Книга: Гости незваные
Назад: ГЛАВА 9
Дальше: ГЛАВА 11

ГЛАВА 10

Теплым июльским вечером Виктор Иванович Кисин возвращался домой с работы. Пусть квартира и съемная, но за год он к ней привык и уже считал своим домом. В немалой степени этому способствовала приходящая домработница Аглая. Кисин получал уже не двадцать пять рублей и мог позволить себе прислугу, которая прибирала одно время совсем пришедшую в упадок после отъезда лаборанта квартиру, и уже полгода иногда делила с Кисиным постель. Да, ей было не двадцать лет, как тем девицам, что липли к Кобзеву словно мухи, а как минимум раза в два побольше, так ведь и Виктор Иванович тоже не мальчик. А учитывая, что до этого он ни разу не изменял жене, ситуация вообще казалась ему захватывающим приключением в духе фильмов про Анжелику.
Интересно, подумал Виктор Иванович, подходя к дому, ответит ли лаборант на его письмо? Живет-то он теперь в Гатчине, недалеко от резиденции канцлера, ему недолго занести прошение в приемную. Или придется все-таки посылать его обычной почтой?
Поднявшись на четвертый этаж, Кисин перевел дух перед дверью — этажи в доме были отнюдь не как в хрущевке, а лифта не имелось. Зашел в квартиру, скинул котелок, пиджак и прошел в большую комнату, которая после убытия Александра стала рабочим кабинетом. И замер как вкопанный.
Бумаги, которые он с утра оставил на столе в полном беспорядке, аккуратной стопкой лежали с краю. А точно в центре неизвестно откуда появился большой белый конверт. Ни адреса, ни марок на нем не имелось, и только в углу был оттиснут большой фиолетовый штамп «Уплочено». Впрочем, толком оценить его Виктор Иванович не смог, потому как не читал «Мастера и Маргариту».
Уже догадываясь, от кого пришло таинственное послание, и недоумевая только насчет штампа — вроде бы это слово пишется не так, Кисин взял конверт и, уняв дрожь в руках, вскрыл. Да, там действительно был канцлерский бланк, на котором сообщалось, что согласно просьбе господина Кисина В. И. ему назначено явиться на прием второго августа в девятнадцать тридцать. Кроме бланка в конверте обнаружился билет второго класса на скорый поезд Москва — Санкт-Петербург и план-карта Гатчины, где красными стрелками был обозначен путь от станции до одного из подъездов дворца.
Значит, через неделю надо брать отпуск за свой счет и ехать, подумал Кисин. Доведется ли вернуться? Некоторый оптимизм внушал билет — если бы Виктор Иванович был совсем не нужен канцлеру, его бы в конверт не положили. Тем более второго класса. Именно в таком они с Кобзевым доехали от Читы до Москвы. Что-то вроде советского купейного, но этих купе всего семь в вагоне, и они просторней. Правда, окна небольшие, но это не вызывает неудобства.
И вот второго августа около семи вечера Кисин подошел к обозначенному на плане подъезду Гатчинского дворца.
— Вам же назначено на полвосьмого, — заметил проверивший его паспорт охранник у входа, — так что лучше минут двадцать пять погуляйте в парке. Да, можно, а куда нельзя — вас все равно не пустят, не волнуйтесь.
Раза три обойдя небольшой зеленый квадрат с какими-то статуями меж кустов, названный охранником «парком», Кисин вновь подошел к дворцу, и на сей раз был запущен внутрь. Секретариат находился совсем рядом, а там дали провожатого до приемной.
Зайдя, Виктор Иванович с любопытством огляделся. Да, очень скромно, если не сказать большего. Комната площадью метров сорок имела десяток кресел у стены, причем у двух кожа была поцарапана, как будто ее кто-то драл когтями. Два низких столика с газетами и журналами и секретарь у двери — скорее всего, в сам кабинет. Больше в приемной никого не было.
— Подождите немного, у Георгия Андреевича посетитель, — сообщил секретарь и занялся какими-то бумагами. Но минуты через три встал и подошел к входной двери приемной.
В этот момент из канцлерского кабинета пробкой вылетел невысокий полный господинчик с заметно перекошенной физиономией, к тому же чем-то напоминающей поросячью. Он промчался мимо Кисина, на бегу причитая что-то вроде: «Оговорили, вот святой истинный крест оговорили», и исчез за предупредительно распахнутой секретарем дверью.
Странно, подумал Кисин. Где же я его не так давно видел? Кажется, в редакции журнала «Коммунист». Точно, заведующий отделом экономической политики, он еще расспрашивал меня про наш институтский кооператив. Как там его — Тимур Егорович или наоборот? В общем, внук какого-то писателя. Но тут-то он как оказался? Наверное, это другой, просто очень похож, решил Кисин и услышал секретарское:
— Виктор Иванович, заходите.
