Глава 52
ВЕСЬ МИР НАСИЛЬЯ МЫ РАЗРУШИМ
Целый день я лежу в восстановительном боксе. Это такая штуковина типа стеклянного гроба. С одной стороны торчит моя голова, с другой — тапочки. Руки и все остальное — внутри упакованы. Как в смолу, запечатаны в восстановительный гель. Тело и особенно ноги в нем зудят — не передать. Почесаться хочется мучительно, но нельзя. Только и получается, что извиваться внутри ящика, и то, пока медсестра не смотрит. Иначе — ругается страшно. Она еще и блюз терпеть не может. Мое выступление в Два-ноль-восемь она слышала. И теперь едко издевается, проводя надо мной всякие процедуры. Отмачивает мою приросшую к ноге штанину, потом срывает ее так, что я с воплем едва с кушетки вслед за ней не сползаю, и приговаривает: «Это тебе не песенки по столу отстукивать». Или, к примеру: «Это тебе не под гитару выть». Я вам скажу, в этой «Криэйшн корп» медики такие же, как самолеты. Из отбросов. И аппаратура им под стать. Из прошлого века, не иначе.
Сразу, как только меня этой штукой прихлопнули, ко мне посетители пошли. Сначала Милан с Бориславом. Рассказали, что тут у них стряслось, пока я крыс на морозе жевал. А стряслась у них тут эта, как ее, — «революция». Хоть после моей драки с охраной копы быстренько коридор перекрыли, один из техников все же увидел, как меня в Восьмой волокут. И как тела охранников оттаскивают — тоже. Его тоже хотели прихватить, но он успел в ангар шмыгнуть. И люк ручным стопором заблокировать. В том ангаре как раз Борислав с Гербом отсиживались. После демарша с угрозой расстрела главных двигателей им прямая дорога вслед за мной была. Вот они и торчали в ангаре, и оружие после полета не сдавали. И остальные пилоты, кто вернулся, тоже там ошивались. Кроме Файвела. Его выгнать хотели, но он сам сбежал. Такая шкура. Парни сказали: после всего летать с ним в одной группе никто не захочет. Техники и остальные из палубных, как узнали, что со мной приключилось, все Борислава поддержали. Потому, вроде как не по правилам я пострадал. Решили, что пора менять порядки. И что пиво на борту и травка легкая во вред никому не будут. И вообще, даешь кино и нормальную хавку. И дисциплина от этого не пострадает. А казарменные замашки пора заканчивать. Тут не Императорский Флот.
Мы тут гражданский персонал и право имеем на расслабуху после работы. И копов поганых — за борт. Или с первым рейсом назад, в мир. Что кому больше нравится. Пускай старшие смен сами за порядком смотрят. Нечего тут тюрьму устраивать. И тогда народ вооружился, кто чем, и пошел правду искать. Только не слишком вышло у них — копы коридор перекрыли и потребовали сдать оружие и зачинщиков. Кончилось небольшой перестрелкой. Пару наших из парализаторов накрыло. С тем и убрались назад в свой ангар. Потом пару дней там торчали. Крамер то кары небесные всем обещал, то премию, если на работу выйдут. С каждым разом — все больше денег сулил. График-то горит. С двумя оставшимися ангарами много не налетаешь — основным этот был. Каждый день простоя — много-много миллионов убытков. Штурм через технический створ отбили играючи. Газ сонный через вентиляцию не подействовал — все просто скафандры герметизировали. Разве что пара-тройка невезучих отдыхать улеглась. Потом перевели отсек на замкнутую циркуляцию, и Крамер больше ничего поделать не смог. Не так уже и много у него псов этих цепных было. На всех не напасешься. Чтобы нас оттуда выкурить, спецназ морской пехоты нужен был. А где его взять? Да и дорого, поди. Такие вот дела. Ели пайки из бортовых НЗ. Та еще дрянь, но продержаться можно. В общем, так бы и сидели там в осаде до скончания века, но Милан вышел из санчасти, кордоны копов увидал и «фишку сразу просек». И бучу среди остальных поднял. Тогда два остальных ангара тоже работу прекратили. А потом и остальные службы. За компанию. Даже камбуз и санитарная группа. Одна только вентиляция еще и работала. Вроде как без нее всем каюк придет в два счета. А копы совсем озверели: и жрать им нечего третий день, и не выспаться как следует — сплошные авралы да драки, и не слушает их никто, по малейшему поводу дубинки в ход пускать надо, да еще народ расхрабрился совсем и норовит навалиться гурьбой и навалять как следует, мстя за прошлые обиды, и оружие отнять. Так что и ходить меньше чем по четверо уже опасно. Ну а последней каплей стало, когда парня из палубных подстрелили. Он одному «синему», что в кордоне был, палец показал. Дразнил, значит. Охранник и пальнул ему вслед со злости. Попугать хотел, видно. Но пуля срикошетила и в ногу парню попала. Словом, через час команда встала на уши и копов отстреливать начали по всему кораблю.
