
Почему-то был уверен, что в реальности Алиса окажется маленьким серым мышонком. Робкая и скованная. В слишком строгом платье, чтобы скрыть невнятную фигурку. С непонятного цвета волосами, собранными в невразумительную прическу. С так себе мордашкой, на которой вечно настороженно-смущенное выражение и робкая заискивающая улыбка…
Стандартная девочка синий чулок, в общем. А какие еще девчонки попадают в универ, да еще на факультет для программистов?
Заранее подготовился к этому. Настроил себя на жалостливый лад…
И вот теперь со странным чувством не то облегчения, не то даже какого-то разочарования разглядывал Алису настоящую.
В самом деле рыжая. Сейчас волос нет, конечно, — после операции и двух часов не прошло. Но это сразу и не заметишь — на голове у нее кожаная шапочка, стилизованная под буденновку. А вот веснушчатую рожицу не скроешь. Да и не стоит скрывать, пожалуй… Яркие, даже без помады, губы, бойкое выражение — и почти такие же огромные, как у гарпии, зеленые глазищи. И почти лучатся изнутри.
Сама невысокая, почти миниатюрная, но фигурка — класс! И не скрывает. Обтягивающие джинсы, белая пуховая курточка до талии, расстегнутая. Под ней темно-синий, почти черный, мохеровый свитер — обтягивающий высокую грудь…
— Это хорошо, что ты такой, — сказала Алиса.
Она тоже придирчиво разглядывала Леху. И, кажется, с тем же смешанным чувством не то облегчения, не то мелкой обиды, что предположения оказались неверны…
— Я думала, какой-нибудь сутулый чахлик, — прямо призналась она. — Уж больно ловко ты с игроками расправлялся. Словно целые дни за компом в играх просиживаешь…
Она задорно улыбнулась — то есть попыталась. Улыбка вышла медленная и странная, словно ее лицо одеревенело от холода.
Леха чувствовал то же самое. Хотя пробегал в бычьем теле всего-то чуть больше недели, а все равно собственное тело казалось теперь неловким, онемелым, почти чужим.
А она была в игре куда больше…
Что тут сделаешь? Лишь ободряюще улыбнешься.
— Пошли? — спросил Леха и обнял ее за талию.
— Ну, пошли! — Алиса прижалась в ответ. С удовольствием, наслаждаясь каждым движением в своем настоящем теле.
И они пошли через сумрачный холл — последний холл перед выходом из этого чертова огромного здания — к дверям, за которыми свобода.
Свобода, которую отвоевали.
Вырвали, наперекор всему…
— Эй!
Алиса сбилась с шага, Леха напрягся.
— Стойте!
Леха обернулся — и похолодел.
Через длинный холл нагоняли два охранника. У обоих на боках открытые кобуры, и один как бы невзначай положил пальцы на рукоять…
— Почти ушли… — тихо пробормотал, качая головой и не спуская глаз с Лехи. — Чуть не опоздали…
Черт возьми… Неужели не успели — совсем чуть-чуть?!! Где-то за спиной, не так уж далеко, дверь — но у этого парня пальцы на самой рукоятке пистолета.
Слишком рано вскрылось, что должны были выписать и вытащить из игры других?…
Кто-то — сатир, Клык или тевтоны — все же достучался до Харона, и тот вернулся назад?…
Черт побери, всего минуты не хватило… Всего минуты…
А тело уже привычно напряглось. Краем глаза оценить расстояние до двери, а самому развернуться навстречу охранникам. Рукой тихонько отстраняя Алису за спину, чтобы успела добежать до двери.
Умная девочка, она сообразит. Хотя бы она отсюда выберется…
— Держи!
Леха нахмурился и невольно опустил глаза на протянутую руку второго охранника.
Уже решил, как лучше их атаковать: выпад, и подсечь ногой по ногам первого, того, который положил руку на рукоять. А потом сразу же на второго. Сковать его движения, повалить — что угодно, но не дать ему добраться до Алисы.
Тогда она успеет добежать до дверей. Там никого, кажется. И особых запоров не видно…
— Держи, держи, — охранник протягивал шапочку. Не тревога?…
Всего лишь забытая вещь?…
Сердце молотилось в груди, почти в горле. Чертовы доброхоты! Да чтоб они подавились ею!
