Глава 3
КЛЯТВЫ И ПРОХОДИМЦЫ
Орри дружил с Лесом. Поэтому ни холодный ветер, ни начинающийся дождь не слишком испугали его. Он быстро передвигался по сумеречным коридорам, пролегающим под кронами лесных гигантов и остающимся сухими даже под проливными дождями. Ночные холода тоже не были проблемой. В заброшенной хижине в лесу — над тем самым ключом под камнем.
Они должны были уже скоро появиться вдалеке — и ключ, и камень, а если присмотреться, то и хижина… Но еще раньше Орри приметил костерок. Маленький, но на редкость криво разожженный — с наветренной стороны кряжистого крауна, издали заметный не столько своим неверным огоньком, сколько едкой копотью, далеко тянущейся от него вдоль по ветру — прямо поперек дороги Орри. Разжигали костерок явно наугад подобранной поблизости дрянью — сыроватыми листьями и ветками того же крауна. И кого это занесло в такое глухое место, да еще вот так, на ночь глядя?
Орри, — сам того не желая, взял чуть в сторону и, осторожно приглядываясь к приютившимся у огонька фигурам незнакомых путников, понурых и явно намокших, стал приближаться к коптящему огню.
— Малек клюнул, — удовлетворенно сообщила Бэзилу Каманера. — Не оборачивайся… Запомни — из его болтовни с дурацким сверчком: Храм, плохие люди, деньги, Алекс…
— Да помню я все… — чуть слышно, но явно недовольно буркнул Кац.
Орри хорошо рассмотрел сидевших у костра только метров с двадцати — сумерки, раньше времени окутавшие Лес, давали себя знать. Эти двое были разными и вместе с тем похожими друг на друга. Легко, не для дороги одетая девушка — невысокая и легонькая на вид. Курносая и сильно конопатая — какими-то аристократическими, изысканными курносостью и конопатостью, как сказал бы себе Орри, если бы в его лексиконе присутствовали слова «изысканная» и «аристократическая». Но таких слов мальчишка из Нижнего города знать не мог, и Орри определил черты незнакомки как «чудные». Волосы девушки, уложенные коротко остриженным шлемом, отливали в свете костерка старинной медью. Глаза — большие, в пол-лица — были словно старше ее самой, взгляд их был пристальным и каким-то горьким. Словно разочарованным в чем-то — глубоко и надолго. Девушка ежилась под холодным ветром. Рыжий — как и она сама — свитерок вряд ли надежно защищал ее. Второй путник был постарше ее — этакий поджарый крепыш, одетый словно на танцы. Даже галстук зачем-то украшал его короткую шею, а из нагрудного кармана уж и вовсе ни к селу и ни к городу торчал франтоватый треугольник носового платочка в мелкую полоску — в тон галстуку. Физиономия франта была круглой и немыслимо хитрой. Глаза — узкие, внимательные щелочки, а изо рта пару раз — зато время, пока Орри рассматривал незнакомцев, укрывшись в наступающих сумерках — высунулся язык и плотоядно облизнул сложенные бантиком губы. Стрижен чужак был не по здешней моде — слишком коротко и на косой проборчик, словно хотел подчеркнуть странный пегий окрас доставшихся ему от бога волос. Они не были неприятны, эти двое. Скорее даже симпатичны. Но дьявольски подозрительны.
Совершенно неожиданно для Орри девушка вдруг помахала ему рукой — вполне доброжелательно и приветливо. Помахал ему и франт, тоже благожелательно, но не так энергично — с этакой вальяжной ленцой. Оказывается, чужаки уже давно заметили его. Орри залился пунцовым румянцем — слава богу, в полутьме незаметно было. Стыдно вот так проколоться — это ему-то, другу Леса. И перед кем — перед чужаками, которые толком и костра-то разжечь в здешних краях не умеют!
Теперь убегать уже не имело ни малейшего смысла. Стыдновато было убегать… Наоборот, стоило — и еще как стоило! — выяснить: что это за гастролеры завелись в здешних краях.
На вид вроде вполне безопасные чудаки. Но — непонятные…
Орри не торопясь, но и не подавая виду, что ждет от новых знакомцев подвоха, направился к костерку. Только от вонючего дыма отмахивался руками и головой.
— Привет! — бросил он еще издалека.
— Привет, — сказала девушка и улыбнулась Орри. Улыбка у нее была приятная — простая и искренняя. — Давай знакомиться: это — Бэзил. Бэзил Кац. Он играет на пианино… А я Элен Каманера. Я пою романсы. Мы — артисты… А ты, наверное, тот мальчик, которого тут все ищут?
Никто окрест не искал никакого мальчишку. Элен импровизировала. Камешек был брошен наугад. Но попал точно в цель.
— Может, и ищут… — пожал плечами Орри, — только я не знаю, кто бы это меня искал…
Но то, как эти плечи вздрогнули, выдало его с головой.
— А что вы по лесу ходите? — постарался перехватить инициативу мальчишка. — Вы, наверное, через перевал шли? И там вас и намочило… Там дождь всегда раньше начинается… А что такое романсы?
— Романсы, это такие красивые песни под музыку, мальчик, — вступил в разговор франтоватый Бэзил. — Как правило, старинные… Мы э-э… заблудились немного… Ты не в гостиницу идешь, мальчик? Мы здесь рядом остановились…
Он кивнул в сторону довольно далекого шоссе.
— В гостинице… В таверне, точнее. «У Зеленых чертей» — знаешь? Ты, наверное, тоже заплутал? Давай искать дорогу вместе… Кстати, как тебя все-таки зовут, мальчик?
Он, как и Элен, говорил искренне, убедительно, но только в интонациях этих чувствовался вкус сахарина.
— Орри… — представился малек.
— Я так и знала! — воскликнула Каманера, уловив мелькнувшее в его глазах-угольках недоверие и перехватывая инициативу. — Это как раз про тебя расспрашивают на шоссе… Но если ты пойдешь с нами, то…
— Простите, мне не по дороге… — перебил ее Орри. — Вы легко доберетесь до «Зеленых чертей»! Это вон туда. Обратно через перевал, до шоссе. Там возьмете к северу — до перекрестка с дорогой на Гранвилль. И по ней — до мостика. Там и будет это самое… Только это вроде того… Место плохое… Вы бы лучше…
— А нам там очень понравилось… — меланхолически вздохнула Элен. — Совсем там неплохо — тихо и кормят хорошо… Говорят. Нам, знаешь ли, еще не перевели гонорар… Что это у тебя, мальчик, сандвичи?
Что такое гонорар, Орри понятия не имел, но то, что его новые знакомцы основательно проголодались, он понял достаточно хорошо — по голодному блеску в глазах Каманеры. Бэзил предусмотрительно отвел взгляд в сторону.
— Да, мастер, — слегка смутился малек. — Хотите попробовать?
Он развернул пакет, и сандвичи — ровным счетом пять — предстали перед изголодавшимися партнерами. Шестой — с луком и печенкой — Орри успел-таки умять по дороге. Несколько раз он попытался поделиться едой с укрывавшимися в кустах от предстоящего дождя птицами и другими мелкими тварями, но много в том не преуспел. Конечно, он знал, что корм, пригодный для людей и прочих земных тварей (и еще — для андроидов), для здешней живности несъедобен, но никогда не терял надежды, что отучит хоть кого-то из этой братии от такого дурного предрассудка.
— Должно быть, очень вкусно! — предположила Каманера и с удивительными изяществом и стремительностью подхватила сандвич посимпатичнее и поднесла его к своим губкам. — У тебя и попить с собой есть?
Она указала глазами на выглядывающую из-под куртки Орри старенькую фляжку.
— Нет, она пустая… — горестно вздохнул Орри и для наглядности вытащил фляжку из-под куртки, раскупорил и потряс ею в воздухе. — Я хотел у ключа набрать ее… — объяснил он, пряча фляжку на место.
— У Странного ключа, мальчик? Зачем тебе та вода?
— Да… У Странного ключа… А вы что — знаете здешние места? Вот только я не успел той воды набрать…
— Жаль, — вздохнула девушка и надкусила сандвич. Зубки у Элен были что надо. Маленькие, но крепкие и острые. Особенно клычки… Они даже слегка испугали Орри. Он сам и не понял — чем.
Половины сандвича сразу как не бывало.
— В самом деле, твоя мама готовит удивительно симпатичные, м-м-г-мау… бутерброды! — признал Бэзил, с видимым безразличием потянувшись к свертку. Сандвича не стало за то время, пока в воздухе звучало короткое, но неразборчивое «м-м-г-мау…» Должно быть, пианист не сразу оценил все достоинства нового, наверно, для него блюда, поскольку за этим сандвичем сразу последовал другой. Реквиемом этому последнему прозвучало только короткое утробное урчание.
— А с сыром-то оно — куда как… — заметил Бэзил.
Каманера тут же проверила это. Она как раз освободила руки (и зубы), покончив со второй половиной выбранного сперва печеночного сандвича, и присоединилась к мнению партнера. На травке остался лежать только распотрошенный сверток с одиноко торчащим из него последним сырным сандвичем.
Орри вздохнул.
