Глава 4

Я был четвертым, кто сунул руку в эту коробку.

Мне достался номер тринадцать – забавное совпадение, ну всегда мне он достается, тринадцатый номер.

Я не знал, кто он будет, тот первый человек, которого я убью в поединке. Первый ли? А полковник? А мордоворот в СИЗО? Да, я их убил, но это было совсем по-другому. Теперь я должен был убить совершенно неизвестного мне человека – пусть, возможно, и нехорошего, но мне лично ничего не сделавшего. От этого у меня все в душе переворачивалось. А что, я должен подставить себя и свою мать под удар из-за какого-то незнакомого типа? Нет уж, тюремный закон гласит: «Ты сдохни сегодня, а я – завтра». Жизнь в тюряге кое-чему меня научила, пусть я и не очень долго там был.

Ласка тоже выбрала себе жертву в картонной коробке и уселась на скамью рядом со мной. Ее ангелоподобное лицо с огромными глазами было спокойным и умиротворенным. За то время, что я с ней был, я так и не узнал, как она сюда попала, мне было известно лишь, что ее прихватили за какое-то убийство – то ли приревновала кого-то, то ли хотела денег срубить, – в общем, Лаской ее прозвали не зря…

Не было никаких клеток, как в фильмах про бойцов, не было никаких зрителей или орущих болельщиков – все обыденно, спокойно, и тем страшнее.

В стене, позади того места, где мы ожидали боя, открылись неприметные двери, и оттуда вывели человека средних лет, похожего на бухгалтера, – ну типичный Чикатило.

Мастер объявил:

– Номер шесть!

Встал один из наших парней, приготовился, Мастер подал команду… заключенный умер через три секунды: удар в шею заставил его потерять сознание, а следом послышался хруст позвонков – Тень сломал ему шею. Заключенного уволокли.

– Номер три!

Встала небольшая светленькая девушка с симпатичным грустным лицом, звали ее, как мне помнится, Заря – против нее стоял здоровенный детина, выше больше чем на голову, с руками как грабли.

Он с усмешкой посмотрел на стоящую перед ним пигалицу и изготовился к бою.

Противник успел нанести несколько ударов, прошедших мимо цели – гибкая девушка каким-то образом пропустила их рядом с собой так, что они не коснулись ее тела (сразу вспомнились занятия с Мастером, когда он обстреливал нас вначале мячами, а потом перешел на пластмассовые тяжелые полнотелые шары, не увернулся – вот тебе синяк или выбитый зуб). Затем с ним что-то случилось – он зашатался, закрыл глаза руками, как будто его разум помутился, а девушка нанесла ему сокрушительный удар в сонную артерию кулаком и, уже упавшему как гора, свернула шею, отчетливо хрустнувшую на весь зал.

Неожиданно ко мне сзади подошел Николай, сопровождавшие его куратор и профессор остановились у стены, наблюдая за происходящим на «арене», где добивали очередного «манекена».

Кстати сказать, из шести заключенных еще ни один не только не выжил, но и не смог оказать даже достойного сопротивления Теням, хотя было видно, что некоторые уголовники совсем не промах в деле подраться.

– Подойди к куратору, – шепнул Николай и отошел в сторонку.

Встав, я сделал несколько шагов и оказался перед двумя моими начальниками, с интересом наблюдающими за убийством людей.

– Я слушаю вас.

– Колдун, тебе приказ: когда выйдешь биться, применять физическую силу по минимуму и практически не уклоняться от ударов. Учти, если не выполнишь, нам придется проводить эксперимент по-другому, и тебе будет гораздо хуже! – Куратор жестко посмотрел мне в глаза. – Тебе в общем-то ничто не угрожает, сам знаешь – бросаешь на него проклятие и ждешь, когда твой «слизняк» его задушит, восстанавливая тебя. Мы хотим увидеть, как это произойдет. Ты понял меня?

– Понял.

Я отошел от своих «благодетелей», меня душила злоба – так хотелось их убить, и даже просто голыми руками. Без всякого колдовства. Но я проглотил злобу, сел на свое место и стал наблюдать за поединками.

Следующей вышла Ласка против высокого парня с хищным кавказским лицом, я где-то его видел, вроде как по телевизору – один из боевиков, организовавших много взрывов и убийств в русских городах, – он точно заслуживал смерти, но как это сделала Ласка, запомнилось мне на всю жизнь, тут я и понял, какое ее свойство было паранормальным и почему ее прозвали Лаской.

Кавказец злобно ухмыльнулся, сплюнув на пол, когда увидел, что против него вышла девушка, хрупкая и гибкая, как тростинка, похожая на ученицу девятого класса, а не на убийцу, Терминатора какого-нибудь.

Он почти успел дотянуться до нее кулаком, когда Ласка вдруг превратилась в смутное пятно – на тренировках она никогда не показывала такой скорости, видимо, она возникала только в экстремальной ситуации. Ласка просто размазалась по пространству, секунда – и у боевика были вырваны глаза, повисли на каких-то тяжах, сосудах, еще секунда – и боевик стоял с вырванным горлом, кусок его остался у Ласки в руках.

Она бросила вырванный кусок мяса на пол, он шлепнулся со смачным звуком, а девушка подняла руку вверх и слизнула ручеек крови красным язычком, которым так часто меня ласкала…

Боевик, булькающий горлом, из которого толчками выливалась кровь, упал на пол и задергался в конвульсиях. Мозг его уже отключился, но тело не знало, что оно умерло, и сопротивлялось смерти. Наконец он затих.

Честно говоря, мне было его не жалко – он загубил столько народу, что за каждого человека его следовало трижды убить, много сотен раз. Но то, как сделала это Ласка, наслаждаясь убийством, наслаждаясь вкусом и запахом крови, меня просто потрясло – похоже, она была немного сумасшедшей, и, если бы не эта организация, быть ей убитой или быть там, с той стороны, в рядах наших противников.

