ГЛАВА 46
ИНТЕРЛЮДИЯ
НЕМНОЖКО МУЗЫКИ
Квоут медленно поднялся на ноги и быстро потянулся.
— Давайте пока на этом остановимся, — сказал он. — Сдается мне, что сегодня обедать придет больше народу, чем обычно. Пойду-ка посмотрю, как там суп, и приготовлю кое-что еще.
Он кивнул Хронисту.
— Возможно, вам тоже стоит подготовиться.
Хронист остался сидеть.
— Погодите, погодите! — сказал он. — Это же был ваш суд в Имре?
Он растерянно уставился на страницу.
— И это все?
— И это все, — сказал Квоут. — Ничего особенно интересного там не было.
— Но это же самая первая история, которую я вообще услышал о вас, когда приехал в Университет! — запротестовал Хронист. — Про то, как вы за день выучили темью! Про то, что вся ваша защитная речь была составлена в стихах и, когда вы умолкли, вам зааплодировали! Про то, как…
— Ой, да ерунда все это, — небрежно сказал Квоут, возвращаясь за стойку. — Основное вы уже знаете.
Хронист снова посмотрел на страницу.
— В вашем изложении это выглядит чересчур коротко.
— Ну, если вам так уж нужно подробное изложение, можете получить его из других источников, — сказал Квоут. — На суде присутствовали десятки людей. Существуют целых два полных письменных отчета. Не вижу нужды добавлять к ним третий.
Хронист был неприятно удивлен.
— Так вы уже рассказывали об этом какому-то историку?
Квоут гоготнул.
— Вы говорите как обманутый любовник!
Он принялся доставать из-под стойки стопки мисок и тарелок.
— Не тревожьтесь, вы первый, кто узнает мою историю.
— Вы сказали, что существуют письменные отчеты, — начал Хронист. Затем он удивленно уставился на Квоута. — Вы хотите сказать, что написали воспоминания?
В голосе писца послышались странные нотки, что-то близкое к алчности.
Квоут нахмурился.
— Да нет вообще-то.
Он шумно вздохнул.
— Я затеял было писать нечто в этом духе, но потом бросил, решил, что это плохая идея.
— И вы дошли до самого суда в Имре? — спросил Хронист, глядя на лежащую перед ним страницу. Он только теперь обнаружил, что по-прежнему держит перо на весу над бумагой. Он отвернул латунный наконечник пера и принялся раздраженно протирать его тряпочкой. — Если у вас все это было записано, могли бы и избавить меня от того, чтобы я целых полтора дня трудил руку!
Квоут растерянно наморщил лоб.
— Что-что?
Хронист резкими движениями протирал перо, каждый его жест вопиял об оскорбленном достоинстве.
— Я мог бы и догадаться! — сказал он. — Все шло слишком гладко!
Он гневно зыркнул глазами.
— Да вы знаете, сколько мне стоила эта бумага?
Он сердито указал на портфель, где лежали исписанные листы.
Квоут сначала тупо смотрел на него, потом расхохотался — он сообразил, в чем дело.
— Да нет, вы не поняли! Я бросил писать через пару дней. И исписал всего несколько страниц. И того не будет.
Гнев Хрониста остыл, он выглядел сконфуженным.
— А-а!
— Нет, вы и в самом деле ведете себя как уязвленный любовник! — усмехнулся Квоут. — Боже милостивый, да успокойтесь вы! Моя история вполне девственна. Ваши руки коснутся ее первыми.
Он покачал головой.
— Записывать историю — это совсем не то, что ее рассказывать. Похоже, мне это не дается. Все выходило наперекосяк.
— Я бы с удовольствием взглянул на то, что вы написали, — сказал Хронист, откидываясь на спинку стула. — Даже если там всего несколько страниц.
— Да, это давно было, — сказал Квоут. — Я даже и не знаю, куда они делись-то, страницы эти.
— Они у тебя в комнате, Реши! — радостно напомнил Баст. — На столе лежат.
Квоут тяжело вздохнул.
— Баст, я просто пытался быть вежливым. По правде говоря, в них нет ничего такого, что бы стоило показывать людям. Если бы я написал что-нибудь, что стоило читать, я бы писать не бросил.
