Книга: Точка заката
Назад: ГЛАВА 2
Дальше: ГЛАВА 4

ГЛАВА 3

Оператор задумчиво посмотрел на чемодан, набитый футлярами «Наноздоровья», потом повертел мой многострадальный шлем в руках. Сказал:
— Повтори-ка все еще раз. Помедленней, чтобы ничего не упустить.
— Да два раза рассказал же! Данные со шлема посмотри, командир, — начал я психовать. — Чего нового ты надеешься услышать?
— Да-да, данные со шлема. Передняя защита повреждена, два касательных удара в затылок — видимо, шрапнель. Пули выбивают осколки из стен, а достается вечно шлемам, да? Данным с такого шлема нельзя верить, понимаешь? Если, как ты говоришь, твой экзо просто кулаком раздробил тебе это стекло, то и остальному нельзя верить. Это стекло пулю может удержать.
— Да знаю я. — Оператор мне не верил, и это меня очень сильно злило. — Но зачем мне врать? Все дословно рассказал.
— И с прочим сходится, — поддержал меня напарник, до этого сидевший в сторонке и соблюдавший нейтралитет. — Организованность, новейшие бланки мышечных усилителей, и еще неизвестно, что там они себе ввели из остального, чего взглядом не определишь. Удивительное упорство. Просто чрезвычайное для гражданских. Именно упорство, а не желание умереть за идею, как у сектантов.
— Кто-то очень грамотно командовал операцией, до поры до времени, пока мы не отрубили камеры и не выбили большинство из боевиков. — Это говорил уже Тоско. — У всех неплохое оружие, разное, но неплохое, и никакого недостатка в гранатах, гранатометах, дымовых шашках. Их экипировали воевать. Им вводили бланки, чтобы воевать. Но при этом уровень персональной подготовки… слабенький. Такой сразу после учебки бывает. Тощий и то себя лучше показал.
«Ну спасибо», — подумал я.
— И что нам теперь делать? — задал странный для командира вопрос Оператор.
— Доложить и расслабиться, — ответил Бронза. — Какие варианты?
— Ну да, — кивнул Оператор, поднимаясь и подходя к столу. — Кому вот только?
— Не думаю, что у нас куча народу к ним пристала. Может, кто и скурвился, но, наверное, все же только в этом секторе, да и то несколько человек, не больше. Иначе бы давно все просочилось. Да и действовали бы они иначе, — высказался Призрак. — Продали бы эту дрянь вместо кровяных пловцов в магазинах, и дело с концом. Когда делаешь себе укол, никогда не знаешь, что ты на самом деле колешь. Ношпу или цианистый калий. Кровяных пловцов — или вот такое вот дерьмо.
— Ну да, — повторил Оператор, — ну да.
Одновременно он вынул один из футляров и принялся сдирать с него пластиковую упаковку, призванную доказывать конечным потребителям, что товар не вскрывался где-то в пути. Туфта, конечно. Даже мне не верилось, что подобные культуры ботов могут производить на заводах корпорации.
Я, конечно, ее не идеализировал, но это казалось слишком.
Впрочем, вчера мне бы не верилось, что существование такого бланка вообще возможно. Где могли разработать подобное, если только не в корпорации?
— Но если это не бред умирающего мутанта, — выразил я свою мысль вслух, — то получается, что такую штуку могли придумать только в корпорации.
— Да почему? — удивился Оператор, открывая футляр. Это требовало времени, футляр открывался сам, секунд пять, проверяя предварительно внешние условия, целостность содержимого и лишь после этого начиная неторопливо вскрывать защитные блоки. — Кто угодно мог такую штуку придумать. Корпорация до сих пор скупает кучу патентов у независимых лабораторий. До двадцати процентов от общего числа новых продуктов разрабатывается частниками. Кто там из них что придумает, специально или случайно изобретет, покажет не тем людям… Это всегда непредсказуемо.
Оператор дождался открытия контейнера — и вынул из него стандартный десятимиллилитровый шприц корпорации. Одна инъекция, шприц был сделан так, чтобы после применения вся она оказалась в теле. Большинство из бланков рекомендовалось вводить в вену, кроме специальных локальных культур вроде мышечных усилителей.
Шприц, что достал командир, тоже нельзя было отличить от настоящего. По крайней мере, с того места, где я сидел. Выглядел он точно так же, как и наши. Один в один.
Оператор абсолютно неожиданно приложил шприц спереди к своему бедру и хлопнул по поршню. Когда поршень начинал двигаться, его уже нельзя было остановить. «Ван шот», говорили иногда. Кое-кто даже так начал называть бланки — шоты, однако это название далеко не всем нравилось из-за косвенных отсылок к наркоманам.
— Какого… — произнес Призрак, начиная подниматься со стула. Рядом с ним вставал Тоско. Бронза остался сидеть, как и Гот.
Я тоже начал вставать, еще даже точно не зная, для чего.
Удивительно, как много может сделать мозг в критические мгновения. Сколько вариантов предложить, сколько возможностей обдумать. Может, Оператор — тоже часть этого заговора? Вколол себе, скажет сейчас всем, что дрянь безвредна, и заставит уколоться всех? Глупость.
Может, он просто сошел с ума и решил так свести счеты с жизнью? Простое решение всех накопившихся проблем? Теперь наконец-то кто-то будет руководить им, а не он остальными? И не надо будет думать?
Может, у него просто дрогнула рука.
В любом случае его надо было нейтрализовать. Связать, приковать наручниками, пока боты не добрались до мозга. Пусть и медленней, чем при введении в вену, но все равно ведь доберутся.
Богослов придержал меня за руку, усаживая обратно.
— Сидите, сидите, — доброжелательно предложил Оператор остальным, небрежно бросая использованный шприц на стол.