— У меня нет мамы… — признался он, и особой горечи в его голосе не прозвучало.
Горевать можно только о том, кого помнишь.
— Сандвичи эти делал Клав… дядя Мохо. Одним словом, «Зеленых чертей» вы легко найдете без меня, мастер Бэзил и мастер Элен… А мне совсем в другую сторону — к ключу — там, за соснами…
— О господи! — сокрушенно воскликнула «мастер Элен». — Как я не догадалась! Туда-то тебе как раз и нельзя, мальчик! Мы уже были там…
В этот момент она много бы дала за то, чтобы иметь хоть малейшее представление о том, как выглядит ключ, о котором помянул Орри, и окрестности этого ключа.
— Мы уже были там, — продолжила она уверенно. — Именно там сидит засада…
— Какая засада? — насторожился Орри.
— Полиция! — встрял в разговор Бэзил. — Там сидят в засаде полицейские и всех спрашивают про мальчика как раз с такими приметами, как у тебя… Они спрашивают еще про какого-то Алекса, — добавил он уже по наитию.
— Полиция нас искать не будет… — задумчиво почесал в затылке Орри и с еще большим подозрением покосился на Бэзила.
«Идиот!» — еле слышно процедила сквозь зубы Каманера и незаметно, но очень пребольно заехала носком туфли по лодыжке Каца.
Тот зашелся беззвучным шипением и принял значительный вид.
Тут на помощь его неуклюжей выдумке вдруг пришла сама действительность. Со стороны Ключа под Камнем донесся отчетливый перебрех полицейских псов и короткие отрывистые команды. Полиция и впрямь прочесывала местность.
Каманера окаменела.
«Накаркал!» — зло прошипела она, обращаясь к своему партнеру.
Тот только отмахнулся.
И было почему — к тявканью псов присоединились звуки похуже. Рычание и визг.
Орри замер. Тень какого-то предположения скользнула по его лицу. Но он тут же отогнал его и снова обратился в слух.
Далекая катавасия продолжалась — к визгу, лаю и рычанию присоединились чьи-то крики, уже вполне человеческие… Похоже, псы настигли кого-то и теперь вовсю когтили жертву. Жертва, правда, судя по доносившемуся собачьему визгу — уже отчаянному и порой прямо-таки душераздирающему, — дорого отдавала свою жизнь и свободу.
А потом захлопали выстрелы, не меньше полудюжины.
— Полиция. Это точно полиция, — тревожно пробормотал Орри.
Догадаться было нетрудно. Все нормальные люди носят нормальные стволы — беззвучные. И только полицейские и охотники пользуются оружием без глушителей, чтобы сигналить друг другу и распугивать простых смертных.
С минуту все трое молчали, прислушиваясь к тому, что происходило за пеленой все усиливающегося дождя. Но из-за шума дождя уже стало невозможно разобрать отдельные приходящие издалека звуки.
Воспользовавшись этим отвлекающим, как им показалось, моментом, оба партнера — и Кац и Каманера, одновременно атаковали последний из оставшихся сандвичей и сшиблись над ним в ожесточенной и беззвучной схватке.
Орри едва успел обернуться, чтобы застать финал баталии. Оба партнера обменивались злобными взглядами и сосредоточенно дожевывали каждый то, что сумел отстоять в схватке. Бэзил при этом отплевывался от рыжей шерсти свитерка Элен, забившейся ему меж зубов, а та в свою очередь осторожно проверяла — на месте ли различные части ее туалета, которые участвовали в схватке, завершившейся справедливым, в общем-то, разделом добычи.
— П-пойдем с нами м-мальчик… — с трудом справляясь с непрожеванными кусками сандвича, предложила Каманера. — Мы тебя п-прикроем…
— А то видел — с собаками охотятся, — поддержал ее Бэзил, оторвавшись от созерцания клока мохера, извлеченного изо рта. — Это на ребенка-то… Какие, право же, сволочи!
Он взял Орри за плечи, словно стараясь вернуть ему присутствие духа. Потом похлопал по спине и слегка встряхнул.
— Ты как, Орри?
— Ничего… — глухо отозвался мальчик. — И впрямь надо с вами уходить… Только костер загасите. Сейчас дождь кончится…
— И действительно…
Бэзил демонстративно нагнулся к костерку и принялся его закидывать чем попало. Костер гаснуть и не подумал, но в отместку чуть не удушил обидчика, испустив уйму отменно вонючего дыма.
Орри закашлялся и принялся, как мог, помогать пианисту.
— Т-ты… — давясь теперь уже кашлем и пытаясь развеять сизые клубы энергичными взмахами рук, выдавил из себя Бэзил. — Т-ты что-то уронил, мальчик… Ох ты!.. Это твое?
Он поднял с земли и протянул Орри золотистый прямоугольничек — электронную кредитную карточку, что дал ему Чжанн.
Орри машинально схватился за нагрудный карман. Он был пуст.
Он хорошо помнил, что застегивал карман на молнию. Да даже если бы он и не был застегнут — этот проклятый карман — карточка просто никак не могла бы выпасть из него, Орри готов был в этом поклясться.
Тем не менее факт был налицо — Бэзил только что на его глазах поднял карточку с земли и теперь, добродушно улыбаясь, протягивал ее ему — Орри. В лице пианиста не было ни малейшего подвоха — только самое искреннее удивление. В самом деле, откуда у малька взялась неиспорченная кредитная карточка солидного, во всех Мирах раскинувшего свои филиалы банка? Глаза Бэзила честно смотрели прямо в лицо Орри и слезились от проклятого дыма.
— Мое…
Орри протянул руку за карточкой.
— А ты, оказывается, у нас богач! — заметила Каманера, элегантно перехватив карточку на лету. Она присела к костру — чтобы поймать его свет, — быстро провела карточкой перед глазами и легким, невесомым движением возвратила ее в тот самый карман курточки Орри, откуда карточка эта так таинственно исчезла.
— Это не мои деньги… — торопливо и смущенно стал почему-то оправдываться малек. — Мне нужно передать это… Отнести…
— Так вот почему тебя так ищет дядя Алекс… — с укоризной в голосе произнесла Элен. — Или кто-то ищет тебя с дядей Алексом вместе…
— Это я ищу Алекса! — возразил Орри. — И он мне вовсе не дядя!
Костер наконец погас, и, словно по сигналу, дождь, ливший как из ведра, почти молниеносно стих.
Каманера, не теряя времени даром, легонько прихватила Орри за руку и стремительно повлекла его по мокрой тропинке.
— Пойдем с нами, мальчик, — повторила она. Бэзил заковылял за ними следом.
— Ну конечно, — уверенно объясняла Элен. — Я и не имела в виду, что Алекс — твой настоящий дядя… Это ведь просто так говорят про взрослых, знаешь, дядя Джон или…
— Дядя Мохо, — машинально подсказал Орри.
И прикусил язык.
Не стоило болтать так много.
«Дядя Мохо», — отметила про себя Каманера. — Он его уже второй раз поминает… Кажется, это тот тип, что снабдил его в дорогу такими ужасными сандвичами…»
— В общем, надо поскорее связаться с этим твоим дядей, — вмешался в разговор Бэзил. — Чтоб с тобой ничего такого не вышло… У него какой номер — чтобы ему позвонить, — у дяди Алекса?
Орри нахмурился, делая вид, что вспоминает что-то. На самом деле он просто лихорадочно соображал: стоит ли выдавать этим вот первым встречным — таким с виду симпатичным и таким подозрительным одновременно — номер канала Алекса. Крысиная — закоулками Нижнего города воспитанная — осторожность подсказывала ему простую истину: «Никогда, никому, ничего не выдавай! По крайней мере, ничего не выдавай даром!» Но хитрой осторожности Нижнего города противостояла мудрая осторожность — то ли данная ему с рождения, то ли от Скрипача Нолана идущая. Она подсказывала: «Враги все равно знают и номер блока связи Алекса, и его адрес. Мало того, они ждали тебя прямо у него дома. Будет как раз неплохо, если чужие люди — не ты сам — проверят: не вернулся ли Алекс домой. И не продолжают ли там подстерегать люди пана?»
— Он… Он есть в справочнике… — выбрал Орри соломоново решение. — А так — я не помню точно… Семь-семь-восемь… А потом то ли тридцать девять, то ли сорок восемь… А дальше и вообще не помню…
В конце концов, он не обидел недоверием новых знакомых и не выдал Алекса.
— Прекрасно! — похвалила его Каманера. — У Косты безусловно найдется справочник, и он позволит тебе позвонить дяде Алексу… Или дяде Мохо, который так хорошо готовит сандвичи…
Она сдержанно икнула. И пояснила:
— Коста — это хозяин «Зеленых чертей». Или арендатор. Я всегда путаю такие вещи…
В наступившей тишине на Лес, все еще мокрый, сочащийся сыростью Лес опускался ночной холод. Облака расступились, и первые ночные звезды послали свои лучи тем обитателям Большой Колонии и Независимых Территорий, которых не сморил еще сон.
«Надо прийти туда вечером. На ночь… Когда уже звезды будут видны в небе…» — вспомнил Орри слова Нолана.
