ГЛАВА 9
Форт-Росс и окрестности. Лучше старенький ТТ, чем дзюдо и карате
С утра была отличная погода, сквозь занавес высокой тонкой облачности ярко светило солнце. Зимнее солнце, замечу. А тепло-то как! Еще до завтрака мы с Хвостовым совершили трудовой подвиг — поплыли на лодке проверять сети. Очередность тут не устанавливается, утром наиболее бодрые сами вызываются.
Тихим черепашьим ходом подошли к берегу возле Томки, где среди развалов камней грязно-белого цвета в залив впадал чистый ручей с удивительно вкусной водой. Береговая терраса здесь буквально сочится небольшими ручейками, сбегающими с горы по развалам камней. Работали быстро, отгоняя местных оводов. Здоровые, заразы, тоже вылезли на благую погоду — днем их больше будет, они почему-то любят это место. В первой из поставленных сеток трепыхалось штук двадцать рыбин, а во вторую влетело всего шесть штук, никогда не угадаешь. Улов выбрали быстро, оставив себе только калиброванную полуметровую речную форель, всех остальных выпустили в залив. Форелька в Амазонке своеобразная, южная, с зеленоватым, особенно на спине, отливом и мелкими красными пятнами.
Вода после дождей и штормов была прохладной, я оценил это, когда в сандалиях на босу ногу спрыгнул в нее, удерживая лодку, пока Хвостов выгружался с добычей на каменистый пляж. По традиции рыбаки потрошат улов сами, на берегу, притаскивая на кухню полуфабрикат. На обратном пути прошли мимо галечной косы, с которой неохотно поднялись два огромных аиста.
Настроение было звенящее — рыбалка позволила нам шлангануть от утренней зарядки.
Однако, сидя перед завтраком в штабе, перебирая последние бумаги и прикидывая планы на день, насладиться я этим настроением не успел, — над головой тревожным кряком рявкнул динамик внешнего оповещения форта:
— Код 22, черный! Код 22, черный!
Утро мгновенно утратило радостные краски.
Мне немного лет от роду. У меня этих самых лет и нет, считай, — всего тридцатник летом стукнет. Но в этот миг я узнал, что испытывает человек в предынфарктном состоянии. Невидимая жесткая и сильная ладонь зло уперлась в грудь, левая рука онемела, горло сдавил сухой спазм. Это уже потом подумалось о психосоматике и всей вредности лишних многопечальных знаний…
Сейчас же Федя на секунды прилип к новенькому стулу.
— Код 22, черный! Код 22, черный!
— Слышу, — прошептал я пересохшими губами, хрипло выматерился — и отпустило: вот что значит сила Слова. Очнувшись, начал быстро закрывать ящики и сейф, а потом и помещение штаба. Выскочил — и тут же вспомнил, что забыл в углу за стулом свой карабин. Проклятье! Вернулся.
У-ух-хх! Щербатые каменные ступени мелькали под ногами, гулко стучали каблуки, надсадно колотилось сердце. «Код 22» — от 22 июня 1941 года, нападение, вторжение на границе. А «черный» — у нас есть потери. Кодов тех в общем-то немного. Сейчас главный именно этот. Потери у нас, понимаете, убили кого-то! Вылетев на надвратную галерею, я с заносом пролетел дальше, наверх, к башне Елены, в дежурку. Вотяков уже сидел за пультом, временно отстраненная Ленни стояла рядом, на крыше исландец, Светлана… По ступенькам еще кто-то поднимается. Нионила, ей-то что тут делать!
— Что! Кто! — заорал я, оглядываясь по сторонам.
«Зодиак» с Катрин и Данькой, пользуясь хорошей погодой, пошел к океану, совершая регламентный выход для оценки оперативной обстановки на побережье. Сицилийцы, громко переговариваясь, втроем ломанулись на южный край рощи, где по боевому расписанию они занимают укрепление первого южного рубежа, Стародубцев-старший и норвежец Халмар Ханссен убежали на северный край, там тоже подготовленный рубеж. Маурер уже на судне, Сашка умчался к нему, они заводятся, собираются отходить в залив на двести метров, чтобы иметь маневр для поддержки огнем ДШК и «макса» наших позиций в оперативном секторе…
И патруль где-то на трассе.
Юрка повернул ко мне бледное лицо, выдохнул коротко:
— На маршруте патруль расстреляли, Федор… Точнее, не на маршруте. Алик Хагауджев убит, как именно и кто напал, пока не знаем. Игнат Стародубцев цел, не ранен, залег там же, возле машины, пока вроде отстреливается… Все, не отвлекай! — Он уперся взглядом в экраны мониторов, манипулируя локатором и камерой.
Я резко вздохнул, наливаясь яростью. Не отвлекай?
— Тео, тихо! Чувак, я дежурила, скажу. — Подруга резко развернула меня за плечо. — Тише, тише ты… Мангруппа пошла, Кастет с Гоблином, на мотоцикле. Слышишь меня?
— Слышу, — выдохнул я. — Кастет с Гоблином. Пошли. Карту давай.
— Смотри.
Наши все нужное и важное уже сделали, тренировки даром не прошли, ничего сверху не накинешь: нет техники. Багги, клятая каракатица, стоит раком — вчера на кочке отлетела реактивная штанга, в мастерской находится машина, у Хвостова, так что мне ехать не на чем. Падлы! Кто это? Самое первое предположение — это та самая банда герильяс, разъезжающая по грунтовке на драндулетах.
— Светочка, а я ж за тобой! — всхлипнула Нионила. — Там Барине плохо стало!
Светлана значительно посмотрела на меня и, схватив за руку повариху, поспешила вниз.
Вдали слабо щелкнули два выстрела из винтовок. Потом еще и еще. Бой идет, неравный. Что у наших было из оружия? Два револьвера «Наган», это обалдеть как круто… А еще аликовский «колчак», полный набор, сплошной буденовский ампир! Есть «бенелли-рафаелло» у пацана и штатный ППШ на машине. Пулемета у патруля нет, его Катрин забрала в рейд.
— Как так вышло? — скрипнув зубами, спросил я у всех сразу.
Несвоевременный вопрос — не от ума, от сердца.
— Они маршрут движения изменили, самовольно, никто не мог такое предугадать, сам понимаешь, — быстро ответила побледневшая, как мне показалось, Zicke. — После вчерашних разговоров парни решили вперед всех быстренько обогнуть южный лес и самостоятельно найти трассу.
— Героями стать хотели, — зло констатировал я.
— Алик решил, так Игнат передал. Горец, они ведь все такие… И сразу нарвались. И еще: у напавших есть какой-то тарантас.
