На следующей день, ровно в полдесятого утра по бортовому времени, наша группа собралась в кают-компании, готовая к посадке в десантный челнок. Все мы были в одежде, изготовленной на Новороссии; никаких предметов, могущих выдать наше инопланетное происхождение, у нас не было. Командование учло все мелочи, вплоть до нижнего белья, носков, наручных часов, серёжек в ушах девушек и косметики, которой они пользовались в течение всего полёта.

Я подозвал к себе троих ребят, которых накануне забраковали Рашель с Вальком, велел им идти со мной, а минут через двадцать вернулся один и сообщил:

— Ваши товарищи отказались от участия в операции. Я видел, что они колеблются, поговорил с ними, и они признали, что не годятся для такого задания. — Я сделал паузу и смерил всех пристальным взглядом. — Кто ещё хочет взять отвод? Это ваш последний шанс.

Никто из присутствующих моим предложением не воспользовался. Я смотрел на решительные выражения лиц ребят и чувствовал себя последним негодяем, представляя, как трое их товарищей мечутся сейчас, замкнутые в каютах, и проклинают меня на все заставки. Но это было неизбежно…

В четверть одиннадцатого явился пилот «призрака», капитан-лейтенант Буало, и провёл нас на борт своего челнока. Когда мы прошли из тамбура в довольно просторный салон и устроились в удобных мягких креслах, Буало сказал:

— Надеюсь, господа, вы предупреждены, что в течение всего полёта вам не позволено покидать пассажирский отсек челнока?

— Да, капитан-лейтенант, — ответил я. — На этот счёт мы получили чёткие инструкции. Никто из нас, включая и меня, не имеет права заходить в кабину пилота или в машинное отделение. Так что не беспокойтесь.

— Вот и хорошо, сэр. А на всякий случай ваш отсек будет наглухо закрыт — сами понимаете, секретность. Связь с вами я буду держать через интерком. Также вы сможете наблюдать за ходом полёта на своих экранах, — с этими словами он указал на стены с обеих сторон от двери в тамбур. — Большой экран справа — передний обзор. Слева расположены экраны заднего и боковых обзоров. Думаю, вы разберётесь. Но когда мы войдём в атмосферу планеты, подача визуальной информации будет прекращена — никто из вас не должен знать, где мы совершим посадку. Кроме того…

— О снотворном нас тоже предупредили, — нетерпеливо произнёс я. — Делайте своё дело, капитан-лейтенант. Удачи вам.

Буало козырнул:

— Спасибо, сэр. Удача понадобится и вам. Счастливого пути, господа.

Он вышел из салона, дверь люка за ним задвинулась, и с лёгким гудением сработали блокирующие электромагнитные замки.

— Ну вот теперь мы закупорены, как сельди в банке, — пробормотал сидевший рядом с Рашелью Валько. — Начинаем мариноваться.

Насчёт «мариноваться» парень подметил верно. Прошло добрых полчаса, растянувшихся для нас в целую вечность, пока наконец не ожил интерком. Голос капитана-лейтенанта Буало произнёс:

— …Включил связь с пассажирским отсеком, а то они уже умирают со скуки. Полную готовность челнока к старту подтверждаю.

— Готовность крейсера к запуску челнока подтверждаю, — ответил капитан Марсильяк. — Отстыковка шлюза.

— Есть отстыковка шлюза.

Пауза.

— Шлюз отстыкован успешно, — отрапортовал Буало.

— Тридцатисекундный отсчёт до прекращения связи и перехода в «призрачный» режим.

— Отсчёт начат. Двадцать семь секунд.

— Открытие ангара — через сорок секунд после прекращения связи. Отключение гравизахватов — через двадцать секунд после открытия ангара. Закрытие ангара — через сто двадцать секунд после отключения гравизахватов.

— График принят. Пятнадцать секунд до перехода. Бортовые системы функционируют нормально.

— Ни пуха ни пера вам, Пьер, Томá.

— К чёрту, капитан… Десять секунд до прекращения связи… Пять, четыре, три, два, один, ноль… Связь прекращена. Бортинженер, переход в «призрачный» режим.

— Есть переход! — отозвался напарник Буало, старший лейтенант Нарсежак.

Короткое молчание. Затем бортинженер доложил:

— Переход в «призрачный» режим произведён, командир. Энергопотребление в норме. Ожидание открытия ангара.

— Ангар открывается. Готовность к запуску привода.

— Привод к запуску готов. Ждём отключения гравизахватов.

— Эй, пассажиры! — обратился уже к нам Буало. — Сейчас отшвартовываемся от корабля. Закройте-ка все иллюминаторы.

