Часть первая. ПРОКЛЯТОЕ МЕСТО
ГЛАВА 1
Меня уволили с работы.
Навсегда запомню этот день — 5 августа — как начало моего падения на дно пропасти, называемой жизнью.
С утра ничего не предвещало грозовых туч. Светило яркое солнце, и окружающий мир обещал к обеду стать жарким, душным и почти невозможным для существования. В столице в это время повисает над центральными улицами смрадный серый смог от выхлопов машин и испарений от плавящегося под лучами безжалостного светила ноздреватого асфальта.
Но пока не растаяла ночная прохлада, жить было можно.
Доехал нормально и даже успел влиться в редеющую струйку сотрудников, проскакивающих через турникет и быстро набирающих скорость, чтобы успеть к своему рабочему месту до боя курантов, отмеряющих нашу офисную жизнь. Пары минут мне вполне хватило бы, чтобы зафиксировать свое пребывание и начать новый рабочий день, но надо же было случиться так, что именно передо мной вертушка застопорилась. Щелкнул металлический запор, и из-за маленькой застекленной будки показался охранник.
До этого даже не замечал, какая у него уголовная рожа. А тут увидел, как в маленьких глазках зажглись нездоровые красные огоньки, под темной прыщеватой кожей заходили желваки, а толстые, покрытые рыжими волосиками пальцы сложились в огромный кулак, на котором проявилась татуировка — «Миша».
— Сказано — не пущать, значит — не пущать! Куда лезешь, тля? Жить надоело? Так могу устроить. — Охранник выхаркнул эти слова с характерным присвистом, говорящим об интенсивном курении. При этом лицо его потемнело от злости и непривычного умственного напряжения. — Легко!
Сказать честно, я даже не понял, в чем дело, потому что мысленно уже сидел на своем рабочем месте, обсуждая последние новости, почерпнутые из телевизора. Я так спешил: улицу перебежал в неположенном месте, едва увернувшись от крутого джипа, чтобы успеть. Мне требовалась всего пара минут, и я сидел бы за своим столом с компьютером, у меня в нем спрятаны в служебных папках любимые игры-стрелялки, там обычно проходит моя жизнь вместе с рабочим временем.
— Посмотри на меня. — Я огорченно вздохнул. — Перед тобой свой человек и очень ценный работник. Без меня эта контора пропадет. Тебя же уволят!!! Неужели ты этого хочешь?!
Отбарабанил этот заранее выученный набор фраз как раз на такой случай, даже не поняв, чего ко мне привязался этот здоровый буйвол. Обычно он стоит в стороне и лениво поглядывает на ножки девчонок, пробегающих через стеклянные двери.
Выкрикнув все это, я сделал еще одну попытку проскочить мимо этого верзилы, пахнущего потом и дешевым парфюмом, но снова был остановлен тяжелой грубой рукой.
После этого я занервничал. Еще немного, и шеф обнаружит, что меня нет на месте, со всеми вытекающими последствиями. А без премии мне никак в этом месяце нельзя остаться, собрался кое-что прикупить, да и пришло время отдавать долги, а их накопилось немало.
Увидев, что охранника мне все равно не обойти, я решил более внятно объяснить этому чучелу, одетому в строгий черный костюм, сегодняшнюю политическую ситуацию:
— Ты же знаешь, я тут работаю. Если опоздаю, у меня будут серьезные неприятности, а я постараюсь повернуть дело так, чтобы они появились у тебя, что именно ты сделал плохо всему коллективу. Пусти, пока не поздно. Это мой совет. Он от всего сердца. Уволят же!
— Не-а. — Радостная, довольная ухмылка. Изо рта пахнуло застарелым запахом табака и гниющих на корню зубов. — У тебя уже не будет здесь неприятностей — вообще никаких. Ты не рвись за турникет, все равно не пропущу, просто по стенке размажу и сделаю инвалидом от всей моей щедрой души…тоже от всего сердца. Ты понял, блоха интеллигентская?
— Что ты сказал?! — До меня по-прежнему не доходил смысл происходящего: вот она — проходная, а за нею еще одна дверь, а там всего двадцать метров до двери офиса. — Пусти, а то точно твоему шефу пожалуюсь! Чего прицепился?
— Ты где потерялся, пацан? Не слышишь, что тебе говорю?! Ау! — Перед моим носом проскочил еще один сотрудник, которому турникет открыли. — Тебе не туда надо, а по коридору, в кадры. Понял, тля? Это тебя увольнять будут, а не меня.
— Что?! Шутишь?
— Ага! — Рыжеволосый кулак, пахнущий дешевым одеколоном, повис у моего носа. — Я правильно понял: ты это меня щас клоуном назвал? А… тля? Мне, может, тебе разок врезать по печени для лучшего понимания? Так я могу.
— Извините. — Я попятился. — Не хотел вас обидеть…
— Ты кого назвал обиженным?! — взревел буйвол, и его и так пышущее нездоровым пивным румянцем лицо стало окончательно багровым, в этом цвете потерялись маленькие глазки. Разговаривать стало еще труднее. — Да я тебя щас размажу по стенкам, отскребать три дня будут, и «скорая» не понадобится. Сказал: в кадры, значит — в кадры! А ну, бегом, интеллигент!!
— В кадры? Зачем?
— Не понял, что ли? Мне тебе снова объяснять?
Тут у меня в голове наконец появилась свежая мысль: а стоит ли с этим дебилом разговаривать? Ему сказали, он передал… так, как может. Надо зайти в кадры, раз просят. Там все выяснится. Если это шутка, то без меня с ним разберутся. Напишу заявление, пусть взыскание вешают на этого громилу за превышение полномочий. Шеф у нас строгий.
Я свернул в коридор, прошел окошко кассы, как всегда закрытое, и постучался в массивную дверь. Потом открыл, услышав невнятный шорох.
Давно я тут не был, мебель новая появилась. И еще кое-что…
Здоровая тетка сидела, развалившись в кресле, и что-то изучала на мониторе, шевеля толстыми ярко-красными губами.
Услышав скрип двери, недовольно подняла голову и выплюнула из обильной груди:
— Господин Петров?
Я и на самом деле Петров, только меня еще никто до этого момента господином не называл.
— Да, это я.
— Распишитесь вот здесь. — Тетка сунула мне приказ на увольнение. — Читайте: Г. Петров уволен по собственному желанию, заявление прилагается. Число сегодняшнее…
— Но у меня нет желания увольняться, тем более по собственному желанию…
— Это раньше не было, а теперь появилось… — Довольная усмешка на розовом, заплывшем жиром лице. Где она нашла такую ярко-красную помаду на губы? Подобные расцветки обычно используют только ядовитые насекомые и змеи, чтобы сразу всем было видно — с такими тварями лучше не связываться. Похоже, эта прелестная особа из той же породы ядовитых пресмыкающихся.
— Я и заявление не писал…
— Приказ уже подписан, причина указана! — Голос четкий, командный. Все слова выговариваются по слогам, как для дефективного ребенка. — Если подписывать не хотите, то напишу — от подписи отказался! Можете оспорить увольнение в суде. Возможно, вам даже удастся выиграть это дело. Только сначала придется полгода походить по разным инстанциям. По решению суда мы вас восстановим, а потом снова уволим, но уже по такой формулировке, что вас больше никто на работу не примет. Понятно? Будем недовольство проявлять или начнем заявление по собственному желанию писать?
Я вздохнул. События происходили для меня слишком быстро, просто не успел осознать, что случилось.
