ГЛАВА 14

— Можно, — сказал Кобзев, отводя взгляд от экрана. — Вылезаем.

Команда экспериментаторов, состоящая, кроме старшего лаборанта, собственно ответственного за установку, из Петра Капицы и Якова Френкеля, двинулась к выходу из бункера. Требовалось сначала просто посмотреть, а потом исследовать, в каком виде в приемной камере образовался очередной объект телепортации — большая зеленая муха в герметичном контейнере. Сам контейнер выносил перенос нормально, это было проверено в предыдущем эксперименте.

Когда они прошли примерно треть из разделяющих лабораторию и бункер управления четырехсот метров, с неба донесся шум мотора.

— Георгий Андреевич летит? — поинтересовался Френкель.

— Да, — подтвердил лаборант, — он еще утром звонил, что собирается нас навестить.

Действительно, когда троица уже подходила к лаборатории, на дороге от аэродрома послышался треск мотоциклетного мотора, а через полминуты показался и сам канцлер на АРНе.

— Добрый день, — поприветствовал он молодых людей, — и как там поживает ваша многоуважаемая муха? Только не говорите, что вы замучили бедное животное. Ее же жалко будет, а в моем возрасте вредны сильные эмоции.

— Сами точно не знаем, эксперимент только что закончился, — хмыкнул лаборант, открывая тяжелую дверь. — Но по телевизору она вроде ничего так смотрелась. Во всяком случае, лапами шевелила. Заходите, вон она, в приемной камере.

В отличие от передающей, эта камера находилась не в вакууме, так что скоро лаборант уже протягивал канцлеру стеклянный цилиндрик с шевелящимся насекомым внутри.

— Да зачем она мне, — отмахнулся он, — а в передающей что было?

— Вакуум улучшился на полторы десятых. То есть в месте промежуточного финиша он был явно лучше, чем в нашей камере. Если зона переноса действительно представляла из себя сферу диаметром пять сантиметров, то тогда он там вообще близок к абсолютному. Ладно, мне муху надо к биологам отнести, это недолго.

К лаборатории с установкой имели право приближаться только трое экспериментаторов и канцлер. Ну и император, если ему вдруг вздумается посетить объект «Заря».

— Можете на моем мотоцикле, — предложил канцлер. И, когда лаборант с мухой уехали, поинтересовался у Капицы с Френкелем:

— Жалоб на начальство нет?

— На какое именно?

— На непосредственное. Впрочем, если вам и во мне что-то не нравится, тоже можете выкладывать до кучи.

— Нет, Саша весьма квалифицированный техник, и как начальник он тоже нас вполне устраивает. А к вам мы пока еще толком не присмотрелись, больно уж редко и ненадолго вы тут появляетесь.

— И не говорите, но в ближайшее время по-другому никак не выйдет. Я и сегодня-то к вам только на часок залетел, а потом обратно. Эскизы большой установки у вас в каком состоянии?

Суть вопроса состояла в том, что размер зоны переноса вообще-то мог варьироваться в довольно широких пределах, но для обеспечения хоть сколько-нибудь приличной точности старт должен был происходить в вакууме. То есть имеющийся прибор годился для телепортации объектов размерами не более дециметра по любому из измерений.

— Этим у нас Саша занимается, — пояснил Яков, — вон, кстати, он тарахтит обратно. Что-то нарисовал, но тут в любом случае нужна серьезная инженерная проработка.

Через час с небольшим канцлер улетел, а на «Заре» началась подготовка к следующему этапу — перебросу уже не на три метра, а на двенадцать, и не какой-то там мухи, а полноценной мыши.

Спустя неделю экспериментаторы пришли к выводу, что все возможное из имеющейся установки выжато. Нет, она могла оперировать и куда более массивными объектами, но Найденов строжайше запретил формировать зоны переноса крупнее семи сантиметров в диаметре. Потому как в случае существенного превышения этого параметра в зону могла попасть и часть камеры, а в этом случае теория предсказывала лавинообразное и неконтролируемое развитие процесса. В чем, собственно, Александр убедился на своем опыте год с небольшим назад. Попытки же увеличения дальности пока не были теоретически обоснованы, Капице и Френкелю требовались консультации с серьезными математиками.

И вот лаборатория опечатана, за учеными прилетело две «Пчелки», и на «Заре» остался только взвод охраны. Лаборант, как начальник, покидал объект последним, на своем личном «Тузике».

В Гатчине Александра снова ждала пустая и чуть запылившаяся за время отсутствия хозяина квартира — обзаводиться приходящей прислугой лаборант не хотел. Во-первых, можно не сомневаться, в какой конторе эта самая прислуга будет получать свое настоящее жалованье, а не копейки от Саши. А во-вторых, он считал, что всякая вещь, пусть это даже будет грязный носок, в порядочном доме должна лежать там, где ее положил хозяин. Иначе все равно получится бардак, в котором регулярно станет пропадать что-то важное. Потом, правда, находиться — когда оно станет уже и на фиг не нужно. То, что внешне эта ситуация покажется идеальным порядком, на самом деле сделает ее даже хуже.