Да нет, даже не забытая… Совершенно чужая шапка. Черная вязанка, самого дешевого пошиба. С грубо вышитым желтой нитью треугольником, внутри которого глаз, а из глаза, как из прожектора, бьют лучи света…
…Мужчина, замерший на самом краю тротуара… В длинном кашемировом пальто и шелковом кашне на шее, а на голове дешевая черная вязанка… С дурацкой эмблемой прямо на лбу…
Так это, значит, не его шапочка была… Это бесплатный подарок от фирмы. Забота о лысых головах…
…Бронзовый профиль Штукадюймовочки и крошечный силуэт рядом. Раскинув руки-черточки, словно пытается взлететь, — и помчался вниз, все быстрее и быстрее…
Леха шагнул назад. Прочь от руки с шапочкой.
— Бери, бери… — не отставал охранник. — И вот тут распишись. — Под шапочкой оказалась мятая ведомость и ручка.
Или не хотят лишний раз привлекать внимание к своей конторе? Наголо обритые люди, с едва схватившимися швами через всю голову, да почти в самом центре, — да, это привлечет внимание к такому приличному снаружи зданию.
Совершенно лишнее внимание.
— Не надо. — Леха вежливо, но твердо отстранил от себя руку с ведомостью и шапочкой.
— Давай-давай, — влез тот, что держал пальцы на рукоятке. Теперь он поигрывал ими по рифленому пластику, то поглаживая, то постукивая, будто ему не терпелось схватиться за рукоять по-настоящему. — Расписывайся и надевай. А то еще, не дай бог, простудишься, болезный ты наш…
Леха медленно поднял глаза на него.
Охранник будто ждал этого взгляда. Глядел прямо в глаза — и, не скрываясь, ухмылялся.
Да, этот тип прекрасно знает, кого отсюда выпускают «досрочно». И он уверен, что и в этот раз все обстоит так же… Что этим двоим только что выписанным из игры доходягам осталась неделя жизни, полмесяца от силы. Хотя сами доходяги об этом еще не знают…
— Напяливай, — предложил охранник. — И будет тебе счастье и жизнь долгая…
Леха почувствовал, что уже давно играет желваками, до боли стиснув челюсти.
— Чего уставился? — прищурился охранник. Уже не скалился. Уже с откровенной угрозой.
И как же — до боли, до одури! — хочется врезать в эту жирную харю! Кулаки сжались сами собой. Накатила такая ярость…
— Леш… — тихо позвали сзади.
Алиса. Потянула за руку, разворачивая к себе. Ловя взгляд.
— Леш….. Вовремя.
Леха медленно втянул воздух, заставил себя расслабиться.
Не сейчас. Эти мелкие обиды надо проглотить. Не хочется, до отвращения противно, но надо. Сейчас — надо. Не для того вырвались из игры, чтобы вот так вот, с дуру, влипнуть в новые неприятности…
Леха взял шапку.
— И вот тут вот распишись…
— Сам крестик поставишь.
Леха сунул шапку в карман куртки, а из другого достал привычную зеленую бандану. Затянул узел на затылке.
Леха развернулся, подхватил Алису под руку и повел прочь.
По сумрачному холлу, к двери — эта дверь маленькая и легкая, стеклянная. Но за ней не выход, а всего лишь тамбур перед выходом.
Не глупить…
Мерным шагом. Все дальше от охранников и все ближе к двери. И больше никаких остановок, пока не выберемся отсюда.
Черт возьми, ведь чуть не сорвался! Надо же… И двух недель не пробегал в теле бычка, теперь скинул звериную шкурку, но кажется, словно бычок все еще здесь. Вместе со всеми повадками, к которым привык там. К которым пришлось привыкнуть… Все это — осталось с тобой. Забилось в дальние уголки души, но готово вырваться наружу в любой момент…
Обозленный голос охранника за спиной. Так и сыплет сомнительными шуточками, одна другой злее — хочется вернуться и все-таки дать по морде…
Не глупить! Даже не оборачиваться.