 

— Ты сдурел, что ли? — спросил Тоско, усаживаясь при этом на место. Правда, сделал он это не потому что так его попросил командир, а лишь потому, что посмотрел на спокойно сидящего Бронзу.
— У него там… — шепнул мне Богослов, — …анализатор. Зачетная вещь, но, конечно, редкая. Только у него видел. Закрытая разработка. Целый участок мышечной ткани превращают в нечто вроде изолятора-карантина-лаборатории. Если через него вводить бланк, то сначала он проверит безвредность ботов, совместимость их с организмом носителя и лишь потом пропустит их дальше, к крупным сосудам.
— Так, может, он и не определит эти боты как зловредные? — спросил я, так же как и Богослов, шепотом.
— Смотри, — махнул головой напарник в сторону командира.
Оператор достал из кармана нечто, напоминающее короткую указку, зацепился пальцами и вытянул небольшой гибкий экран. Положил этот мини-компьютер прямо на бедро, туда, где только что, прямо через одежду, ввел себе бланк.
— Боты, что отвечают за анализ и карантин, передают сигнал на небольшое расстояние. Проводят анализ, «советуются» между собой, — тихо пояснял мне Богослов. — Если инъекция вызывает у них подозрения, то могут отправить ее в отстойник. Или уничтожить, если выявится угроза. Но сейчас он задал команду на полную изоляцию и анализ. Так что бланк дальше не пойдет, только по дополнительной команде. Опасно, но не очень.
— А почему не у всех такая? — тут же спросил я.
— Дорогая штука, очень. К тому же — один раз я видел, как она переработала у Оператора бракованный бланк. Он потом две недели ходил-хромал. Я бы вот такую штуку ставить не стал.
— А я бы стал, — тихо откликнулся я. — Может оказаться полезной в будущем.
— Это да, — легко согласился напарник. — В том будущем, к которому мы идем, она может стать очень полезной. На вот, почитай пока. Анализ не за пять секунд идет.

 