— Конечно, тарантас, не пешком же они с дороги пришли! Твою мать…
Алик, ну как же так… ну ты же мент, государев человек! Почему допустил, почему влипли! Почему все так плохо!
— Юрка, что у тебя, ты их видишь?!
— Не вижу, командор, они за кромкой леса. Пытаюсь разглядеть. И рядом ведь, а не получается.
— Антенной хоть взял?
Вотяков уже переключил на вышке антенну и теперь ворочал туда-сюда двойным квадратом, установленным на «Унже», пытаясь точней запеленговать рацию патрульного экипажа.
— Да взял, взял… Только один хрен, это же только сектор! Недалеко они ушли. Вот тут они где-то, смотри сюда. — Юрка привстал и пальцем вывел на карте окрестностей, висевшей на стене дежурки, вытянутый овал.
Нехилый у него вышел овал.
Дистанция — от двух с половиной, где и начинается изгиб леса, оставшегося за спиной патруля, до трех километров, если они успели уйти подальше. Тропы там нет, но проехать, видимо, можно.
Моделировать несложно: Хагауджев с Игнатом выкатили за эту «зеленку» как раз в тот момент, когда какие-то пришлые люди с большой дороги подъезжали к нашим рубежам. Шли крадучись, лесом или по обрезу массива. Маршрут патрулирования пролегает вдоль кромки деревьев, потом уходит глубже в степь еще на километр и лишь там сворачивает направо, пересекая долину. Эх, нужно было против часовой стрелки патруль запускать! Тогда у ребят появлялся шанс при подъезде к лесу издалека и вовремя заметить… Что заметить? Да черт его знает, что-нибудь!
Внизу басовито заревел мощный двигатель мотоцикла. Черной молнией пролетев мимо северной стены здания форта, Кастет, резко набирая скорость, уверенно накренил машину и с разворота помчался по тропе. Блямба, по еще не просохшей от утренней росы траве! Лишь бы Сомов сбитым летчиком не вылетел… Моцик подлифтован, передняя вилка заменена на более длинную, эндурного типа, от BMW, переднее колесо на двадцать один дюйм. На заднем — широкая зубастая резина с большим пятном качения, задний амортизатор усилен. Вместо кресла стоит более прямое сиденье. Но ямаховский Midnight Star тяжел, и на малой скорости машину запросто свалить можно. Сука, они еще и без шлемов поехали!
— «Зодиак» по команде пошел назад, у них там все тихо. Норвежцы в Нарвике подняты по тревоге, упрямые французы тоже, — добавила Ленни. — Мужчины на посты побежали, Стародубцев весь белый, смотреть страшно. Но пошел на штатное.
Где-то заплакал ребенок, звонко крикнула девочка, наши женщины сгоняют всех детей в крепость. Как положено.
Пш-шш…
— «Елена», здесь «Патруль»! Дядя Юра, мне помощь нужна! — истерично прокричал в эфире Игнат. — Их трое, а не двое, как я думал, и нарезняк есть!
Плющат его там, жмут сволочи мальчишку. Я сорвал с крючка над пультом вторую гарнитуру:
— Здесь командор, спокойно давай, патрульный Стародубцев! Мангруппа уже идет к тебе, сталкеры стартовали, здесь близко. Игнат, ты в укрытии?
— Спрятался в ямке за деревом. Квадроцикл слева стоит, на открытом месте.
Да, тяжело дышит парень, страх поджимает горло.
— Командор, они дядю Алика убили! Он не шевелится, и крови натекло много! Я…
— Тихо, боец! Ты стреляешь? Из чего?
— Из винтовки стреляю иногда, да еще мое ружье рядом. Патронов много. А ППШ стоит на машине, я не могу его снять! Пока они не лезут, только стреляют над головой, часто стреляют!
Ну что мне делать!
Я схватил бинокль. Черный мотоцикл летел по саванне, не разбирая дороги. Вот сейчас их точно дергать не стоит, лучше не отвлекать. Вотяков выспрашивал парня об ориентирах. Вдали щелкало. Не к месту подумалось: «Бедная ATV’шка, опять ей достается. То носорог протаранит, то пулями умоют…»
Тявкнув пару раз, Боцман наконец-то решился и вместе с подружкой помчался мимо длинных теплиц-оранжерей и уже вспаханного, но так и не засеянного поля на северный край рощи, где засел Стародубцев-старший. Хорошо, пусть помогают собачки.
— Тео, как они собираются подходить к месту боя? — прошептала сильфида за спиной. — Там же открытое место, все простреливается.
Я представил себя на месте Кастета — что бы сделал, как зашел в ситуацию? И тут же, словно иллюстрируя мои мысли, мотоцикл сталкеров притормозил, ребята огляделись, потом Кастет свернул к лесу, где медленно выехал на полянку с двумя деревьями по центру, и вскоре сталкеры уже скрылись за деревьями.
Алик не был сталкером. Те всегда идут особо, не ленятся, часто останавливаются, слушают и смотрят, активно пользуются приборами и никогда не вломят нахрапом. А джигит сразу за лес вылетел, бодро, уверенно: привык хозяйничать на привычной тропе. Привык, что звери от них загодя разбегаются! А вот тут не разбежались.
— Да вот так и собираются, — буркнул я, лихорадочно придумывая свой ход. — Поедут тихо через лес, метров за пятьсот бросят «Круизер», разойдутся по фронту — и вперед, за деревьями, их учить не надо, Ленни. Юра, да сделай же что-нибудь, гарнитура шипит!
Пш-шш…
— «Патруль», здесь «Тунгус»! Стрельбу прекратить. Ракетница при тебе?
— Нет, она сбоку на борту квадра висит, с моей стороны.
— Достать ее сможешь?
Пауза. Пш-шш…
— Смогу, наверное, — неуверенно ответил Игнат.
— Уж смоги! Слушай сюда! На часы смотри. Что? Какой такой смартфон? Убью! Ровно через минуту выпускаешь ракету так, чтобы она над тобой поднялась, строго вертикально. Ты меня понял?! После чего забивайся в грунт и не поднимайся! Накосячишь — на губу посажу, а отец тебе ноги выдернет. По рации постоянно докладывай в Елену, будь на связи! Все понял? А гранаты где?
— Тоже в машине, я же не знал…
Отлично, едрена свалка, все не слава богу!
— Жмись к земле!
Я, не став дожидаться ответа, торопливо передал радисту указания и уже через несколько секунд усаживался на место наводчика-оператора «эрликона». Поправил на голове гарнитуру, бросил рацию в нагрудный карман рубашки, махнул рукой:
— Ушли все с директрисы к чертям собачьим! Брысь за обрез стола, оглохнете! Ленни, разрывные подтяни, сама в бинокль, стой рядом! И наушники надень.
