В течение следующего часа линкор «Георгий Победоносец» уничтожил ещё три альвийские базы в окрестностях дром-зоны, а в самой дром-зоне крейсера и корветы неумолимо теснили противника, чьи потери уже достигали сорока процентов. Орбитальный комплекс над Новороссией был разгромлен почти на две трети, а на поверхности планеты повстанцы уничтожали последние очаги сопротивления альвов — благо чужаки, уже давно убедившись в покорности новороссийцев, не содержали крупных наземных гарнизонов.

К этому времени в пассиве новороссийского флота было семьдесят три погибших корабля, из них девять — с командами. Компьютерный прогноз, который мне накануне сообщил Ворушинский, оказался чересчур оптимистическим, он не до конца учёл отсутствие практических навыков и достаточной квалификации у экипажей. Но всё равно, для такой крупномасштабной операции это были мизерные потери, не шедшие ни в какое сравнение с тем ущербом, который понесли вражеские войска.

Дополнительным фактором, деморализовавшим альвов, была прямая трансляция по новороссийским телеканалам хода сражения как на орбите, так и в дром-зоне, сопровождаемая закадровыми комментариями журналистов, которые становились всё более едкими и издевательскими. Наш линкор получал телевизионный сигнал по нуль-связи и ретранслировал его на дром-зону. Этот эффектный психологический приём, как сообщил нам Ворушинский, был предложен Вейдером и вполне оправдывал себя — альвийское командование, потрясённое тем, что их противник располагает средством мгновенной связи, а вдобавок шокированное происходящим на Новороссии и в её окрестностях, допускало всё больше тактических ошибок, теряя контроль над своим флотом.

В начале третьего часа сражения среди альвов появились первые дезертиры. Они уходили через ближайшие свободные каналы второго рода в неизвестность — не важно куда, лишь бы вырваться из этой мясорубки, где небольшой человеческий флот, потеряв менее сотни кораблей, уже перемолотил почти половину их огромной армады.

Этот пример оказался таким заразительным, что вскоре бегство приобрело массовый характер, а грозные тирады командующих с обещанием всяческих напастей на головы дезертиров лишь подстёгивали колеблющихся. Узнав из телепередач о том, что творится в дром-зоне, отдельные альвийские корабли из состава орбитального комплекса и даже целые соединения решили, что они ничем не хуже своих товарищей по оружию, и бросили боевые посты, устремившись прочь от планеты.

Ворушинский, вовремя сообразив, что ребята вот-вот кинутся в погоню за беглецами, крикнул в микрофон:

— Всем кораблям в дром-зоне и на орбите! Сохранять построение, не разрывать крылья… Спокойнее, друзья, спокойнее. Чёрт с ними, с трусливыми мохнатиками. Всё равно их всех не перебьёшь. Покажем им, что бегство — лучший способ сохранить свои блошистые шкуры.

Впрочем, лидеры большинства крыльев, в том числе и Рашель, ещё до вмешательства главнокомандующего сумели обуздать порыв своих подчинённых. Лишь десяток кораблей во всём флоте, чьи командиры поддались азарту, рванулись было вперёд, и в результате четыре из них попали под перекрёстный огонь противника. К счастью, все их экипажи успели катапультироваться.

Юрий сразу распорядился:

— Новые корабли не давать. Команды списать в резерв. Капитанам — выговор в личное дело.

Среди четырёх провинившихся капитанов оказалась и Эстер. Пользуясь своей привилегией как государевой невесты, она ворвалась в командный центр с явным намерением потребовать объяснений, однако, встретившись с суровым взглядом Ворушинского, даже не пикнула, а, виновато склонив голову, подошла к нам.

— Плохой из меня командир, правда?

Анн-Мари обняла её за плечи.

— Нет, девочка, ты хорошо сражалась. Просто нервы под конец не выдержали. Такое бывает.

— И от этого гибнут люди. — Эстер вздохнула. — Надеюсь, жена из меня получится лучшая, чем капитан.

— Тоже ответственная работа, — сказал я. — Особенно, когда твоя семья — целая планета.

На связь с линкором вышел Павел и потребовал, чтобы Эстер немедленно явилась к нему. Девушка попрощалась с нами и убежала к ближайшему нуль-порталу.

