Глава 2
У арсенала Кай вновь встретил Айю. Впервые увидев ее без доспехов, он остановился как вкопанный. Рыцари в Крепости никогда не снимали доспехов — даже на время сна. Доспехи позволительно было снимать только для того, чтобы почистить или отремонтировать.
Длинная, до самых пят, рубаха была Айе, пожалуй, несколько тесновата. Меховая безрукавка не могла скрыть полной груди и налитых бедер. Белые волосы ее сейчас были распущены, и заколки, начиненные магией, не блестели в них.
Конечно, на хуторах были женщины — и старухи, и совсем молодые, но раньше Кай не обращал на них особого внимания. Теперь же он испытал странное волнение. Чувство это было новым, совершенно неизведанным: нечто среднее между испугом и голодом — таким голодом, когда знаешь, что через несколько минут тебя ждет сытный обед. Может быть, это потому что Кай привык видеть Айю только в доспехах и при оружии, а может быть, мелькнула в его голове мысль, девушка сильно отличалась от женщин, проживающих в Укрывище и его окрестностях. Кай вдруг вспомнил о том, что она, кажется, ровесница Трури, то есть всего на несколько лет старше его самого.
Заметив его реакцию, и Айя как-то по-новому взглянула на парня.
— Кажется, ты сейчас свободен, — сказала она.
Кай кивнул и непроизвольно сглотнул какой-то сухой комок в горле.
— Проводишь меня за озеро?
«Это зачем еще?» — хотел спросить Кай и вдруг вспомнил, что Айя теперь уже не рыцарь, и по правилам при передвижении из Крепости или в Крепость ее должен сопровождать болотник-рыцарь.
Он снова кивнул. Потом метнулся в сторону (кажется, слишком поспешно) и, подбежав к первому встретившемуся болотнику, сообщил о том, что собирался сделать. Рыцарь, оказавшийся старым знакомцем Кая — Крисом, дал понять, что принимает его сообщение к сведению, и тоже изменившимся, новым и долгим взглядом посмотрел в сторону Айи.
А она уже направлялась к воротам Крепости.
Через несколько минут Айя сидела на корме узкой лодчонки, а Кай правил шестом к затянутому туманом берегу. Новое, неизведанное чувство никуда не делось из его груди — парня почему-то все время тянуло оглянуться на девушку и еще раз увидеть, как белая рубаха розово обтянула ее круглые колени.
Они были на середине озера, когда Кай придумал, о чем заговорить.
— Я удивился, когда Эул сказал, что ты уходишь из Крепости, — произнес он и все-таки оглянулся.
— А вот Эул вовсе не был удивлен, — ответила Айя. — И Магистр тоже. Мне кажется, они давно это знали. Да и я знала… — добавила она. — Только никак не могла решиться уйти. Понимаешь… я родилась здесь. И мой дед родился здесь. И дед его деда — тоже. Никто из моей семьи никогда не был в большом мире. Туманные Болота, Крепость и Порог — вот наша жизнь. Мой отец был рыцарем, он погиб, когда мне было четырнадцать. Моя мать была рыцарем, она погибла за год до смерти отца. С самого раннего детства я считала, что путь воина — это мой путь. Только… оказавшись в Крепости, я стала сомневаться. Нет, не сомневаться… Чувствовать, что… Вернее… Мне трудно объяснить…
Кай терпеливо ждал, мерно отталкиваясь длинным шестом от илистого озерного дна.
— Мой прадед был одним из тех, кто остановил Черного Косаря, когда тот приходил к Крепости последний раз, — не сумев выразить своих чувств, сменила тему Айя. — Все члены моей семьи помнили об этом и старались быть достойными своего великого предка. И я тоже…
В молчании они причалили к берегу. Кай сошел первым, и следом за ним легко соскочила Айя.
— Может быть, ты проводишь меня на дальние хутора? — спросила вдруг Айя.
Кай неопределенно развел руками. Правила не запрещали передвижения болотников близ Укрывища и на прочих заселенных местах не под защитой рыцарей. Да никто рыцарей об этом никогда и не просил.
— Наверное, мне пора возвращаться в Крепость? — полувопросительно выговорил он.
— А мне показалось, ты хочешь больше узнать о Черном Косаре, — сказала Айя и посмотрела на Кая так, что тот неожиданно для самого себя покраснел.
— Хочу, — буркнул он.
— Так пойдем.
Они двинулись мимо Укрывища, по кромке озера к темнеющему вдали Голосящему Лесу, в котором Кай когда-то охотился на вепрей, лис и крикливых болотных куропаток, коим лес и был обязан своим названием.
— Черный Косарь — ужас Туманных Болот, — начала Айя, и Кай почти сразу понял, что она наизусть рассказывает с детства затверженное. — Эта тварь появляется из-за Порога крайне редко. У других тварей есть определенное время, когда их чаще всего можно встретить, а Черный Косарь приходит и уходит, когда ему вздумается, оставляя за собой мертвых болотников. Черный Косарь сильнее и проворнее любой твари, он обладает несокрушимой магией, но даже это не главное. Главное в том, что его невозможно убить. Можно только попытаться сделать это. Наши заклинания не действуют на него, наши клинки не могут пробить его брони…
— Но в Укрывище мне говорили, что в истории Болотной Крепости есть четыре случая, когда убивали Черного Косаря. Четыре этих твари были уничтожены. Значит, есть способ?
— Способа нет, — ответила Айя, — об этом также говорят Мастера Укрывища.
— Но…
— Четыре твари были уничтожены, это правда. Правда и в том, что болотники — те немногие, выжившие после страшных битв с Косарем, — так и не смогли понять, что убило тварь. Мужество и самопожертвование — вот то единственное, что противопоставляли Черному Косарю… Двух тварей уничтожили в незапамятные времена на Болотах, и сведений о тех схватках почти нет. Третья тварь прошла через все патрули, из которых не уцелел ни один рыцарь. Косарь вошел в Крепость, перебравшись под водой озера и разрушив стену. Неимоверными усилиями его удалось оттеснить обратно к воде, где и продолжалась схватка. В том бою пали почти все рыцари нашего Ордена, а Косарь ушел под воду, и до сих пор неизвестно, погиб ли он или просто вернулся за Порог. В последней схватке с Черным Косарем, как я уже говорила, участвовал мой прадед. Ему и еще одному рыцарю удалось выжить. Тот рыцарь умер в беспамятстве через несколько дней от ран и магического воздействия. А мой прадед был в сознании до самого мгновения своей смерти. Кроме лекарей и магов, старавшихся поддержать в нем жизнь, с ним неотлучно находился его сын — мой дед. Он говорил с умирающим отцом, когда тот находил в себе силы для этого…
— Что-нибудь сохранилось в памяти вашей семьи из тех разговоров? — живо заинтересовался Кай.
