Глава 2
Закрыв на всякий случай глаза, я толкнула дверь храма и переступила порог. Ничего. Впрочем, как и ожидалось. Одним из преимуществ дампиров, помимо способности наплевательски относиться к дневному свету, если верить прочитанным в папином кабинете книгам, было полное наплевательство к святой магии. Ну если, конечно, ею не был пропитан меч паладина, который и без всяких благословений попавший под него живой или не очень живой организм разрубит с легкостью.
Жрец, стоявший перед стеллажом, на котором было искусно изображено восходящее солнце, скосил в мою сторону глаза, но оторваться от священнодействия не посмел. В полутьме небольшого помещения мягко светящиеся искусственные лучи на стеклянной мозаике притягивали глаз. Никакой магии, просто контраст красок и умело подобранное сочетание светлых и темных тонов. Первые были использованы для неба, светила и людей, вторые – для рассыпающихся во прах личей и вампиров, соотношение которых с простыми смертными было примерно один к одному. Парадоксально, но хотя точно известны причины гибели всей нежити и даже есть главный подозреваемый в освобождении живых от власти мертвых, но конец Эпохи Смерти упорно приписывают вмешательству богов. Не понимаю, но спорить с верующими себе дороже. А уж спрашивать у них, почему в таком случае небожители вообще допустили порабощение Древних и ждали долгие столетия, если не тысячелетия, чтобы вмешаться, – хороший способ затеять драку.
Люди до сих пор не могли сказать, как получилось так, что творения некромантии загнали весь остальной мир себе под пяту. О временах, которые были до того, как всех живых разогнали по охраняемым заклятиями и тварями резервациям, создав, по сути, фермы, где на убой выращивались представители всех рас, даже сказок толковых не осталось. Слишком давно это было. Слишком хорошо прежние хозяева уничтожили все следы того, что было до них. Нам неизвестно, что было вначале, и даже события конца были записаны лишь спустя столетия после самой катастрофы, упокоившей все немертвое. Отец, которому при воспитании молодой дампирки решительно не хватало общеизвестной информации, собрал о произошедшем тогда все возможные сведения и дал мне ознакомиться с ними. Впрочем, перечитывать штук двадцать книг я не стала, ограничившись небольшой статьей какого-то Эллергреэля, написанной лет сорок назад, в которой неведомый эльф-историк сделал на основании работы всей своей жизни краткий обзор случившегося в те далекие годы.
В Эпоху Смерти власть принадлежала мертвецам. Но они не были тупыми кровожадными тварями, как любят их рисовать в сказках. Нет, это были расчетливые и умные монстры, создавшие свою пусть извращенную, но цивилизацию. Они не допускали в своем обществе стагнации и застоя, непрерывно развивались, совершенствовались в магии и науках. Артефакты, оставшиеся от них, заставляют наших ученых и магов только разводить руками. Ну не понимает в большинстве своем никто, чего это такое и как оно работает, если, конечно, еще не сломалось от времени. В общем, существовали эти твари в свое удовольствие. А также жрали людей. Ну или эльфов, гномов, троллей и так далее, в соответствии с личными предпочтениями и вроде бы даже специально разработанными диетами.
Численность их колебалась в соответствии со строгими законами и не должна была превышать определенного соотношения между едоками и пищей. Для урегулирования споров были широко распространены дуэли. Единичные и массовые. С оружием и магией. Естественно, щадить своих противников, пусть даже таких же мертвецов, нежить не собиралась. Простые кражи и убийства… Нет, пожалуй, все-таки упокаивания тоже имели место, но наказание за них предусматривалось крайне суровое. Вместо погибших по тем или иным причинам немертвые принимали в свои ряды неофитов. Маленькая часть живых, как правило из числа дальних потомков мертвых, существовала не на правах скота, а являлась эдаким резервом, из которого самые умные, одаренные или же просто везучие пополняли ряды господ. Они владели началами магии, в не слишком больших, правда, пределах, и с самого рождения готовились к смерти и последующему существованию. Некромантов, не прошедших к началу старения сложных испытаний за право обрести бессмертие, но успевших оставить потомство от наложниц, как правило весьма многочисленных, банально сжирали, поскольку родственная кровь является практически идеальным вариантом для большинства ритуалов темной магии и, как следствие, даровала тварям немалое могущество.