Эйнар Дагссон, который все эти долгие минуты стоял у ограждения стены, напряженно всматриваясь в саванну и сжимая в толстенных волосатых лапах пулемет ДПМ, казавшийся сейчас детской игрушкой, тяжело побежал к лестнице, хрипло крикнув мне на ходу:
— В западную галерею иду!
Это правильно, площадка должна быть чистой, а у него там будет отличная позиция. Я накинул толстые противошумовые наушники, опять поправил под ними сбитую гарнитуру — что-то все по-левому, нужно серьезней готовиться.
— Ракета! Есть ориентир, — крикнула сильфида. — Там два дерева, что повыше!
Деревья повыше… Красная звездочка еле заметно поднялась над этими самыми деревьями. Чтобы их разглядеть на рваном абрисе дальнего леса, нужна хорошая оптика, ох и далеко! Но парень выстрелил хорошо, вертикально, место очевидно.
Щелк!
— «Патруль», тебя видим, хорошо стрельнул. Где сейчас противник? Доклад.
— Слева от меня…
— Отставить, Стародубцев, ты че, в метро? Стороны света скажи, боец!
Возникла пауза, в тишине раздалась пара щелчков.
Буря в голове у парня.
— Юг… Запад. Юго-запад, триста, триста пятьдесят, так, наверное!
— Принял, Игнат. Теперь смотри, куда трассера будут падать, и корректируй! И не ёрзай, все хорошо.
— Федя, тут почти три километра по карте, — вклинившись, уточнил Вотяков. — Метка номер шесть трассы патруля чуть ближе. Так что выходит… ну, два девятьсот.
Три кэмэ! Елки-палки хвойные!
Это уже не просто шаманство, это шаманство Большого Бубна. Да не бывает такого, не стреляют люди на эти расстояния!
Как-то раз я взял оленя с дистанции в тысячу четыреста метров.
Там тоже было чистое шаманство. Одинокий бык-ландур бродил под низким заполярным солнцем по апрельской снежной пустыне, не обращая ни малейшего внимания ни на непонятные хлопки вдалеке, ни на фонтанчики взрывающегося рядом наста. Вездеход МТЛБУ стоял за спиной в низине, а я палил из СВД, взятой у погранцов… Даже не столько во имя тупого спорта бил, сколько от искренней обиды — целый день мы честно мотались, как карлы, по безжизненной тундре, так и не встретив стада, в перспективе оставаясь без мяса.
Три магазина ушло, как с куста — уйму патронов пожег, пока случайно не попал более или менее по месту… Расстояние до мишени измеряли пробегом вездехода. Так что разговоры про сверхдальние выстрелы в оперативной обстановке из штатного армейского оружия — мимо меня, легко слушаю лишь до шести сотен метров.
А тут три километра без малого! Но мне же не попасть надо, а лишь присутствие обозначить да страху подлить на вражьи бошки.
— Юра, ветер дай, что ли…
— Северный, шесть, без порывов. Пробуй, командор, чего там.
Не факт, что там такой же ветер. Поэтому я взял чуть левее и выстрелил один раз для оценки сноса. Потом еще разок. Трассеры пологой дугой ушли к дальнему южному лесу, снос понятен. Вотяков разумно закрыл дверь в башенку.
Ну и поехали тогда, Федя!
Да помогут тебе все нганасанские «койка» и свирепый тунгусский бог Огня — Агды, последний раз извергавший на грешную землю огонь раскаленным болидом Тунгусского метеорита…
— Би синэ садави эетчэм, суки! — тихо выдохнул я по-эвенкийски — что-то типа «разрешите представиться». Навалился плечами на «рога» автоматической пушки. — Мы к вам с гостинцами!
Дум-дум-дум-дум!
Три четверки с корректировкой я положил в дальний лес — туда, где, по моему представлению, засели напавшие на патруль. Бронебойные будут протыкать любые стволы пачками, разбрасывая щепу по сторонам, противнику будет весело.
Щелк!
— «Тунгус», последняя хорошо легла, нужно ближе сто!
Эка-ножик, простой ты какой, товарищ революционный матрос. Ближе сто ему подавай. Зафиксируем. Я не торопился поднимать прицел — ствол прогревается, следующие снаряды и так чуть ближе падать будут.
Дум-дум-дум-дум! Дум-дум-дум-дум!
— Разрывными теперь? — Я по губам прочитал слова Ленни, указывающей на новый барабан. — Нет, менять не будем, родная.
Начнешь менять боеприпас — там вообще другая баллистика попрет, опять надо будет пристреливаться, корректировать. Да и осколки как полетят, если вильну… Я очень боялся задеть нашего парня. Вместе с подругой мы быстро поменяли барабан, опять поставив бронебойку.
И еще пару средних очередей.
— «Тунгус», здорово! Зашевелились, не нравится им горячее! Еще и я добавил! — гордо сообщил патрульный, голос у Игната уже совсем другой: как же важно вовремя почувствовать поддержку товарищей.
— Я те добавлю, индеец! Спрячься и наблюдай!
Дум-дум-дум-дум! Щелк.
— «Кастет» в канале, почти прибыли… Командир, хорошо садишь, приятно посмотреть! Прекращай пальбу, мы начинаем работать, как понял, прием.
— Понял Костя, давайте там… жестко.
И тут же последовала реакция:
— Товарищ командор, бандиты драпают, тарантас свой толкают, испугались! — заорал в эфире Игнат. — Дядя Гоблин подходит, а я ППШ достал!
— Ну так и вломи им, раз достал.
Стрекотня далеких выстрелов пролетела над саванной.
И в наступившей после этого тишине, почти полной, наполненной лишь тихим шепотом слов, слышимых только произносившим их людям, словно барабан проспавшего двоечника из школьной рок-группы, диссонансом загремели частые звонкие удары. Хвостов в мастерской изо всех сил долбашил молотком по металлу, отчаянно торопясь оживить гадский багги.
— Юра, отца успокой по рации, он же там с ума сходит.
Я неловко слез с жесткого сиденья боевого поста, поморщился — плохо сидел, торопился. Присел пару раз, разгоняя по ногам кровь, вспомнил и окончательно сдернул с головы горячие противошумовые наушники.
Щелк.
— «Тринакрия», «Бендера», доклады дежурному, прием.
— Все спокойно, Дон Тео, по берегу до эвкалиптов чисто. В лесу никого не видно.