Впрочем, женщин у нас не сажают пожизненно… особенно таких красивых. Что бы они ни сделали…

Ласка села рядом со мной, а я старался не смотреть на нее – почему-то мне стало неприятно, как будто все это время я спал не с красоткой, а с маньяком-убийцей, который в любой момент мог лишить меня жизни. Может, такого эффекта и добивались организаторы этого действа – показать: если вы выйдете из-под контроля, за вами пойдут вот они, ваши так называемые товарищи, и пощады тогда не ждите!

Следующим был назван мой номер, и я, немного мандражируя, вышел на место боя. Оно вновь было сухим и чистым – пол уже оттерли, труп унесли.

Из дверей вышел человек ростом с меня – по тому, как он двигался, я понял, что это опытный и умелый боец, скорее всего боксер или рукопашник.

Как потом я узнал от Николая, это действительно был бывший рукопашник, занимавшийся в бандитской группировке ликвидацией людей по заказу, а также соратников, проштрафившихся и приговоренных авторитетами. Прихватили его только потому, что бандиты, напуганные уничтожением своих товарищей, сами заложили киллера, боясь его больше, чем отсидки. Погоняло его было, как ни удивительно, Боксер.

Он двигался легко и непринужденно, и первые удары пошли в меня как из пушки – я едва успел их блокировать, уведя в сторону мягким движением руки. Я бы мог его сейчас серьезно травмировать или покалечить – в меня вбили уже столько способов убийства руками, что я с трудом остановил начатое движение, – но Боксер решил, что я просто лох, который не может ответить, и вихрем набросился на меня, сразу разбив мне бровь, а когда его кулак угодил в солнечное сплетение, я чуть не потерял сознание. Как мне и велели, я специально принял на себя эти удары – что делать, приказ есть приказ.

Когда он отскочил от меня, я выпустил «слизня», тут же вцепившегося в голову противника – излюбленное место нападения моих «слизней», сам не знаю почему.

Боксер вздрогнул, скривился, его ехидная улыбка потухла, но он собрался с силами и бросился на меня, молотя кулаками, как грушу.

Каждый удар его достигал цели, но я восстанавливался быстрее, чем он наносил удары, и скоро он стал шататься, превратившись из мощного, могучего бойца в дряблую костлявую развалину, а затем вовсе упал на пол, где и остался, тяжело и с присвистом дыша.

Я подождал несколько минут, стоя над ним, но этот парень оказался крепким, никак не хотел умирать, а может, не мог – я ведь уже восстановил силы, так что «слизняк» почти не оттягивал от него энергию. В общем, мне пришлось уничтожить «слизняка» и сломать противнику шею. На этом бой закончился.

На моем лице не осталось ни следа от травм, тело пело, насыщенное энергией, и только моя одежда – все кимоно было залито моей кровью – напоминала о только что прошедшем бое и понесенных мной увечьях.

Уйдя с места боя, я подошел к куратору и тихо сказал:

– Довольны? Хватит вам этого зрелища или еще раз повторить?

– Достаточно, – с довольной миной сказал профессор, и ему вторил куратор:

– То, что хотели увидеть, мы увидели. Следующего противника можете бить как хотите.

Я бесстрастно кивнул и сел на свое место рядом с Лаской, которая с недоумением и некоторой неприязнью смотрела на меня. Она видела, как противник бил меня как грушу, и не понимала – почему я веду себя как безнадежный увалень.

Да мне было плевать, что она думает, – честно говоря, прошлый ее бой открыл мне глаза на то, кем она на самом деле является: кровожадная убийца, наслаждающаяся убийствами и кровью жертв. Впрочем – а кто я? Я – не хуже ли нее? Черный колдун, высасывающий жизнь из людей, вместо того чтобы их лечить!

Следующие противники были вооружены ножами – сантиметров тридцать длиной.

Впрочем, успеха им это не принесло, «манекены» быстро были уничтожены – их же ножами или точными ударами в жизненно важные центры тела.

Ласка, убив своего противника, сделала то же самое, что и после прошлого боя, только еще, облизнув окровавленную руку, посмотрела мне в глаза – может, почувствовала мое неприятие этого пира убийств, а может, считала, что так выглядит в моих глазах соблазнительнее. В любом случае – я знал, что прежних отношений уже не будет. Я никогда не смогу забыть того, что видел.

Мой следующий противник довольно умело махал ножом, но скорость его оставляла желать лучшего – первым же блоком я сломал ему руку в локте и тут же перебил горло страшным ударом. Никаких магических штучек, никаких «слизней» – две секунды, и труп.

Подумал: «Видела бы мама, во что я превратился, или тетя Оля – которая всегда говорила, что я олух царя небесного и что я тюфяк, который никогда не сможет постоять за себя, даже если об него будут вытирать ноги».

После сегодняшнего побоища нам объявили сокращенный день и отпустили отдыхать. Я гадал, придет ли ко мне Ласка, но так и не решил, хочу ли ее видеть. Чисто физически, наверное, да, хочу – долго обходиться без женщины вообще тяжело, а уж привыкнув к такой красотке… совсем худо было бы без бабы. Но и думать о том, что она в любой момент может вырвать тебе горло, как-то не очень хотелось.

В этот день я напился до поросячьего визга, благо, что на кухне имелся запас крепкого спиртного – коньяка, виски.

Очнулся я только глубокой ночью, в луже блевотины, дрожащий от холода.

Раздевшись, встал под горячий душ и с наслаждением почувствовал, как вода смывает сегодняшний негатив и клейкие вонючие выделения моего желудка…

С этого дня нам регулярно привозили людей, которых мы убивали различными способами – были поединки и на палках, и даже на саблях, организаторы этого действа, кажется, соревновались в придумывании различных способов уничтожения «манекенов». Может, через камеры они снимали все это на пленку? Ну что снимали-то это точно, вот только не верилось, что они это делают в коммерческих целях, ну как в кино показывают – тотализаторы там всякие… впрочем, все может быть. Этого я не знаю и не узнаю, наверное, никогда.

