Часть 1
Операция «Соседи»
1
Весна пришла в Полдневье сразу, за пару ночей оголились вершины пологих холмов, а сугробы стали пористыми, насыщенными влагой и почти такими же серыми, как небо, под которым стоял Боловск.
Экспедиция в Чужой город проваливалась дважды. Сначала БМП застряла на красной глине, так что ее пришлось вытаскивать с помощью дизельного тягача. А во второй раз отряд доехал лишь до разлившейся речушки, из которой ребята во время самой первой поездки пили воду, и снова вынужден был вернуться.
Зато с третьей попытки, верхами, Ростик со старшиной Квадратным всего с одной ночевкой добрались до Чужого города и с удивлением обнаружили, что вокруг него кипит весенняя работа.
Миновав границу, отмеченную камнями, видными даже под снегом, они попали на наезженную дорогу и уже на рысях добрались до стен. Никто не пытался остановить их, лишь время от времени они ловили на себе взгляды червеобразных Махри, которые дружно, распевая странноватые, пискляво-заунывные песни, возились на полях.
В городе царило еще большее оживление. Бригады червеобразных восстанавливали разрушенные дома, некоторые мостили улицы новыми плитами или выравнивали после зимы старые.
Общее впечатление чуть не праздничной сумятицы усиливалось из-за стай очень красивых, похожих на попугаев разноцветных птиц с длинными, остренькими хвостами, которые кочевали по крышам. Их переливчатые крики не надоедали, как, например, карканье ворон, хотя исполняли они, по всей видимости, ту же роль.
На этот раз Ростик с Квадратным выехали на площадь перед библиотекой без особых трудностей. Спешившись, они попытались войти в знакомое здание с барельефом, но тут их остановил тонкий и подвижный зеленокожий Шир Гошод с цветком на плече. Выставив вперед три свои руки, без всякого выражения, лишь поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, чтобы видеть сразу обоих людей, он стал наступать, пока все вместе они не отпятились в центр площади.
Ростик так и не понял, зачем им пришлось отходить так далеко, почему нельзя было устроиться у стены, но возражать, конечно, не стал. Он лишь назвал несколько раз имя знакомого ему Шир Марамода, после чего, получив в ответ кивок носом, стал терпеливо ждать.
Квадратный впервые оказался в Чужом городе, он разглядывал дома и барельефы, словно попал в музей. Ростик попытался было утихомирить его, но получил резонный ответ:
— Взводный, а может, равнодушие к их городу считается большим нарушением приличий, чем любопытство?
Не прошло и получаса ожидания под солнцем, как всегда висевшим в зените, как из дверей библиотеки появилась фигура, припадающая на одну из ног. По этой хромоте Ростик определил, что видит старого знакомого.
Шир Гошод в гротескной, но в целом правильной форме попытался повторить тот поклон, которым Ростик встретил его еще зимой. Рост тоже поклонился, чтобы закрепить эту форму приветствия, и улыбнулся. Брови и боковые жвала зеленокожего раздвинулись. Старшина откомментировал:
— Ишь ты, тоже улыбаться умеет.
По заведенной схеме Ростик расстелил прямо на площади привезенный из дому половичок, уселся, выбрал более пыльный участок плиты, чем соседние, и попытался нарисовать Боловск, окруженный насекомыми, которых уничтожает черная волна саранчи.
Как и несколько месяцев назад, Марамод зашел за спину и встал, беспрерывно поворачивая голову, чтобы видеть рисунок то одним глазом, то другим. Квадратный дважды попытался вмешаться в работу Ростика, но тот отогнал его так решительно, что старшина недовольно зашипел.
Сбоку от картинки Ростика Шир Марамод начертил рисунок, на котором черный вал борыма уничтожал нескольких червеобразных, оказавшихся по ту сторону выставленных у города камней. Не составляло труда понять, что Шир изображал гибель последних бунтовщиков, затеявших прошлым летом гражданскую войну. Тогда Ростик приставил к своим насекомым парочку червеобразных и, обозначая союз между ними, заключил в общую рамку. Но Марамод одним движением красноречиво перечеркнул ее по диагонали. Этой проблемы Марамод больше не видел, ее не существовало.
Ростику осталось только согласиться и продолжать. Старательно, чуть не высунув язык, он нарисовал сбоку от Чужого города переплетение различных труб, двух человечков, вышедших из городских стен верхом на лошадях, и проложил дорогу к обозначенному объекту. Шир Марамод задвигал бровями, носом, боковыми жвалами, стер дорогу и недвусмысленно изобразил пересекающее путь копье.
— Но почему? — спросил Квадратный.
Как оказалось, старшина стоял у них за спиной и смотрел на все, что происходило на пыли.
— Н'Чму? — повторил Марамод старательно. — Чму.
Тогда Ростик опять принялся изображать дорогу от Чужого города, но теперь она приводила в Боловск. По ней двигался высокий Шир Гошод. Ростик ткнул в нее пальцем и указал на собеседника.
Марамод раздвинул боковые жвала, оглянулся на библиотеку. Ростик мог бы поклясться, что сейчас Шир каким-то образом пытался беззвучно поговорить с кем-то, кто остался в ней. Но собеседование было таким коротким, что понять в нем ничего не удалось.
И все-таки Ростик почувствовал, что под действием использованной Широм силы в его теле поднимается волна холода, в животе собирается комок отвратительной тошноты. Знакомые симптомы оказались настолько некстати, что он попытался подняться с коврика, чтобы уступить его старшине, но не успел.
Мрак налетел как черная буря, заволакивающая зрение и сознание, оглушающая все чувства разом. И в глубине этого тумана возникали светящиеся образы, которые проявлялись все яснее, словно переводные картинки, которые Ростик так любил в детстве.
Ростик не сопротивлялся, он лишь следил, как эти идеи входят в его мир...
Очнулся Ростик потому, что Шир Марамод, приблизив свой правый глаз, с интересом наблюдал за его лицом, держа его руки своими зелеными сильными лапами. Ростик обратил внимание, что вместо ногтей у Шира росли короткие, крепкие колючки коричневатого цвета.
От этих рук, от всей фигуры веяло такой искренней попыткой понять, что же происходит с чужаком, что Ростик попробовал благодарно улыбнуться. Улыбка не получилась, холодный пот заливал глаза, руки дрожали, а губы не растягивались, будто сделанные из глины.
— С тобой что-то произошло, — констатировал Квадратный из-за плеча.
Ростик оглянулся. Старшина выглядел спокойным, но очень, прямо-таки необычайно внимательным.
— Ничего страшного, они как-то подействовали на меня, и кажется, сами не догадываются как.
— А ты догадываешься?
— Тоже нет, — хмыкнул Ростик. На этот раз улыбка получилась. — Но будем надеяться, это тот самый улов, ради которого мы сюда притащились.
Старшина кивнул, и Ростик увидел, как он сжимает автомат побелевшими от напряжения пальцами. Это был плохой признак, пожалуй, отсюда следовало уезжать. От непонимания ситуации Квадратный мог сорваться в любую минуту.
Последний раз опустив руку, Ростик нарисовал знак вопроса поверх всех их изображений, имея в виду ощущение, которое навалилось на него и которое Шир Марамод так внимательно разглядывал. Он не мог пояснить его более подробно, он не знал, как это сделать, да и голова уже начинала побаливать, не позволяя сосредоточиться на мелочах. Но он надеялся, что общее выражение недоумения будет понятно зеленокожему.
И вдруг что-то произошло с Широм. Он еще больше наклонился к мостовой, и под его ловкими пальцами стал появляться ответ на этот глупый вопрос.
Сначала это была пунктирная фигура, выдвигающаяся примерно с северо-западной стороны. Потом она стала еще больше и накрыла чуть не весь Чужой город, изображенный зеленокожим ранее. Если представить такую фигуру по отношению к настоящему городу, она достигала нескольких сот метров. И что это могло быть, Ростик даже не подозревал.
В одном он был убежден: на суше существо таких размеров жить не способно. Но оно определенно жило, потому что Шир Марамод изобразил, что именно такое существо атакует уже не только город, разрушая дома, сминая башни, но и вносит опустошение в переплетение труб, которое Ростик изобразил как завод Шир Гошодов.
Атака, насколько понял Ростик, не только исходила сверху, но еще и начиналась совершенно неожиданно. Это наводило на мысли. Он поднял голову, нашел наиболее выразительную крышу, увенчанную шаровидной башенкой, скрывающей, очевидно, баллисту, и указал на нее пальцем. Потом со всей выразительностью, доступной после внезапного приступа, поднял брови в вопросительной гримасе.
Шир Марамод кивнул носом, и этот диалог понял даже Квадратный и пояснил уверенно:
— Он говорит, на них скоро кто-то нападет.
— Несомненно, — согласился Ростик. — И это вполне достойный результат нашего посольства.
Впрочем, сам он так не думал. Результатом было что-то, чего он пока не мог понять, но что уже гнездилось в его голове. Но пояснять это Квадратному было бы слишком сложно. К тому же и Марамод мог это перехватить. Чувствительность зеленокожего была такой, что он определенно осознавал какие-то мысли людей, даже не стараясь вникать в их жестикуляцию и мимику.
— Ну, если мы чего-то добились, то можно отсюда сваливать, — предложил старшина.
Раскланявшись с Шир Марамодом, он подошел к лошадям. Во взгляде, которым Квадратный окинул площадь, крыши и окна домов, появилась настороженность. Он был готов к любым действиям, если кто-то помешает им уехать. Но им ничего не грозило — это было настолько очевидно, что Ростик всерьез задумался о пригодности старшины к таким посольствам.
Подобрав коврик, он раскланялся со своим собеседником. Потом усилием воли заставил себя избавиться от слабости и к лошадям подошел вполне уверенно. Взобравшись в седло, вдруг открыл, что удержать поводья сейчас ему трудновато. Но с помощью старшины Ростик справился.
