Книга: Душеприказчик
Назад: Глава 13 ПРЕДАНИЕ О ДАГГОНАХ
Дальше: Глава 15 ТРЯСИНА

Глава 14 (от Рэмона Ррая)
РОКОВОЕ МЕСТО

— Хорошенькие сказки! — выговорил я. — Ну и ну!.. И отец сюда же!
— А я думаю, — подал голос Пес и крепко стиснул зубы, — а я вот думаю, что прежде нужно узнать, с чем же ехал сюда этот Класус. Если сведения, которые у него в информационном блоке, даже из этой вашей… из Инфосферы выудить нельзя… Значит, с серьезным делом ехал.
— Слишком много совпадений, — пробормотал я. — Но ты прав: нужно изучить данные Класуса. Не исключено, что…
— Что — не исключено?
— Что нам придется работать бок о бок с этим Табачниковым, вот что!
Эрккин не стал отвечать.
— Табачников верит в даггонов, о которых нудно рассуждал этот лысый виртуальный помощник, — сказал я. — Он думает, что ребята, его ученики, столкнулись с одним из них. Я не знаю, что там произошло, и надо ли мне вообще знать… но присутствие в этом деле фигуры моего отца!..
— Разберемся, Рэм, — откликнулся Пес, — у нас, как ты сам уже понял, просто другого выхода и нет…
Я активировал виртуального помощника, и появившаяся над голографической картой безволосая голова отчеканила:
— Теперь о целях и о тех, кто может посодействовать в достижении этих целей. Главная цель: установить факт того, что в указанном квадрате в самом деле произошел контакт с существом, квалифицируемым как даггон. Установить местонахождение древних катакомб, залегающих под строением для отправления местного религиозного культа. Минимальная глубина, на которой может быть обнаружен вход в катакомбы, не менее десяти метров. Достоверность существования указанных древних строений близка к абсолютной единице.
Я подался вперед всем телом и выслушал также и то, что исследование подземных тоннелей следует проводить с максимальной осторожностью, по возможности маскируясь от местных властей и особенно полпредов ОАЗИСа и тщательно скрывая истинную цель работы.
— Для содействия и частичного консультирования следует привлечь к работе Табачникова-Лодынского О.П., регистрационный номер на Зиймалле — NN12/34-W12434-3435-4556-1032, внешняя декларация…
Мы с Гендалем открыли рты и уставились друг на друга: слишком уж перекликалось только что услышанное с тем, что рассказал нам зиймалльский ученый Табачников, чье имя прозвучало. В черных глазах Эрккина горело мрачное недоумение. Выражением своего грубого лица он напоминал пса, который держит в зубах кость и никак не может ее разгрызть!..
— Так я и думал! — выдохнул я. — Такое впечатление, словно кто-то подбрасывает нам эти совпадения, как костяшки в той игре… в которую ты в «шалаше» играл с Класусом… как ее…
— Домино, — донесся глуховатый бас Эрккина. — Да, Рэм, это в самом деле очень… очень напоминает игру. Только, кажется, ставкой тут — жизнь, твоя и моя.
Если бы Гендаль тогда знал, как ошибался, насколько преуменьшил ставку, КАКОВ порядок этой ошибки — наверно, он не стал бы даже открывать рта. Тем более что умные вещи он говорил чрезвычайно редко. Раза три за жизнь, наверно. И столько же раз был отправлен на планету Керр. Еще совпадение?.. Я лихорадочно соображал, вступая в этот момент в противоречие с собственной внешностью: ведь наверняка со стороны я выглядел бессмысленной ошеломленной скотиной без единой мысли в пустой башке.
Так, так… Значит, Класус был послан на Зиймалль с целью разобраться во всем этом нагромождении мистических и совершенно невероятных событий? Кто же его послал? Ответ напрашивался сам собой… ОН!.. Мой отец… — уфф, ну вот, выговорил… Значит, мой отец направил сюда Класуса встретиться с Табачниковым, произвести расследование и выявить… ЧТО? Ведь от всех этих катакомб, бесплотных чудовищ и сошедших с ума туристов за милю разит сказкой, романтическим вымыслом, басней — то есть тем, над чем меня приучали смеяться с малых лет суровые, насмешливые, прагматичные учителя. К этому преданию о даггонах, к рассказу Табачникова следует относиться критически, подвергать анализу, выявлять слабые места. Делать скидку на историческую перспективу, опять же…
Какой, к демонам, анализ! Посмотрел бы я на аналитические выкладки любого из моих наставников — после того как он столкнется с настоящим асахи, а потом сядет в ржавую банку, по недоразумению именуемую космическим лайнером, с экипажем из идиотов!.. А потом, тоже по недоразумению, убьет человека, оказавшегося бретт-эмиссаром Высшего Надзора, выдержит страшный бой с Аколитами в пустом марсианском ангаре и так далее и так далее!.. Какой тут анализ? Боюсь, что при одном взгляде на Аколитов, взявшихся за оружие и применивших его в действии, у любого аналитика мозг разжижится и вытечет через уши.
Я не смог родить оригинальную фразу. Я сказал:
— Нужно разобраться!.. Нужно… во всем этом разобраться!
— Эге, — крякнул Эрккин, вытягивая шершавую нижнюю губу и проводя по ней ладонью, как ножом по точильному камню. — Идем…
Сказано это было без особого энтузиазма.
Во дворе гостиницы мы застали грузовую машину, в кузове которой суетился Табачников. Я окликнул его:
— Олег Павлович! Вы, случайно, не за город, к Белой роще?
— Ну да.
— Не прихватите нас с собой? Мы тоже проедемся.
— Ну, разумеется, я же не могу отказать бретт-эмиссару Высшего Надзора, — сказал он. — Только придется ехать в кузове. Присядьте вот здесь, на брезенте. Тут мягко, конечно… Ну а что, вам разве не выделили более удобного транспорта? Вам ведь можно воспользоваться… чем угодно! Даже выписать себе пилотный модуль и за полчаса облететь на нем все Избавленные территории, приписанные к ОАЗИСу номер двенадцать!
— А мы не спрашивали.
— И совершенно напрасно, — прозвучал справа от меня высокий голос, и я подпрыгнул на месте, потому что узнал его.
Точнее, ее.
Как бы я не узнал это тонкое лицо с веселыми, широко посаженными зеленоватыми глазами, в которых и сейчас плавала насмешка! Тогда, на «Лемме», на ней было светло-голубое платье, а волосы свободно распущены по плечам; теперь же она была в бежевых шортах, в босоножках почти аррантской модели, то есть с ремешками, дважды перехватывающими щиколотку. Волосы подстригла коротко — короче, чем у меня.