Ч-черт! Не получалось у него пробраться в эту ночь к Ключу под Камнем. Никак не получалось! Нолан как в воду смотрел — предупреждал, чтобы он никому не давал увязаться за собой по дороге к Ключу. И надо же — увязались-таки! Приходилось топать на ночлег в таверну.
А у таверны той была дурная слава.
* * *
И вовсе не таверна то была по документам, а мотель. Мотель этот — носивший и вправду несколько предосудительное, но, говорят, исторически оправданное название «У Зеленых чертей» стоял на «ничейной земле». Там, где власть столичного ответвления Сети и заботы муниципалитета Нью-Чепеля — вместе с предусмотренными для этой территории привилегиями по части торговли спиртным и запретами на шалости с ценами — уже вроде бы кончалась, а власть Общепланетарного участка все той же Сети и заботы многочисленных региональных служб — с их ограничениями на сделки с алкогольной продукцией и льготами в области ценовой политики — еще как бы не начиналась.
В результате Коста Ставрос — очередной содержатель «Чертей», заведения на вид неприметного, только гнусным названием и выделяющегося — вовсю пользовался своим правом вовремя забывать о докучных запретах одних властей и вспоминать о небесполезных попустительствах других. Сколько себя помнят жители Большой Колонии, «Черти» не меняли своего традиционного облика — умеренно неопрятного, но довольно уютного мотеля.
Никому из непосвященных не приходило в голову, что эта небогатая на вид придорожная гостиничка у Горбатого мостика, вечно к тому же пустующая (ну кому вдруг приспичит становиться на постой, не доезжая совсем чуток до столицы или только что выехав из нее), является предметом постоянной головной боли армии налоговых инспекторов и источником обогащения уже не первого поколения ее содержателей. Отнюдь не доход от редких гостей делал ее золотой жилой, а заключавшиеся здесь, на «ничейной земле», сделки. Сделки, в результате которых меняли своих хозяев тонны самых разных товаров, под крышу «Чертей» никогда не попадавших. Даже и не существовавших вовсе — если речь шла об отмывании хорошенькой суммы федеральных баксов.
За свое посредничество хозяева мотеля брали немного. Но этого хватало — всех их обладание «Чертями» рано или поздно приводило либо в городское узилище (что случалось довольно редко), либо (гораздо чаще) на достаточно высокие посты в муниципальной иерархии Нью-Чепеля или, на худой конец, какой-нибудь окрестной Виллановы. Каждый из них внимательно присматривал за тем, чтобы новым хозяином мотеля становился надежный человек из «уважаемого общества». Никому не хотелось, чтобы всплывали на свет божий бухгалтерские книги давно прошедших лет или вдруг снова вспыхивал интерес к разным давно забытым происшествиям вроде исчезновения остановившихся на постой в гостеприимных «Чертях» лиц, как правило с темным прошлым или обнаружения в чьем-то багаже солидной упаковки с наркотиками. И всякого такого…
Коста — человек в Большой Колонии новый, несмотря на бродившие по Колонии слухи о его связях с лихими людьми и черным рынком андроидов — выдерживал пока требуемую марку, и дела мотеля шли прежними темпами — ни шатко, ни валко, а в самый раз. Был, был-таки у Ставросов фамильный нюх на то, к кому и как надо повернуться.
Сейчас нюх подсказывал Косте, что этой ночью бог пошлет ему гостей, с которыми надо будет держать ухо востро и ни в коем случае не спугнуть. Тогда и навар будет неслабый.
* * *
Окна мотеля Косты засветились вдалеке как раз тогда, когда из-за последних вечерних туч на мокрую и промерзшую землю Большой Колонии глянула Чистая Луна — царица местных ночей и предмет вдохновения натур поэтических.
Каманера, бесспорно, была таковой. Как и многие пребывающие не в ладах с законом лица. Кроме того, у Элен с лунами были особые отношения. С лунами этого Мира и с лунами других Миров тоже… А Чистая Луна Большой Колонии была ее талисманом. И ей она иногда молилась — стихами.
«И леса абрис здесь не наш…
И Лун сиянье здесь не наше…»
— мелодично прочла она по памяти.
Похоже, Элен и впрямь когда-то приходилось профессионально исполнять романсы.
«Не наши Злата блеск и звон, — подхватил то ли иронически то ли впав в сентиментальность, Бэзил. И совсем уж ернически закончил: — А были б наши — были б краше!»
— Ух ты! — восторженно воскликнул пораженный Орри. — Сами сочинили? Это и есть романсы?
Раньше ему не приходилось иметь дело с людьми, склонными под влиянием лунного света читать стихи. Со стихами он в основном имел дело только в Коллеж-Дениз — притом со стихами довольно скучными (зато поучительными). Так что ему вполне можно было простить наивное восхищение декламаторскими способностями новых знакомых, проявленными так к случаю.
— Пошляк ты, Кац… — вздохнула Элен. — Только и умеешь что коверкать чужие тексты. А ведь на самом деле как хорошо там дальше сказано:
«Не наши злата блеск и звон.
Чужды мы Миру, нам — чужд он,
И в этом — боль и счастье наше…»
— А? Это ведь про нас…
Если бы у Бэзила была шерсть, то она поднялась бы дыбом — так, по крайней мере, показалось Орри.
— Какая, право же, чушь! Типичные андроидские вирши! Им, видите ли, не дают гражданских прав, так по этому случаю — мировая скорбь и словоизвержение!
— При чем здесь андроиды! — грустно вздохнула Элен.
— Да при том, — пожал плечами Бэзил, — что андроид это написал, твой любимый Тирлим-бом-бом…
— Бирим! — поправила его Каманера. — Никакой он не Тирлим! Бирим! И без всяких бом-бом! А то, что он — андроид, не имеет ни малейшего значения. Это — общесчел… обчесщел… Тьфу! Общечеловеческое!
— Ага… — иронически заметил Бэзил. — Ты первому встречному за рюмкой чая раззвонила про свои шашни с лунным светом — что надо и чего не надо было… А этот стихоплет припомнил первые пришедшиеся к случаю стишата и с дури ума посвятил их твоему, с позволения сказать, светилу… И вот вам, пожалуйста, уже и общечеловеческая ценность! И общеандроидская тоже!
— Дурак ты, — снова меланхолично вздохнула Элен. — Это же действительно про всех! И про нас с тобой особенно! Кто мы на этой дурацкой планетке? Чужие! Хоть я на ней и родилась, а носит меня повсюду… Чужая я здесь… А ты так и вообще. Без роду, без племени… Чужие мы. Во всех Мирах. В Галактике. В Космосе. В Мироздании… Проходимцы…
— Опять твои антисемитские штучки! — возмутился Бэзил. — Это я-то без роду, без племени? Это я-то проходимец? Это мне весь мир — чужой? Да если ты хочешь знать, это вам, цыганскому племени, весь мир — чужое добро. Плохо положенное! Оттого тебя по всей Галактике и носит — ты ведь не просто цыганка, а и рыжая притом! Просто недоразумение какое-то! Такого не бывает, но ты — есть!
Он со значением втянул носом воздух. Таким носом, каким наделил его Создатель, можно было втянуть значительную часть атмосферы планеты, и побольше, чем Планета Чуева. Убедившись, что должное впечатление произведено, он с достоинством закончил:
— А для Каца весь мир — его! В кармане — только сунь руку и…
Он выразительно простер перед собой холеную длань и тут же получил по ней с размаху изящной и когтистой лапкой своей партнерши.
— А вот не надо совать руки!
Теперь ощетинилась уже и Каманера.
— Что ты имеешь против рыжих, пегий, разноглазый полукровка!?
Орри только сейчас заметил, что глаза у Бэзила, действительно, разные. Правый — черный, как антрацит, а левый — желтый, как Больная Луна. А вот у Каманеры оба глаза были зеленые — ведьмины. А сейчас даже, показалось ему, зрачки у нее от гнева сошлись в вертикальные щелочки. Орри даже мороз подрал по коже.
— Полукровка?! — окончательно завелся Бэзил. — Да мы, Кацы из Гаммельна, никогда…
— Брек! — шепотом крикнул Орри, и оба задиры с удивлением уставились на осмелевшую малявку. Но оба таки и стихли.
— Тут в Бэ-Ка все — полукровки, — запальчиво пояснил Орри.
Почему-то тоже шепотом.
— Может, и я тоже…
— Вот! — тихонько поддакнула Элен, перенося сделанный упрек почему-то целиком на своего спутника. — Я-то здесь провела детство и уж точно знаю. Все тут поперемешались. И никто не знает, кто кому еврей… А кому — цыган. Так что давайте жить дружно…
— Вот что…
Орри шмыгнул носом.
— В общем… Вы как, мне поможете? Или…
Вражды между бродягами сразу как не бывало. Оба его новых знакомых тут же расплылись в общей сияющей улыбке. Та часть этой улыбки, за которую отвечала Элен, выглядела вполне убедительно.
