Понедельник никаких известий не принёс. Зато во вторник в сводках новостей проскользнуло упоминание о том, что шестнадцатилетняя цесаревна Наталья Александровна, младшая дочь государя Александра Михайловича, посетила несколько пригородных школ-интернатов, в том числе и тот, где училась Эстер. Целью этих визитов было пополнение штата принцессы новыми фрейлинами, каковых по традиции отбирали среди девочек-сирот. В отличие от царских отпрысков мужского пола, которые учились в обычной школе (ну, не совсем в обычной, а в самой лучшей, элитарной), государевы дочери проходили школьную программу в специальном придворном лицее, где компанию им составляли сверстницы-фрейлины. Собственно, это и было их главной обязанностью — учиться вместе с цесаревнами.

Уже на следующий день, в среду, три девочки получили официальное приглашение Двора занять должность фрейлин принцессы Натальи. Среди них оказалась и Эстер, а две другие избранницы были родом с Аррана и Эсперансы. Большинство обозревателей истолковали такой выбор, как символический жест доброй воли по отношению к переселенцам, свидетельство того, что верховная власть Новороссии признаёт их полноправными гражданами планеты.

Собственно, так оно и было. Как поведала мне Рашель со слов Олега Рахманова, Павел просто подкинул эту идею сестре, та сразу ухватилась за неё, а со стороны родителей никаких возражений не последовало. Остальное было уже делом техники. Вездесущий Сергей Иванов по прозвищу Вейдер позаботился о том, чтобы интернат Эстер попал в список тех, которые должна была посетить принцесса, а дальше всё случилось само собой, и Павлу даже не пришлось вмешиваться, чтобы склонить сестру к нужному решению. Внешность Эстер, её общительность и острый ум произвели на цесаревну благоприятное впечатление, и она сама, без подсказки брата, остановила на ней свой выбор.

А уже в четверг начались осторожные контакты цесаревича с нашей разведкой. Как мы и предполагали, он сразу дал понять, что не намерен танцевать под нашу дудку, а согласен сотрудничать лишь на равных. Чувствуя за собой внушительную поддержку в лице молодёжной организации, ухитрившейся опутать своими сетями всю Новороссию и даже установившей контроль над царской охранкой, Павел вполне мог позволить себе диктовать нам свои условия, а у нас не оставалось другого выхода, как признать за ним это право. Помимо него, нам больше не на кого было делать ставку — он был единственным сыном царя, сам государь, его отец, на поверку оказался слабым, безвольным человеком, вконец запуганным чужаками, а дядя и того хуже — вовсю лоббировал интересы могущественной финансово-промышленной группы, которая с потрохами продалась альвам. Рассчитывать же на то, что народ, веками привыкший жить под царской властью, с воодушевлением воспримет свержение монархии, было бы по меньшей мере наивно.

Время шло своим чередом. Переговоры нашего командования с принцем Павлом продвигались успешно, а его соратники, судя по их поведению, ни о чём не догадывались. Они поверили, что цесаревич влюбился в Эстер, и, надо сказать, имели для этого все основания, поскольку между молодыми людьми действительно завязался роман, слухи о котором быстро проникли за пределы дворца и вскоре облетели всю планету. В большинстве своём народ отнёсся к ним со спокойным пониманием и лёгкой иронией — в свои неполные восемнадцать Павел уже прослыл весьма любвеобильным юношей, а его страсть к рыжеволосым девушкам была общеизвестна. Правда, некоторые особо правоверные или истово православные граждане Новороссии выказывали неудовольствие тем, что новой пассией их наследного принца стала еврейка, но таковых, к счастью, было совсем немного.

А у Рашели на сей счёт сложилось вполне определённое мнение, которое она не замедлила сообщить мне, как только ей стало известно об отношениях между Павлом и Эстер.

— Адмирал Дюбарри чёртов сводник! — сказала дочь. — Он с самого начала планировал это. Только не говори, что ты ничего не знал. Конечно, знал. Ещё бы — такое великолепное прикрытие! А на чувства бедняжки Эстер всем наплевать.

— Но, солнышко, — смущённо возразил я, — ведь никто её не принуждал. Она сама, по собственной инициативе…

— Нет, по велению долга! Она не дурочка, она сразу поняла, что от неё требуется.

— Почему ты так думаешь? А вдруг Эстер влюбилась в него? Вот ты… — Я на секунду замялся. — Тебе же нравится Олег Рахманов. Нравится не потому, что тебе поручили работать с ним, а просто нравится. И ты проводишь с ним много времени вовсе не по велению долга.

— Ну, допустим. — Рашель дерзко посмотрела мне в глаза. — Но я не спешу заваливаться с ним в постель. Или заниматься этим в любом другом месте. Хотя кое-кто, не буду называть имена, настойчиво советовал мне быть более уступчивой.

Дочка вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Мне не составило труда догадаться, кем был упомянутый Рашелью «кое-кто», и я твёрдо постановил надрать этому наглому мальчишке уши. После выполнения задания, конечно, когда он уже не будет моим подчинённым…

А на исходе пятой недели нашего пребывания на Новороссии мне стало известно, что на планету вернулся альв Григорий Шелестов.