Уже почти пришли. За стеклянную дверь, в гудящий от кондиционеров тамбур.
Дальше, дальше — последние шаги до выхода! Толкнуть огромную и тяжелую, на жестких пружинах, внешнюю дверь…
И оказались в другом мире.
Яркий солнечный день, полный весенней свежести, звона капели и воробьиного гомона…
А вверху — настоящая, пронзительная голубизна. Полная щемящего обещания чего-то настолько светлого, что с тобой еще никогда не случалось…
Весь мир — перед тобой. Весь мир — твой.
— Где мы… — прошептал Леха, закрыв глаза.
Поднял лицо, подставляя солнцу. Под мягкие лучи, ласкающие кожу.
— В лучшем из миров, — откликнулась Алиса таким же мечтательным голосом. Тоже подставила лицо настоящему солнцу, закрыв глаза. И чуть грустнее добавила: — Бета-версия… Без возможности сейва…
И тут же встряхнулась, как воробей, после долгой зимы купающийся в весенней луже.
— Я хочу есть! Боже мой, как я хочу есть! Словно всю жизнь не ела!
И она засмеялась. Так заразительно, что Леха не удержался и засмеялся вместе с ней. Нащупал ее маленькую ладошку. Сжал.
И так, рука об руку, они и пошли вперед, подставляя лица солнцу…
Это было здорово, это было восхитительно хорошо — но все же под всем этим, в глубине души, оставался кусок льда, который не желал пропадать.
Солнце, небо, весна, ее смех и зеленые глазищи — это все, конечно, хорошо. Просто замечательно.
Только ведь еще ничего не кончено. То, что вырвались, — это не конец. Это всего лишь начало…
Леха оглянулся. На гранитную обделку, на зеркальные стеклопакеты, на массивные двери…
— Леш… — напряглась Алиса.
— Что?
Леха старательно вскинул брови, будто бы не было никакого повода для этого напряженного оклика.
Но Алиса смотрела внимательно и напряженно. Ее и там-то, в игре, было трудно провести, а уж теперь-то, когда лица реальные и каждый лицевой мускул на виду…
— Леш, не надо… Все равно с этим ничего не сделать, только себе же хуже будет. Как бы вновь туда не попасть…
— А все то, что было?
— Ну… — Алиса опустила глаза. — Это было там, и пусть там и останется. Надо просто забыть. Как о дурном сне. Понимаешь, Леш? — Алиса подняла глаза, глядя почти с мольбой. — Просто забыть…
— А те, что остались?… Та серебристая?… Черная…
— Я помню… — Алиса снова опустила глаза. Вздохнула. — Я попытаюсь им помочь… Я видела движок игры изнутри, теперь и снаружи будет проще его потрошить. Теперь-то не надо изобретать велосипед, все ломалки под рукой будут, и дело пойдет веселее… Боль я с них сниму. А может быть, получится и вытащить их оттуда. Так же, как нас.
Леха открыл рот: но ведь кроме двух гарпий есть еще остальные, несколько сотен. И даже если вытаскивать по дюжине в месяц, всех не вытащить…
Но так ничего и не сказал.
— Можно постараться помочь, но всего сразу не изменить… — все убеждала Алиса, ловя его взгляд. — Это система, Леш… Ее нельзя сломать. Если с ней свяжешься всерьез, ты только себя погубишь…
Леха постарался улыбнуться, буркнул неопределенное:
— Ну-у…
Словно и в мыслях такого не было.
Но ее, конечно, не провести. Она все пыталась поймать взгляд — внимательная и взволнованная.
Умная, сообразительная. Искренне желающая как лучше — но всего лишь женщина…
Когда мир ужасен, женщина тяжело вздыхает, а потом закрывает окно красивой занавеской. Даже если мир рушится. Ведь за занавеской-то, в милом уютном доме, все в порядке, все хорошо… Какое-то время. И ее не переубедить, что кто-то должен не прятаться за красивой шторой, а бодаться с этим чертовым миром.
Да и не стоит переубеждать.
