23

Трэвен обрушился на водителя мотоцикла с такой силой, что воздух с хрипом вырвался из его легких. Когда мощный «Судзуки» начал серию диких поворотов, он подавил желание прыгнуть в сторону, схватил мотоциклиста за руку и стащил с седла. Потеряв равновесие, не в силах удержаться, Трэвен упал вместе с водителем мотоцикла на мостовую и ушиб об асфальт локоть. Ему показалось, что в руку вонзились острые осколки стекла, и детектив выронил пистолет.

Парень ударил его в лицо головой в шлеме и рассек лоб. Вывернувшись из-под более легкого противника, Трэвен нанес удар по шлему открытой ладонью, и голова мотоциклиста откинулась назад. Детектив попытался поднять правую руку, и его онемевшие пальцы скользнули по гладкому пластику шлема.

Внезапно он увидел сверкающее лезвие ножа – парень достал его из потайного кармана кожаной куртки. Преступник упал на Трэвена, пытаясь вогнать в него нож. Детектив рванулся в сторону и услышал, как острое лезвие скрипнуло по асфальту. Он ударил ребром левой, неповрежденной руки по горлу противника. Тот захрипел, и Трэвену удалось отбросить его в сторону и встать. Преступник тут же снова взмахнул ножом, демонстрируя скорее ярость, чем умение, однако на этот раз детектив был наготове. Трэвен сильно ударил ногой по шлему противника. Нападавший упал на спину и замер, выронив нож из безжизненных пальцев.

Трэвен наклонился, подобрал пистолет и держал его в левой руке, чувствуя, как иглы боли продолжают пронизывать правую. Затем сделал несколько глубоких вдохов, снял пистолет с предохранителя и подошел к лежащему мужчине, ударом ноги отбросил нож в сторону и оперся о борт стоящего рядом автомобиля.

– Я из полиции, – произнес он, обращаясь к испуганному водителю.

– Мик? – послышался в мозгу Трэвена низкий голос.

– Это ты, Ковальски?

– Да. У тебя все в порядке?

– Бывало лучше. – Обернувшись на рев сирены, Трэвен увидел бронированный автомобиль полицейской группы быстрого реагирования, вырвавшийся из-за угла и резко затормозивший перед собирающейся толпой зевак.

Ковальски выпрыгнул из машины. Он был в полном боевом снаряжении, поперек его широкой груди висело крупнокалиберное ружье. Толпа расступалась перед ним. Следом появились еще трое полицейских с надписью крупными буквами на спинах черных курток «Отдел наркотиков». Они начали оттеснять любопытных. Ковальски двигался, как пантера, постоянно глядя по сторонам и отдавая команды своей группе.

Над местом происшествия пронесся вертолет прессы, окрашенный в малиновый цвет. Вихрь от его несущего винта рассеивал валяющийся на мостовой мусор. Вертолет круто развернулся, полетел обратно и завис над улицей. Из дверцы высунулся оператор с телекамерой, а пилот включил микрофон направленного действия, закрепленный на днище.

Голоса толпы усилились и превратились в беспорядочный гул.

Трэвен сунул свой СИГ/Зауэр в наплечную кобуру и присел рядом с водителем мотоцикла, все еще лежавшим без сознания. Когда детектив попытался поднять забрало шлема, оно рассыпалось у него в руках. Он смахнул осколки на мостовую и увидел испанские черты лица.

– Очоа, – произнес Ковальски. Трэвен повернулся к нему и кивнул.

– Один из подручных Эваристо Эскобара. – Он начал снимать с него шлем.

Ковальски опустил дуло автоматического ружья и направил его прямо в лицо Очоа.

– Не понимаю, почему Эскобар решил покончить с тобой именно сейчас? – удивился огромный полицейский. – Последнее время мы старались прижать Донни Куортерса и потому почти месяц не мешали Эскобару заниматься операциями с наркотиками. К тому же он не может не знать, что тебя перевели из нашего отдела. Тогда почему он пошел на это?

Трэвен провел пальцами по шее водителя мотоцикла.

– Нейронная вставка, – разочарованно произнес он. – Теперь нечего рассчитывать на то, что мы получим от него какую-нибудь информацию.

Ковальски повернул носком сапога голову Очоа.

– Да, он перенес хирургическую операцию, – согласился полицейский.

– Эскобар раньше не прибегал к нейронным вставкам, – недоуменно продолжил Ковальски. – Он всегда считал, что за деньги можно купить что угодно, включая полное молчание, и не любил, когда в его дела суют нос посторонние.

– Это верно. Судя по всему, времена меняются. – Трэвен включил микрокристалл связи и вызвал Хайэма.

– Слушаю, – отозвался Хайэм.