— Конечно, Орри, — вкрадчивым, словно котенок с холода, голосом промурлыкала она. — Неужели ты думаешь, мы покинем тебя в этом мокром лесу? Да еще голодного…
— Сейчас еще и снег будет, — заверил ее Орри. — Ты знаешь, если родилась тут…
— Сейчас зайдем к Косте, — с воодушевлением поддержал разговор Бэзил. — Заправимся, как следует, переночуем по-человечески, а там, как говорится, утро вечера мудренее…
— Тогда поклянитесь! — потребовал Орри и подчеркнул серьезность своего требования, сурово шмыгнув носом. — Клятвой звеннов…
— Клянусь! — воскликнул Бэзил охотно и торопливо.
— Ты хоть и Кац, а таки — дурак! — уведомила его Элен. — Хоть спросил бы, в чем клянешься… И чем…
— И Клятву звеннов делают не так, — по-прежнему сурово поддержал ее Орри.
Он быстро отошел под крону огромного птичьего дерева, отыскал место посуше и, сдвинув в сторону мокрую листву, стал сооружать из сухой листвы обрядовый костерок.
— Зажигалка есть? — спросил он у подошедшего к нему Бэзила.
Голос его стал глух и отрывист.
— Есть вот что.
Он протянул Орри шикарную штучку, коробок настоящих деревянных спичек — сделанная на заказ фиговинка. Прямая доставка из Метрополии. На этикетке были золотым вензелем по красному оттиснуты инициалы — В. Р. Ни Бэзилу, ни Элен они принадлежать явно не могли.
— А как этим зажигать? — озадаченно спросил Орри, вертя спички перед своим укороченного образца носом. Бэзил добродушно нагнулся над ним.
— Вот так, — показал он и поднес загоревшуюся спичку к кучке сухих листьев. Костерок занялся. В отличие от собрата, недавно испустившего свой едкий дух под кроной крауна, этот — подкормленный ароматно-горькой листвой птичьего дерева — почти не чадил. Горел ярко и светло, словно род свой вел от солнца и звезд.
Орри остался доволен.
— Протяните руки над костром, — попросил он.
Бэзил, опасливо хмурясь, осторожно, чтобы не подпалить рукава фрака, выполнил его просьбу. Каманера, зачарованно уставившись на огонь, как-то инстинктивно подалась назад. Орри словно не видел ее.
— Надо сказать так: Огню и Ветру… — подсказал он Бэзилу.
— Огню и Ветру, — повторил Бэзил, пожав плечами, словно показывая, что обряд сам по себе — каков бы он ни был — не может смутить урожденного Каца, потомка Кацев из Гам-мельна, что на Земле-матушке.
— Погоди клясться! — с неожиданной злобой в голосе остановила его Каманера.
Она с силой вцепилась в его рукав, словно не давая вскочить в какой-то поезд, невидимый, но явно не туда, куда надо, отходящий. И глаза у нее стали точно глазами ведьмы. Ведьмы, готовящейся перевоплотиться в лесную рысь.
— Ты уже поклялся один раз — Одноглазому. И отоварил нас работкой… Функцией… Теперь я от тебя отвязаться не могу, а ты — от меня…
— Так то была Клятва Рока… Я ведь не знал, что она магическая…
Бэзил снова пожал плечами, демонстрируя тем самым свою полную непричастность к чему-то очень для него и для его спутницы неприятному.
— Ты никогда не знаешь, чем клянешься! Из-за тебя я опять вернулась сюда — под луны…
— Ну и что, что под луны?! Ну и что, что под луны?!! — затрепыхался Бэзил, пытаясь вырвать рукав своего концертного фрака из цепких коготочков подруги. — Отпусти меня! Оставь меня в покое, фанатичка!! Я есть хочу!!!
Упоминание о процессе поглощения пиши произвело на Элен магическое действие. Она недоуменно, словно вспомнив о чем-то крайне важном, уставилась на Бэзила и сглотнула слюну, на долю секунды явив миру остренький кончик розового язычка, которым стремительно облизнула губы. Потом был оставлен в покое рукав пианиста, а взгляд Элен, на глазах наполняясь надеждой, переместился на насупленного Орри. Она убрала руки за спину.
— Ну, в самом деле… Почему бы и не поклясться, — милостиво молвила она. — Не обращай на меня внимания, Орри. Это так, нервы… У меня… У нас очень тяжелые времена были недавно… Давай, мальчик, говори, в чем тебе поклясться двум проходимцам?
Орри опять недовольно шмыгнул, сердито подобрал губы и уточнил:
— Да не мне. Клятву звенны дают Огню и Ветру… И вы оба не должны себя называть проходимцами… Если дадите клятву, то вы уже будете мои друзья. А не проходимцы какие-нибудь.
Он сурово глянул на Элен:
— Вынь руки из-за спины! Держи вот так!.. И ты, мастер, тоже, — повернулся он к Бэзилу. — И если хотите клясться, повторяйте…
Каманера нехотя расплела скрещенные за спиной пальцы, вытащила руки из-за спины…
И вдруг зачарованно уставилась на яркий — почти без следов какого-либо рельефа — лик Чистой Луны. Вновь явившиеся в небе тучи — теперь уже ночные, снеговые — еще не затмили его. Но совсем другое изменение совершалось с этим правильным, словно в мастерской небесного ювелира выкованным диском. На краю его появился изъян. Стал стремительно увеличиваться… И вот уже на сияющем фоне белого пламени лунного серебра означился черный диск. Поменьше — в треть лунного. Почти совершенно черный, изъеденный едва намеченными в непроглядной копоти его поверхности язвами кратеров и шрамами горных кряжей…
Приют — третья и самая низкая луна Большой Колонии — пересекал лик ее луны первой — Чистой. Чуть пониже центра, если смотреть из этого полушария.
— Прохождение… — тихим, упавшим голосом вымолвила Элен. — Нельзя…
— Вот он… — тоже расстроенно произнес Бэзил. — Легок, как говорится, на помине… Приют… Мы тут, кажется, поминали одного стихоплета? Так вот, можешь полюбоваться на его недавнее местонахождение, дорогая… Там о нем хорошо заботились. Есть кому… Зачем, спрашивается, было снова тянуть его сюда?
— Заткнись! — коротко оборвала его Каманера. — Прохождение… Такое не каждый год бывает. И вот — надо же…
А у Орри, наоборот, азартно вспыхнули глаза.
— Ну давайте! Надо успеть, пока не кончилось!..
Каманера вздрогнула и вместе с Бэзилом стала повторять следом за мальком: «Огню и Ветру — клянусь. Здесь, в Лесу звеннов, — клянусь. Клянусь, что Орри Нолан будет моим другом, пока есть Огонь и есть Ветер. И пусть Огонь и Ветер не дадут мне нарушить эту клятву. А нарушу ее — пусть Огонь сделает меня пеплом, а Ветер сделает пепел ничем. Все».
— А теперь так, — быстро сказал Орри, закатывая рукава.
Он прошептал слово-оберег и, присев над умирающим уже костерком, вытянул над ним руки. Элен еле слышно втянула воздух сквозь губы — ей показалось, что мальчишка сейчас обожжется насмерть. Бэзил просто отвернулся, морщась и жмурясь.
Орри затараторил быстро-быстро:
«Огню и Ветру — клянусь. Здесь, в Лесу звеннов, — клянусь. Клянусь, что Кац и Каманера будут мне друзьями, пока есть Огонь и есть Ветер. И пусть Огонь и Ветер не дадут мне нарушить эту клятву. А нарушу ее — пусть Огонь сделает меня пеплом, а Ветер сделает пепел ничем».
Поклявшись, он быстро вскочил и стал морщясь хлопать себя по обожженным-таки рукам.
— Это… чтобы… клятва… вернее… была! — объяснил он, отрывисто, так же, как и Каманера, сквозь зубы, втягивая в себя воздух.
Окажись здесь Агент, он, наверное, сделал бы то же самое.
— Надо… для… этого — обжечься, — закончил Орри свои объяснения и принялся затаптывать костерок. — Пошли к вашему Косте…
Приют покинул сияющий лунный диск. И снова стал невидим.
* * *
Вообще говоря, Коста Ставрос не собирался задерживаться в Большой Колонии надолго. Хотя бы потому, что за все время его пребывания в этой галактической глуши ни одна брачная контора и никто из наемных сватов-одиночек не смог найти ему в жены чистокровную гречанку. А честь рода Ставросов требовала, чтобы все его члены вели свое происхождение только от истинных греков. Да не просто от тех, кого угораздило иметь папу и маму подходящей национальности, а от потомственных греков-контрабандистов, которым просто гены не позволили бы опуститься до того, чтобы зарабатывать себе на хлеб банковским ремеслом или изготовлением софтвера.
Нет, контрабандистов в Большой Колонии, состоящей из неполной сотни «субъектов Федерации» с установившимся благодаря мудрому руководству Сети невероятно нелепым соотношением цен и таможенных правил, хватало. Можно было, сильно поднапрягшись, найти и чистокровную гречанку (из числа новеньких в Бэ-Ка). Но либо в семье подходящих контрабандистов дедушка оказывался португальцем, либо чистокровная красавица-гречанка происходила непременно из семьи, которая всю свою долгую историю прожила в мире и гармонии с законом, что было уж вовсе неприемлемо.