Судиться — не судиться? Стоит — не стоит? Писать — не писать? И надо ли мне это? Отсудить можно. Без проблем. Только тетка права, побегать придется.
Восстановят, выплатят всю зарплату и даже моральный ущерб возместят. А потом где-нибудь в подворотне вот этот Миша, как и обещал, размажет по стенке.
И стоит ли ради этого идти на скандал? Победить все равно не удастся: если им не хочется, чтобы я у них работал, то хоть низко кланяйся и кричи три раза «ку», все равно ничего не изменится.
Да и работа так себе, платят мало, на жизнь едва хватает. «Мерседес» не купишь…
Тетка бросила передо мной на стол желтый конверт.
— Не хотите писать заявление — не надо, нам все равно! Тут ваша зарплата. Расписаться за нее не желаете? Откажетесь — останется у меня.
Я еще немного подумал, потом растерянно взял ручку, накарябал свою подпись и получил в руки новенький запечатанный конверт, в котором на ощупь лежали десятка два, думаю, не очень крупных купюр.
Пересчитать не получилось, тетка встала и подтолкнула меня к двери твердой, неженской рукой.
— Удачи!
Дверь захлопнулась. Охранник, который невероятно как сумел пролезть в узкий тесный коридор, пахнущий свежей краской после недавнего ремонта, больно схватил меня за плечо, дотащил до двери и вытолкнул на улицу. Хорошо, что не добавил пинка.
Я только и успел прошипеть:
— А вещи с рабочего стола?
— Посмотри за углом, в помойке, туда твой шеф только что коробку потащил, — довольная ухмылка. — От писчей бумаги.
Я машинально взглянул на часы. Прошло пять минут — если бы меня сейчас пропустили, то еще успел бы на свое рабочее место. Да только нет его уже у меня. Уже пять минут как нет.
Внутри по-прежнему жило ощущение, что это шутка. Глупый розыгрыш. Сейчас из стеклянных дверей выскочит какой-нибудь клинический идиот и закричит счастливым голосом:
— Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера!!!
Милые девушки сунут мне в руки букет цветов, и все радостно зааплодируют. Я постоял несколько минут, все еще на что-то надеясь, но никто не появился…
А еще через минуту из-за угла вывернул начальник моего отдела. В руках он действительно держал картонную коробку. У меня внутри все неприятно сжалось. Это уже совсем не походило на шутку или розыгрыш.
Мой шеф неплохой парень, возрастом чуть старше меня. У нас сложились неплохие отношения. Он понимал меня, а я его. Даже как-то выпивали вместе.
Он увидел мое растерянное лицо, сделал странное движение, словно хотел вернуться обратно, но, взглянув на часы, прибавил ходу — должно быть, боялся опоздать на оперативку.
Шагах в трех от меня быстро воскликнул, протягивая коробку:
— Я был против твоего увольнения, но решение принято на самом верху. С каждого отдела по человеку. Сокращение. Экономические показатели упали. Продажа тоже. Конкуренты активизировались. Извини, опаздываю. Здесь все твое, что нашли в столе. Если что-то попало чужое, позвони, я выйду, заберу… потом.
Он пробежал мимо, сунув мне коробку. Я потерянно посмотрел ему вслед и снова взглянул на часы: семь минут рабочего времени прошло.
Всего-то, а моя жизнь стала уже такой странной и непонятной. И что теперь делать? Как жить? Куда идти?
Громко выругался, погрозил кулаком насмешливо наблюдающему за мной сквозь грязное толстое стекло вестибюля охраннику и зашагал к трамвайной остановке. Думаю, жесткие диски моего компьютера уже отформатировали. Умерли мои игрушки, исчезла вселенная, в которой я был хозяином, не дождутся моего появления на чате мои друзья. Все пропало, меня больше нет.
…Что ж, посижу дома. Давно мечтал отоспаться, отдохнуть. А потом найду себе другую работу. Лучше этой. И где платить станут больше.
Еще пожалеют! Кто у них будет работать за такие деньги да еще так старательно, как я?
Я даже спал за рабочим столом не больше получаса в день и смотрел на начальство всегда с довольным, бодрым видом, только что хвостом не вилял, да и то только по той простой причине, что у меня его нет. А как я переживал за родную контору, когда у нее начинались неприятности! Только что не плакал…
По крайней мере, ход мыслей понятен. В случае сокращения мне обязаны заплатить за два месяца вперед, атак наверняка сунули только за отработанное время. Я открыл конверт. Точно. Зарплата за полмесяца. Не разгуляешься. Кончится быстро. Завтра уже придется искать работу.
Только сначала…
Я посмотрел по сторонам и завернул в стекляшку, заказал себе сто граммов водки и салат. Потом повторил, и так до того момента, когда реальность стала размазываться перед моими глазами, превращаясь в блеклое серое безрадостное пятно. Тогда побрел домой.
Пятого августа кончилась одна моя жизнь и началась новая, но тогда я этого не знал и думал, что просто попал на черную полосу. Такое бывает. Иногда. У кого-то чаще, у кого-то реже, все зависит от того, что кому на роду написано. Все складывается плохо, потом становится еще хуже, а когда уже подпирает так, что, кажется, дышать нечем, тогда тучи уходят и появляется солнышко.
Быть в черной полосе ужасно. Ничего не получается. Все твои начинания обречены на провал. Женщины бросают, друзья уходят, остаются только собутыльники, которые верны тебе до твоего последнего рубля, потом уходят и они.
Но что тут поделаешь? Удачи на всех не хватает, значит, кому-то приходится отдуваться за счастливчиков. В этот раз придется мне. Надеюсь, недолго.
Я сходил, зарегистрировался на бирже труда, там заставили заполнить несколько анкет и выдали десяток адресов, где требуются работники моей специальности.
Сходил. Не взяли. Смотрели, оценивали, как скаковую лошадь, только что в зубы не глядели, но все равно потом отказывали. Черная полоса, она и есть черная, что хочешь делай, не побелеет, пока время не придет.
Пособие по безработице выдали один раз, оно было таким мизерным, что мне его не хватило даже на обед в кафе.
Мой официальный заработок в фирме был небольшим, основные деньги мы получали в конвертах ярко-желтого цвета, хозяева экономили на всем.
Черная полоса…
Чем больше проходило времени с того момента, как я остался без работы, тем становилось хуже. Со службы трудоустройства не звонили, на мои звонки отвечали:
— Ждите. Появится что-то подходящее, обязательно сообщим.
По объявлениям, которые находил в газетах и интернете, ходил регулярно, но как-то все не складывалось: вроде и специальность неплохая — инженер-механик, а нигде не нужен.
Черная полоса, на то она и черная, что, когда попадаешь в нее, ничего не получается, даже то, что раньше было таким простым и доступным.
Дома тоже все испортилось. Сначала Ирка повесила на меня все домашние дела:
— Все равно дома сидишь. Делать тебе нечего. А мне семью кормить.
Хороша семья — она да я. Детей от меня Ирка не хотела, чего-то боялась. Теперь думаю, правильно делала, потому что, будь у нас маленький ребенок, все бы закончилось намного быстрее…
Детям много чего требуется для нормальной жизни. И когда приходится выбирать между бездельником-мужем и ребенком, женщины однозначно выбирают не нас, мужиков.
Раньше Ирка у меня деньги клянчила на косметику и тряпки, теперь я начал выпрашивать у нее на пиво, проезд в метро и другую мелочь. Сначала давала молча и с довольной улыбкой, скоро — с большей неохотой и множеством нелестных слов в мой адрес, а потом, когда окончательно утвердилась в мысли, что работы мне не найти никогда, перестала давать совсем.
