Раскаленные комья жидкого пламени все еще взлетали над пропастью, разбрызгивая горючие капли. Подожженный небосвод полыхал заревом пожарища, бушующего в долине. Монолитная туча Тьмы, еще несколько минут назад затягивавшая окружающий мир, сейчас разлетелась сонмищами непроглядных бесформенных теней. И лишь Крылатая Башня, будто оплот Тьмы, ее уродливый стержень, оставалась неизмененной — оставалась пугающим призраком. Точно мазок небытия, точно трещина в Преисподнюю, чернела она в кипящей огнем и смертью картине действительности.

Горы гудели от воплей человеческой боли, от полных ужасов криков о помощи. Казалось, битва людей переросла во что-то большее. Кровь, хлынувшая на эти камни, запустила механизм смерти, от которого сотрясались и небо и земля — это отчего-то очень ясно осознали все, кто очутился в жуткую ночь столкновения Возрожденного с Имераторской гвардией поблизости Крылатой Башни. Катапульты, освобожденные от заряда, рушились в пропасть или опрокидывались друг на друга. Воины в шлемах с пурпурными султанами, смешав ряды, опрометью кинулись прочь, не разбирая троп, прыгая с камня на камень, срываясь, разбиваясь насмерть об острые скальные выступы. Некоторые десятники и сотники, чудом удержавшиеся от общего безумия, пытались остановить своих солдат, но это удавалось очень немногим. Впрочем, сражаться уже было не с кем. Долина, пленившая четыре тысячи гвардейцев Императора, дышала жаром и дымом, будто жерло вулкана…

Берт шел вперед, не чувствуя ни усталости, ни боли от ушибов и ран. Он не трудился уворачиваться от бегущих на него людей. Одних он сшибал ударом рукояти меча, других, в бешенстве отчаянья бросавшихся на него, укладывал на месте точными выпадами.

Крылатая Башня уже нависла над ним. Он старался не смотреть вверх — вблизи она выглядела еще более устрашающей. Колеблющиеся стены жирно лоснились, издавая странный звук, похожий на злобное звериное ворчание. Когда до Башни осталась какая-то сотня шагов, Ловец замедлил шаг. Дюжина воинов, одетых не в цвета герцогини, а в темную, будто закопченную, броню, в глухих шлемах, увенчанных парой изогнутых рогов, заступили ему путь. Словно всеобщая паника не коснулась этих людей — они двигались размеренно и разумно. И наверное, оттого, что шлемы наглухо закрывали их лица, стражи Башни были похожи не на обыкновенных людей, а на оживших големов, управляемых извне через рогатые шлемы чуждым разумом, кроющемся под древней броней жуткой Кости Войны… Усилием воли Берт отогнал мысль о том, что так оно, должно быть, и есть на самом деле. Он поудобнее перехватил рукоять меча и ринулся вперед.

Если бы бой шел на открытом пространстве, у Ловца не было бы ни единого шанса остаться в живых. Но площадка перед Башней была усеяна валунами: большими и малыми, пологими, точно спящие буйволы, и островерхими, словно шлемы солдат герцогини. Впрочем, будь пространство открытым, а врагов — вдвое больше, Берт и тогда не стал бы колебаться. Вся его жизнь, мчащаяся горячей кровью по венам, все его помыслы и силы сошлись в одной мысли — Марта… Марта на вершине Крылатой Башни, рядом с чудовищем, носившим некогда имя Сета.

Первого стража Ловец сбил с ног длинным выпадом, не дав ему нанести удар. Клинок меча проткнул воину горло, и тот без звука опрокинулся навзничь. Второй, размахнувшись, прыгнул вперед, но Берт, скользнув вбок, распорол ему брюхо, угодив клинком точно меж пластинами доспехов. И столкнулся сразу с двумя противниками, напавшими с двух сторон.

Отражая сильные звенящие удары, Ловец пятился, не давая остальным окружить себя. Почувствовав сзади быстрое движение, он прыгнул между парой врагов — и кошкой взобрался на ближайший валун. Метательного оружия у стражей не оказалось. Они сгрудились вокруг валуна, пытаясь мечами достать Берта. Несколько минут Ловец успешно отбивался, ранив одного из противников и ударом каблука сломав клинок меча другому. Затем стражи сменили тактику. Расступившись, они с разных сторон кинулись на валун. Берт выругался. Величина камня не позволяла ему отбить сразу несколько одновременных атак.