Надо было радикально менять ситуацию — поджимал возраст.
Для этого требовалось немногое. Всего лишь накопить сумму, потребную для того, чтобы убыть с нужным для открытия своего дела капиталом в более подходящие для его матримониальных планов места, — и только. Но накопить ее, даже продав перед отбытием чертовых «Чертей» (тут уж даже в мыслях Коста перестал обращать внимание на случайный каламбур), Ставрос мог только после десяти лет неустанного и убийственно нервного труда в порядком осточертевшей ему таверне. Был и еще вариант — пойти на какую-нибудь особо доходную, но и особо опасную авантюру. От первого варианта начинало ломить затылок, от второго — тянуть под ложечкой. А от все более и более глубокого осознания неизбежности окончательного выбора между этими вариантами Коста чернел ликом и мрачнел этого лика выражением, громоздясь — как правило, в полном одиночестве — за стойкой пустующего бара.
В таком положении — за две минуты до закрытия заведения— его и застала вломившаяся в «таверну» с ночного холода странная компания.
Котяру — Бэзила Каца — Ставрос знал еще с тех далеких теперь времен, когда тот был наводчиком на Океании, а по совместительству действительно пианистом-виртуозом, вхожим во многие дома тамошнего высшего света. О чем эти дома теперь горько жалели. Тогда ни он, ни Коста не помышляли ни о какой богом забытой Большой Колонии. Но времена меняются, и вот — судьба свела их в населенной свихнувшимися рабовладельцами глуши. Собственно, свела только позавчера.
Нельзя сказать, что с самого начала Коста был безумно рад появлению старого приятеля. Тем более что свои «е-2 — е-4»: «Знаешь, дружище, я что-то поиздержался в дороге, но когда выкуплю на таможне мой багаж…» с последующей просьбой о помощи в размере полусотни баксов — Бэзил сделал, еще не переступив толком порога «Зеленых чертей». «Плох стал Котяра», — умозаключил тогда Коста, объясняя старому другу, что тот может покинуть гостеприимных «Чертей» точно в том же темпе, в каком явился, — и без всяких баксов, разумеется. Максимумом дипломатических успехов Каца было соизволение Косты воспользоваться его настольным блоком связи — и то при условии, что тот сделает не больше одного звонка.
Теперь — двадцать восемь часов спустя — Коста решил, что Котяра вконец тронулся умом. Или ограбил рейсовый автобус. Что вообще-то было одно и то же.
В здравом уме Бэзил не притащил бы с собой к Косте девицу. Причем — тут у Косты был глаз наметанный — девицу такую, которой палец в рот класть не следовало бы даже за большие деньги. Лицом она была изящна и конопата, одета — пристойно, а окрасом вышла в осеннюю лисицу. Только вот изысканный профиль ее украшал почти незаметный уже, но когда-то основательный «фонарь» под левым глазом. Свитерок был явно с чужого плеча и на одном рукаве, как ни маскируй, заметно надорван, а на другом — запятнан (да уж не кровью ли?.. Не-е-ет… Кетчупом, видно, — чур меня — конечно же, кетчупом…). Ну, а медно-бронзовая прическа все еще демонстрировала следы ножниц тюремного цирюльника.
«На Харуре сидела девка, — определил про себя Коста. — Точно, на Харуре. Там женщин в каталажке наголо не стригут, а такой вот шиньон делают…»
Того пуще был сопровождавший Котяру и его спутницу малек — шустрый, явно из местных, даже вроде на глаза попадался как-то. Одет бедновато, но не в лохмотья. И Котяру не боится. Да и уголовницу, что с ним, — тоже. Так или иначе, это не киднэппинг. И то слава богу. Кто ж он есть? Китайчонок — не китайчонок… Для вьетнамца слишком приземист, для казаха — наоборот… А против света поглядеть, так и за славянина сойдет, есть у них там такие — скуластые и раскосые. На Святой Анне плюнуть нельзя, чтоб в такого не попасть. Метис. Точно — метис, как и все здесь.
В любом случае это была не та компания, которую ожидал и вроде уже не дождался Ставрос.
Мальчонка, как ни странно, приглянулся Косте.
«Есть попросит — накормлю, — решил он. — И спереть мелочь какую-нибудь дам. До полутора баксов включительно. А что сопрет — это точно. По глазам вижу. Но не стану „ухи крутить“. Если, конечно, хамить не будет».
Хамить мальчонка вроде не стал — чинно уселся на лавке справа от вальяжно развалившегося за самым удобным столиком Котяры и слева от стриженой уголовницы и принялся разглядывать их снизу вверх, как диковинных зверушек. Ноги у него до полу не дотянулись, а потому заплелись одна вокруг другой хитрым кренделем. Уголовница погладила малька по криво стриженной макушке.
От компании разило холодом, голодом. И кострами.
С видимым безразличием Коста выгрузился из-за стойки, обмахнул клетчатой салфеткой сначала соседний столик, а уж затем и тот, за которым устроились гости. Потом разместил на своей физиономии необходимый минимум вежливого внимания и осведомился, терпеливо глядя в пространство, чего, собственно, господам мастерам надобно.
— Нам… — определил Котяра, с глубоким пренебрежением рассматривая слегка засаленный буклет с меню. — Нам, э-э…
— Нам пару сандвичей, — опередил его малек. — Можно вчерашних… Для старших. А мне гренку, если можно. И можно тоже вчерашнюю. И колы на всех…
Тут Бэзил заставил его умолкнуть громогласным «И-и-и-эппп!!!» и страшно выпученными глазами, а Элли больно придавила ему ладонь, которой малек держался за скамью.
— Да, — весело заявила уголовница, игриво повернувшись к Косте тем из своих профилей, что можно было помещать на обложке модного журнала. — Подайте нам пару вчерашних сандвичей — только без лука и без печенки, разумеется, а также гренок для Орри. Проследите, чтобы гренок был вчерашний. Ну и, конечно, — всем колы. Только не из холодильника. На дворе прохладно, знаете ли.
Она задумалась, перебирая в тонких пальцах изъятое у Бэзила меню.
— Н-ну… Ну а к этому, будьте добры, добавить… Ага — вот! Копченых языков… Ну, чтобы хватило на всех… Языки у вас телячьи?
— Нет, мадам, свиные, — ответствовал Коста, принимая правила непонятной еще ему игры. — И, знаете ли, мадам, они не вчерашние…
Орри озадаченно крутил головой, переводя взгляд с Элли на Бэзила, а с Бэзила на Косту.
— Тогда — отставим языки, — милостиво приняла Элли шутку трактирщика. — Пусть это будут… пусть это будут… Ага — пусть это будут ростбифы!
— Просто ростбифы, мадам? — уточнил Коста.
— С гарниром, разумеется. И вовсе не обязательно вчерашние…
Элен мило улыбнулась и на лице у нее появилось мечтательное выражение.
— Итак, — все так же мечтая о чем-то, продолжила она, — просто ростбифы. По двойной порции. И мне… Мне лично — с кр…
Тут она запнулась, преодолевая что-то в себе, и решительно закончила:
— С кровью! Мне двойной ростбиф с кровью! Чтобы был почти сырой!
— Элли… — тихо произнес Бэзил, с опасливым упреком глядя на спутницу своим злым желтым глазом. — Что — Полнолуние?
— Бэзил! — томно отозвалась та и положила свою ладонь на его руку. — Луна, Бэзил… Это всего лишь Полнолуние Чистой Луны. Это не страшно. Двух ростбифов с кровью вполне хватит… Ты же ведь не хочешь, чтобы…
Бэзила передернуло.
— Нет, дорогая, не хочу… Но ты обещала…
— Ах… — вздохнула Элен. — Ведь это всего лишь коровы…
— Бог с тобой, Элли.
Бэзил погасил желтый огонь в глазах, отобрал у Каманеры меню и сделал вид, что углубился в него.
— Но все дела надо будет закончить пораньше… — буркнул он уже примирительно и зыркнул на подругу уже другим — непроницаемо-антрацитовым глазом. — Тебе надо убраться отсюда вовремя. До того как Больная Луна…
— Оставь это! — уже резко и нетерпеливо оборвала его Элен.
Орри не понял этого разговора. Эти двое вообще говорили много непонятного.
Тем временем Бэзил распорядился, чтобы Коста в дополнение к ростбифам обеспечил усталых путников еще кучей всякой снеди — пирожками с курятиной, крабовым салатом, бужениной, артишоками («Нет у меня никаких артишоков! Они там для красоты вставлены!» — невозмутимо поправил его Ставрос), принес свежую дыню, бутыль хереса и какао для малька. Коста глядел теперь уже не в пространство, а куда-то меж разноцветных глаз заказчика. И взгляд его становился все более и более подозрительным.
— Вы кончили? — осведомился он, мрачно смахивая со стола клетчатой тряпицей что-то одному ему только зримое и делая вид, что отчаянно старается, чтобы это «что-то» не попало в физиономии клиентов.
— Пожалуй, все, — подумав, заключил Бэзил. — Да, вот еще — не забудьте о зубочистках, пожалуйста…
— А ты помнишь, Котяра, — с чувством спросил его сполна испивший всю чашу унижения, преподнесенную ему клятым прощелыгой, Ставрос, — что у меня не подают в долг?