Наши отношения с Лаской охладели – нет, мы не оборвали их сразу, она еще несколько раз ко мне приходила, но все реже и реже, а потом перестала приходить вообще.

Через какое-то время я увидел ее с молодым парнишкой, само собой из наших, она шла в его комнату и даже не оглянулась, когда я проходил в этот момент мимо нее.

Почему-то меня это вовсе не задело… умерла так умерла.

После этого я пустился во все тяжкие – переспал практически со всеми девушками в группе. По-моему, только с одной не переспал, и то только потому, что она была не в моем вкусе – похожа на доярку из «Особенностей национальной охоты».

Конечно, я не против крепких девушек с глупым выражением лица, но спать с ними как-то не желаю. Увы, ни одна из них и близко не дотягивала до умения и сексуальности Ласки, после нее мне трудно будет подобрать сексуальную партнершу – когда поешь деликатесов, нелегко потом переходить на пшенную кашу. Но я довольствовался тем, что есть, а однажды, когда мне не хотелось видеть никого из моих «подруг», хотелось отдохнуть от всех, кого лицезрел каждый день, я взял и сказал вслух:

– Хочу женщину, не старше двадцати лет, брюнетку, ниже меня ростом, с короткими волосами и стройной фигурой!

Смешно – но через двадцать минут в мою комнату вошла прелестная брюнетка, улыбнулась, стянула с себя короткое, практически микроскопическое платье и занялась моими сексуальными проблемами.

Через два часа добротного секса спросила, не хочу ли я, чтобы она осталась на ночь, я отказался, девушка мило улыбнулась, оделась и вышла из комнаты.

Я полежал немного и решил, что это было хорошо, и на хрена мне заморачиваться, окучивая моих соратниц-убийц, когда можно вот так, спокойно и беспроблемно воспользоваться услугами прелестной красотки.

Подумал еще и громко сказал:

– Спасибо за подарок. Завтра опять вызову. – И пошел мыться.

Наша учеба продолжалась. Нагрузка стала такой мощной, что из моих девяноста килограммов осталось только восемьдесят, я стал жилистым, как вяз, каким-то узловатым – когда я стоял перед зеркалом в ванной, в нем отражался высокий парень с хмурыми глазами, перетянутый мышцами и жилами, как подсушенный культурист, и они все двигались, двигались, двигались…

Вообще-то мне понравилось то, что я видел в зеркале, но какой ценой это достигалось!

Двенадцать часов занятий в сутки. Первая половина дня – физические тренировки, к ним добавилась еще и стрельба из всех видов стрелкового легкого оружия, включая луки и арбалеты. Кстати, тут, как и в метании ножей, у меня неожиданно открылся талант – я спокойно всаживал со ста метров чуть ли не стрелу в стрелу, что из лука, что из арбалета.

Впрочем, из боевого арбалета стрелять было проще, чем из лука, это выглядело почти как стрельба из пистолета, даже прицел на арбалете был лазерным – куда точка упала, туда стрела и попала. Легко. Для меня. Некоторые же курсанты учились этому долго и трудно.

Ножи я тоже метал легко и точно – они почему-то летели всегда острием и втыкались туда, куда нужно, до миллиметра. Мастер даже сказал, что у меня талант к этому делу и я мог бы выступать в цирке – если бы не надо было убить кучу народу, мешающего стране жить. Шутка это такая у него была. Фонтан искрометного юмора, типа того.

Учились мы и менять свою внешность. Мне довелось быть и стариком, и гопником, и даже здоровенной дамой – типа Верки Сердючки, только выше на голову. Курсанты похохатывали, глядя, как я старательно ковыляю в туфлях на высоком каблуке, пришлось научиться передвигаться на этих ходулях – через две недели я уже вышагивал как заправская гламурная кисо.

Зачем все это было? Нам объясняли, что мы должны уметь подойти к объекту незаметно, так же незаметно от него уйти: малейший шум для любого разведчика, диверсанта или ниндзя вроде нас – это провал, огрехи в работе. Подошел, незаметно убил – и незаметно ушел.

Учили нас и воровать – это искусство оказалось очень, очень сложным. Не зря в тюрьме щипачи – воры-карманники считались одними из самых уважаемых людей. Попробуй-ка сопри что-то у живого гражданина из кармана, прилегающего к телу, да еще на глазах окружающих – но это было необходимо для работы, мало ли что может случиться с ниндзя-Тенью, когда он будет на задании.

Да и стимул учиться был весомый – экзекуции были не редкостью, тех, кто не старался справиться с заданием, Мастер несколько раз избивал так, что их уносили с помоста без сознания, и тут уже никакие паранормальные способности не помогали – их запрещено было использовать против администрации учебки.

Трижды я видел, как устраивали аутодафе для проштрафившихся курсантов – дважды это были парни, один раз девушка. Их за руки привязывали к перекладине, предварительно сорвав с них одежду, и били палками, пока все тело не покрывалось синими полосами, а местами не выступила кровь. Калечить, конечно, не стали, агент с особыми приметами, например от порки, никому не нужен, но всем показали – вот так будет с теми, кто проигнорирует приказы начальства. Все это запомнили…

Я не подвергался ни наказанию, ни особым похвалам – кроме как от Мастера по стрельбе и метанию ножей, старался не высовываться из середнячков, по всегдашней своей привычке не лез на рожон, а потому мои дни шли тихо и размеренно, если не считать те, когда нас заставляли убивать «манекенов». Сколько я их убил, уже не помню. Все они слились для меня в аморфную массу фигур и лиц, я и не хотел их запоминать – так было легче.

После полугода обучения начальство посетила новая шиза – нас стали обучать языкам. Проходило это методом погружения – то есть все говорили с нами исключительно на английском языке, и даже между собой нам было запрещено общаться на русском – только английский, до особого распоряжения.