Кисин зашел, сделал два шага, поднял глаза на стоящего у большого стола хозяина кабинета и с ужасом почувствовал, что у него отнимаются ноги. Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять — перед ним олицетворенная ВЛАСТЬ. Именно так, всеми большими буквами! Раньше Виктору Ивановичу казалось, что сосед тестя по дому на Фрунзенской, опальный пенсионер Каганович преувеличивал, рассказывая, что лично он чувствовал, входя в кабинет Сталина. Ну не бывает таких людей, чтобы внушать трепет с первого взгляда. Но теперь понял — еще как бывает! И хотя глаза канцлера были скрыты за зеркальными очками, Кисин знал, что тот видит его насквозь. Хотелось одновременно и вытянуться по стойке смирно, и упасть на колени.
— Присаживайтесь. — Канцлер кивком указал на стул.
Кисину даже в голову не пришло вякнуть что-то про приличия, мол, неудобно гостю садиться первым. Ослушаться такого человека? Он сделал два шага на подгибающихся ногах и с облегчением плюхнулся на жесткое сиденье.
Некоторое время Найденов с еле уловимым интересом смотрел на него сверху вниз, а потом тоже сел напротив.
— Я вас внимательно слушаю.
Виктор Иванович попытался мобилизовать все, что у него осталось от самообладания. От того, как он сейчас себя поведет, зависит его судьба! Главное — докладывать все четко, коротко и… и… как еще, сейчас он вспомнить не мог. Но сглотнул и начал:
— В… в-ваше высочество, я пришел в целях сообщить, что не являюсь уроженцем России… то есть этой России, которая ваша… я из той, которая Советский Союз… случайно попал сюда в результате… — Тут он хотел продолжить: «Необдуманных действий лаборанта Кобзева», но наткнулся на взгляд канцлера и прикусил язык. Собрался с силами и выпалил: — В результате моей собственной ошибки, произошедшей от недостаточного знакомства с принципами работы установки нетрадиционного…
Чего именно, у Кисина из головы вылетело. Там почему-то вертелось слово «секса», но оно явно не подходило к ситуации.
— Готов искупить… — неуверенно проблеял он, чувствуя, что говорит явно не то, но молчать будет еще хуже.
— Я знаю, как вы оказались в этом мире, — подтвердил канцлер, — так что можете рассказывать дальше. Кстати, папку с докладной запиской «Размышления о партийном строительстве в Российской империи» вы забыли в приемной. Ничего страшного, ее содержание нам тоже известно. И вы, значит, желаете предложить свои услуги в этом направлении?
Кисин с надеждой глянул на канцлера. Кажется, это его чем-то заинтересовало… Ну правильно, не может же такой человек не видеть, что предлагаются вполне разумные решения, подтвердившие свою правильность многолетней историей великих свершений Советского Союза! И что предлагающий их… Тут Кисин замер, не в силах продолжить даже в мыслях. Тем более что совершенно ясно — никакой особой тайны они для собеседника не представляют.
— Чем вы занимались в партбюро? — последовал тем временем вопрос.
— И… идио… идеологической работой.
— Ясно. Кто ваши родители?
— Отец был прокурором Черемушкинского района, это…
— Знаю. То есть ваш папа — юрист? — Да.
— А мама, наверное, русская, — неизвестно чему усмехнулся канцлер. — Тогда минимальные требования к партийному вождю у вас действительно соблюдены. Но именно что только минимальные, к сожалению.
Виктору Ивановичу показалось, что канцлер его с кем-то сравнивает. И пока сравнение не в его пользу… Как доказать, что это… нет, не ошибка, такие люди не ошибаются. Как дать понять, что не все зависит от каких-то личных данных. Главное — готовность! Господи, как?
Он с надеждой поднял глаза на собеседника и в который раз обомлел. Только что перед ним сидел человек, олицетворяющий собой незыблемую, мудрую и безжалостную власть. С которым никому в здравом уме не пришло бы в голову не то что спорить, но и просто без должного рвения исполнять любые его приказы. Так вот, этот человек исчез. Сейчас перед Кисиным был старший товарищ, доброжелательный, умный и опытный, хоть и немножко строгий. И он смотрел на собеседника с искренним участием, пониманию чего совершенно не мешали никуда не девшиеся зеркальные очки.
— Вот именно, — кивнул канцлер, — вам предстоит доказать готовность к решению сложных задач. И сделать это я вам предлагаю следующим образом. Да, мы умеем перемещаться между мирами, причем осознанно, а не случайно, как это вышло у вас. Но и ваш случай представляет собой определенный интерес. Поэтому, пожалуйста, постарайтесь вспомнить все, что вы слышали об Арутюняне. Затем — людей, которые могли знать про него еще что-то. Знакомых, друзей и недоброжелателей этих людей. И так далее, вплоть до самых мелких подробностей и самых глупых сплетен. Жить вы пока будете во дворце, но ваша свобода не ограничивается. Можете гулять по Гатчине или даже Питеру, это не возбраняется. Прекрасный город, очень рекомендую посетить. Разумеется, в сопровождении. Надеюсь, вы понимаете необходимость этого и не станете на меня обижаться?