И с этого момента моя жизнь окончательно превратилась в какую-то трудно переживаемую мерзость.
Ирка стала вести себя со мной вызывающе, с каким-то откровенным презрением и даже брезгливостью.
Любовь, о которой она мне так часто раньше говорила, особенно когда ей от меня было что-то нужно, безвозвратно исчезла из ее сердца, и, кажется, навсегда.
Так и не понял: то ли этого чувства и раньше не было, а я, дурак, верил, то ли действительно ни одна большая любовь не терпит жизненных испытаний. Говорят же: лодка любви наткнулась на быт. Похоже, это было сказано про нас.
Очень скоро никак не скрываемое презрение и превосходство стало проскальзывать в каждом ее слове.
К себе она меня больше не допускала, словно наказывая.
А потом… все мгновенно испортилось — еще вчера было нормально или почти нормально, и ничего не стало.
Конечно, и я виноват — вернулся домой чуть раньше, чем обещал, хотя произошло это не по моей вине, просто фирма, в которую ездил, обанкротилась, поэтому там разговаривать о моей работе оказалось не с кем.
Я спокойно вошел в квартиру, открыв своим ключом, прошел в зал и увидел Ирку, целующуюся с пареньком примерно моих лет. Позже понял — она подстроила это специально, слишком уж все мною увиденное напоминало театральную постановку: мужская рука в глубоком вырезе, вторая на обнаженном колене, и долгий протяжный поцелуй.
Ирка даже оправдываться не стала, а величественно указала свободной рукой на дверь:
— Пошел вон! Это моя жизнь, с кем хочу, с тем и сплю! Ты мне не муж, так… временная трудность. Твои вещи уже собрала. Они в прихожей…
Мы с ней не расписаны, до этого жили, как теперь называют, «гражданским браком».
Когда я забрал небольшой чемодан и пошел к двери, все еще не до конца понимая, что произошло, она ехидно прошипела в спину:
— Неудачники никому не нужны. Им место на помойке. Бомжевать будешь, ко мне не подходи, копейки не дам!
Я ее любил, по крайней мере, мне так казалось. Удар получился сильный, неожиданный и очень болезненный, хоть и ожидаемый, хоть и ждал чего-то подобного гадкого.
За пару дней до этого неприятного события Ирка вскользь намекала, что этим все скоро и закончится, да я не понял. Ошибся, как всегда, а фортуна снова показала мне свой костлявый зад. Черная полоса на то и черная, что все плохо: и зуб заболит некстати, и любимая изменит.
А куда теперь?
Вышел, ничего не понимая, в глазах черные круги, воздуха не хватает, убить кого-нибудь хочется, хоть уже догадываюсь, что поздно. Раньше надо было в квартире руками размахивать, а после такого нокаутирующего удара уже кулаками поздно махать, тут бы выжить.
Я, наверное, полчаса простоял у подъезда, приходя в себя и мучительно раздумывая о том, куда податься. Ничего не придумал и отправился к Ваське, больше оказалось некуда. Не домой же ехать в родную провинцию, тьмутаракань? Работы там нет, а если и есть, то деньги платят такие, что в глаза людям смотреть стыдно.
Там, конечно, помогут, весь город одна большая, пусть и не очень дружная, семья. Но как родителям в глаза после этого смотреть? Они сейчас уверены, что у меня все хорошо, всему двору рассказывают о том, какой у них замечательный сын.
А как иначе? Живет в Москве, работает в солидной фирме, хорошие деньги получает. Получал, точнее. А теперь бомж.
Нет, лучше к Василию. Он — мой друг. Кажется. В тяжелые времена начинаешь во всех сомневаться. Любимую потерял, работу и жилье тоже. Осталось потерять последнего друга — и точно можно отправляться в бомжи, к трем вокзалам, там примут.
Дорогой я что-то бормотал, сам не понимая что. Плохо мне было. Очень.
Васька, открыв на мой звонок дверь, на чемодан даже не взглянул.
— Ты это… того, раздевайся. Подожди, я там один файл с интернета качаю, довольно забавный…
И убежал, поправив очки. Хорошо ему, один живет в небольшой двухкомнатной квартирке, доставшейся от родителей. Они умерли от старости, а может, и оттого, что все придававшее смысл их жизни просто испарилось вместе с социалистическим строем.
Поставил чемодан в прихожей, в которой два человека уже перебор, настолько тесно, и отправился на кухню. Там ничего не изменилось: грязь, паутина, пустые бутылки в углу, полное мусорное ведро. Женщины в этот дом не заходили. Васька далеко не красавец, да и общаться с противоположным полом предпочитает только в сети. Там привычнее, в виртуальном пространстве его знают и ценят.
Зарабатывает там же — сайты создает, раскручивает и продает.
Я выпил мутной от хлорки воды из-под крана, задумчиво глядя в окно на унылый серый двор с покосившимися железными качелями и облезлым грибком-мухомором над песочницей. Всего-то прошло три недели с того нерадостного дня, как уволили, а я уже потерял все, что у меня было. Что же будет дальше? Что еще подкинет судьба, отчего мне захочется волком выть?
Однако… скоро осень. Оглянуться не успеешь, как начнутся дожди, листья облетят и начнется долгая тоскливая зима.
Удастся мне найти работу к тому времени или нет — неизвестно. Сидеть на Васькиной шее не смогу, она у него тоненькая, одним плевком перешибить можно.
Он не богач, одному ему его заработков хватает, а вот двоим вряд ли удастся прокормиться…
В общем, передышка на пару-тройку дней, и надо уходить, иначе у меня друга не останется и буду жить в этом мире один, без еды, одежды и крыши над головой.
— Ты чего с чемоданом? — Василий зашел на кухню и прислонился к двери. — Ирка прогнала?
Я молча кивнул.
— И работу не нашел?
Снова кивок, хорошо, что Васька в курсе моих трудностей, ничего говорить не надо.
— Думаешь о том, сколько мы проживем на мои скудные заработки, и грустишь?
Я пожал плечами. А что тут скажешь? Все ясно, даже ему — человеку далекому от сегодняшнего мира.
— Давай чай пить. — Он отодвинул меня и подошел к плите. Кухонька была не намного больше прихожей, если один стоит, то второй может только сидеть, иначе не поместишься. — Заодно покалякаем о делах наших скорбных…
Я сел. Чай был крепким и горячим, как раз такой, какой люблю. Хоть это хорошо: только когда становится совсем плохо, начинаешь ценить мелочи…
Вечер стал еще лучше, когда Василий достал початую бутылку французского коньяка. Сам ему дарил ее надень рождения. Несмотря на то что прошло полгода, в фигурной стеклянной посуде еще осталось на пару рюмок. Мой друг не алкоголик, а виртуальный человек. Там его жизнь — не здесь, тут одни хлопоты…
Мы выпили. Напиток двадцатилетней выдержки спустился в желудок и зажег там небольшой костер, и мне стало легче смотреть на мир. Глаза уже не так заволакивала тоска, а сердце перестало сжиматься от отчаяния.
Плохо все. Жизнь — дерьмо, но и в ней иногда появляется что-то хорошее. Например, старый добрый друг… и коньяк, а если то и другое собираются вместе, начинает казаться, что в твоей судьбе что-то еще может измениться, наладиться, стать лучше…
— Да… — задумчиво протянул Василий, ставя на плиту сковородку и доставая яйца и колбасу. — Мне тебя не потянуть. Ты вон какой здоровый! Мне и себя-то прокормить не удается, иногда целыми месяцами хожу по гостям столоваться.