К аристократии нежити, полностью наделенной разумом и свободой воли, относились вампиры и личи. Первых было много, вторые отличались исключительным могуществом. Это и послужило поводом к междоусобному конфликту, в котором и сгинули твари. Большинство кандидатов в нежить хотели сохранить для себя все прелести жизни, вроде возможности постельных развлечений или возможности чувствовать вкус пищи, пусть даже основу ее неизменно составляла кровь. Становиться же просто мертвым остовом, обретающим благодаря силе смерти почти всемогущество, желали только те, у кого иного выбора не оставалось. Молодые кровососы уступали мертвым колдунам во всем. Первые несколько сотен лет они даже на солнце не могли показываться, в то время как любой лич, сразу после того как перемещал душу в филактерий, переставал бояться всего на свете, за исключением угрозы разбить артефакт, от целостности которого зависело его существование. Правда, с течением времени вампиры несколько уравнялись в большинстве возможностей со своими оппонентами. И тысячелетнее дитя ночи обрело некоторые шансы выйти победителем в битве с мертвым магом, постигавшим смерть десять веков.
Однажды случилось так, что мертвые устроили междоусобную войну. Фактически не войну даже, а серию дуэлей. Три клана вампиров, решивших расширить свои владения и увеличить количество имеющихся в их распоряжении резерваций с «пищей»? насело на обветшавший род личей и стало выбивать всех его представителей одного за другим, пусть и с немалыми потерями. В полном соответствии с законами, разумеется, как иначе. За этим тщательно следили независимые арбитры, готовясь покарать тех, кто попробует сделать хоть шаг в сторону от выверенного временем канона. И последний из мертвых колдунов по имени Окелтеймер, осознавший, что его филактерий вот-вот разобьют, а прапраправнуков просто съедят какие-то ну совсем посторонние клыкастые уроды, решил унести всех врагов с собой в могилу, откуда те уже не встанут. Он, воспользовавшись форой, которую дал ему выигрыш в последней дуэли, до начала следующей разработал проклятие чумы крови. И применил его в своем последнем бою, самостоятельно лишившись посмертного существования, но уходя в небытие с уверенностью, что обескураженные добровольной гибелью противника вампиры обязательно прочтут в его дневнике, какая ужасная участь их ожидает. Кровососы действительно записи мага внимательно изучили. И не поверили им. До первого заболевшего. Который появился лишь спустя десять лет.
Окелтеймер был безусловно гением. Он смог создать мор, который поражал не живых, но мертвых. Причем только вампиров. И проявлял себя лишь через несколько лет, когда больной успевал передать чуму крови такому количеству сородичей… Клыкастые повелители мира медленно сгнивали, не в силах справиться с изощренными чарами окончательно умершего лича. Сначала начинала шелушиться и облазить кожа, потом, спустя примерно недели две, она шла пятнами и расползалась дурно пахнущей слизью, отпадая от костей. Кровососы отличались изрядной живучестью, причем, чем старше они были, тем сложнее им было отправиться на тот свет. Некоторые могли сохранять свое существование пару-тройку дней даже в виде кричащей от боли и ужаса лужи слизи. Попытки лечения не помогали. Все мертвые колдуны как один, клыкастые и нет, расписывались в собственном бессилии. Возможно, будь у нежити более крепкие нервы, они справились бы с напастью. Но монстры, привыкшие безнаказанно отбирать чужие жизни и уверенные в том, что будут жить вечно, впали в ужас при виде близкой и неотвратимой кончины. Неизвестно, какой именно вампир первым напал на лича, отбросив в сторону правила дуэлей, но его примеру последовали практически все остальные сородичи, нашедшие виновников происходящих с ними ужасных метаморфоз. Мертвых колдунов просто смяли числом и разбили все их филактерии до единого. А затем, спустя пару месяцев, все клыкастые победители окончили свое существование. Исцелить их оказалось некому.
Низшая нежить, охранявшая границы резерваций с «кормом», недолго смогла существовать без своих повелителей и спустя десятилетие-другое просто развалилась на куски. Выжившие в хаосе катастрофы, когда умирающие вампиры, впав в кровавое безумие, уничтожали все, что под руку подвернется, некроманты оказались недостаточно подготовлены, чтобы взять власть в свои руки. Люди, эльфы, гномы и прочие народы долго еще не осмеливались выбираться из своих резерваций и выполняли правила, установленные теперь уже окончательно мертвыми хозяевами. Но никто больше не сокращал их поголовье, и им стало тесно в своих границах. Пришлось расширяться. И пугливые слухи о том, что мир снова принадлежит живым, оказались правдой.