— Аня…
— Куда ж вы все тогда подевались, товарищи? — спросила она по-аррантски. — Нет, знаешь ли, я прихожу в каюту, и что там вижу? Да ничего я там не вижу! И никого! Все мужчины меня покинули, даже твой кот! И осталась я одна… Уф! И куда же это вы подевались с дядей Гендалем?.. Здрасьте, дядя Гендаль!
— Здорово и тебе, вертушка, — буркнул Эрккин. Он тоже не проявил восторга по поводу нежданной встречи. Есть причины…
— А как же вы с Марса-то сюда добрались? Пешком, что ли? — иронично продолжала она. — Тогда вы еще только за пределы атмосферы должны выходить. Ладно, если серьезно… как вы тут, какими судьбами?
— Знаешь что, Аня, — сказал я на ее родном языке, — давай пока обойдемся без вопросов. Я только проснулся, так что мало еще соображаю. У вас тут сутки намного короче, никак не привыкну… Вечно не выспавшийся хожу, вот. А вот ты что тут делаешь? Не с Табачниковым ли едешь? Тогда нам опять по пути.
Аня рассмеялась:
— Ух ты! А по-нашему ты уже бодро сыплешь. — Она оглядела меня с ног до головы: рубашка, костюм, местная обувь. — И приоделся, смотрю, тоже по-нашему. На прием к губернатору, что ли?
— Нет, у него я уже был вчера.
Улыбка спорхнула с ее лица, как осыпалась.
— Вчера?!
— Да, а вот сейчас с Олегом Павловичем собираюсь за город. А ты с ним давно знакома?
— С Олегом Павловичем-то? Он же очень известный человек, с ним все знакомы, точнее — он всех знает. К тому же людей из нашего ОАЗИСа, которые бывали на Аррантидо, не так много. И тысячи не наберется, так что все друг о друге слышали. Летать-то чартерами приходится. А ты что, в таком виде собрался за город ехать?
— Ну, так другой одежды нет.
— А деньги… деньги у тебя есть?
Деньги?.. Я сощурился, и всплыла нехорошая версия о том, что деньги с карточки могла снять вот эта милейшая девушка, которая некоторое время жила на Аррантидо-дес-Лини и вполне могла научиться хитрым методикам разгадывания личных кодов на платежках. Но я лишь один раз взглянул в ее зеленоватые, словно изнутри подсвеченные чистым веселым огоньком большие глаза, и тотчас же отогнал от себя эту мысль, как какую-то отвратительную нечисть. Я быстро ответил:
— Да, имеется кое-что. Она изогнула бровь:
— Да что ты? И много? Ну, если так, поехали в «Ланге». На одежду-то хватить должно, ведь не планетарный же катер покупаем, честное слово! Поехали, поехали!
Вернулся я через полчаса во всем новом. Аня показала мне какой-то магазин без вывески, с одной витриной, с мрачным типом в голубой рубашке и фуражке у входа. Меня и пустили-то после того, как я сунул ему прямо в глаза пропуск, выписанный накануне в администрации Лапшина. Даже идентификационный знак Высшего Надзора предъявлять не пришлось: парень кивнул и почтительно открыл перед нами дверь.
У Ани он даже не стал проверять документов.
Почему, кстати?..
Вскоре мы уже тряслись на чудовищной колесной машине по дороге из города. Если сначала дорога была еще сносная, покрытая каким-то темно-серым, частично растрескавшимся материалом, то потом кончился и он. Ох, не думал, что это будет такая мука! До этого путешествия мне ни разу не приходилось пользоваться подобными колесными катафалками. Собственно, и колеса-то у нас на Аррантидо используют только на громадных промышленных гравиплатформах, где работают преимущественно гвелли. А тут — вживую, на дико подпрыгивающей колымаге, рядом с хохочущей надо мной Аней!.. Я сидел бок о бок с Олегом Павловичем, который назидательно отметил:
— Ничего. Я первый раз на космической линии вообще едва не умер. Плохо невесомость переношу. Ну, думаю, вот и лишилась Российская академия наук своего преданного членкора. Ничего. Выжил. И с вами ничего не случится. Привыкнете. К концу этой поездки уже привыкнете.
Он оказался прав. Вскоре я уже набрался сил поднять голову и глядеть на мелькающий за бортом колымаги пейзаж. Скорость, конечно, смехотворная. Особенно для меня, с детства привыкшего к пилотным модулям, на которых передвигался по Галиматтео и в окрестностях. Мне даже показалось, что я могу спокойно выпрыгнуть на ходу и бежать рядом, нисколько не отставая. Табачников, верно, угадал мои мысли и произнес:
— Мы километров семьдесят едем, вообще-то. Ноги переломаете. Быстро вы освоились, однако, даже мои прогнозы обогнали…
Я усмехнулся с видом превосходства.
За бортом грузовика летела серая лента дороги, бежали стройные деревца в нежной зелени — красивые, с белыми в черных подпалинах стволами. Промелькнули какие-то захламленные плоские корпуса, возле одного я увидел диковинную машину, похожую на остров мертвого чудовища. «Чудовище» оперлось на единственную огромную ручищу, заканчивающуюся массивным черпаком с зубьями. В чреве чудища копались три мужика, голых до пояса и в одинаковых зеленых штанах. Они проводили нашу машину взглядами и стали разливать по чашкам питье из огромной мутной бутыли.
— Механизаторы экскаватор чинят, — пояснил Олег Павлович.
— Вручную? — удивился я. — К тому же они не чинят, а… пьют что-то.
— Самогон пьют, — сказала Аня то ли в шутку, то ли всерьез. — Самогон, Рома, это такая штука, без которой ничего не отремонтируешь. А с самогоном эти мужички и ваш аррантский планетарный катер починят!..
— Так… — сказал я. Гендаль Эрккин протянул мне вместительную холодную бутылку с длинным горлышком. Я отхлебнул, и меня потянуло на философские путевые заметки. — Такое впечатление, что ваша планета, да и люди, ее населяющие, просто не заметили прибытия сюда аррантов, — важно сказал я. — Хотя и прошло уже с начала Избавления больше сорока лет на ваш, зиймалльский, счет времени.