Впереди было два выходных, а затем лаборанту предстояли неоднократные визиты на Путиловский завод, где по его эскизам и техзаданию должны были сначала сделать рабочие чертежи механических деталей большой установки, а потом и изготовить их.

Александр достал из почтового ящика скопившуюся там за время отсутствия стопку газет. Так, старые можно отложить, все равно самое важное уже было по радио. Так, а это сегодняшняя? Очень интересно, чего это там вдруг пишут про Путиловский завод? А, так это в контексте его прежнего фактического владельца, но все равно интересно. Тут и выступление Георгия Андреевича есть? Вообще-то его лучше слушать вживую или в хорошей записи, как, например, Райкина, но ладно, и газетная публикация сойдет.

Почти всю вторую страницу «Ведомостей» занимало описание скандала с новым процессом Путилова. Причем сам факт, что приговор был заранее написан в императорском комиссариате, не вызвал у авторов материала никакого особого удивления, и они явно предполагали, что читатель будет с ними солидарен. Ну в самом деле, это же не карманная кража, ограбление инкассаторов или недотягивающее до государственного уровня мошенничество, чтобы вовсю демонстрировать независимость российских судов! А подрыв обороноспособности империи — при соучастии Путилова на вооружение чуть не была принята целая серия непригодных пушек. Так что в материале присутствовало даже некоторое недоумение: мол, а чего это ему тогда так мало дали? Были и гипотезы о причинах такой непонятной мягкости. Первая заключалась в предположении, что на следствии было продемонстрировано доселе невиданное и неслыханное раскаяние, от глубины которого расчувствовался даже ко всему привыкший Найденов. Вторая напоминала: суд состоялся сразу после победного окончания мировой войны, а значит, вполне могла иметь место определенная эйфория. Наконец третья гипотеза заключалась в том, будто бы в этот день канцлер встал не с той ноги.

Далее приводилась речь Найденова на пресс-конференции, состоявшейся вчера утром. Мельком глянув на общий вид материала, лаборант увидел несколько пометок «смех в зале». Он уже знал, что такое в описании выступлений канцлера появляется только тогда, когда этот самый смех фиксируется именно тем микрофоном, в который говорит оратор. То есть к описываемому процессу больше подходит слово «ржание».

Ну-ка, заинтересовался лаборант, чем это там Георгий Андреевич веселит народ? Ага, он отвечает репортеру «Труда»:

— Говорите, давление на суд? А вы можете одним словом охарактеризовать произошедшее?

— Могу — это недопустимо!

— Хоть слов получилось и два, я полностью к ним присоединяюсь. Готов подписаться под каждой буквой! И кто тут на кого давил: вы на меня или я на вас? Так и с судьей. Никто на него не давил — просто его мнение совпало с имеющимся у императорского комиссариата. Кстати, в отличие от нас с вами, не дословно, ибо судья зачитал текст с ошибками. Но вот то, что комиссариат выразил свое мнение столь коряво, не есть хорошо и будет сопровождено оргвыводами.

А ближе к концу канцлер кратко подытожил и заданные ему вопросы, и свои ответы на них.

— Господа, — сказал он, — суть всех сегодняшних и многих других взаимных недопониманий в том, что все знают слова «правительство», «государство» и «монархия». Однако четкого и принятого всеми определения этих понятий нет, а едва ли не у каждого есть свое мнение, что это такое и как оно должно работать. Так вот, позвольте познакомить вас с точкой зрения его императорского величества и канцлера. Ее относительная ценность не в том, что она более правильная, а в том, что планомерно воплощается в жизнь. Итак, правительство — это всего лишь наемный управляющий при народе. Его задача — организовать жизнь по правилам, способствующим наилучшей жизни этого самого народа. Однако в истории не было ни одного случая, когда это удавалось сделать без государства, которое мы определим как аппарат принуждения, необходимый правительству для выполнения его функций. Так вот, всегда и во всем мире, включая и самые что ни на есть оголтелые демократии, правительство срастается с государством, образуя касту. Ее еще иногда называют правящей элитой. И тот, кто по идее должен быть наемным управляющим, становится господином. Одни ведут себя честно, то есть заявляют народу: как я сказал, так и будет! Веревка для несогласных всегда найдется. Другие создают специальные структуры, именуемые демократическими институтами, которые убеждают народ, что он, оказывается, заказывал правительству именно то, чем оно осчастливит его на следующей неделе.

— Не берусь судить, что хуже, — продолжил канцлер после недолгой паузы. — Но наша с его величеством работа заключается в попытке улучшить ситуацию с помощью третьей силы, то есть монархии. Это еще одна каста, но совсем маленькая и стоящая над первой, то есть правительством-государством.