Два воина в рогатых шлемах прыгнули на валун один за другим — Берт столкнул первого, но завяз в схватке со вторым. Краем глаза он заметил, что к нему карабкаются еще трое. Пытаясь скорее развязаться с противником, он взметнулся в отчаянном прыжке — но выпад прошел неудачно. Воин умело увернулся, достав Ловца кончиком клинка. Из поврежденного предплечья плеснуло кровью. Безмолвно развернувшись, страж нанес очередной удар. И еще один. Он бил и бил, почти не целясь, стараясь не ранить или убить, а просто не дать Ловцу отвлечься и осмотреться.

Не имея возможности оторваться от врага, Берт несколько секунд ожидал удара в спину. Вот что-то лязгнуло: камень позади него — совсем рядом, кожа на спине Ловца мгновенно вспухла мурашками, — но тут же послышался мягкий шлепок. Нападавший поскользнулся?

Собрав последние силы, Ловец поднырнул под сверкнувший в красной трепещущей полутьме меч и всадил клинок под глухое забрало рогатого шлема. Страж полетел вниз с валуна, и только тогда Берт обернулся.

— Нехорошо, друган, убегать не прощаясь, — ухмыльнулся ему в лицо Рикер, отирая окровавленный меч о рукав.

У ног Двуносого валялись два трупа. Один из них еще вяло подергивал ногами, сползая вниз.

— Чего стоишь?! — осклабился Рикер, взмахнув мечом. — Торопись, а то на твою долю жмуриков не достанется! — и спрыгнул с валуна, вокруг которого звенела сталью битва. Это Самуэль и давешний полуголый оборванец, стоя спина к спине, отбивались от наседающей на них пятерки стражей.

Рикер, в прыжке срубивший рогатую голову ближайшему противнику, ровно приземлился на ноги и тотчас воткнул меч в спину стражу, теснившему Самуэля. Полуголый с большим трудом отразил особенно сильный удар, но не удержался и упал.

Берт резко выдохнул и скакнул с валуна на плечи воину, уже размахнувшемуся, чтобы добить лежачего. Один поворот короткого меча — и рогатый, обливаясь кровью, хлещущей из рассеченной шеи, повалился ничком.

Неожиданно все закончилось. Трое оставшихся в живых стража, не сговариваясь, но действуя слаженно, будто по команде, скользнули в разные стороны — и пропали за валунами.

— Жуть какая… — выдохнул Самуэль, в изнеможении опираясь на меч. — Представляете, хозяин, меня чуть не зарубили… И я, — похвастал он, — чуть не зарубил одного!

Берт, тяжело дыша, переводил взгляд с лица друга на сморщенное от боли лицо оборванца. Рванувшись к Башне, он и думать забыл о том, чтобы взять собой подмогу.

— Вы так быстро исчезли, хозяин, что мы не сразу и опомнились… А потом этот… который Рикер… кликнул нас, и мы бросились за вами… Едва успели! А то бы вам туго пришлось.

— Не знаю, как ему… — заговорил, с трудом поднимаясь, оборванец — голос у него оказался неприятно скрипучим. — А я точно чуть не окочурился… Вот псы! Прямо как псы истинные… которые в тюремном дворе цепями гремят. Нападают молча, без предупреждения. Сразу в глотку норовят вцепиться… А этот-то, маленький, — оборванец обращался уже к Берту. — Как схватит меня за штаны, да как поволочет… А я ничего сообразить не успел. Башка гудит, только-только очухался… И сразу в бой… Мечи поснимали с мертвецов… Гляжу: десяток псов, а нас — двое. Потом гляжу — не, вроде четверо. А вы кто, братва? А эти кто… были?

— Это нехорошие люди были, — доходчиво объяснил Самуэль. — А мы — хорошие. Кстати, куда это Рикер направился?

— Рикер? — вскинулся оборванец. — Как ты сказал? Рикер?!

Ловец обернулся. Двуносый, согнувшись, быстро шел по направлению к Башне, петляя меж камней.

— Рикер! — окликнул его Ловец.

