ГЛАВА 40
КУКЛА
— Главное — быть повежливее, — вполголоса говорил Симмон, пока мы пробирались по узкому проходу, заставленному книгами. Наши симпатические лампы бросали широкие полосы света на полки, тени нервно плясали и дергались. — Но не вздумай разговаривать с ним свысока. Он немного… немного странный, но он далеко не глуп. Обращайся с ним точно так же, как с любым другим человеком.
— Только вежливо, — ехидно заметил я, устав от непрерывной череды советов.
— Именно, — серьезно кивнул Симмон.
— А куда мы идем-то? — спросил я, в основном затем, чтобы прекратить нотации Сима.
— На третий нижний, — сказал Вилем и повернул к длинной лестнице, ведущей вниз. За века каменные ступеньки истерлись и теперь выглядели прогнутыми, точно полки, нагруженные книгами. Когда мы принялись спускаться, игра теней сделала ступени гладкими, темными и бесконечными, точно опустевшее речное устье, прорытое водой в скале.
— А вы уверены, что он там?
Вил кивнул.
— По-моему, он почти не выходит из своих комнат.
— Из своих комнат? — переспросил я. — Так он там живет, что ли?
Они ничего не ответили — Вилем свернул на другую лестницу, потом провел нас длинным и широким коридором с низким потолком. И наконец мы дошли до неприметной двери где-то в углу. Если бы я не знал, что это не так, я бы принял ее за одну из бесчисленных читальных норок, разбросанных по хранилищу.
— Только смотри не делай ничего, что может вывести его из себя! — нервно предупредил Симмон.
Я придал лицу самое наипочтеннейшее выражение. Вилем постучал в дверь. Ручка повернулась почти что в тот же миг. Дверь чуточку приоткрылась, потом распахнулась. На пороге стоял Кукла. Он был выше любого из нас. Рукава его черной мантии живописно развевались на сквозняке, дующем из открытой двери.
Он надменно посмотрел на нас сверху вниз, потом лицо его сделалось озадаченным, и он схватился за голову.
— Ой, погодите, капюшон забыл! — сказал он и пинком захлопнул дверь.
Как ни кратко было это странное явление, я успел заметить кое-что, что меня шокировало.
— Обугленное тело Господне! — шепнул я. — У него же там свечи! А Лоррен об этом знает?
Симмон открыл было рот, чтобы ответить, но тут дверь распахнулась снова. Фигура Куклы заполняла весь дверной проем, черная мантия четко вырисовывалась на фоне теплого свечного света у него за спиной. Теперь он был в капюшоне, руки его были воздеты к потолку. Длинные рукава одеяния развевались в потоке воздуха. Но этот же самый сквозняк подхватил его капюшон и наполовину стащил с головы.
— А, черт! — рассеянно сказал Кукла. Капюшон наполовину сполз ему на спину, закрыв один глаз. Кукла снова пнул дверь.
Вилем с Симмоном стояли с непроницаемыми лицами. Я воздержался от комментариев.
На секунду воцарилась тишина. Наконец из-за двери послышался приглушенный голос:
— Не могли бы вы постучать еще раз? А то без этого как-то не то.
Вилем послушно подступил к двери и постучал снова. После второго удара дверь распахнулась, и мы увидели перед собой внушительную фигуру в черном одеянии. Лица не было видно под капюшоном, длинные рукава трепетали на ветру.
— Кто взывает к Таборлину Великому? — провозгласил Кукла. Голос у него был звучный, но слегка приглушенный капюшоном. Он сделал театральный жест. — Не ты ли, Симмон?
Кукла сделал паузу, и его голос утратил театральную звучность:
— Мы ведь сегодня уже виделись, да?
Симмон кивнул. Я чувствовал, как он пытается сдержать смех, норовящий вырваться на свободу.
— Давно ли?
— Да где-то час назад.
— Хм… — капюшон кивнул. — Ну что, на этот раз лучше вышло?
Он поднял руку, чтобы снять капюшон, и я обратил внимание, что мантия ему великовата и рукава свисают до самых кончиков пальцев. Когда из-под капюшона показалось его лицо, он ухмылялся как ребенок, переодевшийся в папину одежду.
— Таборлина ты раньше не изображал, — заметил Симмон.
— А! — Кукла, похоже, был несколько обескуражен. — Ну а как у меня получилось на этот раз? В последний раз, я имею в виду. Хороший у меня Таборлин вышел?
— По-моему, неплохо, — сказал Симмон.
Кукла взглянул на Вилема.
— Мантия мне понравилась, — сказал Вил. — Но мне всегда казалось, что Таборлин говорил негромко.