– Нашел у нее какие-нибудь документы для опознания?

– У нее нет ничего.

Местоимение врезалось в душу Трэвена, подобно острому ножу.

– У нее? – переспросил вслух Ковальски.

– Я застрелил женщину, хотя и не знал этого, – кивнул Трэвен. Он сунул руки в карманы и пошел через толпу. Люди расступались перед ним не потому, что он полицейский, а испытывая какой-то мистический страх.

– Но Эскобар не нанимает женщин для таких дел, – удивился Ковальски. – Он принадлежит к старой школе, а в Колумбии всегда считалось, что убивать должны только мужчины.

– Я знаю.

Хайэм сделал шаг в сторону, когда Трэвен приблизился к трупу.

Пытаясь не обращать внимания на огромные кровавые раны от разрывных пуль десятимиллиметрового калибра на груди женщины, Трэвен опустился рядом на колени и снял с нее шлем. Боль в локте уменьшилась и напоминала теперь глухую зубную боль.

Женщина была привлекательной, с черными как смоль волосами, тонкими чертами лица и нежной кожей, уже начавшей бледнеть после наступления смерти. Изо рта текла струйка крови, и глаза были полуоткрыты.

Тошнота подступила к горлу Трэвена, и на мгновение он подумал, что сейчас его вырвет. Затем приступ прекратился, оставив после себя вкус желчи.

– Японка, – пробормотал Ковальски. – Это определенно не дело Эскобара. Что-то тут не так, Мик.

Трэвен достал из бумажника пластиковый карманный календарь, который всегда носил с собой. Из толпы донесся властный голос.

– Канеоки, – объяснил Хайэм.

– Какого черта ему здесь нужно? – нахмурился Ковальски.

Хайэм пожал плечами.

Трэвен снял перчатку с правой руки женщины, повернул ладонь вверх, прижал подушечки большого, указательного и безымянного пальцев к пластику календаря, перевернул его и снял отпечатки двух других пальцев на обратной стороне. Сам он ни разу не прикоснулся к его поверхности. Закончив работу, вложил календарь с отпечатками пальцев между двумя другими карточками и передал все три Ковальски.

Хайэм с интересом наблюдал за происходящим.

Голос Канеоки звучал отчетливее и намного ближе.

Трэвен осмотрел длинные пальцы женщины, затем нажал ей на ладонь. Пять острых двухдюймовых лезвий выскочили из-под ногтей и сверкнули в надвигающемся сумраке.

– Вот сука, – пробормотал Хайэм.

– Действительно, эта стерва не новичок в своем деле. Вам, ребята, пожалуй, повезло, что она выбрала ружье в качестве оружия, а? – сказал Ковальски.

Трэвен опустил руку, по-прежнему испытывая чувство вины за смерть женщины. Он встал и посмотрел на Ковальски:

– А как оказалась здесь твоя группа? Тот пожал плечами:

– Услышал, что вы с Хайэмом собираетесь сегодня встречаться с одним из боссов Нагамучи, вот и решил находиться поблизости, если произойдет что-то интересное. И оказался прав. Произошло.

– Нет, такое объяснение никуда не годится, – покачал головой Трэвен. – Вы следили за Очоа. По вашим сведениям, он отправился за грузом наркотиков, припрятанных в укромном месте, и вы преследовали его, когда все это произошло. Если Канеоки получит другое объяснение, он пожалуется Кайли, а тот поднимет скандал, и вам несдобровать.

– Ну разумеется, мы следили за Очоа, – усмехнулся Ковальски. – Эту информацию я получил от своих осведомителей.

– Спасибо, что вы оказались здесь.

– О чем ты говоришь! Трэвен повернулся к Хайэму:

– У тебя нет возражений против такого объяснения?

– Нет. Мы прикрываем друг друга, как и надлежит делать напарникам.

При этих словах Трэвен почувствовал внутренний холодок. Мотивы, которыми руководствовался Хайэм, согласившись не доносить Кайли на действия Ковальски и его группы из отдела по борьбе с наркотиками, были теми же, что и у Трэвена, когда он решил не обращаться с предложением убрать Хайэма с оперативной работы, пока по его вине не погибнет кто-то из полицейских, может быть, сам Трэвен.

– Трэвен! – Голос Канеоки прорезал шум толпы, как лазерный луч кусок масла.

Детектив обернулся и увидел капитана.

– Что здесь происходит, черт побери? – Взгляд Канеоки был прикован к трупу.

– На нас напали, сэр, – ответил Трэвен, – едва мы уехали из Нагамучи.

Канеоки взглянул на Хайэма.

Сержант из отдела по расследованию убийств пожал плечами:

– Все произошло именно так, капитан. Канеоки перевел взгляд на Трэвена:

– Вы хотите убедить меня, что Нагамучи имеет какое-то отношение к происшествию?

