27
Как всегда, Валько был сама рассудительность.
— А ты не сообразила позвонить Кузнецову? — спросил он, выслушав мой сбивчивый рассказ.
— Сообразила. Но я не знаю его личного номера.
— Дурочка ты! А справочные зачем существуют? — Он шагнул к встроенному в стену гостиной бытовому терминалу и вызвал объединённую базу данных всех телефонных компаний Новороссии. — Кузнецов сейчас наша единственная ниточка. К твоему сведению, мой аварийный передатчик тоже молчит… Опля!
— Что такое?
— Здесь указан только номер домашнего видеофона. С его женой то же самое.
— У нас добрая половина населения не регистрирует свои персональные телефоны, — произнёс Олег, до того сидевший тихо как мышка. Моя история подействовала на него ещё более ошеломляюще, чем инцидент с Аней Кореевой и Сашей Киселёвым. А окончательно его сразило известие, что мне девятнадцать лет и я офицер космического флота… — Это традиция, произросшая из боязни, что твои разговоры могут подслушивать. — Он фыркнул: — Какая наивность! Если охранке понадобится, она вычислит любой телефон, зарегистрированный или нет.
— Очень скверно… — Валько почесал затылок. — Было бы неплохо связаться с его дочерью, но в памяти видеофона её номера нет. И записи всех разговоров стёрты. Они автоматически удаляются ежедневно, в три часа ночи. Обычная практика. А поискать в базе данных… Как зовут дочь Кузнецова?
— Елена. Но её фамилии я не знаю. Вряд ли она живёт под своей девичьей, на Новороссии для замужних женщин это не принято.
— Тогда глухой номер, — резюмировал Валько. — В Верхнем Новгороде проживает около двадцати миллионов человек, и среди них тьма тьмущая Елен Руслановных. Слишком распространённые имена. — Он отошёл от терминала. — Я так понимаю, что у Эстер должны быть резервные каналы связи с нашей разведкой. Попытаюсь вызвать помощь через неё. Но мне нужен профессиональный компьютер.
— Наверху, в моей комнате, — сказала я. — Пойдём.
— Нет, ты останешься здесь. Присматривай за пленниками.
— Да, ты прав. Тогда поднимайся по лестнице, вторая дверь слева. Только не вздумай рыться в моём белье.
Уже направляясь к двери, Валько ухмыльнулся:
— К тебе возвращается чувство юмора. Это хороший знак.
Он отсутствовал не более пяти минут. За это время мы с Олегом не произнесли ни слова и избегали встречаться взглядами. Мы оба чувствовали себя неловко — мне было стыдно, что я целый месяц водила его за нос, хоть и не по своей воле, а он, похоже, робел передо мной.
Наконец из холла донёсся быстрый топот ног, и в гостиную ворвался Валько — бледный как покойник, с лихорадочно сверкающими глазами.
— В чём дело? — всполошилась я. — Что стряслось? Ты связался с Эстер?
— Нет. Сейчас это… нежелательно. Её лучше не втягивать. Я кое-что обнаружил. Такое…
— Ну, что же?
— Я подключился через твой терминал к компьютеру твоего отца. И посмотрел, чем он занимался перед уходом. Теперь я всё понял.
Снедаемая нетерпением, я схватила его за грудки и хорошенько встряхнула.
— Так что же ты понял?!
— Эти ребята, — Валько указал на мирно спящих рядышком Аню и Сашу, — никакие не доморощенные подпольщики. Твой отец проанализировал досье всех пятерых — Кореевой, Киселёва, Иванова, Компактова и Ворушинского — и выявил в их биографиях одну общую черту. Короче говоря, они агенты извне, внедрённые на Новороссию три года назад.
Олег потрясённо ахнул. А я почему-то сразу успокоилось. От этой новости ситуация не стала лучше, но во всяком случае прояснилась.
— Они не пятидесятники, — сказала я.
— Конечно, нет. Они люди. Другой вопрос — откуда они, кого представляют и какие цели преследуют.
— Сейчас мы это выясним. Сейчас мы всё выясним. Обождите минутку.