Вот так пострадала та единственная девушка, которую поставили перед всеми голышом и высекли, превратив тело в сплошной синяк, – она взбрыкнула и высказала свое недовольство. Больше она его не высказывала…

После того как все свободно стали общаться на английском, в том числе вести записи (поганцы – даже телевизионные передачи пропускали только на английском!), нас перевели на немецкий, испанский, португальский, французский… на каждый язык уходило месяца по два – если медведя сильно бить, он начинает ездить на велосипеде.

Последующие языки уже давались легче – видимо, сказывалось знание предыдущих языков, они были все-таки из одной группы. Вот китайский – это улет, тут всем пришлось туго, здесь уже взбрыкнул один из парней, за что и был высечен.

Что интересно, Мастер продолжал обращаться к нам по-русски – правда, мы должны были отвечать на том языке, который в этот момент осваивали. Впрочем, если он и не знал какого-то языка, по нему это не было видно – возможно, он и владел большинством тех языков, что мы изучали.

По правде сказать, и отвечать-то ему обычно было нечего – он просто ставил задачу, и ты должен был ее выполнить, не выполнил – спарринг с ним, где он избивал иногда до потери сознания, не смотря, кто перед ним, мужчина или женщина.

Победить его было нереально – это на самом деле была машина для убийства, если мы тренировались полтора года каждый день, то он это делал двадцать или тридцать лет.

Как я понял по отрывочным мимолетным сведениям, собранным с помощью наблюдений и сопоставления фактов, Мастер происходил из семьи, потомственно связанной с ниндзя, и был взят на службу много лет назад, вначале в качестве оперативного агента, а потом тренера-наставника. В его облике проглядывало что-то восточное – немного раскосые глаза, какие-то движения, мягкие, как у кошки. Он был невысоким, но невероятно сильным, его тело практически было стальным, пробить его пресс не представлялось возможным – удар шел как в стену.

На втором году тренировок нас стали обучать чему-то вроде паркура – то есть бегать через препятствия в городе, с огромной скоростью, на ходу преодолевая оконные проемы, лестницы. Это было понятно, уйти от погони – агент должен это делать лучше всех, несмотря на то что нам вдалбливалось в голову: раскрытый агент почти бесполезен. Но ведь и терять агента, в которого вложили столько денег и усилий, не хочется… да и не простые агенты мы были.

Через несколько месяцев мы уже могли бы соревноваться с паркурщиками, которые совершенствовались в этом деле годами – побегай-ка каждый день, да по несколько часов, да встречая по пути людей, которых надо выключить в схватке, да стреляя на ходу по мишеням на точность или метая ножи.

Кроме того – мы плавали, ныряли, просто так и с аквалангами, дрались под водой без оружия и с оружием, стреляли под водой и из воды.

Обучались и вождению автомобилей – огромный полигон содержал для этого все необходимое, не было только танков и вертолетов. Впрочем, для обучения их вождению были тренажеры, полностью имитирующие процесс.

В учебных классах нам преподавали способы убийства с помощью различных ядов, которые мы могли приготовить в домашних условиях из подручных средств, как и противоядия, – а ну как доведется вместе с жертвой выпить свою отраву, надо же как-то спастись. Занимались приготовлением взрывчатки, изготовлением отравленных пуль и стрел, стрелок для духовой трубки, изучали специальные средства – типа ампул, раздавив которую в закрытом помещении ты убиваешь всех нервно-паралитическим газом за несколько секунд, если, конечно, предварительно, за несколько часов ты принял противоядие, нейтрализующее действие этой пакости. Иначе самому кранты…

Очень трудно дался мне курс обучения, который я назвал бы – «Грязь».

При моей чистоплотности я с детства терпеть не мог не то что грязного тела, но и каких-то запахов типа сортирных – меня с них просто мутило, то-то мне так трудно было сидеть в СИЗО. Убийца должен быть абсолютно устойчивым к таким раздражителям – вдруг придется спасаться по канализационным трубам, лежать в грязи, в дерьме… Вот нас и заставляли лежать и ползать в дерьме, в грязи – тренажеры полностью имитировали канализационные трубы, заполненные полусгнившим дерьмом, и мы сутками находились в этой пакости, пока у всех не исчез рвотный рефлекс.

Запах падали – рядом с полуразложившимся трупом собаки, покрытым белыми отвратительными червями, я однажды пролежал сутки – казалось, этот запах, въевшийся в меня, не исчезнет никогда.

Но вот трупы людей… где они взяли эти трупы? В морге? Или это были трупы тех, кого мы убивали на спаррингах? Наверное.

Эти раздувшиеся, отвратительные, с хлопаньем лопавшейся кожей, раздутой газами, и оскалом полусгнившего черепа – они будут мне сниться еще много лет… если я выживу.

Приходилось взваливать их на себя, маскироваться под труп и лежать часами, долгими, долгими часами, ощущая, как на тебя капает гнилостная жидкость из раздувшегося тела.

Тогда и сорвался второй из парней – возмутившись, заявил, что это бесполезная тренировка, ни к чему не пригодная, а он трупов боится с детства. Его избили, потом посадили в яму с дерьмом, где он и сидел по шею, без воды и еды.

Кстати сказать, ямы с дерьмом не избежали и все мы, сидели там как миленькие. Ну это-то я еще понимал: вдруг дожидаться жертву, например, какого-нибудь боевика, бандита, придется где-нибудь в сортире в сельской местности.

Как по контрасту, одновременно нам преподавали умение вести себя в обществе, одеваться, понимать живопись и искусство – слава богу, хоть не требовали петь или играть на музыкальных инструментах, у меня к этому никогда не было склонности.

Позабавил курс обольщения – как обольстить женщину (соответственно для женщин – как обольстить мужчину), как вести себя в постели, что нужно уметь, как двигаться и – опять же для женщин – как изображать оргазм, если его нет.

Приглашались объекты соблазнения – после них можно было стать импотентом – толстые и худые тетки разных возрастов, и мы, мужчины, должны были изображать неземную страсть и удовлетворять их по всем правилам.

