Глава 1
Так уж повелось в Узловом испокон времен, и администрация порта, сколько ни билась, ни черта не могла поделать — торговали, злодеи, и все тут. Порт Узел-Главный превратили в барахолку. Добро бы еще использовали зал ожидания или прилегающую автостоянку, нет ведь, кругом одно: купи-продай! И в буфете, и на оперативном складе, и даже на стартовой площадке сновали какие-то шустрые ребята, ловко уворачивались от прибывающих межмирников и шептались со стюардессами. Они отчаянно и не без умысла мешали таможенной службе досматривать межмирники на предмет контрабанды, однако поделать ничего нельзя было. Администрация, в конце концов, тоже живой человек, и как всякому живому человеку, проживающему в городе Узловом, ей хочется иметь разные запространственные штучки, чтобы не быть хуже других.
Впрочем, не нужно думать, что коррупция захлестнула Узел-Главный, не оставив островков Закона и Порядка. Время от времени полиция отлавливала уж самых наглых аферистов, вышедших на большую Дорогу Миров. Недолго удавалось продержаться и торговцам оружием. Отношение к ним было самое худое, и у пилотов, и у большинства купцов. Кому, в самом деле, охота расхлебывать последствия разрушения Илиона ракетами класса «Земля-земля»? И что тут можно выгадать, если этак, вразнос, пришпоривать историю? Одни неприятности, хаос, и, обязательно, валютную нестабильность, будь она неладна.
Прибываешь, скажем, как всегда, в Запорожскую Сечь — порт большой, веселый и на торговлишку бойкий. Везешь цветного нейлону чуть не гектар — на шаровары. А тут тебя твои же старинные знакомцы по крымскому гулянью хватают и начинают на кол сажать. Что? Почему? Оказывается, какой-то гад толкнул здесь кому-то ящик гранат из-под Сталинграда, а подкоморий Нечипоренко на них и подорвался. И казну великую, специально для похода в Турещину собираемую, разнесло в пыль. Теперь хоть к ляхам на поклон за деньгами иди…
Вот этой самой нестабильности более всего боялись в ближнем Параллелье, и оттого таможенную службу у честных купцов принято было уважать и всячески демонстрировать ей пиетет.
Капитаном торгового межмирника «Старец Елизарий» был Родион Щетинин, бывший беломорский купец, из раскольников. От тех времен сохранил он только черную встрепанную бороду, да армяк. Сам же был теперь завзятый пилот, прошел огни и воды, побывал и в мегаполисах грядущих столетий, и в бредовых кривых пространствах дальнего Параллелья. Немало повывез оттуда разных диковинных штук, которые, иной раз, черт знает, для чего и нужны. А все же каждый раз, проходя таможенный досмотр, волновался. Вот и сейчас, увидев на пороге своего межмирника человека в строгом темно-синем костюме с петличками и пуговицами, блеснувшими золотом, Родион даже обмер в первый момент. Тут же спина его, траченная плетью на воеводином подворье, несколько изогнулась, а бороду разняло улыбочкой.
— А-а! — пропел он, живо потирая руки. — Милости просим! Ждем уж вас, ваше степенство! Откушать не изволите ли? У меня славно расстегаи закручивают. Повар, пройдоха, черт его знает, просто колдун по этой части. Из обкомовской столовой переманил в девятьсот девяносто первом… Позвольте узнать вашего степенства имя и отчество?
— Реджинальд Квинт, — бесстрастно произнес чиновник. Это был рослый светловолосый человек лет тридцати, с круглым невыразительным лицом и бесцветным взглядом, отливающим, однако, сталью.
Глядя куда-то поверх щетининской головы, гость возгласил стандартную таможенную формулу:
— Прошу предъявить декларацию и погрузочные документы.
Более ни слова.
"Крутенек! " — подумал Родион.
Документы были предъявлены, и цепкий взгляд чиновника заскользил по строчкам. Страницу за страницей просматривал он спецификации перевозимого груза, особое внимание уделяя графе «Объявленая стоимость». Впрочем Щетинин, как ни старался, ничего не мог прочесть на каменном лице стража экспортного порядка.
Один из пунктов Квинт легонько отчеркнул ногтем. Родион не заметил и этого.
— Так, — сказал, наконец, чиновник, прочитав все. — Прошу предъявить соответствующий груз.
Щетинин всячески изъявил готовность немедленно предъявить все, что угодно, и повел строгого гостя в грузовой отсек. Однако на душе у Родиона было гадко. Он чуял, что таможенник попался ему из тех, которые без придирки не пропустят и коробки спичек.