Я откашлялся и согласно кивнул головой:
— Надеюсь, не буду обременять тебя своей персоной долго. Как только почувствую, что становлюсь в тягость, сразу уйду. Все понимаю, просто выхода другого пока не нашел. Когда станет совсем невмоготу, пойду работать грузчиком или сантехником. Амбиции забуду, начну воспринимать жизнь такой, какая есть. Без иллюзий. То есть вонючим дерьмом.
— Амбиции, иллюзии, куда от них деваться… — Василий ловко разбил яйца на сковородку, и сразу вкусно запахло. Есть мне хотелось, с утра не ел, а время к ночи. — В общем, я тут полазил по Рунету и нашел для тебя работу. Сначала сам хотел за нее взяться, да потом понял — не для меня она, а тебе подойдет. И деньги заработать сможешь, настроение поднимется, а там, может, и придумается что-нибудь.
— А что за работа такая, если тебе не подходит, а мне в самый раз? — Если честно, то слова Васьки мне показались какими-то неправильными, наверное, потому что мне хотелось поскулить, пожалеть себя, потосковать о прошлой жизни. Но и сидеть на шее друга я не мог. Он прав, ему меня не прокормить. — Тяжелая? Требует грубой физической силы?
А про себя подумал: все равно придется соглашаться. Даже если работа окажется такой, что будет мне противна. Но я упал Ваське как снег на голову. Не ждал он меня. Гость не гость, а кормить придется, заодно поить, кров давать, а у него денег нет и никогда много и не было.
— Не знаю, насколько она тяжела, но выглядит достаточно привлекательно для того, кто не связан обязательствами. Работа курьера. Взять что-то из пункта А и отвезти в пункт Б — всего дел. Особой квалификации не требует, ума тоже. Думаю, как раз то, что тебе сейчас нужно.
— И хорошо заработаю?
— Да нет, не очень, но на полгода жизни хватит, если не шиковать.
— Наркотики возить?
— Если бы… — Василий искоса взглянул на меня и усмехнулся, ловко орудуя лопаткой, накладывая мне и себе яичницу с колбасой. Хлеб он нарезал крупными кусками — так, как любил. — За них хорошо платят, но чужому человеку никто не доверится, слишком большие деньги замешаны. Все гораздо проще, прозаичнее. Кто-то не может уехать по роду занятий из Москвы, вот и просит, чтобы привезли что-то очень нужное из далекой провинции…
— Как-то все равно не так. Если очень требуется, то могут и проводники пассажирских вагонов привезти, такие каналы давно отработаны.
— Ну, все не так просто. Как я понял, сначала за этой вещью придется в тайгу сходить, а туда поезда не ходят, зато свежий воздух, природа, парное молоко, медведи, зайцы, лисы…
— Что-то плохо верится в такие чудеса… — Я набросился на яичницу. Господи, как же вкусно! Еда богов! Как давно я не ел домашней пищи! Ирка абсолютно не умела готовить, а может, не хотела. Но, так или иначе, ели мы только то, что можно разогреть в микроволновке, — обычно еду из соседнего кафе. — Думаю, если бы все так было просто, то желающих поработать курьером нашлось бы выше крыши.
— Их немало, в этом ты прав, но для того и существует отбор. — Васька сел рядом на пластиковую табуретку и стал не спеша есть. — Я бы и сам поехал, но уже забыл, что такое природа. Давно живу в каменных, а теперь еще и виртуальных джунглях, где мне знаком каждый закоулок, двор, дом, улица, сайт, файл. Мне нравится запах смазки, асфальта, перегретой пластмассы, а не цветочков и травки. Я — маленький паучок, притаившийся на ветвях небольшого железобетонного панельного древа, ищущий себе пищу в разбросанной по всему миру паутине.
— Это поэтому ты из дома не выходишь? — вежливо осведомился я, вытирая разлившийся по тарелке желток коркой хлеба. — Боишься, что тебя кто-нибудь съест?
— Я выхожу, — с обидой отозвался Василий. — Просто редко. А свой кусок хлеба нахожу в интернете, и эту работу для тебя там нашел, и даже твои данные послал в качестве резюме.
— Не понял… — Мне не очень понравилась последняя фраза. Не то что я не доверяю паутине и Ваське, но получить работу, не видя работодателя, — как-то все это смахивает на заказ для наемного убийцы. — Что за данные и главное — для чего?
— Не бойся, многого не потребовалось — только твоя биография. Ты когда на работу устраиваешься, обязательно анкету заполняешь?
— И что?
— А то, что ничего сверхсекретного я о тебе не написал, можешь не бояться. Так, обычные данные: возраст, рост, вес, прежнее место работы и еще какая-то мелочь вроде где родился, учился…
— А зачем кому-то потребовалась моя биография? Где жил, учился, страдал? Я правда не понимаю…
— Ты же сам сказал — желающих много, поэтому твое резюме посмотрят и сделают выводы. Если подойдешь, то на электронный адрес письмецо сбросят, указание, что и как делать.
— Так что за работа?
— Придется поехать в Сибирь, в мелкий городок, оттуда в какую-то небольшую деревню, там будет ждать провожатый, который доведет до таежного кордона…
— А дальше станет еще страшнее?
— Нет, на этом все страхи кончаются. Заберешь нужную вещь с кордона и вернешься обратно. Деньги по предъявлении предмета. Сто тысяч рублей.
— А без меня привезти эту вещь никак нельзя? Неужели в той дыре нет людей, желающих заработать копейку?
— Вопросы не ко мне. Как я понял, местные жители не хотят с этим предметом связываться. Говорят: тот кордон — место проклятое.
— А как добираться?
— Железная дорога немного в стороне, если судить по карте. — Васька вымыл и убрал сковородку, поставил на стол чашки с чаем. — До железнодорожной станции доберешься, городок там есть, забыл название, потом скажу. Дальше поедешь рейсовым автобусом, они там ходят, расписание нашел, успеваешь в самый раз. Доезжаешь до городка, которого на больших картах не найдешь, там тебя будут ждать, если я все понял правильно.
— Откуда ты это все знаешь?
— В паутине много чего можно найти, если искать уметь. Однажды на этот кордон ходили любители паранормального.
— И что?
— Не доехали: добрались только до деревни в лесу и убежали оттуда в тот же вечер, хорошо еще, что проводник с ними был, он им помог, а то могли погибнуть, одни болота вокруг, дорог нет…
Я задумался, а потом встряхнул головой. Ну и что?! Подумаешь — проклятое место!
Мало их, что ли, на нашей земле? Местные жители, наверно, уже и не помнят, кто проклял, кого и почему, а ходить туда все равно не станут и детям своим накажут, чтобы те туда не лезли. А я — парень городской, в эти бредни не верю. Съезжу и заберу. Конечно, любители паранормального тоже приехали из города, но только мне про них ничего неизвестно. Может, они трусы были. В лесу волк завыл — они и убежали.
А у меня имеется небольшой опыт хождения по лесам и болотам, все-таки из провинции приехал, а там много чего существует. Лес мне не страшен, за грибами бегал постоянно и по болотам ходил не раз, там лисички растут целыми коврами, одно удовольствие их собирать, если в трясину, конечно, не лезть.
Подумал и согласился:
— Ну что ж, если меня работодатель выберет из множества претендентов, то можно съездить, проветриться, подышать свежим воздухом…
— Тогда собирайся, — улыбнулся Василий. — Завтра и отправишься. Сейчас только твое согласие сброшу — и все.