Хорошо хоть, что времени на обучение этому отвели немного, иначе и правда могли привить отвращение ко всему женскому роду. Столько уродин в своей постели я не видел никогда, ни до, ни после.

Это все было понятно – агент должен уметь втереться в доверие, соблазнить женщину, доказать ей, что он не ради денег или доступа к чему-то тайному ее соблазнил, и изобразить настоящую неземную страсть.

Трудно изображать страсть к стодвадцатикилограммовой туше, которая радостно похрюкивает под тобой во время акта и требует активности в постели…

Женщинам вроде как должно быть проще, но одна из случайных партнерш-курсанток жаловалась мне на то, что от них требуют всех удовольствий, какие может предложить женщина, вплоть до совершенно извращенных, и чтобы при этом она еще стонала, кричала якобы в потрясающем оргазме, – и я подумал, что это, пожалуй, еще хуже, чем упражняться с толстушкой, пахнущей потом и селедкой.

Тяжко далось сыроедение – это когда какое-то животное убивают голыми руками, раздирают на части и поедают еще сырым, теплым, выпивают кровь. Жрали всё – кошек, собак, баранов, змей… Я зажал себя и старался не думать, что делаю. Человека убить мне было уже несложно, но убить кошку или собаку – все в душе переворачивалось.

Увы, тут всегда действовал принцип – или ты убиваешь, или тебя убивают. И мы убивали, жрали, лежали в дерьме, снова убивали и к концу второго года обучения превратились даже не в людей-убийц, а в каких-то монстров, человекоподобных машин для убийства.

Но, как оказалось, обучение еще не было закончено. Это была только теория… практика началась позже.

Однажды нас всех собрали в учебной комнате, и Николай сказал нам:

– Вы закончили теоретический курс. Теперь вас будут выводить на практические занятия – в город, в село, в лес. Не забывайте, что за вами сверху постоянно наблюдает спутник, и не один, мы знаем о всех ваших передвижениях, о всех ваших словах, все ваши помыслы – если попытаетесь бежать, поймаем, и наказание будет очень жестоким, как и за отказ выполнить задание. Надеюсь, за два года в этих стенах вы уже поняли, что с вами не шутят! Вы – наши. И всегда будете наши. Назад дороги нет: не выполняете условия – вы погибнете. Я вообще удивлен, что у вас все дожили до окончания курса. Видимо, сказалось то, что ваша группа особенная, обычно при обучении гибнут процентов тридцать – сорок курсантов. Да, вы не одни проходили такие курсы, есть и еще группы, и в случае вашего неповиновения они будут вас выслеживать и убивать, как и те, кто сидит сейчас рядом с вами, – иначе погибнут сами. Каждый из вас должен быть готов выполнить любой приказ – даже если вам скажут убить своего товарища, с которым вы учились тут два года. Или подругу, с которой делил постель эти годы. Или друга. Запомните – вы не принадлежите себе, вы оружие, которое мы выковали. Ладно, перейдем к делу. Завтра вы будете заброшены в город. Ночью, парами, в самый криминальный район. Назовем это – операция «Чистка». Города будут разные, крупные и не очень, девушки должны быть в вызывающе откровенных нарядах, завлекательно накрашены, парни наденут очки без диоптрий, одежонку попроще. Цель – спровоцировать хулиганов, чтобы они зацепились за вашу девушку и попытались напасть на вас. Ваша задача – убить всех, кто при этом будет. Если попадется прохожий, который это увидит и сможет вас опознать, – убить и его. Повторяю: мы следим за вами. Если вы не выполните приказ – будете жестоко наказаны. Партнеры будут выбраны произвольно, по нашему выбору. Одежда вам уже приготовлена. Разойтись по своим комнатам и ждать указаний.

Придя в свою комнату, я переоделся в маскарадный костюм, посмотрел на себя в зеркало и усмехнулся. Ужасные брюки фабрики «Волжанка», джемперок из той же коллекции «прощай молодость», какие-то плетеные сандалии коричневого цвета, очки… ох уж эти очки! Это было конкретное издевательство – коричневая оправа из дешевой пластмассы, стекла, через которые я видел как обычно, но со стороны казалось, что без этих очков я и трех шагов не смогу сделать. В общем, отвратительный ботан, которому так и хочется дать в глаз.

Будущее задание не вызывало у меня протеста, я ненавидел гопников, как и каждый нормальный человек, очистка мира от них – дело святое. Но занимало меня совсем другое – как мне выбраться из всей этой чертовой бодяги? Как, используя свои прежние и новообретенные способности, вырваться из рабских сетей? Тем более что мать моя остается в заложниках.

Решил для себя: пока не буду рыпаться, нужно вначале осмотреться, к тому же нас точно будут сейчас усиленно пасти, отслеживая каждый шаг. Пока я не усыплю их бдительность, о побеге и думать нечего. Каждый месяц я общался со своей матерью – по видео. Она казалась спокойной, только отвечала на вопросы будто механически. Я не понимал почему, потом решил – она все-таки под контролем, рядом чужие, вот и боится говорить, что думает. Скорее всего, ее тоже там держат в ежовых рукавицах, на положении пленницы, так что не стоит ожидать от нее особой откровенности.