— Что за тон? — возмутился поименованный Котярой потомок тех самых Кацев из Гаммельна, которые…
— Так в чем же проблема? — разрядила назревающий конфликт милейшая и снова благорасположенная ко всему миру Элен. — Обслуга э-э… сомневается в нашей платежеспособности?
При этом она окинула Косту рассеянным взглядом, не оставляющим сомнений в том, что она и не думает держать его за кого-либо, кроме невоспитанного полового.
— Элен! — поспешил усугубить унижение старого приятеля Бэзил. — Ты ошибаешься! Это же не ночной сторож и не мойщик полов… Позвольте вас представить друг другу: это…
Тут он сделал изящный жест в сторону своей спутницы:
— Это мисс Элен Каманера, артистка… А это…
Он чуть приобнял нависшего над ним Косту за необъятную талию.
— Это — мой ближайший друг Коста… Судьба наконец свела нас в столь далеких от мест нашей первой встречи краях… Коста, ты помнишь, как это было?..
Орри, не сподобившийся быть представленным хозяину заведения, ничуть не страдал от этого, а только лишь рыскал вокруг шустрым взглядом. Доносившиеся откуда-то с кухни запахи недавно приготовленной пищи придавали этому взгляду особую остроту и цепкость.
Коста тем временем освободил свой просторный торс от несколько навязчивых объятий старого приятеля и осведомился:
— Вот что, господа художники и артисты. Платить чем будем? Я предпочел бы увидеть шуршики, прежде чем изводить на вас съестное…
— О господи! — снова взяла на себя инициативу Элен. — Какие пустяки! Орри!
Она повернулась к Орри тем своим профилем, на котором синяк под глазом еще был заметен.
— Дорогой Орри, покажи господину э-э… Покажи дяде Косте свою замечательную кредитную карточку…
Орри с некоторым замешательством и с очень большой неохотой извлек на свет божий и повертел в воздухе золотистый кусочек пластика.
— Но… — хотел сказать он, однако не сказал: такой суровый взгляд устремили на него одновременно оба глаза Бэзила и один (подбитый) глаз Элен.
— Ну что ж, — все еще мрачно произнес Ставрос. — Дай-ка я гляну на твою игрушку, малек…
Орри с беспокойством проследил за путешествием карточки Пятого Галактического банка из его рук к носу Косты. В этот пункте своего маршрута кредитка задержалась. Не отводя взгляда налитых кровью глаз от свидетельства платежеспособности своих клиентов, Коста вытянул из кармана своего засаленного, но зато отороченного мехом жилета мобильник и настукал на его клавишах номер дежурного по банку.
— Вот что, — буркнул он в трубку, как только в ней зазвучал сладчайший голос робота, благодарящий его за то, что он решил воспользоваться услугами столь надежного банка, как…
— Вот что. Меня интересует платежеспособность карты серии…
Он назвал роботу серию и номер кредитной карточки Алекса Триза.
— Можете не беспокоиться, мастер, — заверил его любезный автомат. — Названная вами карта вполне платежеспособна. И — если вас интересует этот деликатный момент — не объявлена ее хозяином в розыск. Вы можете…
Ставрос упрятал мобильник в карман и, пожевав губами, недоуменно мотнул головой. Потом вернул карточку Орри.
— Кирак! — крикнул он в дверь кухни. — Кирак, ты слышал заказ? Принеси господам все по списку…
— Скажи, Коста, — весело поинтересовался Бэзил. — А что, здесь, в этих местах, действительно встречали зеленых чертей? Или такое название просто так, для красоты?..
— Святая правда, — неприязненно морщась, заверил его Ставрос. — Здесь они и жили, в развалинах мельницы, на которых потом построили мотель. Ее еще первопоселенцы соорудили — мельницу эту… А может, она и раньше здесь была, еще до людей… И не мельницей была вовсе…
— Ну, может быть, не совсем уж черти? — не унимался Бэзил, почувствовавший, что задел крайне неприятную для старого приятеля тему, и вовсю эксплуатируя это обстоятельство. — Может быть, твари поменьше — ну, ма-а-а-аленькие такие чертики?
— Нет, — отрубил Ставрос. — Тогда и мотель называли бы «У Зеленых чертиков»… А тут черти. Многим они до сих пор, говорят, попадаются — ближе к полуночи. Довольно крупные — экземпляры…
С тем он и убыл с поля боя, недовольно хмурясь и недоуменно тряся своими сединами.
— Не беспокойся, Орри, мы вернем дяде Алексу все деньги за этот ужин, все до копеечки! — ласково заверила Элен встревожившегося мальчишку. — Ну, подумай сам — разве он не накормил бы тебя, окажись он здесь? И разве он не угостил бы при этом нас, твоих друзей?
* * *
Кирак — самый корявый и плосколицый из андроидов, каких только видел Орри за всю свою коротенькую жизнь, — судя по всему, или подслушивал под дверью, или обладал обостренным слухом, потому что тут же засновал между кухней и столом, расставляя на нем заказанные блюда и обеденные приборы. Вид у него был обиженный, хотя никаких обид от новоприбывших клиентов он еще не потерпел. Бэзил тут же поспешил исправить это несоответствие:
— Скажи, Элен, — спросил он, указывая вилкой с нацепленным на нее ломтиком буженины в сторону услужливо спешащего к столу, груженного подносами Кирака, — неужели ты и после ознакомления с этим индивидом будешь твердить мне, что андроиды — не уроды?
Элен рассерженно бросила салфетку на стол.
— Ты еще не выпил, Бэз, а уже начинаешь задирать андроидов! Как это мерзко! Ты же ведь прекрасно знаешь, что несчастная дубина не сможет ответить тебе оскорблением на оскорбление…
— Конечно, не сможет, — не без гордости за свое положение отозвался Бэзил и, отправив буженину в рот, сделал андроиду знак наполнить его бокал. — Потому что знает — оскорбляя человека, он наносит ему вред. Так ведь, милейший Кирак?
— Именно так… — подтвердил Кирак, наливший Бэзилу херес и замерший по левую руку от него в позе «чего изволите?» — Я могу только углубить и развить вашу мысль, уважаемый клиент…
— Углуби и развей, — барственно заметил Бэзил, отхлебывая вино и откидываясь на спинку скамьи. — Философия дебилов порой бывает невероятно забавна…
— Я хотел всего лишь заметить, что, оскорбляя того, кто не может ответить на оскорбление…
Тут он принял у Элен опустевшую салатницу и услужливо наполнил хересом и ее милостиво подставленный бокал.
— Оскорбляя того, кто не может ответить на твое оскорбление, — продолжил андроид, — человек наносит вред прежде всего самому себе… А мы, андроиды, не должны допускать своим бездействием, чтобы…
Бэзил помрачнел.
— Мы недовольны тобой, милейший, — прервал он экскурс Кирака в моральную философию. — Где же вчерашние сандвичи, скотина? Ведь мы их заказывали…
Орри, напоминавший сейчас встревоженного воробья, мел подряд все съестное, оказавшееся в радиусе его досягаемости, и припрятывал кое-что из того, что не крошилось и не растекалось, в карманы своей куртки. В разговор старших он не вмешивался, но на Бэзила нахмурился. Он давно заметил, что многие новички в Большой Колонии сразу начинают вести себя с андроидами вот так — по-хамски. А у Бэзила явно был на андроидов какой-то свой, довольно большой, зуб. Похоже, что присутствие Элен заставляло этот зуб ныть с особой силой.
— Хозяин не держит у себя на кухне вчерашнего… — вежливо ответствовал тем временем Кирак. — Кроме того, я понял, что это была шутка. Андроиды отнюдь не лишены чувства юмора, что бы вы о них ни думали, мастер. Оно, видите ли, помогает нам в нашей жизненной борьбе…
С тем он в очередной раз и канул в недра кухонного зала — за ростбифами для Элен.
— Нет, — воззрился Бэзил на свою партнершу. — Каков этот недоделанный философ? Ты слышала, они уже и о борьбе стали рассуждать, эти ваши…
Тут «недоделанный философ» снова явил себя клиентам «Зеленых чертей» и водрузил перед каждым из них небольшую гору прекрасных ростбифов. У Элен гора эта истекала натуральной кровью.
— Ты знаешь, дубина, что ростбиф с кровью — это не просто сырое мясо? — вскинулся на него дипломированный пианист. — Такие кулинары-философы, как ты, вызывают у меня желание открутить им голову и вставить ее туда, где ей самое место!
Он подставил опустевший бокал, и Кирак послушно наполнил его вином.
— Не придирайся! — оборвала его Каманера, ноздри которой хищно расширились, вдыхая запах крови. — Ростбиф — самое то!
— Я должен предупредить вас о надвигающейся на вас опасности, мастер… — скорбно уведомил Кирак Бэзила.
— Что за опасность? Отравиться твоей стряпней, дурень?
— Отнюдь нет, мастер. Санитарный контроль доволен моей работой…
Кирак тяжело вздохнул.
