Самое жуткое время суток для человека — ночь. Особенно если тяжелые тучи затягивают небо и темень сгущается так, что не видно и кончика собственного носа. Ночь пугает человека и лишает его уверенности в себе. Слишком уж много непонятного и необъяснимого выползает из нор и щелей после захода солнца.

Но и когда над головой сияет серебром подпиленная небесным шулером монета луны — по большому счету ничуть не лучше. Лунный свет обманчив и под его завораживающим воздействием люди зачастую видят совсем не то, что предстало бы их взору при свете солнца.

Обычный человек не любит ночь и боится ее. И даже лихой тать, ночной мрак для которого давно стал привычным спутником и надежным подельником, лишний раз не высунет нос на улицу, когда по траве и деревьям разливается призрачное сияние луны. Особенно если шулер еще не успел как следует сточить гурт прибитого к небосводу серебряка. Полнолуние — не лучшее время для прогулок. Лунный свет ласкает выбравшихся из схронов тварей, дурманит им разум и навевает темные сны.

Демоны любят ночь. Демоны без ума от луны.

А некоторые люди обожают охотиться на демонов.

И им наплевать на ночную темень. Особенно если они сами сродни теням.

Спрыгнув на землю, я успокаивающе похлопал по шее испуганно всхрапывающую конягу и отцепил притороченный к седлу арбалет. От раздававшихся поблизости ночных шорохов тряслись поджилки, но признаваться в собственных страхах было никак нельзя. Хоть до росшего на краю Ведьминой плеши терновника рукой подать, но если Бенедикт заметит мою неуверенность, то наверняка оставит сторожить лошадей. А когда еще выпадет такой случай? Да и затевалось сегодня что-то очень и очень необычное.

— Кейн, держи. — Бернард передал мне странный амулет на шнурке, сплетенном из болотной травы и кожаных лоскутов.

— Ты уверен, что это сработает? — против воли поежился я.

— Если боишься, можешь здесь подождать, — усмехнулся мой старший брат.

— Ничего я не боюсь! — соврал я, хоть и был не в восторге от ночной вылазки в Ведьмину плешь. Одно дело днем. Днем не впервой. А ночью… Ночью и в самом деле — страшно. — Но с чего ты взял, что амулет подействует на демонов?

— Мне его дал господин Улыбчивый. — Бернард поправил висевший на шее кругляш, вырезанный из потемневшего от сырости дерева. — Так ты остаешься?

— Тень тебя забери, нет! — выругался я и взвел арбалет. Господин Улыбчивый был одним из самых странных тайнознатцев, обитавших в Тир-Ле-Конте, но сомневаться в его способностях было глупо. Раз сказал, что демоны нас не учуют, значит, так и будет. — Пошли!

— Не торопись, малыш, — покачал головой брат и, присев на корточки, принялся вспарывать дерн вытащенным из ножен кинжалом. — Ты же не хочешь, чтобы злые голодные демоны полакомились нашими лошадками?

— Продолжай в том же духе и получишь в нос, — предупредил я. — И больше не называй меня малышом. Понял?

— Вот сейчас закончу и дам тебе в ухо, — тяжело перевел дух Бернард и одним резким рывком завершил защитный круг вокруг дерева, у которого мы стреножили лошадей. — Пошли, малыш. Или кишка тонка?

— У самого у тебя кишка тонка! — огрызнулся я, напряженно рассматривая посеребренные лунным сиянием кусты терновника. Там, за невысокими деревьями ночное небо подсвечивал багрянец преисподней. Будто пожарище беснуется. Днем такого не разглядеть…

— По сторонам смотри, — предупредил меня, одергивая короткую куртку, брат. За это лето он изрядно вымахал, и куртка оказалась узковата в плечах. Ну и лось! Чуть ли не на локоть меня выше.

— Не маленький, — фыркнул я и поежился, когда скопившаяся на высокой траве роса промочила штанины. — Мне зимой одиннадцать будет!

— Тише ты, — насторожился Бенедикт, заслышав долетевшее со стороны Ведьминой плеши гуканье. — Слышишь?