— Да, во многом вы правы, — сказал Табачников. — Думаю, не сильно погрешу против истины, если скажу, что многие из землян просто НЕ ЗНАЮТ о существовании инопланетян. А кто знает, не придает этому особого значения. В конце концов, уровень просвещения не особенно высок. Всего за несколько десятков лет до прибытия аррантов жители сельской местности на полном серьезе считали, что Земля плоская, рассказывали о случаях вроде того, что из облаков выпала кобыла двадцати верст длиной и грянулась о берег Волги, и что это означает голод и мор на семь лет. Что уж по сравнению с двадцатикилометровой кобылой какие-то россказни об умных и миролюбивых инопланетянах и летающих городах! Народ легко и охотно верит в чудеса. Ну а… многим просто нет до этого дела. Ведь ОАЗИСов на Земле всего восемнадцать, а аррантская инфраструктура на остальной территории планеты не особо и развита. Высокие технологии позволяют вам, уроженцам Аррантидо, быть максимально ненавязчивыми. Не сильно привру, если скажу, что половина населения планеты и не знает о вас! Вот эти мужички, к примеру… Н-да… ведь у землян нет, скажем, Инфосферы, единой информационной сети. Телевидение цензурировано и говорит об аррантах мало. Собственные же средства связи Избавителей настолько совершенны, что… Гм. А наиболее мощные добывающие предприятия аррантов расположены преимуществен но на океанских шельфах, так что об их существовании догадываются только посвященные земляне. Ведь именно там, в океанских глубинах, залегают нетронутые природные ресурсы. Мы же, местные уроженцы, не успели создать технику, которая позволила бы нам туда добраться… Так что… Гм.
— Да уж, — только и смог вымолвить я. — Ничего себе вы мне порассказали, Олег Павлович!..
— А это еще мелочи, дорогой мой. Вот, например, я вижу на вас новую одежду… где вы ее купили, извините за нескромность?
— А это… Вот Аня посоветовала, — ответил я, повторно завладев бутылкой Пса. — Сказала, что разъезжать в том костюме, в котором я был на пиру у Лакхка, будет жарковато, да и не особо практично, так?
— Так.
— Вот она мне и посоветовала сходить в «Ланге».
— «Ланге»?
— Ну да.
Табачников еще раз оглядел меня с головы до ног, явно отметил модную, просторного покроя рубашку из так называемой «чешуйчатой» ткани, изготовленной определенно по технологии аррантской текстильной промышленности. Потом покосился на мою мягкую удобную обувь с магнитными решетками, на штаны до середины голени и сказал:
— «Ланге», насколько я знаю, расположен в одном корпусе с обкомовской «Березкой», где отовариваются наши партийные бонзы, администрация и легально состоятельные люди? Не так ли, Аня? (Она хитро улыбнулась.) Так вот, большая часть населения не имеет допуска ни туда ни туда. Уверен, многие волгоградцы полагают, что «Ланге» — это еще один магазин для местной элиты. Не более того. Правда, Аня?
— Но ее-то пустили, — заметил я. — А она…
— А она — дочь губернатора, дорогой вы мой, — сказал Олег Павлович. — Именно так. Анна Антоновна Лапшина. Так что ее лицо охранники и «Березок» и «Ланге» наизусть помнят, хотя она тут и не появлялась пару лет… Ну ладно. Приехали. Вот здесь мы и остановимся. Вон храм Святого Георгия, а в той стороне расположена Белая роща.
Я проглотил удивление, вызванное неизвестными доселе подробностями биографии Ани, и огляделся. Именно здесь, в этом живописном уголке далекой планеты, расположено то, ради чего был послан бретт-эмиссар Высшего Надзора. Послан личным распоряжением ллерда Вейтарволда — в этом я как раз не сомневался, хотя прямых доказательств у меня все-таки не было!.. А выглядела местность совсем не так, чтобы привлечь хотя бы малую толику внимания моего отца. Узкая, в выбоинах, дорога бежит между холмами, чуть в стороне на возвышенности виднеется старенькая белая церковь с пристройкой и обветшалыми, в нескольких местах осыпавшимися стенами. Стены невысокие, едва ли в полтора человеческих роста. Если подняться на ближний холм, будет видна низина со злополучной Белой рощей. Невысокая трава, неряшливые клочья кустарника в овражках, короткие гортанные трели птиц. Я медленно пошел по пологому склону. Меня тут же нагнал Гендаль Эрккин:
— Ты что такой задумчивый, Рэм? Давай ориентироваться на местности, что тут! Ведь инструкции даны вполне ясные! Или ты гадаешь, стоит ли нам влезать во все это дерьмо, сожри меня Троллоп?..
— Нет. Я о другом… Ты же видел багаж Класуса. Значит, он должен был выполнять задание только при помощи того, что у него есть. А было у него с собой всего ничего: тряпье разное, фляжка с зиймалльским коктейлем, которую ты распил с охранниками «шалаша», и — вот эта штуковина. Идентификационный знак. Всё. Наверно, тут есть какие-то настройки — прибор можно использовать как поисковый сканер.
— А разве твой «всезнайка», как говорят эти… он не может сканировать грунт, а?
— Ты, Эрккин, лучше меня должен знать, что для операций с вертикальной выработкой грунта нужно специальное оборудование, специальные программы и технологии! Недаром ты полпланеты Керр изрыл!
— Так никто ж и не говорит о шурфах! Я только о том, чтобы обследовать местность вглубь — метров этак на пятьдесят — жестким излучением!
— Для этого нужно разобраться в приборе Класуса, — мрачно сказал я. — Займусь… Хотя я бы лучше взглянул на Белую рощу. Для начала…
— А я думаю, что лучше бы делать все в связке с Табачниковым. Он все-таки тут давно роется. Когда еще был на постое у Барановского, достал его своими грязными сапогами… Хотя, конечно, у Барановского нет таких приборов, как у тебя, Рэм.
— Это уж точно, — сказал я и принялся настраивать прибор, доставшийся мне от бедолаги Класуса. Как же он местность сканирует, какие нужно выставить параметры?..
Пока я возился с прибором, Эрккин совершал экскурсию по местности, а Табачников и двое парней выгружали оборудование. Кто-то подошел и остановился у меня за спиной. Я резко обернулся и увидел Аню.
— Что тебе?
— Какой-то ты… колючий, Рома. В корабле был поласковее. — Она уселась на траву рядом со мной, согнув голые ноги в коленях и обняв их обеими руками. — У тебя такое лицо, как будто я тебе мешаю.
Едва ли не в первый раз в жизни я не нашелся сразу, что ответить девушке. По сути, был применим любой вариант ответа. И «да, мешаешь», потому что она в самом деле отвлекала меня от работы с прибором, а скорее всего, ей вообще не следовало при этом присутствовать; и — «нет, не мешаешь», потому что как можно прогонять ее, Аню, с такими зелеными глазами, с голыми стройными ногами, обрызганными солнцем?.. Я выбрал худшее, что мог придумать, а именно пробурчал что-то невнятное и слегка повернулся спиной, загораживая класусов-скую штуковину. Аня не обиделась. Она нисколько не обиделась, она поймала какое-то насекомое с согнутыми задними ногами и мощными челюстями и стала рассматривать его с тем же неподдельным любопытством, с каким мгновение назад смотрела на идентификационный знак Высшего Надзора. Я вернулся к настройкам прибора и углубился было в меню команд, когда она едва заметно тронула меня за плечо:
— Рома, смотри.
— Что такое?
