3. Вратник
Севрен едва не свалился с топчана, когда тяжелый удар сотряс ворота до самого основания. Звук по силе был таков, словно к ним крепко приложились каменитовым тараном. Небесный свет, и что же это такое может быть? Или кто? Кого там принесло ночью в такой ливень? Разве что дал-роктов, этих Вестников Тьмы, Стерегущего на них нет…
Караулка располагалась прямо над городскими воротами, на втором ярусе крепостной стены, и продувалась насквозь всеми ветрами через смотровую бойницу. Зябко ежась в легком кожухе не только от стылого ветра, но и от предчувствия встречи с дал-роктами, Севрен неуклюже соскочил с топчана, на котором задремал под монотонный шум ливня. Да и чего не подремать, если ночью только разная нечисть рыскает по дорогам, а нормальный, светопочитающий хаск сидит себе дома, в тепле и уюте или коротает время в придорожном трактире, ежели ночь или ненастье застало посреди дороги. Подхватив поставленный в угол взведенный арбалет, вратник осторожно высунул всклокоченную со сна голову в бойницу.
Свет от двух магических светильников-машаров, подвешенных под бойницей караулки как раз по верхнему краю ворот, с трудом пробивался сквозь сплошные потоки ливня и еле-еле освещал дорогу. Впрочем, вратнику этого освещения вполне хватило, чтобы разглядеть того, кто явился по его душу.
Перед воротами под проливным ливнем неподвижно стоял всадник.
Громадный, темный, застывший.
Словно кто-то притащил неведомо кем сотворенную чудовищную статую да и утвердил ее прямо перед Сияющим Городом. Голова всадника приходилась лишь на два шага ниже машаров, и огромные городские ворота по сравнению с ним казались обычными входными дверями в дом какого-нибудь простолюдина.
Севрен перепугался до смерти, когда поначалу ему показалось, что это и в самом деле дал-рокт. Руки судорожно стиснули приклад арбалета, дыхание перехватило. Вот уж точно, помяни дал-рокта к ночи, он и появится… Но в следующий миг накатившее было напряжение отпустило, хотя и не до конца.
Конечно же, это был не дал-рокт.
Это был чужеземец, хальд.
Из земель, не помеченных Пророчеством Зверя, — из-за Предела.
Сам-то хальд при ближайшем рассмотрении оказался вполне обычного роста, в темной одежде, практически сливавшейся с окружающей его тьмой. Но вот дракх под ним был просто огромный, прямо не дракх, а самый настоящий чарс, таких Севрен раньше видел лишь под дал-роктами — что и ввело в заблуждение. И как он с такой силой в ворота саданул? Может, заставил зверя копытом приложиться?
Догадка оказалась верной.
Словно отвечая его мыслям, чужеземец шевельнулся, и чарс поднял переднее копыто, явно намереваясь повторить сигнал побудки для заспавшихся караульщиков. Ворота испортит, хальд проклятый, а ему, вратнику, отвечать перед городским советом за испорченное имущество. Это мысль испугала Севрена даже больше, чем испугало бы появление настоящего дал-рокта.
— Эй, чего ворота ломаешь? — заорал вратник, высунувшись в бойницу чуть ли не наполовину. Его голос со сна да от нервного озноба едва не сорвался на позорный писк. — Ты кто таков?
Чужеземец поднял голову. В отсвете машаров слабо блеснули темные глаза из-под капюшона, а его чарс без видимого понукания опустил копыто обратно на дорожную брусчатку, оставив ворота в покое.
— Путник. Путник, которому нужен кров и ночлег. Пусти, добрый человек, не заставляй мокнуть под дождем.
Несмотря на дробный шум ливня, тихие слова прозвучали вполне отчетливо. Как странно изъясняется, отметил про себя вратник. Точно из хальдов, издалека, слова все незнакомые. Только благодаря заклинанию Речи, сотворенному Волшебным Зверем еще на заре сотворения Сферы, пожалуй единственному его полезному делу, чужака и можно было понять. До Севрена вдруг дошло, что караульные в дозорных башнях, крепостная стража, или «камнюки», как их прозвал народ, коим и полагалось наблюдать по ночам за дорогами, до сих пор не проявили никаких признаков активности. Да что же они там, мрак их забодай, перепились все, что ли?