— Все, до последнего слова, — ответила Айя. — Они говорили о схватке с Черным Косарем. Прадед, как и прочие рыцари, так и не смог понять, каким же способом удалось повредить тварь настолько, что она издохла. Он мог только предполагать.
— Странно, — произнес Кай, — Мастера Укрывища никогда не говорили нам об этих измышлениях. И от других болотников я ничего не слышал.
— После смерти прадеда, — пояснила Айя, — состоялся общий сбор всех рыцарей. На нем стоял вопрос: вводить ли в курс обучения то, о чем говорил прадед. И после долгих споров порешили, что не стоит.
— Почему?!
— Он был при смерти. Его сознание было замутнено. К тому же все его доводы невозможно было сопоставить ни с какими другими. Он и сам признавал, что может донести лишь факты, но… магия Черного Косаря такова, что сражающиеся против этой твари видят то, чего нет, и слышат то, чего нельзя услышать. Поэтому болотники признали, что такие сведения могут лишь повредить в грядущих сражениях с Черным Косарем и привести к еще большим потерям.
— Но ведь ты знаешь, что говорил твой прадед?
— Да. Впрочем, он успел сказать не так уж и много. Но если таково твое желание, я передам тебе все, что знаю.
— Я хочу знать!
Прежде чем начать рассказ, Айя несколько минут помолчала, собираясь с мыслями. Они уже шли через Голосящий Лес. Чахлая серая травка похрустывала под ногами. Белый шар луны, огромный и размытый из-за пелены тумана, выкатился на черное небо. Айе понадобилось совсем немного времени, чтобы передать слово в слово тот давний разговор, двести лет хранимый ее семьей, из которой осталась она одна.
— Есть хищник и жертва, — говорила Айя, полузакрыв глаза, — и есть нити. Из бурлящей крови, звона клинков, ярости и силы, рваного страха и отчаянной жажды возникают они. Нити стягивают бьющихся воедино — и вот уже нет ни хищника, ни жертвы. Потому что их никогда и не было. Потому что хищнику всегда казалось, что он хищник, а жертва никогда не забывала о том, что она жертва. Но на самом деле все не так, и это становится понятным, лишь когда два станут одним. И забьется одно сердце. И тот один отсечет от себя ненужное и слабое, оставив истинную сущность. В этом великая тайна и единый закон. Вот и все, что сказал мой прадед перед смертью…
— Немудрено, что эти слова решили сохранить в секрете, — помедлив, проговорил Кай. Он несколько минут напряженно размышлял, а потом попросил Айю повторить то, что она сказала. Кай и в первый раз запомнил все до последнего слова. Запомнил, но не понял. Может быть, подумал он, понимание если не придет, то приблизиться, когда он снова выслушает девушку?
Но этого не случилось.
Остаток пути они прошли молча. Наконец на лесной поляне на широком покрывале из мха они наткнулись на маленькую хижину. Кострище перед входом давным-давно заросло, но было видно, что охотники из Укрывища или с хуторов, проходя мимо, не ленились подправить стену или вытоптать на полу вездесущий мох.
— Здесь жила я со своей теткой, — проговорила Айя, отворяя скрипучую дверь и ступая в темную прохладу хижины. — Она была охотником. Умерла не так давно. От старости — что нечасто случается на Болотах.
Кай вошел вслед за ней. Он увидел широкий топчан в углу, грубо, но прочно сколоченный стол, две скамьи у стола. Айя скинула меховую безрукавку и присела на топчан. В полутьме ее крупное тело, плотно обтянутое длинной рубахой, белело будто обнаженное. Кая прошиб пот.
— Знаешь, — проговорила девушка, — то, что я тебе сказала, за последние двести лет впервые сообщается не членам нашей семьи.
— Тогда почему… — хрипло выговорил Кай и прокашлялся. — Тогда почему ты сказала это мне?
Айя пожала плечами:
— Не знаю. Я поняла… нет, почувствовала, что тебе можно это сказать. Даже — нужно сказать. Мои родители, мои предки ждали Черного Косаря. Они думали, что уничтожить эту тварь, понять, как ее уничтожать, — их личный Долг. И, видимо, они не ошибались…
— Но, кроме твоего прадеда, никто из твоих…
— Погоди. Я осталась одна. Последняя из своей семьи. Если я останусь в Крепости, я буду одной из тех, кто погибнет в схватке с этой тварью. Разве это может помочь общему делу? Вот, должно быть, поэтому… — Айя говорила эти слова медленно, читая собственные, только что родившиеся в голове мысли, — должно быть, поэтому я ушла из Крепости. Я передаю тебе самое ценное, чем владела моя семья. А у меня другой путь… Я не хочу, не должна допустить, чтобы мой род оборвался на мне…
Она прерывисто вздохнула, и Кай вдруг понял, что Айя крайне взволнована, но изо всех сил пытается не выдать своего волнения. У него самого ощутимо подрагивали ноги. И самое странное: он никак не мог понять, что такое с ним творится. И никак не мог с собой бороться. Айя откинулась назад и полулегла, подняв ноги с пола.
— Подойди ко мне, — очень тихо попросила она.
Кай двинулся вперед, остановился прямо перед девушкой. Его тело впервые за многие годы отказывалось ему подчиняться. Он чувствовал себя небывало расслабленным и, вместе с тем, чрезвычайно напряженным.
Айя протянула к нему руки, щелкнули замки, и тяжелый ремень, на котором висел меч в ножнах, со звоном упал на пол. Лязгнул укрепленный за спиной щит.
