Беззвучно закрываются тяжелые ворота Цитадели, впервые за долгое время оставляя ее пустой. Я похлопываю по темно-зеленой поверхности ворот. Камень еще не успел нагреться поднимающимся заспанным солнцем и холодит ладонь.

- Чего ты там возишься? - орет из-за баранки вездехода Мотор. - Поехали.

- Сейчас, - отмахиваюсь я. Мне даже жаль покидать Цитадель. Несмотря ни на что, я успел привыкнуть к ней. Можно сказать, что она стала вторым домом, защитой от опасностей этого серого мира. Цитадель стала для всех нас школой. И не просто военной школой, а школой жизни. В ее стенах мы учились не только воевать, но и жить, жить одной семьей, единым организмом. Теперь все это закончилось. Оперившиеся птенцы покидают гнездо.

- Прощай, - в последний раз я провожу ладонью по гладкому холодному камню. - И спасибо. Спасибо за все. - Я разворачиваюсь и иду к вездеходу. Мне кажется, что Цитадель грустно смотрит мне в спину глазами-бойницам и, прощаясь со своими защитниками. Если мы успешно выполним задуманное, то ей суждено пустовать вечно. Если же нет, то скоро в ее стенах появятся новые, возможно, более удачливые жители. Именно для них на столе в центральном зале Мичман оставил длинное письмо, в котором изложены все наши знания об этом мире. На написание этой энциклопедии у него ушла вся ночь.

Устраиваюсь на заднем, широком сиденье вездехода. Малышу все-таки удалось его починить. Он клялся и божился, что все будет работать как часы и никаких проблем не будет. Мы поверили ему и вместо более привычного для нас "мерседеса" выбрали это транспортное средство.

Вообще-то эта машина предназначена для перевозки членов правительства по территориям, на которых ведутся боевые действия. Внешне она выглядит как комбинация большого джипа и маленького броневика. Зеленый со срезанными углами корпус внушительно смотрится на светло-сером фоне встающего солнца. Трехтонная туша вездехода упирается в землю четырьмя мощными широкими колесами с глубоким протектором. Малыш утверждал, что эта машина выдерживает прямое попадание из гранатомета. Вполне возможно, особенно если учесть толщину тяжеленных дверей и бронестекла сантиметров в шесть как минимум. В крыше находится прямоугольный люк, отодвигаемый в сторону при помощи электропривода. Снаружи у входа в люк закреплен тяжелый пулемет, снятый со смотровой площадки Башни. Там он теперь ни к чему, а вот нам может и пригодиться. Снизу к стволу пулемета прикручен проволокой автоматический гранатомет.

До сих пор мне ни разу не приходилось сидеть внутри этой машины, так что я теперь с любопытством разглядываю роскошный интерьер. Да, эта машина действительно не для простых смертных.

Салон отделан кожей и тканью, похожей на бархат. Мощнейшая система кондиционирования. Автоматическая система пожаротушения. Мягкие, удобные кресла. Все это никак не вяжется с аскетической внешностью вездехода

За спинкой заднего сиденья обширный багажник, под завязку заваленный всякой всячиной. Там есть все, начиная от ящиков с боеприпасами и продуктами и заканчивая канистрами с дизтопливом. Мы не знаем, сколько времени займет наша поездка, поэтому упаковались с запасом.

Ну что ж, у нас есть неплохой шанс проверить надежность правительственной техники, так сказать, в боевых условиях.

- Поехали, - командует с переднего сиденья Мичман.

- Йес, сэр, - козыряет Мотор.

Послушный повороту ключа в замке зажигания басовито заурчал дизель мощностью около трех сотен лошадок. Мотор утапливает в пол педаль газа, и вездеход срывается с места с резвостью спортивной машины. Несмотря на ухабистость Пустоши, водителю удается разогнаться до сотни.

- Вот это тачка! - восхищенно орет Мотор. - Вот это зверь!

Тишину салона наполняет только тихое, еле слышное урчание двигателя Все посторонние шумы остались за бортом. Невзирая на колдобины, которыми изобилует эта местность, вездеход лишь плавно покачивается с бока на бок, как большой корабль на волнах.

Мотор нажал кнопку на приборной панели, и салон наполняется органной музыкой. Волшебные звуки льются из динамиков, вмонтированных в двери и крышу салона. Звучание как в концертном зале.

Принимаю позу поудобнее и наслаждаюсь музыкой.

- Как скоро будем на месте? - спрашивает Мичман у Мотора.