Недалеко от ворот к ним подошли двое зеленокожих в одеждах, сшитых из разноцветных лоскутов, что определяло их статус как гораздо более низкий, чем у носящего жемчужно-серые хламиды Шир Марамода. Они проводили ребят за стены.
Но тут, вместо того чтобы направиться по уже знакомой дороге на юг, в сторону Боловска, Квадратный довольно решительно свернул направо и повел свою лошадь вдоль городской стены. Ростик поинтересовался:
— Что это значит?
— У нас есть приказ выяснить хоть что-нибудь о заводе. Я хочу его выполнить, — чуть более сухо, чем обычно, ответил старшина.
Ростик спорить не стал. Миновав выгон, они нашли узкую, но наезженную колею, пробитую повозками через вспаханные поля, и двинулись в сторону пологих холмов, между которыми скрывался котлован, где, как Ростик помнил, находилось странное сооружение зеленокожих.
2
Ростик еще не очень хорошо ездил на лошади, поэтому некоторые части тела заставляли его испытывать если не все муки мира, то по крайней мере добрую их половину. Жеребцов им с Квадратным выдали всего неделю назад, когда выяснилось, что все кобылы обещают приплод. Это было хорошей новостью, хотя иным горожанам она показалась малозначимой.
Продвигаясь по колее между только-только пробившимися красно-зелеными росточками, путники все чаще поглядывали в сторону работающих по обе стороны от дороги червеобразных. Никаких надсмотрщиков видно не было, определенно, они крестьянствовали не как рабы на плантациях, а по меньшей мере как колхозники.
Солнце припекало уже с ощутимой вечерней яростью, когда они достигли котлована, на дне которого находился завод Гошодов. Но в сам котлован спуститься им не дали. Откуда-то сбоку прозвучали резкие крики. Повернув голову, Ростик увидел трех зеленокожих Широв, бегущих к ним изо всех сил на своих трех ногах, несущих связку дротиков в коротких левых руках и размахивающих более мощным копьем в единственной правой, мускулистой руке. Но и помимо трех ног побежка у них была любопытная — уж очень они выворачивали голову, чтобы видеть землю под ногами и одновременно цель движения.
— У нас мир, правда? — вполголоса спросил Квадратный.
— Несомненно, — подтвердил Ростик. — Никакой стрельбы.
— Понятно, — кивнул старшина. — Тогда так.
И он поднял руки. Ростик с облегчением сделал то же самое. Но конь его задергался, и он сумел поднять только одну руку. Надеясь, что жест его будет понятен, он дополнил его улыбкой, но она не подействовала. Эти зеленокожие, как все стражники всех миров, были настроены круто. Они заставили людей спешиться, сесть на землю спина к спине, потом долго переговаривались, осматривали лошадей, ощупывали их сумки, даже позвякивали их автоматами.
Последнее нервировало Квадратного больше всего. Да и Ростику пришлось потрудиться, чтобы выглядеть спокойно. В конечном итоге именно эта тактика принесла успех.
Откуда-то издалека, может быть даже из города, появился новый зеленокожий субъект, в более широкой тоге, чем у стражи, и начальственным голосом приказал копейщикам отойти от людей. Затем этот командир стал показывать ребятам на какой-то холм в отдалении.
Сначала Ростик не понимал, в чем дело, потом на самой верхушке увидел камень, обозначающий, должно быть, границу территории Гошодов, зону их влияния, предел их цивилизации среди прочих окрестных земель.
Ребята взобрались на лошадей и потрусили в сторону указанного холма, следуя за тремя Ширами, уверенно шагавшими вперед. Разумеется, им и не нужно было оборачиваться. Ростик почти физически ощущал тяжелый взгляд заднего глаза Широв, его немигающего, давящего внимания и нечеловеческого спокойствия.
Ростик постарался отвлечься от этого глаза. Он посмотрел на покорную фигуру старшины, на небо над головой, на камень впереди... Внезапная идея стукнула Ростика.
— Интересно все-таки, зачем им эти камни нужны? — спросил он, обращаясь, разумеется, к старшине.
— А что, хороша идея, — отозвался тот. — Нужно будет сделать такую же разметку.
— И кому она будет сигнализировать, что именно тут проходит линия, за которой старшина Квадратный открывает огонь?
— Да всем, всему свету!
— Тот, кто захочет ее перейти, перейдет. А тот, кто будет бояться Квадратного, все равно не заметит какой-то камень.
— Будет нужно — заметит.
Ростик покачал головой, хотя старшина не мог этот жест не увидеть.
— Чтобы заметить, нужно думать, как ты, как Ширы, как Махри, наконец.
— Тогда зачем они это сделали?
— Мне тоже хотелось бы понять, — отозвался Ростик. Старшина вздохнул. Такой разговор Квадратного явно не устраивал, он считал его слишком уж абстрактным.
— Ты бы лучше об этом подумал. — Он едва заметно указал глазами на переплетение непонятных форм, похожих на гнездо гигантской птицы Рох из персидских сказок, все еще виднеющихся сбоку.
— Отсюда ничего не поймешь, и стараться не буду, — решительно ответил Ростик.
— А для чего оно все-таки может служить?
— Я почти уверен, что это перегонный завод.
— Спирт? — Старшина усмехнулся, как почти все солдаты при мысли об этом химическом соединении, потом посерьезнел. — Интересно, подойдет их топливо для наших машин?
— Мы лишь предполагаем, что это химзавод, но наверняка ничего не знаем. И в любом случае ситуация еще не созрела для полноценной торговли.
Старшина сел очень прямо, задумчиво почесал подбородок под ремнем своей каски. Определенно он начал размышлять о других, не торговых возможностях разжиться топливом. Но Ростик решил эти возможности не обсуждать, и диалога об аннексиях не получилось.
Они подтащились к камню, установленному на верхушке холма. Трое сопровождающих Широв остались стоять у его подошвы. По их невыразительным зеленым лицам Ростик не мог сказать, чувствуют ли они облегчение после выполненного задания или, наоборот, жалеют, что двое уродливых — всего-то две ноги и две руки — чужаков так и не попробовали применить силу. Впрочем, в последнем Ростик и сам усомнился, Ширы не выглядели существами, склонными к кровопролитию. А вереница воткнутых в землю камней подтверждала прямо-таки биологическую тягу к умеренности и самоограничению.
Они потащились по степи, пока не выехали на такыр с почвой привычного красно-бурого цвета. За ним почти правильной линией начиналась полоса тающего снега. Перед ней на невесть почему образовавшейся прогалине появились первые ростки будущих цветов.
— А в Чужом городе снег был? — спросил старшина.
— Конечно, — вздохнул Ростик. — Еще какой.
— Откуда ты знаешь?
— Я же был там зимой.
— Почему он так быстро у них сошел?
— Микроклимат такой. А может, их камни лучше, чем наш асфальт, впитывают влагу.
Старшина внимательно смотрел под копыта своего жеребца. Несколько раз он направлял его в объезд некоторых наиболее странных растений. Но интерес этот и настороженность были продиктованы отнюдь не любовью к ботанике.
— Как думаешь, есть тут хищные цветы? — спросил он.
— На пути от Боловска до Чужого города мы...
Договорить он не успел. Из низких кустов, похожих на густой репейник, появилось два или три десятка червеобразных. Они были вооружены копьями, а во втором или третьем ряду стояли другие Махри, которые раскручивали над головой старое как мир приспособление.
— Они атакуют! — закричал старшина и повернул своего коня в снежную степь справа.
Ростику тоже показалось, что затяжным рывком они могут уйти от атаки червеобразных, но красноватая глина в трех десятках шагов вдруг провалилась, и на поверхности оказалась еще одна шайка оборванных Махри. С этой стороны путь к свободе тоже был отрезан.
Квадратный поднял коня на дыбы. При этом правой рукой он выдернул автомат из седельной кобуры, каким-то чудом освободил скобу предохранителя и, упершись крючком затвора в выступ доспеха на бедре, передернул его. Ничего подобного Ростик не мог даже и вообразить.
Он замешкался куда более основательно, потому что его жеребец, почувствовав слабость узды, прыгнул вбок, и Рост чуть было не вывалился из седла. Но все-таки, пусть и не очень ловко, ему удалось изготовить оружие к стрельбе.
Когда он был готов вступить в драку, старшина выпулил уже половину магазина. Но, как ни странно, молотил он по-умному. Почти все его пули ушли в землю перед атакующими, заставив первые ряды отпрянуть, сбив прочих в изрядную кучу малу.
Да и на вторую банду это произвело отрезвляющее впечатление. Некоторые остановились, некоторые подняли передние руки в странном жесте, вполне похожем на попытку сдаться, или, что было вероятнее, отдавая приказ остальным.
Тем временем пращи щелчками там и сям освобождались от своих снарядов. Несколько камней просвистели над головами, но три или четыре ударили жеребцов в шею и в корпус. Один из камней с невероятной силой, удивившей обоих людей, ударил старшину в кирасу. Он чуть было не вылетел из седла и вынужден был схватиться за переднюю луку, разумеется не выпуская уздечку. На кирасе образовалась вмятина, но сталь, без сомнения, спасла если не жизнь старшины, то его ребра.
Теперь цель для Ростика была ясна. С воцарившимся в нем хладнокровием он выбрал трех пращников, со стороны которых прилетел этот камень, поймал на мушку веретенообразные, поднявшиеся над красноватой землей столбиком тела и плавно нажал на гашетку. Толчки приклада в плечо, защищенное кирасой, показались почти дружелюбными.
Первая же пуля прошла вдоль тела выбранного им пращника. Махри заверещал тонким голосом, покатился по земле, словно пытался грязью замазать охватившую его боль. Двое других были ранены мгновение спустя, и хотя им достались попадания по касательной, они понеслись куда-то назад, не проявляя ни малейшего желания повторить свои броски.
И все-таки Ростик замешкался. Сбоку щелкнули пращи, снова засвистели камни, и жеребец Ростика поднялся на дыбы, получив сразу два попадания по крупу.
— Нужно уходить! — закричал Квадратный. — Или возвращаться.