— Но ты же сказал, что заказчику мое резюме нужно посмотреть?
— Так я его еще две недели назад отправил, когда ты по телефону плакал, что никто тебя на работу не берет. А сегодня утром ответ пришел. Хотел тебе звонить, а тут ты сам появился, мрачный и злой, и я сразу понял, что теперь согласишься, потому как спекся, не выдержал испытания жизнью. Ну что, согласен или писать отказ?
— Подумать надо, — важно ответил я, наливая себе еще коньяка. Теперь в преддверии новой работы мог себе позволить. Приеду, новую бутылку куплю на честно заработанные сто тысяч. — Так говоришь — место проклятое?…
— Это местные считают, а мне все равно, что там у них…
— А проводника не пугает проклятие?
— Он тебя только до кордона доведет, дальше придется идти самостоятельно, но, как мне объяснили, недалеко, чуть больше пары километров…
— Подожди. — Я недоуменно нахмурился. — Так предмет этот, получается, не на кордоне?
— Чуть дальше, там то ли поселение когда-то было, то ли еще что-то, может, избушка охотничья — в общем, строение какое-то из камня. Что ты ко мне пристал? Я в этих местах не был, всю информацию вытащил из паутины. Думаю, потому и деньги приличные платят, что идти от кордона придется дальше самому. Провожатый расскажет, в каком направлении двигаться, и все непонятное объяснит.
— Почему-то мне кажется, что деньги эти небольшие, — задумчиво потер я лоб. — Уж больно все как-то непросто, с подвохом. Как сам-то считаешь?
— Там написано: возможна премия — один миллион деревянных рублей. — Васька вдруг нахмурился, и я как-то понял, что он хотел с этого заказа тоже кое-что получить. — Если, конечно, уложишься в сроки и все сделаешь правильно…
— Какие сроки?
— Выезжать надо через пару дней, но лучше раньше. В письме есть дата, к которой надо успеть.
— А деньги на дорогу? Снаряжение? Командировочные? Расходы в оплату входят?
— Если ты согласен, то сейчас отправлю сообщение, и мне скинут по электронной почте всю информацию. Спрошу и о командировочных. Так что?
Я сделал вид, что задумался, потом выпил. Коньяк пошел мягче, приятнее.
Итак, ехать или не ехать? Как только задумался, так сразу и понял, что выбора-то на самом деле и нет. Васька, как я понял, на нулях, денег у него нет, кормиться нечем. Он будет по гостям ходить, а я?
Без денег не проживешь. Вот и снова получается, что надо браться за эту работу, тем более дело вроде выгодное и большого ума не требует. Добрался до деревни, сходил в тайгу с проводником до какого-то там кордона, потом еще дальше до проклятого места, взял там икону или какой другой предмет культа, а потом обратно. Уложился в сроки, могут и премию дать — миллион деревянных рублей, а это деньги нормальные, с ними можно долго жить и не голодать…
— Отправляй письмо, я согласен.
Вася ушел, а я продолжил пить коньяк и чай, правда, отсутствовал друг недолго, минут пять, пришел, выпил и объявил:
— Согласие твое принято. Все, что нужно, получаешь на вокзале перед поездом, в том числе и командировочные, а также снаряжение — только мне размеры твои нужны.
— Поездом?! — Видимо, на моем лице многое проявилось, и Васька заржал как ненормальный. Я хоть в Сибири ни разу не был, но примерно представляю, где она находится. А дорога на этом не закончится, до деревни тоже надо как-то добраться, в лучшем случае автобус, в худшем — попутка. Впрочем, это он мне уже объяснял. — Если так спешат, то могли бы и билет на самолет купить. Это ж сколько мне придется добираться до места назначения?
— Поездом туда и обратно, таково условие, и оно обязательно, я тебе это уже говорил.
— А почему такие сложности?
— Мне-то откуда знать? Ты что, поездом никогда не ездил? Что так встревожился? То тебе все равно, где работать, то выступаешь. Может, повезешь прибор какой-нибудь, их нельзя в самолетах возить, особенно сейчас, когда все против террористов борются.
— Прости! — Я, успокаиваясь, взмахнул рукой. — Чего-то в голову ударило, наверно, коньяк. А что за прибор?
— Это я так думаю. — Васька вздохнул. — Не забывай, у меня вся информация через паутину, а там не все говорится, потому как ФСБ не дремлет.
— А может, не прибор?
— Если хочешь, я спрошу, но думаю, не стоит. Давай размеры своей одежды и обуви…
— Спроси… — Я уже настроился на дорогу, даже капризничать стал. Действительно, Василий прав, именно такая работа мне сейчас и нужна. Съезжу, проветрюсь, успокоюсь, а если здесь останусь, то точно от тоски с ума сойду. — А размеры пиши. Пятидесятый, рост третий, нога — сорок три.
— А ты пока свежий чай завари, весь уже выдул.
Васька ушел, и скоро я услышал басовитое гудение мощного вентилятора его компьютера. Я набрал воды из крана и поставил чайник на газ, мрачно глядя в окно. Солнце садилось в темные тучи, завтра будет дождь. А может, и не будет, любой большой город дождевые тучи отгоняет. Вверх поднимается столько сажи, выхлопов от машин, дымов с фабрик и заводов, что это все, смешиваясь с тучами, служит катализатором выпадения осадков не хуже специальных смесей.
Климат изменился и продолжает меняться, только никто разобраться не может — то ли это от людей, то ли сама природа ведет себя иначе, чем раньше, то ли мы ничего не знаем…
Из комнаты донесся крик Василия:
— А сегодня можешь поехать? Если согласен, то поезд через два часа с Казанского вокзала. Ну как?
Я задумался. Почему бы и нет? Добраться успею. Метро под боком. Если быстро одеться, то минут через сорок буду там.
— Поеду. Чего тянуть.
— Снаряжение находится в багажной ячейке, номер ее и пароль тебе записал, там же найдешь билеты и деньги. — Василий зашел на кухню и сел на табурет. — Чай пить будешь или пойдешь?
— Наверно, пойду. — Я встал. — Твой номер у меня есть, позвоню, если какие проблемы появятся.
— Ты, может, и не знаешь, но в тайге сот нет, как и телефона.
— Как-нибудь разберемся. — Я вышел на лестничную площадку и нерешительно остановился. — Если новая информация появится, то звони.
— Обязательно.
За спиной щелкнул замок, резко, сухо, словно выстрел. Вот и все, обратно уже не вернешься. Надо идти.
Я начал спускаться по лестнице, недоуменно пытаясь понять, что же такое со мной происходит? Еще пару часов назад весь мир плыл перед глазами, словно в черном тумане. Грудь от тоски сжималась. Жить не знал как буду. И буду ли вообще, потому что все потеряло смысл.
А сейчас уже мучительно размышляю о том, куда еду, зачем и надо ли это мне?
Ну не смешно ли? И вроде уже не так тоскливо, как раньше, скорее тревожно.
Жизнь — штука забавная, в ней всегда есть место для надежды, благодаря этому и живем. Как-то один мой приятель в подпитии выдал: «Если бы мы знали, что с нами произойдет в будущем, то закончили бы жизнь самоубийством сразу после рождения, только незнание дает нам силу жить, и имя этому незнанию — надежда». Тогда я с ним согласился и после этого уже не раз убеждался, что так все и обстоит.
Даже на смертном одре люди еще на что-то надеются, ибо надежда умирает последней.