Я выбежала из комнаты, быстро поднялась на второй этаж, вошла в спальню отца и Анн-Мари, а оттуда — в ванную. Порывшись в аптечке, я вскоре нашла упаковку инъекционных ампул с надписью: «Диметилатропина гидрохлорид». Не самый лучший препарат, зато весьма эффективный, который напрочь лишал человека воли и способности сопротивляться. Я не ошиблась в Анн-Мари — она оказалась достаточно предусмотрительной и на всякий пожарный обзавелась средством для «развязывания языка». Ещё я прихватила из аптечки синергин, после чего вернулась в гостиную.
Там Валько при содействии Олега деловито обыскивал наших пленников. На журнальном столике возле дивана уже лежали Анины серьги и колечко, пара наручных часов — изящные женские и массивные мужские, телефоны, медальон с золотой цепочкой и несколько пластиковых карточек.
— Если они агенты, — объяснил мне Валько, не прекращая обыск, — то у них могут быть штучки вроде наших аварийных передатчиков… Ага! Вот это интересно.
Он выудил из заднего кармана Аниных брюк какой-то небольшой плоский приборчик с тремя сенсорными кнопками и крохотным дисплеем, на котором высвечивался текст: «Активно: П Л Т». Теми же буквами — «П», «Л» и «Т», — были маркированы и кнопки.
— Так-так, — задумчиво произнёс Валько. — Что бы это значило?
— Что бы ни значило, лучше не трогай, — посоветовала я.
— Вообще-то ты права. Однако устройство активно, и это мне не нравится. Очень не нравится.
— Мне тоже, но…
— Послушайте! — несмело вмешался Олег. — А «П» и «Л» не может означать «парализаторы» и «лучевое оружие».
Я вопросительно посмотрела на него:
— В каком смысле?
Он смутился.
— Ну… У Вейдера есть своя секретная виртуальность. Даже несколько виртуальностей. В одной из них игроки должны захватить военную базу чужаков. И у каждого имеется генератор специального защитного поля — в радиусе тридцати метров вокруг него парализаторы и лучевики противника не действуют. А наше оружие, конечно, в полном порядке.
Валько фыркнул:
— Ха! Можно не сомневаться, что с таким преимуществом вы всякий раз задаёте мохнатикам жару. У нас тоже хватает игр, где хорошие парни обладают всевозможным супероружием, с помощью которого укладывают чужаков штабелями. Такие игры вредны, они расслабляют человека, на подсознательном уровне внушают ему ложное чувство неуязвимости. Поэтому всем нашим военнослужащим строжайше запрещено в них участвовать. Да, что касается оружия массового уничтожения, то тут мы на две головы выше всех Иных рас; однако старые добрые парализаторы и всевозможные лучевики как у нас, так и у чужаков совершенно одинаковы, в их конструкции ничего принципиально не менялось уже лет пятьсот, они надёжны и безотказны.
В качестве демонстрации к своим словам он достал из кармана парализатор, замаскированный под обычный фонарик, направил его в стену и нажал на спуск.
Ничего не случилось. Ровным счётом ничего. Озадаченно хмыкнув, Валько повторил попытку. Всё тот же результат.
Между тем Олег взял пистолет Саши Киселёва и выстрелил в стену. Раздался характерный треск разряда, сверкнула голубоватая вспышка.
— Вот видишь, работает.
Валько прижал палец к сенсорной кнопке «П» прибора. Текст на дисплее сменился: «Активно: Л Т». После этого испробовал свой парализатор — он работал исправно.
— Ну и дела!..
Сделав «П» снова активным, он убедился, что его оружие опять заклинило.
— Круто! Нечего сказать… А «Л», значит, «лучевики»? Тогда и вправду можно мочить чужаков, как мух. Надо только избегать выстрелов издали… — Он повернулся к Олегу: — А что такое «Т»?
Тот пожал плечами:
— Не знаю. В той игре у нас была защита только против парализаторов и лучевиков.
Валько задумчиво почесал нос.
— Гм-м. Танки? Торпеды? Термоядерное оружие?… Нет, глупо.
— Топоры, томагавки, — злорадно предположил Олег.
— Прекрати! Сейчас не время для шуток.
— Вот именно, — вмешалась я. — Не время. Ни для шуток, ни для экспериментов. Прежде всего нужно выяснить, что случилось с отцом и Анн-Мари.
— Да, действительно, — согласился Валько. Он поочерёдно нажал все три кнопки — «П», «Л» и «Т». Дисплей высветил: «Не активно». — Вот так-то лучше. Ну, и кого будем допрашивать — Корееву или Киселёва?