- На этом звере, - он ласково похлопывает по рулю, - часов через 20 - 25. Не более. - И добавляет: - Если конечно никаких проблем не будет.

Я тихонько постукиваю три раза костяшками по мягкой обивке двери.

Мы решили начать поиски лакта с шахты No 9. Именно на этой шахте нападающие животные действовали наиболее слаженно и свирепо, и именно на нее было совершено наибольшее количество нападений.

- Ты не знаешь, сколько таких шахт в этом чертовом мире? Тебе твоя носатая подружка не говорила?

- Нет. Не говорила. И никакая она мне не подружка, - с легким раздражением в голосе отвечаю я Мотору, неотрывно следящему за ухабистой дорогой. Близится ущелье, и камней под колеса попадает все больше и больше.

- Хотел бы я посмотреть на рожи гномов, обнаруживших, что Цитадель пуста, - вдруг ни с того ни с сего хохотнул Мичман. - Представьте себе эту картину. Тук-тук. Кто дома есть? А дома-то пусто.

- Представляю, - хмуро передразниваю его. - И сразу вспоминаю про нарушенный Договор.

- Фигня, - говорит Мотор. - К тому времени нас или лакт грохнет и нам будем наплевать на весь этот Договор, или мы уделаем его и станем национальными героями - и опять наплевать на Договор. Так что, Витек, как ни крути, а Договор это уже лажа полнейшая, - построил он с железной уверенностью в голосе логическую цепочку.

Мне бы его уверенность! Хоть чуть-чуть.

- Ты мне лучше, Витек, вот что скажи, - потянуло Мотора на разговоры. Почему эта перхотистая гномиха обратилась именно к тебе? А? Почему из девяти человек она предпочла тебя? - Его глаза с любопытством уперлись в меня из зеркала заднего вида.

Я пожал плечами, показывая, что для меня это остается загадкой. Почему именно я? Может быть, я более доверчив и меня легче было обмануть? Так ведь не было никакого обмана. Все честь по чести. Каких-то выдающихся способностей у меня нет. Такой себе средний человечек. На Земле был инженером-электронщиком. Звезд с неба я никогда не хватал, но в то же время и не пас задних. Нет. Не знаю. Нет во мне ничего такого, что могло бы повлиять на выбор гномьей принцессы. Если так, то выходит, что он случаен.

Высказываю любопытному Мотору свои соображения по этому поводу. В ответ он недоверчиво качает головой и как-то хитро улыбается, на миг повернувшись ко мне, так как вездеход шел прямиком на острый скальный выступ, торчащий из земли.

- Может, все дело в чувствах? - не унимается он. - Может, она к тебе не ровно дышит? А, Витек?

Наклоняюсь вперед и отвешиваю ему увесистый щелбан в бритый затылок.

- За что? - возмущенно орет Мотор, на миг отпуская руль и хватаясь руками за голову.

- За глупость! - нравоучительно говорю я, возвращаясь в прежнее положение. - Мы представители разных рас. Я для нее так же уродлив, как и она для меня.

- Ну так бы и сказал. А то чуть что - сразу драться, - говорит он обиженным голосом.

Мы въезжаем в одно из многочисленных ущелий, берущих начало от края Пустоши и расходящихся от нее лучами в разные стороны. Сразу же вездеход обступают высокие зубчатые скалы. Мы как будто въехали в пасть гигантского чудовища и теперь неспеша продвигаемся по его горлу. Серые зубья скал на фоне серого неба и бьющего в глаза через лобовое стекло мутного солнца наводят тоску и вызывают желание спать. Откидываю спинку сиденья так, что оно становится почти горизонтальным, и устраиваюсь поудобнее, готовясь ко сну.

- Если что, будите, - говорю я засыпая.

- Угу, - не открывая глаз, отвечает дремлющий Мичман. - Если успеем.

С улыбкой, вызванной его ответом, я проваливаюсь в мир сна. Он встречает меня непривычно радостными картинами цветущих лугов и поющих над ними жаворонков...

- Конечная остановка шахта No 9. Трамвай дальше не идет, - прокаркал над головой голос контролера.

Открываю глаза и вижу нависшее надо мной лицо Мотора с улыбкой от уха до уха.

- Ну, Витек, ты и спишь! - В его голосе звучит восхищение. - На нас по дороге тушканчики решили поохотиться... Мотор заглох, и нас окружают... ошарашивает он меня.