"А у меня там кожи мокросоленые внахлест положены, — думал капитан. — Черт их так-то пересчитает. Расшпиливать придется. Ах-ах, возни на полдня! "
В грузовом отсеке было тесно от штабелей всевозможных товаров, закупленных здесь, в Узловом, и предназначенных к выгодной продаже по всему ближнему Параллелью. Тут были пластиковые лыжи, заказанные первобытными азиатскими народами для перехода на американский континент, экологически чистые продукты средневековых полей и пастбищ, шедшие нарасхват в дымных чахоточных городах двадцать первого века. Высились промасленные, упакованные в полиэтилен, ткацкие станки, очень выгодно поставляемые в эпоху луддизма. Пахло мокросолеными кожами.
Реджинальд Квинт взялся за дело основательно. Для начала он быстро обошел все помещение, сверив по биркам ассортимент. Чуть дольше внимание его задержалось на деревянном ящике с бутылками, обернутыми в фольгу. Номер на бирке этого ящика был тем самым, что чиновник отметил ногтем в документах. Едва удостоверившись в этом, он поспешно перешел к следующему грузу и приподнял край брезентового чехла.
— Так. Это что?
Под брезентом обнаружилась клетка из тонких проволочных прутьев, и сразу что-то живое завозилось там, в темноте.
— Изволите видеть, ваше степенство. Куры, — доложил Щетинин. — Пятнадцать несушек и при них, извиняюсь, кочет. Не для продажи это, для себя. Дача у меня в Мытищах, в восемьсот тридцать пятом году. Будете в тех краях, непременно милости прошу на чаек…
— Прививки сделаны? — сухо оборвал его Квинт.
— Точно так!
— А справка?
— Имеется и справка. Приложена к накладной.
— Предъявите.
— Так ведь, ваше степенство! Куры-то местные, узловые! Чего в них может быть? — Щетинину ужасно не хотелось идти рыться в бумагах в поисках этой никчемной справки. Сроду на досмотрах ничего такого не требовали…
Однако Реджинальд Квинт смерил его ледяным взглядом и произнес только:
— Выкручиваетесь?
Родион испугался. В тихом вопросе таможенника он уловил вовсе не вопросительные интонации. Было там обещание разобрать по винтику несчастного «Старца Елизария» в случае малейшего сопротивления проведению досмотра.
— Ни боже мой! — простонал Родион. — Предоставлю сию минуту. Сей миг!
Он опрометью бросился вон из грузового отсека. Таможенник следил за ним с сонным видом. Однако, едва шаги капитана затихли на лестнице, Реджинальд Квинт ожил. Он поспешно вернулся к ящику с бутылками и, с трудом оторвав его от пола, потащил к люку авторазгрузчика. Ящик цеплялся в узком проходе за каждый угол, Квинт тихо, но безобразно ругался. Наконец, он достиг цели, поместил ящик в кабину лифта и нажал кнопку. Кабина вместе с грузом бесшумно канула вниз.
Вернувшийся вскоре капитан застал таможенного чиновника все в том же полусонном состоянии у клетки с курами.
— Вот. Извольте удостовериться!
В правой руке Щетинин держал справку, а левую робко прятал за спиной.
— Давайте! — сурово произнес Квинт.
Родион протянул было ему справку, но таможенник так скривился, что капитан сразу все понял и подал то, что было в левой руке.
— Безделица, — смущенно пробормотал он ненужные уже, но, видимо, заранее приготовленные слова. — Сувенир. Не побрезгуйте принять…
Квинт повертел в руках отливающий металлом цилиндрик, и глаза его, дотоле сонные, вдруг полезли из орбит. Приблизив цилиндрик к самому носу Щетинина, он свистящим шепотом спросил:
— Это что?!
Родион обмер.
"Не угодил! " — пронеслось в голове.
— Так ведь, ваше степенство… Как же… — начал он, плохо уже соображая. — Господь с вами… да я…
— Что это, я спрашиваю?! — заорал таможенник.
Родион и хотел, и боялся перекреститься.
— Фи… фи… фиксатор, — едва пролепетал он.
— Фиксатор! — лязгнул Квинт. — Так. Для чего?
— Для вас… для вашего степенства… А! — Родион, наконец, сообразил. — Это для запечатления. Навроде фотокарточки. Вот, дозвольте продемонстрировать.
Он вытянул на середину прохода небольшой бочонок с великопоповицким пивом и обрызгал его со всех сторон жидкостью из цилиндрика. В воздухе распространился слабый аромат не то уксуса, не то аммиака. Реджинальд Квинт поморщился.
— Готово! — сказал Родион и взял бочонок в руки.
Квинт вытаращил глаза. Бочонков стало два! Один из них капитан держал в руках, а другой стоял на прежнем месте — на полу, посреди прохода.
— Фантом, — пояснил Щетинин и провел ногой сквозь бочонок, стоящий на полу. — Сиречь, отпечаток натуры. На память, или для приятности созерцания… Правда, со временем бледнеет, конешно. Особенно на ветру.