Он успел поменять магазин, но на этот раз не пытался остановить атакующих очередями под ноги, а поставил скобу на одиночный огонь и легко, словно из пистолета, принялся палить с одной руки в толпу.
— Возвращаться не будем! Никуда они не денутся, отступят как миленькие.
Ростик тоже перешел к отстрелу копейщиков в переднем ряду. Там, куда он стрелял, червеобразные распадались в разные стороны, будто коса пролетала над высокой травой.
— Держи правых! — прокричал Квадратный, повернувшись к тем, кто приближался к нему с левой стороны.
Ростик все понял и подстрелил четырех наиболее рьяных пращников, которые оказались справа от образовавшегося прохода. После этого еще не очень уверенно он направил своего пляшущего от боли и грохота жеребца вперед, в образовавшийся коридор.
— Правильно! — поддержал его старшина, только он действовал куда уверенней. Он дал своему коняге такие шпоры, что жеребец взвился чуть не в воздух, набирая с каждым рывком все более резвый галоп.
— Меня подожди! — завопил Ростик, на миг с ужасом представив себе, как его со всех сторон атакуют озверевшие Махри.
Но рывок Квадратного был как раз решением всей ситуации разом. Червеобразные осознали, что не сумеют остановить гигантских для них жеребцов, и замерли, не пытаясь напасть. Сбоку прозвучал покрывший весь шум визг какого-то Махри, и все, кто еще мгновение назад рвался вперед, бросились врассыпную с воплями, выдающими немалую панику.
Большая часть отступавших, конечно, хотела как можно скорее оказаться в зарослях спасительных кустов, но несколько камней все-таки догнали всадников. К счастью, они скорее придали резвости лошадям, чем причинили им серьезный вред.
Ребята отмахали от опасных холмов километров пять, прежде чем перешли на рысь. Еще через десяток километров, прочерченных в этой степи по направлению к дому, они дали лошадям возможность передохнуть на берегу небольшой речушки. Обмыв и досуха вычистив животных, они внимательно осмотрели каждую из полученных ими ран. Все оказались страшными на вид, но не глубокими.
Незадолго до того момента, когда над ними должно было погаснуть солнце, Ростик почувствовал неладное. Он сменил направление, въехал на самый высокий в округе холм и осмотрелся. Впереди и по бокам лежали пологие, почти одинаковые, как морские валы, холмы, покрытые вперемежку первой травой и мелкими уже сугробами. Далеко на горизонте виднелась купа незнакомых круглых деревьев, и нигде не было видно привычных рощ, похожих на пирамидальные тополя, по которым Ростик отмерял путь от Боловска.
Они заблудились. На невысказанный вопрос Квадратный, не задумываясь, отчеканил:
— Завтра на рассвете мы без труда определим, куда следует держать путь.
У Ростика были сомнения, но спорить он не стал. Спорить в этой ситуации вообще было бесполезно, гораздо более насущной проблемой стало отыскивание топлива для костра и сухого места для ночевки.
3
К лесу Ростик с Квадратным подъехали уже в темноте. Но дрова тут нашлись, конечно, быстро, как и пастбище для лошадей, и сухое место для ночлега. Лагерь решили разбить на верхушке пологого, круглого холмика, на котором солнце не только растопило снег, но и просушило глину.
Устройство лагеря не заняло много времени. Сбегать за водой для чаю, зажечь костерок, натаскать прошлогодней травы, смешанной с хворостом, чтобы спальники не промокли снизу, обиходить и стреножить лошадей — все это произошло как бы само собой.
Сожрав полбанки тушенки и напившись чаю, Ростик со вздохом блаженства улегся на своем мешке, подложил локоть под голову и стал смотреть в беззвездное, такое близкое даже в темноте небо.
— Ноги еще болят?
Ростик с удовольствием напряг мускулы спины и бедер и вдруг понял, что за последние недели, пока учился ездить на лошадях, самое трудное, кажется, осталось позади. Он мог не слезать с коня целый день и вечером уже не чувствовал себя разбитым на тысячу кусочков горожанином.
— Это не главная проблема. Гораздо интереснее — что нам сегодня собирался сообщить Марамод?
— Это был сам Марамод?
— Я в этом не сомневаюсь, он хромал так же, как тот Шир, который принимал нас зимой. Кстати...
Внезапная догадка вдруг заставила Ростика замолкнуть с раскрытым ртом.
— Что кстати?
— Может быть, он тот самый Шир, которого на наших глазах чуть было не разобрала на части банда взбунтовавшихся червеобразных? Помнишь, я рассказывал тебе о восстании?
Квадратный кивнул.
— Ты думаешь, хромых Широв в городе раз-два, и обчелся? Я полагаю, достаточно, чтобы ты начал путаться в них, как в этих холмах.
— Но не все хромают в одной манере.
— У них вообще с пластикой не очень. — Старшина прикончил вторую кружку чаю и растянулся на своем спальнике. — В рукопашной, я думаю, они не многого стоят.
— В рукопашной и среди людей не все чего-то стоят, — признался Ростик, вспомнив, с какой легкостью необученных бойцов приканчивали двухметровые богомолы.
— Нужно больше учиться работать шестом, палкой, голыми руками... Если бы не шест, меня бы тоже не раз уже к праотцам отправили.
— Как это?
— Да богомолы эти... — Больше Квадратный ничего добавлять не захотел. Просто перевернулся на бок и стал разглядывать огонь. Аккуратное, небольшое пламя заплясало в его темных глазах, как речь негромкого третьего собеседника. — Не люблю я вспоминать ту пору, — признался он, помолчав. — Такое впечатление, что тогда не было ничего хорошего.
— Ладно, о войне не будем, может, о Чужом городе поговорим?
— Не знаю, — вздохнул Квадратный. — Я там не многое понял. Хорошо, что не мне докладывать об этом путешествии.
— Честно говоря, я тоже там не очень разобрался.
— Ради чего же мы туда ездили?
— Помнишь, Марамод нарисовал какое-то полотнище, которое опускалось на их город сверху?
Старшина кивнул, не отрываясь от огня. Ростик тоже перевел взгляд на крепкие, яркие языки пламени. Только сейчас он мельком подумал, что не стоило разводить костер на вершине. Огонь будет виден на этих просторах за десятки километров. Может быть, тысячам глаз они показали сейчас, что устроили тут ночевку, и кто знает, что подумают иные из тех, кто поймет это сообщение.
Квадратный шумно заерзал на своей куче хвороста, поднялся, нашел взглядом лошадей, которые дружно хрустели сухой травой шагах в десяти от костра, потянулся:
— Надо пригасить этот огонь, чем-то он мне разонравился.
Ростик вытянул руку, коснулся ствола автомата и, успокоенный, кивнул. Квадратный собрал алюминиевые миски, из которых они ели, ложки и кружки в одну охапку и пошел с холма, приговаривая:
— Ты засыпай, первую половину ночи я буду на стреме стоять.
Рост проводил его взглядом, а потом стал смотреть на низкий весенний небосклон. Более всего ему хотелось подумать о том приступе, который он пережил в Чужом городе. Что-то в нем было беспокоящее, что-то важное. Мимо чего никак нельзя было пройти. И все-таки Ростик еще не почувствовал ни одного сознательного сигнала из той каши образов и ощущений, которые испытал тогда. Он вообще не очень хорошо понимал свои состояния предвиденья, но был уверен, что со временем научится разбираться в них гораздо лучше.
Незаметно на него накатила сладкая дрема, предлагая телу стихнуть, как стихло все вокруг. А вокруг и в самом деле тишина стояла упоительная. Ее не нарушали, как бывало летом, кузнечики или цикады в свежей траве, это не была тишина осеннего вечера, когда умирающая листва и вянущие травы издают неповторимый шелест от малейшего прикосновения, в котором то и дело проскакивают жестяные тона. Сейчас Ростик мог слушать тишину, наполненную редким плеском ручьев, стекающих по склонам холмов и по дну овражков.
Вот только где-то совсем в отдалении звякнул алюминиевый котелок, в котором они кипятили чай, — должно быть, Квадратный хотел довести их посуду до немыслимого блеска...
Ростик сел, чистоплотность Квадратного не имела никакого отношения к тому, что там происходило. Теперь он понимал это совершенно отчетливо. Рука притянула автомат, правая легла на затвор, опуская предохранитель, но выстрелить Ростик уже не успел.
Откуда-то из темноты, раскручиваясь со звоном, словно струна, вылетела ременная петля и обвила его вокруг рук. Вторая такая же мгновение спустя захлестнула плечи. Обе удавки тут же сжались, не давая вскинуть автомат.
Ростик попытался было завалиться и выдернуть из темноты невидимых врагов, но те оказались умнее. Рывок... И Ростик уже слетел со своей кучи хвороста, упав в хлюпающую, грязную тьму, которая ударила его разом по ногам и голове.
Ростик почувствовал, что он катится по пологому глинистому склону, потеряв автомат, запутываясь в накинутых на него арканах, да так, что уже и дышать становится невозможно. Он рванулся вверх, к слабому пятнышку света, висевшему в туманном воздухе, — отражению их костра. Но откуда-то сбоку вылетел тупой конец копья, который с сухим треском воткнулся ему в голову, с левой стороны, чуть выше виска, и Ростик почувствовал, что погружается в болезненное, тяжелое беспамятство.
Он очнулся оттого, что кто-то толкнул его сзади. Оказалось, к его спине привалился Квадратный, потому что они были связаны арканом, да так, что ни один не мог шевельнуться, чтобы этого не ощутил другой. К тому же каким-то образом были прихвачены ноги, и ни один из пленников не мог выпрямить их. Любая подобная попытка приводила к весьма неприятным ощущениям. Ростик разлепил спекшиеся губы:
— Ты как?
— Сказал бы, что в порядке, но это будет преувеличением, — буркнул старшина.
Ростик усмехнулся. Несмотря ни на что, он не чувствовал, что им грозит серьезная опасность. Он испытывал то самое ощущение, которое делало его чрезвычайно проницательным и которое ни разу, сколько удавалось помнить, не обманывало его. Чтобы успокоить напарника, он сказал об этом старшине.