На вокзале я открыл железную дверку багажной ячейки с некоторой опаской — боялся, что не увижу ничего. И что тогда? Возвращаться? Глупый розыгрыш? А жить после этого как?
Ячейка оказалась забита основательно, плотно, доверху, и у меня сразу отлегло от сердца. Первое, что попалось под руки, — хороший рюкзак, с каркасом, емкий и хорошо наполненный, изготовленный из синтетической, непромокаемой, очень прочной ткани, цвет темно-зеленый — камуфляж.
Такой мешок в глаза не бросается ни в лесу, ни в городе. Огромное количество всевозможных карманов по периметру и внутри. Если плотно закрыть клапан на молнию, то с ним можно даже купаться, вода внутрь никогда не попадет.
Такие мешки туристам не продают. Это для военных, причем элитных подразделений. Спецназ. Видел как-то раз по телевизору, как в Чечне снайперы выдвигались на позицию с такими рюкзачками. Интересно…
Под клапаном желтый конверт из дешевой бумаги, плотно заклеен, внутри что-то шуршит. Вскрыл.
Итак, что мы имеем? Билет на поезд. Отправление… через час. Хорошо.
Посадочный талон выписан на мое имя, и все данные вбиты точно. Правильный номер и серия моего паспорта. Васька его не знал, да и я, если честно, не очень хорошо помнил. Интересно, откуда моему нанимателю известны такие вещи?
Впрочем, в наше время можно найти данные на любого. Паспорт каждого человека проходит через сотни рук, и видят его много глаз: в банке, в кассе, на почте, выборах, в отделе кадров, в той же службе занятости — мало ли где еще…
Допустим, где-то остался мой след, а человек знает, где и что искать…
Что еще? Деньги. Тридцать тысяч рублей. Неплохо, но не здорово…
Не знаю, какие цены в глубинке на продукты и все остальное, но, думаю, этого хватит на неделю, если не селиться в роскошных гостиницах и не питаться в приличных ресторанах.
А возвращаться обратно на что?
Так, и это учли, под деньгами билет на обратный проезд. Хорошо. Число? Десять дней мне на все про все. Надо успевать, иначе останусь в глухой провинции без средств к существованию. Выжить, конечно, в глубинке можно, люди там еще волками не стали, но лучше не стоит. Значит, нужно успеть к поезду.
Так, что там ниже? Ага, небольшая карта, скачанная с интернета и распечатанная на принтере, на ней красным кружком показана деревня с названием Любина, она для понимания обведена фломастером, а к ней прилеплен листок, на котором напечатано что-то вроде путеводителя. Все расписано подробно, словно для идиота — то есть, похоже, для меня.
Читаю: добраться поездом до областного города, билеты прилагаются, дальше отправиться к автовокзалу, расстояние пятьсот метров, идти по улице такой-то.
Хорошо, понял. Что дальше?
Ага. Взять билет на автобус до города такого-то, расписание есть, фломастером обведен нужный рейс, дальше номер телефона, по которому следует позвонить по прибытии. Встретят и отвезут дальше. Имя того, кому звонить, указано. Кирилл.
На дне конверта пластиковая карта Сбербанка и небольшая записка, набранная на компьютере: «Здесь пятьдесят тысяч на непредвиденные расходы. За них придется отчитываться. Если затраты будут признаны необоснованными, то их вычтут из вашего вознаграждения».
И все. Ни подписи. Ни имени. Ни числа. Сухо как-то очень — по-военному.
Но зато все ясно. Хорошо, что мне дают резерв денег на непредвиденный случай. Негусто, но все-таки лучше, чем ничего. Я открыл рюкзак. Одежда. Свитер. Военные высо кие ботинки. Носки. Крепкие штаны. Куртка. Все из той же хорошей, непромокаемой ткани, что и рюкзак. Опять камуфляж. Что ж, неплохо…
Надевать не стал, сразу увидел, что на бирках стоит мой размер. На ботинках и куртке точно.
В общем, все не так плохо, даже хорошо. Всегда мечтал в такой одежде походить. Военные всякую ерунду не носят, предпочитают то, что телу полезно и в чем можно дождь пережить и мороз. Здорово!
Надеюсь, после этого приключения все эту одежду и ботинки мне оставят, даже уверен. Куда им девать поношенные штаны?
А я после возвращения стану ходить по городу, как бритоголовый, они такую одежду любят, можно будет загнать за неплохие деньги, попав в очередной денежный кризис.
Настроение у меня поднялось после увиденного. Как-то сразу повеселел. Жить захотелось еще больше.
Закинул рюкзак за спину и направился на перрон. Объявили посадку. Поезд уже стоял, вытянувшись вдоль перрона, обычный, ничем не примечательный.
Пятый вагон, купе, жаль, не СВ, но… пойдет.
Сиденья мягкие. Забросил рюкзак под полку и вышел на перрон. Очень хотелось курить. Я бросил пару месяцев тому назад. Ирка настояла. Если бы знал, что у нас с ней потом произойдет, не стал бы даже пытаться. Мучился, да и сейчас еще тянет, и сны снятся, как затягиваюсь сизым дымком.
Вздохнул и посмотрел вдоль перрона: много суетящихся людей, одни тащили набитые сумки, другие напряженно смотрели на часы, ожидая отправления.
Я вдохнул клуб табачного дыма, исторгнутый толстым мужиком в расстегнутой рубашке, и мне стало еще более противно, и тут же почему-то насторожился, увидев, как к проводнику вагона подошел невысокий, ничем не примечательный мужчина, одетый в джинсы, серую рубашку, с сумкой через плечо. Обычная одежда москвича. Чисто. Аккуратно. Он что-то спросил. Ему ответили. Потом посмотрел на меня, и наши взгляды встретились.
Человек тут же отвел глаза и через мгновение исчез в жужжащей толпе. Мое настроение сразу испортилось, почему-то подумалось, что эта серенькая личность спрашивала проводника обо мне. Точнее, о пассажире, который занял место номер пятнадцать.
Вряд ли проводник мог меня запомнить, но каким-то образом человек все равно знал, что это я. Понял по взгляду — слишком он был пристальным, таким на случайных людей не смотрят. Этому человеку что-то от меня было надо. Точно так…
Вот такие мысли крутнулись в моей голове. Оснований для таких выводов нет никаких. Но я был уверен — все обстоит именно так. Мания преследования. Паранойя.
Хотя… если хорошо подумать: кому я нужен в этом мире? Даже Ирка и та от меня отказалась, предпочла какого-то худосочного парнишку. С работы уволили, потому что и там стал невостребован. Васька отправил меня в провинцию на край земли с каким-то дурацким поручением. Быстро я ему надоел…
Так что думать, что абсолютно незнакомый человек станет мною интересоваться — глупо. Должно быть, крыша едет от тоски и безнадеги. Или не так? Может, это мой неизвестный работодатель проверяет — не обманул ли я его?
А что? Запросто! Он же деньги оставил и рюкзак. Я мог забрать это все и вместо поезда спокойно отправиться домой, а потом ищи меня, свищи…
Но если проверяет, то, возможно, за мной и раньше следили…
От этих мыслей настроение испортилось окончательно, я повернулся и зашел в вагон. По дороге спросил проводника, кого искал серый человек, тот, глядя мимо меня, хмуро ответил:
— Искали женщину с ребенком. В мой вагон не заходили. Место номер пятнадцать. Наверное, поезд перепутали.
Так и думал. Место мое! Спросил женщину, а смотрел на меня!