— Ага, очень смешно! — тихо фыркнула Рашель, не оценив по достоинству шутки пилота. Конечно же, никаких иллюминаторов у челнока-«призрака» не было.

— Гравизахваты отключены, командир.

— Принято. Выходим из ангара.

Нас стало слегка покачивать. Это значило, что Буало, как и всякий опытный пилот, немного замедлил реакцию бортовых гравикомпенсаторов, дабы, что называется, «чувствовать» своё судно.

— Швырнули нас капитально, — резюмировал Буало. — Но коррекция курса пока не нужна. Идём по инерции. Господа пассажиры, вам, небось, уже надоела наша болтовня, так что мы отключаемся, а взамен предлагаем вам понаблюдать за полётом. Тоже не шибко увлекательное зрелище, но это временно. Часа через два гарантирую вам изрядную дозу адреналина.

Интерком замолчал, зато включились экраны с такой привычной, но по-прежнему чарующей меня панорамой усеянного звёздами космоса. На огромном экране переднего обзора ничего, помимо звёзд, пока видно не было; на одном из боковых сиял, приглушённый фильтрами, большой диск Хорса, а на другом виднелся удаляющийся «Каллисто». Также, внимательно присмотревшись, можно было различить движущиеся пятнышки кораблей сопровождения.

А вот они нас наверняка не видели. Ещё накануне полёта я имел возможность переговорить с командиром крыла, так он мне сказал следующее: «Эти новые „призраки“ действительно что-то уникальное. Уже четырежды я сопровождал десант, и ещё ни единого раза нам не удалось их заметить. Если эту технологию удастся применить и к большим кораблям, то чужакам придётся несладко. Мы будем крушить их, а они даже не смогут сообразить, откуда приходит к ним смерть…»

Да, кстати, а это идея! Что если у нас уже есть подобные корабли — и именно их собираются направить на штурм системы Хорса? Я представил себе эту заманчивую картину: не только шаттлы и малые суда, но и тяжёлые крейсера-«призраки», дредноуты-«призраки», линкоры-«призраки», даже станции-«призраки»… Нет, хватит, размечтался.

Как и обещал капитан-лейтенант, в первые пару часов ничего увлекательного не происходило. Мы просто летели сквозь безбрежную черноту космоса, держа курс на голубоватую звёздочку, которая постепенно становилась ярче и крупнее, пока не превратилась в маленький полумесяц — планета Новороссия, цель нашей миссии.

— Обратите внимание, господа, — раздался из интеркома голос Буало. — На боковом экране номер пять вы можете видеть патрульный фрегат чужаков. — Красная стрелка указала на крохотную искорку между звёздами; разумеется, был виден не сам фрегат, а пламя от его термоядерных двигателей. — Противник находится менее чем в семи тысячах километров от нас, но все его радары, инфракрасные датчики, детекторы масс и прочие средства дальнего обнаружения бессильны перед нашей защитой.

Интерком вновь отключился, а Валько задумчиво произнёс:

— Интересно, как будут реагировать их детекторы, когда мы начнём маневрировать на орбите?

Вопрос, разумеется, был чисто риторический. Нас всех это беспокоило. Ясно было одно: челнок пойдёт на посадку, используя гравитационный привод. Порождаемые им возмущения континуума будут носить лишь локальный характер, на дальних дистанциях они почти неощутимы, особенно при большом скоплении других кораблей, также использующих гравитацию, однако всегда существует риск обнаружения по вторичным признакам, вроде искажения радиопередач или сдвига линий в спектре видимого излучения звёзд.

Чем дальше, тем чаще встречались на нашем пути альвийские корабли, патрулировавшие околопланетное пространство, и беспилотные спутники слежения, но ни один из них так и не засёк нашего присутствия. А когда до Новороссии оставалось порядка сорока тысяч километров, мы прошли невдалеке от одной из станций внешнего пояса орбитальной обороны — и тоже беспрепятственно. Однако всё это были только цветочки, самое главное ожидало нас впереди.

На высоте от двух до трёх тысяч километров над поверхностью планеты группировались основные силы последнего оборонительного эшелона. Пространство здесь просто кишело боевыми станциями, тяжёлыми и лёгкими кораблями, а также всякой мелюзгой — от шаттлов-истребителей до сновавших туда и обратно орбитальных катеров.

— Ну вот сейчас начнётся, — сказала Рашель. Лицо её побледнело, она закусила нижнюю губу и крепко вцепилась пальцами в подлокотники кресла. Другие ребята были взволнованы не меньше моей дочери.