— Лучше Аню, — предложил Олег. — Из них двоих она главнее. К тому же Саша мне больше нравится.
— Хорошо, — кивнула я и указала на конфискованные у пленников побрякушки: — Но сперва нужно убрать их подальше… Нет, постойте. Этого мало. «Жучки» могут быть и в одежде.
— Ты что, предлагаешь раздеть её? — смущённо спросил Олег.
— Да, догола. И не красней, как невинная барышня. Можно подумать, ты никогда не видел голых девчонок. Хотя ладно. Сбегай ко мне, принеси один из моих халатов. Пощадим твою стеснительность.
К тому времени, когда Олег вернулся, я сняла с Ани всю одежду, включая бельё. Прикрыв наготу девушки коротким халатиком, я распорядилась вынести все её вещи в холл, а после некоторых раздумий велела ребятам оттащить туда же и бесчувственного Сашу Киселёва. Кто знает — может, спрятанные в его одежде «жучки» сработают и от Аниного голоса.
Плотно закрыв дверь гостиной, мы удобно усадили Аню на диван. Валько и Олег уселись справа и слева, придерживая её за руки.
— Ноги тоже держите, — сказала я. — Ниже колен, чтобы она не брыкалась, когда очнётся.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — произнёс Валько. — Лично я совсем не разбираюсь в «наркотиках правды».
— Зато я немного разбираюсь, — ответила я, доставая из упаковок ампулы. — Не слишком хорошо, но достаточно, чтобы не повредить её здоровью.
Склонив Анину голову набок, я сделала ей в шею инъекцию синергина, нейтрализуя действие парализатора. Подождав, когда она начнёт проявлять признаки жизни, я вколола ей диметилатропина.
Через полминуты Аня подняла голову, распахнула глаза и уставилась на меня мутным, бессмысленным взглядом. Зрачки её были расширены, дыхание глубокое, учащённое — явное свидетельство, что наркотик подействовал.
Она резко дёрнулась, благо Валько с Олегом надёжно удерживали её. Аня тихонько заскулила, из уголка её рта потекла слюна.
— Молчать! — властным тоном приказала я. — Сидеть смирно. Отвечать на мои вопросы. Ты поняла меня?
— Да.
— Кто ты? Откуда? Расскажи о себе.
— Кореева Анна. Родилась в городе Артёмовске, Петропавловский уезд, Христовоздвиженская губерния, двадцать шестого августа три тысячи пятьсот…
— Нет! — перебила я. — Говорить правду. Только правду. Назови своё настоящее имя.
— Я… не могу сказать.
— Ты должна. Отвечай!
Она вяло мотнула головой:
— Мне нельзя.
— Почему?
— Запрещено.
— Кем?
— Мной.
— Я снимаю запрет, — сказала я. — Разрешаю отвечать.
— Ты не можешь разрешить. Мне нельзя об этом говорить.
— Чёрт! — отозвался Валько. — Она что, зомби?
— Ты психокодирована? — спросила я.
— Да, — последовал короткий ответ.
Вот так-так! Никогда бы не подумала. Аня не производила впечатление человека безынициативного, с притуплённой интуицией, лишённого смекалки и творческого воображения. Как раз наоборот…
— Психокод подавляет твои мыслительные способности?
— Нет.
— Почему?
— Он включается, когда нужно.
— А именно?
— Не могу сказать.
Валько вполголоса прокомментировал:
— Какой-то новый способ кодирования. Не всеобъемлющий, а тонкий, ситуационный. В обычных обстоятельствах он не действует, а срабатывает лишь при определённых условиях. Например, после приёма наркотиков, при сильном алкогольном опьянении или продолжительном болевом воздействии.
— Похоже на то, — согласилась я. — И похоже, что он не такой эффективный, как глубинный психокод. На некоторые вопросы она всё-таки отвечает. Следовательно, мы можем кое-что выяснить.
Аня снова начала дёргаться. Я прикрикнула на неё:
— Сиди смирно! Подчиняйся мне! Отвечай: что с моим отцом и Анн-Мари?
— Не могу сказать.
— Однако ты знаешь, что с ними случилось?
— Да.
— Они… — мой голос сорвался от волнения. — Они живы?
— Да.
— Они захвачены в плен?
— Не могу сказать.
— Они пленники твоих товарищей?