Я лег на кровать, закинул руки за голову и стал размышлять. Интересно распоряжается судьба – из лекаря, который хотел осчастливить людей, я превратился в безжалостного и страшного убийцу. Кто бы мог подумать, что из спокойного и немного нерешительного пацана выйдет такое? Бежать? Но как? Ну ладно, вытащил я капсулу, освободил мать – куда деваться? И тут же себе ответил: да куда угодно. Теперь я могу добыть денег любым способом – даже грабежом, меня вряд ли сумеют остановить, кроме того, по всей стране раскиданы тайники с оружием, деньгами, продуктами – надо просто знать, где они находятся. Мы знали. Это были специальные тайники для диверсантов на задании, и они могут быть вскрыты в особом случае – например, если агент полностью потерял связь с Базой, а для выполнения задания ему необходимы средства и оружие. Десятки таких тайников располагались по России и в зарубежье – нам навсегда вдолбили в голову их расположение. Опрометчиво с их стороны? А что они теряли? Мы же под постоянным контролем…

Эти два года я много размышлял о своих паранормальных способностях – о сути «слизняков», откуда берутся другие «слизняки» и почему я не могу просто запустить «слизняка» в мир, чтобы он выбрал себе жертву. И признавался себе: может, и могу, вот только что – я пущу «слизняка», чтобы он напал на кого угодно? На старика? На женщину? На ребенка? До сих пор я напускал их только на тех, кто причинил мне зло… или по приказу. Тут я тоже ничего не мог сделать – или я умру, или они. Мои жертвы. А мне все-таки хотелось пожить, как бы эгоистично это ни выглядело. Ну не герой я, не герой, да!

Занимало и то, куда девается «слизняк» после гибели жертвы – он просто лопался, как и тогда, когда я касался его рукой, исчезал, как только пропадал источник жизненной энергии.

Интересно было, куда шло большинство нитей. Они уходили, как я заметил, в определенном направлении, видимо, где-то был пункт – поселение или еще что-то такое, где располагалось множество таких, как я, колдунов. И похоже, не одно поселение – я отследил как минимум десяток направлений, еще когда был вне стен учебки. То есть, скорее всего, этих поселений было много.

Но это все потом – вначале надо выйти отсюда, обосноваться на свободе, а потом уже можно заняться исследованием направлений, в которых уходят нити.

До сих пор не понимаю, почему мои пленители не заинтересовались – могу ли я направлять своего «слизняка» туда, куда мне надо, если объект находится вне пределов видимости? Да и самому мне до недавних пор это не приходило в голову… и экспериментировать – пока – я не собирался.

Открылась дверь, и вошел один из служащих учебки.

– Пойдемте. Я провожу на выход.

Я вскочил и пошел за ним, глядя в стриженый затылок провожатого. Я не знал его имени – все контакты с персоналом учебки пресекались, а служащие не отвечали ни на какие вопросы, видимо, их предупредили об этом, и они строго выполняли условия.

Пройдя длинными коридорами, мы вышли в большой гараж, заставленный различными автомобилями – от «Волг-двадцатьчетверок» до дорогущих «мерседесов» и лимузинов, автомобили тут были на все случаи жизни.

Меня подвели к неприметному «Мерседесу-Вито», микроавтобусу с наглухо тонированными стеклами, мой провожатый открыл дверь и жестом предложил мне войти в салон.

Там уже сидела девушка – это была та самая беленькая Заря, на которую я обратил внимание еще во время первого поединка с «манекенами». Она выглядела как хрупкая школьница лет шестнадцати-семнадцати, хотя на самом деле, как я знал, она была на год младше меня, ей было двадцать три года.

Я получше ее узнал, когда мы несколько раз от скуки переспали. В постели она ничего особого не выказала – довольно сексуальная, но против Ласки, конечно, холодновата, ну что сказать, блондинка, она и есть блондинка. У меня с ней были ровные, дружеские отношения, без особой приязни, но доброжелательные – никаких негативных чувств я к ней не испытывал, это точно.

Возможно, при выборе напарников руководство ориентировалось на результаты двухлетних наблюдений – ведь напарник в опасной ситуации должен прикрыть спину, а как прикрывать спину человеку, который тебе неприятен? Были, конечно, неприязненные отношения в группе – хотя я лично ни с кем не ссорился, но видел какие-то разборки между курсантами, быстро пресекаемые начальством.

Заря была одета в микрошортики, обнажающие ее длинные красивые ноги, покрытые сильным ровным загаром, как будто она только что вернулась с курорта. В учебке были солярии, в которые в обязательном порядке регулярно отправлялись все курсанты – без солнца, без ультрафиолета, человеческое тело не может полноценно жить, да и нельзя показываться в свободном мире в таком виде, как будто два года отсидел в подземной тюрьме. Сейчас был конец лета, а посему вид курсанта должен был соответствовать этому времени года.

Грудь Зари с крепкими торчащими сосками обтягивал небольшой топик, открывавший плоский живот с дольками мышц, как у спортсменки. Мелькнула мысль – надо было ей прикрыть живот, а то сразу видно, что девушка очень тренированная, теряется аура беззащитности глупой лохушки.

В пупке у нее был сделан пирсинг – вставлено кольцо с небольшим блестящим камешком, раньше его не было.

Я приподнял брови, увидев ее пупок, знакомый мне по прежним встречам, она улыбнулась и спросила:

– Нравится? На прошлой неделе вставила. Красиво, да? Настоящий брильянтик, как мне сказали!

Камешек и правда сверкал и притягивал взгляд, я подтвердил:

– Да, прикольно.

– А видишь, какой мне кулончик дали – с изумрудом, и браслет на руке, и смотри, цепочка какая на ноге. – Она показала на лодыжку, которую охватывала довольно толстая желтая цепь, не оставляющая сомнений в том, что она сделана из золота. – Так что я теперь приманка, а ты основная ударная сила, учти. – Заря осмотрела меня и хихикнула. – Вот заразы! Что они из тебя сделали! Такой красивый представительный парень был, и получился ботан, да еще какой-то полудурок! Такому заехать по носу – дело святое!

Мы с ней посмеялись, машина мягко завелась и тронулась.

Кто там сидел за рулем, куда мы ехали, я не видел – салон был отгорожен от водительского сиденья непрозрачной перегородкой, а окна наглухо забраны пластиковыми белыми пластинами.

Ехали мы часа три, не меньше, меня слегка укачало в дороге, и я уснул – всегда, когда ездил в автобусах или автомобилях, меня тянуло в сон, с детства.

Наконец машина остановилась, и голос из переговорного устройства, искаженный динамиком, сказал:

– Прибыли на место. Под сиденьем у входа пакет – там деньги и ваши документы. Осмотрите его и, как будете готовы, выходите на задание. По окончании задания с вами свяжутся.