Рывком вскакиваю, чуть не зацепив головой наклонившееся надо мной лицо Мотора, и тянусь за лежащим на соседнем сиденье автоматом.

- Где они? - верчу я спросонок головой. - Сколько тушканчиков?

- Да шутит он, шутит, - успокаивает с переднего сиденья Мичман. - Все нормально. Доехали как в сказке. За все время ни одной твари даже не увидели. Как-то слишком все спокойно. Не к добру это.

- Не каркай, - полусонно бурчу в его сторону. - Шутки у тебя дурацкие.

- Какие есть, - пожимает он плечами. - Ты проспал почти 20 часов. Мы пытались тебя разбудить, но бесполезно. Ты отмахивался, бормотал про каких-то птичек и дрых дальше.

- Мы уже на месте? - Я и не думал, что просплю весь путь

- Ага. Сейчас шамаем - и вперед, на подвиги.

При слове "шамаем" мой желудок чувствительно сжался. Организм напоминает мне, что пища - это не единственная его потребность, и я прытко выскакиваю из машины.

Дрожа от утренней свежести, с любопытством осматриваюсь. Вездеход застыл под массивным скальным карнизом. С опаской поглядываю на увесистую скальную массу, нависающую над автомобилем. Надо сказать Мотору, чтобы перегнал его подальше, а то мало ли что. А выкапывать машину, заваленную несколькими тоннами камня, удовольствия не доставит.

От души потягиваюсь до хруста в суставах.

Бр-р-р! Холодно.

Уезжали - было утро, приехали - тоже утро. А кажется, что мы выехали не более часа назад.

Мы расположились в нескольких километрах от шахты. Ближе решили не подъезжать, боясь спугнуть лакта или самим подставиться под внезапный удар.

С другой стороны вездехода шаманит над полевой газовой плиткой Мичман. Судя по запаху, нас ждут разогретая консервированная свинина с зеленым горошком и кофе. Аромат пищи вновь заставил голодный желудок судорожно сжаться.

Спустя несколько минут мы уже глотаем куски горячего мяса и запиваем крепким колумбийским кофе. Насчет зеленого горошка я ошибся: в качестве гарнира Мичман подогрел фасоль.

- Сейчас фасоли наедимся, и можно идти на лакта с голыми руками и спущенными штанами, - пробивается голос Мотора сквозь слой пищи во рту. - От одного запаха бедняга загнется. Фасоль - это не просто пища, - он, наконец-то, прожевал и договорил нормально, - фасоль - это средство массового уничтожения.

Отсмеявшись, продолжаем трапезу. Еще минут десять тишину нарушают только жадное чавканье Мотора и стук трех ложек по жестяным банкам.

- Хух, - тяжело вздыхает Мичман и лезет за трубкой в карман. - Неплохо перекусили. Теперь можно и повоевать. У меня на флоте знакомый был, старлей. Он раскурил свою кадильницу, и в мою сторону поплыло облачко ядовитого дыма. Так вот, он говорил, что любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

- А при чем здесь любовь? - интересуюсь я, отклоняясь от токсичного облачка. - Мы вроде как не этим сейчас собираемся заниматься.

Рядом звучно заржал Мотор, оценив шутку.

- Ни при чем, - с улыбкой отмахивается Мичман. - Так просто, вспомнил былое. - Он собрал пустые банки в кучу и присыпал камнями. - Не гадь, где живешь! - нравоучительно говорит он в ответ на мой вопросительный взгляд. Ладно. Пора топать.

Мотор распахивает задние двери вездехода и начинает вываливать оттуда массу всяческого снаряжения. Посоветовавшись, мы отказываемся от бронежилетов. От лакта они не защитят, зато ухудшат возможность маневрирования. Мотор взваливает на плечо пулемет. Мичман, поковырявшись в куче смертоносного железа, почему-то останавливает свой выбор на двух тяжелых пистолетах и цепляет их на ремень. Теперь он похож на ковбоя из американских вестернов, вот только шляпы для пол ноты картины не хватает. Я сперва было взялся за свой автомат, но передумал. В самом низу кучи нахожу тяжеленный дробовик и подбираю к нему патронташ на сорок патронов, каждый диаметром сантиметра по два, не меньше. За плечами у меня две трубы гранатометов, на бедре кобура с пистолетом. Подержав в руках каску, забрасываю ее обратно в багажник вездехода, и она со звоном отскакивает от канистры с дизтопливом. Расчесываю спадающие на плечи волосы и обвязываю голову полоской ткани. Мотор с интересом наблюдает за моими приготовлениями.

