Отчет №15
12 июля.
Немур, Штраус, Барт и еще несколько человек ждали меня в кабинете. Все постарались сделать вид, что рады мне, но трудно было не заметить, как хотелось, например, Барту забрать Элджернона. Никто не сказал ничего плохого, однако я сознавал, что Немур не скоро простит меня за то, что я обратился в фонд Уэлберга через его голову. Ну и пусть. Мне нужна была уверенность, что я смогу вести свои собственные исследования. Если отчитываться перед Немуром в каждой мелочи, не хватит времени на работу.
Решение совета директоров фонда было уже известно ему, и потому прием носил прохладный и формальный характер. Он протянул мне руку, но улыбки на его лице не было.
– Чарли, – сказал Немур, – все мы рады твоему возвращению и предстоящей совместной работе. Лаборатория и персонал в твоем полном распоряжении. Вычислительный центр будет брать твои расчеты вне всякой очереди и, конечно, если я сам могу быть чем-нибудь полезен…
Немур изо всех сил старался казаться приветливым, но на лице его было написано сомнение. Прежде всего, я не имел никакого опыта в экспериментальной психологии. Что я знал о технической стороне эксперимента, на разработку которой он потратил столько лет? Но, как я уже упоминал, он старался казаться дружелюбным и готов был отложить свои суждения до будущих времен. У него просто не было выбора. Если не удастся объяснить поведение Элджернона, вся его работа летит к чертям. В случае успеха я вознесу вместе с собой и всех остальных.
Я прошел в лабораторию, где Барт уже запустил Элджернона в один из множества лабиринтов. Вздохнув и покачав головой, Барт сказал:
– Бедняга многое забыл. Такое впечатление, будто почти все самые сложные ответные реакции стерлись из его памяти. Он работает на весьма примитивном уровне.
– Тебе так кажется?
– Раньше он мог рассчитывать простые последовательности образов, например, что нужно входить только в каждую вторую дверь или в каждую третью, только в красную дверь или только в зеленую. Сейчас он проходит лабиринт уже в третий раз и все еще ошибается.
– А может, причина в том, что он просто давно здесь не был?
– Не исключено… Пусть пообвыкнется, а завтра посмотрим.
Раньше я много времени проводил в лаборатории, но теперь пришла пора оценить все ее возможности. За несколько дней мне предстояло усвоить то, на что у других уходили годы.
Барт четыре часа водил меня по комнатам, и я смог получить довольно цельное представление о месте, где мне предстояло работать. В самом конце обхода я заметил дверь, в которую мы еще не заглядывали.
– Что там?
– Холодильник и печь для сжигания. – Барт толкнул тяжелую дверь и включил свет. – Прежде чем сжечь умершее животное, мы его замораживаем. Помогает избавиться от запаха.
Он уже хотел выйти, но я остановил его.
– Только не Элджернона! Слушай… если… когда… в общем, я не хочу, чтобы он попал сюда… Отдай его мне, я сам позабочусь о нем.
Он не улыбнулся. Он только кивнул. Немур приказал ему исполнять все мои желания.
Наперегонки со временем. Если я хочу успеть получить ответы на свои вопросы, нельзя терять ни минуты. Я взял у Барта список необходимых книг, у Немура и Штрауса – их записи и уже собрался уходить, но тут мне в голову пришла странная мысль. Я спросил Немура:
– Объясните мне одно обстоятельство. Я видел вашу печь для сжигания погибших экспериментальных животных. Какие планы были у вас в отношении меня?
Мой вопрос ошеломил его.
– Что ты имеешь в виду?
– Я уверен, что вы с самого начала продумали все возможные варианты. Что должно было случиться со мной?
Профессор растерянно молчал, но я не унимался:
– Я вправе знать все, что имеет отношение к эксперименту. В этот перечень входит и моя собственная судьба.
– Что ж, не вижу причин отказывать тебе в этом. – Немур поднес спичку к уже дымящейся сигарете. – Ты, конечно, понимаешь, что мы были практически уверены в необратимости результатов эксперимента и до сих пор… есть надежда…
– Понимаю, понимаю…
– Конечно, в твоем случае мы взяли на себя большую ответственность. Не знаю, что ты помнишь о начале эксперимента или как отдельные его стадии складывались в твоем мозгу в единое целое, но мы ясно дали тебе понять, что повышение уровня разумности может оказаться временным.