Аня указала пальцем на церковь. Оттуда цепочкой вышли человек десять в серых до колена балахонах. Я прищурился и мысленно провел (через лейгумм, понятно) оптическую настройку приближения. Теперь я мог явственно видеть эту странную процессию — так, как если бы они были в нескольких шагах от меня, а не в добрых двух сотнях метров. На груди каждого, заделанный в звенья цепи, качался дурацкий медальон — серый камень странной формы. Чем-то он смахивал на отрубленную голову: два провала глазниц, выступы ушей, узкая расщелина в нижней части — кривой саркастический рот. Еще одна деталь: все они шли босиком, а на ногах были повязаны пучки травы. Это вдруг живо напомнило мне наших Ако-литов, которые тоже предпочитали ходить босиком. Чтобы не осквернять землю обувью.
— Это еще что за представление? — спросил я.
— А это, Рома, недавно образованная секта. Они утверждают, что разовьются в новую религию, как христиане.
— А кому поклоняются? — смутно припомнив, что накануне говорили о чем-то подобном, спросил я.
— Вам, Рома, вам! Аррантам, принесшим мир и благоденствие! И еще один пикантный момент: они ходят на паломничество в Белую рощу, как на место мученической гибели арранта Лекха Ловилля, которого уже считают чуть ли не богом! Что ты смеешься, Рома? Кстати, в свое время, не так уж и давно, по нашей планете тоже расхаживали несколько товарищей примерно в таких же дурацких балахонах, что-то проповедовали, бубнили о благодати, которая снизойдет с небес… вот как ваш аррантский десант! Их тоже было что-то около десятка или чуть больше.
— И что дальше?
— А что дальше? Кто-то им верил и примыкал к учению, кто-то смеялся, кто-то гнал. Их предводителя убивали долго и мучительно…
— Они уже умерли? — спросил я.
— Ну, как тебе сказать… Их лики — во всех храмах. Хотя физически они, конечно, умерли уже очень, очень давно. Но я не о том. Я говорю, что вот так начинаются религии… Так что зря ты веселишься. Олег Павлович тоже сначала развеселился, когда они не пустили его на место катастрофы — той, со Славой Нефедовым и Ловиллем. А потом еле ноги унес!.. Отбивались лопатами, — присовокупила она таким непередаваемым тоном, что я опять — на этот раз почти против воли — принялся хохотать. В самом деле, уж очень нелепо выглядели эти аррантопоклонники. Наверно, так бы смеялся кот, к которому вышла делегация мышей, пищащих хвалебные гимны во славу семейства кошачьих.
— Интересное наблюдение, — сказал я, вернув своему зрению изначальные характеристики. — Значит, они еще и напасть на нас могут, да, Аня? Агрессивные индивиды?
— Да кто их знает. Если на солнышке не перегреются, может быть, ничего и не будет. Но они, скорее всего, и не виноваты… Тут вот что, — Аня понизила голос, — я слышала, что все они совсем недавно были нормальными ребятами. Там вот Дима Нестеров, например, среди них… Но, как утверждают, Ловилль, Нефедов и Нестеров пробудили от древнего сна какое-то магическое существо… Оно убило Ловилля, а теперь управляет сознанием этих несчастных. — Магическое существо? Колдун? — уточнил я с показной беззаботностью.
— Быть может… Я даже слышала, что он вселился в одного из них, потому что ему нужна подпитка от человеческой плоти… Он еще слаб, и… Ты не веришь мне, конечно? Да я бы и сама себе не поверила, когда б не лицо сошедшего с ума Славы Нефедова и не та низина, где просто веет первобытным ужасом… Белая земля, серые деревья, жуть!..
— Черный колдун, пробудившийся от тысячелетнего сна и выползший из своей преисподней? — насмешливо спросил я и иронически искривил губы. — А ничего пооригинальнее ваши выдумщики придумать не смогли? Может, они просто насмотрелись пиратских ксенофильмов, изготовленных в ОАЗИСе? Вот мы, арранты, не впитываем в себя подобную чушь. И уж тем более не рассказываем ее всем подряд.
Аня быстро взглянула на меня и отвернулась. По ее виску медленно скользнула, оставляя поблескивающую влажную дорожку, капелька пота. Она отодвинулась от меня и выговорила:
— Чушь?
— Конечно, чушь; А ты как думала? Глупые оккультные штучки, слепые суеверия! Магии не существует, она противоречит законам этого мира, — академическим тоном добавил я, подбрасывая на ладони идентификационный знак Класуса. «Ох, Рэмон!.. Говоришь одно, думаешь другое, делаешь третье», — проговорил я про себя. Довольно рассуждать на эти скользкие темы. К тому же и Аня, кажется, немного оскорблена моей иронией…
— Пойдем, Рома! — сухо сказала она. — Олег Палыч руками машет, к себе зовет. Наверное, сейчас пойдем в низину, — там, возле болота, идут основные работы. Олег Павлович уже откопал несколько интересных находок. — он вам с дядей Гендалем еще не хвастался?
— Да как-то… повода не было, что ли. Ну, идем.
Мы встали и направились к ученому, который оживленно жестикулировал, объясняя двум своим ассистентам фронт работ. Тут же стоял Эрккин и меланхолично жевал какой-то листок. Спуск в низину, у которого стояли все перечисленные персоны, был сплошь изрыт. Земляные насыпи шли почти правильными параллельными линиями. Видимо, Олег Павлович ценил научный подход во всем.
В руках он держал длинный щуп, которым машинально тыкал в землю. Мы приблизились. Табачников говорил:
— Опять эти гимнасты вышли на утреннюю зарядку. Поздновато уже для утренней… Костя, в случае чего будем отбиваться металлодетекторами. Правда, дороговато обойдется новые покупать… Но для этих ребят ничего не жалко!
Гендаль Эрккин уже освоился в общении с Табачниковым. Местные формы этикета уже уложились в его тяжелой лохматой голове:
— Слышь, Палыч. А может, авансом их немного побьем? На опережение, так сказать? А то у нас… — он ловко вытянул из кармана флягу и решительно глотнул оттуда, — приборы тонкие, хрупкие. Вот Рэм, например…
— А еще строит из себя моралиста, скотина! — проворчал я. — Когда это он успел нализаться?
— Мне не нравится, что они снова смотрят в нашу сторону, — продолжал Табачников. — Я как раз хотел показать гостям Белую рощу и тот овраг, где произошло то странное событие. Самое интересное, что аррантские власти так и не удосужились применить там свои измерительные приборы, конечно же, куда более совершенные, чем любые наши, земные. Но ведь у вас с собой найдутся, надеюсь, э-э… более точные измерительные средства? — повернулся он ко мне. Я воздержался от немедленного ответа. Впрочем, достаточно было одного взгляда на каменную физиономию Гендаля Эрккина, чтобы понять: он уже все доложил. Хотя о чем я беспокоюсь, позвольте?.. Ведь бывший профессор Табачников уже видел и лей-гумм, и идентификационный знак Высшего Надзора.