– Разве я так сказал?

– Перестаньте молоть чепуху, Трэвен. Детектив посмотрел на Хайэма:

– Я действительно говорил что-то подобное?

– Нет.

Вертолет с репортерами снова завис над улицей. Прибыли полицейские в форме, оцепили место, где произошло происшествие, и транспорт снова начал движение.

– Таира Йоримаса полностью невиновен в смерти гейши, – заявил Канеоки. – Я получил по факсу ряд документов, подтверждающих, что он не мог вчера находиться вблизи здания, где она жила. Я не хочу, чтобы вы воспользовались покушением для новой атаки на Нагамучи. Корпорация не имеет к этому никакого отношения.

– Даже если Йоримаса сам не убивал Нами Шикару, он мог нанять убийцу, скрыв это от корпорации.

– Любой человек невиновен, пока его вина не доказана, Трэвен. Или вы забыли о презумпции невиновности?

– Разумеется, я помню, но мне пока не удалось доказать и обратного. Если Йоримаса не имеет никакого отношения к ее убийству, то вполне вероятно, что кто-то из корпорации замешан в нем. Насколько я понял во время беседы с Йоримасой, мы не получим никакой помощи от Нагамучи при расследовании.

– Оставьте корпорацию в покое.

Трэвен посмотрел в глаза капитану пристальным взглядом:

– Меня удивляет, почему вы проявляете такую настойчивость.

– От вас требуется только одно, черт возьми, – заниматься своим делом, мистер.

– Именно это я и делаю, капитан, – ответил Трэвен, чувствуя, что задел Канеоки за живое.

Капитан поправил очки, с яростью взглянул на Хайэма и увидел Ковальски.

– А почему здесь оказались сотрудники отдела по борьбе с наркотиками? – удивленно спросил он.

Ковальски откашлялся:

– Видите ли, вон там находится задержанный нами Луис Очоа. Нам известно, что он работает на Эваристо Эскобара, видного члена Медельинского картеля, действующего в Далласе. Узнав, что Эскобар готовит тайные места передачи наркотиков в Хайлэнд-парке, мы начали следить за Очоа и оказались здесь в тот самый момент, когда раздались выстрелы.

– Это было нападение на Трэвена?

– Да, сэр.

– Зачем им это понадобилось?

– Мне кажется, они намеревались убить его. Трэвен с трудом удержался от улыбки, пока Канеоки

напрасно вглядывался в лицо Ковальски в поисках насмешки.

Отвернувшись от Ковальски, Канеоки сказал:

– Вот и ответ на ваш вопрос, Трэвен. По-видимому, Очоа и его сообщник узнали вас и тут же решили устранить полицейского, доставившего им столько неприятностей. Нападение не имеет никакого отношения к Нагамучи. Причина его таится в вашей прошлой работе.

Трэвен кивнул, думая об охотничьем ружье и лезвиях под ногтями женщины.

– Скорее всего, вы правы, – согласился он. Канеоки поправил пиджак и галстук. На его лице

отразилось облегчение. Подняв голову, капитан впервые заметил вертолет прессы, описывающий круги над их

головами.

– Я обязательно скажу об этом в своем заявлении средствам массовой информации. А сейчас почему бы вам, Трэвен, вместе с Хайэмом не уехать отсюда? Думаю, так будет лучше. Это устранит неправильное толкование происшедшего.

– И, возможно, исключит предположения о связи корпорации Нагамучи с нападением на нас, – сказал Трэвен. – Я понимаю. – Он повернулся и пошел к своей машине, прежде чем Канеоки успел ответить. Почти тут же путь ему преградила знакомая журналистка, пытающаяся одновременно поправить прическу и говорить, держа в зубах блокнот. Он сделал жест в сторону Канеоки, поправляющего галстук. Когда Трэвен произнес:

– Вот там капитан, возглавляющий отдел по расследованию убийств, – журналистка с энтузиазмом бросилась к Канеоки, надеясь взять у высокопоставленного руководителя департамента полиции интервью по поводу растущей преступности на улицах Далласа.

– Мик? – услышал он голос Ковальски, идущего рядом.

– Мне нужно сегодня встретиться с Эскобаром, – произнес Трэвен таким тихим голосом, что Хайэм не мог услышать его.

Ковальски кивнул и растаял в сумерках.

Трэвен посмотрел на поврежденный кузов «Чероки», убедился в том, что мастерская выправит все за пару часов, и сел за руль, пытаясь не вспоминать убитую женщину.

– С тобой все в порядке? – спросил Хайэм.

– Да, – ответил Трэвен, вливаясь в транспортный поток с помощью полицейских в форме, узнавших его.