— Угу…
Кукла наконец взглянул на меня.
— Привет.
— Привет, — ответил я самым вежливым тоном.
— Я тебя не знаю. Он помолчал. — Ты кто?
— Я Квоут.
— Ты так уверенно об этом говоришь… — сказал он, пристально глядя на меня. И снова помолчал. — Меня зовут Куклой.
— Кто тебя так зовет?
— Все.
— Что за «все»?
— Кто такие «все»! — поправил он, подняв палец.
Я улыбнулся.
— Ну ладно: кто такие «все»?
— «Все» значит «все те, о ком идет речь».
— И о ком же идет речь в данном случае? — уточнил я, улыбнувшись еще шире.
Кукла рассеянно улыбнулся мне в ответ и сделал неопределенный жест.
— Ну, знаешь, все они. Люди.
И продолжал смотреть на меня все так же, как я бы разглядывал любопытный камушек или листок, какого прежде никогда не видел.
— А ты себя как зовешь? — спросил я.
Его это, похоже, несколько удивило, и он взглянул на меня по-иному, более обыденно.
— Ну, это уж слишком! — сказал он с легкой укоризной. Потом взглянул на стоявших молча Вилема и Симмона. — Ну что, вам пора войти.
Он повернулся и вошел в комнату.
Комната была не особенно просторна. Но тут, во чреве архивов, она выглядела на диво неуместно. Удобное мягкое кресло, большой деревянный стол и пара дверей, ведущих в соседние комнаты.
Повсюду были книги, книжные полки и шкафы, забитые до отказа. Книги лежали стопками на полу, валялись вокруг столов, громоздились на стульях. На одной стене я с удивлением увидел пару задернутых штор. Я с трудом отделался от впечатления, что за ними должно быть окно, хотя и знал, что мы глубоко под землей.
Комнату озаряли лампы и свечи, длинные тонкие церковные свечки и толстые столпы, покрытые наплывами воска. Каждый язычок пламени вселял в меня смутную тревогу — я не мог отделаться от мысли об опасности открытого огня в здании, наполненном сотнями тысяч драгоценных книг.
А еще тут были куклы. Марионетки, свисающие с полок и колышков, вбитых в стены. Сваленные грудой в углах и под стульями. Некоторые, в процессе изготовления или починки, валялись на столе вместе с инструментами. Некоторые полки вместо книг были забиты фигурками, искусно вырезанными и раскрашенными фигурками людей.
По пути к столу Кукла стащил с себя черную мантию и оставил ее валяться на полу. Под мантией оказалась самая простая одежда: жеваная белая рубашка, жеваные черные штаны и разные носки со штопаными пятками. Я обнаружил, что он старше, чем показалось мне сначала. Лицо у него было гладкое, без морщин, но волосы — белые как снег и редеющие на макушке.
Кукла освободил для меня стул, бережно сняв с сиденья маленькую марионетку и пристроив ее на ближайшей полке. Сам он уселся на стол, а Вилем с Симмоном остались стоять. К их чести, их это не особо смутило.
Порывшись в груде вещей на столе, Кукла достал бесформенный кусок дерева и ножичек. Еще раз пристально, изучающе взглянул на мое лицо и методично заработал ножичком. На стол посыпались мелкие кудрявые стружки.
Как ни странно, мне не хотелось никого расспрашивать о том, что происходит. Когда задаешь так много вопросов, как я, мало-помалу учишься соображать, когда это уместно, а когда нет.
А кроме того, я и так уже знал, что мне ответят. Кукла был одним из тех немного безумных гениев, что сумели найти себе место в Университете.
Обучение в аркануме оказывает на головы студентов ряд противоестественных воздействий. Самая примечательная из всех этих противоестественных вещей — способность творить то, что большинство людей именует магией, а мы — симпатией, сигалдри, алхимией, именованием и всем прочим.
Некоторым все это дается легко, у других начинаются проблемы. Самые тяжелые сходят с ума и попадают в Гавань. Однако большинство голов не разбивается вдребезги, столкнувшись с арканумом, — так только, чуть-чуть трескается. Порой эти трещинки проявляются в мелочах: тиками или заиканием. Другие студенты слышат голоса, делаются забывчивы, слепнут, немеют… Иногда только на час или на день. Иногда навсегда.
По-видимому, Кукла был студентом, который тронулся умом много лет назад. Он, как и Аури, сумел найти себе место, хотя меня удивляло, как это Лоррен позволил ему поселиться здесь, внизу.