— Ну да, — отозвался тот, — повода нет. Сожрут тебя, отварив в нашем же котелке, тогда послушаю твои гипотезы.
— В нашем котелке не отварят, в него только чай на двоих и поместится.
— А они по частям, — предположил Квадратный. Ростик посмеялся про себя над старой шуткой, потом попытался найти отсвет костра, который висел в воздухе еще несколько минут назад. Он был уверен, что с момента их захвата прошло именно столько времени.
Но вокруг стояла почти чернильная тьма. Лишь где-то далеко позвякивал металл да тихо, подбадривая друг друга, переговаривались жеребцы.
— Коней бы не тронули, — сказал Квадратный. — Представляешь, если у кобыл ни одного жеребенка не появится. Что делать станем?
— А в городе больше жеребцов не осталось?
— Не знаю.
Ростик задумался. Теперь, когда он почти привык сидеть в седле целыми днями, терять коней, тем более насовсем, ему не хотелось.
— Раньше следовало об этом думать, — отозвался он. Как ответ на его слова из темноты вдруг возникла огромная фигура. Ростик потряс головой, тем не менее это ему не привиделось. Туша высотой крепко за два метра двигалась абсолютно бесшумно. На расстоянии чуть больше вытянутой руки Ростик не мог различить даже хлюпанья мокрой глины. Непонятный косматый зверь вдруг наклонился к пленникам, и его невероятно большие, выпуклые, совершенно темные, без признаков белков или радужек глаза оказались напротив Ростикова лица. Теперь не составляло труда понять, почему нападение оказалось таким успешным. И даже не костер послужил тому причиной. С такими глазами эти существа увидели бы их стоянку в полной темноте за много километров.
Может быть, они и в тумане умеют видеть, с завистью подумал Ростик. Огромная, шириной с небольшую канистру, косматая морда повисела перед ним, потом удалилась во тьму. А спустя пару мгновений судорожно дернулся Квадратный, уперевшись в Ростика острыми лопатками.
Только сейчас Рост понял, что на них нет кирас.
— Не беспокойся, — шепотом проговорил он. — Это только любопытствующий.
— А вид у него зловещий.
— Скорее всего, он считает себя писаным красавцем.
— Не знаю, кем он себя считает, — отозвался старшина, — но двигается так, что привидение может позавидовать.
Потом стало совершенно темно и тихо. Ростик попытался ощутить присутствие незнакомых косматых гигантов где-то рядом, но безуспешно. Должно быть, от этого напряжения, равно как и от нервного потрясения, вызванного пленом, он незаметно уснул. Впрочем, сон этот был беспокойным и раза три вообще становился прозрачным и тонким, как первый лед, когда Квадратный пытался его о чем-то спрашивать. Но Ростик лишь мычал и снова засыпал.
Он проснулся от холода. За ночь сидения на ледяной земле, едва прикрытой прошлогодней травой, тело затекло, а связанные сзади руки и вовсе онемели. Ростик стал пробовать крепость завязок, наброшенных на локти.
— Я тебе еще ночью предлагал освободиться, — не очень отчетливо проговорил Квадратный. Должно быть, у него смерзлись губы.
— Ночью это бесполезно было. Куда бы мы с тобой побежали? А они в темноте видят как летучие мыши.
— С чего ты взял?
— Глаза их помнишь? Ясно, что они из ночных охотников.
— Почему же они нас тогда...
Но договорить Квадратный не успел, потому что где-то далеко, над лесом появилось слабое свечение. Это наступал рассвет. Оба пленника повернули головы, пытаясь за склоном холма разглядеть то каждодневное чудо, которому на Земле соответствовало название — восход.
— Быстро, однако, светает.
— По мне, можно бы и быстрее.
Наконец свет залил верхушки деревьев и стал ярче, ближе, надежнее. Некоторые деревья выступили из тумана и стали видны по-настоящему, словно размытая акварель проступила на листе бумаги. Контуры обрели объем, посветлели еще больше... И вот уже день, настоящий весенний день установился вокруг.
— Ну, встаем, — предложил Ростик.
Уперевшись друг в друга плечами, оба пленника попытались оттолкнуться от земли. Это получилось не сразу, но все-таки получилось, и они утвердились на ногах, путы вокруг их сапог были не так коротки, как сначала казалось. Они могли даже идти, хотя, конечно, каждое движение следовало согласовывать, чтобы не валиться, как два снопа.
— А ловко они нас стреножили, — одобрил Квадратный. — Нужно будет запомнить систему. И длину подобрали в самый раз...
Ростик тем временем крутил головой. Он наконец рассмотрел окрестности. Обе их лошадки мирно паслись шагах в сорока на лужайке чуть более зеленой, чем другие. Сбоку от них на сухой глине виднелось пятно костерка, на кучах травы и хвороста, старательно сооруженных вчера, лежали их спальники и седельные сумки... Но таинственных, косматых визитеров нигде видно не было.
— Где твой нож? — спросил Ростик. — Хотелось бы освободиться.
— Нет ножа. Забрали его... Оружие, кирасу, нож, пряжки с сумок, даже пуговицы с наших штанов — все забрали. Словно у них нюх на железо.
— Не на железо, а на металл, — поправил его Ростик. — Алюминиевый котелок железным даже в Полдневье называть не стоит.
Оба повернули голову к тому месту, где вчера лежал автомат Квадратного, тот самый, который старшина не взял с собой, когда пошел мыть чашки-плошки. На том самом месте лежал длинный, не меньше чем в полторы ладони, каменный нож. Это был именно нож, с остро отточенной режущей кромкой и вполне удобной для человеческой ладони лункой вместо рукояти.
Плавно опустившись на колени, уговаривая старшину слушать его, а не дергать путы раньше времени, Ростик подхватил осколок кремня и принялся перерезать путы. Нож оказался выше всяких похвал. Под его острием кожа завязок расходилась, как под скальпелем хирурга. Не прошло и минуты, как они освободились и снова стали вольными, хотя и безоружными, разведчиками.
4
То, что все происшедшее жеребцов даже не встревожило, было хорошим признаком. Зато когда Ростик с Квадратным поймали их, они обнаружили, что от сбруй остались одни воспоминания. Узда, колечки, даже заклепки, сшивающие ремешки, были аккуратно срезаны или выдраны.
— Хорошо ребята поработали, — со злостью бормотал Квадратный, пытаясь из обрывков сбруи, каких-то палочек и остатков ремня, которым их связали, сделать новую упряжь.
Разумеется, это не особенно удалось, но уже часа через два стало ясно, что до Боловска они все-таки доедут, а не дойдут. Напившись холодной воды, оба горе-дипломата направились домой. Теперь они точно знали, в каком направлении следует двигаться, потому что рассвет оба видели своими глазами.
Поездка оказалась утомительной. Три или четыре раза пришлось останавливаться и ремонтировать перегрызенные лошадьми палки, заменяющие мундштуки, или снова пытаться связать оборванные неловким движением петли стремян. И все-таки к вечеру они увидели огни Боловска.
Здесь дипломатам повезло. Они наткнулись на лагерь стражников, которые, разумеется, пустили их к огню и даже снабдили новой сбруей, правда только одной.
Миновать оставшиеся двадцать километров оказалось делом даже не очень сложным. На третий день после переговоров в Чужом городе, изрядно уставшие, вымотанные, но вполне целые и здоровые, Ростик с Квадратным ввалились в приемную Рымолова.
По новому обычаю, установившемуся в городе после восстания, каждый житель Боловска мог беспрепятственно пройти к главе администрации, которого все чаще называли Председателем. Именно так — с большой буквы, словно Генсека на далекой Земле. Но на этот раз ребят поджидало новшество. На старом месте, как в советские времена, за широким столом с пишущей машинкой сидела какая-то девушка, которая упорно не отрывала взгляд от бумажек перед собой. То была секретарша. Она потребовала от ребят краткое содержание их доклада. Услышав это слово и рассмотрев ее поближе, Ростик почувствовал укол застарелого негодования. Уж очень это было похоже на то, как принимал посетителей Борщагов, бывший райсек, если поднатужиться и вспомнить партжаргон того периода.
Так или иначе, пусть даже и не без сложностей, Ростик со старшиной все-таки вошли в кабинет. Хотя уже и в кабинете им пришлось посидеть еще минут десять, пока Рымолов объяснял какому-то деду необходимость коллективизации его — деда — личного колодца на одной из окраинных улиц города.
— Ну так что? — спросил он разведчиков, когда дед наконец дал обещание пускать к своей воде соседей, и поковылял к выходу.
Глаза Председателя весело блеснули, и Ростик, несмотря на секретаршу, уже в который раз с радостью отметил разницу между старым и новым хозяином этого кабинета. Старый был потухший, перекормленный боров, у нового сверкали глаза и азартно подрагивали руки. Старый не знал, какие распоряжения ему следует выдумать, новому не хватало времени, чтобы во все вникнуть, старый требовал сухих справок и аппаратных докладов, новый пусть и через секретаршу, но все-таки с явным удовольствием принимал посетителей и решал проблему пользования отдаленным колодцем.
Но на этом вся радость и кончилась, потому что потеря оружия, кирас и всего остального явно не делала из ребят героев. Тем не менее информация о лупоглазых ночных охотниках была настолько важной, что Ростик не стал ничего скрывать и рассказал все, лишь пару раз пытаясь самоиронией смягчить общее негативное впечатление.
К сожалению, Квадратный постоянно вмешивался, выдавая безжалостные и абсолютно убийственные комментарии. Поэтому благожелательное отношение к ночным визитерам Ростику создать не удалось. Рымолов походил по кабинету, по своему обыкновению постоял у окна. Потом сел за огромный, недавно сколоченный стол, поставленный тут вместо съеденного саранчой, и в упор спросил:
— Сколько их было?
— Как минимум двое, — ответил Ростик. — Две петли сразу захлестнули меня...