— Не так ли?..
— Найдется, Олег Павлович, — внешне спокойно ответил я. — Но прежде мне нужно определить координаты искомого места. Что оно здесь, в этом районе, ясно…
— Очень хорошо! — встрял Пес.
Я слегка повел плечами. В конце концов, от кого и что я скрываю? Все наши нынешние действия по сравнению с тем, что творилось раньше, имеют вид невинной детской игры в прятки. Раскрою все карты. Ничего такого, что могло бы существенно ухудшить наше с Эрккином положение, я пока что не предвижу. Даже возможная батальная сцена меня не смущала. В конце концов, я всегда смогу пойти уже проторенным (благодаря сьорду Груздеву) путем и подключить гормональную стимуляцию своей психомоторики. Ускориться. Если что, мало не покажется никому.
Включая меня самого, правда…
— Ну что же, произведем рекогносцировку местности, — сказал я и добавил с нескрываемой иронией, лукаво глядя на Аню: — Готовьтесь узреть чудеса техники, уважаемые! Так… Мы находимся… гм… (Я развернул трехмерную карту прямо в воздухе, на высоте около метра, чтобы удобнее было изучать. Ребята, что характерно, и бровью не повели.) Мы — вот здесь, не так ли? — Коснувшись голографической проекции, мой палец облился легким желтоватым сиянием. — Если бы мы были на Аррантидо, я смог бы определить наши координаты с точностью до полуметра. Пустил бы сигнал через спутники общего пользования или лучше через кодированные, для лейгуммов-«всезнаек», и поймал бы отраженный сигнал. Это у вас, наверно, тоже прекрасно известно.
— Ты, Рэм, не хвастайся. Ты лучше дело делай, эге! То есть — господин бретт-эмиссар!.. — с показным усердием, за несколько шагов отдающим иронией, сказал Гендаль Эрккин.
— Хороша у вас карта, Рэмон, — одобрительно отозвался Табачников, — чуть ли не каждую кочку видно. А как увеличить?.. Благодарю. Вот храм Святого Георгия, где сейчас обосновались эти полоумные. Вот склон, возле которого мы стоим, а это — болота.
— Так, — подытожил я. — Получается, что вот эта оранжевая точка на карте… конечная цель… находится в болоте? В трясине? Так?
— Н-ну… выходит, что так, — внимательно сверившись с картой, подтвердил Табачников. — Ребята, тащите оборудование в низинку пока что. Аня, и ты иди прогуляйся, а то в городе уж очень засиделась. Проветрись.
— Вам бы в КГБ работать, Олег Павлович, — беззлобно сказала Аня, а парни без возражений приступили к делу.
— Да ладно тебе, Аня, — сказал Табачников, — даже и не думай дуться. Просто тебя товарищи гости с Аррантидо в первый раз видят, а тут изволь при тебе рассуждать о, быть может, государственных секретах. Иди, иди.
— А если не в первый раз? — прищурилась девушка. — Все равно ведь проболтаетесь, уважаемые мужчины. Знаю я ваш уровень секретности. Правда, Рома?
— Так… не в первый, что ли? — рассеянно удивился Табачников.
Я кивнул головой и сказал мрачным низким голосом, насколько я вообще мог впустить в него баритонных тонов:
— Пусть останется, что ж. Ничего особенного… В конце концов, вы сходные секреты давно пытались преподнести администрации ОАЗИСа, только что-то никто не брал.
— Ну, хорошо, — согласился наш ученый. — Видите ли, если учитывать масштаб и погрешность, то на этой карте обозначена как раз та точка… Словом, я чувствую, что у нас с вами общая задача, уважаемые! — вырвалось у него. — И я очень рад, что хоть кто-то не только верит мне, но и будет работать руку об руку! И — чувствую — нас ждут большие испытания! Вот здесь! Вот в этой местности, рядом с Белой рощей, рядом с этим болотом и со склоном, где мне привелось найти очень любопытные ископаемые раритеты! Это против моих правил, в смысле — пить до обеда, но дай выпить, товарищ Эрккин!.. — повернулся он к Псу. — Ага… благодарю! А то, как сказали бы те трое механизаторов, которых мы видели по дороге, без бутылки не разберешься!
— А что вы тут ищете? — спросил я. — То есть, что уже нашли? Вы говорили о каких-то ископаемых раритетах, так, Олег Павлович?
Вопрос вышел корявым, но ответил на него Табачников еще более путано и косноязычно (чего я до сих пор за ним не замечал):
— Ну, как вам сказать, товарищ бретт-эмиссар Высшего Надзора… Конечно, работа проведена большая. Но тут еще непочатый край… и… Препоны выходят… разные. Вот товарищ губернатор немного поспособствовал, хотя… Ну, в общем, есть немного. Нашли мы… Вон там, у болота… значит…
— Олег Павлович!
— Ну хорошо, хорошо. Пятьдесят шесть лет я уже Олег Павлович… да. Нашли фрагмент металлического двузубца. Исследования подтвердили, что он пролежал в здешнем грунте около семнадцати-восемнадцати тысячелетий, то есть сроки совпадают. Спектральный анализ показал, что двузубец выполнен из неизвестного нам сплава, преимущественно на индиево-иттриевой основе. Нашли скелет человека… точнее, фрагменты скелета. Человек был разорван надвое, кости на руках и ногах переломаны так, словно он попал в огромную мясорубку. Возраст костей примерно такой же — шестнадцатое тысячелетие до нашей эры… до Рождества Христова, как принято говорить.
— До чьего… рождества?
— Я тебе о нем и его сподвижниках, кажется, уже рассказывала, — заметила Аня и выразительно покосилась в сторону индивидов, бредущих гуськом в полутораста шагах от нас.