И тут непрошеная мысль обожгла сознание Кая. Он рванулся назад, затем вперед, подхватил с пола ремень и кинулся к выходу.
— Вернись! — Голос девушки прозвучал как приказ.
Кай задыхался. Поэтому следующую фразу у него получилось выговорить, прерываясь на натужные паузы:
— Рыцарю… запрещается… находиться без доспехов… на Болотах…
Он еще задержался у порога хижины. Он не видел, а почувствовал, как Айя до крови закусила губу. Потом повернулся и побежал.
Взять себя в руки ему удалось только у берега озера.
* * *
Наутро Каю нужно было выходить в дозор в составе патруля, где старшим должен быть Герб. Давно уже стемнело, и настало время ложиться спать. Но Кай, пройдясь немного по двору Крепости, вдруг остановился и решительно направился к Высокой башне.
Из-за полуоткрытой двери комнаты Магистра выбивались лоскуты света.
— Я прошу аудиенции! — остановившись у двери, громко произнес Кай.
— Входи, — тут же ответил Магистр.
Кай прошел в комнату и остановился у стола, за которым с пером в руках сидел Скар.
— Мне нужно прочитать ваши записи, — твердо выговорил парень в ответ на вопросительный взгляд Магистра. — Те, в которых рассказывается о схватках с Черным Косарем.
Скар, кажется, не удивился.
— Я могу дать тебе черновики, — раздумчиво сказал он. — Если таково твое желание.
Кай вернулся в казарму с большой кипой пергаментных листов, перевязанных бечевкой. Эти записи в последующие дни занимали все его свободное время. Каю пришлось даже немного сократить время каждодневных тренировок с оружием и занятий по строевой подготовке. По мере того как он изучал хроники сражений с Черным Косарем, у него возникали собственные мысли. Через несколько недель ему пришлось навестить Укрывище, чтобы взять чистого пергамента, перьев для письма и чернил, которые изготовлялись из смеси желчи Крылатых Гадюк и крови Белого Слизня.
* * *
— Здесь совершенно безопасно, — проговорил Магистр Ордена Горной Крепости.
Слуги установили на вершине холма большое кресло. Гавэн уселся в него и запахнул плотнее дорожный плащ. С холма открывался вид на большое плато, окруженное стенами серых гор — лишь с северной стороны темнел вход в пещеру. Впрочем, как объяснил Гавэну Магистр, это была вовсе не пещера, а ход сквозь горную гряду на другое плато. Всю растительность на холме вырубили заранее, чтобы она не помешала первому министру наблюдать. Кроме Гавэна, Магистра и десятка слуг на холме находились еще и три тяжеловооруженных конных рыцаря Ордена.
— На случай, если что-то пойдет не так, — объяснил Магистр Гавэну, хотя прекрасно знал: ничего не так пойти не может. Рыцари здесь лишь для того, чтобы первый министр чувствовал себя увереннее.
— Холодно у вас здесь, — пожаловался Гавэн, и Магистр понял, что первый министр все же нервничает. Да и кто бы не нервничал, оказавшись близ Порога в сезон максимальной активности тварей.
— Иногда бывает жарковато, — не удержался Магистр. Гавэн коротко глянул на него. Глава Ордена Горной Крепости сэр Генри для Магистра был довольно молод — ему не исполнилось и сорока лет. Но знатность рода, былые ратные успехи на нелегкой службе у Порога и — главное — родство с ним, Гавэном, первым министром королевского двора, позволили рыцарю возглавить самый могущественный рыцарский Орден в Гаэлоне.
Вовсе не из-за любви к двоюродному брату Гавэн упросил короля даровать сэру Генри великую честь стать Магистром Ордена Горной Крепости. Как все умные люди, занимающие высокое положение, первый министр немало думал о том, как бы это положение упрочить. Завистников и интриганов при дворе хоть отбавляй — а вдруг дойдут до короля какие-нибудь наветы или поклепы? Его величество, как и все монархи, человек вспыльчивый, а есть такие мастера клеветы, что любую небылицу преподнесут так, что сиятельный государь, не разбираясь, отправит неповинную жертву на плаху. А вот с первым министром Гавэном подобного точно не случится.
Во-первых, Ганелон ему безоговорочно доверяет и полностью убежден в его преданности (после той истории в Колючих Зарослях); во-вторых, сковырнись первый министр со своего поста — и все в королевстве пойдет кувырком. Потому что королевские приказы — королевскими приказами, но только один Гавэн знает, как сделать так, чтобы все, что пожелает его величество, исполнилось точно и в кратчайшие сроки. Ибо везде, ну просто всюду у первого министра есть люди, обязанные ему если не жизнью, то богатством или положением. И все из кожи вон лезут в стремлении угодить Гавэну, поскольку отлично знают: не потрафишь первому министру — угодишь в немилость к самому королю.
А вот сэр Генри… Что-то не особо заметно, что этот мужлан испытывает к двоюродному брату горячую благодарность за участие в своей судьбе. Ох уж это извечное презрение рыцарей к чиновничьему братству!.. Можно подумать, если бы Гавэн не подсуетился, он получил бы должность Магистра. Возможно, получил бы, но лет этак через пятнадцать — двадцать. Воитель сэр Генри, конечно, доблестный, но всем известно: чтобы чего-то добиться, помимо личных качеств, какие бы они ни были исключительные, необходимо обладать еще и тугим кошельком или же нужными связями. Так было всегда, так пребудет и вовеки!
Это (тут Гавэн мудро нахмурился в такт своим мыслям) основа жизни. Побольше бы сэру Генри почтительности… каковое чувство, прекрасно знал Гавэн, прямо свидетельствует о готовности выполнить любую просьбу. Но такие уж существа эти рыцари Порога, что ратное служение свое ставят превыше всего. А на то, что лежит вне пределов этого служения, смотрят с недоумением, как на вещи в этом мире вовсе излишние. Хоть в лепешку для них расшибись, все одно — не для себя выгоду понимают, а для своего Ордена…
Откуда-то (сам Гавэн не понял, откуда именно) долетело едва слышное гудение. Сэр Генри, громыхнув доспехами, быстро поднес рог, висящий у него на шее, к губам. Раздавшийся вслед за этим звук был такой силы, что с Гавэна едва не сдуло большую меховую шапку.