Естественно, не какой-то там свихнувшийся лич, а боги, жрецы которых немедленно появились как из ниоткуда, оказались «виновны» в избавлении от ига мертвецов. Они обладали силой. Святой силой, которая прекрасно помогала бороться с оставшимися тварями, все еще бродящими кое-где по земле, и немногочисленными живыми магами смерти. Последние, кто поумнее, быстро поснимали с себя фамильную символику и замаскировались под чародеев-самоучек без особого, впрочем, труда. Ибо мертвые не учили живых мало-мальски сложным чарам, и если те пытались проявлять инициативу, то просто сжирали чересчур самостоятельных волшебников. А потому в те времена магия начала возрождаться практически с полного нуля, и до высот, которыми, судя по косвенным свидетельствам, владели Древние, мы дойдем еще очень не скоро. Если вообще дойдем. Служители храмов, постепенно набирающие мощь и силу, на чародеев смотрят неодобрительно. И лишь народная память, в которой сохранился опыт поколений, словно воспоминание о тех временах, когда боги со своими слугами просто-напросто отсутствовали, оставив смертных на растерзание тварям, сдерживает их стремление избавиться от чародеев и ведьм.
Планируя поход в храм, я специально подгадала момент так, чтобы попасть именно на службу. Очень хотелось убедиться в почерпнутых из копий древних фолиантов знаниях. И найти несоответствие между описанными там признаками и своим собственным телом. Но, увы, моя последняя надежда на то, что в жилах дочки полугнома и таинственной ведьмы может плескаться капелька демонической крови, на которую можно было бы списать все произошедшие изменения, превратилась в прах. Тифлинги в нашем мире были редкостью. Гигантской. Но время от времени попадались. Вампиры, а также малочисленная прослойка живых некромантов в Эпоху Смерти считали престижным держать дома наложниц-суккубов. Последние, бывало, делали им детей, обладавших неплохими задатками к темной магии и некоторыми индивидуальными внешними отличиями от простых смертных. Исчезли немертвые кровопийцы и их живые слуги, но их потомки все еще нет-нет да «радовали» родителей рожками, хвостиками, клычками и иными деталями, обычным людям и эльфам в общем-то несвойственными. Раньше их убивали на месте, зачастую вместе с папами и мамами, но последние лет триста накал страстей по отношению к магам смерти спал. Люди стали готовы терпеть некромантию и тех, кто ее практикует. В столице ей даже учат. У меня тоже есть к ней некоторые способности, правда неразвитые. В нашей глухомани и наставники по магии воды и разума нашлись-то с трудом.
Так что слушать заунывные песнопения священника, тембр голоса которого роднил его с неким парнокопытным с бородкой, меня заставляла не глубокая религиозность и уж тем более не страсть к музыке. Получив зачатки, как я считаю, неплохого музыкального образования в пансионе мадам Жюли, слушать без слез то, что выдается за священные гимны, просто невозможно. Буквально все сольное выступление козлоподобного жреца в просторных ниспадающих одеждах, оттопыриваемых довольно заметным пузом, мне приходилось с огромным трудом сдерживать накатывающую на меня волнами зевоту. И контролировать правую руку, которая сама по себе ползла к папенькиному подарку.
Папенька у меня, несмотря на часть человеческой крови, по сути своего характера все-таки стопроцентный гном. Поэтому и подарки у него соответствующие. Ожидать от него набора румян или шляпки с пером стрижа – они только-только вошли в столичную моду, о чем говорили дошедшие до нашего захолустья с более чем месячным опозданием журналы, – просто нереально. Так что шляпку и отороченную мехом амазонку мне пришлось покупать самой. Без смеха вспомнить тот случай, когда отец, еще в моем глубоком детстве, пытался сам подобрать мне фасон платья, лично я не могу. В нашем городе есть даже целых пять дамских портных, не считая белошвеек. И как можно догадаться, папа вместе с любимой дочуркой заглянул в гости к самому респектабельному. Вот спрашивается, как же угораздило нашу экономку Фани заболеть именно в этот момент? Ну а отцу соответственно втемяшилось заказать дочурке на день рождения платьице. Так я еще никогда не смеялась.
Элефиаль лек Бри, как сразу видно по имени, эльфийский полукровка, наверное, до конца жизни не сможет забыть папулины требования к платью «маленькой принцессы». До сих пор мы с ним периодически обмениваемся взглядами настоящих заговорщиков и многозначительно раскланиваемся при встрече. Нет, не в том смысле, что этот полуэльф был бы в моем вкусе. Хотя, разменявший уже одиннадцатый десяток, затянутый в матово-черный фрак с всегда кристально белой сорочкой и шейным платком из шелка скальных пауков непередаваемого серебряного оттенка, он был просто неотразим для стареющих вдовушек, конечно же когда вылезал из своего салона на белый свет, что бывало крайне редко.