— Дело в том, мастер, что я по опыту знаю, что люди, подобные вам, после второго или третьего бокала вина от слов переходят к делу… В смысле того, что вы говорили о перестановке моей головы… Так вот, мастеру Ставросу такие вещи не нравятся. Он нас — своих андроидов — защищает, словно отец родной… Своих — это значит, «своих друзей», — торопливо поправился он, припомнив пункт трудового законодательства. — Кроме того, господин Ставрос очень физически силен… И простите, но я заметил, что он не очень-то жалует вас, мастер… И я вряд ли смогу помочь, если мастер Ставрос начнет причинять вам вред… Это крайне прискорбно, но…
— Это какой же, спрашивается, вред станет причинять мне мастер Ставрос? — грозно выпятил грудь Бэзил.
Каманера, забыв про ростбиф, с интересом наблюдала за развернувшейся пикировкой.
— Он всегда мешает тем, кто обижает андроидов, тех, что помогают ему здесь, — с тяжелым вздохом пояснил Кирак. — Если, конечно, черти не начинают им мешать раньше… Не далее как вчера он помешал господину муниципальному советнику Терракоте намазать горчицей физиономию Мурри…
— Какому такому Мурри? — поморщился Бэзил, поднося ко рту бокал.
— Это мой помощник по кухне, мастер… У него еще не сформировались нужные рабочие навыки, но он подает большие надежды. Иногда хозяин выпускает его в зал обслуживать посетителей. Обычно нареканий к нему не бывает… Но у мастера Терракоты, по всей видимости, возникли…
— М-да?.. И какие же, позволь спросить? — поинтересовался Бэзил, смакуя действительно неплохой херес местного изготовления.
— Это мы не скоро узнаем… — скорбно склонил голову Кирак. — Мурри не понял смысла предъявленных ему претензий, а сам мастер Терракота вряд ли появится здесь скоро. Он пересек мост там, невдалеке от перекрестка — тут я позволю себе употребить выражение, которым воспользовался мастер Ставрос, — «далеко обгоняя собственный визг»… Мне будет жаль, если вам э-э… придется повторить этот своеобразный рекорд. От себя замечу, что визг господина Терракоты весьма напоминал визг поросенка, которому…
Бэзил поперхнулся хересом, и тот немного разбавил вылившиеся ему на колени струи горячего какао. Орри не сдержался и прыснул в свою чашку. Каманера весело расхохоталась и наконец впилась зубами в ростбиф. Ела она его самозабвенно — высасывая телячью плоть до последней капли, а потом, вяло и меланхолично, мечтательно прикрыв глаза, дожевывала обескровленные ломтики. Происходящим за столом она уже больше не интересовалась.
Не найдя окрест ни малейшего сочувствия своему гневу, Бэзил досадливо бросил андроиду:
— Подай мне салфетку и, будь добр, избавь от своего общества…
* * *
— Вот давно бы так, — заметил Ставрос, подходя к нему сзади. — Я это здесь быстро понял — почти сразу, как прилетел. Не трогай андроидов, и будешь жить спокойно. Они здесь умеют досадить тем, кто их утомляет. А мне так с моими надо еще и дружить, чтобы Комитет по наемному труду не придирался по разным поводам… Ну, вот что: не будешь заказывать еще чего на ужин — оплачивай счет и вали ночевать в домик. Они за изгородью, справа. Я включил ночлег в счет. Паренек ваш пусть переночует в гостевой, наверху. Там будет теплее. Что до мадам, то…
— Я останусь в гостиной, — благодушно уведомила его Каманера. — Сна ни в одном глазу. Полнолуние… Посмотрю новости по Ти-Ви. Давно не смотрела здешних новостей…
— Да, — торопливо подтвердил Бэзил. — Когда у Элен бессонница, ей лучше вот так…
— Воля ваша, — пожал плечами Ставрос. — Гони сто семьдесят баксов и, как говорится, располагай собой…
Наступил решающий момент.
— Орри, — медовым голосом обратился к мальку его новый Друг. — Будь добр, набери на аппарате дяди Косты номер э-э… Алекса. Ты ведь вспомнил его? Мне придется спросить у него кодовый номер твоей карточки…
Физиономия Ставроса вытянулась.
— Так вы… Так ты, мальчик, просто взял карту своего папы и… И даже не спросил у него кодового пароля?
— Алекс вовсе не мой папа…
Выражение тревоги и подозрительности явно обозначилось на физиономии Ставроса.
— Это сущие пустяки… — махнул рукой Бэзил. — Дайте мальчонке аппарат, и мы все урегулируем за пару минут…
Ставрос с подозрением протянул аппарат Орри. Того прошиб мелкий пот, но трубку он взял и мужественно настучал на клавиатуре домашний номер Алекса. Мобильник тот никогда с собой не таскал, чтобы не беспокоили.
Как и ожидал Орри, автоответчик не преминул уведомить его о том, что хозяина дома нет, и предложил оставить для него сообщение. Орри попытался улыбнуться и пожал плечами. Вышло довольно жалко. Он протянул аппарат Ставросу, но тот даже не заметил его.
Коста окончательно превратился в грозовую тучу, готовую обрушить страшной силы разряд на первого, кто под такой разряд угодит. Орри очень не хотелось оказаться этим «кем-то». В конце концов, он ничем не был виноват в происшедшем.
«Туча» подумала немного и развернулась в сторону Бэзила.
— В общем, обштопал ты меня… — задумчиво произнес Коста. — Пожрал, попил, девку свою накормил… Ладно, малек не в счет… И теперь думаешь вот так вот и уйти, как фраер?
— Ну, ты же сам проверял… — торопливо затараторил Кац. — Карта платежеспособна, ты эти деньги получишь… Уже сегодня же…
— Кто этот чертов Алекс? — грозно спросил Ставрос. — Это его карта вообще?
— Да, его… Но она… Он… Орри, как зовут дядю Алекса? И где его найти?
— Алекса зовут Алекс Триз, — внес в разговор ясность Орри. — «Прокат и обмен виртуальных игр»… А найти его сейчас трудно. Может, его плохие люди забрали. Может, не забрали, а он от них прячется…
— Неплохо… — констатировал Коста. — Неплохо ты меня нагрел, Котяра…
Он задумчиво рассматривал Каца анфас, чем вызвал у того непреодолимое желание повернуться в профиль. А еще лучше — просто забраться под стол.
— При ребенке я бить тебя не буду… — успокоил его Коста. — Но до тех пор, пока сто семьдесят баксов не будут у меня на столе, тебе придется погулять без твоего роскошного прикида… Мадам мы пока оставим у нас погостить, пацан тоже здесь целее будет, а ты, скотина, найдешь у меня в кладовке всякое барахлишко… То, что андроиды надевают мусор убирать, и в нем отправишься в город решать с Тризом своим, с плохими людьми, с хорошими и со всеми, с кем хочешь, где тебе эти сто семьдесят баксов достать. Хоть займи, хоть банк ограбь, хоть у аллаха из задницы вырви… А не принесешь до вечера, включаю «счетчик»… Лады?
— Господи, я не знал, что ты стал таким мелочным, Коста…
— Важен принцип! — грубо оборвал его содержатель «Зеленых чертей». — Я не люблю, когда старые друзья меня вот так накалывают по мелочам.
— Но зачем же лишать меня костюма?
Голос Бэзила перешел в режим верещания.
— Это же мой способ зарабатывать! Кто пустит меня в лохмотьях в приличный офис?!
— Так иди в неприличный! Радуйся, что я тебя не выпускаю отсюда вообще в чем мать родила! Все! Точка. Конец предложения. Абзац. Разговор закончен!
— Если тебе нужен залог, — продолжал верещать Бэзил, — то какой же это залог?
Он прихватил свой фрак за лацканы и принялся демонстрировать их Ставросу.
— Это? Это?! Он же потерт! Залит кофе и всякой дрянью… Какой это может быть залог?
— Что ты мне в нос суешь свою мануфактуру?! — взорвался Ставрос. — Знаю я ей цену! Я потому ее у тебя и забираю, что больше с тебя взять нечего. Только и всего…
— Но зачем же тебе это старье? Вот на Элен прекрасная юбка. А на мальчике совсем не ношенная почти куртка. Легкая и теплая… Или вот…
— Так ты, сука, уже и ребенка раздеть готов?! — зашипела молчавшая до сих пор Элен и грозно поднялась из кресла.
— Элен! Бога ради, контролируй себя, Элен! — с неподдельным испугом заорал Бэзил, стараясь поместить Косту между собой и своей спутницей. — Помни, что сейчас — Полнолуние…
Орри проворно выскочил из-за стола, успев сунуть в карманы еще пару пирожков. Потом он — второй раз за эти сутки — сказал «Брек!» и выставил вперед правую руку с поднятой ладонью.
— Сколько, вы говорите, мы должны вам? — обратился он к слегка оторопевшему Косте. — Сто семьдесят баксов? Пять сотен разменять можете?
Он уселся на пол, для удобства подвернув под себя ноги, вытащил из-под куртки свою фляжку и принялся отвинчивать у нее дно.