— Пятеро, — вмешался Квадратный. — Потому что еще трое сторожили меня.
— Значит, еще больше. Потому что двоим-троим нужно было стоять у лошадей.
— У лошадей-то зачем? — спросил Ростик. — С них железки уже потом срезали...
— Чтобы не заржали, — пояснил Рымолов и сокрушенно опустил голову. — М-да, прямо скажем, без блеска вы выступили. Но с другой стороны — живы остались. — Он подумал и добавил: — Среди стражников давно гуляют байки, что их кто-то из темноты разглядывает.
— Зачем? — удивился Квадратный. — Просто так разглядывать — бессмысленно. Они же должны металл, наверное, снимать?..
— Может, и снимают, только до меня информация не доходит. Не все же такие... самокритичные, как вы.
— Не понимаю, — признался Ростик. — Есть всего два способа — ограбить или украсть. Ограбление никаким молчанием не замажешь, особенно если есть раненые или, хуже того, серьезно раненные. Значит, ночные охотники воруют его, пропажу еще можно при желании замять...
— Значит, воруют, — пробурчал Квадратный.
— Так, — продолжил Рымолов, — теперь об оружии. Ближайшие две недели на заводе в основном собирались изготавливать плуги и бороны... Но я отдал распоряжение разрабатывать и полные, — Рымолов со значением поднял указательный палец, — как космический скафандр, доспехи.
— Полные доспехи? — удивился Квадратный. — Что это такое?
— Доспехи, в которых можно продержаться в окружении саранчи, — добавил Рымолов. — Никто ведь так и не доказал, что саранча способна прогрызть хотя бы мягкое железо.
— А на аэродроме, говорят, они жестяные ангары все-таки прогрызли, — сказал Ростик.
— Жесть — но не миллиметровую каленую сталь.
— Каленую? — снова подал голос старшина.
— Ну, мы решили, если уж делать доспехи, то такие, которые и стрелу из арбалета насекомых могут сдержать. Или даже копье стражников из Чужого города.
— Разумно, — согласился Квадратный. — Вот только сколько они будут весить?
— Придется привыкать, — «утешил» ребят Рымолов.
— А для лошадей доспехи будут?
Председатель посмотрел на Ростика, пытаясь определить, уж не издевается ли тот над ним.
— О лошадях пока не подумали. Так-с, что с зеленокожими?
Ростик довольно нескладно, опять то и дело прерываемый Квадратным, рассказал о своем диалоге с Шир Марамодом.
— Говоришь, огромное полотенце сверху? Это интересно. Или все-таки живое существо? На что оно показалось тебе похожим?
Ростик давно уже думал над этим, поэтому выпалил:
— На огромную летучую манту!
— Манту? — переспросил Квадратный. — Это?..
— Большая такая камбала, которая плавает в южных морях и жрет все подряд.
— Да ну? — удивился старшина. Рымолов погасил невольную улыбку.
— Очень большая, старшина, иногда с размахом крыльев до четырех метров доходит.
— На рисунке еще больше, — твердо сказал Ростик.
— Ну, если она очень большая, в нее довольно просто будет попасть, — решил старшина.
— Если она очень большая и может закрыть половину Чужого города, все твои зенитные скорострелки будут для нее комариным укусом.
— Половину города? — переспросил Рымолов.
— Мне так показалось.
— Может, просто нарушение пропорций? На рисунках это сплошь да рядом...
— Нет. С пропорциями у Широв все как раз очень аккуратно. Они и хотели бы, да у них не получается, они прирожденные рисовальщики.
Рымолов сел за стол, подтащил крохотный, чуть больше почтовой марки клочок бумаги и мелко-мелко написал одно из своих распоряжений. Об этих марках по городу уже месяц ходили разные слухи, и даже пытались рассказывать подобия анекдотов, в которых бывший профессор политеха сравнивался с генсеками. Но марки действовали, и это оправдывало их существование.
— Сейчас вы отправитесь на завод, — твердо сказал Рымолов. — Найдете Грузинова, и он вам без очереди, слышите — без всякой очереди, сделает полные доспехи. Вы мне очень скоро понадобитесь, поэтому постарайтесь ему внушить, чтобы он тоже поторопился, если это возможно.
Забрав у Рымолова распоряжение, Ростик спрятал его в нагрудный карман гимнастерки, посмотрел на Квадратного и решился:
— Вообще-то я хотел заскочить домой, отмыться, чаю нормального выпить...
— Нормального все равно во всем городе нет, — посетовал Рымолов. — Так что отправляйтесь на завод, а мыться и чаевничать станете, пока вам доспехи будут клепать.
Сумрачно переглянувшись, Ростик с Квадратным отправились прямиком на завод.
Тут людей оказалось чуть ли не больше, чем в городе. Причем большая часть работающих расположилась на верстаках и столах, вынесенных из цехов. Сначала Ростик не понял, в чем причина, потом, разглядев в помещении гирлянды ламп, догадался, что таким образом технари экономили керосин на освещение.
Как им сказали, найти Поликарпа Грузинова они могут только в заводоуправлении. В том самом здании, которое они некогда с таким трудом отбивали у насекомых, положив на площадке перед входом не один десяток ребят. Воспоминание оказалось настолько тяжелым, что Ростик даже ехать напрямик по этой площади не смог, он спешился, отвел своего жеребца в соседний садик, привязал к тополю и прошагал вдоль стеночки, не желая наступать на некогда политый кровью асфальт. Квадратный посмотрел на эту странность вполне понимающими глазами. Вероятно, у него тоже имелось не одно место под городом, где он не мог оставаться спокойным.
Грузинов сидел в огромном зале, заставленном столами и кульманами, за которыми, впрочем, никого не было видно. Поликарп чертил настоящим карандашом на настоящей бумаге. Разумеется, теперь работать приходилось на оборотной стороне старых листов, потому что с бумагой было очень плохо, но это ничуть не отразилось на правилах ГОСТа, по которым чертежи по-прежнему творились.
— С чем пожаловали? — спросил Поликарп, даже не поздоровавшись.
Ростик, как и в кабинете Рымолова, с удивлением обнаружил, что его гложет смесь интереса к такой вот спокойной, кабинетной работе и легкого презрения, словно бы в нынешних условиях это было не совсем мужским делом. Но может быть, он ошибался.
Рост положил на стол бумажку, исписанную Рымоловым, и сел на стул, стоящий чуть в стороне, явно предназначенный для посетителей. Квадратный решил пооткровенничать:
— Обокрали нас. Остались мы без автоматов, без кирас. Придется тебе сделать новые доспехи и выдать нам новое оружие.
Поликарп прочитал записку, покрутил головой, пробормотал:
— Бывают, конечно, срочные приказы, но этот... Одним приказом, хлопцы, не обойдетесь. Придется вам рассказать, что видели, что слышали и какое в свете чудо?
— Тут одни чудеса, куда ни повернись. А с рассказами придется подождать, — решил старшина. — Уж очень у нас некоторые части тела побаливают.
— Особенно голова, — пояснил Ростик. — После того как ее вчера копьем ухайдокали.
— Как это?
— Давай лучше мерки снимем, — попросил Ростик. — Домой хочется.
— Все вы так, — сокрушился Поликарп. — Сами болтаетесь по всему Полдневью, видите разные разности, а нас крохами со своего стола ленитесь подкормить.
— Давай работать, птица небесная, — подтолкнул его кулаком в спину старшина, и все трое маршевым шагом направились к выходной двери.
Поблуждав по полутемным переходам, они вышли на открытую площадь, образованную тремя смежными цехами, где со страшным звоном и грохотом работали два десятка мускулистых, полуобнаженных ребят. Почти все были молоды, обветренны и загорелы выше всякой меры. И все были заняты одним делом — отковывали на огромных стальных болванках толстые, двух-, трех— и даже пятимиллиметровые листы стали, разрезая их и подгоняя друг к другу самыми разнообразными молотками от киянок до мощных, многопудовых молотов. Чтобы его было слышно, Грузинову пришлось повысить голос:
— Тут наши оружейники теперь пашут. Если все получится, мы вам уже завтра выдадим по комплекту.
Потом он принялся разговаривать со сгорбленным, седобородым старичком, который обыкновенным швейным сантиметром стал измерять разные части тела у Ростика и Квадратного, записывая результаты мелом на темный кусок линолеума, прибитый мебельными гвоздиками к доске.
Закончив обмер, старичок предложил Ростику и старшине выбрать себе по шлему. Их, в отличие от движущихся частей доспехов, делали по одной схеме, вроде остроконечного ведра с забралом, вот только каждое такое ведро весило килограммов шесть, и это сразу вызывало уважение. Когда Ростик вынырнул из понравившейся ему емкости, он спросил Поликарпа:
— Почему они тяжелые такие?
— Голову все-таки защищают, — загадочно ответил старичок вместо Грузинова.
— К тому же мы там не очень удачную систему амортизации соорудили из войлока... Но как говорил один наш великий полководец — тяжела на заводе, легка в бою будет.
— Хотелось бы верить, — загробным тоном пророкотал из своего шлема старшина.
Внезапно в конце площадки появилась девушка в легком сарафане. Этот сарафан так резко выделялся на фоне мрачной, серой обстановки, что головы едва ли не трети кузнецов повернулись в ее сторону. Грузинов пошел ей навстречу. Ростик с удивлением узнал в подходящей девушке Раю Кошеварову. Она несла какой-то листочек. Ростик уже приготовился к самому худшему, к тревоге, новому заданию, новой поездке из города. Но Рая подошла к Поликарпу и веселым, звонким голоском, заглушившим даже звон ближайших молотов, сообщила:
— Поликарп, тебе велено срочно заняться обсерваторией. — Потом посмотрела на Ростика, на старшину, милостиво кивнула и собралась было идти дальше.
— А записку? — не выдержал Поликарп.
— Это не тебе, это я в пятый цех несу. — И застучала подковками по асфальту, будто маятник завелся.