— У нас тоже ровно. — У папки голос уже почти спокойный. — «Зодиак» возвращается, уже видим их. На берегу никого.
По лестнице застучали тяжелые шаги, на крышу поднялся Эйнар, вопросительно глянул на меня. Из башенки вышел Вотяков, вяло махнул рукой Ленни — садись, мол, дежурная, продолжай службу нести.
— Ленни, я там все переговоры на громкую вывел. Отключай, а то сейчас всякие подробности пойдут, не нужно это.
Когда он подошел ко мне, я увидел, как у Юрки подрагивали руки.
— Чисто на телекамерах, — доложил он, быстро растирая виски. — По ходу, Федя, только оттуда и полезли. Дикий случай.
Я молча кивнул: ну да, ну да, дикий.
И вдруг прочитал свои же мысли, очень и очень мне не понравившиеся. Что бы я чувствовал после всего случившегося, окажись вновь обыкновенным вольным Спасателем? Тоску и растерянность, неизбежное чувство утраты, сострадание родным и близким — к Алику Хагауджеву все привыкли, сроднились — смелый, веселый и уверенный в себе мужик крепко вжился в Колонию, встроился в коллектив. Правильные чувства я бы испытывал, короче.
Но теперь из головы, замещая нормальные человеческие эмоции, лезло и нечто иное, неуместное: «Вот ведь не вовремя как — теперь надо устраивать похороны, произносить целые речи и отдельные правильные слова, выдерживать старые ритуалы и придумывать новые, искать хорошее место для кладбища, озадачивать людей и контролировать выполнение». Из головы лез бездушный и циничный Начальник — гротескное существо со специфичными взглядами и подходами, в которых подобные вещи называются «неприятными» и банально мешают производственному или боевому процессу. Отвлекают они от дел, тормозят!
И эта новая командирская ноша, в которой почти нет места пусть даже страшному частному, нет места полноценному переживанию за каждого отдельного человека, вверенного тебе судьбой и долгом, а есть лишь расчетливая показуха, настолько поразила меня, что я замер, застыл на месте, пытаясь рывком прервать паскудный процесс.
Если так и дальше пойдет, то через какое-то время я перестану запоминать имена и лица.
Останется лишь Задача, План, Процесс. Или же это неизбежная подстежка к должности и статусу? Но тогда где здесь предел оптики? Где он у Сотникова, что он еще видит, а чего уже нет, — где граница той видимости? Когда, в какой момент еще невеликий начальничек начинает строить свое особое пространство в некоем пузыре, внутри которого он оказывается совершенно неуязвимым для чувств и эмоций?
И тогда все чувства подчиняются Главной Задаче, остается лишь привычно отработанная этика фрагмента.
— Мужики, я багги почти починил!
— Ну а че тогда кричишь, — невесело кинул я вниз.
— Так ведь почти все уже… Чуть-чуть осталось.
Виноватому Даниле шибко хотелось сделать хоть что-то контекстное, молодец мужик.
— «Гоблин» — «Форту»!
— Слушаю тебя.
— Ленчик, ты? Значтак… Короче, эти перпейдоры нам «бывайте, на» сказали, обломись, свиданка в мае. Никого мы с Кастетом не выстегнули, просквозили, черти.
Интересно, как Zicke его понимает? А ведь и Катрин вполне понимает Сомова, когда тот в бою окончательно переходит на жуткий сленг. Да что там в бою! Гоблин не то что в нормальном, он даже в околонаучном разговоре легко может переобуться, совершенно неожиданно для собеседника завернув аргумент в нечто из стилистики: «Не читал Бальзака — по хлебалу на-ка!» Любо-дорого было послушать, как они в донжоне с профессором спорили! Тут русскому-то человеку, носителю языка и знатоку среды, специально учиться нужно, а они понимают… Иностранцы. Загадка.
— Лунев где, и почему ты на связи?
— Костя за колесами пошел. Лена, главный там?
— Слушаю, Гоб, как вы?
— Да че мы… Сидим на люстре, семечки хаваем. Шеф, не загрызли мы их, звиняй. Пока добежали, да все винтами по кустам…
— Понял, дальше.
— Игнат рядом стоит, без царапинки, бодрый такой, с пушкой, только штаны сменить треба, — сперва Гоблин опытно доложил о живых. — Алик погиб, одна пуля под горло, почти в обрез броника, по ходу, из карабина били. Вот как оно вышло. Квадр целый, эти сучки в него не стреляли.
— Затрофеить решили, — понял я.
— Ага. Ну, так ты того, санкцию давай! Надо к той дороге сбегать, понюхать все. Вдруг у них бибика дорогой сдохла. Да и вообще забиться, вдолбить кому шнобель внутрь под горячую руку, ситуацию зарисовать, ну, ты меня понимаешь. Данные нужны, факты.
Я прикинул смыслы. Есть смыслы.
— Добро. Идите двумя машинами, парня — с собой. Преследование по дороге запрещаю: не хватало нам еще разок влипнуть. Хорошо понял меня, Гоб? На обратном пути забираете Алика… Там со зверями как?
— Какие звери, Дмитрия! После такой пальбы даже кузнечики разбежались, корчась от анальных болей, сутки в округе тихо будет… Но я пару сигналок поставлю на отпуг.
— Забираете его — и сюда.
— И все-таки, шеф…
— Выполнять приказ, товарищ сталкер!
— Есть… Может, тогда к франкам заехать? Проверить бы, как они там, — уже осторожно предложил Сомов.
— Перебьются франки, — с неожиданной злостью прошипел я. — Меня сейчас, Миша, только свои интересуют. Все, выполняйте!
— Принял. СК.
Мне придется соответствовать. Похороны и поминки — одним слоем, а вовремя принятые оперативные меры — совсем другим. И эти меры — прежде всего, они идут впереди любой трагедии, любых слез. Ибо предотвращают другие трагедии.
Неожиданное нападение словно отрезвило меня.
Не получится нам построить Колонию, помахивая цветными венчиками под диско-музыку, не тот мир вокруг… Стоп, Федя, что значит не тот! А прошлый что, слаще был?
В общем, пусть сталкеры смотрят-нюхают, пусть вызнают все, что смогут. Округу будем под себя строить, нет у Колонии другого выхода — заклюют в самое темечко, идет начальный этап становления, в Замке Россия поначалу так же было, их раздражители сразу подпрессовывать начали, людей вышибать по окраинам, потеряшек ловить на дорогах, определяя их в рабство, — наслушался историй. А потом и арабы включились.