— Далее, — продолжал Табачников, — мы нашли фрагменты какой-то конструкции, изуродованной, по-видимому, довольно сильным взрывом. Определить, что это было, не удалось, но это и не суть важно. Куда важнее другое: эти находки и их возраст совершенно определенно подтверждают, что именно восемнадцать тысячелетий назад здесь, на нашей планете, существовала высокоразвитая цивилизация. Ведь, согласно официальной земной науке, в период, к которому относятся находки, человечество еще не вышло из пещер. Оно ходило в звериных шкурах и общалось нечленораздельным ревом и ударами дубины. Одной-единственной находки, подобной тем, что у нас тут случаются сплошь и рядом, хватило бы, чтобы начисто опровергнуть миф о тогдашней неразвитости человечества! Лично я развиваю другую теорию: в то время существовала высокоразвитая цивилизация, овладевшая высочайшими технологиями, много превосходящими то, что мы, уроженцы Земли, имеем сейчас и, собственно, имели на тысяча девятьсот шестьдесят второй год, дату Избавления. В результате какой-то катастрофы, возможно, носящей техногенный характер, а может, имеющей причину иного толка, большая часть населения планеты была вынуждена оставить земную колыбель. Как это и сказано в древнем документе, который прочитан мной в архивном хранилище аррантского Храма. Люди переселились в звездную систему Си-Олль, шестьсот восемьдесят парсеков отсюда, где и расположены планеты Гвелльхар и Аррантидо-дес-Лини. Часть эмигрантов поселилась на Гвелльхаре, часть на Аррантидо. Отсюда пошло размежевание рас. Те, что осели на Аррантидо, по всей видимости, смешались с какими-то коренными жителями новой родины — отсюда голубоватая кровь и ряд других существенных отличий от гвеллей и нас, землян. Гвелли же остались куда более близки к людям Земли. Хотя и гвелли и арранты на несколько порядков ближе к уроженцам Земли по своему генетическому коду, нежели ЛЮБЫЕ, даже самые человекообразные формы жизни на иных планетах! Да и по виду — ближе, чтоб мне не видеть больше других инопланетян!
— А те, что остались? Табачников с жаром продолжал:
— Те же из древних, кто не улетел с Земли после битвы с даггонами — а то, что она была, и она всему виной, я настаиваю! — те постепенно регрессировали. Не скоро, очень не скоро люди стали возвращать себе утраченные позиции в уровне жизни и особенно науки!.. Собственно, мы до сих пор не можем достигнуть высот тех, кто покоится здесь!.. — энергично закончил ученый и топнул ногой оземь. Его лицо раскраснелось, глаза горели фанатичным огнем. Впрочем, через несколько мгновений это мрачное пламя улеглось, и Олег Павлович Табачников пробормотал несколько невнятных слов, очень похожих на неловкое оправдание касательно излишней горячности. К чему?..
— И такую теорию вы развернули из нескольких находок и одного древнего документа из хранилища? — насмешливо спросил я, однако же, невольно допустив в голосе странную нотку, близкую к восхищению. — Здорово вы все придумали, Олег Павлович. Только доказательная база, боюсь, слабовата. Насколько мне известно, научные мужи Аррантидо отличаются чрезвычайной твердолобостью и едва ли захотят слушать о |том, что произошли, оказывается, от древней расы одной из Избавленных земель жалкой галактической провинции. Прошу прощения, конечно, но именно так относятся к Зиймаллю на моей родине. Да вы, сьорд Табачников, и сами знаете не хуже, а то и лучше меня.
— Местные инстанции могут поспорить в твердолобости и упертости с теми учеными аррантами, о которых вы сейчас говорили, Рэмон. А как относятся к моим землякам там, в Метрополии, я прекрасно знаю, это уж точно… Ладно. Собственно, место гибели арранта Лекха Ловилля, которое вон те олухи считают священным, — здесь, перед нами. В низине, рядом с болотцем. Ребята сидели вон там, в леске на склоне противоположного холма, что отделен от нас как раз этой низиной. Лекх Ловилль спустился вниз, в низину, во-о-он по той тропинке, и там, под деревьями у ручья, встретил свою страшную судьбу.
— Красиво говоришь, Палыч, — откликнулся Гендаль Эрккин. — Песню с твоих слов слагать можно. Или там стихи накорябать.
— Песню, — буркнул Табачников, — ладно, хватит болтать, уважаемые. Пора приступать к делу. Спускаемся вниз, к болоту.
И он первый пошел по пологому спуску, предварительно засучив обе штанины брюк. Я вытащил идентификационный знак Высшего Надзора и, закончив знакомиться с программным обеспечением и дополнительным оборудованием, наконец-то вздохнул с удовлетворением: к одному из портов был прикреплен искомый сканер с программной платой…
Так и есть. Класус позаботился о том, чтобы приехать не с пустыми руками, да, собственно, я и раньше был в этом уверен. Можно работать.
Легкий колючий морозец пробежал по спине, когда я решительно последовал за Олегом Павловичем в низину, где нашел страшную и загадочную смерть аррант Лекх Ловилль, тоже приехавший выведывать тайны здешних мест, отбирать у земли ее сокровища.
Впрочем, не успел я добраться и до середины склона, как услышал позади себя какие-то крики. Я обернулся. Эрккин и Аня, идущие за мною след в след, тоже оглянулись. Чудаки в балахонах и с амулетами на шеях больше не брели уныло вдоль стены гуськом.
Они бежали к нам.
Первым мчался здоровенный парень, в плечах не меньше Эрккина, остальные не такого калибра, но тоже упитанные молодцы, явно не истязающие себя диетой и постом. За честь быть первым, кто подбежит к святотатцам и нечестивцам, нацелившимся осквернить священное место (то бишь к нам), соревновались двое: здоровяк, о котором я уже упоминал, и длинный узколицый тип с узкими же черными глазами и носом, скошенным на сторону. И если все прочие потрясали лишь кулаками, то этот узколицый снял с шеи цепь с каменным амулетом и зажал его в руке. Ах, скотина!..
На бегу сектанты выкрикивали какие-то отрывистые фразы, явно оскорбительного содержания (хотя большая часть слов и была мне незнакома). Особенно часто упоминалась чья-то матушка.
Ушедший вперед Табачников поравнялся со своими ассистентами, стоявшими у самого края болотной топи, и замахал нам руками:
— Ребята, скорее! Сюда! Сейчас мы их встретим, поговорим!.. Эх!
— Я им замолвлю словечко, пожалуй, эге, — с придыханием сказал Гендаль Эрккин на родном гвелльском, и угрожающе, недобро прозвучали тяжеловатые, грубые, шершавые гвелльские слова.
— Быстрее к нам, — повторил Табачников.
Мы ускорили шаг и перешли на бег. Достигнув болота и едва не вляпавшись ногой в жижу, я на ходу развернулся и увидел, что сектанты уже шагах в сорока от нас. До меня долетели угрожающие выкрики:
— Мы же говорили!.. — …предупреждали!!
— Священное место!
— Святотатцы… скоты! Нечестивцы!
— Мочи их, братья!
— Во имя Пресветлых!..
— Да благоволит к нам ллерд Вейтарволд, да ступит его нога на нашу землю! — выкрикнул толстенький, бегущий последним, и его пронзительный голос, прорезав воздух, буквально вонзился в мои уши. — а, да, что вы вздрагиваете? — Табачников быстро посмотрел на меня. — Вейтарволд, бывший Генеральный Эмис-cap Зиймалля, в их верованиях некто вроде Магомета в исламе! Я слышал, они собирают средства, чтобы податься на Аррантидо и припасть к его стопам! Тяжелый случай… Вот непонятливые какие, а! — сокрушенно добавил он. — Ребята, дайте мне что-нибудь потяжелее, чтобы их, в общем, проэкзаменовать…
— Вот, щуп подойдет, Олег Павлович? — спросила Аня.