Он вернул цилиндрик Квинту и, заглядывая ему в глаза, продолжал:
— Есть такая зверуха в среднем Параллелье — называется, с вашего позволения, меражинский нюшок. Вот это самочки у них и приноровились — фиксатором потеть. Чуть где хищника почуют, сразу ему раз — копию персоны своей отпечатают и бежать. Пока это он подкрадывается, да затаивается! А вот самцы, мужики, стало быть, они наоборот, по этим отпечаткам идут, как по следам — нюхом. И никогда свою подругу с чужой бабой не спутают, потому — запах у каждой особенный. А чуют самцы тот запах верст за триста!.. Гм, да. Ну, миражинцы — народ ушлый, придумали из этой зверухи ерозоль гнать, для сохранения всяких образов…
— Это все? — Реджинальд Квинт испытующим взглядом продолжал терзать капитана.
— Все, как есть!
— Ну хорошо, — чиновник неожиданно успокоился, сунул подарок в карман, взял из бумаг паспорт судна и, любовно подышав на маленький прямоугольный штамп, сделал оттиск.
Родион стоял ни жив, ни мертв.
— Можете покинуть порт, — сказал Квинт, подавая ему паспорт. И не задерживайтесь. У нас не хватает стояночных мест.
Щетинин только кивнул в ответ. Обеими руками он прижимал к груди паспорт и мечтал лишь о том, чтобы дверь побыстрее закрылась за таможенным мучителем.
Едва Реджинальд Квинт ступил на плиты стартовой площадки, за спиной его раздался тихий чмокающий звук. Это исчез межмирник. Квинт обернулся и увидел в центре посадочного круга одинокий ящик с бутылками, обернутыми в фольгу, тот самый, который он выгрузил со «Старца Елизария».
Дальнейшие действия таможенника могли показаться странными тому, кто вздумал бы за ними проследить. Однако поблизости никого не было, и никто не увидел, как чиновник проворно снял свой синий китель, вывернул его наизнанку и снова надел, но уже как веселенькой расцветки клетчатый пиджак. Пуговицы на пиджаке были самыми обыкновенными, отнюдь не золотыми.
Обретя, таким образом, цивильный вид, Квинт приступил к новым манипуляциям. Он вынул подаренный Щетининым баллончик, обрызгал ящик с бутылками фиксатором со всех сторон, затем, отодвинув ящик немного в сторону, обрызгал снова. Эту операцию он проделывал до тех пор, пока перед ни не образовался целый штабель ящиков, едва помещавшийся в посадочном круге.
Закончив работу, странный таможенный чиновник торопливо направился к ближайшему межмирнику и скоро вернулся в компании грузного мужчины, одетого в тельняшку и брюки-клеш. Это был старший помощник капитана с торгового судна «Леонид Кудрявцев». Судно как раз готовилось к отправке в каботажный рейс по Дороге Миров.
— Вот они! — Квинт толкнул ближайший ящик прямо под ноги старпому, так что тот должен был остановиться, не дойдя трех шагов до штабеля. — Головка к головке! Сам бы пил, да деньги нужны.
Старпом вынул из ящика одну бутылку, повертел в руках, поглядел на свет. Согласно этикетке и накладной с «Елизария», в бутылках находился редчайший коньяк «Наполеон», изготовленный в одном из параллельных пространств в честь победы великого императора при Ватерлоо.
— Н-да, — неопределенно произнес старпом. — Не положено ведь нам вот так, с рук, покупать…
— Понятное дело! — спокойно ответил Квинт.
— Н-да…
— Ну так как? Берете? За бесценок ведь отдаю. И то из-за срочности только.
Старпом посопел, будто разводя пары.
— Попробовать надо, — пробасил он.
— Что ж прикажешь, откупоривать ради тебя такой дорогущий коньяк? Купи вот и пей, хоть из горла! Да не бойся, не пожалеешь! У тебя же его в любом пространстве с руками оторвут! У меня чуть не оторвали, да я убежал — для заказчика берег. Подвел меня заказчик — спился на прошлой партии. Пятнадцать ящиков оприходовал досуха, в одиночку без закуски. Удержаться не мог. Вот какой это товар! А ты говоришь…
— Да ничего я не говорю! — махнул рукой просоленный параллельщик. — Сколько у тебя тут? — он показал на штабель. — Двадцать ящиков?
— Девятнадцать, — Квинт ногой отодвинул в сторону ящик, стоявший между ним и старпомом. — Один я другу обещал…
— А в документах сколько значится?
— Ну мы же взрослые люди, капитан! — развязно подмигнул совсем уже не похожий на чиновника Квинт. — Сколько понадобится, столько и будет значиться. Документики — шик-блеск!