Отсутствие здесь селективных кластеров, то есть образований, с рождения, с самых первых заполошных минут пребывания на Платформе заточенных на формирование крепкой властной верхушки, способной сдерживать и направлять, не оставляет шансов обойтись исключительно мирными договорными методами.
Здесь, как я посмотрю, воля вольная, мама-анархия.
Краем я слышал переговоры в эфире с ожившим Стародубцевым и встревоженной Катрин Гийяно, почти вник в доклад дежурной от сицилийцев, уставших сидеть во влажном, несмотря на одежду из хвороста и бамбука, окопе… Даже представил, как итальянцы разложили по берме и в укрепленных рамами нишах оружие и боеприпасы и ждут нападения со своей стороны. Напрасно ждут, скорее всего, но полностью снимать посты пока нельзя.
Слышал и повторный запрос французам, а потом вопрос Маурера о том, сколько еще ему болтаться в заливе… Все повисло до возвращения группы сталкеров.
Тогда будет пауза, сброс напряжения, начнутся продуманные решения. Так я подумал — и ошибся…
Гонг!
— Тео, срочное сообщение по второму каналу!
Мы с Юркой синхронно метнулись в башенку, толкаясь, влезли внутрь. Второй канал — это Нарвик, французы или Старый Порт.
— Себастьян со Старого Порта только что сообщил: вниз по Амазонке проследовали три моторные лодки, два RIB’а и деревянная, узкая и длинная! — не дожидаясь вопросов, быстро доложила Zicke. — Шесть человек, все с оружием, два карабина и два пистолета-пулемета STEN Mark V. У остальных гладкоствольные ружья. Скорость — восемнадцать-двадцать километров в час плюс течение. Прошли мимо речного кордона десять минут назад, рядом с берегом шли, но останавливаться не стали.
Я не то чтобы растерялся — я подвис, как паленая виндовозина. Уже нервов не хватает. Как понимать? На Форт-Росс начинается атака по всем фронтам? Хорошо, что старый Себастьян нас предупредил, ох, как хорошо, такого не забуду.
— Что делаем, Тео?
— Подожди, — отозвался я, напряженно думая.
Через день после нашего первого визита в Старый Порт неспешным ходом отправилась «Королева», сопровождаемая «Зодиаком» Катрин. Ребята, как и планировалось, закрепили знакомство. Юра поставил на кордоне рацию, которую Себастьян, впрочем, до поры прячет от посторонних глаз в сарае, вытаскивая аппарат лишь в случае необходимости. Старший экспедиции Эйнар передал марсельцу небольшой генератор HONDA EU10iKl — такой же поставили на «Королеву», немного бензина и два ящика со всяким мелочно-полезным. Скромные вложения в дружбу народов и общин себя, как видно, вполне оправдали. Помогай людям — и они тебе помогут.
— От сталкеров что слышно? — Я машинально тянул время.
— Уже на дороге стоят, работают. Возвращать?
Не сумев сразу сбросить паузу, я опять помолчал, прежде, чем ответить.
— Нет, Ленни, пусть там работают. Они сейчас как дозор. Ладно. Так…
А что так, Федя? Что у тебя есть предложить?
— Ленни, под запись, — медленно начал я. — Передать «Cotton»: они идут к корвету, Катрин прыгает на борт, а Данька уже пустой идет к нам. Мауреру приказ такой: выходить на траверз Цусимы и там ждать визитеров, уточнения позже. Нарвику — большую тревогу, пусть готовят позиции для стрельбы, по необходимости огнем поддержат шкипера сверху. И по сторонам чтоб смотрели! На северном рубеже остается один Халмар Ханссен, Стародубцеву — возвращение, скоро его сына привезут, да и Алика… В столовую сообщи, чтобы какого-нибудь пацана сюда послали, ему ДПМ в руки — и отправляем к итальянцам, усилим огневую мощь.
Я обернулся:
— Эйнар, брат, тебе старт. Хватай дочь, на подвеснике выкатывайтесь в залив, разводите пары. «Удар» на борту? Хорошо. Сильно не торопись, время есть. Бери ППШ из оружейки. Идете за эвкалипты к колючкам, там стоите у берега, ждете гостей по западному рукаву.
Краснодеревщик, не став ничего уточнять, молча кивнул и, взяв в дежурке ключи от ружкомнаты, пошел вниз.
— Ленчик, заводи Малыша. Как только «Зодиак» подойдет, забирай Даньку и ПКМ себе — и вперед, встанешь рядом с «Королевой». При необходимости перекроешь центральный рукав или же поддержишь Маурера. Будете челночить. Все, выполнять.
Всех разогнал?
— Командир! — истошно заорал орлом шумно влетевший на площадку Хвостов. — Багги на ходу, можно выдвигаться! Ласточка! Говорил же, что сделаю!
Глаза у него были бешеные. В левой руке зажат молоток с ярко-красной ручкой, которого слесарь, по-обезьяньи, так и не смог выпустить. Смешно.
Но в душе я им восхищался: передо мной стоял человек, правильно понимающий и делающий свое Дело. Как сказал Л. Н. Толстой: «Бывает труд ненужный, суетливый, нетерпеливый, раздраженный, мешающий другим и обращающий на себя внимание. Такой труд гораздо хуже праздности. Настоящий труд всегда тихий, равномерный, незаметный». Хвостов работает всегда и именно так. Это он в спорах яркий, а в работе заряжен на рациональное, без экспрессии. Я не могу представить его бездельничающим. И всегда итоги его труда оказываются чрезвычайно полезными для экспедиции и Колонии.
— Гудерианы выдвигаются, Данила… — мягко поддразнил я работягу. — Впрочем, хорошо, что багги на ходу, молодец, тогда меняем план! Вот что… Держи ДПМ, у итальянцев забирай Андреа, садитесь и выдвигайтесь к эвкалиптам. Там выбираете хорошую позицию за стволами и вместе с «Королевой» закупориваете рукав, у Zicke появится свобода маневра. Ну, и берег контролируете. Если что, по свистку рвете в форт, понял? По первой команде! Итальянцам передай, что на рубеже останется только Бруно, наблюдателем, а Джузеппе пусть идет сюда, в крепость, скоро Алика привезут, взрослые мужики понадобятся.
— Так что, чужих сразу мочим? — заинтересованно спросил Хвостов, воинственно помахивая опасным предметом.
— Пионера выключи! — досадливо сказал я, в который раз поднимая к глазам бинокль. — В каждой машине есть регламент контактов, иди почитай, освежи память.
Вот и все мои силы, вот и все резервы.
Нет больше в гарнизоне бойцов, Форт-Росс будут оборонять женщины, если неизвестно откуда грянет еще одна атака.
