Глава 15
ЗНАКОМСТВО С ТРАДИЦИЯМИ, ИЛИ БАРОНЕССЫ ТОЖЕ ЛЮДИ
Когда я проснулся, то поначалу не понял, где я. Узкая кровать. И я на ней лежу. И края у этой кровати загнуты вверх. И еще зачем-то ремень сверху. Начинается внизу и заканчивается в стене. А потом я вспомнил, как упал однажды с кровати, и решил, что это очень удобная штука. С такой штукой нипочем с кровати не упадешь.
И все же комнату, где я оказался, я никак узнать не могу. Маленькая какая-то. От кровати один шаг — и сразу стенка. И стенка мягкая на ощупь и теплая. И светится вверху. Оттого в комнате совсем светло. Когда я с кровати встал, она как-то съежилась и исчезла. А на ее месте выросло кресло и маленький стол. А я оказался в смешной полосатой одежде. И тут голос мне сказал, что это «пижама». Как будто от этого мне понятней стало.
Еще голос мне напомнил, как я тут оказался. Теперь я понимаю, почему у меня голова болит. Я так безобразно себя вел вчера, что даже мурашки по коже побежали. Когда я все вспомнил, я сел в кресло с ногами и колени подогнул. И руками их обнял и к ним щекой прижался. Мне хотелось плакать. Так мне было стыдно. Потому что, когда мы летели в «челноке», я никак не хотел ремень пристегнуть. И красивая девушка меня уговаривала. А я ей улыбался и пытался ее обнять. А потом я начал напевать. Да что там напевать — я начал в голос песни петь. Даже Дженис Джоплин изобразить пытался. И у меня получалось. Мне даже хлопать другие люди начали. И улыбаться. А я им говорил, что всех их люблю. И хотел всех поцеловать. А потом меня стало тошнить. И тут как раз переключили «гравитацию». Потом мне уже никто не улыбался. Потому что все были жутко испачканы. И девушка меня все же поймала и с каким-то строгим мужчиной в синей форме пристегнула к креслу. И была очень сердита. Хотя виду не показывала. И кто-то опять назвал меня придурком. А потом меня привели сюда, заставили выпить горькой воды и положили спать. И пижаму на меня надели. Так что теперь ясно, где я. Я лечу на планету Кришнагири Упаван.
Я подумал, что больше никогда не увижу Генри. И Сергея. И Лотту. И Кати. И даже Ахмада из нашего магазина. Когда я это понял, мне сначала стало страшно. Но потом голос меня успокоил. И я подумал: ведь там, куда я еду, я стану счастливым человеком. Мне никто не будет нужен. И никто не назовет меня идиотом. А еще я вспомнил, как Анупам рассказывал мне про красивых и добрых девушек, которые только и ждут, чтобы кого-нибудь полюбить. И представил, как одна из них — красивая, наверное, обнимет меня и посмотрит мне в глаза. И улыбнется. И тогда я пойму, что это такое — «любовь». Может быть, моя девушка будет проделывать со мной такие же приятные штуки, как в том доме, где кожаная мебель. И мне будет здорово. И даже не надо будет никому ничего отдавать. Потому что когда любовь— это значит, что деньги не нужны.
И с такими мыслями я встал и стал осматриваться. Одежду свою я нашел в маленьком шкафу. Протягиваешь руку — он распахивается, и одежда сама навстречу выезжает. Кто-то ее почистил и выгладил, пока я спал. А с другой стороны тоже шкафчик. Только одежды там нет. Когда к нему прикасаешься, он так же распахивается и в нем свет горит и на стене человек нарисован. И я понял, что это не шкаф. Потому что людей в шкафу не хранят. И когда я туда зашел, то двери за мной съехались и отовсюду стала мокрая пыль на меня лететь. Сначала с пеной, а потом просто так. Из одной воды. Мне здорово понравилось так стоять, только пыль недолго летела, а в меня со всех сторон начал горячий ветер дуть. И вмиг меня высушил. И я вышел оттуда совсем чистый. А в другом шкафчике я нашел зубную пасту и пену для бритья. Они такие маленькие были, просто на один раз. И еще зеркало. Только я пасту в рот выдавил, она сразу кончилась. Но зубы почистить мне как раз хватило.