А ведь действительно, подумал лаборант, почему мне неприятно наличие прислуги в моем доме? Да потому что она, образно говоря, должна вести себя как правительство, то есть спросить у меня, как я себе представляю порядок и сколько буду за это платить, а потом поддерживать именно его. Но я боюсь, что прислуга поведет себя как государство, причем демократическое — то есть тихой сапой сделает все как ей удобнее, а денег выжмет столько, сколько посчитает нужным. Исходя из этого прислуга от дяди Жоры куда предпочтительней. Если он прикажет ей не борзеть, а ведь так обязательно и будет, то она и поведет себя соответствующе. Или окажется мгновенно замененной. Ага, дальше Найденов говорит как раз про это — необходимо обеспечить относительную открытость управляющей элиты. Ибо сама она стремится к состоянию абсолютно замкнутой касты, и только стоящая над ней монархия способна поддерживать как приток свежих людей, так и вылет несвежих, то есть ротация происходит в обе стороны. И данный процесс является одним из примеров того, каким способом человек может покинуть элиту. Да, но ведь и без него ясно, что особым разнообразием эти способы не отличаются. Хотя нет, все тот же неугомонный репортер «Труда» задает канцлеру именно этот вопрос.

— Вот к чему приводит отсутствие в вашей газете раздела светской хроники, — усмехнулся канцлер. — Может быть, кто-нибудь из представителей изданий, где она есть, расширит кругозор коллеги и расскажет, какое событие произошло четыре месяца назад?

На просьбу Найденова откликнулся представитель «Ведомостей» и на память зачитал заметку о том, что великий князь Андрей Владимирович подал заявление о выходе из великих князей. Оно удовлетворено, князю Андрею Романову установлен пенсион три тысячи рублей в год, вместо двухсот тысяч, которые он получал за приставку «великий» перед своим титулом. В настоящий момент он со своей женой Матильдой, урожденной Кшесинской, проживает в Южной Франции.

— Вот видите, — подытожил канцлер, — ряды элиты можно покинуть и так. Однако инцидент с Путиловым продемонстрировал, что не все понимают: данный путь годится для всех. Чиновник от четвертого класса и выше возвращается под сень конституции, уйдя в отставку и подписав обязательство не принимать более никакого участия в политической жизни страны в течение пяти или десяти лет, в зависимости от ранга. Предприниматель — отдав то, что было нажито при помощи политики, и, естественно, подписав аналогичное обязательство. Первый пункт Путиловым уже выполнен. Правда, не так чтобы совсем уж добровольно, но в соответствующих инстанциях было принято решение его зачесть. Алексею Ивановичу предложили подписать соответствующее заявление, но он впал в раздумья. И императорский комиссариат на них прореагировал, но, как многие уже заметили, несколько неуклюже. Однако теперь этим делом занимается государственный, и я надеюсь, что у него выйдет лучше. Впрочем, подписать обязательство еще не поздно, и тогда фигурант выйдет на свободу через полтора года. Или даже раньше, если подаст императору просьбу о помиловании.

Тут канцлер отпил воды из стакана и продолжил:

— Господа, позвольте под занавес нашей сегодняшней встречи обратиться к вам с просьбой, тем более что в моем затруднении в какой-то мере виноваты вы, то есть пресса. Суть в том, что месяц назад какой-то купец из Мариуполя подал на меня в суд. Я, честно говоря, пока еще не поинтересовался, чем именно нанес ему ущерб, который он оценил в триста тысяч, но это знают в моем юридическом отделе, который и предоставит адвокатов на процесс. Так вот, прочитав ваши материалы, обиженный вдруг почему-то решил отозвать свой иск. Это зря, ведь сам он к правящей элите не относится, а дело вовсе не является государственным. Я уже собрался было отправить к нему человека, чтобы тот разъяснил положение дел, но сейчас подумал, что подобное может быть неправильно понято. Не взять ли вам на себя эту миссию? Опубликовав и прокомментировав то, что я вам сейчас сказал.

Лаборант отложил газету. С Путиловым стало более или менее ясно, с эскизами корпуса установки оно и раньше так было, осталось подумать о ее названии и назначении. Ибо в Российской империи существовал порядок, согласно которому всякое секретное изделие обязано было иметь легенду о своем предназначении и соответствующее ей наименование. Саша хмыкнул, припомнив, как тут называются радары. И ведь в некоторых документах они еще по инерции проходят как медицинское оборудование, хотя с войны минуло уже три года.

Когда он спросил Найденова, как назвать проектируемую установку, тот развел руками:

— Саша, ну неужели даже это должен решать канцлер? Вы автор, вы и думайте. Легенда обязана соответствовать ее параметрам и объяснять, почему данный проект курируется на самом верху.

Ага, задумался лаборант, сами по себе вакуумные камеры, правда, куда меньших размеров, тут используются для приготовления сублимированных продуктов. А какой продукт может иметь горячее одобрение со стороны канцлера? Вот-вот, так и запишем. У нас же объем три с половиной куба? Значит, это будет УСП-3500. Установка для производства сублимированного пива. Загружаешь в нее сырье, а на выходе процесса получаются маленькие коричневые гранулы. На литр воды три штуки и сто граммов спирта — получаем темное крепкое. Две и пятьдесят граммов — светлое. Ну а одна гранула вовсе без спирта даст безалкогольное пиво.