Всем желающим в этом мире крупно и эффектно повоевать — большой привет!
Пожалуйста, прибывайте сюда и пробуйте на Платформе замутить войнушку, применяя фланговые охваты, атаки колоннами, засадные полки в заповедном бору и прочие красоты Большого Набега или Крутой Обороны. Только учтите, что мальтузианцам на Платформе еще долго не найдется места. Хотите иметь большие батальоны — выскребайте из подполов зареванных баб и малых деток, потому что мужиков у вас будет раз, два — и обчелся… В «Беринге» все женщины были отобраны, психологически подготовлены и хорошо обучены стрелковому делу. А в простой общине как оно будет?
Да и не каждый мэн годен к строевой, даже если живет на сквозном кондовом фронтире.
Кластерам тупо некем атаковать, как и обороняться, одна холера.
Да и нечем! Смотрящие будто издеваются, вручая нам сплошной винтаж. Был бы в патруле АКМ, да высади из него Игнат при первых выстрелах весь магазин узким веером по направлению — так еще неизвестно, как бы дело повернулось. А если еще и подствольник…
Кстати, и антикварная мортирка, как видно, патрульным не помешала бы. Покидал бы Игнат древние гранатки навесиком — сразу пропало бы желание связываться. Но ведь и это суррогат! Вот если бы пятидесятимиллиметровый ротный миномет Шамарина образца сорок первого года загодя отдать патрулю… правда, мин у меня к нему — кот наплакал. Но что бы изменилось? Мог ли Игнат в такой обстановке воспользоваться грозным оружием? Да ни за что! Для этого Кастет нужен или Гоблин, помню, как они лихо этим бомбометом накрывали позиции у Холмов, что на Пакистанке.
Но «кастетов» и «гоблинов» по определению мало, особенно на Платформе.
Так что в задницу все войны. Наше дело либо понтово-политическое, либо партизанско-сталкерское. «Всех разогнал, — с чистой совестью транжиры подумал я. — Людей больше нет, оружия нет, все силы задействованы».
Мы не нищие, «Беринг» подготовлен отлично, терминал исправно работает, техобеспечение есть, грамотные умелые специалисты в наличии… Но по факту куда ни кинься, в какой вопрос ни влезь — всюду одно и то же: опять нет обыкновенного «хлеба», и тогда масло приходится мазать прямо на колбаску.
Пш-шш…
— «Елена» — «Кастету».
— В канале Вотяков, Главный рядом.
— Что там на реке творится?
— Ты давай не про реку. Костя, свои итоги доложи, а? — Юрка тоже устал и потому говорил резко. Лунев понял и быковать не стал.
— Ушли они. На запад, к предгорьям.
— Значит, не румыны?
— Да какие там, в тухес, румыны… Герильяс это, к бабке не ходи. Мы посмотрели, все засняли.
— Есть ли тут вообще те «мирные», — охотно проворчал я. — Принял, возвращайтесь. Гарнизон без бойцов, все в заливе и на рубежах, ждем визитеров, Себастьян передал.
— Да иди ты! — не выдержал комсталк. — Мишка пару растяжек кинул с «эфками», да сигналок до кучи: свои тут не ходят. Я сейчас один «клеймор» поставлю на съезде. Когда гости прибудут?
— Ориентировочно через сорок минут, — ответил я, посмотрев на часы.
— Ну, мы скоро, — успокоил Костя. — Больше ничего плохого?
— Мало, что ли?
— Знаешь, ни хрена не мало…
Хорошо, что сталкеры возвращаются, а то мне никуда при таких раскладах не отойти. В форте — лишь я с радистом, вновь занявшим пост в дежурке, Джузеппе со Степаном подошли, но они опять умчатся, если ситуация взорвется, и женщины с детьми, профи-бойцы в гарнизоне закончились.
Итак, к нам идут по воде. Кто и зачем — непонятно, тут вариантов много.
Сразу после возвращения «Королевы» от Себастьяна на неделю зарядили такие дожди и шторма, что мы носу из форта не показывали. Стихия надежно закрыла все проходы и подходы, сегодня первый день нормальной погоды — и сразу нате, атака. Или две.
Я не склонен считать, что это остатки банды, разгромленной нами в заливе.
Двенадцать человек в составе — уже никакая не банда, а самая настоящая армия, по местным меркам, и всем остатком она бы сюда не поехала, бросив родные угодья без надзора. По всем понятиям, «остатки» сейчас вообще тихие и скромные, думают, как бы им заново нарастить мышцы. Это может быть любая из группировок бандитско-анархического Доусона или группы разведки из прожженно-коммерческой Кайенны. Или любая окрестная криптоколония, если пользоваться терминологией некогда известной в старой России конспирологической теории Галковского. То есть община из числа объединившихся или автономных пятнашек, как бы считающая себя независимой, но тайно управляемая другой общиной. Есть тут и такие микроанклавы, как выяснилось. Те же румыны, про коих почти ничего не знает даже их ближайший сосед Себастьян, но которые успешно выживают на Большой Дороге и даже торгуют по субботам в Кайенне, получая там все нужное. И они не могут не зависеть от этого города.
Кстати, согласно излишне смелой доктрине того самого Галковского, Россия есть криптоколония Британии, о как! Сказать нашим про такие звонкие идейки, что ли? Глядишь, споры про «англичанка гадит» продлятся во времени с семи минут до двенадцати…
Ох, теоретики, сюда бы вас…
Надо сказать, что в условиях Платформы-5 собрать банду — задачка не из простых. Кто их будет кормить? Подпитка нужна. И вообще создание в Новом Мире любых полноценных боевых элит — вопрос преждевременный, не способствует тому соотношение «кормящие — воюющие».
Это у Сотникова получалось, да и то лишь потому, что он безжалостно запахивал всех подряд на все виды хозработ: и сталкеры вкалывали до кровавых мозолей, и вояки. И сейчас в России армию привлекают на любой аврал. Но попробуй-ка поставь на мужицкое настоящих шерстяных бандюков… Мигом главарю сулемы подсыплют. Такое совмещение профессий возможно лишь при определенной Идее, Цели и общественных традициях. Остальным нужно кормление.
Поэтому я допускаю и появление своеобразных местных «раздражителей», скинутых Писателями на Платформу целенаправленно. Те же герильяс! Собрали шваль и сбросили готовую сплоченную банду под бочок тем кластерам, что покрупней. Или пару камер одной из бесчисленных южноамериканских тюрем со всем содержимым перекинули. В качестве подъемных дали хорошую емкую локалку с пятком «выручалочек» в качестве той самой «подпитки» — и понеслась! Может быть и так, что им вручали глобусы-индикаторы… Если такой феномен на территории действительно присутствует, то это очень плохое для нас обстоятельство. Пятнадцать на все готовых рыл «синевы», сплоченных камерой и образом жизни, — очень серьезный противник.