Присутствующие, в том числе Кирак и выглянувший из кухни Мурри, не без удивления наблюдали за его манипуляциями. Дно фляжки отошло легко и обнаружило простенький тайник, он занимал больше половины ее объема. Тайник был плотно набит банкнотами Первого Федерального. Так плотно, что они сейчас оправдывали свое прозвище — «капуста».
— Откуда это у тебя, мальчик? — вкрадчиво спросил Ставрос.
— Это, считайте, деньги Храма… — хмуро буркнул Орри. — От пана Волыны их мне передали для… В общем, на самом деле, чтобы выследить, куда я с ними пойду… Одним словом, придется занять — не пропадать же Бэзилу без штанов? Потом вернем… Так вы разменяете?
Он протянул купюру Ставросу. Тот разгладил ее, по старинке посмотрел на свет и кивнул Кираку.
— Принеси…
Через секунду верный андроид был уже снова перед Ставросом, держа наготове стальной ящик, служивший Косте, видимо, разменной кассой. Еще через минуту расчеты были благополучно окончены. Ящик убрался назат, в кабинет Косты, а фляжка-тайник вернулась под куртку Орри Воцарилась всеобщая тишина.
Потом Ставрос молча мотнул головой, предлагая Бэзилу пройти за ним.
* * *
В кабинете Ставрос кивнул Бэзилу на кресло, а сам втиснулся за видавший виды письменный стол.
— Признайся…
Он навалился животом на стол и вперил в Каца взгляг своих выпуклых глаз.
— Вы уговорили мальчишку грабануть папашу… Ну не па пашу, а какого-то лопуха из родственников, и бежать с вами на Трассу или еще куда-нибудь? Ты знаешь, что здесь делают с похитителями детей? Ты думаешь, тебе удастся по-тихому сплавить малька куда-то?
— Да нет! — замахал на него руками Бэзил. — Как бог свят — нет! Это все экспромт! Чистой воды экспромт! Мы с Элен…
— Кстати, Элен эту свою ты откуда раздобыл? Она с клеймом? Видно же, что на Харуре за решеткой побывала…
— Да нет, у нее нет клейма!.. Ты меня не путай! Элен, это другая песня…
— Говоришь, клейма нет? Значит, до суда сбежала… Говоришь, другая песня? Ну что ж, другая так другая… Откуда малек-то?
— Да из Лесу! Там его и встретили. Еще до дождя… Один-одинешенек…
Бэзил решил не усложнять разговора упоминаниями про звеннов. Да и про клятву Огню и Ветру решил лучше промолчать. Как и про другую свою клятву, из-за которой, собственно, и оказался здесь, в Бэ-Ка.
— И при нем — карточка эта… А говорить толком он не стал. Одни какие-то Алекс, Мохо… Теперь вот про Волыну какого-то…
Лицо Ставроса дернулось:
— Это ты вовремя про пана напомнил… Я чуть и не упустил… Только наперед учти: пан Волына не «какой-то». И никогда «каким-то» не будет! Такие, как он, Стук, Билли-Беда, здесь под крылышком у людей высокого полета гуляют. И не приведи тебя господи с ними на узкой дорожке встретиться…
Он замолчал, барабаня короткими волосатыми пальцами по столу.
— Однако же с мальком надо как-то быть… Быть с ним надо как-то…
Он снова уставился на ровным счетом ничего ему не говорящую физиономию Бэзила. Тот уставился на него:
— Кажется, и просто все… Как у младенца леденец стырить… Однако ж… Такие имена упоминаются… Лучше не рисковать… Не рисковать лучше… Вот что…
Он схватил трубку многоканального блока связи и ткнул в единственную кнопку — одну из многих, что теснились на панели памяти. Этому человеку Ставрос звонил частенько, и всякий раз набирать его номер целиком было уж слишком геморройно.
— Алло, Тедди? — приветствовал он своего собеседника. — Время позднее, а ты, я вижу, на ногах… Да… Да… Не жизнь, а сплошные поводы для бессонницы… Нет — только чистый воздух, чистая совесть и жизнь в деревне… Только это — никаких таблеток… Да, это нам не по карману… Послушай… Я здесь оторвался от городских сплетен… Да… Ты мне намекни… Намекни только — тебе фамилия Триз ничего не говорит? Вот как? Да — Алекс Триз… Ну, а если я добавлю сюда имя малька одного… Что? Да, именно… Орри его зовут… По-андроидски как-то… Но не… Что там у тебя?
Коста недоуменно уставился на Бэзила, словно тот мог объяснить ему, что приключилось на той стороне канала связи.
— Да… Да ты что?! Нет… Нет, не у меня… Не…
Трубка в его руке разразилась всполошным кудахтаньем, потом панически заверещала и смолкла. Ставрос подержал ее с минуту, глядя на пластмассовое изделие, словно на семи-батюшную гадюку. Потом точно таким же взглядом смерил сразу поджавшегося Каца.
— Кого ты привел ко мне?! — тихо спросил он.
Шепотом спросил.
Львиный рык и перекаты громовых раскатов навели бы на Бэзила меньше страху, чем этот шепот. Ответа Каца Ставрос дожидаться не стал. Просто несколько раз ткнул пальцем в трубку и доверительно сообщил:
— По-моему, Рубинчик свалился с кровати. Это для него опасно. Остеохондроз…
— Какой Рубинчик? — изумился Бэзил. — Лева Рубинчик из Метрополии? Его занесло в эти места? Как интересно!..
— Тедди. Тедди Рубинчик из Нижнего города… Ты его не знаешь, но это неважно. Зато он знает всех. Так вот, когда он узнал, что я спрашиваю про малька по имени Орри, да который еще имеет отношение к Алексу Тризу, то он упал с койки… Поверишь ли мне, Тедди Рубинчик упал с койки… Он очень возбудимый — Тедди… Он сказал, что нас всех убьют…
— Он что — чумной? — озадаченно спросил Бэзил.
— Кто? Тедди? Да нет, он просто холерик…
— Я про малька. У него что — болезнь какая-то, которой он нас всех перезаразил?
— Нет… Это не болезнь. Хуже… Он что-то такое знает, чего нельзя… Чего не хотят… Что-то связанное с каким-то Пророчеством… Или Предсказанием… Одним словом, Больше его заказали. Достать живым или мертвым… И всех, кому он что-то мог рассказать, под корень… И вот они его со вчерашнего дня и ловят…
— И с-сколько за него дают? — начав заикаться от волнения, осведомился Бэзил.
С минуту Ставрос печально разглядывал старого приятеля. Как, наверное, на далекой Земле разглядывают чудом к ним попавшего живого тропического богомола жители Алеутских островов.
— Новый ты в здешних местах. Неопытный… Запомни — такие люди, как Волына, платят только за то, чего не могут взять. И только тому, у кого взять не могут. У таких, как мы, Волына может просто взять то, что ему нужно. А потому мой тебе совет… Продай малька. Только не Больше, а тому, с кем Волына станет торговаться. Ты, конечно, на таком деле словишь мизер — ну, тысяч двадцать, двадцать пять от силы. Но останешься жив. И на кусок хлеба с маслом заработаешь и на фрак концертный… И на новый свитерок для твоей мамзели — а то в драном ходит… И продавай его немедленно. Раз Тедди Рубинчик знает, что про Орри его спрашивали из «Зеленых чертей», то скоро об этом будет знать весь Нью-Чепель. А раз об этом будет знать весь Нью-Чепель, скоро сюда пожалуют пан Волына и его люди… Тебе надо торопиться…
— Кому, кому я могу продать треклятого мальчишку? — заломил руки Бэзил.
— Да хоть первому встречному!
Коста стал решительно выбираться из-за стола. Это давалось ему нелегко.
— Кому угодно, лишь бы сбыть его с рук и перевести стрелки на других людишек…
— И где я возьму этого чертова первого встречного ночью в лесу, на безлюдье! Там уже, по-моему, пурга начинается…
Ставрос подошел к окну, прислушался…
— Знаешь, — вдруг сказал он решительно. — Пожалуй, я могу составить тебе протекцию. Ну, по части первого встречного… За известный процент, конечно…
— Век буду благодарен! — с энтузиазмом воскликнул Бэзил. — По рукам!
— По рукам, — подтвердил Коста.
И вот он тут как тут — легок на помине — этот первый встречный. Тот самый гость, которого Коста ждал с раннего вечера! И таки дождался!
Заверещали звонки, забухало дверное кольцо, а входная дверь бара распахнулась под напором ломящихся в нее людей и андроидов. Загудели гуделки, затрещали трещотки, зазвенели струны, и бар наполнился пестрым и непонятным, но, главное, развеселым народом. Не весел, а наоборот — мрачен, как снеговая туча, был только человек громадного роста — косая сажень в плечах, борода до пояса, на ногах — первопроходческие сапоги с печную трубу каждый. Взгляд тонет в кустистых бровях, нос картошкой торчит из медно-рыжих усов, а сам их обладатель по пояс тонет в такой же — медного отлива — бородище. Сверху на все это нахлобучена ковбойская лихая шляпа: к вашим услугам содержатель Подземных Театров Нью-Чепеля и окрестностей мастер Стук собственной персоной!