А когда я оделся, то сел в кресло и стал ждать. Чего — сам не знаю. Но что-то же должно произойти, верно? Если тут все так устроено, что сначала меня моют, потом бреют, а потом одевают, то, наверное, и поесть скоро дадут. Со всеми этими переживаниями я здорово проголодался. Сейчас я даже того невкусного мяса «со вкусом, идентичным натуральному», что мне Ахмад подсовывал, с удовольствием съел бы. И только я так подумал, как из стены голос тихий раздался. Он спрашивал, можно ли ему войти. Я сказал, что да, можно.
И тогда кусок стены за шкафом вверх уехал и вошел мужчина в белой одежде. Волосы у него так блестели, что даже светильники в них отражались. А на груди у него был большой такой синий знак с номером. И мужчина назвал меня «сэром». И сказал, чтобы я звал его Владом. Прямо так и сказал:
— Зовите меня Владом, сэр! — и еще потом: — Я покажу вам лайнер, если вы не против, сэр.
Конечно же я был не против. Мне даже интересно стало. Я никогда не был на «лайнере». А может, и был. Просто не помню. Какая разница. В общем, я с этим Владом стал по коридорам ходить, а он мне все показывал. Он мне рассказал, что у них тут «глубокие традиции». И что в традициях компании и экипажа всем новым пассажирам устраивать экскурсию по кораблю. То есть не всем, конечно. Только тем, кто не ниже второго класса. И он водил меня и водил без конца, и навстречу много людей попадалось. И многие мне улыбались. Особенно женщины. Не из вежливости. Я-то знаю, как из вежливости улыбаются. Они на меня смотрели, не мигая, и улыбались. Скромно так. Как будто стеснялись. А когда я им улыбался в ответ, они мне вслед оглядывались и шептались друг с дружкой. А мужчины часто на меня хмуро глядели. И взгляда не отводили. Влад сказал, чтобы я не тушевался и побыстрее в курс дела входил. Что они во мне какого-то «конкурента» видят. И что это тоже здесь «в традициях». А голос мне подсказал, что традиции— это «элементы социального и культурного наследия, передающиеся от поколения к поколению и сохраняющиеся в определенных обществах и социальных группах в течение длительного времени». И от этого я еще больше запутался.
Коридоры в этом самом «лайнере» были все какие-то изогнутые. И постоянно куда-то поднимались. Мы все время будто по спирали шли. А по бокам коридоров всегда много дверей. Иногда встречались большие открытые комнаты. Там было множество людей, они стояли парами и разговаривали друг с другом. И я заметил, что многие женщины так на мужчин смотрят, будто у них «любовь». Пристально-пристально. И улыбаются загадочно. А мужчины держат их за руки. Или за талию. И даже видел, как некоторые целуются. А Влад сказал, что это «оранжерея» и что тут много уютных укромных зеленых уголков.
Еще он показал мне комнату, где все что-то делали за большими столами. И сказал, что это «казино». И что новым пассажирам на десять кредитов бесплатных «фишек» дают. Я люблю, когда бесплатно. И на всякий случай это место запомнил. Надо будет попозже со всеми этими «фишками» разобраться. Эту комнату легко найти — из нее красный свет в коридор светит.
Еще он показал мне «планетарий». И «спортзал». И «медпункт». И еще много чего. И все время рассказывал, что нужно делать, когда с этим лайнером «катастрофа» случается. Куда нужно идти, если пожар. Или когда «разгерметизация». Или когда «эвакуация». И что нужно с собой брать. Он так много об этом говорил, но я все равно уже давно запутался и ничего не понимал. И только все удивлялся — неужели так часто эти катастрофы случаются? Я не знаю, что это такое, но по тому, как Влад рассказывал, догадался, что не слишком приятная штука. И я у него спросил:
— Что, катастрофы у вас тоже в «традициях»?
И он сильно смешался, покраснел даже, стал по сторонам оглядываться нервно и что-то непонятное бормотать о «статистике» и о «совершенных средствах жизнеобеспечения», и голос мне переводил, о чем он мне говорит, но у меня голова уже совсем соображать отказывалась. Попробуйте сами сразу двоих слушать, когда они вам всякие непонятные слова непрерывно наговаривают. Посмотрю я на вас, как вы справитесь. Наверное, на лице моем что-то такое было написано. Глупость моя. Или растерянность. Потому что мужчина вдруг замолчал, а потом сказал с облегчением:
— Господи, как же я сразу не догадался! Вы же просто шутите! Такой тонкий юмор! — и улыбнулся радостно. И снова меня «сэром» назвал.