- Ты случайно ничего не забыл? - В его голосе звучит ирония по поводу количества оружия, висевшего на мне, как игрушки на новогодней елке.

- Забыл. - Я без тени улыбки навешиваю на пояс пару осколочных гранат.

Мичман с Мотором только переглянулись. Я игнорирую их. Что-то подсказывает мне, что все это оружие лишним не будет.

Мичман раздает рации.

Вот мы уже и готовы к вылазке. Молча деловито жмем друг другу руки и расходимся в разные стороны. Мы будем идти на расстоянии 100 метров друг от друга, прочесывая местность наподобие гребенки. Всем хочется, чтобы наши догадки оказались верны и лакт прятался именно у этой шахты.

Мы двигаемся очень медленно, укрываясь за каменными глыбами, разбросанными по большой равнине. Слева и справа в нескольких километрах тянутся скалистые гребни, ограничивая коридор нашего поиска. По этому коридору нам предстоит красться несколько часов.

- Вижу противника! - Не прошло и часа, как тихо прошептала рация. Это Мотор, идущий справа от меня. - Расстояние около трехсот метров.

- Как он выглядит? - так же тихо спрашивает Мичман. - Должен быть похож на человека.

- Смотри не перепутай со ссерком, - подсказываю я.

- Не успел рассмотреть, - зло шепчет Мотор. - Я видел только голову, на мгновение высунувшуюся из-за камня.

- Виктор, смещаемся к Мотору.

- Хорошо, - отвечаю Мичману. - Учтите, он может уже знать о нашем присутствии.

Минут десять крадущегося передвижения, и я замечаю тень, мелькнувшую поблизости от Мотора. Я тоже не успеваю рассмотреть, кто это, но на сто процентов уверен, что это не гном.

- Мотор, он рядом с тобой, - предупреждаю я. - Оставайся на месте, я обойду его слева.

- Обхожу справа, - поддерживает мое решение Мичман.

- Внимание, - уже через минуту говорю я. - Он за большим камнем в форме трехгорбого верблюда. Это метров тридцать от Мотора.

- Вижу верблюда, - говорит Мичман. - Двигаюсь к нему.

- Не спешите, - я вытаскиваю из-за спины две метровые трубы. - Сейчас я накрою его из гранатомета.

Палец ложится на тугую спусковую скобу гранатомета. Камень-верблюд пляшет в перекрестии прицела, что выдает мое волнение. На мгновение задерживаю дыхание и плавно жму скобу. Возле уха раздается глухой хлопок, и, оставляя за собой инверсный след, граната уходит в сторону противника.

Взрыв.

В облаке каменной пыли замечаю метнувшееся в сторону светлое пятно. Вторая граната накрывает место, где еще мгновение назад мелькало это пятно.

- Вперед, - командует Мичман, и мы, не дожидаясь, пока осядет пыль, поднятая взрывом, бросаемся вперед. Мотору ближе всех, он на пару минут раньше нас окажется в точке взрыва.

На ходу вскидываю дробовик и движением тугого затвора загоняю первый патрон в ствол.

Мотор, с пулеметом наперевес, уже скрылся за раздробленными остатками камня. Следующим к точке успеваю я, потом заплутавший между крупными валунами Мичман.

- Эй! Не стреляйте! - орет по рации Мотор. - Здесь ребенок. Мальчик.

Я сбрасываю скорость и опускаю оружие.

Черт! Это ж надо так - принять ребенка за лакта, начать пальбу и тем самым обнаружить себя! Вот так глупо потерять фактор внезапности... Дилетанты. А тут еще и этот ребенок... Ход моих мыслей осекся. Ребенок? Откуда здесь взяться человеческому ребенку? Осененный догадкой, я бросаюсь вперед, краем глаза заметив уже почти рядом запыхавшегося Мичмана с пистолетами в руках. Похоже, что нам в голову пришла одна и та же мысль.

- А-а-а! - бьет по ушам перепуганный крик Мотора

До выступа, за которым находится Мотор, два метра. Одним прыжком преодолеваю это расстояние, и перед мной раскрывается необычная картина. Мотор, распластанный на земле лицом вверх, орет благим матом, извивается всем телом и пытается встать, но какая-то сила удерживает его на месте. Сейчас он похож на лягушку, подготовленную для препарирования. В двух метрах над его головой в воздухе завис осколок камня с рваными краями и весом под сотню килограммов. Глаза Мотора ни на миг не отрываются от него. Висящий осколок слегка раскачивается из стороны в сторону. Если этот камешек упадет, то для Мотора навсегда исчезнет проблема выбора головного убора в связи с отсутствием части тела, на которую его надевают.