За то время, пока шла битва со стражами, огненный дождь прекратился — катапульты снова скрылись во мраке. Но над долиной еще тускло тлело багровое пятно — будто небо было и впрямь обожжено. Словно потухшее умирающее солнце, тяжело пригнувшееся к земле, это пятно чуть развеивало вновь окрепшую темноту.

— Рикер! — снова крикнул Берт, и Рикер обернулся…

…На одно только мгновение. Мелькнуло в глазах Ловца смазанное белое пятно его лица. Рикер отвернулся и заспешил к Башне.

— Чего это с ним? — удивился Берт.

— Вы, хозяин, лучше спросите, что с ним! — пролепетал Самуэль, указывая на оборванца.

Полуголый, распялив рот, растопырив руки, замер в позе крайнего изумления.

— Рикер… — прохрипел он.

— Ты его знаешь? — почуяв недоброе, спросил Берт.

Оборванец прочистил горло.

— Еще бы… — все-таки с натугой проскрипел он. — Еще бы мне его не знать… Два года бок о бок купчишек чистили… как сардин вонючих…

— Так ты из его банды! — усмехнулся Ловец. — Славный у тебя атаман, надо сказать!..

— Мертв! — выкрикнул вдруг оборванец.

— Что?

— Он мертв! Рикер мертв! В застенках руимских его тюремщики зарубили… У меня на глазах. Он бежать пытался, решетку выломал… Месяц… Месяц назад это было…

Берт быстро оглянулся — у Башни уже никого не было.

— Парень, ты не ошибся? — спросил он, понимая, что ни о какой ошибке речи тут идти не может.

Оборванец со скрипучим голосом ответить не успел. Голова его вдруг взорвалась фонтаном красных брызг. Нелепо взмахнув руками, он рухнул на землю. А стоящий за ним страж в глухом шлеме с парой изогнутых рогов снова взмахнул мечом.

Из-за камней молча выступили еще двое.

Коридоры Крылатой Башни были похожи на норы. Округлые норы со осклизлыми стенами, плавно переходящими в пол и потолок, — так и ждешь, что сейчас из какого-нибудь очередного поворота высунется слепая морда громадного белого червя, никогда не знавшего солнца. Коридоры эти дрожали крупной дрожью, как дрожала и вся Башня. Полутемно было в коридорах, но все же не совершенно темно. Странно, но казалось, будто источник света располагается очень близко — за следующим поворотом, но за поворотом царила все та же ровная полутьма.

Берт, держа в правой руке левую, располосованную тремя глубокими порезами, быстро шел впереди. За ним следом, прихрамывая, поспевал Самуэль. Бледен он был, и кровь, стекавшая по его бедру, хлюпала в сапоге, но Самуэль не жаловался и не хныкал. Молча он шел за Бертом и, наверное, думал лишь о том, как бы не отстать и не потеряться в этом странном и страшном месте. Коридоры постоянно переплетались, расходясь множеством проходов, то ныряя вниз, то взлетая вверх, но Ловец, кажется, не опасался заблудиться. Он выбирал те ходы, что вели вверх, — он стремился подняться на крышу Башни. Ноги людей вязли по щиколотку в непонятной субстанции, покрывающей пол. Что это была за субстанция? Она не имела ни запаха, ни даже определенного цвета… Она тянулась по стенам липкими нитями, она капала с потолка… Впрочем, проводить исследования ни Берт, ни Самуэль не намеревались. Они спешили. Эта невероятная Башня вся трясется от постоянных толчков — может быть, она вот-вот рухнет? И разве можно назвать эту громадину башней? Вблизи она совсем не похожа на строение, созданное для того, чтобы укрывать человека от непогоды и врагов. Она вообще ни на что не похожа. Ни одной комнаты не встретилось им на пути — Крылатая Башня изнутри представляла собой лишь изрытую норами содрогающуюся вязкую массу.

— Куда, черт возьми, подевался Рикер? — сквозь зубы проговорил на ходу Ловец. — «Если его имя на самом деле Рикер», — мысленно добавил он.

Самуэль не ответил.

— Здорово досталось? — не оборачиваясь осведомился Берт.