Вырвались из ангаров, пилоты с пистолетами впереди, пальбу подняли — только держись. Некоторых «синих» постреляли. Те, кто поумнее были, к себе на восемнадцатую свалили. Деньги деньгами, но жить-то охота. Забаррикадировались там и сидят. Форменные крысы. Последние перестрелки были у входа в Восьмой, где меня заперли, и на мостике. Там Крамер с прихлебателями оборону держал. Так что база наша теперь. Трое или четверо парней ранены, но вроде ничего серьезного. Те, которых парализаторами накрыло, оклемались давно. Не такими уж крутыми бойцами эти копы себя показали. Так часто бывает — оружием обвешан и морда надменная, а как до дела — в кусты. И вот еще что: Милан теперь за главного. А Борислав его заместитель. Народ постановил. Крамер под арестом, ждет транспорта. Жив-здоров, только морду ему сгоряча и разбили. С первым же кораблем его и копов выставят к чертям.
На сеансе связи с руководством фирмы Милан ответ держал. Поставил условия. Выкладки привел. Аргументы всякие. На удивление, региональный руководитель «Криэйшн» спокойно все принял. Сказал что-то типа того, что компания всегда делала ставку на сильные личности. И что Милан доказал, что является лидером. А раз так, то должен брать на себя ответственность за выполнение обязательств компании. И прочую чушь из раздела «как вешать лапшу подчиненным». Даже стратегию новую — подавление авианосцев — одобрил. Милан пообещал, что увеличение расходов на вооружение с лихвой компенсируется увеличением производительности пилотов. И первые противокорабельные «Акулы» скоро тут будут. Такая вот «революция». А я, получается, ее главный герой. Из-за меня вся буча. Опять я в дерьмо наступил, в общем.
— Я тебе спасибо не сказал. За то, что вытащил меня. Говорят, из сбитых редко кого в живых находили, — говорит Милан. И мнется неловко рядом. Руки-то у меня спрятаны. И пожать нечего. А какое мужское «спасибо» без рукопожатия? Так, слово пустое…
И мне тоже становится неловко. Так уж я устроен. Не могу, когда кто-то из-за меня смущается. Только и остается, что улыбаться из-под крышки.
Борислав говорить не мастер. Сказал, что я правильный чувак, хоть и сопляк. Наверное, у него это и было высшей похвалой. С тем они оба и отбыли. Руководить. Работы у них теперь, поди, — выше головы.
За ними потянулись другие гости. Те, с кем я в одной смене летал. Или с кем просто на инструктаже вместе был. Или когда-то в одной кают-компании обедал. Или просто в коридоре сталкивался. Пилоты, техники, пускачи, пожарные, электрики, связисты… Кое-кого я даже и вспомнить не мог. Все желали мне выздоровления и рассказывали свою версию происходящего. Получалось, все они — сплошь герои отчаянные. Никто под пули пойти не побоялся. Каждый шел в первых рядах, чтобы меня из неволи выручить. И каждый как минимум по паре копов самолично уделал. Я прикинул в уме: если умножить количество крутых убийц из тех, кто ко мне зашел, на два, то получалось, что вывозить с восемнадцатой палубы уже и некого. Потому как всех, кто там есть, раза по три убили. Или даже больше, если в качестве оружия считать, кроме пистолетов, всякие разводные ключи, огнетушители и портативные сварочные аппараты.
В самом конце даже Авиша зашла. Улыбнулась и спросила, как у меня дела.
— Нормально. Шкуру мне немного попортили, — ответил я.
Она молча посидела рядом. На вертящемся табурете. Немного нервно пальцы свои длинные мяла. Оглядела убогую обстановку отсека. Пожалуй, она одна не говорила, какой героиней была. Хотя, пока своими руками вентиляцию на восемнадцатой не отключила, охрана и не думала сдаваться. А так — сразу лапки кверху, как миленькие.
— Я видела, как тебя вчера сюда несли. Жуткое зрелище. И вонял ты хуже мусоросборника. Кто тебя так? — наконец находит она тему для беседы.
— Крысы. Лохматые такие зверьки. У них там с пищей туго, вот они и решили мной перекусить.
— Жуть какая, — передергивает она плечами, как в ознобе.
— Да, неприятно, — соглашаюсь я.
Снова молчим. Глаза смущенно прячем. И снова Авиша находит тему:
— Теперь должно лучше все стать. Пилотов меньше гибнуть будет.
— Было бы здорово.
— Еще как. А ты придешь еще в Два-ноль-восемь? Нам всем очень понравилось, как ты поешь.
— Нам?
— Ну… и мне тоже. — Авиша наконец не прячет взгляд.
Теперь уже мне впору делать вид, что свет глаза режет.
— Конечно. Если будет минутка — заскочу с удовольствием.
— А еще на десятой палубе обещают нормальный кинозал запустить. С объемным видеорядом, — веселеет она.
— Здорово!
— Мне пора. Работы много. — Авиша пружинисто поднимается. Смотрю на нее снизу вверх. Снизу она кажется совсем незнакомой. Лицо жесткое, волевое. Вся фигура дышит какой-то отпугивающей статью. Потом она быстро наклоняется и чмокает меня в лоб. Даже не чмокает, а так — губами касается. И на мгновение ее глаза становятся близко-близко. Я испытываю мгновенный укол от ее внимательного взгляда. И — вопросительного, что ли? А может, просто кажется мне. Но смущение от нее исходит совершенно дикое. И заводит эта недосказанность меня неимоверно. Я боюсь, что крышка восстановительного блока слишком прозрачной окажется. И Авиша увидит, что там под ней. Не знаю, как мои ноги, но все, что между ними, совсем уже восстановилось.
А Кена так никто и не поймал. Вот что значит опыт. Решаю, что, как только выберусь из этого гроба, отправиться на поиски товарища.