В паре метров от него стоит маленький светловолосый мальчик лет десяти двенадцати с ангельским личиком и с интересом наблюдает за дерганьями Мотора. Мальчик одет во что-то напоминающее индийское сари грязно-белого цвета, из-под которого выглядывают босые ноги.

- Это не мальчик! - орет еще невидимый Мичман. - Это лакт!

Ну конечно же лакт. Мы думали, что слабость последнего представителя древнего народа вызвана болезнью или старостью. Но никому даже и в голову не пришло, что это может быть ребенок.

Как он прожил один в этом жестоком мире? Ведь совсем еще малыш. Хотя я забываю, что это не просто мальчик, это лакт, обладающий способностью оказывать влияние на окружающий мир, повелевать им. И вот теперь мне предстоит убить это существо с ангельским личиком. Я всеми силами пытаюсь убедить себя, что это не мальчик, а враг, жестокий и опасный. Я пытаюсь вспомнить погибших друзей, надеясь, что их образы дадут мне силу нажать на курок и убить виновника их смерти. Палец в нерешительности дрожит на курке. Если я сейчас выстрелю, то всю оставшуюся жизнь проживу с чувством выполненного долга и вины в смертях ребенка и Мотора. Ведь камень над головой Мотора, скорее всего, упадет, как только я всажу пулю в мальчика.

Из-за скалы появляется запыхавшийся Мичман с пистолетами в руках. Его лицо покрыто бисеринками пота, и он, оглядывая диспозицию, стирает их рукавом пятнистой куртки.

Я сделал свой выбор.

- Стреляй! - кричу ему и делаю два длинных прыжка в сторону лежащего Мотора. В конце второго прыжка, когда подошвы ботинок почти одновременно глухо стукнули по земле, я отталкиваюсь изо всех сил обеими ногами и в полете бью крест-накрест сложенными перед грудью руками уже начавший падать камень... Я даже не думал, что он такой тяжелый.

Обломок смещается в сторону, и я с ним вместе падаю на каменную площадку рядом с Мотором. Мне не повезло. Камень, ударившись о вертикально стоящую в полуметре от меня скалу, отпрыгнул, как резиновый мячик, и обрушился на меня, еще не успевшего подняться после падения. Сквозь собственный крик боли слышу хруст ломающихся ребер. Вместе с криком изо рта вырывается фонтан крови, обильно заливающий серый осколок, проломивший грудь. Мир быстро прячется за розовой пеленой, застилающей глаза. Я все еще пытаюсь встать, но не в силах поднять отяжелевшее тело и груз, лежащий на нем. Сквозь закрывающийся занавес из красного бархата вижу Мотора и Мичмана, склонившихся надо мной. Они шевелят губами, но звуков я не слышу. Мне хочется закричать, чтобы они не стояли вот так, как истуканы, а сделали то, ради чего сюда пришли. Но вместо крика из губ вырывается лишь тихий стон умирающего тела. Лица друзей скрываются за почти закрывшимся занавесом. Почти как в театре: представление окончено, и тяжелый занавес скрывает мир иллюзий от зрителя. Сквозь небольшую щелочку успеваю заметить мальчика, с удивленным лицом следящего за нами. Неподвластные мне половинки занавеса смыкаются. Мне становится на удивление легко, и полностью исчезает боль, до сих пор рвавшая раскаленными щипцами тело. Я начинаю слышать зовущие меня голоса. Они кажутся мне знакомыми. Где-то я их уже слышал. Из окружающей меня темноты появляются улыбающиеся люди. Они приветственно машут руками и идут ко мне. Я узнаю их. Это Артур и Света. Чья-то рука касается моих волос и нежно скользит по ним. Я резко поворачиваю голову и лицом к лицу оказываюсь с Аней. На ней белое воздушное платье, кажущееся таким непривычным после военных пятнистых форм и бронежилетов. Она наклоняется и мягко целует меня в губы.

- Этого не может быть! - отстраняя ее, шепчу я и оглядываю свое тело. На мне ни царапины, как будто и не было того камня, булавой вошедшего мне в грудь.

- Может, - тихо в унисон звучат голоса мертвых друзей. - Ты дома. Ты с нами. Ты...