Словно для того, чтобы разрядить обстановку (а может, именно для этого), через интерком к нам обратился Буало:

— Итак, мы почти у цели. Осталось только прошмыгнуть мимо всех этих посудин и совершить посадку. Кстати, посмотрите на экран номер два — там начинается небольшая заварушка. Десяток недобитых в дром-зоне габбарских кораблей пытается прорваться к планете, чтобы швырнуть на неё бомбы. Зуб даю — ничего у них не получится. А нам это только на руку: пока альвы будут накручивать хвосты мартышкам, мы проскользнём у мохнатиков под самым носом. Так что смотрите и получайте удовольствие.

Уверенный тон пилота челнока несколько успокоил ребят. Они принялись живо обсуждать дислокацию сил противника и время от времени поглядывали в экран номер два, где, по словам Буало, немногочисленные габбарские корабли атаковали оборонительные порядки альвов. Никаких деталей видно не было, всё происходило слишком далеко от нас, и о кипевшем там сражении свидетельствовали только частые всполохи от плазменных залпов и взрывов позитронных или ядерных ракет.

Между тем мы беспрепятственно углубились в гущу вражеских войск. Впрочем, выражение «в гущу» следовало понимать весьма и весьма условно. Даже при такой насыщенной обороне среднее расстояние между дрейфовавшими на орбите станциями и кораблями измерялось несколькими сотнями километров, так что у нас было достаточно простора для манёвров. Но если бы наш «призрак» был запеленгован, нам оставалось бы жить считанные секунды — на таких расстояниях плазменные орудия и ракеты бьют неотразимо.

К счастью, нас никто не обнаружил, и полчаса спустя, когда челнок лёг на низкую орбиту километрах в трехстах над уровнем моря, Буало произнёс в интерком:

— Вот и всё, господа. Мы уже в верхних слоях термосферы. Нам осталась самая малость — сесть на планету в обусловленном месте. Начинаем снижение, трансляцию картинок для вас прекращаю. — В этот же момент все экраны погасли. — Также для вашего удобства отключаю в пассажирском отсеке задержку в работе гравикомпенсаторов. — Лёгкое покачивание прекратилось, сразу возникла иллюзия полного отсутствия движения. А Буало продолжал: — Коммодор Матусевич, сэр, прошу вас проследить, чтобы все члены отряда приняли снотворное.

— Безусловно, — ответил я, наблюдая за тем, как Анн-Мари достаёт из аптечки упаковку с инъекционными ампулами. — Надеюсь, мы проснёмся не в аду.

— Не беспокойтесь, сэр, — вклинился в наш разговор Нарсежак. — Всего через час мы передадим вас в целости и сохранности в руки наших здешних друзей.

— Отставить разговоры, бортинженер, — строго произнёс Буало. И уже ко мне: — В общем, мы поняли друг друга, бригадир.

— Да, конечно. Мягкой вам посадки, каплей.

— А вам приятных снов, сэр.

Интерком отключился. Тем временем Анн-Мари уже отошла в хвостовую часть салона и принялась делать ребятам инъекции.

— Ох, не нравится мне это, — проговорил Валько, загодя закатывая рукав своей рубашки.

— Никому это не нравится, — сказала моя дочь, изображая полную невозмутимость. — Но так нужно. Чем меньше мы будем видеть и слышать, тем лучше. Если нас схватят, то на допросе мы не сможем ничего сообщить о месте посадки челнока, приземлился он или приводнился, кто его встречал, каким путём нас переправили…

— Прекрати, Рашель! Не считай меня идиотом. Я всё прекрасно понимаю, просто… просто чувствую себя немного не в своей тарелке. Пока я в сознании, мне ещё не так страшно. Но как только я представлю себя бесчувственного, беспомощного, во власти других людей, пусть и друзей… Ай, ладно! — И он покорно протянул свою руку только что подошедшей к нему Анн-Мари.

После Валька свою дозу снотворного получила и Рашель. Затем Анн-Мари сделала инъекцию мне, а последнюю ампулу использовала для себя. Усевшись в своё кресло, она сказала:

— Половина ребят уже спит, остальные засыпают.

Меня тоже начало клонить ко сну. Рашель сладко зевнула, а Валько, оставаясь в своём репертуаре, пробормотал:

— Если нас собьют или мы сами разобьёмся, то даже не узнаем об этом. А может, мы проснёмся в плену у мохнатиков.

— Типун тебе на язык! — сонно произнесла Рашель. — Спокойной ночи, несносный мальчишка. И тебе тоже, папа… то есть, сэр. И вам, Анн-Мари, конечно…

Я что-то промычал в ответ, но уже не помню что именно, так как в то же мгновение меня одолел сон.