Ну так вот, папино требование к фасону, особенно касающееся корсета из стальных пластин толщиной в одну десятую дюйма и накладных кармашков из толстой виверновой кожи, запомнилось полуэльфу на всю оставшуюся жизнь. Так что после этого случая к папиным подаркам я отношусь крайне осторожно. Правда, от подаренного на совершеннолетие до сих пор в полном восторге. Вороненая прелесть весом всего в три четверти фунта, покрытая тончайшей гравировкой из эльфийских древесных рун, как влитая лежала в моей ладошке. Новомодный «дамский» двадцать второй калибр, придуманный парочкой свихнувшихся на огнестрельном оружии эльфов, был, конечно, крайне несерьезен, на взгляд папы, но благодаря практически отсутствующей отдаче подходил для молодой девушки лучше всего. Поэтому в свою «Амели», а именно так звали модель восьмизарядного револьвера одинарного действия производства «Сэйлери&Валиэль», я просто влюбилась. А уж после того как под чутким руководством отца моя красотка получила механизм двойного действия и увеличенный на два дюйма ствол – молодая леди обрела свое постоянное место у меня под подушкой. Хотя отец как истинный гном до сих пор сватает мне двуствольный дерринджер совершенно сумасшедшего калибра в три четверти дюйма, от своей малышки я не откажусь ни за что на свете, даже за предлагаемые папенькой в комплекте с ним очаровательные перчаточки из шелка кристаллических пауков.
Так уж исторически сложилось, еще с тех самых пор, когда власть нежити только-только закончилась, что выйти в общество безоружным является просто-таки неприличным, хотя в последнее время появилась тенденция ко всяческой маскировке оружия – начиная от однозарядных капсюльных пистолетов в трости или потайного лезвия в веере. Так что моя прелесть, уютно расположившаяся в расшитой серебром кобуре на левом бедре, буквально сама собой манила прохладой своей рукояти. Особенно в разрезе той мысли, что блеяние этого святоши раздражало меня все больше и больше, а пузико – по-другому назвать этот провисший, явно не благородный гномий пивной, а выпирающий из-под хламиды какой-то дряблый животик было просто нельзя – просто-таки просило хоть пару пулек из моей красотки. Может быть, после этого интонации блеяния сменятся, и священник наконец-то обретет музыкальный слух – хотя бы для услаждения моих ушей своими воплями.
Вот у папы благородное гномье пузо – налитое мышцами и тугое как барабан. Как выражаются сами гномы: «Не пиво для пуза, а пузо для пива!» Поэтому в гномьей среде новомодные эльфийские фраки и не прижились, папа, да и все мои знакомые гномы предпочитают кафтаны, так как гном во фраке по меньшей мере смешон. А этот святоша мало того что покрыт складками, так еще, скорее всего, за всю свою жизнь ни разу не занимался хоть каким-либо физическим трудом. В него даже стрелять, наверное, противно, хотя и хочется.
Как представлю, что после попадания пусть и маленькой, но зато довольно быстрой безоболочечной свинцовой пули моей малышки из него может брызнуть вот все это сало, становится крайне противно. «Хоть и невместно молодой леди о таком думать» – любимая присказка мадам Жюли вспомнилась как будто бы сама собой. «Насекомое, доставляющее неудобство благородной леди, должно быть стерто с лица земли» – эта фраза из уст управляющей пансионом тоже пришла мне на ум и заставила появиться на моем лице легкую улыбку, которой, и в особенности очаровательными ямочками на немного покрасневших щечках, так восторгается мой папа и большинство встреченных мной молодых джентльменов.
Жрец затянул последние рулады своей молитвы, прославляющей всех четырех богов: Оссета, бога света, Орона, бога процветания и богатства, Лаэру, богиню плодородия, и Кестета, судью мертвых. Ни при произнесении имен небожителей, ни при легком неестественно-белом свечении витража, показывающем, что молитва услышана, в моем организме не дрогнула ни одна жилка. Значит, я точно не тифлинг. Те на святую магию, пусть она и направлена не на них, а просто есть поблизости, реагирует негативно. Не в прах рассыпаются конечно же, но приступы мигрени или там нервной почесухи бывают у них обязательно.
– Чего тебе, дитя? – Слуга богов, наверняка жаждущий пожертвований, с окончанием своего священнодействия развернулся к посетительнице так быстро, как только смог. Ну еще бы! Дочка самого богатого жителя города не та персона, приход которой можно проигнорировать, если на храме еще нет золотой крыши с алмазной инкрустацией.