Подчиняясь сигналу, из-под холма появился рыцарь в полном облачении. Он с достоинством выступал по пыльной каменистой земле, на его шлеме высоко колыхались несколько пышных пурпурных перьев, с плеч струился длинный пурпурный плащ с ослепительно-белой меховой оторочкой. На левой его руке был укреплен большой четырехугольный щит, правая рука была свободна, и он расслабленно помахивал ею при ходьбе. За рыцарем — шагах в семи-восьми — поспевал отряд в два десятка ратников, вооруженных длинными тяжелыми копьями.
— Твоему сыну только пятнадцать? — пошевелился в кресле Гавэн. — Скажите пожалуйста, совсем взрослый мужчина! И, кстати говоря, у него твоя походка. Ни за что не отличил бы вас друг от друга… по крайней мере, на таком расстоянии.
— Эрл — прекрасный воин, — гордо проговорил сэр Генри. — Я смотрю на него и вижу великого воителя, о котором будут слагать легенды! Поверь, брат, не отцовские чувства говорят во мне, а жизненный опыт и знание людей.
— Я имел честь пообщаться с Эрлом сегодня, — сказал первый министр. — Он хорошо воспитан и учтив, как полагается отпрыску знатного рода, но, как мне показалось… не прими мои слова превратно, брат… он немного… простодушен. И это вполне объяснимо. С самого раннего детства Эрл не знал ничего, кроме Крепости Порога.
— Мой сын сопровождал меня в походах с тех пор, как ему исполнилось тринадцать лет, — сообщил сэр Генри. — В четырнадцать он уже свалил свою первую тварь. Ему некогда было учиться искусству лжи и притворства, то бишь всему тому, что вы называете «придворный этикет». Не прими мои слова превратно, брат.
— Ты прочишь своему сыну славное будущее, — задумчиво проговорил Гавэн, — я понимаю, что служение его величеству в Крепости у Порога — дело крайне важное…
— Служение его величеству, — довольно резко прервал министра сэр Генри, — дело единственно важное!
— Так и я о том! — развел руками Гавэн. — Разве я со своей стороны не делаю все, чтобы твоя Крепость ни в чем не знала нужды? У его величества столько забот о королевстве целиком, что охватить умом всякие мелочи он просто неспособен. На это, к слову, не способен ни один смертный. Мы, министры, затем и нужны, чтобы помогать монарху…
— Я и мои люди бесконечно благодарны тебе, брат, — проговорил с легким поклоном Магистр, хмурясь, потому что пока не понимал, куда клонит Гавэн. А в том, что сановный родственник посетил его не бездельно, Магистр ни минуты не сомневался. Он слишком хорошо знал Гавэна. Официальной версией была инспекция деятельности рыцарей Горной Крепости. На это имелась и скрепленная королевской печатью грамота. Но для подобного мероприятия (естественно, исключительно формального) обычно высылали доверенных лиц, придворным рангом гораздо ниже Гавэна.
Они помолчали немного, глядя на то, как юный рыцарь неподвижно и одиноко стоял посреди плато. Отряд копьеносцев, шедший за ним, рассыпался широким полукругом. Слишком широким. Будь Гавэн более искушен в ратном деле, он бы удивился такому расположению воинов. Было похоже на то, что рыцарь готовится в одиночку принять бой. А зачем тогда копьеносцы?
Первый министр ощутил странную вибрацию земной поверхности. Уже через несколько мгновений земля под ножками его кресла подрагивала вполне явственно. Гавэн инстинктивно поджал ноги.
А потом из черной дыры в сплошной стене гор вырвалось нечто неестественное и ужасное. Такого Гавэн не видел никогда. Чудище было громадным. Если бы какому-нибудь безумному магу пришло в голову увеличить обыкновенную пещерную ящерицу до таких размеров, чтобы она втрое превышала размеры самого большого зубра, наделить ящерицу парой перепончатых остроугольных крыльев и ужасной пастью, в которую свободно поместилась бы большая свинья, — пожалуй, тогда и получилось бы нечто подобное.
Первый министр вжался в кресло и зажмурился, когда дракон, тяжко грохоча, мерно перебирая мощными когтистыми лапами, поскакал прямо к юному Эрлу. Могучий хвост твари был воинственно задран кверху, из разверстой пасти вылетали языки пламени и облачка черного дыма. Приоткрыв правый глаз, Гавэн успел увидеть, как одинокий рыцарь — такой маленький и слабый на фоне приближающейся к нему твари! — спокойно повернулся лицом к холму, выхватил из ножен длинный меч и отсалютовал им. Потом дракон, остановившись на мгновение, чтобы подняться на дыбы, жутко заревел, выплеснув вместе с ревом сноп дымного огня, и Гавэн снова поспешно зажмурился. Ему очень хотелось вскочить из кресла и броситься наутек. Вовсе не достоинство высокопоставленного чиновника держало его на месте. Гавэна попросту парализовало от страха. Великие боги! Сейчас страшилище на бегу проглотит его племянника, затопчет жалких копьеносцев и ринется на холм! Эти трое закованных в железо конников и сам Магистр сэр Генри — что они могут сделать против такой громадины?..
Текли жутко длинные секунды, но драконий рев все не приближался. Когда первый министр услышал, как громоподобные раскаты рева стали прорежаться резкими и хлесткими звуками, будто сталь билась о сталь, он осмелился открыть глаза.
В первое мгновение он ничего не увидел. Вернее, ничего не понял из того, что увидел. Посреди плато колыхалось огромное сплошное облако черного дыма, похожее на гигантскую грязную тряпку, невесть каким образом зависшую в воздухе. Сквозь черную муть молниями мелькали всполохи огня и ослепительные вспышки мечущейся стали. Вдруг рев оборвался тонким визгом, от которого у Гавэна заледенели зубы, и облако дыма стало рассеиваться.
— Не очень-то и быстро, — раздался рядом голос сэра Генри.
Гавэн поднял голову и с изумлением убедился, что Магистр ничуть не встревожен происходящим. Сэр Генри спокойно стоял, скрестив руки на груди, и, прищурившись, наблюдал за схваткой. Можно подумать, его сын сейчас не рубится в одиночку с невыразимо ужасным чудовищем, а… скажем, занят рыбной ловлей! И любящий папаша досадует, что отпрыск недостаточно быстро подсек рыбу, и она сорвалась.