Он ушел на кухню, и из кладовки послышалась приглушенная деловитая возня.
— Неплохая попытка, — вполголоса сказал Баст. — Но это дохлый номер. Я уже пробовал.
— Не учи ученого! — буркнул Хронист. — Уж я-то знаю, как вытянуть из человека его историю.
С кухни донесся грохот, плеск воды, звук захлопнувшейся двери.
Хронист взглянул на Баста.
— Быть может, тебе следует ему помочь?
Баст пожал плечами и поудобнее устроился на стуле.
Через некоторое время Квоут вернулся с кухни с разделочной доской и миской свежевымытых овощей.
— Боюсь, я все-таки не понимаю, — сказал Хронист. — Откуда взялись два письменных отчета, если вы не писали ничего сами и не беседовали с историками?
— А я смотрю, вы никогда не судились, верно? — усмехнулся Квоут. — Суды Содружества всегда ведут очень подробные записи, а церковь — тем более. Так что если вам так уж нужны подробности, можете порыться в их протоколах и книгах записей, соответственно.
— Может, и так, — сказал Хронист. — Однако же ваш рассказ о суде…
— Выйдет ужасно нудно, — сказал Квоут. Он закончил чистить морковку и принялся ее резать. — Бесконечные официозные речи да цитаты из «Книги о Пути». Там было скучно, и рассказывать об этом скучно.
Он смахнул нарезанную морковку с доски в миску.
— К тому же мы, пожалуй, и так слишком надолго застряли в Университете, — сказал он. — Нам потребуется время на остальное. На то, чего никто не видел и не слышал.
— Реши, нет! — возопил Баст, вскинувшись на стуле. Он, скривившись, указал пальцем на стойку. — Это свекла?!
Квоут взглянул на темно-красный корнеплод на доске, как будто никак не ожидал увидеть его здесь.
— Реши, не клади в суп свеклу! — взмолился Баст. — Такая гадость!
— Многие любят свеклу, Баст, — возразил Квоут. — К тому же она очень полезная. Способствует кроветворению.
— Ненавижу свеклу! — жалобно сказал Баст.
— Ну, — спокойно возразил Квоут, — раз уж суп варю я, мне и решать, что в него класть!
Баст встал на ноги и угрюмо подошел к стойке.
— Ладно, давай я сам! — сердито сказал он, жестом прогоняя Квоута от стойки. — А ты сходи принеси колбасы и один из тех сыров с прожилками.
Он подтолкнул Квоута к лестнице, ведущей в погреб, и, бурча, ворвался на кухню. Вскоре оттуда послышались лязг и грохот.
Квоут взглянул на Хрониста и широко, лениво улыбнулся.
* * *
В «Путеводный камень» потянулись посетители. Они приходили по двое, по трое. От них несло потом, лошадьми и свежескошенной пшеницей. Они хохотали, болтали и сорили мякиной на чистые деревянные полы.
Хронист взялся за работу. Люди садились рядом с ним, подавшись вперед, иногда бурно жестикулируя, иногда беседуя не спеша, с расстановкой. Лицо писца оставалось бесстрастным, перо бегало по бумаге, временами ныряя в чернильницу.
Баст и человек, называвший себя Коутом, трудились вместе, дружно и слаженно. Они подавали суп с хлебом. Яблоки, сыр и колбасу. Пиво, эль, свежую воду из колодца в саду. Для желающих имелась жареная баранина и теплые пирожки с яблоками.
Мужчины и женщины улыбались и отдыхали, радуясь возможности вытянуть ноги и посидеть в холодке. Трактир полнился негромким гулом разговоров. Люди судачили с соседями, которых знали всю жизнь. Обменивались привычными колкостями, мягкими и безобидными, как масло, друзья препирались из-за того, чья теперь очередь угощать пивом.
Однако, несмотря на все это, в трактире присутствовало напряжение. Чужак этого бы даже не заметил, но оно присутствовало, темное и молчаливое, как подземная жила. Никто не говорил о налогах, об армии, о том, что в городке стали запирать двери по ночам. Никто не говорил о том, что случилось в трактире накануне вечером. Никто не смотрел на пятно свежевыскобленного пола, где не осталось никаких следов крови.