Она всего лишь женщина. Красивая, хорошенькая женщина. И переделывать этот мир — вовсе не ее дело…
— Систему не сломать… Только сам пропадешь, Лешка… Не надо… Пожалуйста… Надо просто забыть обо всем этом… Просто забыть… Были медная гарпия и стальной бык — и нет их больше… Будто и не было никогда…
Она ловила взгляд, ожидая ответа — хотя бы в глазах. Леха взял ее под руку и повел прочь.
— Леш?… Пообещай мне, что не будешь делать глупостей. Леш… Пожалуйста… — Вот ведь приставучка рыжая! Леха вырвал локоть из пальцев Алисы, обхватил ее за талию, приподнял — и закрутился на каблуках, оторвав ее от земли. Алиса понеслась вокруг, как на карусели:
— О-о-ой! Лешка, перестань! — Алиса обхватила Леху руками, чтобы хоть за что-то держаться.
А Леха все крутил и крутил ее вокруг, все быстрее и быстрее. Спросил с театральной грозностью:
— Будешь еще приставать с паникерскими настроениями, рыжая?!
— Лешка-а-а! — засмеялась Алиса. — Лешка, отпусти! Уронишь!
— Специально отпущу, чтобы глупостей не выдумывала!
— Все, не буду… Честно, не буду!.. А-а-а!
Она смеялась, ее щеки разрумянились, а в глаза вернулся прежний веселый блеск — почти такой же, как когда она в первый раз увидела это светлое весеннее небо, настоящее небо… Леха поставил ее на землю, но она шаталась, да и сам шатался. И схватившись друг за друга, чтобы не упасть, просто стояли и хохотали. Радуясь тому, что вокруг небо и солнце, весна и капель.
И она, красивая и веселая…
И прежде чем она успела опомниться, схватил ее под руку и потащил дальше, утягивая на боковую улицу. Чтобы даже за спиной не чувствовать это давящее присутствие громадины фирмы.
Свернули — и Леха тут же взмахнул рукой:
— Такси!
Старенькая желтая «волга» с шашечками на боку проворно нырнула к тротуару. Над шашечками вычурная надпись из букв под старославянскую вязь: «ООО „Веселый кучер“.
Кучер… Вроде бы и слово как слово — а вот словно бы неприятный привкус у него какой-то…
Леха мотнул головой, прогоняя наваждение. Чертовщина какая в голову лезет! Слово, видите ли, не нравится…
— Прошу! — Леха распахнул заднюю дверцу, приглашая Алису.
Алиса нырнула в машину, попыталась сделать это по-кошачьи мягко и грациозно — и у нее это почти получилось. Если не считать того, что тело, жившее месяц с лишним своей собственной жизнью, чуть занесло. Она задела макушкой по дверной раме. Хорошо, кожаная шапка под буденновку смягчила удар. Алиса шуточно чертыхнулась и опять прыснула.
Леха лишь покачал головой и полез следом на заднее сиденье. Чтобы сидеть рядом с ней.
Тоже улыбаясь — рядом с Алисой невозможно не улыбаться. Лучится жизнерадостностью, заливает все вокруг тихим светом, как еще одно солнышко…
Водитель хмуро разглядывал ее в зеркало заднего вида.
И как можно быть таким хмурым? В этом огромном мире, где можешь идти куда хочешь! Можешь делать, что тебе только захочется, что угодно! Под весенним небом, под звон капели…
— Куда? — спросил водитель.
Голос у него был еще мрачнее, чем лицо. На миг словно повеяло чем-то из предыдущих дней — безнадежностью игры, из которой не выбраться, а в городе объявления с наградой за твою голову… На миг даже показалось, что где-то слышал этот голос…
Нет, нет! Не надо сходить с ума. Просто у человека паршивое настроение. Бывает.
И когда в зеркале заднего вида поймал взгляд водителя, Леха широко улыбнулся. От души, стараясь зацепить улыбкой и этого хмурого водилу, поделиться с ним кусочком радости.
— В кафе! Куда угодно, где можно перехватить чего-нибудь горячего и вкусного! Хоть в «Мак».
— И чтобы хороший вид! — потребовала Алиса, тоже пытаясь улыбкой растопить угрюмость водителя. — Хочу пространства, воздуха и солнца!