— Филин, — предположил я. Да уж, неуютно здесь. И страшно, если начистоту. В ночном лесу все совсем по-другому. Постоянно сверчки стрекочут, что-то шуршит, деревья под порывами ветра поскрипывают. А тут — тишина, будто вымерло все. Проклятое место.

— Сам ты филин! — тихонько заржал мой братец. — Еще б «соловей» ляпнул…

Я хотел было сказать какую-нибудь гадость, но вовремя одумался и промолчал. Не то сейчас время. И не то место. К тому же Бенедикт на четыре года старше, запросто может бока намять. Лучше потом как-нибудь ему в сапог или под одеяло жабу запущу.

Где-то за горизонтом сверкнула зарница, и мы поспешили углубиться в терновник, густо разросшийся на границе Ведьминой плеши. Хорошо хоть луна полная, а то бы ободрались все. Надо было старой дорогой идти, так нет же — сошла на Бенедикта блажь. Тень! И что он такого задумал?

— Бенедикт, — тихонько позвал я бесшумно скользившего в паре шагов впереди брата. — Ты уверен, что демоны нас не учуют?

— Сколько раз одно и то же повторять можно? — окрысился он, настороженно озираясь по сторонам. — Сказано тебе: пока луна светит, демонам не до нас! Надо только до рассвета вернуться…

— Если не вернемся, лесник точно отцу нажалуется, — кивнул я. А это вовсе ни к чему, и так нечасто к деду в гости приезжаю. Отец в следующий раз с собой может и не взять. — Влетит…

— Отстань ты! — Брат забормотал себе под нос скороговорку наговора. И вроде бы в голос заклинание проговаривает, а ни слова не разобрать. — Амулеты только в полнолуние работают, понял? Не вздумай без меня сюда сунуться.

— Да мы и без амулетов твоих до Серого камня с Фредом пробирались! — похвастался я.

— Идиоты! — Бенедикт прислушался к чему-то и начал медленно обходить невысокий пригорок, на котором раскинул ветви засохший дуб. — А теперь заткнись!

От обиды я стиснул зубы и решил для себя, что одной жабой братец уже не отделается. А то корчит из себя тень знает что!..

Холм с засохшим дубом остался позади, и со всех сторон подступили высокие деревья. Под их густыми кронами клубились тени, и неожиданно сделалось до невозможности жутко. Хоть возвращайся к лошадям.

Говорил же, старой дорогой идти…

Где-то впереди раздался короткий рык нюхальщика, прошелестел листьями легкий порыв ветра. По небу расползлась рябь облаков, и под деревьями еще сильнее сгустились тени. И зачем только Бернарда послушал? Не стоило сюда ночью приходить…

— Кейн, — тихонько позвал меня неожиданно остановившийся брат.

— Чего?

— Теперь очень тихо. Видишь под деревом?

Я присмотрелся и не поверил глазам: под расщепленным ударом молнии вязом притаился темный ратник. А это не какой-нибудь косильщик или листокрут, это — о-го-го! Обычно ратника врасплох не застать, но сейчас вон — к ободранному стволу прислонился, на луну пялится. Черный плащ тенями играет, меч — полоса тьмы. Вместо лица туманная дымка, только глаза багрянцем и светятся.

— Стой! — Бернард задрал к небу мой арбалет, прежде чем я успел толком прицелиться. — Мы идем дальше.

— Ты чего?! — разозлился я. — Это же ратник! Ратник, понимаешь?

— Мы идем дальше. — Брат медленно отпустил мое оружие. — Ясно?

— Иди куда хочешь! — отступил я от него. — Когда такой шанс еще выпадет? Когда, а? Это же не нюхальщик какой-нибудь! Это ратник!

— Заткнись! — зашипел Бернард. — Чего рот раззявил? Всю плешь сюда собрать хочешь, тень тебя забери?

— Отойди, — насупившись, попросил я. — Потом догоню.

— Послушай меня, малыш, — скрипнул зубами старший брат. — Зачем тебе сдался обычный демон?

— Обычный? — не переставая посматривать по сторонам, понизил голос я. — И сколько ратников ты отправил по тьму, герой?