— Не надо. Лучше лопату. Буду их черенком лупить, как в прошлый раз. Что же они такие непонятливые, я же не так давно очень доступно им все объяснил. Тьфу! А еще некоторые говорят, что у меня имеются педагогические способности. Нет, конечно, я доктор исторических наук, когда-то кафедрой в университете руководил, но если они думают, что я не смогу им мозги почесать лопатой, так это напрасно!.. Не надо так про меня думать. Не надо.
Не надо мне пощады, не надо мне награды,
А дайте мне винтовку и дайте мне коня-а-а-а,
А если я погибну, пусть красные отряды,
Пусть красные отряды отплатят за меня-а-а-а!!! —

решительно пропел он и, шагнув навстречу подбежавшему первым сектанту, ловко лягнул того ногой в живот. Честно говоря, я не ожидал от почтенного ученого такой прыти. И — что гораздо более актуально, не ожидал ее и тип в балахоне, тот самый массивный здоровяк. Но и масса не помогла. Он согнулся вдвое и упал на землю, извиваясь, как перерубленный лопатой земляной червь. Кстати!.. Табачников подхватил лопату, брошенную Аней, а во второй крепко сжал археологические щипцы, предназначенные для аккуратного вытягивания хрупких находок из грунта.
— Не тушуйся, Рэм, это будет попроще, чем в ангаре с… — подбодрил меня Гендаль Эрккин и тут же оборвал сам себя, видно, справедливо сочтя, что нашим спутникам ну совершенно не обязательно знать о бойне с Аколитами на Марсе. Впрочем, даже если бы он и захотел подробно рассказать об этом сомнительном эпизоде моей биографии, то у него просто не хватило бы на это времени. Да даже не подробно, а очень кратенько — все равно!.. Потому что на него наскочил узколицый тип, обмотавший кулак цепью с амулетом. Бывший каторжник по прозвищу Пес посторонился, уходя от выпада, а потом ловко подставил противнику подножку. Тот нырнул мордой вниз и угодил точно в болотную жижу. Он попытался поднять голову, но Эрккин пнул его так, что бедняга завяз еще глубже и отчаянно забил по поверхности ладонями. Ему удалось перевернуться в вязкой болотистой массе так, чтобы лицо было над поверхностью болота. Впрочем, старый матерый гвелль уже переключил свое внимание на других, более дееспособных сектантов. Тут было кем заняться. Аррантопоклонники налетели всей толпой и, кажется, особенно не разбирались, кто перед ними. Во всяком случае, мои типично аррантские черты лица были полностью проигнорированы. Я еле успел увернуться от чьего-то массивного кулака и нырнул в прогал между двумя нападавшими со словами: «Ну, сами виноваты!..» Конечно, в драке от меня толку не очень много, не то что от Гендаля Эрккина. Гвелль оказался в самом центре схватки, с его серых губ сорвался вдруг воинственный боевой клич, похожий на зазывные вопли коалля в брачный период.
Его кудлатая голова металась среди светло-серых балахонов, руки взлетали, и каждый удар откидывал какого-нибудь из сектантов. Парочка аррантопоклонников отлетела к экс-профессору Табачникову, который очень плотно обработал их неразумные головы черенком лопаты. Один из его ассистентов, ловкий и быстрый парень лет сорока на вид, сцепился с круглолицым сектантом, крича:
— Димка! Нестеров! Ты-то чего сунулся в это стадо, ты ж всегда был разумным человеком! Или после того дня совсем свихнулся?
Тот пропыхтел несколько невнятных слов, из которых можно было разобрать только «священное место» и «слава Вейтарволду»! Последнее меня определенно смутило, и потому я пропустил внушительный удар прямо в лоб от одного из сектантов. А потом — чем-то увесистым — почти в висок. Еле успел мотнуть головой, чтобы несколько смягчить удар. Кретины, безмозглые, как самый тупой из коаллей, жертвы регрессивной эволюции, а попросту придурки!.. Если они считают аррантов избранным племенем, которому сами же поклоняются, а моего отца и вовсе возвели в какие-то пророки — то неужели они не могут разглядеть, что я аррант?! Неужели не в состоянии отличить зиймалльца от чистопородного уроженца Аррантидо-дес-Лини! Или они обдолбались какой-нибудь ритуальной дрянью, как это практикуется у особо ревностных и одержимых идолопоклонников, и ни Троллопа не соображают? Бестолочи, идиоты!..
Плохо мне пришлось бы, когда б не Аня и не… мой кот Мех, которого я взял с собой. До этого момента он крутился вокруг меня, как привязанный, а тут распустил когти, вздыбил шерсть на загривке и прыгнул на моего обидчика, вцепившись тому в ногу, и принялся яростно драть лодыжку. Аня же стукнула этого дурня аррантопоклонника по макушке совком для раскопки земли, и сектант повалился на траву.
— Чтоб вас всех!.. — пробормотал я и упал на колени от отчаянного приступа головокружения…

 

Человеческая плоть была только оболочкой, только убежищем до той поры, пока он не почувствует, что его силы восстановились. Молекулярная жизнь несовершенна и хрупка. Его сущность даггона гораздо совершеннее и прочнее, но даже ОН, Зог'гайр, нуждается в убежище после стольких тысячелетий небытия. ОН мог почувствовать, что его телесная оболочка повреждена, что она нуждается в восстановлении и питании воздушной средой. Молекулами кислорода. Все-таки как просто уничтожить эту плоть: немного времени без доступа к примитивным молекулам газа, и все кончено.
Все кончено.

 

— Остановитесь, идиоты! Да что же это такое, болваны!
Этот крик заставил меня быстро сориентироваться в пространстве и поднять голову. По моей щеке текла кровь, я смахнул ее кончиками пальцев и окинул взглядом поле битвы. Собственно, все уже закончилось. Несмотря на значительное численное преимущество, сектанты были не особо крепки в драке, что с блеском доказал им Гендаль Эрккин. В каждой руке он держал по одному «балахонному» типу и, задумчиво глядя на них, время от времени ударял лбами. У его ног валялись еще трое, а четвертый, стоя на четвереньках, меланхолично выплевывал изо рта на траву обломки зубов.
— Остановитесь!
Кричал Олег Павлович. Он тоже принял посильное участие в свалке, и красноречивым тому свидетельством была лопатка с обломившимся черенком, а также внушительный кровоподтек на благообразной физиономии ученого историка. Кроме того, с плеча свисал оборванный рукав рубашки. Мало кто признал бы сейчас известного ученого в этом растрепанном, взъерошенном человеке с обломанной лопаткой, на черенке которой, кажется, виднелось что-то красное. Ах да! Кровь. Зиймалльская кровь, гораздо более густая и темная, чем у аррантов. Но, как оказалось, кричал Табачников совершенно по иному поводу.