Квадратный тем временем пристал к Грузинову:
— Зачем ты понадобился обсерватории? Астрономов в доспехи обряжаешь?
— Они должны повесить шар из дюраля, — хмуро пояснил Поликарп. — Но его помяли при перевозке, вот обсерваторские и хотят свалить на нас грехи транспортников.
— Погоди, зачем шар-то понадобился?
— Перегуда подсчитал, что, если на какой-то их антенне установить этот шар, его будет видно со ста двадцати километров. Они решили использовать его как маяк для патрулей.
— Вот это дело, — высказался Квадратный и повернулся к Ростику. — Давай смотаемся? Интересно все-таки, да и шар для нас, считай, устанавливают...
Ростик вздохнул, подумал о Любане, к которой хотел заскочить в больницу, но кивнул:
— Раз для нас — давай смотаемся.
5
Шар оказался на удивление большим. Когда Ростик подошел и попробовал измерить шагами, он показался ему метров шесть в диаметре, а то и больше. Поликарп оценил Ростиковы манипуляции и отчетливо произнес:
— Ну что ты мучаешься? Спроси меня — я знаю. Четыре тридцать.
— Я думал — больше, — ответил Рост.
— Они всегда кажутся больше. — И Поликарп ушел искать кого-нибудь из начальства.
Шар был сделан из легкого дюраля, наклепанного на более жесткий каркас из стальных профилей. Ростик выяснил это, сунув голову в специально проделанный люк для возможного ремонта. Внутри сквозь неплотно подогнанные листы обшивки пробивалось тонкими лучиками солнце, и весь объем резонировал, откликаясь на малейшие звуки.
— Почему он так блестит? — услышал Ростик голос Квадратного. Вопрос, безусловно, был адресован Грузинову.
— Мы сумели зарядить несколько аккумуляторов и анодировали его хромом. Получилось не очень... За подобную работу на Земле мне бы голову отвинтили, а тут ввиду отсутствия чего бы то ни было — и так сойдет.
Ростик вытянул голову из шара. Грузинов уже вернулся и не один. За ним шагало человек десять солдатиков, троих из которых Ростик знал по боям на заводе. Сейчас они выглядели заматеревшими и отчужденными.
Впрочем, Ростик и сам иногда чувствовал, что становится тут более апатичным, чем на Земле. Или сказывалась постоянная смена впечатлений и отсутствие отдыха, или воздух в Полдневье располагал к растительному существованию.
— Ну, что ты собираешься делать? — спросил Поликарпа старшина, весь излучая любопытство.
— Сейчас Перегуда подойдет, и все сразу станет...
Предположения Поликарпа так и остались невысказанными, потому что Перегуда появился из-за угла обсерватории, почему-то жуя на ходу, шагая так, что полы неизменного синего халата бились, словно флаги. Видимо, ему не дали пообедать или поужинать, согласно распорядку дня нормального астронома.
— Поликарп, мне непонятно, почему вы решили, что шар нужно привезти сюда? Что я должен с ним тут делать? — спросил директор, когда между ним и собеседником оставалось еще шагов двадцать.
— Добрый день, — поздоровался Поликарп. Ростик с интересом наблюдал происходящее.
— Добрый. Шар, — Перегуда откусил кусок от аппетитно выглядевшего блинчика, из которого брызнул какой-то сок, вероятно в него была завернута котлета, — нужно было доставить к ретрансляционной радиотелевышке. В техзадании, которое вы испросили, я ясно указал, что это самая высокая точка во всем городе и стоит она на подходящей возвышенности. Туда и следовало...
— Понятно, — согласился Поликарп. — И как же вы собираетесь затащить туда эту бандуру?
— Нет, не мы, это вы ее затащите. — Перегуда суховато усмехнулся.
— Я? — Чувствовалось, что Поликарп слегка потрясен.
— Не в одиночку, конечно. — Директор дожевал остатки блинчика, и Ростик едва удержался, чтобы не облизнуться. — А вместе с помощниками.
— Какими помощниками? — спросил инженер.
И это было ошибкой. Потому что Перегуда широким жестом указал на солдатиков и даже, кажется, на старшину с Ростиком.
— А этих людей я зря от райкома затребовал?
— Райкома больше нет, — механически поправил его Поликарп.
— Да, простите, — сразу же согласился Перегуда. — Но люди, в любом случае, у нас есть. Да еще какие! — он с удовольствием посмотрел на Ростика.
— Припрягают, — прошептал за спиной старшина,
— Да, посмотрели... — разочарованно отозвался Ростик. — И уйти теперь не получится.
— Почему бы не попробовать? — спросил Квадратный.
— Теперь — нет, — твердо сказал Ростик.
Перегуда постоял напротив Поликарпа, Поликарп постоял, опустив голову, перед Перегудой. Наконец Поликарп сдался. Понял, что теперь, как бы он ни протестовал, операция по установке шара на радиотелевышке останется за ним. Так что возражать изначально не стоило.
— Что же вы раньше не сказали, — попробовал он упрекнуть Перегуду, но каждому было ясно, что он просто стравливает пар. — Мы бы сразу доставили его к вышке... Теперь тащить его километров пять, если не больше.
— Это было указано в техзадании. Впрочем, с этими пятью километрами у вас хлопот не будет, скоро подойдет КрАЗ с завода.
— Почему вы так думаете? — удивился Поликарп.
— Потому что сам его вызвал.
Оперативность, с какой работал директор обсерватории, произвела впечатление даже на солдатиков. А Грузинова она просто сразила. Инженер принялся ходить вокруг шара, постукивая его мягким, нетренированным кулаком по сверкающей, легкой поверхности.
— Что он делает? — спросил старшина.
— Думает, как его воздвигать на вышку, — ответил Ростик и не ошибся.
— Нелегко нам будет, — тут же отозвался Поликарп.
— Нам... будет... нелегко, — с расстановкой, со вкусом произнес старшина.
Переложив все предстоящие сложности на плечи Поликарпа, к Ростику подошел Перегуда.
— Может, расположимся в тенечке? — предложил он. — И пока есть время, расскажешь, что видел, что знаешь.
Его лицо за последний месяц помолодело. И выглядел он веселее. Теперь не осталось и тени дистанции, которую он пытался установить с Ростиком, когда они только-только познакомились.
Ростику это понравилось. Так он чувствовал себя спокойнее. Поэтому, не чинясь, он стал рассказывать, что и как с ними происходило за последнюю неделю. К тому же и дорожка уже была накатанной, ведь только сегодня он докладывал Рымолову.
Перегуда покрутил головой, рассказ ему явно понравился.
— Да, вам этот шар нужнее остальных. Теперь-то блуждать не придется. Его будет заметно... за сто двадцать километров. За сто без бинокля — увидите точно.
— Кстати, о бинокле... — Квадратный с заметным волнением повернулся к Ростику.
— Не взяли его волосатики, я первым делом проверил, — отозвался Рост.
— Да, тяжко, когда у нас только один такой прибор, — проговорил Перегуда задумчиво. — Вот появится у нас время, непременно научу десяток девчонок шлифовать линзы, чтобы...
Они помолчали. Квадратный, решившись, спросил:
— А сигналы какие-нибудь с помощью этого шара передавать можно?
— Мы разработали систему кодировки.
— Азбука Морзе? — спросил с надеждой Квадратный.
— Вроде того. В обычное время вокруг шара будет двигаться затемняющая его квадратная штора, подобно тому, как ночные облака ходят над Полдневьем. Только они гуляют над внутренней поверхностью, где мы живем, а наша будет кататься по внешней. Мы рассчитываем, она позволит нам использовать и простые сигналы.
— Если она должна просто крутиться, то посигналить не очень-то получится, — усмехнулся Квадратный.
— Штора-то будет не сплошной. Ее поверхность будет составлена по принципу поворотных жалюзи. И каждое из этих крылышек можно будет синхронно поворачивать, если нажимать один рычаг.
— Громоздкая штука получится, — сказал Ростик.
— Не очень, мы уже прикинули. Если использовать крашеные алюминиевые профили, одному человеку вполне удастся справиться.
— Получится вроде морского семафора, — обрадовался, осознав общий принцип, старшина.
— Точно, — подтвердил Перегуда.
— Тогда хорошо бы и нам такую штуку... Ну, я хочу сказать, переносную.
— А вот это идея, — согласился Ростик. — Только она должна быть очень компактной.
— Подумаем, — согласился вдруг Поликарп. Оказывается, он давно стоял рядом, просто почему-то был незаметен. Потом он добавил: — Только вам придется морзянку учить в обязательном порядке.
— Ради такого дела — выучим, — кивнул старшина.
— А может, обойдемся тюремной азбукой? — спросил Перегуда. — Знаете, шесть по горизонтали, пять по вертикали, и в итоге получаем...
— Морзянка экономичней, — решил высказаться сын радиомастера Ростик. — Лучше поработать, зато...
Докончить он не успел. На дороге, соединяющей обсерваторию и городские новостройки, появился шлейф пыли. Кто-то из солдат поднялся на нижнюю площадку обсерваторской радиоантенны, приставив руку козырьком ко лбу, всмотрелся.
— Он! — крикнул солдатик наконец.
Это и в самом деле оказался КрАЗ, у которого был разобран кузов, а скрепленные строительными скобами шпалы образовывали что-то вроде невысокого колодца. В этот колодец и полагалось, по идее, установить шар, скрепив его растяжками.
Сначала Ростик сомневался, что им удастся что-нибудь сделать. Но шар оказался нетяжелым, меньше семисот килограммов, как сказал Поликарп. А это было вполне по силам четырнадцати молодым ребятам, считая водителя. Разумеется, поднимать его, взваливать на помост и закатывать в ложемент — как назвал колодец Поликарп — было неудобно, тем не менее они справились. И при этом даже не очень запыхались.
Закончив расчаливать шар, используя невесть откуда взявшиеся капроновые шпагаты, способные, по словам Поликарпа, выдерживать нагрузку до пяти тонн, все потащились к городу. Поездка до вышки оказалась недолгой. Привязывая жеребцов в тени к очередной импровизированной коновязи, Квадратный сказал:
— Эх, нужно было не болтать у обсерватории, а лошадок на конюшню отвести. Нечего им с нами так-то таскаться.