Я заглянул под сиденье – да, небольшой пакет, завернутый в плащевую ткань. Развернул – в нем стильная женская сумочка в тон легкомысленному наряду моей спутницы, сотовый телефон, небольшая пачка денег. Пересчитал – около тысячи долларов пятидесяти– и двадцатидолларовыми купюрами, двадцать тысяч рублей тысячными бумажками. Паспорт с моей фотографией и совсем не моими фамилией, именем и отчеством – теперь я был Фоменко Сергей Викторович, двадцати четырех лет от роду, проживающий: г. Урюпинск, улица Строителей, дом десять, квартира пять. Меня даже покорежило – вот вроде все продумывают, а вместо моего города какой-то Урюпинск поставили! С какого хрена? Юмор, что ли, такой? Да еще улица Строителей! Комедий нагляделись, что ли! Да по фиг мне, ладно.

Рассовав деньги и паспорт по карманам, я поднял глаза на Зарю и сказал:

– Я Фоменко Сергей Викторович. Ты кто?

– Лазутина Елена Макаровна. По паспорту.

– Ясно, что по паспорту… Не в Урюпинске живешь? Глянь прописку…

– Не-а… Волгоград. А тебе Урюпинск поставили? Вот хохмачи! Легендарный «город-призрак», как Китеж, – Урюпинск! Ну что, готов?

– Я-то всегда готов. Ты как?

– И я готова.

– Тогда пошли!

Я открыл дверь микроавтобуса и вышел в вечернюю прохладу, даже не подумав подать руку подруге, потом сообразил – прокол! Теперь мы не равнозначные курсанты, а парень и девушка!

Обернулся и подал руку выходящей из машины Заре. Она удивленно приподняла брови, потом кивнула с улыбкой – поняла.

После того как она захлопнула за собой дверь, микроавтобус сорвался с места и унесся по улице, оставив нас вдвоем.

Я огляделся – это была набережная реки, закрытая дощатым грязным забором. С другой стороны – высокий бетонный забор, вроде как промзона, вдоль которой тянулась длинная пыльная улица, сплошь изъеденная рытвинами и усыпанная вдавленными в землю крупными кусками щебня и кирпича.

Заря с видимым отвращением обвела взглядом этот апокалиптический пейзаж и со вздохом сказала:

– Мерзость какая. Типичный заводской район – я в таком родилась. Безнадега, грязь, быдло и бандитва. Ну что ж, пошли искать, где тусуется народ. Зови меня Леной. Я тебя буду звать Серегой – все по паспорту.

Я согласно кивнул, и мы пошли по улице, предполагая где-то впереди жилой массив.

Через полчаса – все это время я держал мою подругу за голую талию, время от времени опуская ладонь на ее гладкое бедро (приятное ощущение, надо сказать! Давно я не прохаживался с девчонкой в обнимку!) – мы вышли к спальному району, состоящему из испещренных желтыми потеками пятиэтажек и так называемых «жактовских» домов – двухэтажных мерзких сооружений, крытых дранкой и выкрашенных в грязно-коричневый цвет.

Мне сразу вспомнилось, как однажды искал дом своего товарища, у которого надо было забрать какую-то вещь, уже не помню какую, и ориентир он мне дал странный – влево от дома Чикуна. Я выразил недоумение – что это за Чикун такой, так у него даже глаза на лоб полезли. «Как? Ты не знаешь, кто такой Чикун? Это же такой крутой бандит, его все знают!»

В общем, для заводских ребят крутой бандит был их идеалом, а его дом – ориентиром, вроде как Кремль или собор Парижской Богоматери.

Увы – мало что изменилось за годы. В заводском районе ходить в вечернее время – я знал это давно – было опасно даже взрослым людям, а уж подростки или молодые парни точно подверглись бы агрессии, про девушек и говорить нечего.

Когда затихал город и наступал вечер, районом правили молодежные бандгруппировки, поделившие всю территорию на сферы влияния. Вот в такой район нас и забросили, типичных жертв предполагаемого нападения.

Мы прошли через дворы, как будто прогуливаясь, – было еще довольно светло, солнце только что село, и за горизонтом торчал его край, багрово подсвечивающий облака, отчего казалось, будто на них выплеснули кровь с молоком.

С полчаса никто не обращал на нас внимания, и только когда мы прошли мимо бывшего кинотеатра «Космос» с покосившейся от времени вывеской, где тусовалась толпа гопников, кто-то заметил нашу парочку и, показывая пальцем на Зарю, прогнусавил, чвиркнув сквозь зубы густым плевком:

– Пацаны, гля – чувак какую биксу отхватил! И вся в рыжье! Ну фартовый! А сам-то, гля, лох педальный, в очочках, интеллихент, наверна. А бикса-то, глянь, какая – так и крутит задницей, так и просится на… Нет, ну в натуре, почему вот одним все, а другим ниче?

В толпы засмеялись, а кто-то глумливым голосом сказал:

– Серый, кому че, кому ниче, а кому… через плечо! Это тебе через плечо, а не эту биксу! Слабо такую отыметь? Прикинь – они щас придут домой, он стянет с нее эти труселя… и ка-а-ак отходит ее! А ты будешь тут харкать и шкурку гонять за забором!

– Ты че, в натуре, оборзел, Гвоздь?! – взъерепенился Серый. – Че лепишь, козлина?

– Че, я козлина?! Да ты сам козел, в натуре!

Гвоздь бросился на Серого, попытавшись врезать ему кулаком в нос, тот ответил, завязалась потасовка, но их быстро разняли, и они стали что-то обсуждать, потом Серый с тремя гопниками исчез в темноте дворов.

Мы издалека слышали часть их выкриков и были настороже – я знал, что кто-нибудь из них все равно в нас вцепится, а это и было нашей целью, целью нашего задания.