— Он всегда так выглядит? — спросил Кукла у Вилема и Симмона. Вокруг его рук уже громоздился небольшой сугроб светлых стружек.
— Обычно да, — сказал Вилем.
— Как именно? — уточнил Симмон.
— Как будто вы с ним играете в тирани, он обдумал игру на три хода вперед и уже решил, как именно он тебя обставит.
Кукла еще раз окинул взглядом мое лицо и срезал с дерева еще одну тонкую стружку.
— Это изрядно бесит, по правде говоря.
Вилем хохотнул.
— Кукла, это его думательное лицо. Он так выглядит очень часто, но не всегда.
— А что такое тирани? — спросил Симмон.
— Думатель… — задумчиво произнес Кукла. — И о чем же ты сейчас думаешь, а?
— Я думаю о том, что ты, Кукла, должно быть, очень тщательно наблюдаешь за людьми, — вежливо ответил я.
Кукла фыркнул, не поднимая глаз.
— При чем тут тщательность? И какой смысл наблюдать за людьми? Люди только и делают, что наблюдают. Не наблюдать, видеть надо, видеть! Лично я вижу то, на что смотрю. Я не наблюдатель, я — видящий!
Он еще раз взглянул на деревяшку у себя в руке, потом на мое лицо. И, явно удовлетворенный, сложил руки поверх своего изделия. Но я все же успел мельком увидеть свой собственный профиль, искусно вырезанный из дерева.
— Знаешь ли, чем ты был, чем ты не являешься и чем ты еще будешь? — спросил Кукла.
Это звучало как загадка.
— Нет.
— Видящим, — уверенно сказал он. — Ведь э'лир как раз и значит «видящий».
— Сейчас Квоут уже ре'лар, — почтительно сказал Симмон.
Кукла пренебрежительно фыркнул.
— Да нет, — сказал он, внимательно вглядываясь в меня. — Со временем ты, может, еще и станешь видящим, но не сейчас. А пока ты только смотрящий. Со временем ты станешь настоящим э'лиром. Если научишься расслабляться.
Он показал мне резную деревянную головку.
— Вот что ты тут видишь?
Это уже не был бесформенный кусок дерева. В слоях древесины проступили мои черты, исполненные напряженного размышления. Я наклонился поближе, чтобы рассмотреть получше…
Кукла расхохотался и вскинул руки.
— Все, поздно! — воскликнул он, на миг вновь сделавшись похож на мальчишку. — Ты смотрел слишком пристально и увидел слишком мало. Видишь ли, когда слишком долго смотришь, это может помешать увидеть!
Кукла поставил деревянную головку на стол, так что она как будто уставилась на одну из разбросанных марионетов.
— Видишь этого маленького деревянного Квоута? Видишь, как смотрит? Такой внимательный! Такой сосредоточенный! Он может смотреть хоть сто лет, но увидит ли он то, что прямо у него перед носом, а?
И Кукла вновь уселся. Его взгляд удовлетворенно блуждал по комнате.
— Так э'лир значит «видящий»? — спросил Симмон. — А прочие ранги тоже что-то означают?
— Поскольку ты — студент, имеющий полный доступ к архивам, думаю, ты и сам способен это выяснить, — ответил Кукла. Его внимание сосредоточилось на марионетке, лежавшей перед ним на столе. Он бережно опустил ее на пол, чтобы веревочки не запутались. Это было великолепное миниатюрное изображение тейлинского священника в серой рясе.
— Может, подскажешь, с чего начать поиски? — спросил я по наитию.
— «Речение» Ренфалька.
Повинуясь движениям пальцев Куклы, священник-марионетка поднялся с пола и раскинул свои конечности, как будто потягивался после долгого сна.
— Эта книга мне незнакома.
— На втором этаже, в юго-восточном углу, — рассеянно ответил Кукла. — Второй ряд, вторая стойка, третья полка, в правом конце, красный кожаный переплет.
Миниатюрный тейлинский священник медленно бродил у ног Куклы. В одной руке он крепко сжимал миниатюрный экземпляр «Книги о Пути», скопированный тщательно, до мельчайших подробностей, вплоть до крохотного колеса со спицами, нарисованного на обложке.
Мы втроем наблюдали, как Кукла управляет маленьким священником, заставляя его расхаживать взад-вперед. Наконец он усадил его на свою ногу в носке.
Вилем почтительно кашлянул.
— Кукла!
— Да? — отозвался Кукла, не отрывая взгляда от своих ног. — У тебя есть вопрос. Точнее, вопрос есть у Квоута, а ты собираешься задать его вместо него. Он сидит, слегка подавшись вперед. Складка между бровями и стиснутые губы говорят о том же. Пусть спросит сам. Это, возможно, пойдет ему на пользу.