Битва продолжалась ещё четверть часа, пока дезертирство из массового не переросло во всеобщее. Лишь тогда, уже припёртое к стенке, командование альвов объявило о безоговорочной капитуляции. Ворушинский немедленно распорядился:

— Передать в ответ: «Капитуляция принимается. Все альвийские корабли, за исключением линкоров, дредноутов и крейсеров классов „АА“ и „АВ“, должны покинуть локальное пространство Новороссии через канал на Эпсилон Волхвов. Суда, упомянутые в исключении, а также уцелевшие станции и базы, остаются в качестве трофеев; защитные системы на них деактивировать. Всему личному составу и персоналу трофеев предписывается в течение часа погрузиться на транспорты и отчалить. Предупреждение: наличие активных защитных систем или запущенных механизмов самоликвидации будет расценено как акт агрессии со всеми проистекающими отсюда последствиями. На эвакуацию группы войск в районе дром-зоны отводится десять часов, для орбитального комплекса — тридцать». Подпись — главнокомандующий Военно-Космическим Флотом Новороссии.

— Радиограмма отправлена, адмирал, — отчитался связист.

— Главному инженеру — открыть канал на Эпсилон Волхвов. А теперь… — Юрий включил микрофон. — Внимание! Приказ главнокомандующего по всему флоту. Кораблям прекратить атаку, занять оборонительные позиции. Контролировать отступление альвийских частей. Открывать огонь только в случае прямого нападения. Сражение закончено, враг капитулировал. — Он глубоко вдохнул. — Ребята, сукины дети, вы победили! Спасибо вам! Я всех вас люблю!

После этих слов в командном центре начало твориться что-то невообразимое. Парни и девушки, прежде такие серьёзные и сосредоточенные, в одночасье превратились в обычных детей. Они кричали «ура!», смеялись и плакали, поздравляли друг друга, обнимались, кое-кто даже пустился в пляс.

Один лишь Ворушинский не поддался общему ликованию. С трудом переставляя ноги, он еле доплёлся до пультов и рухнул в ближайшее кресло. Руки его дрожали, а на лице была написана смертельная усталость. Для восемнадцатилетнего подростка, каким бы гениальным он ни был, оказалась слишком тяжёлой ношей ответственность за судьбы миллиардов людей. Да и только ли в возрасте дело! Я хорошо помнил, в каком состоянии находился после битвы за Мату-Гросу мой бывший шурин, адмирал Бриссо, который командовал операцией по освобождению этой планеты…

События следующего часа подтвердили, что альвы действительно отступают, не пытаясь нарушить условий капитуляции. За всё это время никаких серьёзных инцидентов не произошло. Альвы послушно оставляли в распоряжение победителей свои самые крупные корабли, станции и базы и уходили на безоружных транспортах. Уже готовились к высадке небольшие абордажные группы, состоявшие из юных инженеров и таких же юных космических пехотинцев — в основном, учеников спортивных школ. Представлялось маловероятным, что чужаки нарушат условия капитуляции и заминируют трофейные суда, ведь нам ничего не стоило разделаться с их транспортами.

Я наконец получил разрешение связаться с Рашелью и поздравил её с отличной работой. Дочка пообещала, что как только район, контролируемый её крылом, полностью очистится от альвов, она прибудет на борт линкора, и мы наконец-то сможем нормально пообщаться.

Тем временем по телевидению началась прямая трансляция выступления Павла перед народом, заполнившим огромную площадь напротив Летнего дворца. Говорил он красиво и прочувствованно, явно не по заготовленной заранее шпаргалке, а импровизируя на ходу. Хвалебные оды в честь героев-освободителей Новороссии Павел мастерски перемежал с проклятиями на головы предателей, сотрудничавших с альвами, и вскоре так завёл толпу, что она стала требовать для коллаборационистов публичной казни. Но тут молодой царь блеснул великодушием и объявил, что прислужники чужаков, позор всей человеческой расы, будут отправлены к своим хозяевам на Альвию — а те пусть приютят их у себя. Народ был в полном восторге от этой идеи.

Когда Павел уже заканчивал свою пламенную речь, дежурный связист сообщил, что пришла радиограмма от галлийского разведкрейсера, который накануне ночью, за шесть часов до начала атаки, вошёл в локальное пространство Хорса.

— Всё-таки соизволили поздравить нас с победой, — устало проворчал Ворушинский. — Пожалуйста, лейтенант, придумайте что-нибудь вежливое в ответ. И отправьте от моего имени.

— В радиограмме не только поздравления, адмирал. Здесь сказано, что на борту крейсера находится председатель Объединённого комитета начальников штабов Содружества. Он хочет встретиться с вами.

Анн-Мари тихо присвистнула. Я же от внешнего проявления эмоций удержался, хотя был поражён не меньше её.

— Ну и ну, какая честь! — произнёс Юрий с заметным сарказмом в голосе. — Сам адмирал-фельдмаршал Дюбарри почтил нас своим вниманием… А где его корабль? Далеко?

— В двух астроединицах. Но радиограмма содержит данные о настройках их нуль-портала. Адмирал Дюбарри просит разрешения высадиться на борт «Победоносца».