— Не могу сказать.
— Их жизни грозит опасность?
Молчание. В Аниных глазах мелькнуло что-то вроде растерянности. Очевидно, вопрос был поставлен слишком расплывчато. Я попробовала уточнить:
— Есть ли вероятность, что они погибнут?
— Каждый может умереть. Все мы ходим под Богом.
— Ишь ты, философ, твою мать! — выругалась я. — Их могут убить твои товарищи?
Категорическое:
— Нет.
— Что вы собираетесь с ними делать?
Опять молчание. Я конкретизировала:
— Вы намерены отпустить их на свободу?
— Да.
— Когда?
— Не могу сказать.
— Их плен продлиться долго?
— Зависит от обстоятельств.
— От каких?
— Не могу сказать.
Тут я не выдержала и схватила Аню за горло.
— Теперь слушай меня внимательно, сука. У тебя какой-то тонкий, ситуационный психокод. Значит, тебе должно быть присуще чувство самосохранения. Сейчас ты мне скажешь, где вы держите отца. Если не можешь сказать прямо, то намекни. Иначе, клянусь всеми святыми, я задушу тебя. Ты поняла меня?
— Да.
Я крепче сдавила её горло.
— Говори! Приказываю тебе!
— Розовые слоники… — прохрипела она. — Голубые кролики…
Мысль о том, что у Ани начался бред, не успела оформиться в моей голове. В следующий момент перед глазами у меня потемнело, пол под моими ногами развёрзся, и я начала падать в бездну. Раздался громкий хлопок, от которого зазвенело в ушах…
Я висела в пустоте, не чувствуя своего тела… Хотя нет, тело я чувствовала — но не чувствовала его веса. В ушах продолжало звенеть. Моя рука прикоснулась к чему-то мягкому, тёплому… Я наконец сообразила раскрыть глаза и увидела перед собой Аню. Судя по выражению её лица, она находилась в наркотической полудрёме. Рядом с ней парили Валько и Олег.
Именно парили. Все мы парили в невесомости, а вокруг нас вращалась небольшая комната без какой-либо мебели, без окон и дверей, с голыми стенами и излучающим ровный белый свет потолком. То есть, конечно, это мы вращались посреди комнаты — но, как установил ещё в древности Эйнштейн, любое движение в природе относительно.
Также вместе с нами парило в невесомости несколько странных предметов. Один из них, самый крупный, сильно напоминал кусок дивана из гостиной Кузнецова. Того самого дивана, на котором ещё недавно сидели Валько, Олег и Аня. Другие предметы, поменьше, представляли собой клочки коврового покрытия и, по-видимому, куски строительного металлопластика.
Наши с Вальком взгляды встретились. Он что-то произнёс, однако из-за звона в ушах я ничего не разобрала. Олег неуклюже задрыгал руками и ногами, едва не угодив локтем мне в лицо. Я схватила его за плечи, притянула к себе и прокричала на ухо:
— Прекрати брыкаться!
Он расслышал и подчинился. Бледность его лица свидетельствовала о том, что от невесомости его слегка тошнит. А может, и не слегка.
Возникла слабая сила тяжести. Мы медленно опустились на пол, прекратив вращение. Гравитация постепенно возрастала. Я приняла сидячее положение и, судорожно сглотнув пару раз, добилась того, что звон в ушах стал значительно тише. А Валько прибегнул к более действенному средству — сунул пальцы в уши и энергично поковырял в них.
— Чёрт побери! — воскликнул он. — Это же телепортация!
— Ты так думаешь? — спросила я.
— А что ещё мне думать? Я точно не терял сознания. Даже глаз не закрывал. На секунду мелькнула темнота — и мы оказались здесь. А телепортация, по определению, есть мгновенное перемещение материальных объектов в пространстве.
— Я тоже не терял сознания, — произнёс Олег, с трудом поднимаясь с пола. — Мне стало плохо… мне и сейчас плохо, но я не отключался.
— А весь этот хлам, — Валько указал на кусок дивана и другие валявшиеся вокруг нас предметы, — мы прихватили с собой при телепортации.
Я встала на ноги и обошла комнату по периметру в поисках выхода. Ни намёка на дверь нигде не было. Скорее всего, отодвигалась целиком вся стена — но, увы, никаких кнопок для этого я не обнаружила.