Звучали лишь шутки да байки. Молодуха чмокнула своего муженька, прочие присутствующие одобрительно засвистели и заулюлюкали. Старина Бентон ухитрился приподнять своей клюкой подол вдовы Криль, та отвесила ему оплеуху, старик захихикал. Две девчушки, визжа и хохоча, играли в салочки между столов, взрослые смотрели на них и тепло улыбались. Это отчасти помогало. Это было все, что можно было сделать.
* * *
Трактирная дверь с грохотом распахнулась. Вошли Старый Коб, Грейм и Джейк, заслонив спинами яркий полуденный свет.
— Привет, Коут! — поздоровался Старый Коб, окинув взглядом кучку людей, рассеянных по залу. — Ну и народищу у тебя сегодня!
— Это ты еще самую толпу не застал, — ответил Баст. — Народу было — только успевай поворачиваться!
— А для нас, опоздавших, что-нибудь найдется? — спросил Грейм, опускаясь на табурет.
Не успел он получить ответ, как мужик с массивными бычьими плечами брякнул на стойку пустую тарелку и аккуратно положил рядом вилку.
— Пирожок, сука, хорош! — пробасил он.
— Не бранись, Элиас! — пронзительным голосом сказала стоявшая рядом тощая остролицая тетка. — Опять ты ругаешься без повода!
— Да ладно, лапушка, не переживай, — сказал здоровяк. — Суко — это ж сорт яблок такой, не?
Он ухмыльнулся соседям, сидящим вокруг стойки.
— Иноземные яблоки такие в Атуре растут. Называются в честь барона Суко, если я правильно помню.
Грейм ухмыльнулся в ответ.
— Да, как же, помню, слышал про такие яблоки!
Тетка обвела их гневным взором.
— Эти яблоки я у Бентонов купил, — скромно заметил трактирщик.
— А-а! Ну что ж, значит, ошибочка вышла, — с улыбкой сказал здоровяк. Он взял с тарелки кусочек прилипшей к ней корочки и принялся задумчиво жевать. — И все же могу поклясться, что это был пирожок суко. Может, у Бентонов растут яблоки суко, а они и не знают?
Его жена фыркнула, потом увидела, что Хронист сидит у себя за столом без дела, и утащила мужа прочь.
Старый Коб проводил их взглядом и покачал головой.
— Даже и не знаю, чего этой бабе не хватает для счастья, — заметил он. — Надеюсь, она это выяснит прежде, чем заклюет старину Эли насмерть.
Джейк и Грейм неопределенно хмыкнули в знак согласия.
— Приятно видеть, когда в трактире полно народу.
Старый Коб взглянул на рыжеволосого человека за стойкой.
— Ты вкусно готовишь, Коут. И пиво у тебя самое лучшее на тридцать километров в округе. Людям нужен только повод, чтобы к тебе заглянуть.
Старый Коб задумчиво постучал себя по крылу носа.
— Знаешь что, — сказал он трактирщику, — а заведи-ка ты себе певца или вроде того, чтобы пел по вечерам. Черт, да даже вон парнишка Оррисонов умеет немножко играть на батькиной скрипке. Могу поручиться, он с удовольствием будет играть тут у тебя за пару кружек пива!
Он окинул трактир взглядом.
— Да, если тут чего и не хватает, так это немножко музыки!
Трактирщик кивнул. Выражение его лица было таким непринужденным и дружелюбным, как будто его, выражения, не было вовсе.
— Да, пожалуй, ты прав, — ответил Коут. Его голос был абсолютно спокоен. Абсолютно нормальный голос, бесцветный и прозрачный, как оконное стекло.
Старый Коб открыл было рот, но прежде, чем он успел сказать что-нибудь еще, Баст резко стукнул костяшками пальцев по стойке.
— Ну что, пива? — спросил он у мужчин, сидящих у стойки. — Я так понимаю, все вы не откажетесь немного выпить, прежде чем мы принесем вам поесть!
Они не отказались, и Баст засуетился за стойкой, разливая пиво в кружки и раздавая их в протянутые руки. Через некоторое время трактирщик тоже молча присоединился к своему помощнику и принялся сновать на кухню и обратно: за супом. За бутербродами. За сыром. За яблоками.