— Эрл перебил Мелкозубу жгучую железу, — заметив, что Гавэн смотрит на него, пояснил Магистр. — Теперь тварь не сможет плеваться огнем и застилать место битвы едким дымом. Ну и, конечно, здорово ослабнет, теряя кровь.
— Кому перебил? — пискнул министр.
— Мелкозубу, — повторил сэр Генри. — Так мы здесь называем эту зверюшку. Клыки у нее мелковаты, так что на стену замка стыдно повесить, вот и… Долго же Эрл с ним возился! Прости, брат, я рассчитывал показать тебе более достойное зрелище.
Гавэн дико уставился на него.
А тем временем на плато схватка заканчивалась. Дракон, жалобно взрыкивая и припадая к земле на каждом шагу, полз вперед. Хвост его бессильно волочился и то и дело вздрагивал, поднимая пыль. Откуда-то из-под нижней челюсти твари упруго выплескивала, пульсируя, тонкая и сильная струя крови. Эрл неторопливо отступал, поигрывая мечом, делая пробные выпады то вправо, то влево — он явно примеривался для последнего удара.
— Ненужное бахвальство, — проворчал сэр Генри. — Давно пора кончать зверюшку…
Эрл словно услышал отца. Ловко метнувшись в одну сторону, он легко увернулся от замаха громадной когтистой лапы и, прыгнув обратно, с размаху вонзил меч в то место, где шея чудовища соединялась с туловищем. И отскочил, прежде чем жалобно захрипевший дракон всем своим весом грянулся оземь.
Юный рыцарь снова повернулся к холму лицом, отсалютовал окровавленным мечом и, вытирая на ходу клинок полою плаща (только немного понизу обугленного), направился к отцу и дяде. Копьеносцы толпой ринулись к чудовищу, еще крупно подергивающемуся на залитой кровью земле.
Гавэн уже успел справиться с собой. Мышцы его тела расслабились, отчего по рукам и ногами министра побежали мурашки.
— Если ты хотел поразить меня, брат, ты своего добился, — сказал он. — Твой сын и мой племянник — великий воин! Сразить такую тварь в одиночку…
— Ему еще предстоит стать великим воином, — возразил сэр Генри. Он смотрел на Эрла, приближающегося к холму. — Мелкозуб — тварь неопасная. На битву с более крупной тварью я бы тебя не взял. Я намеренно приказал выманить дракона поближе к крепости. С другой тварью такой номер не прошел бы…
— Но… если это — неопасная тварь… то каких тогда вы считаете опасными?
— Орден Горной Крепости разит драконов уже много сотен лет. За это время мы отточили искусство битвы с ними до совершенства. Здесь главное — знание слабых сторон тварей и отлаженный механизм действий. Иногда из-за Горного Порога появляются драконы, которых можно одолеть только большим отрядом хорошо вооруженных и подготовленных воинов. Однако не думаю, что тебе это интересно, брат…
— Нет, почему же… — вежливо сказал Гавэн. — Но сейчас я хочу поговорить о другом. Как бы ты отнесся к тому, если я предложил бы Эрлу положение гораздо блистательнее того, которого он может добиться в Крепости?
Сэр Генри ответил не думая:
— Более почетного звания, чем Магистр Ордена Горной Крепости, нет и быть не может! — сказал он. — А я приложу все усилия, чтобы мой сын оказался достойным этого звания. Наш великий долг — служба его величеству! Наше место — здесь, в Крепости, которая стоит на пути свирепых тварей из-за Порога.
Гавэн помолчал немного, пожевал губами. До чего же трудно говорить с этими рыцарями! Другой бы уже на коленях ползал, подкинь Гавэн ему такую наживку. Ибо все знают: первый министр слов на ветер не бросает.
— Вы служите его величеству королю Ганелону, — начал он, — Ваше место — Крепость. Ваши враги — твари, появляющиеся из-за Порога. Но не думал ли ты, брат, что у его величества могут быть другие враги, с которыми никто, кроме доблестных рыцарей Горного Порога, не справится?
— О чем ты говоришь, брат? — нахмурился сэр Генри.
— Сейчас в окрестностях Гаэл она — мирно и тихо, — продолжал Гавэн. — Но — уж поверь мне, брат, — это скоро закончится. Королевство слишком долго живет спокойно. И его величество, да продлят боги его жизнь, знать не знает, что такое — война. Пожалуй, во всем Гаэлоне только рыцари Порога умеют крепко держать меч. А если грядет война? Совсем недавно бурлили княжества в Скалистых горах, и кто знает, что случится в дальнейшем… А среди нынешних дворян — я уж не говорю о дворе, состоящем из одних пьяниц, обжор и бездельников, — нет ни одного, кто мог бы повести в бой войска…
Гавэн нацелился было говорить в таком духе еще долго, но сэр Генри прервал его:
— Надо думать, ты хочешь забрать Эрла в Дарбион. И это не приказ его величества.
Первый министр подавил вздох облегчения. Сэр Генри быстро все понял. Надо же, он все-таки повзрослел!..
— Пока не приказ его величества, — ответил Гавэн. — Я планирую, что он отдаст его через… два года.
— Ты планируешь действия его величества на годы вперед, брат? — усмехнулся Магистр.
Гавэн предостерегающе выставил ладонь:
— Никто не может упрекнуть меня в том, что я не предан своему королю и своему королевству всем сердцем, — сказал он. — Все, что я сделал, делаю и буду делать, направлено на благо державы…
«И на упрочение собственной власти», — хотел добавить Магистр, но не стал этого делать. Не то чтобы он боялся обидеть брата или вызвать его недовольство… Просто ему было скучно говорить об этом. Поэтому он сказал вслух:
— Раньше чем через два года я бы тебе и не отдал Эрла. Пусть уже сейчас он сильнее некоторых рыцарей моего Ордена, но он чересчур молод. Он не постиг еще и половины всего, что должен постичь. А насчет Дарбиона… Никто не в состоянии уйти от своей судьбы. Эрлу суждена долгая жизнь, полная великих свершений и подвигов, которые впоследствии станут легендами, — я отчетливо чувствую это. Я не вправе судить, куда свернет его путь, я лишь знаю, чем он закончится. Славой! Величайшей славой, какой не было еще ни у одного из представителей нашего рода! Мой сын рожден быть великим.