И еще он мне самое главное показал. Чтобы в этом муравейнике не заплутать, мне нужно прижать свой палец к одной из блестящих штук на стене и сказать, куда мне надо. И тогда на полу появится стрелка, и мне нужно будет за ней идти. И я не заблужусь. Очень мне это по нраву пришлось. Потому что я уже совсем запутался, где нахожусь. И свою «каюту» — так моя комната называется, сам точно не нашел бы. Никогда не думал, что эти «лайнеры» такие здоровущие.
А потом, наконец, он сообщил, что пора обедать. И я прикоснулся пальцем к стене и сказал: «Хочу на обед». И сразу на полу стрелка красная появилась, и женский голос откуда-то произнес: «Пожалуйста, следуйте за указателем, мистер Уэллс». И я пошел. Быстро пошел. Уж очень к тому времени я есть хотел. Так быстро, что Влад за мной едва поспевал. Но даже на ходу он болтать умудрялся. Про то, как правильно выбрать место за столом. И как в их традициях кого-нибудь из пассажиров, которые тут все знают, за новичком закреплять. И этот пассажир все новичку рассказывает и с другими пассажирами знакомит. Причем для мужчины обязательно выбирают женщину и, наоборот, — для женщины — мужчину. «У нас тут настоящий корабль любви, сэр», — сказал он мне непонятное. И внимательно на меня посмотрел. Будто ждал чего. Ну а я ему и ляпнул: «Я как раз ищу любовь». Не знаю чем, но очень его мой ответ развеселил. Он так и улыбался до самого места, где обедают.
Это самое место, где обедают, он назвал «кают-компания». И опять про традиции сказал. По этим традициям офицеры корабля обедают вместе с пассажирами. Не ниже второго класса, конечно. Те, кто ниже, обедают сами по себе — или в барах на нижней палубе, или в пищеблоке. Пищеблок — это столовая. Так мне голос подсказал. Так вот, про это место — кают-компанию — я хочу отдельно рассказать. Так тут все здорово. Сначала меня поразил свет. Тут было так ярко и светло, будто все само светится. И пол, и стены, и даже столы. А на столах много всяких тарелочек, блестящих штук, половину которых я видел впервые, и всяких стаканов. И во всем этом свет переливался. Особенно в стаканах. И еще играла музыка. Хорошая музыка. Спокойная и плавная. Она будто отовсюду сразу звучала. Очень громко. И при этом ничьих голосов не перекрывала, потому что все спокойно разговаривали и даже не кричали. И все эти столы были причудливо по всему залу расставлены. Какими-то загогулинами. И между ними вода с потолка лилась или деревья росли. И через листья тоже свет просачивался.
И Влад меня вывел на середину, и все на меня стали смотреть. Не знаю отчего, но мне неловко как-то стало. Вокруг яркие платья, галстуки, блестящие пиджаки и фраки. А я в свитере и простых джинсах. Я только сейчас это понял. Но некоторых это не смущало. Потому как женщина одна за деревом сказала другой: «Какой импозантный мужчина. Спортивный. Раскованный. Просто порыв ветра в нашем болоте».
А Влад громко сказал:
— Дамы и господа, представляю вам пассажира второго класса Юджина Уэллса, каюта номер 77, капитана наших доблестных ВВС, что недавно отразили вторжение на Джорджию.
И все вокруг захлопали в ладоши. Как будто я им песню спел. И что-то во мне вдруг заставило меня головой коротко кивнуть. Отчего-то я понял, что раньше часто так кивал. Уж очень отточенным это движение у меня вышло. И мне снова захлопали.
А потом Влад начал всякие глупости говорить. Как будто в магазине меня продавать.
— Что ж, уважаемые дамы, пришла пора по нашей традиции найти новичку наставника. Предупреждаю: он голоден, как зверь. И лучше нам эту процедуру не затягивать. — Почему-то это его «голоден» прозвучало двусмысленно. — Кто желает задать вопрос господину капитану?
Мужчины, все, как один, взяли меня на прицел. Я просто чувствовал, как их взгляды в меня упираются. А женщины меня рассматривали, будто я насекомое в альбоме. Наконец, один мужчина спросил:
— Капитан, куда вы направляетесь?
— На Кришнагири, — ответил я, и мне отчего-то стало легче.
— А что вы любите больше всего? — спросила женщина с узким лицом и короткими черными волосами.
А я ответил:
— Музыку слушать.