Я опустилась на корточки над Аней Кореевой, отвесила ей несколько лёгких пощёчин, чтобы вывести её из дрёмы, а затем помогла ей сесть на то, что осталось от дивана.
— Где мы находимся?
— Не могу сказать.
— Как мы сюда попали?
— Не могу сказать.
Тут Валько остановил меня:
— Погоди, так ты ничего не добьёшься. Дай я попробую. — И он обратился к Ане: — Говорить мне только правду, ясно?
— Да.
— Нас кто-то принёс сюда во сне?
— Нет.
— Мы приехали на метро?
— Нет.
— Мы совершили гиперпереход?
— Нет.
— Мы телепортировались?
— Не могу сказать.
Ха, здорово! В контексте предыдущих вопросов, её последнее «не могу сказать» прозвучало как однозначное «да».
Валько достал из кармана брюк давешний приборчик с кнопками «П», «Л» и «Т».
— Мы телепортировались с помощью этого устройства?
— Нет.
— А для чего оно предназначено?
— Не могу сказать.
— И всё-таки, оно как-то связано с телепортацией?
— Не могу сказать.
— Чёрт! — выругалась я. — Как ты мог, Валько? Я же ясно велела отнести всё в холл.
— Извини, Рашель, — он покаянно опустил голову. — Я по рассеянности сунул его в карман. И забыл там.
— Врёшь! Ты ничего не делаешь по рассеянности. И ни о чём не забываешь. А теперь по твоей вине мы попали в эту мышеловку.
— Аня сказала, что прибор тут ни при чём.
— Но не отрицала связи между ним и телепортацией. Фактически она подтвердила её.
— Не спеши с выводами. Сейчас мы всё выясним… Аня, кнопка «Т» блокирует работу парализаторов?
— Нет.
— Блокирует работу лучевиков?
— Нет.
— Предотвращает возможность телепортации?
— Не могу сказать.
Валько повернулся ко мне:
— Вот тебе и вся связь. Этот прибор был призван помешать тебе воспользоваться оружием или телепортёром.
— Но у меня нет никакого телепортёра.
— А они считали иначе. Во всяком случае, допускали такую возможность. Поэтому наряду с «П» и «Л» было активно «Т».
— А ты деактивировал его!
— Да, тут я виноват, — не стал отрицать Валько. — Но разве мог я предвидеть такое? Ведь мы сняли с неё всё, что можно… Гм-м. Вот именно: всё, что можно. — Он снова перевёл взгляд на Аню: — Как ты совершила телепортацию?
— Не могу сказать.
— Это биологическое свойство твоего организма?
— Нет.
— Телепортация осуществляется с помощью специального устройства?
— Не могу сказать.
— Оно находится в твоём мозгу?
— Нет.
Последовал ещё ряд вопросов, пока мы наконец не выяснили, что устройство вмонтировано в её левую берцовую кость, а сработало оно от упоминания о розовых слониках и голубых кроликах.
Валько резюмировал:
— Так что ты виновата не меньше моего, Рашель. Ты потребовала от Ани намекнуть, где твой отец с Анн-Мари. Вот она и намекнула. Вскоре мы встретимся с ними — но, увы, в плену.
— Между прочим, за нами что-то никто не спешит, — отозвался Олег, который, слушая наш разговор, тем временем тщательно обследовал стены. — Похоже, наше появление прошло незамеченным. А значит, у нас ещё есть шанс… Аня, как нам отсюда выбраться?
— Не могу сказать.
— Ну и не надо ничего говорить. Просто выйди из этой комнаты. Сейчас же!
Она сделала попытку встать и произнесла:
— Сезам, откройся.
Стена, возле которой стоял Олег, отошла в сторону, открыв проход в неширокий коридор, устланный тёмно-синим ковровым покрытием.
— Круто! — сказал Валько с восхищением. — Ну, парень, ты молоток!
Олег немного застенчиво улыбнулся и осторожно выглянул наружу. Тотчас взвыла сирена, сверкнула вспышка парализатора, и он как подкошенный повалился ничком на пол.
— Олег! — испуганно взвизгнула я и бросилась к нему.
— Стой, Рашель! — крикнул мне вслед Валько. — Да стой же ты, дура!
Я не послушалась и, ясное дело, тоже попала под луч парализатора. Но так и не заметила, кто в меня стрелял.