— Не очень, — тонко выпел Самуэль. — Просто больно. Я боли очень боюсь… А ловко вы, хозяин, этих двоих раскидали. Двумя ударами — я даже сообразить ничего не успел, а они уже лежали…

— Просто повезло, — задышав тяжелее, — ход круто пошел на подъем, — сказал Берт. — Вот с третьим нам пришлось повозиться… Если бы ты не ослепил его плачем русалки…

— Чего уж там… — отозвался Самуэль, и разговор на этом завершился.

Проход, становясь все уже, вдруг закрутился винтом — и через несколько десятков шагов впереди забрезжил свет — не тот наполняющий коридоры, неясный и мутный, словно болотный туманец, а тяжелый и резкий — багровый свет близкого пожарища.

Холодный воздух, смешанный с горьким дымом, ударил в ноздри. Берт отпустил раненую руку и вытащил меч. Ясно было, что очень скоро они выйдут на вершину Крылатой Башни.

— Хозяин… — вдруг проскулил Самуэль, останавливаясь. — Всего пара-тройка шагов осталась. Вот за тем поворотом… Я чувствую! И я боюсь, хозяин.

Помедлив, Ловец сглотнул. И ответил:

— Я тоже.

Поверхность крыши волнообразно колыхалась, словно закипающее болото, покрытое плотным слоем дерна. Неожиданно близкое небо светилось яростным красно-черным светом — небосвод будто впитал в себя не только огненное зарево, но и испарения пролитой крови. Тьма здесь, наверху, изменилась. Тьма была раскалена.

— Вот он… — прошептал Самуэль из-за спины Берта.

Возрожденный стоял на самом краю, лицом к пропасти, откуда тянулись далекие стоны; вытянув руки вперед, он пошевеливал пальцами. Меж длинных рогов жуткого шлема пробегали трескучие синие молнии. У Берта волосы зашевелились на голове, когда ему вдруг показалось, что от кончиков ногтей Возрожденного вниз, в пропасть, сползают незримые нити, оплетающие оставшихся в живых людей, и это чудовище движениями пальцев подтягивает нити вверх, заставляя мучиться обреченных. Это ощущение было настолько явственным, что Ловца пронзила мгновенная уверенность — под своим шлемом Возрожденный хищно улыбается. Он выиграл бой. Пусть половина его войска разбежалась в страхе — что с того? Он наберет себе новое. Большая часть Императорской гвардии уничтожена — кто спасет теперь Императора?

Марту он заметил не сразу. Одетая в простое белое платье, неподвижная и безмолвная, она сидела поодаль от страшной рогатой фигуры, опустив руки на колени. Ветер трепал рыжие волосы, волны, бегущие по поверхности Башни, поднимали и опускали Марту, будто корабль, лишенный управления. Глаза Марты были открыты, но Берт мог поклясться — она не видела ничего.

Бешеная ненависть разодрала грудь Ловца.

В несколько прыжков он достиг края крыши и с размаху вонзил меч в середину спины Возрожденного.

Рогатый дрогнул и развернулся — так резко, что рукоять меча вылетела из рук Берта. Секунду они стояли лицом к лицу: Ловец и Возрожденный, носивший некогда человеческое имя — Сет. В черных глазницах древнего черепа блеснули красные огни, и Берт непроизвольно отшатнулся. Он почувствовал, как мозг его обволакивает нечто холодное и скользкое — словно змея вползает в голову. И не стало сил отвести глаза — тогда Берт просто закрыл их. И отступил еще на шаг. Возрожденный передернул плечами, сведя лопатки так, будто хотел спугнуть усевшееся на спину кусачее насекомое. Меч, покинув его тело, полетел в пропасть, сверкая клинком.

— Самуэль… — прохрипел Ловец.

Ладонь его правой руки почувствовала твердые грани рукояти. Он прыгнул в сторону, взмахнув мечом Самуэля — Возрожденный только чуть повернул к нему громадную голову.

Берт бросился на врага. Не разум и не страх управляли им — лишь животная ярость к этому существу. Игнорируя колющие выпады, он рубил — чтобы за меньшее время успеть нанести как можно больше повреждений.

Возрожденный шатался под его ударами. Шатался, но не падал. Красные брызги вперемешку с кусками плоти и лоскутами черной одежды разлетались от него в разные стороны. Меч в очередной раз вскинулся над ним и с силой опустился на Кость Войны — прямо между изогнутых рогов. Металл взвизгнул по белой кости — и клинок распался надвое.