Кисин истово закивал.
— Вот и замечательно. Вам выделят магнитофон и стенографисток. Если вам что-либо потребуется, говорите им. И не стесняйтесь, потому что иначе, отвлекшись мыслью на что-нибудь постороннее, вы невзначай сможете забыть какую-нибудь важную деталь, а это ни к чему. Вы меня поняли?
Кисин вскочил, потому что с последней фразой старший товарищ исчез, и сейчас на него холодно смотрел тот, кого Виктор Иванович увидел, входя в этот кабинет.
— Так точно! — с энтузиазмом воскликнул он.
— Я так и думал. Идите, господин Кисин, и помните — мы на вас надеемся.
Спиной вперед, не в силах оторвать глаз от великого канцлера великой империи, Виктор Иванович допятился до двери и с облегчением вывалился в приемную.
Шагая вслед за неразговорчивым молодым человеком, которому было поручено проводить его в апартаменты, Кисин испытывал небывалый душевный подъем, чего с ним не случалось с самого рождения. Вот он, шанс! Понятно, почему про канцлера ходят столь противоречивые слухи: то он простой и добрый дядя Жора, заступник народа, то глумливый циничный палач, одним росчерком пера отправляющий тысячи невинных на страшный Вилюй, откуда возвращаются единицы. Разумеется, все они имеют под собой основание — этот человек может изобразить из себя кого угодно, вплоть до лучшего друга всех детей и физкультурников. Но ему, Кисину, он счел нужным продемонстрировать свою истинную сущность! Именно истинную, потому что изобразить такое невозможно. Что это, как не знак высокого доверия? Которое обязательно надо оправдать, потому что иначе…
Нет, решил Виктор Иванович, о таком нельзя даже думать. Ведь в чем главный талант любого руководителя? Ставить подчиненным только те задачи, которые им по силам! И канцлер, безусловно, обладает им в должной мере, иначе просто не может быть. Разумеется, надо постараться и вспомнить как можно больше, потому как знал Кисин действительно довольно много. И он оправдает доверие! Небось лаборанту тоже задавали эти вопросы, но что он мог ответить, о чем рассказать? Что где лежит в его подвале, и не более того. Разумеется, канцлер сразу понял, к кому нужно обратиться за информацией. И он ее получит, а затем…
Ведь не зря же его высочество согласился с принципиальной важностью вопросов партийного строительства! И не надо смущаться, что он, Кисин, здесь безродный новичок. Канцлер не боится поднимать на самый верх верных и преданных, не обращая ни малейшего внимания на их происхождение. Вон, георгиевский магнат Фишман, перед которым и в Москве трясется половина чиновников, — а как же, генеральный комиссар. В нашем мире никто про него ничего не слышал, а здесь — на тебе. С такой фамилией! И такой рожей, прости господи! За что его поднял из грязи и приблизил к себе канцлер? Неважно. Потому что его, Кисина, он приблизит за безграничную преданность и готовность выполнить любой приказ. И недалек тот день, когда…
Виктор Иванович представил себе этот момент. Вот он идет в черном мундире с серебряными молниями и дубовыми листьями в петлицах, а вокруг него — незримый, но от этого только еще более значительный ореол силы и власти. Разумеется, это всего лишь малая толика силы и власти канцлера, но мала она только по сравнению с ним, а для прочих людишек… Кисин отдавал себе отчет, что в покинутом им СССР он ни при каких условиях не получил бы и десятой части тех возможностей, что вдруг открылись перед ним здесь.
— Ваши комнаты, — отвлек его от возвышенных мыслей голос провожатого.
Когда мой визитер покинул кабинет, я еще минуты три приходил в себя. Нет, ну каков фрукт! Сходить, что ли, руки вымыть? Хоть и не здоровался с ним. Правильно Гоша хотел на него полюбоваться, экземпляр весьма интересный. Ничего, наверное, и в записи наша беседа будет смотреться неплохо. Как там писал Лермонтов? «Да, были люди в наше время». Вот именно. Мало того что были, так ведь никуда и не делись за двадцать лет! Разве что парочка села, так это в порядке исключения. Причем сидят и пишут, заразы, статьи и чуть ли не книги, изображая из себя узников совести. Почему-то у нас в империи что на лесоповале, что в алмазном карьере никому после смены и в голову не приходит заниматься эпистолярным искусством.
Но каким бы он ни был, а пользу действительно может принести немалую. Потому как нам обязательно нужно точно знать, жив или уже нет доктор физико-математических наук Арутюнян. И если жив, то где сейчас его искать.
Назад: ГЛАВА 9
Дальше: ГЛАВА 11