Им можно прожить вполне масляно, если главарь не дурак. Общины пятнашек — на оброк, сами — королями по трассе: охота, грабеж, сбор трофеев и последующая реализация их на рынках поликластеров. В дальних предгорьях плато еще какой-то поликластер стоит, точно пока не разведали, да и по дороге имеются.
Если мое предположение правильно, то банда герильяс для нас сейчас самая главная проблема. Пока ее не решим, не будет Форт-Россу ни спокойствия, ни свободной дороги для поездок. Промежуточный итог более чем печальный. Мы у них не выстегнули никого, они же убили бойца анклава. Хорошего человека.
Правда, еще имеется очень тревожный Доусон.
Полный злости, я вышел из дежурки, медленно обошел стену по периметру, оглядывая свое небольшое хозяйство. Поселок словно вымер. Никакого движения вокруг строений — жуть. Непривычно было видеть Форт-Росс замершим. Не должно так быть.
— Хвостов уже на месте! — крикнул Юрка из дверей башенки. — «Королева» кочегарит рядом.
«Будем надеяться, что проходы они нормально закрыли, — в порядке старательного аутотренинга подумал я. — У них в группе есть „Удар“, способный доставать цель издалека и надежно, „дегтярь“ и ППШ для ближнего боя. И корабельный фальконет на кормовом вертлюге, наконец!»
Но разум ехидно говорил мне совершенно другое: с хорошим оружием в колонии реальный напряг. Всякой рухляди много, а настоящих автоматов — три штуки АКМ на всех! Что можно сделать прямо сегодня? Только навеки отдать второй ППШ Эйнару Даггсону, а последнюю «Сайгу МК-03» из резерва — Стародубцеву-старшему, взамен его «колчака». Дальше будем оперировать дульнозарядными… Завал. Помощь зала не помешала бы в столь сложный для ума момент.
Хорошо бы спуститься к людям, приободрить их, рассказать, что происходит, и вообще доложить, какие меры принимаются руководством Колонии. Женщины нервничают, дети напуганы.
На крышу форта поднялась Туголукова. Серьезная, собранная, даже жесткая.
Через плечо здоровая сумка-укладка, в которой что-то металлически позвякивало. Жуткий звук, многообещающий.
— Федор Дмитриевич, немедленно верните Хвостова, я поеду туда, — решительно заявила Светлана.
— Куда туда, Света, сиди здесь… Один в твоей помощи уже не нуждается, остальные скоро приедут.
— Но я должна…
— Ты должна здесь работать, — устало прервал я, — а не под пули лезть, фронтовая сестра, блин. Ступай вон к Барине, поддержи, успокой, вколи чего-нибудь, не знаю. Что с ней, кстати?
— Сильный эмоциональный стресс. Я уже уколола успокоительные, там Нионила сидит. Мне же раненых осмотреть надо.
— Если парень ранен, то с ним лучше в помещении работать, с инструментами и светом, а не в поле на коленях. Так?
— Федор Дмитриевич… Ладно, хорошо.
— Ну, вот.
— Секундочку! На парапет присядьте, пожалуйста, — неожиданно жестко приказала докторесса. — И руку дайте.
— Светлана, ты что это делаешь? — подозрительно насупился я.
— Помолчите. Да вы можете без движения минуту, ну что такое!
Ловко нацепив манжету тонометра, она померила давление, внимательно посмотрела на меня.
— Так, ясно, гипертонический криз, — отпуская руку, сказала Туголукова. — Давайте мышцу.
— Какую такую мышцу!
— Заднюю, какую… Ягодицу, — окончательно перехватила инициативу врачиха.
— Светочка, давай потом, а? — тут же заерзал я. Боюсь уколов.
— Потом само собой, и прошу не спорить.
Быстро, сноровисто и совсем небольно продырявив мне седло, все еще недовольная докторша сказала:
— Посидите тут, а лучше полежите. И нельзя резко вставать.
— Ладно, ладно, ты иди там, Света, занимайся…
— Хорошо, но потом обязательно зайдите.
Я кивнул. Отомстила, что ли?
Вслед за докторшей почти одновременно появились Стародубцев и Джузеппе Риччи. Пистолета-пулемета у последнего не было, отец дал его младшему сыну, оставшемуся на позиции. Я не успел ничего им сказать, потому что со стороны залива до нас громко и отчетливо долетел страшноватый то ли вой, то ли смех чудовищной мифической нежити, издаваемый судовой сиреной «Клевера», спертой, как я (и не только я) уверен, с какой-то атомной подводной лодки:
— У-уу-а-аа-и-ий-ях-ях-ях-ях!!!
Маурер мощи компрессора не пожалел и включил машинку на полную громкость, вблизи обмочиться можно. Явились гости! Значит, мимо Цусимы пошли.
Я хотел резко встать и рвануть к башне, до которой было всего-то ничего, но ноги странным образом не послушались, быстро дойти не смог. Радист уже вовсю принимал доклады и переговоры, давая мне отмашку: не мешай, сам все знаю! Затем Вотяков, не отрывая взгляда от экрана РЛС, мотнул головой в сторону наушников, но потом понял и включил громкую.
Сев прямо на каменный пол возле открытой двери, я решил, что нужно успокоиться, остыть. Опять большего не могу сделать, только слушать. В эфире стоял «pile up» — столпотворение, вызванное большим количеством вызывающих и принимающих станций.
— У нас чисто, по левому никого.
— Ленни, жми к Мауреру!
— Поняла, уходим…
— Встал удобно, Эйнар, отодвинься в реку, перекрываешь пулемет…
— «Елена», три лодки вижу, все остановились возле щита, читают и думают, оба пулемета направлены на них.
— Зови по рации одного из них к себе, Ули.
— Уже позвал, молчат, боятся…
— Сканирование пишешь?
— Уоки-токи слабенькие, пишу.
Если противник подслушивает наши переговоры, то по плотности радиообмена вполне может подумать, что тут стоит военная база типа пентагоновской Диего-Гарсии, расположенной на одном из шести основных островов архипелага Чагос, затерявшегося в Индийском океане.
Сейчас шквал стихнет.
Так и вышло, в какой-то момент вдруг стало тихо.