Первый министр почувствовал удовлетворение оттого, что нащупал слабое место своего брата. Все же он не очень хорошо знал его. Они дружили в раннем детстве, но после четырнадцати лет почти не виделись — судьба развела их по разным дорогам.
— А откуда такой точный срок — два года? — вдруг спросил сэр Генри.
Гавэн улыбнулся:
— Через два года Литии, дочери его величества, исполняется шестнадцать лет. У меня есть все основания полагать, что тогда Ганелон и отдаст тот самый приказ…
Мгновенный блеск промелькнул в глазах Магистра Ордена Горной Крепости.
«В чем тогда смысл твоего нынешнего визита, старый лис»? — подумал сэр Генри.
«Чтобы ты крепче вбил себе в башку, что это я сделал твоего сына великим, я, и никто другой!» — подумал Гавэн.
Обменявшись взглядами, они поняли друг друга без слов.
На холм поднялся Эрл. Он шел, держа шлем, перья в плюмаже которого были сплавлены в бесформенную массу, в руке. Меч был вложен в ножны, а щит укреплен за спиной. Юное лицо сияло каплями пота и ощущением победы над грозным врагом. Первый министр поднялся ему навстречу.
— Я видел то, что ты сделал, — сказал Гавэн. — Это восхитительно! Это поражает! У меня нет слов…
Эрл поклонился.
— Мой меч служит королю и Стражам, и никому больше, — проговорил он строку из клятвы верности рыцарей Горной Крепости. — Мы делаем то, что должны.
— А теперь прошу дорогого гостя проследовать в Крепость, — сказал сэр Генри. — Обед уже готов.
* * *
Эта зима выдалась нелегкой для болотников. Патрули рисковали удаляться от Крепости не более чем на два дня пути — полчища тварей теснили рыцарей от Порога. Старые болотники не припоминали, чтобы когда-либо раньше активность монстров была такой высокой. К тому времени, когда снег плотно лег на землю, а морозы сковали зловонные воды Черных Протоков, погибло уже шестеро болотников. Трое еще поздней осенью ушли в большой мир и до сих пор не вернулись.
В эту зиму область у Порога патрулировалась посредством четырех групп рыцарей: два патруля ходили по маршрутам дозоров средней дальности, еще два патруля охраняли Болота близ Крепости — все четыре маршрута пересекались в определенных местах. Таким образом рыцари-болотники могли полностью контролировать огромную территорию Болот, с южной и северной сторон огражденную непроходимыми топями. На востоке стояла неприступная Болотная Крепость, надежно защищавшая мир беспечных людей от чудовищных тварей, появляющихся из-за Порога, располагавшегося в трех днях пути на запад от Крепости.
Каждый патруль состоял из шести болотников. Учитывая то, что Орден Болотной Крепости насчитывал около сотни рыцарей, а по правилам Ордена в Крепости постоянно должны находиться на меньше тридцати человек, вернувшимся из дозоров болотникам редко когда удавалось отдохнуть дольше суток. Рыцарей не хватало, да и то, что происходило у Порога, теперь больше напоминало развернутые военные действия, чем обычное патрулирование. Поэтому все понимали, что если через месяц активность тварей не спадет, существует опасность, что оборона Порога может дать трещину.
И все чаще на Болотах слышали тонкий вой Черного Косаря, который, словно издеваясь, не спешил показываться людям…
…В тот день патруль, в составе которого были Кай (ходивший уже вторым фланговым), Герб, Pax, Грев, Лис (опытный рыцарь, громадного роста, известный своей почти нечеловеческой силой) и Старх (молодой парень, на год или два постарше Кая, но только пару месяцев назад пришедший из Укрывища), ночевали в Лесу Тысячи Клинков. Рано утром они вышли из Крепости, а в полдень, достигнув Гнилой Топи, нарвались на трех Пылающих Прыгунов. Герб — старший в патруле — мгновенно перестроил болотников в звезду — боевой строй, позволяющий рыцарям держать круговую оборону, причем троих, занимающих передовые позиции, поддерживали трое с тыльного кольца. В битве с Пылающими Прыгунами выбирать тактику нападения не имело смысла — эти твари кидались в атаку, едва завидев противника. Битва оказалась короткой, но яростной — Прыгунов уничтожили за несколько минут. Потерь среди рыцарей Ордена Болотной Крепости не было. Греву досталось от мощных челюстей твари — Прыгун едва не отхватил ему ногу, но прочный доспех выдержал, и рыцарь отделался двумя громадными синяками; а Старху опалило лицо ядовитой слюной.
Ближе к вечеру возле Леса Тысячи Клинков Pax сбил болтами из тяжелого арбалета четыре Крылатые Гадюки. В каждом патруле полагалось находиться только одному рыцарю (как правило, это был старый и опытный болотник), при котором, помимо стандартного вооружения, был еще и арбалет. Болотникам повезло — налетевшая на них стая насчитывала всего около десятка особей. Потеряв четверых товарок, Гадюки ударились в бегство, обратно к Порогу.
Крылатые Гадюки нападали с воздуха. Каждая тварь в отдельности особой опасности не представляла, но они появлялись всегда стаями. Легче всего их было сбить издали, но сложность была в том, что снизу тварь защищали мощные пластины, между которыми угодить стрелой или болтом мог далеко не каждый, потому что зазоры появлялись и исчезали почти мгновенно, подчиняясь движениям мускулов широченных крыльев и лап, вооруженных острыми, истекающими смертельным ядом когтями. После этой схватки Кай положил для себя удвоить тренировки с луком и арбалетом — как выдастся для этого, конечно, свободное время.
Ночевали в чаще Леса Тысячи Клинков, с трудом отыскав небольшую кочковатую полянку среди плотно стоящих друг к другу ноженосцев — деревьев с кривыми ветвями, на которых вместо листьев торчали кривые плоские шипы, похожие на охотничьи ножи.