«То, что видишь, напиши в книгу… итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего… ибо время близко… Иди и смотри… ибо пришел великий день гнева его, и кто может устоять?» Фразы были написаны в разных местах экрана, разными шрифтами, даже разными цветами. От руки, прописными буквами, которые я, дитя компьютерной эпохи, с трудом понимал.
— Что это? — недоуменно спросил я.
Богослов посмотрел мне через плечо.
— Перелистни, — сказал он. — Это так, записи из разных устаревших источников. Честно тебе скажу, считаю, что пора их переписать. От корки до корки. Вместо Библии написать справочник по выживанию. Пригодится.
— Так вот почему тебя прозвали Богословом, — усмехнулся я и перелистнул страницу.
На следующей были лишь гиперссылки, читать которые было бессмысленно, пока я хотя бы не пойму, о чем идет речь. У Богослова, похоже, было весьма оригинальное представление о справочниках.
Я не глядя ткнул в одну из ссылок.
«„Песья радость“. В классификаторе корпорации „Наноздоровье“: инъектируемая нанокультура M12NF (-1, -2, -3, -4). Четыре различных модификации различаются в основном по уровню благоприобретенной чувствительности объекта. Маркетинговое название „Острый нюх“ не очень прижилось. Однако есть сведения, что распространившееся название „Песья радость“ также было придумано в недрах корпорации, однако не появилось на рекламных плакатах ввиду неоднозначности толкования.
Бланк „Песья радость“ обеспечивает существенное увеличение обонятельных способностей. Рекомендуется для покупки поварам, парфюмерам и лицам других профессий, где непосредственно необходимо очень чуткое обоняние.
Относительно безопасен. В наследуемом варианте не продается, хотя есть несколько подтвержденных фактов спонтанного наследования по материнской линии. Наличие этого бланка в организме можно выявить с помощью простых проверок чувствительности носа, например, проверочной шкалой-пробником или лабораторными методами. Однако при лабораторном исследовании необходимо учитывать, что боты бланка практически не циркулируют в крови объекта и могут быть обнаружены лишь непосредственно в слизистой оболочке носа…»
— Ничего не понял, — честно признался я. — Ты на досуге пишешь научно-популярные статьи? И много корпорация тебе за это приплачивает?
— Ты ничего не понял, — подтвердил Богослов. — Ты такой же полуслепой, как и остальные. А время, как говаривали умные люди, время-то близко. Ладно, позже.
Он замолчал, а Оператор поднялся со стола, на котором уселся в ожидании результатов.
— Ничего зловредного, — пожал он плечами. — Предварительный анализ показывает, что это действительно модификаторы высшей нервной деятельности, но направление модификаций неясно. Ладно, даю команду на уничтожение. Чемодан отдадим наверх, пусть там разбираются.

 

Фабрика так и оставалась в изоляции, несмотря на наши уверения в том, что остатки бандитов малочисленны и лишены командования.
Охранники не хотели рисковать. Тем более что они, похоже, сейчас больше боялись нас, чем любой внешней угрозы. Приказа не выполнить они не могли, но и ворота нам открыли с явной неохотой. И сейчас большую часть своих и так скудных ресурсов бросили на то, чтобы следить за нами.
Еще бы, банда головорезов-убийц, механистов, киборгов, роботов, шотоголиков и как нас там еще называли, вооруженная до зубов, обвешанная оборудованием, — и внутри охраняемого ими объекта.
Им было тяжело. Мы для них были людьми с металлической кровью. Теми же врагами, что и снаружи, с той только разницей, что мы им помогали.
Но доверия это никак не прибавляло.
Поэтому они вздохнули с явным облегчением, когда вертолеты за нами наконец прилетели.
— Собираемся, — заявил Оператор. — В гостях хорошо, а дома лучше.
Сложно было спорить.
Об инциденте в подвале Оператор просил не распространяться, а местных мы вообще оставили по этому поводу в неведении.
Перед тем как мы отправились к вертолетам, меня подозвал командир:
— Ты это, отдельно говорю, не болтай. Наверх я инфу отправил, но только Петру Семеновичу. Если кому и верить, то только ему. Так что давай, двигай к вертолету и помни: язык за зубами.
Я кивнул и пропустил его вперед.
Странно, но он не хромал. Может, Богослов приукрасил свой рассказ?

 