Минут через пятнадцать поезд тронулся, и началась обычная вагонная жизнь: принесли постель, появились соседи — он, она и ребенок…
Проводник принес чай. Попили, поговорили. Когда стало скучно, полез наверх, уступив нижнюю полку. Не жалко. Наверху спокойнее.
Лег и закрыл глаза, хоть еще не темнело. Но что-то устал сегодня, да и событий произошло достаточно.
Начинался день просто, а закончился непонятно как и непонятно где. Тоска, одним словом.
Колеса стучали, вагон мотало, соседи по купе, он — высокий хмурый мужик, разгадывал кроссворды, она — толстая блондинка с недовольным лицом, все отчитывала за что-то застенчивую девочку лет семи. Слушать это не хотелось, смотреть в окно тоже, поэтому натянул на себя влажную простыню и закрыл глаза. Сам не заметил, как задремал.
Сны снились какие-то дурацкие, в них я пытался что-то доказать своему бывшему начальнику, но как только начинал говорить, появлялся охранник, подносил к моему носу кулак, покрытый рыжими волосиками с татуировкой — «Миша», и я тут же оказывался на улице, причем около своего дома.
А когда открывал дверь, то снова видел, как Ирка сидит на коленях у худосочного парня, подставляя под поцелуи пышную обнаженную грудь, а мне показывала рукой на дверь, крича при этом, что сам виноват во всем. Потому что неудачник. И дурак! И всегда был им! И наверняка им останусь!!!
И что такие, как я, обязательно появляются каждое столетие, чтобы нормальные люди видели и ценили то, что у них есть, иначе жизнь у всех людей в этом мире будет как у меня. А она — сплошное недоразумение!
Грустные это были сны. Я просыпался, снова слушал стук колес и смотрел в окно на очередной маленький вокзал, по ночному перрону которого ходили заспанные зевающие люди, а где-то над ними громко и пронзительно кричал динамик, отправляющий поезда, а его слова подхватывались эхом и носились по воздуху, словно желтые листья.
Потом все начинало плыть, исчезало, и снова во мраке, рассекаемом длинным телом поезда, тянулись темные леса и поля с далекими яркими звездами над ними.
Устав от неясных теней, мелькающих за окном, и темноты, лишь изредка прорезаемой яркими прожекторами станций и разъездов, я снова засыпал, и все начиналось сначала: начальник, охранник, Ирка, обнимающая парня, целующего пышную грудь.
Иногда в эти сны вмешивался маленький неприметный человечек, который искал то ли меня, то ли действительно женщину с ребенком, бродивший по ночным опустевшим улицам. Там властвовал ветер, он таскал по асфальту пластиковые бутылки и другой мусор, поднимая брошенные полиэтиленовые пакеты, взметая их выше шестнадцатиэтажек, а потом обрушивал все вниз, работая как настоящий дворник, пусть неумело, но очень старательно.
А человек ходил по темным улицам явно с нехорошими намерениями, проходя через пыльные смерчи, сбрасывал со своей одежды рваные пластиковые пакеты, принесенные ветром, и снова настороженно уходил во тьму. Я прятался в узких проулках, замирая от страха, а потом куда-то бежал в ночь, в пыль, в холод и страх.
И так всю ночь один кошмар сменялся другим без остановки, и мне это не нравилось. Плохо жить, когда сны и действительность мало отличаются друг от друга. Раньше хоть снилось что-то хорошее…
А под утро приснилось совсем уж странное…
Ночь, бархатная, теплая, с яркими сияющими звездами над головой. Жесткая, высохшая высокая трава под ногами, обутыми в сапоги. И бег непрерывный, тяжелый, усталый. С высохшей глоткой и хрипящими легкими. А где-то рядом долгий пронзительный крик, приближающийся ко мне. Я знал, это смерть гонится за мной. Шансов убежать от нее было немного, но они имелись, тем более что с каждым шагом крепостные стены понемногу приближались. А за стенами безопасно, главное — успеть.
Вряд ли меня кто-то пустит глубокой ночью в город, но рядом с крепостью все равно спокойнее, имелась надежда, что стая отстанет, почувствовав запах людского жилья. Или охранник на крепостной стене пустит несколько стрел в бегущих за мной птицеедов просто от скуки, и они уйдут обратно в степь, поджидая следующего неосторожного путника.
Я обязан добежать и остаться в живых. Умирать мне никак было нельзя. Меня ждала Настя. Клятвенно обещал, что в этот раз обойдусь без приключений, вернусь живым и невредимым. Обещал, а это значило, что птицеедам сегодня не повезло, не придется им попробовать моей плоти.
Каменный тор на груди нагрелся, предупреждая о новой опасности уже впереди.
И это был не зверь, кто-то другой, опасный, обладающий жестким разумом. Кто-то поджидал меня у стен древнего города и явно с нехорошими намерениями. Надо уходить еще дальше. Только куда? За стенами города четвероногая смерть, безжалостная и молниеносная, а здесь долгая и мучительная…
Настя, Настя… зря пообещал.
Я проснулся мокрый от пота, недоуменно глядя в белую решетку вентиляции на потолке покачивающегося на ходу вагона. Колеса стучали. Прохладный утренний ветерок холодил раскаленные ступни. Поезд. Все нормально. Спокойно. В окнах туман.
Что еще за Настя? Никогда у меня не было девушки с таким именем. И вряд ли будет. Старомодное оно какое-то.
Я вздохнул, слез вниз и долго стоял в тамбуре, глядя на мелькающие деревья, небольшие полустанки, едва видимые среди серого утреннего тумана, выползающего из далекого леса. Он прятал луг, речку, петляющую среди темно-зеленой травы, и многое другое, что еще кроме этого находилось в сырой мгле.
Поезд замедлил ход, остановился, и я вышел, чтобы купить картошку с солеными огурцами у какой-то непоседливой старушки на перроне обшарпанного вокзала.
После еды пил чай, потом снова спал под мирный перестук колес.
Не знаю почему, но скоро мне стало очень хорошо. Все показалось неважным. Дурные сны перестали тревожить меня, новые места вытеснили из головы прошлое.
Дорога хорошо лечит душевные терзания. Не помню, кто сказал.
Но ом прав. Вся моя прошлая жизнь осталась далеко позади, а здесь неважно, кто я и что со мной. Тут все другое. И люди. И города. Вокзалы…
Можно все начать сначала. Выстроить другую жизнь и снова оставить ее позади, если потребуется. Сейчас важно только то, что впереди. Все остальное — мираж. Дурной сон. Как отличить сон от жизни?
Да никак…
Остается только память, иногда еще шрамы на теле и в сердце: больше ничего. Все проходит, пройдет и это. Так устроена жизнь.
Поезд довольно скоро довез меня до нужного мне областного города, даже выспаться как следует не успел. В поездах спится не так, как в кровати, остается ломота и какое-то странное ощущение чего-то незаконченного, непонятого, забытого.
Я спустился на холодный перрон, покрытый серым потрескавшимся асфальтом.
Далеко за длинным бетонным забором, разрисованным цветным граффити, поднимался многоэтажными зданиями к небу чужой город. Здесь все казалось незнакомым: люди, дома, улицы. Даже говорили не так, как в столице, а растягивая гласные на конце слов, и немилосердно окали. Эта речь звучала как-то мило, хоть временами нелепо.
На мое лицо сама собой вылезла улыбка, а еще через какой-то час вдруг заметил, что и говорить стал так же, растягивая гласные и нещадно окая. Местным я, конечно, не стал, но на меня перестали смотреть как на клоуна в цирке.