— Я сюда не за этим пришел, — покачал головой Бернард. — Что — ратник? Тот же самый нюхальщик, только достаточно сильный, чтобы удерживать собственный облик. Запомни, Кейн, эту игру начали не демоны, эту игру начали люди. Те самые, которые открыли исчадиям преисподней дорогу в наш мир. А демоны… Демоны — это не то зло, с которым следует бороться.

— О чем это ты?

— Ты со мной? — почувствовав, что подцепил меня на крючок, Бернард плавно скользнул в тень деревьев. — Тогда сам все увидишь…

— Подожди! — Я бросился за ним. — Как не бороться с демонами? Но ведь они принесли серую чуму, они убивают людей и захватывают нашу землю!

— Тсс!.. — Брат обернулся и приложил указательный палец к губам. — А теперь помолчи. Мы почти на месте…

Я хотел спросить, куда именно он меня привел, и не смог. Ноги неожиданно стали ватными, в груди заныло от нехорошего предчувствия, а по спине побежали колючие мурашки. Ветви отбрасывавших густую тень деревьев вдруг показались кривыми лапами прильнувших к стволам демонов, трава — щупальцами распластавшихся по земле чудовищ. Порыв ветра донес обрывок монотонного пения, и даже кругляш луны налился жутковатым багрянцем.

— Бернард… — облизнув пересохшие губы, тихонько позвал я. — Может, не стоит… Пошли отсюда, а?

— Иди за мной, след в след. — Брат, которому тоже явно сделалось не по себе, вытер покрывшееся испариной лицо. — Болт мой не потерял?

— Нет. — Поднырнув под голую ветвь засохшего клена, я проверил, свисает ли с шеи амулет. — Его и зарядил.

— Молодец, — похвалил Бернард и скользнул в заросший высокой травой овраг. Голос у него дрогнул, но он сразу же взял себя в руки. — Живей!

— Давай вернемся? — все же не выдержал я, когда монотонное пение стало громче и мне почти удалось различить отдельные слова. В голову полезли страшные истории о ворующем детей ночном народе и эльфах, живьем сдирающих кожу с захваченных в плен людей. — Ну давай, а…

— Мы уже пришли. — Пальцы Бернарда задрожали, и он сжал кулаки. — Неужели ты не хочешь отомстить? Там, на поляне — существо, которое может причинить людям куда больше вреда, чем простые демоны. И если бы не такие, как она, Ведьминой плеши никогда бы не было. Никогда! Ты понимаешь?

— Кто там? — пытаясь успокоиться, я несколько раз глубоко вдохнул сырой ночной воздух. — Кто?

— Ты со мной или нет? Если страшно, я справлюсь один, — ничего не стал объяснять разминавший пальцы Бернард. — Решай.

— Пошли, — решился я. Душу заполонил липкий ужас, но сейчас он не смог погасить разгоравшееся в груди пламя ненависти. Ненависти и охотничьего азарта. Сознаться в страхе собственному брату? Да не в этом дело, совсем не в этом…

К окруженной вековыми дубами поляне мы подбирались молча. Потихоньку раздвигая заросли репейника и высокой лесной травы, крались по земле; насквозь промочили одежду в холодной росе и всякий раз замирали, заслышав подозрительный шорох. Сердце стучало в груди как сумасшедшее и оставалось только надеяться, что наше сбившееся дыхание не донесется до какого-нибудь равнодушного к чарам луны демона.

Обошлось. И лежа на холодной сырой земле у самого края укрытой кронами деревьев поляны, я хотел только одного — оказаться отсюда как можно дальше. Тягучее пение вызывало озноб, и дрожь удалось унять, только изо всех сил стиснув зубы и сжав озябшие пальцы на деревянном ложе арбалета. Листья почти не пропускали свет зависшей в небе луны, но темно под кронами дубов не было — над проплешиной носились сразу несколько ярких болотных огней. И в их мельтешении никак не удавалось разглядеть танцующую посреди поляны завораживающий танец фигуру. Будто ее укрывал клубившийся под деревьями туман. Холодный туман, которого не было еще и минуты назад.

— Кто это? — тихонько прошептал я, раздвигая закрывавшую обзор траву.