– Да, это записано в отчетах, – согласился я. – Хотя в то время я вряд ли мог понять, что это означает.
– Мы решили рискнуть, – продолжал Немур, – поскольку чувствовали, что вероятность причинить тебе вред ничтожно мала, особенно по сравнению с вероятностью того, что ты станешь человеком.
– Не надо оправдываться.
– Нам нужно было получить разрешение на операцию от кого-то из твоих ближайших родственников. Решить этот вопрос сам ты был не в состоянии.
– Мне известно и это. Вы говорите о моей сестре Норме. Я читал газеты и вряд ли ошибусь, если предположу, что разрешение на экзекуцию она дала весьма охотно.
Немур поднял брови, но решил не заострять внимание на этих словах.
– Мы объяснили ей, что, если эксперимент провалится, вряд ли ты сможешь вернуться обратно в пекарню.
– Почему?
– Ты стал бы другим. Хирургическое вмешательство и инъекции гормонов могли дать эффект со значительной задержкой. На тебе могли оставить отпечаток впечатления и жизненный опыт, приобретенные уже после операции. Я имею в виду возможные эмоциональные расстройства, которые могут осложнить обычное слабоумие…
– Изумительно. Как будто у меня других забот не хватало.
– И еще… Неизвестно, вернешься ли ты в свое прежнее состояние. Не исключена регрессия и до более примитивного уровня.
Вот он и выдал мне самое худшее. Снял груз с души.
– Мне нужно узнать все, пока я еще в состоянии влиять на ход событий. Каковы были ваши дальнейшие планы?
– Фонд устроил все так, что тебя отослали бы в Уоррен.
– Какого черта?!
– В соглашении с мисс Гордон было оговорено, что все расходы по твоему содержанию возьмет на себя фонд Уэлберга. Он же обязался до конца твоей жизни выделять ежемесячно сумму, необходимую для твоих личных потребностей.
– Но почему туда? Когда умер дядя Герман, я ухитрялся обходиться сам.
Даже Доннер не допустил, чтобы меня забрали в Уоррен, я жил и работал у него. Почему мне предназначили именно Уоррен?
– Если ты сможешь заботиться о себе сам, никто не станет держать тебя там насильно. Людям разрешают жить отдельно в куда более тяжелых случаях… Но мы должны были обеспечить тебя – на всякий случай.
Конечно, он прав. Мне не на что жаловаться. Они подумали обо всем. Уоррен – самое логичное решение, там я смогу спокойно дожить до глубокой старости.
– Ну что же, по крайней мере это не печь.
– Что?
– Не обращайте внимания. Шутка. – Мне пришла в голову мысль. – Скажите, можно ли посмотреть лечебницу в Уоррене? В качестве посетителя.
– У них там все время посетители. В рамках взаимоотношений с общественностью. Но зачем?
– Мне хочется узнать, что произойдет со мной, пока я еще могу что-то изменить. Пожалуйста, организуйте мне такое посещение, и чем скорее, тем лучше.
Видно было, что идея ему не по вкусу. Как будто я примерял собственный гроб. Не могу винить профессора. Он просто не понимает, что познание самого себя включает не только прошлое, но и будущее, не только те места, где я был, но и те, где буду. Я не только некто, но и способ существования этого некто – один из многих способов, и мне необходимо не только знание той дороги, по которой я иду, но и всех возможных дорог.
На несколько дней я погрузился в книги: клиническая психология, психометрия, обучение, экспериментальная психология, психология животных, физиологическая психология, теория поведения. Аналитические, функциональные, динамические, органистические и все прочие древние и новые учения, школы и течения. Плохо то, что большинство идей, на которых психологи строят свои заключения о человеческом разуме и памяти, представляют собой ничем не подкрепленные умозаключения.
Фэй хочет посмотреть лабораторию, но я запретил ей. Не хватало только, чтобы она столкнулась тут с Алисой. Как будто у меня других забот нет.