Город оказался сильно растянутым в длину и ширину. Большие дома имелись только в центре и у вокзала — громады сталинской постройки, вздымающиеся вверх к голубому небу. За ними вырастали шестнадцати-, девяти- и пятиэтажные бетонные коробки хрущевских и брежневских времен, плавно переходившие в трех- и двухэтажные дома, неизвестно когда выстроенные и кем, а на окраине уже можно найти покосившиеся деревянные избушки.
Я позавтракал в каком-то небольшом кафе у автовокзала, с удивлением обнаружив, что кормят здесь неплохо и недорого, и решил, что, возможно, мне удастся уложиться в ту сумму, что была дана на дорогу. В голове еще стучали колеса, и временами улицы словно плыли в тумане, как за окном вагона. И никак не удавалось отрешиться от ощущения того, что вокруг все нереальное, ненастоящее, придуманное, потому что выглядело каким-то странным и чужим.
Автовокзал находился в паре кварталов от железнодорожного вокзала, именно там, как было написано в инструкции. Билеты имелись, а после плотного завтрака в кафе у меня появилась уверенность в том, что все пройдет хорошо, гладко, и после этой поездки все мои беды и неприятности исчезнут. Черная полоса закончится, и начнется замечательная, белая, когда сбываются все мечты и желания, даже случайные. Это старый способ обмануть судьбу — убежать от сложившихся обстоятельств. Уехать. Улететь.
Пока тебя нет, они исчезнут сами собой, развеются, перекинутся на кого-то другого… Вернувшись, продолжишь жизнь как раньше — беззаботно, весело, счастливо…
Сейчас нужно действовать только по путеводителю, и проблемы обойдут меня стороной. Я всего лишь курьер, мое дело — взять икону, прибор или что-то другое и отвезти в столицу.
Все остальное приходится на долю того, кто это придумал, — на серенького невзрачного человечка, который следил за мной, пусть он расчищает препятствия передо мной.
После того как купил билеты на автобус и внимательно прочитал расписание, настроение у меня снова испортилось.
Автобус уходил через полчаса, время в пути до пункта назначения — девять часов. Однажды я уже как-то добирался пять часов до одного городка на обычном автобусе и помнил, чего мне это стоило. В конце пути то место, на котором сидел, превратилось в нечто плоское, твердое и очень болезненное — несмотря на многочисленные остановки.
Я помнил, как уже через пару часов во мне проснулось какое-то непонятное звериное чувство. Мне хотелось выть, рвать волосы попутчиков и бежать рядом с автобусом по желтой пыльной траве. А потом я погрузился в какое-то беспамятство, в ступор, в котором не замечал ничего вокруг, словно находился в глубоком трансе. Не видел того, что мелькало за окном, а звуки доходили до меня словно через толстый слой ваты.
Я дремал, чувствуя, как мягкое место превращается в камень, терпел и ждал, когда все наконец закончится.
Я понял, что меня ожидает, и работа курьера мне уже не показалась столь привлекательной, как раньше, наоборот, решил, что это очередная добавка к моим мукам, к тем, что уже испытал. Черная полоса продолжалась. Меня ожидал новый круг ада. Тоски, разрывающей грудь, судьбе показалось мало, и она захотела измучить мое бедное тело. Болью. Усталостью. Отупением.
Никогда так остро не чувствуешь своего одиночества, как в дороге. Именно в ней понимаешь, насколько ничтожен мир, как мелки твои мысли и ты сам. Перед тобой проносятся города и деревушки, в которых живут люди, они мучаются и страдают, как ты, и в конце концов умирают, так и не поняв, зачем жили.
А все твои желания и надежды, как бы ни были для тебя дороги, пусты и незначительны.
Автобус подкатил за пять минут до отправления — темно-коричневый «Икарус» — и с тяжелым придыханием открыл дверь. Пассажиров оказалось немного, едва треть салона заполнилась. Я сел на свое место, как приговоренный на электрический стул, и обреченно закрыл глаза.
Мягкое покачивание, гудок, и мы поехали. На удивление, в этот раз мне было не так плохо, как когда-то давным-давно.
Я засыпал и снова просыпался, выходил из автобуса на тех остановках, где имелся туалет и, как правило, какая-нибудь забегаловка, в которых кормили дорого и невкусно, как и во всех придорожных кафе. Это немного спасало от монотонности пути. Приятно почувствовать твердую почву под ногами, ощутить запах зелени, услышать крик птиц. От неприятного транса не спасает, но немного размягчает филейную часть, чтобы она могла продержаться еще какое-то время.
Расстояние до того городка, что мне был нужен, медленно, но неуклонно сокращалось, и чем меньше оно становилось, тем больше поднималось настроение.
Под вечер автобус медленно подрулил к автовокзалу. Я вытащил свой рюкзак и побрел по площади, покрытой пыльным, грязным, потрескавшимся асфальтом.
Прошло всего пять минут, а вокруг меня не осталось ни одного человека — мои попутчики разошлись по домам. И остался в чужом городе никому не нужный, уставший и ничего не понимающий человек, который добрался до места.
Гонец. Курьер. Он добежал, но его сведения уже устарели.
Я достал путеводитель и еще раз прочитал.
Все верно. Городок тот, что необходим. Требуется позвонить некоему Кириллу, и он отвезет меня дальше — в таежную деревню.
Я бросил рюкзак на пыльную скамейку и достал телефон. Первый звонок сделал Василию, пусть знает, где я, — на всякий случай:
— Добрался до первого пункта и все еще жив…
Пусть единственный друг знает, где искать мое бренное тело, если что. На душе у меня сразу стало легче и спокойнее. Голос Васьки услышать было приятно. Среди чужого окающего говора, к которому так привыкло ухо, его голос прозвучал как ручеек в пустыне, бодрый и веселый:
— Вот и молодец! У меня новостей никаких, так что все нормально. Ты сейчас куда?
— Написано — деревня Любина, в скобках дописано — заброшена.
— Там связи нет. Так что теперь позвонишь, только когда обратно поедешь. В этом городе последние соты, дальше пустыня, точнее, тайга. Буду ждать твоего звонка.
— Чего-то меня жуть берет. Представляешь: вокруг тишина, ни одного человека, даже автовокзал пустой, дежурная только что его закрыла и ушла домой. Если никто не появится, даже не знаю, что делать. Гостиница у них здесь есть?
— Ты не тушуйся, тебе там не жить. Возьмешь то, что надо, и обратно. Через неделю будешь в Москве, но уже с деньгами. Разве плохо? А гостиница… есть, она где-то в районе базара.
— А где базар?
— Ты меня спрашиваешь? По-моему, ты находишься в глуши, а я смотрю на монитор.
— Придется искать базар самому…
— Тогда пока. Звони на обратном пути. Короткие гудки. Я вздохнул и пробормотал в трубку:
— Пока. До встречи.
Конечно, из Москвы все видится простым и ясным. Сам бы так ответил тому, кто оказался бы на моем месте. Не волнуйся. Все прекрасно. Ничего с тобой не случится.
Но только я здесь, делать нечего: назвался груздем — полезай в кузов. К тому же половина дороги пройдена, теперь что вперед, что назад — разницы нет, но лучше вперед, там хоть смысл какой-то имеется — вознаграждение светит.
Настроение у меня после этого разговора стало получше, даже жить захотелось. Действительно, чего испугался? В маленьких городках маньяки и убийцы не живут, они в крупных городах обитают, а тут все на виду, все друг друга знают. Это в Москве вечерами страшновато, здесь не найдешь не то что бандита, вообще кого-то…
Люди по домам сидят, телевизор смотрят… один я непонятно где.