– Свечку пришла поставить, – хмыкнула я, вспомнив об обещании, которое сама себе давала совсем недавно. – Самую большую, что есть. В благодарность богам за помощь при взрывотехнических работах.
Через полчаса, кое-как отбившись от нравоучительной лекции о том, как боги любят чад своих и как лично он, настоятель данного храма, поминает вот таки буквально ежедневно в своих молитвах все население нашего городка, я вырвалась из душной, наполненной запахами благовоний церкви, с облегчением вдохнула полной грудью (настолько, насколько позволил новенький корсет из виверновой кости) внезапно показавшийся таким сладким воздух и направилась в сторону дома, тщательно обходя лужи и разбросанные тут и там по мостовой конские кучки. Все же мэр хоть и хороший, для человека конечно же, хозяйственник, но муниципальные дворники, следящие за чистотой улиц в нашем городе, поразительно ленивы. По-моему, или мэр все-таки экономит на чистоте, или в городе завелось просто нереальное количество гужевого транспорта.
По пути домой как-то само собой «заглянулось» в шляпный магазинчик, кондитерскую и оружейный магазин братьев Керманов из клана Рыжебородов. У этих вполне себе приличных гномов обычно можно было найти в продаже все, включая осадную мортиру. Впрочем, немного привираю, что для девушки простительно, – мортиру придется заказывать за совершенно чудовищные деньги и минимум за полгода. И вообще я заглядывала к ним не за этой громыхалкой калибра «чтоб гном влез», а за заказанными на прошлой неделе накладками на рукоять моей «Амели» и коробочкой усиленных патронов с полуоболочечными экспансивными пулями. Для воскресной стрельбы по воронам, да и для путешествия они намного лучше, чем со свинцовой безоболочечной пулей. Те хотя и осалены, но после второго-третьего барабана так засвинцовывают ствол, что его приходится чистить медным ершиком, чтобы освободить нарезы. Хотя папа и утверждает, что всему виной моя любовь к большим навескам бездымного пороха и, мол, поэтому пули просто слетают с нарезов. Фигушки. Просто этот старый консерватор не понимает всей прелести переменной нарезки, да и оболочечные и полуоболочечные пули благодаря большей прочности замечательно себя чувствуют. Во всяком случае, такого разлета и плевков свинцом, как у безоболочечных (правда, при моей любимой усиленной навеске), не наблюдается.
Отдав пару серебрушек радушно встретившим меня братьям и получив не только свой заказ, но и еще сопровождение в виде мальчонки-курьера, получившего наказ сопроводить молодую барышню и моментально подхватившего мои покупки, я через некоторое время все же дошла до ворот поместья.
– Доброе утро, леди, – поприветствовал меня садовник, убирающий листву с такой неповторимо медленной грацией, словно у него впереди была вечность. А ведь он, между прочим, был никак не эльфом, а обычным человеком, и даже совсем не пожилым, которому подобный черепаший темп можно было бы простить. Непорядок.
– Если будешь так работать, зима наступит раньше, чем закончишь, шевелись быстрее! – прикрикнула на него я. – И вообще, что ты тут делаешь? Отец же вроде бы дал всем слугам выходной на три дня.
– Да? – удивился садовник и, распрямившись, уставился на меня широко раскрытыми глазами. – Ой, правда, а я и забыл… Но раз уж начал, не останавливаться же на середине, правда, леди?
И продолжил свое занятие, причем, кажется, двигаясь еще медленней, чем раньше. Но теперь требовать от него правильного выполнения работы было как-то… неловко. Выходной все же.
– Ну как? – Отец ждал меня буквально на пороге и распахнул дверь едва ли не раньше, чем я успела позвонить в новомодный электрический звонок, который папе подарили на членском собрании изобретателей и цеховиков нашего города. То есть, проще говоря, тех, кто занимается технологией, а не магией.
– Ничего, – покачала головой я.
– Так и знал, – тяжко вздохнул он, закрывая за мной дверь. – Да… Ты совсем взрослой стала. Эх, как я надеялся, что не пройдешь второй инициации, ведь тогда бы ты осталась простой смертной, и у меня были бы внуки…
– Ну какие мои годы, – беззаботно отмахнулась рукой я. Дети… мысль о том, что они у меня могут быть в ближайшее время, выглядела еще большей фантастикой, чем явление клыкастой мамочки прямо из-под земли. – Успею еще.
– Нет, – покачал головой отец. – Клер, чем ты меня слушала? У чистокровных вампиров дети бывают. Редко. Очень. Далеко не каждый тысячелетний кровосос мог похвастаться хотя бы одним ребенком от смертного партнера. Но их потомки всегда рождались бесплодными.