Старпом поморщился.
— Ладно, по рукам, — сказал он, наконец. — Давай бумаги и жди здесь, сейчас команду пришлю.
— Денежки вперед, — сухо отозвался Квинт. — Межмирник — вещь ненадежная. Вот он здесь, а вот его нет. И с грузом, со всем…
— Ты это про что?! — грозно начал было старпом, но глянув в бесстрастное лицо Реджинальда, понял, что теряет время.
— А, черт с тобой! — он отсчитал требуемую сумму крупными купюрами, вручил ее Квинту, а взамен получил документы на груз.
— Ну вот и все, — сразу заулыбался Реджинальд, — и разбежались!
Он наклонился было, чтобы поднять ящик (единственный настоящий, а не призрачный, из всей партии), как вдруг обнаружил слева от себя ноги в тяжелых тупоносых ботинках и серых брюках. Ноги принадлежали высокому усатому человеку, который вдруг уверенно взял Реджинальда под локоть и спросил в самое ухо:
— Господин Христофор Гонзо?
— Простите, — вздрогнул бывший таможенный чиновник, — не имею чести…
Но справа уже подошел низенький крепыш, мощная шея которого плавно сужалась к голове, и, завладев другим локтем Квинта, произнес:
— Запасаетесь выпивкой, пан Гонзо? Придется отложить до следующего раза. Сюда, пожалуйста!
Подкатил полицейский фургон, принял без особого шума всех троих и также деловито покинул стартовое поле. Последнее, что увидел Квинт сквозь зарешеченное оконце фургона, была грузная полосатая фигура старпома, бегущего по полю с ящиком подмышкой…
Однако в портовом отделении полиции, куда вскоре прибыл фургон, разыгралась куда более шумная сцена.
— Вы будете отвечать! — кипятился Реджинальд Квинт, оказавшийся Христофором Гонзо. — Вы нарушаете межмирное соглашение о туризме!
— Вот как! — рассмеялся невысокий кругленький следователь Полицейского Управления Богоушек. — Так вы теперь турист, пан Гонзо?
— Да, я турист! И только что прибыл из Дремадора-четырнадцать… нет, двенадцать. Я требую, чтобы меня немедленно освободили и принесли извинения. Это произвол!
Богоушек, не особенно торопясь с извинениями, вынул из кармана большой платок в шахматную клетку и стал промокать им свой потный загривок.
— Ф-фу! — отдувался он. — Ну и жара! Воображаю, пан Гонзо, как вам нелегко сидеть в пиджаке. Снимите вы его ради Бога!
— Нет! — живо откликнулся Гонзо. — Мне совсем не жарко, спасибо.
И он отер ладонью струившийся по лицу пот.
— Ах, нет, прошу вас без церемоний, — настаивал полицейский и, обращаясь к одному из агентов, задержавших Гонзо, добавил:
— Луи! Помогите господину туристу снять пиджак.
Прежде, чем Христофор Гонзо успел что-либо возразить, его грубо вытряхнули из пиджака.
— Дайте-ка сюда, — Богоушек взял пиджак и вывернул его наизнанку. — Любопытный фасончик, пан Гонзо! У кого шили?
— Ни у кого, — нахмурился задержанный. — Купил. На рынке. Где-то в Параллелье…
— Ну! Ну! Дорогой! Что это вы говорите? Откуда в Параллелье знают, как выглядит форма узлового таможенника?
— Оставьте меня в покое! — взорвался Христофор Гонзо. — Не знаю я никакой формы! Еще раз повторяю: костюм куплен на рынке. Где — не помню, это было давно. На левую сторону никогда его не выворачивал, понятно?
— А петлицы?! А золотые пуговицы изнутри! Неужели вас не удивляло, зачем они?
— Представьте себе, не удивляло! Какое мне дело?
— Ну, допустим, — Богоушек продолжал исследовать карманы пиджака. На столе перед ним появился баллончик Родиона Щетинина и деньги, полученные Христофором за коньяк, но следователя интересовало нечто совсем иное.
— Ага! — воскликнул он, наконец, держа на ладони маленький прямоугольный штемпелек. — Теперь, Христо, тебе не отвертеться! Слишком узнаваемый почерк. Два месяца ты безнаказанно обворовывал грузовые межмирники, и капитаны помалкивали, чтобы не загреметь в карантин из-за незаконного оставления порта.
Что ж, задумано неплохо. Тебе не повезло лишь в одном. Не будучи на самом деле таможенным чиновником, ты не мог иметь и личного штемпеля. А потому в паспортах всех обворованных тобой судов вместо таможенной отметки стоит вот это…
Следователь подышал на штемпелек и оттиснул на листе бумаги аккуратную надпись в прямоугольной рамочке: «Уплочено ВЛКСМ»…