Один из сектантов, тот самый, узколицый, что навернулся через выставленную ногу Гендаля Эрккина, — лежал в болотной жиже. Его ноги были раскинуты на твердой береговой почве, зато голова ушла в трясину, и не было видно даже плеч. Верхняя часть тела почти полностью увязла в болоте. Зеленовато-бурая вязкая жижа вокруг него пузырилась, издавала противные булькающие звуки, и потревоженная трясина выпускала запахи гнилой тины и еще чего-то мерзкого, сероводородного, тошнотворного…
— Вот вы чего добились, бараны! — орал. Табачников. — Вытащите… вытащите его оттуда!.. Э-э, дурни!
Он шагнул к телу задохнувшегося в болоте человека и, взяв его за ноги, потянул на себя. Не тут-то было!.. Трясина не желала выпускать голову и плечи погибшего из своих вонючих объятий. Табачников потянул сильнее. Почва под его ногами угрожающе зачавкала, подошвы стали уходить в топкий, предательски зыблющийся берег.
— Что за черт?
— Палыч, давай я тебе подсоблю, — подскочил Гендаль Эрккин, выпустив из рук обоих подопечных, которых он стукал лбами. Те осели на траву. Физиономии их представляли один сплошной кровоподтек, на грудь стекали красные слюни и тонкие струйки крови. Помимо Гендаля, никто не взялся помогать руководителю археологической партии. Оба его ассистента были сами изрядно помяты в свалке (один валялся без чувств с раскроенной головой), Аня тяжело переводила дыхание, а я… Я тоже оказался не в лучшей форме, как мне ясно дали понять. Кот Мех, мой отважный хвостатый защитник, подбежал и стал с мурлыканьем тереться о мои колени, перепачканные в траве и еще чем-то бурым и липким.
— Палыч, что-то он крепко завяз, — переходя на аррантский, продолжал Гендаль Эрккин, — давай тянуть его на счет. Нараз-два. Ррраз!..
Один крепко взялся за левую ногу, второй — за правую; Пес поосновательнее уперся левой ногой в прибрежный камень…
— Дввва!..
Гендаль Эрккин рванул так, что несчастный бедолага, захлебнувшийся в болоте, должен был вылететь из вязкой жижи, как корнеплод из рыхлой, хорошо удобренной храмовниками почвы. Да и Олег Павлович потянул изо всех сил, кровь прилила к его лицу… Раздался какой-то треск, и в то же мгновение Аня, которая находилась ближе к погибшему, чем я, повернулась ко мне с совершенно белым лицом и каким-то безжизненным затемнением в бархатных глазах… и осела на траву рядом со мной. Я глянул поверх ее плеча…
Да-а! Табачникову и Эрккину удалось вытянуть утопленника из трясины, но частично. Его тело разорвалось точно в районе поясницы, но из громадной свежей раны не вылилось ни капли крови.
Даже на массивном лице Эрккина появилось что-то вроде смятения. Его изуродованная щека несколько раз дернулась, что неопровержимо свидетельствовало об эмоциях, которые иногда перетряхивают и эту каменную натуру. Что уж говорить о живом, ртутном Олеге Павловиче Табачникове? Он выпустил босую ногу человека, тело которого только что лопнуло, как гнилая бечевка. Кто-то сдавленно простонал от ужаса. Трясина издала громкий булькающий звук, несколько гнилых водяных пузырей поднялись на поверхность, и тотчас же верхняя половина тела утопленника ушла в зловонную топь. Табачников машинально выдрал стебель камыша и подрагивающими нервными пальцами стал отламывать от него кусок за куском. Его губы плясали. Наконец он выговорил:
— Так… Вот. И что это?
Гендаль Эрккин уже пришел в себя:
— Эге, вот это да! Ну что, Палыч, замер? Не мы это, не мы! Не знаю, что там у него внутри было, но вот только я тебе точно скажу: человеческое тело очень крепко на разрыв, я-то хорошо знаю. Если бы наши с тобой силы удесятерить, то и тогда не смогли бы разорвать его по пояснице. Скорее бы уж ноги лопнули в лодыжках и вышли из суставов…
— Дядя Гендаль! — выдохнула Аня.
— …но чтобы позвоночник, спинные мышцы пошли на разрыв — это что-то из разряда фантастики, — закончил Пес.
— Мы сами с тобой, Эрккин, из разряда фантастики, — тихо сказал я и поднялся. — Вот сейчас, в данный момент… мне вдруг показалось, что теперь может стать реальностью все, что угодно.
— Это потому, что вы покусились на священное место, которое охраняют высшие силы!.. — выкрикнул один из валяющихся на траве горе-бойцов в балахонах. Наверно, кто-то из тех, кто сохранил достаточно зубов после тесного общения с кулаками, ногами и локтями Гендаля Эрккина, свирепого гвелльского Пса. Между тем Табачников тоже пришел в себя. Он наклонился к останкам несчастного сектанта, с мертвым телом которого произошли такие необъяснимые метаморфозы, и принялся внимательно рассматривать его сначала невооружейным взглядом, потом при помощи увеличительного стекла…
— В общем так, друзья мои, — наконец сказал он, в то время как участники схватки медленно приходили в себя, — честно говоря, я могу только примкнуть к товарищу бретт-эмиссару. Реальностью может стать все, что угодно. Но лично я никак не могу понять, как могло стать реальностью вот это. (Говоря, он кивнул на останки, извлеченные из трясины.) Потому что ЭТО может быть всем, чем угодно, но только не фрагментом тела человека, который погиб ДВЕ МИНУТЫ назад.
— А что такое? — пискнул кто-то.
— Да как вам сказать… — начал было Табачников, но тут же кот Мех, который терся спиной об мою ногу, вдруг подскочил на месте едва ли не на метр в высоту, испустив дикий вопль. На приболотную траву он приземлился с уже выпущенными когтями, вздыбленной шестью и круглыми глазами, в которых, казалось, проскакивали длинные искры. Он вопил на одной ноте и смотрел прямо на трясину. На гладкой поверхности болота, из которой торчали камышины, вдруг начал вздуваться пузырь. Но вместо того чтобы лопнуть, распространив вокруг себя едкий запах сероводорода, он стал нарастать, словно волна, накатывающая на сушу.
Я смотрел на зашевелившееся болото и не мог оторваться. Тяжелое, как эти низинные запахи перегнивающей тины, чувство забродило во мне. Донесся короткий возглас Табачникова:
— Что за?.. Ох!
Назад: Глава 13 ПРЕДАНИЕ О ДАГГОНАХ
Дальше: Глава 15 ТРЯСИНА