К Форт-Россу приближалась сверкающая молниями темная грозовая туча, и гулкие раскаты грома звучали все явственней. В воздухе раньше времени сгущались синие сумерки, над тихой водой стал слышен звук работающего мотора катера Zicke, которая возвращалась к «Королеве» после проверки средней протоки. Потом опять к Мауреру пойдет, что для столь скоростной лодки детские расстояния…
— «Елена», подходим, — объявил Лунев.
Я вполз в дежурку, взял микрофон.
— Костя, учти, сразу пойдете на «Зодиаке» менять Ленни, там Данька уже вымотался до предела.
— Принял, Федор Дмитриевич, не волнуйся, разгрузимся — и на воду. Пожрать нам что-то сообразите в дорогу, Гоблина уже трясет.
— Хоп.
Пш-шш…
— «Елена», «Клевер» на связи. Пришельцы уходят тем же путем, подходить так и не рискнули, — даже огорченно сообщил альфа. — Решение?
— Будь пока там. Ули, жди доклада из Старого Порта.
Время шло.
Грозовой фронт уже нависал над фортом, сейчас накатит. И накатит так, что замаешься воду из лодки вычерпывать. Кончилась дискотека, все живое сейчас скроется.
— Всем отбой, Юра. С позиций ребята пусть уходят, и быстро, Хвостов тоже. Ленни особо передай! Сталкерам отмена выхода. «Клеверу» и «Королеве» — в бухту, Мауреру РЛС на берегу не отключать. Нарвику продолжать пассивное наблюдение.
Поберегу людей. Люди — это главное, как же их у меня мало…
Странный мир, до сих пор привыкнуть не могу.
Здесь нет суеты и толчеи мегаполисов, бесконечных пробок в удушливом дыму и ночных гонок стритрейсеров. Не злит растяжками и баннерами назойливая реклама всякого материального и нематериального барахла, нет телеящика с лощеными говорящими головами на каждом канале и опаскудившегося в последнее время интернета с дешевкой на каждой странице и невыносимо крутыми и остроумными блогерами, каждый второй из которых в реале обыкновенный парашный чмо и марамой. Нет наркоманских аптек и пахнущих стиральным порошком торговых центров, нет банков, пытающихся закредитовать вас в рабство любым мыслимым способом. Нет бесконечно надоевшего употребления слова «успешный» и «корпоративный». Не видать псевдомажорных придурков, потому что и настоящей аристократии в старой России до сих пор тоже нет.
А тут совсем плохо с нейлдизайнерами, мерчендайзерами, промоутерами, креаторами-продюсерами, супервайзерами и всеми остальными форейторами урбанистического прогресса, послушно загоняющими мировую цивилизацию в тупик…
Но этот мир удивительно не дик! В нем есть люди — везде. Где-то тихо гудят слабые моторы, в эфире можно уловить далекие переговоры, по реке одиноко проплывает лодка, а по дорогам ездят первые почтальоны и недобитые бандиты. Жителей пока мало, люди разобщены, и все они — нищеброды, если разобраться.
Слабый раствор, непонятно, что из всего этого получится.
Стиль и мир фронтира. Мир бесконечной разведки, осторожного продвижения, настороженного любопытства и азарта новостройки — главных движущих сил Платформы. Ступенька за ступенькой вверх по лестнице, заново, тяжело — но ввысь, неизбежно меняя себя и этот странный мир. И, собственно, люди фронтира, которым всегда больше хочется узнавать, чем жрать под одеялом ворованное сладкое.
Внизу затарахтели двигатели машин подъезжающих сталкеров, люди выскочили из бокового входа форта, сразу кинулись к мужикам, торопясь снять страшную ношу.
И тут ударил такой дождь, что земля загудела.
Я стоял на крыше, за секунды вымокший до нитки, и неотрывно смотрел на шпиль громоотвода, установленного на «Унже». И казалось мне, что вот-вот в тонкую сталь ударит сверкающая молния, призванная передать нам от Смотрящих что-то очень важное. Но трансляция не состоялась.
На крыше появились женщины. Ольга с Лаурой Риччи прыгнули в дежурку, выгоняя оттуда безвольного Вотякова, а Светка чуть не с матами погнала меня вниз.
…Алика похоронили к югу от Форт-Росса, создав первое кладбище Колонии.
Рядом решили поставить небольшую Часовню — без знаков и символов религиозной принадлежности, лишь большой резной столб под двускатной крышей с призывной надписью на многих языках: «Помолись о своем». Скамеечки, сбоку столик.
Было в штабе общее собрание и коллективный анализ произошедшего, составление по выводам новых планов и оргмероприятий. Были поминки. Возле съезда с магистрали сталкеры поставили очередной информационный щит, сообщающий, что всем идиотам, желающим съехать с дороги на территорию России, неплохо бы сначала связаться с дежурным на такой-то частоте и от греха узнать безопасный маршрут.
Идиоты надпись прочитали.
Той же ночью всех жителей Колонии разбудил отдаленный взрыв правильно установленного Кастетом «клеймора», а ранним утром усиленный сталкерами патруль волоком притащил в форт большую связку искореженного металлолома, а еще небрежно выполненный гладкоствольный обрез и вполне исправную винтовку «спрингфильд». Тела двух упрямых и не очень умных визитеров за ночь растащило по кустам мелкое зверье. Кстати, на следующий день Жоэль Дюран, глава клана французских пятнашек, срочно выразил горячее желание всей родни влиться в состав Колонии Форт-Росс. Ничего не тренькнуло: кто-то из ушедших в предгорья французов до сих пор жив-здоров. Но зато уже четвертый сруб встанет на новой улице этого клочка России.
Потеря Хагауджева сильно ударила по обороноспособности Колонии: Алик был не только добрым мужиком — черкес проявил себя готовым бойцом, обстрелянным, видавшим кровь и слезы воином, всегда способным выйти на кон с поднятым мечом. И так нелепо все вышло… Переживали все. Что же касается вопросов укрепления структуры Колонии, то потеря сломала все планы. Алик уже виделся «шерифом русских территорий на Юге» — в широкополой шляпе и с шерифской звездой на груди, местным Уксусниковым, самая должность была для мужика. И работы навалом. А тут…
Я же среди прочих полезных выводов после этих трагических событий сделал для себя еще один — очень важный: сидя на заднице, на Платформе ничего не сделаешь. Будут кусать и бить. Не получается процветать, глядя в мониторы пусть даже самых совершенных следящих систем. Из французов, итальянцев и норвежцев мы выжали все, что могли. Больше всех информации дал Себастьян, но и это лишь крохи. Ничего сверх того уже не узнать.
Ножками надо, ножками. И я принял решение.
Реализовалось оно через четыре дня.