— Ведьма, — как-то сдавленно ответил растянувшийся поблизости Бернард и принялся копаться в висевшем у него на поясе кошеле. — Ведьма, брат…

И тут я, наконец, ее разглядел. Молочная пелена тумана на мгновение распалась на отдельные лоскуты, и оказалось, что посреди поляны плавно кружится в странном танце обнаженная женщина. Белоснежную кожу покрывали капельки пота, тонкие кисти рук, не замирая ни на миг, плели невидимое кружево. Распущенные волосы скрывали лицо, но стройная, почти девичья фигура не оставляла сомнений в том, что ведьма молода. Узкие бедра, плоский живот, небольшие груди…

— Стреляй! — приказал Бернард, вытаскивая из кошеля пригоршню сухой толченой травы. — Стреляй…

— Но зачем? — Я сглотнул слюну, не в силах отвести взгляд от ложбинки меж покрытых капельками пота грудей. — Зачем?!

— Ты не понимаешь? — зашипел брат. — Не понимаешь?! Да она же танцует демонам!

— Я не могу, — поднявшись на одно колено, прошептал я и вытер заливающий глаза пот. Дыхание сбилось, а перед глазами медленно изгибалось обнаженное тело танцовщицы. — Не могу!

— Убивать демонов просто, но рано или поздно ты должен будешь понять, что дело не в них! Дело в нас самих! Можно сколько угодно уничтожать выбравшихся из преисподней тварей, но если не выжечь заразу в людях, все будет без толку! — повысил голос Бернард и, вскочив на ноги, метнулся в сторону. — Быстрей!

Бесшумно подкравшийся к нам по ветвям деревьев ведьмин знакомец — просто невероятных размеров черный кот, — прыгнул, целясь когтями брату в голову, но на мгновение запоздал и приземлился в куст чертополоха. Зашипев, оказавшаяся ничуть не меньше степного волка зверюга присела для нового прыжка, и Бернард взмахнул правой рукой. Вылетевшие из его ладони обрывки сухой травы полыхнули ослепительным огнем, а мявкнувший от боли кот зарылся опаленной серебристыми искрами мордой в сырую траву.

— Кейн! — крикнул брат и рубанул мечом распластавшегося на земле зверя поперек хребта.

И только тут странное оцепенение начало покидать меня — оборвавшая танец ведьма откинула закрывавшие лицо волосы и неожиданно стремительно метнулась к нам. На одном из шагов она оттолкнулась от земли, и распластавшееся в длинном прыжке женское тело вдруг покрылось мелкой чешуей. Из кончиков пальцев показались изогнутые когти, а превратившееся в демоническую маску лицо враз растеряло всю свою привлекательность.

Выстрелил ли я?

Или просто дрогнул палец?

Не знаю.

Но, как бы то ни было, угодивший чуть ниже левой ключицы арбалетный болт сбил ведьму на землю, и во все стороны от раны по ее телу начало распространяться багряное сияние. Наложенные на посеребренный наконечник чары выжгли женщину в один миг, и вскоре от нее остались лишь обугленные кости.

— Молодец! — хлопнул меня по плечу перемазанный в черной крови кота Бернард и потряс широким черным ошейником, который отозвался серебряным звоном. — Смотри, проклятое серебро!

— Я не хотел ее убивать, — неожиданно для себя признался я и с трудом прогнал мелькнувшее перед глазами видение: кружащуюся в тумане обнаженную танцовщицу. — Не хотел…

— Да перестань ты! — Брат вытер с лица чужую кровь и сунул мне в лицо снятую со зверя цепь черного серебра. — Знаешь, сколько душ она должна была загубить, чтобы сделать этот ошейник? Знаешь?!

— Да знаю я все! — Просунув носок сапога в стремя арбалета, я взвел струну и решил ничего не объяснять. — Но мне больше нравится убивать демонов.

— Ничего, привыкнешь, — Бернард вытащил из разрубленного почти напополам ведьминого знакомца меч и вытер его о траву. Выпрямился, убрал меч в ножны и взглянул мне в глаза. — Привыкнешь…

— Не хочу… — тихонько прошептал я, когда Бернард направился к окружавшим поляну дубам, вздохнул и побрел вслед за братом. — Не хочу!

Но так ли много в этой жизни зависит от наших желаний?