— То, что он просит, а не требует, уже отрадно… Что ж, лейтенант, перенастройте резервный портал верхнего яруса и шлите сигнал о готовности к транзакции.

Связист немедленно занялся делом. Ещё накануне вечером Юрий в общих чертах просветил меня насчёт ортогональных трансляций. Никаких выкладок он не приводил, поскольку для этого нужна была особая математика, которой я не знал, а просто сказал, что волны-посредники орто-трансляций имеют некое подобие длинны, однако выражается оно не скалярной величиной, а вектором в бесконечномерном гильбертовом пространстве. По этой причине наши агенты не подозревали о существовании на Новороссии и в её окрестностях другой нуль-сети — возможность случайного перехвата пространственных колебаний без точной взаимной настройки приёмника и передатчика была исключена не только практически, но и теоретически.

Когда всё было готово, Ворушинский поднялся с кресла и не спеша, чтобы скрыть от подчинённых свою нетвёрдую поступь, двинулся к выходу из командного центра. У двери он остановился и пригласил нас с Анн-Мари следовать за ним.

— Пусть ваш начальник убедится, что с вами всё в порядке. Это избавит меня от лишних объяснений.

Резервный портал верхнего яруса примыкал к кают-компании. Когда мы явились туда, Дюбарри как раз выходил из кабины. Он был один, без сопровождения.

Юрий солидно и неторопливо козырнул ему — так, как принято козырять равному по званию и должности, но старшему по возрасту офицеру.

— Приветствую вас, адмирал-фельдмаршал.

— Здравствуйте, адмирал Ворушинский, — ответил Дюбарри. — Долго же вы от нас прятались.

— Да, — согласился Юрий, предлагая ему садиться. — Но теперь игра в кошки-мышки закончена. Мы есть, за нами стоит целая планета, и вам придётся считаться с этим фактом.

— Я этого не оспариваю, коллега. И примите мои искренние поздравления с блестящей победой. Вы провели операцию на высочайшем уровне.

— Вы справились бы лучше. И гораздо раньше — если бы не утаивали свои новейшие разработки.

Дюбарри нахмурился:

— Это очень болезненная для меня тема. Не хочу, чтобы мои слова прозвучали как самооправдание, но я с самого начала выступал против такой политики. Я считал и продолжаю считать, что человечеству хватит мудрости, выдержки и здравомыслия правильно построить свои отношения с Иными расами. Однако большинство в нашем руководстве придерживалось иной точки зрения, они слишком невысокого мнения о наших гражданах, и мне пришлось подчиниться их решению. Теперь же этот вопрос закрыт — вы решили его в явочном порядке. Хотя, замечу, могли решить ещё четыре года назад.

К моему удивлению, Юрий не стал оправдываться, что он тоже был вынужден следовать воле большинства. Вместо этого он произнёс:

— Мы постараемся исправить свою ошибку, освободив остальные человеческие миры.

— А может, поделимся? — то ли в шутку, то ли серьёзно предложил Дюбарри. — Мы уже вызвали из Туманности Андромеды флот, оснащённый самым современным вооружением.

Ворушинский безразлично пожал плечами:

— Лично для меня не имеет принципиального значения, кто освободит эти планеты — мы или вы. Главное, поскорее очистить их от чужаков, вернуть людям свободу. Так что работы хватит на всех.

— Значит, вы согласны действовать совместно с нами?

— Конечно, согласны. Но только на равных.

Дюбарри кивнул:

— Условия приняты и обсуждению не подлежат. Однако у меня создалось впечатление, что у вас проблемы с личным составом.

— Если под проблемами вы подразумеваете наш возраст, то с этим вам придётся смириться. Хотите помочь нам людьми? Пожалуйста, мы не возражаем. Пускай власти планет Содружества позволят нам провести набор добровольцев из числа старшеклассников и слушателей младших курсов военных академий.

Дюбарри растерянно покачал головой:

— Нет, это уже слишком для моих седин. Определённо, мир сошёл с ума. Армия, сплошь состоящая из детей…

— Однако боеспособная армия, — заметил Ворушинский. — Вы сами это видели.

— В том-то и дело, что видел. И всё ещё не могу поверить собственным глазам. Мы, старики, были непоколебимо уверены, что без нас молодёжь не способна и шагу ступить в верном направлении, а теперь вот получили на свою голову планету, где всем заправляют подростки. Какой-то юношеский шовинизм, право слово!.. Да, кстати, коллега, когда вы намерены выпустить наших людей?

— Они уже свободны. Недавно их отпустили со всеми приличествующими извинениями и объяснили, что это была просто превентивная мера. Они так усердно разыскивали группу коммодора Матусевича, что могли помешать нашим планам.