Поспать болотникам удалось всего несколько часов. Среди ночи все шестеро проснулись почти одновременно — каждый почувствовал, как неествественно быстро потеплел воздух. «Секущий Ползень», — сразу узнал Кай и крепче перехватил ручку щита.
Рыцари вскочили на ноги, обнажив мечи, и выстроились кругом, в центре которого встал Герб. В руках старика не было меча, и щит он не снимал со спины. Герб развел руки в стороны, кончики пальцев его засветились багровой кровью; сияющими каплями магическая субстанция падала на черную землю, из-под которой, все нарастая, стало раздаваться мерное гудение.
Десять ударов сердца, кроме этого гудения, ничего не было слышно.
Потом вдруг вокруг болотников взорвалась земля — из нее, разбрызгивая черные комья, мгновенно выросли длинные, зазубренные лезвия на мощных, покрытых грубой бурой шерстью конечностях. Невероятно сильные удары обрушились на рыцарей. Пятеро болотников, на каждого из которых приходилось по два-три лезвия, подняв щиты, отражали удары. Им оставалось только обороняться — длина лезвий превышала высоту человеческого роста, а многосуставчатые конечности, на которых лезвия крепились, искривленными корягами вздымались много выше деревьев-ноженосцев. Удары усиливались раз за разом — поляна стала похожа на гигантскую ладонь уродливого великана, сжимавшего когтистые пальцы, чтобы раздавить попавших на нее людей. Тело Секущего Ползня, непропорционально маленькое, скрывалось, постоянно перемещаясь под землей. Немалого труда стоило увидеть его.
Герб, стоявший посередине «ладони» и напряженно глядевший в землю, неожиданно вскинул вверх руки, будто что-то увидел среди содрогающихся и урчащих подземным гулом кочек. Кисти рук старого болотника вспыхнули ослепительным, режущим глаза светом, он свел ладони над головой, и из них полыхнул кверху ярко-алый заостренный луч, напоминающий меч.
Не медля ни секунды, Герб вонзил луч в землю.
Он попал, потому что промахнуться не мог.
Земля всколыхнулась так, что половина патрульных повалились с ног. Отчаянный, полный ужасной боли вопль вырвался из-под земли. Зазубренные лезвия судорожно вытянулись к черному небу, мелко забились в агонии… и снова втянулись в землю. Несколькими ударами сердца позже из ям, куда ушли лезвия, ударили фонтаны черной крови.
Остаток ночи рыцарям Пришлось досыпать в липкой зловонной грязи, в которую превратилась разрыхленная, обильно политая черной кровью твари земля поляны.
Следующий день выдался труднее предыдущего. Болотники двинулись заданным маршрутом по северному краю Черных Протоков — узких, соединенных между собой озер, образованных бившими из глубины топей ручьями. Под ногами рыцарей скрипел черный, мутно-прозрачный лед, под толщей которого неслись, сталкиваясь, упругие струи быстрого течения, многократно меняющегося в течение дня.
Утром на патруль дважды налетала большая стая Крылатых Гадюк — около полусотни особей. Осмелевшие от своей многочисленности твари, не обращая внимания на свистящие в туманном болотном воздухе болты Раха, обрушивались сверху на болотников, пытаясь достать их ядовитыми когтями и длинными, точно у волков, пастями, утыканными острыми зубами, также выделявшими ядовитую слюну. Результатом первой схватки стало пять тварей, убитых из арбалета Рахом, и еще четыре — мечами и магией остальных болотников. Когда Гадюки атаковали во второй раз, Кай изловчился особым свистом сбить трех тварей на землю, где и добил их мечом. Использование свиста повлекло за собой и другие последствия. Стая Крылатых Гадюк на какое-то время потеряла способность ориентироваться. Монстры заметались в воздухе, натыкаясь друг на друга. Несколько упали и были тут же уничтожены. Pax выпустил в цель остававшийся у него запас зарядов и убил более десятка Гадюк. Остальные с пронзительными воплями скрылись в клубах тумана.
— Трури хорошо тебя выучил, — сказал на это Герб, подойдя к Каю после боя, пока другие осматривали оружие и доспехи в поисках повреждений, а Pax выдирал болты из неподвижных туш Гадюк.
— Был бы он жив, мы бы успели больше, — ответил Кай. И присел на землю, завернувшись в широкий плащ из волчьей шерсти (плащи полагались болотникам на холодное время года и выдавались в арсенале). От использования особого свиста голова его кружилась, а руки ощутимо дрожали. И очень хотелось есть. По опыту Кай знал, что должно пройти не менее двух часов, прежде чем он полностью придет в себя.
— Когда противников много, а у тебя лишь нож, — проговорил, глядя на парня, Герб, — неразумно было бы метать нож в одного из врагов. Останешься безоружным. Понимаешь, о чем я?
Кай понимал. Его навыки особого свиста были еще слишком слабы, чтобы применять их в дозорах. Если бы схватка продолжалась еще несколько минут и он не был прикрыт патрульными, он бы погиб.
Рыцари продолжили путь. На краю Гнилой Топи они были атакованы стаей тварей, подобных которым еще не видели на Болотах. Жуткие создания, похожие на чудовищную помесь собак и рыб: лупоглазые, покрытые тусклой чешуей и с огромными мелкозубыми пастями, извергающими вонючую слизь, они передвигались абсолютно бесшумно, точно перебирали тонкими мохнатыми лапами не по болотной грязи, а по воздуху, и, нападая, не издавали никаких звуков.
Должно быть, магия тварей заключалась в том, что их невозможно было увидеть, пока они не подбирались вплотную. Чудовища словно соткались из тумана позади цепи. Здоровяк Лис, первым заметивший врага, мгновенно оценил ситуацию: вместо того чтобы принять оборонительную позицию, он предпочел с громким криком ринуться в битву, прикрывая товарищей. Рыцарь успел поразить лишь одну тварь — разрубил ее своим громадным двуручным мечом надвое и тут же был растерзан в клочья.
На применение магии времени не осталось. Молниеносно перестроившись в клещи, рыцари вступили в бой. Ожесточенно работая мечами, они медленно затянули стаю в кольцо и уничтожили до последней твари.