— Какую именно? Джаз, классику, новую классику, неоджаз, природные ритмы?
— Я люблю Дженис Джоплин.
И все на время примолкли. И даже с уважением на меня посмотрели.
— А с какой целью вы туда летите, Юджин? — спросила другая женщина откуда-то сзади.
Я повернулся к ней, подумал, и сказал правду:
— Я лечу, чтобы найти любовь.
И больше ничего не сказал, клянусь! Но все вокруг, как сумасшедшие, стали хлопать в ладоши, и смеяться, и что-то кричать, так что даже музыку стало не слышно. А я стоял и краснел. И клял себя на все лады. Все-таки я и вправду недоумок. Разве будут люди вокруг так себя вести после слов нормального человека? А когда все успокоились, Влад что-то еще хотел сказать, как вдруг какая-то женщина встала из-за столика возле фонтана и сказала громко квадратному мужчине во фраке, что рядом с ней сидел:
— Пошел к черту, извращенец. Видеть тебя больше не желаю.
И подошла ко мне. И все вокруг отвернулись, когда она так сказала, и сделали вид, что ничего не слышали. А мужчина стал пунцовым и так на меня посмотрел, что я подумал, что во мне дырка будет. А пока женщина шла, я от нее взгляд не мог отвести. Платье у нее все просвечивало, и в то же время не разобрать было, что под ним, а все тело такое, ну …в общем, не описать словами. А глаза оказались темно-серыми. Я даже не понял — красивая она была или нет. Она была вся такая — не как все. Просто другая. И она взяла меня за руку и сказала:
— Хоть один нормальный человек нашелся, который называет вещи своими именами. — И потом Владу: — Заканчивай балаган, гарсон. Я беру над ним шефство.
И Влад как-то скукожился и увял.
— Как вам будет угодно, баронесса, — повернулся ко мне и хотел представить ее: — Капитан, имею честь…
— Я сказала: заканчивай, — жестко сказала женщина, глядя на него.
И Влад заткнулся. Встал у стены, где остальные люди в белом стояли. А баронесса взяла меня под руку и повела к свободному столику у стены, рядом с деревьями. Рука у нее была сильная, как у мужчины.
— Идемте, Юджин. Я по-быстрому введу вас в курс дела. Пока вы в этом болоте не утонули.
И все опять сделали вид, что ничего не слышали. Только некоторые мужчины смотрели на мою спутницу… ну, как я на еду за стеклом, когда сильно голоден, а магазин еще закрыт.
И когда мы уселись и разговоры за другими столиками из-за музыки стали не слышны, баронесса сказала:
— Зовите меня Мишель. Без всяких этих «фон».
— Как скажете, Мишель, — неловко ответил я.
Руки мне мешали все время, я никак их пристроить не мог. Уж больно все вокруг белоснежным было.
— Юджин, мне показалось, или вы с головой не дружите? — в упор разглядывая меня, спросила она.
Отчего-то вдруг я понял, что она имела в виду. Хотя и не разобрал ни слова.
— Иногда меня называют идиотом. Или недоумком, — ответил я и снова покраснел.
— Как странно, — она слегка нахмурила высокий лоб, — летчик, и крыша набекрень… Хотя — так даже лучше. Вы не представляете, Юджин, как я устала среди этих похотливых козлов. Будьте моим кавалером. Пожалуйста. Хотя бы ненадолго. И не обращайте внимания на этот порноспектакль вокруг. Мне до смерти хочется поболтать с живым человеком, а не с ходячим членом.
Я опять не все понял. Но она так это сказала, и глаза у нее такие внимательные, и что-то в них затаенное притаилось, то ли смешинка, то ли слезы. И я тогда ответил:
— Хорошо, Мишель.
— Ну и замечательно, Юджин. Давайте что-нибудь съедим, наконец. Я сто лет не ела как следует.
И я с ней с радостью согласился. И мы жевали мясо. Пили вино. Я даже внимание перестал на всякие блестящие штуки обращать. Потому что она ими тоже не пользовалась. И еще мы ели устриц. А я их люблю. Правда, тут они были немного не такими, к каким я дома привык, но все равно вкусными. И рыбу ели. И еще какие-то штуки, про которые я не знаю ничего. И Мишель показала мне, как с них скорлупу сдирать. И смеялась, глядя на мои старания. А потом помогла мне, и я прямо у нее из рук кусочек съел. И было очень вкусно. И я перестал стесняться, что я в джинсах.