Ростика эти лошадиные нежности, однако, не встревожили. Он знал, что кони и не такое могли выдержать.
Потом все разом как зачарованные стали осматривать вышку. Это было сорокаметровое сооружение, смонтированное из стандартных секций. Такие типовые вышки были расставлены на Земле во всех сколько-нибудь крупных городах России. Все немного приуныли, вышка показалась чересчур высокой, шар неуклюжим, а надежных креплений не предвиделось.
И тем не менее Поликарп принялся командовать. То ли он действительно был хорошим инженером, то ли обдумал все заранее, но проблема не вызвала у него — единственного — никаких колебаний. Перебросив через верхние балки капроновые тросы, смазав сталь какой-то липкой на вид смазкой, он заявил, что подъем может быть осуществлен грузовиком вместо лебедки и десятью помогающими и направляющими монтажниками.
Так и оказалось. Соорудив довольно сложную, многоступенчатую проводку капронового каната, инженер приказал водителю потихоньку трогать по его команде, а десяти остальным орлам направлять. И когда заурчал мотор машины, шар медленно поплыл вверх.
До темноты осталось не меньше часа, когда шар, подтягиваемый поднявшимися наверх солдатиками, перекатился через край вышки и прочно улегся на верхней площадке, сваренной из рифленых листов.
— Ну, все, — сказал Поликарп и гордо осмотрел результаты трудов. — Остальную работу завтра вручную закончим.
Ростик, который работал на верхотуре с остальными ребятами, посмотрел вниз. К его удивлению, их суета привлекла немало наблюдателей. Народ стоял чуть в отдалении и получал от зрелища массу удовольствия.
— Здоровая, и блестит здорово, — сказал кто-то из солдатиков, обходя шар по периметру и с незаметным ранее уважением похлопывая его по боку.
— Может, и заработает наш семафор, — отозвался Квадратный.
— Непременно заработает, — отозвался Перегуда, который последнюю стадию монтажа тоже провел наверху. — Вот катки под штору установим, назначим вахты — и заработает как миленький.
— А как будет эта штора крутиться, — спросил с внезапным подозрением любопытный солдатик. — Моторов-то нет.
— Зачем нам моторы? — отозвался Квадратный. — У нас есть солдатики, вроде тебя. Как я понимаю, тут предполагается команду наблюдателей держать?
Перегуда только кивнул, к немому изумлению всех солдат разом.
Пока они спускались, довольные выполненной работой, от толпы внизу отделился уже знакомый Ростику сарафан. Его заметил и Поликарп. И как это уже было на заводе, он слегка покраснел. Постоял на площадке, покрутил головой, словно бы осматриваясь, беспомощно улыбнулся и стал спускаться дальше.
За его спиной вдруг вполне разоблачительно вздохнул Квадратный:
— М-да, а тут...
Рая уже ждала у лестницы. На ее плече в обыкновенном солдатском сидоре что-то ощутимо бултыхалось. Она улыбалась так, что на нее хотелось смотреть не отрываясь. Но она, кажется, замечала только Поликарпа. Впрочем, когда Ростик подошел к ней на расстояние вытянутой руки, она его тоже заметила. И тоже слегка смутилась.
— Я подумала, если вы и после темноты будете работать, то... Вот.
— Уже не нужно, — ответил Поликарп. — Мы идем домой, остальное завтра будем доделывать.
— Вот и хорошо, — обрадовалась Рая, тут же отдавая увесистый сидор своему кавалеру, который безропотно его принял. Потом взглянула на Ростика внимательно. — Да и Любаня будет довольна. А то она в своей больнице прямо как... — она подумала, подыскивая сравнение, — как твоя мама вкалывает.
— В больнице? — удивился Поликарп. — А я думал...
— К свекрови поближе, — сказала с непонятным удовлетворением Рая, — под присмотром все-таки спокойнее.
— Спокойнее кому? — спросил Поликарп.
Ростик удивился:
— Мне, конечно, кому же еще?
Рая вдруг испытующе посмотрела на Ростика:
— А ей?
На этот вопрос он ответа не знал, но прежняя уверенность в правоте ничуть от этого не потускнела. Отец его бы одобрил — в этом Ростик не сомневался. К тому же кто-то должен был делать эту работу, так почему же не он?
6
Поутру мама ушла в больницу, разрешив Любане опоздать на два часа, чтобы ребята впервые, вероятно, ощутили себя настоящими новобрачными. Они так и не успели сыграть свадьбу, действительно не успели почувствовать себя молодоженами. Два часа выглядели царским подарком, но...
Скрипнула калитка, и Ростик даже не успел натянуть штаны, как во входную дверь уже стучали. Это оказался Квадратный, выбритый, начищенный, затянутый в старую, выцветшую, но вполне справную гимнастерку. Бравый вид его привел Ростика в замешательство:
— Ты что, всю ночь наглаживался?
— Не всю, но некоторое время пришлось потратить на внешний вид... Тебя Рымолов приглашает на совещание.
В этот момент на кухню в тонком халатике вышла Любаня. По ее виду каждый понял бы, что она счастлива, что на душе у нее царит покой и что она верит — так будет всегда.
— А завтрак? — спросила она. — Здравствуйте, Квадратный.
— Привет, — улыбнулся старшина. Он откровенно залюбовался, но это было такое любование, что Ростик не ощутил ни грана раздражения, наоборот, он тоже был счастлив и немного горд.
— А вот завтракать, кажется, придется в обед.
— Тогда я тебе вчерашнюю лепешку медом намажу, — решила Любаня.
Лепешки в последнее время мама научилась печь как настоящая азиатская женщина — мягкие, душистые, вкусные... А мед всегда был медом, даже в Полдневье. Выпив кружку молока и захватив лепешку, Ростик почапал за старшиной.
— Слушай, к чему такая спешка? — спросил он, жуя на ходу.
— Сам не знаю, я зашел в Белый дом случайно, а они подняли крик, чтобы я тебя тащил хоть на аркане.
— А зачем?
Квадратный пожал плечами:
— Поживем — увидим.
Заседание было уже в самом разгаре, когда они проскользнули в кабинет. Ростик и не подозревал, что он так заспался. Впрочем, зато отдохнул так, что хоть в новое путешествие отправляйся. Вот только с Любаней толком полюбезничать не удалось, ну да это дело никуда не убежит, будет еще время.
Проблема оказалась в самом деле нешуточная. Когда Ростик вникнул в то, что говорилось и как говорилось, он понял, зачем их, кажется, пригласили.
— А я все-таки считаю, что строить настоящие укрепления по периметру наших пахотных земель — необходимо, — горячился неизвестный Ростику дедуся в кошмарном кожушке, который он не снял даже в кабинете Рымолова. — Вы сами подумайте, люди выйдут в поле, начнут пахать и сеять... Как вы обеспечите их безопасность? А после войны с кузнечиками, после саранчи этой треклятой — да они же попросту боятся! И правильно делают, мне тоже страшно бывает. Как на холм взберешься, по сторонам посмотришь в даль эту бесконечную...
— Погоди, Корней, — прервал его Рымолов. — Понятно, после этих войн в поле неуютно. Но пахать-то надо. Сеять тоже надо.
— Надо, кто спорит! Но ты сам посмотри, Андрей Арсеньич! На город нападений было — раз-два, и обчелся. А в поле почитай кажную бригаду потрепали. А кого и вовсе... тю-тю, на тот свет отправили.
Ростик заметил, что у стеночки сидит теща, непривычно тихая и спокойная. Он подсел к ней, наклонился.
— Доброе утро. Кто это?
— Наш всеобщий кормилец, Корней Усольцев, — отозвалась теща Тамара. — Был председателем совхоза, теперь вот новый крестьянский вожак.
— Чего он хочет?
— Чтобы вокруг всех пахотных земель построили укрепления и ввели круглосуточную охрану его бригад.
Квадратный чуть слышно свистнул.
— Ну дает! Да где же мы столько народу возьмем?
— О том и речь, — вздохнула теща.
— Ну, положим, в городе потери не меньше оказались, а может, и больше. Концентрация людей — палка о двух концах. — Рымолов подумал. — Значит, так. Строить дома твоим деревенским будем по новому принципу, чтобы могли от саранчи отбиваться. И чтобы с легким наскоком насекомых сами справились. Почти как замки, крепости даже... Илья Самойлович, — обратился он Кошеварову, — нужно будет дать распоряжение нашим инженерам, пусть сотворят типовой проект укрепленной фермы.
— Что? — В горле Усольцева что-то пискнуло. — Какие фермы? А как же коллективный принцип ведения хозяйства? Да вы что, товарищи?!
— Коллективный принцип остался на Земле. У нас тут земли — не измерить. Всю контролировать невозможно. Следовательно, — Рымолов сделал паузу, — выбираем американский фермерский тип развития.
— А захотят ли? — спросил осторожненько бывший редактор «Известки» Наум Вершигора.
— Когда поймут, что это выгодно, будут в очередь стоять в регистрационный отдел, — твердо сказал Борщагов. — Теперь так. Стражников пустим по периметру наших земель, это обязательно. Но вообще-то нужно ориентировать крестьян на совмещение сельхозработ и охраны своей территории. Казаки тем и раздвинули пределы России, что умели работать с оружием на ремне. А настоящие крепости мы сейчас строить не сможем, ни людей, ни транспорта, ни прочих ресурсов нет. Да и не ясно, какой от них прок будет.
— Я не понимаю... — начал было Усольцев, но Рымолов его оборвал:
— А ты у людей спроси, может, они тебе объяснят? Может, они уже поняли?
— Хорошо, с крепостями — пусть будет, как ты решил. Но как же урожаи продавать? — выдвинул «железный» тезис бывший директор совхоза. — Ведь совхоз не просто так, он гарантированно скупал полученные продукты — зерно там, мясо, птицу...