Мы прошли дальше и оказались у двух одноподъездных девятиэтажек с поломанной детской площадкой возле огромной грязной лужи, в которой утонули останки старого велосипеда и куча картонных коробок из ближайшего магазина «Продукты». Оглядевшись, я подтолкнул Лену к росшим возле домов кустам сирени и тихо сказал:

– За нами наблюдают. Давай, целуемся. Они где-то тут…

Лена повернула ко мне лицо, я обхватил ее руками, впился в ее губы длинным, горячим поцелуем и не отрывался до тех пор, пока рядом не выросли темные фигуры в трениках и фуражечках.

– Слышь, ты, лох педальный! Поделись биксой, не все тебе ее лапать! Ты че, в натуре, не слышишь, г..?

Я, как будто только что заметил гопников, сделал удивленное лицо, поморгал и сказал:

– Вы чего пристали? Уходите! Я жаловаться на вас буду!

Гопников просто повело со смеху.

– Жаловаться, умора! Серый, видал козла? Козел и есть – стукач, в натуре! Ментовская прокладка! Надо и спросить с него, как со стукача! Слышь, козел, оставляешь нам свою биксу, деньги из карманов и уйдешь отсюда почти целым – только пенделей парочку получишь. Нет – щас опустим тебя, как козла!

Я переглянулся с Зарей, толкнул ее в плечо, и мы кинулись бежать к пустырю, как будто надеялись уйти от преследователей, затерявшись в сумерках.

На самом деле наша задача была увести погоню от любопытных глаз – лишние свидетели нам были совсем не нужны.

Гопники будто того и ждали – с гиканьем кинулись за нами, радостно гогоча и завывая от предвкушения кровавой потехи. Они были похожи на стаю шакалов, загоняющих раненых антилоп…

Мы с Леной бежали быстро, для нас это была легкая пробежка после двух лет тренировок в учебке, и я постоянно сдерживал ее, наблюдая за тем, чтобы гопники не отставали.

Наконец я решил, что место нам подходит: впереди огромная труба теплоцентрали, в зимнее время, как водится, отапливающая мировое пространство, справа и слева густые заросли какого-то кустарника, а сзади гопники, запыхавшиеся от бега, но торжествующие – жертвам некуда бежать, попались!

Они обступили нас полукругом, в сумраке позднего вечера я посчитал – их было шесть человек.

Вперед вышел старший, в кепке-восьмиклинке, излюбленном головном уборе этих придурков, не знаю, почему они любят эту кепку, и сказал запыхавшимся глумливым голосом:

– Попались! Сейчас твоя телка будет обслуживать нас по очереди, а ты будешь смотреть и ей помогать. Потом соберете все свои цацки и отдадите их нам – за ущерб. Я, когда бежал за вами, ногу ушиб, мне на лечение надо!

Шпана захихикала, предвкушая зрелище и удовольствие, а старший достал нож-«бабочку» и демонстративно закрутил его в руке.

Я посмотрел на Лену и шепнул:

– Пока не вмешивайся, я сам, не пачкайся. – Снял очки и отдал ей.

Шпана с интересом наблюдала за моими манипуляциями, отпуская скабрезные шуточки и беспрерывно матерясь, потом старший сделал шаг ко мне, намереваясь что-то сказать или сделать, – и умер.

Я мгновенно схватил его за голову, крутнул немного вверх и в сторону, переломив шейные позвонки, как кусок хлеба. Он не успел даже взмахнуть рукой, воспользоваться ножом или что-то сказать – настолько быстро это было сделано.

Остальные оцепенели, увидев, как их главарь мешком падает на землю, а я уже напал на следующего, ударом в живот разбив ему печень. Затем еще один – с вбитой в мозг переносицей.

Тут гопники начали понимать, что их убивают, и кинулись бежать. Я догнал двоих – одному перебил позвоночник, второму проломил затылок.

С досадой отметил, что один ушел в сторону, но тут же увидел выходящую из кустов Зарю – она обтирала о пучок травы «бабочку», конфискованную у главаря.

– Тот тоже готов.

Я кивнул и проверил лежащих – все были мертвы, кроме одного, с перебитым позвоночником, который завывал и пытался уползти на руках, причитая что-то типа «Мы просто пошутили!».

Заря наклонилась и спокойно, как будто нарезала сыр, дважды воткнула «бабочку» ему под сердце. Бандюк несколько раз дернул ногами и затих, глядя в небо пустым взглядом.

Лена молча вытерла рукоять ножа о его рубашку и бросила нож на труп.

– Ну что, Серега, вроде как мы задание выполнили. Пошли искать пристанище, спать-то где-то надо! Не в кустах же…

– Надо к центру, что ли, пробиваться… сказали, что известят, когда задание будет выполнено, и нас заберут. Пока никаких сигналов не было. Ладно, пошли. Найдем остановку маршруток – там обычно таксеры стоят, сейчас наймем кого-нибудь до центра.

Поблуждав немного по дворам, мы вышли к освещенной остановке, окруженной кучкой ларьков. На запоганенном содранными и висящими объявлениями столбе висели желтые таблички с расписанием маршрутов автобусов, никогда в жизни не ходивших по этому расписанию, на скамье сидели двое пьяных мужиков с такой же пьяной, одутловатой бабой, и рядом стояло несколько машин с шашечками, потрепанных, видавших виды.

Я подошел к старому красному «Опелю-Кадету» с желтыми шашками на крыше и спросил у пожилого кавказца за рулем:

– До центра сколько возьмешь?

– А куда в центр?

– Куда-нибудь, только отсюда подальше.

Кавказец понимающе окинул взглядом меня, мою подругу в сексуальном наряде и ответил, усмехнувшись:

– Ну если подальше, тогда – триста рублей. Устроит?

– Устроит. Лена, давай на заднее сиденье!

Я подождал, когда она сядет, и устроился рядом на продавленном старом диване, провалившемся до самого пола. Водитель завел мотор, и машина тронулась с места, а я полез за деньгами, надеясь, что это рухлядь все-таки довезет нас до центра города.