Берт упал на колени. Правая рука гудела, наполненная болью, словно тяжелый молот опустился на сжатую кисть, — пальцы онемели, и онемение поднималось все выше по кисти к локтевому сгибу. Боль толчками отдавала в мозг.

Берт попытался подняться и не смог.

Тогда Возрожденный засмеялся.

Этот смех расколол черно-красное небо. Молнией сверкнула извилистая трещина, оттуда, словно кровавые струи, хлынули лучи небывалого багрового света.

Не прекращая смеяться, Возрожденный поднял осколок меча и шагнул к Берту. Ловец с огромным трудом встал на одно колено, но, неудачно опершись на онемевшую руку, снова упал.

Возрожденный шел к нему. Пятна крови оставались на жирной лоснящейся шкуре Башни, но двигался Возрожденный так, словно нисколько не был ранен. Он занес острый стальной осколок над головой Ловца…

…И внезапно отшатнулся, выронив осколок, погрузив длинные пальцы в черные глазницы шлема-черепа. Смех его смолк, оборвавшись мычащим стоном. А из глазниц брызнули мутные слезы.

— Так вот! — истерически тонко выкрикнул Самуэль и отбросил прочь кожаную грушу, откуда только что выбрызнул остатки плача русалки. — Вставайте, хозяин! Вставайте скорее!

Возрожденный кричал, истекая слезами, топчась на месте… То хватаясь за шлем, то слепо шаря вокруг себя руками. Берт понял, что нельзя медлить ни единого мгновения. Он поднялся на ноги, шатаясь, прошел несколько шагов и упал, подмяв под себя долговязую фигуру.

Кость Войны глухо ударилась о поверхность Башни. Постанывая от боли и слабости, Берт свалился с Возрожденного, отчаянно размахивавшего руками, и ухватился за рога чудовищного шлема.

Возрожденный душераздирающе завизжал. Звук его голоса, словно обретший материальность, сотнями игл полоснул лицо Берта — и Ловец даже не удивился, когда почувствовал, как из ушных отверстий плеснули на щеки струйки крови. Крылатая Башня изогнулась, точно в судороге. Вскрикнул Самуэль, сбитый с ног и отброшенный на несколько шагов. Берт, ничего не слыша, кроме гулкого шума в собственной голове, уперся коленями в плечи Возрожденного и потянул Кость на себя.

Шлем чуть подался. Берт рванул с той силой, на которую только был способен. Потом рванул еще раз и снова — понимая, что давно вышел за пределы своих возможностей, — рвал и рвал проклятую Кость, не тратя ни сил, ни дыхания даже на то, чтобы хрипеть от натуги. До тех пор, пока сквозь ватный шум до его сознания не добрался дурнотно-хрустящий отзвук.

Ловец опрокинулся на спину, сжимая в руках Кость Войны. Из шлема, из его теплой укромной теми, капала на грудь кровь. Ее было совсем немного, этой крови, но запах от нее — тяжелый и гнилостный, почему-то оглушил Ловца.

То, что происходило дальше, он воспринимал, будто сквозь многометровую толщу бурлящей воды.

Вот он с помощью верного Самуэля поднимается на ноги. Вот делает шаг к Сету, который бессильно барахтается на краю свесившейся над пропастью Башни. Сет с тупым удивлением ощупывает окровавленную голову, хрипло мычит, когда касается лоскутов кожи, свисающих с висков. Сет даже не пытается сопротивляться, он вроде бы и не видит приближающихся врагов. Один удар — и Сет скрывается в гудящей черным ветром пустоте. И все. Все. Нет больше Возрожденного. Нет больше Сета. Так просто — один удар.

— Вот так… — хрипло повторяет зачем-то Самуэль.

Марта!

Марта… Берт стоит рядом с Мартой и смотрит ей в глаза. На дне ее глаз, в зеленой мерцающей глубине, золотыми рыбками трепыхаются робкие искорки разума.

— Альберт… — выговаривает наконец рыжеволосая.

И тогда Крылатая Башня, точно норовистый конь, снова изгибается в отчаянном судорожном рывке.

— Уходим! — кричит Самуэль — он первым из всех троих сумел встать. — Уходим скорее отсюда!