Мы с Анн-Мари озадаченно переглянулись. Заметив это, Дюбарри пояснил нам:

— Видите ли, попались не только вы и ваши ребята. Сразу после прихода к власти царя Павла были схвачены все наши агенты на Новороссии. Все до единого — представьте себе! Как вам нравится такой дружественный акт со стороны союзников?

Ничего ответить я не успел, поскольку в следующую секунду в кают-компанию вбежала Рашель.

— Папа! — радостно воскликнула она с порога, но тут увидела Дюбарри, резко затормозила и отдала честь: — Адмирал-фельдмаршал!

— Вольно, мичман… гм, лейтенант-командор. — Он поднялся с кресла, подошёл к ней и смерил её пристальным взглядом. — Ну, и что вы скажете в своё оправдание? Как объясните неявку в штаб?

Вопреки моим ожиданиям, Рашель не стала приводить свои вчерашние аргументы.

— У меня нет приемлемых объяснений, адмирал, — просто ответила она. — Я признаю, что совершила серьёзный проступок, но не сожалею об этом. С настоящего момента я слагаю с себя полномочия капитана трофейного крейсера «Нахимов», который, по договорённости с командованием флота Новороссии, переходит в собственность ВКС Земли. — С этими словами дочь сняла с воротника лейткомовские значки и протянула их Дюбарри. — Соответственно, я прекращаю своё временное пребывание в звании лейтенанта-командора и возвращаюсь к постоянному мичманскому. Хотя, боюсь, ненадолго. Прикажете подать рапорт об отставке прямо сейчас, или мне ждать до возвращения в штаб?

Адмирал взял значки, посмотрел на них, затем снова на Рашель.

— А почему вы не ссылаетесь на первую статью устава?

— Потому что на неё ссылаются все, кому не лень.

— Совершенно верно, ссылаются. Согласно статистике, в каждом третьем случае провинившиеся обосновывают свои самовольные поступки именно этой статьёй. Однако ваш случай — как раз тот, когда подобное обоснование уместно. Вы ведь понимали, что ваше прибытие в штаб автоматически лишит вас возможности присоединиться к новороссийскому флоту и принять участие в сражении?

— Так точно. Меня бы не отпустили.

— А между тем, от контр-адмирала Кореевой и капитана Киселёва вам было известно, что у них каждый командир на счету.

— Да.

— Сколько вражеских кораблей уничтожил ваш крейсер?

Дочка замялась.

— Я не знаю, адмирал. Нужно посмотреть бортовые записи.

— Как это вы не знаете? — удивился Дюбарри. — Ведь это был ваш первый бой как капитана. Неужели вы не считали?

— Поначалу считала, но потом сбилась со счёта.

— Значит, их было так много?

— Ну… да.

— Больше сотни?

— Да, больше, — уверенно ответила дочь.

— Больше двухсот?

— Наверняка не скажу, адмирал. Но возможно.

— А сколько кораблей потеряло ваше крыло?

— Ни одного.

— И как вы оцениваете свой вклад в общую победу?

— Я полагаю, моя помощь была не лишней. Однако флот вполне мог обойтись и без меня.

Дюбарри в задумчивости прошёлся по комнате.

— Ну, допустим, я отправлю вас в отставку. Хотя замечу, что это не совсем в моей компетенции; это дело земного Генштаба. Однако предположим, что я воспользуюсь своим правом председателя Объединённого комитета. Как вы думаете, что будет дальше? А произойдёт следующее: присутствующий здесь адмирал Ворушинский тотчас предложит вам поступить на службу в новороссийский флот — как минимум в звании капитана третьего ранга, а скорее, второго.

— Первого, — отозвался Юрий. — Чёрт побери, я дам ей бригаду!

— Вот видите, вас прочат в бригадиры. Но… — Дюбарри сделал выразительную паузу и погрозил ей пальцем, — ничего у вас не выйдет, мадемуазель. Вы остаётесь земным мичманом и командиром крейсера «Нахимов», который по-прежнему находится в оперативном подчинении Военно-Космического Флота Новороссии. Если адмирал Ворушинский поставит вас во главе бригады, то вы сможете надеть капитанские орлы. А пока носите это, — он вернул ей значки, — лейтенант-командор Леблан.

Рашель лихо козырнула:

— Слушаюсь!

Сияя от гордости, дочь вдела обратно в петлицы лейткомовские знаки различия. Затем бросила на меня жадный взгляд и после некоторых колебаний обратилась к Дюбарри:

— Адмирал-фельдмаршал! Разрешите совершить в вашем присутствии не предусмотренный уставом поступок.

Он добродушно усмехнулся:

— Разрешаю.

Тогда Рашель подступила ко мне и, не стесняясь посторонних, крепко обняла меня.

— Ах, папа! Я так волновалась за тебя…