— Меньше всего люблю летать, — ворчал Богослов. — На земле у нас хотя бы видимость, что от нас что-то зависит. От нашей скорости там, реакции, от того, как хорошо мы работаем и как слаженно. А в вертолете… до первой ракеты.
Богослов выпрыгнул из машины, не дожидаясь полной остановки винтов. Я спрыгнул вслед за ним.
— Поэтому, — он многозначительно поднял палец, — я вожу с собой вот это.
Напарник махнул рукой с зажатым в ней двойным рюкзачком, который вроде как должен был вешаться на спину и на грудь одновременно.
— Парашют? Такой маленький? — удивился я.
— Нет. Система экстренного приземления. Ее вообще-то для прыжков с многоэтажек используют, но и мы обычно невысоко летаем. Как только запускаешь, быстро выбрасывает ударные тормозные пленки. Те же парашюты, только много, и каждая действует всего долю секунды, лишь слегка тебя притормаживая. Пленки из наноматериала, очень тонкие, так что при активации в пятидесяти метрах от поверхности их срабатывает до сотни. Останавливая падение почти до нуля, но при этом относительно плавно. Полная жесть. И страшно до жути. Летишь к земле, активизируешь и вдруг начинаешь чувствовать, что замедляешься, но при этом тебе кажется, что тебя ничто и не держит. Каждая пленка сбрасывается сразу, ты видишь за собой лишь серебристый хвост. А потом подлетаешь к земле и встаешь на ноги.
— Мне дашь попробовать?
— Из вертолета спрыгнуть? — ухмыльнулся Богослов.
— Можно с высотки, если найдем. Или с вертолета. Только, может, для начала в воду?
— С высоты хоть в воду, хоть в бетон, разница невелика.
— Все ж как-то спокойней.
— Да. Сейчас иди, сдавай модули. Только не забудь забрать управляющие блоки с выживших.
— С каких выживших? — не понял я. — Ты о двух моих машинках?
— Да, с них. Управляющие модули забери. Завтра собирались привезти новые модели, так что они тебе понадобятся.
— Зачем? Если новые модели?
— Ты хотя бы примерно себе представляешь, какой ИИ в этих дронах? Новичкам всегда дают стартовый, заводской. Если кто-то… выбывает, то их дронов забирают друзья. Если дронов не берет никто, то они отправляются вместе с владельцем. В могилу, в крематорий или просто в тихий домик в деревне. Кому как повезет. Так вот. Эти ИИ саморазвиваются. Накапливают опыт в реальных схватках. Привыкают к твоей манере ведения боя. Ты и сам в них можешь потом кое-что подкрутить, если захочешь. Поэтому все стараются забрать мозги дронов с собой, даже при переходе на новую модель. Там, конечно, бывают казусы, когда архитектуру сильно меняют, но вроде у всех современных моделей есть специальная система шлюзования. Так что забери, не забудь. За одного битого дрона двух небитых дают, знаешь ли.
— Ну хорошо. Заберу. — Я пожал плечами. Звучало это слегка странно. Ощущение у меня возникло такое, словно у каждого здесь была своя личная овчарня. И каждый своих собачек любил, холил и старался обучить как можно лучше. А потом, логично предположить, еще и свести поудачней.
Все-таки у Богослова был какой-то бланк, позволяющий читать мысли.
— Бывает, пытаются компилировать из нескольких ИИ один. Но в явном виде это не выходит. Зато у нас тут другая забава — обмен тактическим опытом после боев. Информацию о действиях чужого дрона можно купить, закачать своему, и тот сможет ею пользоваться словно военным справочником. Но будет действовать по своему алгоритму. Это я так, упрощаю.
— Купить? — Сегодня для меня был очередной день открытий. — Купить, извините, за что?
— За другую информацию, — пожал плечами Богослов. — Деньги у нас не в ходу, знаешь ли. Обобщенная боевая база все равно каждый раз дается всем. Правда, большинство заливает эпизоды лишь выборочно. Все боятся, что их дроны начнут портачить, и осторожничают. Но еще у нас есть игра. И твои два дрона в нее вступили, раз выжили. Теперь ты можешь продать их базу данных. Конечно, за невеликую цену, но они неплохо себя вели, и кто-то вполне может решить, что готов дать тебе в обмен копию мозгов одного из своих дронов.
Мы уже подходили к оружейной, и Богослов начал на ходу стаскивать с себя жилет.
— И рейтинг, наверное, есть? — спросил я.
— Есть, — кивнул Богослов. — Один из моих дронов на пятом месте. Шестьдесят семь подтвержденных нейтрализаций, шестнадцать миссий с момента последней гибели. Я тогда решил его восстановить из резервной копии. И не жалею.
— Азимову бы это не понравилось, — буркнул я.
— Азимову? Это который три закона? Ну да. Законы хороши, когда они натуральны, то есть поддерживаются самой природой. Или если их неисполнение влечет за собой такой джихад, что даже самый сумасшедший не рискнет их нарушить. Или если все вокруг такие хорошие, высокоморальные, что соблюдают эти законы за просто так.
— Ну раньше же боевых роботов не делали? — попробовал я поспорить.
— Точно? А может, просто не умели? И потом, скажи мне, что такое робот? Револьвер — это не робот? Жмешь на кнопку — спусковой крючок, получаешь результат. Беспилотники с лазерным наведением — не робот? Ракеты-то ведь на их указку летели. В чем разница? В наших процессоры появились, а в «Калашникове» их не было? И что? Раз процессор есть, то он сразу кинется три закона робототехники исполнять?
— Прошивка… — Я еще сопротивлялся.
— Давай без идеализма, а? Какая прошивка? Прошивку-то кто придумывает? Пока мы не разучились убивать, любая наша машина тоже будет это уметь.
— Разучимся когда-нибудь?
— Нет, — покачал головой Богослов. — Думаю, теперь уже нет. Вымрем раньше.
Назад: ГЛАВА 2
Дальше: ГЛАВА 4