Но водитель сделался еще смурнее. Резко тронул машину и влился в поток, несущийся по улице…
Город летел за окнами машины.
Сотни машин, лиц, домов…
И солнце. И такое прозрачное весеннее небо!
Рядом щебетала Алиска, решая, что же она сейчас съест. Хотелось всего и сразу. В желудке совсем, совершенно пусто…
Тихо урчал мотор, шуршали шины под днищем, шумел поток машин снаружи.
Болталась игрушка, привешенная на шнурке под зеркалом заднего вида. Маленькая мягкая игрушка — буйволенок, сшитый из разноцветных кожаных лоскутков. С черными глазками-бусинками, с крошечными замшевыми рожками. Смешной, неказистый, совсем не страшный — но с ужасно упрямым выражением на морде…
Жутко симпатичный, аж захотелось такого же себе. Вот только зачем-то — утыканный булавками.
Словно это не крошечная игрушка, а отлитая из воска фигурка какого-то личного врага, в которую медленно, с наслаждением, одну за другой втыкали иголки…
— А потом мороженого, — вела съестную кампанию все дальше Алиса, положив голову на плечо. — С шоколадной крошкой и дольками ананаса… Да? Или лучше с киви?
— Всего — и побольше, — улыбнулся Леха, не очень-то соображая, что говорит.
Глядел в ее лучащиеся глаза — и лишь кивал. Улыбался, совершенно размякнув, и кивал. Счастливый до неприличия…
Пока взгляд случайно не зацепился за то, что было за головой Алисы. Заднее стекло… Там, по низу стекла, над самым резиновым уплотнителем, шла прозрачная наклейка с короткой надписью. Какой-то миг Леха пытался сообразить, что это за слова, — изнутри машины буквы шли задом наперед, — а внутри уже что-то оборвалось.
Нет, не может быть…
Но буквы, даже перевернутые, упрямо чернели на окне, и надпись слишком короткая, чтобы мозг долго с ней возился. Уже отразил надпись так, как надо: «Wintel sux».
Господи… Алиса…
Только бы она это не увидела…
Леха обнял ее, прижал к себе, а «волга», хоть и шла в совершенно свободном ряду, вдруг вильнула. Перешла в другой ряд, нагло подрезав голубенький «фольксваген».
Женщина за его рулем — зеркальные очки и густая грива длинных рыжих волос — едва успела среагировать. «Фольксваген» почти поцеловал «волгу» в задний бампер, но в самый последний момент она успела нажать на тормоза.
Слишком сильно. Машина сбросила скорость так резко, будто налетела на преграду. Женщину швырнуло на руль, а «фольксваген» быстро отстал.
Раздраженно гавкнула клаксоном машина, шедшая следом. Резко вильнула, обходя почти вставший «фольксваген».
— Кукла накрашенная! — сообщил водитель. Будто бы и раздраженно, но в зеркале заднего вида на его лице — подобие улыбки. Впервые за всю поездку… — Понакупают прав, а машину водить не умеют, кошки драные… Мать их шпалой…
Тело Алисы под рукой напряглось. Она осеклась на полуслове.
Застыла, как манекен.
Улыбка вылиняла, лицо превратилось в безжизненную маску, а глаза будто бы потухли, задернулись воспоминаниями…
В следующий миг она рванулась вперед, к водительскому сиденью. К изголовью, к шее водителя — скрючившимися от ненависти пальцами.
Леха успел быстрее. Перехватил ее руки, обнял, прижал к себе…
— Лис… — шептал Леха. — Не надо… Лис… Лис, пожалуйста…
Но Алиса не слышала.
Дрожа от напряжения, она пыталась вырваться. Броситься к креслу, к тому, кто за ним… Скрюченные пальцы так и застыли, словно окостенели. Две когтистые лапы. И глаза — совсем другие. Злые. Дикие. Безумные…
Гарпия никуда не пропала. Она была здесь. В этом теле, за этими глазами. Осталась тут. Навсегда.
Назад: Часть пятая ПОВОДЫРИ И ЮСТИРОВЩИКИ
На главную: Предисловие