— Гноили вы и зерно, и мясо, — легко, как бы невпопад сказал Кошеваров.
— Да, это было, — поддержал его Рымолов. — А что касается фермеров... Обязательные поставки в счет налогов, субсидий и всяких предварительных вложений — отдай. А остальное — пусть везут на рынок. Что понравится, то люди и купят.
— Ну, привезет он, а платить чем? — хитро прищурился Усольцев.
— Нет, подождите, — подала голос теща Тамара. — Товарищи, вы понимаете, что это... Практически это введение частной собственности?
— На землю — да, — сурово и жестко ответил Рымолов. — Иначе мы сейчас, с нашими ресурсами, продуктов питания за короткий срок не получим.
— А как же бедные — богатые? — подал голос и сидящий где-то совсем близко от стола Председателя лейтенант Достальский.
— Не будет у нас мироеда на деревне, — твердо ответил Рымолов. — У нас земли — неограниченное количество. Хочешь работать — паши, зарабатывай, богатей. Кулаки классического, эксплуататорского типа физически — в силу специфики Полдневья — появиться у нас не могут. Поэтому...
— Нет, погоди, — снова вмешался Усольцев. — А платить-то все-таки чем будешь?
— Пока я предлагаю старые деньги оставить в обращении. А со временем, может, какие-нибудь ракушки приспособим, жемчужинки, патроны или еще что-нибудь...
— Патроны распылять не дам, — быстро проговорил Достальский. — У них другая цена — в бою.
— Согласен, согласен, — устало кивнул Рымолов.
Он оглядел собравшихся в его кабинете десятка три людей. Многие выглядели усталыми, почти у всех темнели круги под глазами. Решать нужно было очень многое — практически требовалось заложить принципы цивилизации людей в Полдневье. И спать получалось мало, в любом случае — недостаточно.
Ростик почувствовал себя немного воришкой, который вздумал было сегодня устроить праздник с отсыпанием под завязку, сытным завтраком, милованьем с женой... Он сел прямее. В комнате царило молчание. Наконец Кошеваров помялся и произнес:
— И все-таки, Андрей Арсеньич, мы когда-то вступали в партию... Не могу, не понимаю, почему так вот сразу?
— Мы находимся, — Рымолов вздохнул, — у крайней черты нашего материального производства. Мы стоим на развалинах всех прежних условий труда, системы распределения, отношений собственности. Практически, если мы сейчас не начнем строить новые отношения, мы развалимся и превратимся в бродячее племя без города, без корней, с самыми дикими манерами... Пока нас не уничтожат окончательно. Но есть возможность все перестроить и начать подъем. Из этой нынешней, самой нижней точки нашей человеческой цивилизации тут, в Полдневье, можно подниматься, и богатеть, и присоединять все новые и новые земли, находить союзников... Развиваться, одним словом. — Рымолов помолчал. — Такова дилемма... Думаю, ни у кого не должно быть сомнений, что именно в нашей ситуации следует избрать. Как мы избавились от прежней, весьма бестолковой администрации, так мы должны сбросить заблуждения — другого слова не подберу — нашей земной, увы, тоже не весьма благополучной истории.
— Нижняя точка... Дилемма... Развитие, — пробурчал Усольцев. — Я так скажу, если деревне будет хорошо, тогда я с вами, Арсеньич. Если все опять превратится в говорильню да голод наших ребятишек зажмет — тогда уволь. Хоть цыганом стану, а людей своих от тебя сведу.
Он встал и, ни на кого не глядя, широкими шагами вышел из кабинета. Рымолов проводил его печальным взглядом исподлобья.
— Заседание, как я понимаю, закончено. Новый курс нашей администрации я, как мог, объяснил. Давайте работать...
Ростик вышел от Рымолова вместе со всеми. Он не очень понимал суть происшедшего, но чувствовал, что тут многое придется еще уточнять и обдумывать. И потому ни в чем не был уверен. Квадратный посмотрел на небо и спросил:
— Так зачем нас вызвали, не понял?
— Он думал, что разговор пойдет по-другому, — пояснил Ростик.
— А... Ну, тогда... Слушай, а что такое дилемма?
— Это когда одна проблема имеет два решения. Но они противоречивы.
— Так, объяснил... — хмыкнул старшина. Впрочем, обиды в его голосе не было. — Ты куда сейчас?
— Давно хотел на аэродром заскочить, посмотреть, как там у Кима дела.
— Это кореец такой, узкоглазый, да?
— Он мой друг, — пояснил Ростик. — С детства.
— Ладно, я тогда, пожалуй, на конюшню. Там эти горе-шорники седла неправильно шьют. Потом на завод схожу, понравилось мне, как кузнецы работают — загляденье.
Забежав по дороге домой, Ростик обнаружил, что Любани, конечно, уже нет, выпил еще одну кружку молока с огромной лепешкой, еще толще намазанной медом, и пошел дальше.
Аэродром он услышал издалека. Самолетный двигатель просто вопил, то захлебываясь, то примолкая, чтобы сразу же взвыть еще отчаянней. Даже далекому от техники Ростику было ясно, что нормальный движок так неровно выть не может. Но что тому было причиной — некачественное горючее или неумелая сборка, он, конечно, не знал.
Выйдя из рощицы голых еще деревьев, он увидел ангары, пяток бараков и чуть в стороне полетную вышку, над которой бессильным мешком висел ветровой конус. Мотор гоняли на одиноком, крохотном самолетике, который то елозил себе по земле, то замирал, но взлететь не мог.
Приглядываясь к самолетику, Ростик перебрался через дощатый, полуобглоданный саранчой забор и зашагал было к полетной вышке, как вдруг откуда-то появились солдатики. Их было трое. Один из них очень воинственно крикнул:
— Стой! Стрелять буду.
— Я из города. — Ростик остановился. — Разведчик, иду к Киму, чтобы узнать возможность воздушной разведки.
Троих постовых раздвинул кто-то чуть более решительный. Это оказалась девушка в гимнастерке и с короткой, мальчишеской стрижкой, ее лицо показалось Ростику смутно знакомым. Девушка хмуро кивнула:
— А, Гринев, проходи. — Она обернулась к постовым: — Это Гринев...
Больше Ростик ничего не расслышал. Он благодарно улыбнулся девушке, но той его благодарность была как сапогу горчичник, и ему осталось только шагать дальше.
На краю поля расположились техники. Их было легко узнать по замасленным, как в кино, комбинезонам. Они о чем-то сдержанно переговаривались. Впереди всех стоял невысокий мужичок на деревянном протезе. Вместо комбинезона на нем был старый, лоснящийся на рукавах пиджак. Он курил какой-то зверский самосад, ядовитые клубы которого долетали даже до остальных.
Ростик подошел к ним незамеченным.
— Здравствуйте, — произнес он погромче. — Где я могу найти Кима?
Кто-то из техников оглянулся, но ничего не ответил. Ростик подождал, ничего не происходило. Все смотрели на бессильные старания маленького самолетика подняться в воздух. Наконец одноногий не выдержал:
— Хрен он взлетит с такой заправкой. Говорил же я, чтобы баки облегчил.
— Плохому танцору всегда... — начал было один из техников помоложе.
— Чушь, парень. С такой тягой даже я не взлетел бы.
— Ты, Серегин, — проговорил тот, которому не дали рассказать знаменитую байку про танцора, — свое уже отлетал. Ты бы вот их поучил.
— А я зачем тут второй месяц обретаюсь? — грозно спросил одноногий. Потом поднял голову и прокричал, надсаживаясь, в сторону полетной вышки: — Антон, скажи ему, пусть кончает это безобразие!
В окошке полетной вышки Ростик, к своему удивлению и радости, увидел Антона Бурскина. Тот был в чем-то черном на голове. Он кивнул и стал руками совершать странные движения перед собой.
Одноногий Серегин подошел к Ростику:
— Тебе кого?
— Я к Киму, — сказал Ростик. — Где я могу его найти?
— Сейчас он сам к нам приедет.
Самолетик развернулся на дальнем конце поля и покатил, уже, кажется, не надеясь взлететь, к ожидавшим его техникам. Когда он добрался, мотор пару раз чихнул и заглох окончательно. Кабина отодвинулась назад, и из нее стал выбираться Ким в летном шлеме. Был он зол до крайности.
Когда он спрыгнул с крыла на землю, Ростик позвал его:
— Ким, привет!
Ким заулыбался, слегка оттаяв, и пошел к нему навстречу:
— Рост, Ростище! Какими судьбами?
— Да вот, проведать решил. Давно собирался. — Он с уважением посмотрел на самолетик. — Как тут у вас?
Ким похлопывал Ростика по плечу, но после последнего вопроса его губы напряглись, улыбка исчезла. Он оглянулся и с почти откровенной ненавистью посмотрел на самолетик.
— Да нет тут у нас никаких дел. Моторы пересобрали с трех машин. Бензин чуть не в лабораторных колбах отогнали... — Он опустил голову и уже потише произнес: — А эта зараза не поднимается в воздух, и все тут.
— Может, в сборке что-то не так? — спросил тот самый парень, который только что хотел Кима сравнить с плохим танцором и к которому одноногий Серегин обращался, даже не называя фамилии.
— Быть такого не может, — высказался Серегин. — Просто земная техника тут не летает. Не хочет.
Ростик вспомнил утреннее совещание у Рымолова. Тот тоже считал, что многое придется менять. И этот вот самолет, который смотрел на Ростика широким, украшенным винтом носом, был лучшим тому подтверждением. Если раньше у Ростика и оставались какие-то сомнения, теперь они окончательно растаяли.
— Что же делать?
— Что делать? — переспросил Ким. И тут же ответил: — Искать что-то такое, что тут будет работать. Искать и искать. — И снова, уже потише, но с огромной, невероятной убежденностью договорил: — И не успокаиваться, пока не найдем. Иначе нас, — он помолчал, — просто сожрут.
Ну, что же, подумал Ростик, будем искать. На то я и разведчик.