Я застыл, поймав себя на том, что и впрямь выгляжу именно так, как он сказал. Кукла по-прежнему управлял маленьким священником. Тейлинец старательно, с опаской оглядел все вокруг его ног, размахивая перед собой книгой, потом обошел ножки стола и заглянул в сброшенные туфли Куклы. Движения его выглядели жутковато, и это отвлекло меня до такой степени, что я забыл о своей неловкости и поневоле расслабился.
— На самом деле я хотел узнать про амир.
Я не отрывал глаз от сцены, разворачивающейся у ног Куклы. На сцене появилась вторая марионетка, девушка в крестьянском платье. Она подошла к тейлинцу и протянула руку, словно хотела дать ему что-то. Или нет, она о чем-то его спросила. Тейлинец повернулся к ней спиной. Она робко коснулась его локтя. Он надменно шагнул прочь.
— Я хотел знать, кто же все-таки их распустил. Император Нальто или церковь.
— А ты все смотришь, — укорил он меня, но уже мягче, чем прежде. — Тебе бы стоило погоняться за ветром, а то ты слишком серьезен. Это не доведет до добра.
Тейлинец внезапно обернулся к девушке и, дрожа от ярости, погрозил ей книгой. Девушка испуганно отступила назад и рухнула на колени.
— Церковь, конечно. Они бы подчинились только указу самого понтифика.
Тейлинец ударил девушку книгой. Раз, два, повалил ее на землю, и она осталась лежать пугающе неподвижно.
— Нальто не мог бы приказать им даже перейти через улицу.
Тут внимание Куклы привлекло чуть заметное движение.
— О господи! — воскликнул он, кивая в сторону Вилема. — Увидьте, что я вижу! Голова слегка склонена. Зубы стиснуты, но взгляд блуждает, раздражение направлено на себя. Будь я из тех, кто судит по внешнему виду, я бы сказал, что Вилем только что проиграл пари! Разве ты не знаешь, что церковь косо смотрит на азартные игры?
Священник, стоявший у ног Куклы, взмахнул книгой и погрозил ею Вилему.
Тейлинец сложил руки и отвернулся от поверженной женщины. Он величественно сделал пару шагов в сторону и склонил голову как бы в молитве.
Я наконец заставил себя оторвать взгляд от этой сцены и посмотрел на хозяина комнаты.
— Кукла, — спросил я, — а ты читал «Свет истории» Фелтеми Рейса?
Я заметил, что Симмон встревоженно покосился на Вилема, но Кукла не нашел в этом вопросе ничего странного. Тейлинец у его ног выпрямился и принялся подпрыгивать и приплясывать.
— Читал.
— А почему у Рейса сказано, что «Альпура пролиция амир» — шестьдесят третий указ императора Нальто?
— Не мог Рейс такого сказать, — ответил Кукла, не отрывая взгляда от марионетки у своих ног. — Это полная ерунда.
— Но мы нашли экземпляр «Света», в котором сказано именно это!
Кукла пожал плечами, глядя на тейлинца, пляшущего у него под ногами.
— Возможно, это ошибка переписчика, — предположил Вилем. — А потом, смотря какое это было издание — возможно, это изменение внесла сама церковь. Император Нальто — излюбленный мальчик для битья у всех историков. Быть может, церковь пыталась дистанцироваться от амир. Под конец своего существования они творили ужасные дела.
— Неглупо, неглупо, — сказал Кукла. Тейлинец у его ног отвесил Вилему торжественный поклон.
Меня внезапно осенило.
— Кукла, — спросил я, — а ты знаешь, что находится за запертой дверью этажом выше? Такой большой каменной дверью?
Тейлинец прекратил приплясывать, Кукла поднял глаза. Он устремил на меня долгий суровый взгляд. Глаза у него были ясные и серьезные.
— Думаю, что дверь с четырьмя пластинками студентов не касается. А ты как думаешь?
Я почувствовал, что краснею.
— Да, сударь…
И я потупился.
Напряженный момент нарушил далекий звон часового колокола. Симмон выругался сквозь зубы.
— Ой, я опаздываю! — сказал он. — Извини, Кукла, мне пора!
Кукла встал и повесил священника на стену.
— Да и мне все равно пора браться за чтение, — сказал он, подошел к мягкому креслу, сел и открыл книгу. — Приводите этого как-нибудь еще, — он, не поднимая глаз, указал в мою сторону. — Мне еще надо будет над ним поработать.