— Не положено, — нехотя буркнул Севрен, зябко ежась при мысли, каково чужаку под сплошным потоком воды. — Ворота закрыты до утра.
— Неужели ты думаешь, что сможешь заставить меня мокнуть здесь до утра? — Чужак как-то нехорошо улыбнулся, прищурив глаза. — Ворота сломаю. Я, может, и притомился, а вот мой зверь еще в силе. Лучше впусти.
Кажется, предостережение прозвучало всерьез, но Севрена это только разозлило. За каменными стенами караулки он чувствовал себя в полной безопасности и не намерен был дать себя запугать какому-то безродному чужаку.
— А ты мне не угрожай! Шляются тут всякие по ночам, да еще и грозятся! Не мое дело в столь позднее время ворота отпирать! Только светлейший может распорядиться на сей счет!
— Ну так сбегай и спроси своего светлейшего. Я под дождем стою, человече. Надеюсь, ты заметил?
Так непочтительно сильнейшего мага Хааскана мог назвать только чужак, не знакомый с порядками Сияющего. Севрен открыл было рот, чтобы дать волю гневу, но в последний миг вспомнил, что перед ним ведь и в самом деле чужак. А какой с него спрос… Однако и впрямь надо доложить. Насчет чужаков у Наместника всегда особые планы…
— Эй, растяпа, — хрипло донеслось наконец из правой дозорной башни, — что за задницу там принесло?
Точно упились, нахмурился Севрен. Да так, что глаза продрать не в силах. Не дай Свет, явится старшой, под-воевода Нарсон Большерукий, так грозы не миновать. Упекут «камнюков» самое малое на месяц в яму на хлеб и воду. А заодно и ему достанется, что не доложил вовремя.
— Он что там, ворота сломать мыслит? — подхватил другой хмельной голос из левой башни. — Совсем, что ли… гык… оборзел?
Вот сволота, оба упились. Значит, за дорогой вовсе не смотрели, сошлись где-то в одной башне и квасили, потом разбрелись. Нет, старшому придется доложить. Его, Севрена, дело маленькое, но за охрану ворот он один отвечать не собирается…
— А вот мы щас его, — с угрозой донеслось из правой башни, — чтоб неповадно было…
Не успел Севрен подумать о том, что они затеяли, как сухо звякнула тетива, и стрела просвистела прямо над головой чужака-хальда и канула в темноту.
Хальд как стоял, так и остался стоять. Не шевельнулся. «От страха онемел, что ли, — удивился Севрен, испытывая даже некоторое облегчение, — а вдруг чужак Наместнику позарез нужен, а дозорные „камнюки“ пришибут ненароком». Ответ чужака показал, что он и не думал пугаться.
— Не шали, служивый, не люблю. Еще раз такое выкинешь — получишь свою стрелу в собственную глотку. А ворота сломаю. Даю десять минут.
Спокойный, холодный, властный голос чужака почему-то враз заставил Севрена поверить в серьезность его предупреждения. Сердце испуганно екнуло в груди. Маг, что ли, этот хальд? Простолюдин не может так говорить…
Похоже, «камнюки» тоже что-то почуяли. И малость протрезвели.
— Эй, вратник, Гораз говорит. Дуй к сотнице «неистребимых». Пусть передаст светлейшему, что у нас гость.
— А как же…
— Не сопрут твои ворота. Дуй, говорю. Сочтемся.
Ну еще бы. Если он к Наместнику явится «заквашенный», то вылетит со службы как пить дать. «Ничего, — с некоторым злорадством подумал Севрен. — Он уж постарается, чтобы Гораз не забыл этот должок».
Отставив в сторону арбалет, караульщик кинулся вниз по винтовой лестнице, ведущей с крепостной стены в город.