Победа досталась дорогой ценой. Кроме Лиса погиб Старх. Рыбы-псы словно не чувствовали боли от ран, клинки рассекали их тела, но твари, волоча за собой сизые внутренности, с неиссякаемой энергией бросались на рыцарей и, только рассеченные на куски, замирали, да и то не сразу. Какое-то время отрубленные конечности еще дергались, судорожно хватая болотников за ноги, мощные челюсти на отсеченных головах злобно клацали…
После схватки рыцари не говорили — не стоило тратить силы на пустые разговоры. Им оставалось еще преодолеть Гнилые Топи, чтобы к вечеру вернуться в Крепость. Кая пошатывало, он уже несколько раз проклял себя за то, что решил использовать особый свист. Pax сумрачно молчал, помогая Греву перевязывать тряпицей изрядно порванную ногу. Герб (несмотря на возраст, он, кажется, вымотался меньше других) взвалил на плечи тело Старха, и патруль, почтив общим поклоном память павшего товарища, двинулся дальше.
От Лиса остались одни кровавые клочья, поэтому Pax захватил с собой лишь его меч — не для того, чтобы вместо тела предать его черной озерной воде, а для того, чтобы оружие послужило кому-нибудь еще.
Четверо шли по кочкам, поросшим мхом, между кривыми деревцами, огибая лужи со смрадной стоячей водой. Патруль возвращался в Крепость. Белесый туман окутывал мрачные Болота, скрывая от рыцарей окружающий мир, и мир этот изменялся все больше и больше, по мере того как гас солнечный свет.
Позади все чаще вспыхивал многоголосый шум, в котором опытное ухо легко различало визг и нечеловеческий хохот Пылающих Прыгунов, низкий, стелющийся по земле рык Дробящего Увальня, яростный клекот Крылатых Гадюк, шипение Гадкого Дикобраза и вопли других тварей, уже вышедших на охоту, но до поры до времени прячущихся в тумане.
Этот туман искажал звуки, но Кай ясно различал расстояние, которое отделяло поредевший патруль от тварей. Ближе всех был Дробящий Увалень, но и он находился, по меньшей мере, часах в двух ходьбы по направлению к Порогу.
Болотники шли к Крепости, ни на йоту не отклоняясь от заданного маршрута, но Кай не мог отделаться от ощущения, что они бегут с поля сражения, а сзади их настигают торжествующие полчища врагов.
— Скверно, — проговорил Герб, идущий рядом с парнем. — Не припомню, чтобы на Болотах было так скверно. И что хуже всего: с каждым часом становится все сквернее. Сдается мне, что не пройдет и пары дней, как мы уже не будем выходить в дозоры. Твари осадят Крепость. На моей памяти такого не бывало, но история нашего Ордена знает два подобных случая…
— Позволь мне понести Старха, — обратился к нему Кай.
— Моих сил хватит еще на три четверти часа, — мгновенно подсчитал старик. — К этому времени ты отдохнешь от своего свиста, а я почувствую усталость.
Кай шел левым фланговым. Правым фланговым после гибели Лиса стал Рах. Грев двигался между ним и Гербом. Видно, челюсти рыбо-псов, не получивших еще имени, серьезно повредили ногу рыцаря. Он отстегнул от пояса меч в ножнах и опирался на него при ходьбе, как на трость. Лицо Грева белело под поднятым забралом болезненной бледностью, над бровями поблескивали мелкие капли пота.
Прошло около получаса, но Герб вдруг остановился. Подумав, что силы уже оставили старика, Кай шагнул к нему, но Герб не спешил спускать с плеч бездыханное тело Старха. Глядя прямо перед собой, он прошел немного вперед. Кай догнал его, остановился рядом… и стиснул зубы.
Среди полуоплывших комьев мягкой илистой земли, пучков вырванного с корнем мха лежали четыре человеческих тела, жутко искромсанных. Вокруг них валялись обломки доспехов, какие могли носить только рыцари Ордена Болотной Крепости. Чуть поодаль громоздились две громадные туши, почти наполовину погрузившиеся в топкую грязь.
Подошли Грев с Рахом. Герб опустил тело Старха на землю. Четыре рыцаря стояли над трупами пяти товарищей и молчали. Говорить было незачем — перед каждым встала картина произошедшего. Для любого болотника восстановить ход событий, основываясь на консистенции крови, свернувшейся на латах, положении тел, характере повреждений и прочем, было делом почти мгновенным.
Не четверо погибло в этой схватке, отгремевшей более трех часов назад, а трое. Дальний патруль, чей маршрут следования пересекался здесь с маршрутом патруля Герба, наткнулся на Хозяина Тумана — это случилось еще утром. В битве с Хозяином и его сворой погибло три рыцаря, тело одного из которых уцелевшие болотники взяли с собой. Двоих оставили — видно, забирать было особо нечего… Третий — Гал, молодой рыцарь, обучавшийся в одно время с Каем, — оказался ранен настолько тяжело, что не мог самостоятельно передвигаться. Пережив по пути к Гнилой Топи схватку с Гадким Дикобразом (об этом говорила рана одного из рыцарей, перевязанная тряпкой, от которой еще густо несло целебной мазью, нейтрализующей яд Дикобраза), трое болотников вступили в бой со стаей Зубастых Богомолов.
Эти твари и впрямь напоминали насекомых, благодаря которым получили свои имена, — с той только разницей, что размером превосходили откормленного быка и обладали страшными клешнями, способными раздробить здоровенный валун. Нападая, они выпускали клубы черного дыма, лишь раз вдохнув который человек слеп и умирал в жутких судорогах. Тяжелый этот дым не рассеивался ветром, прогнать его можно было только магией. По степени опасности Богомолы уступали лишь Хозяину Тумана. И конечно, легендарному Черному Косарю… Обычно Зубастые Богомолы появлялись из-за Порога поодиночке, но нередко объединялись в небольшие стаи, по три-четыре особи. На такую стаю и вышли рыцари: двое израненных, обессиленных предыдущей битвой и один едва живой…
Кай в последний раз скользнул взглядом по изрытой земле и посмотрел на две неподвижные туши.
— Их должно быть четыре! — сказал он, чутко оглядываясь по сторонам. — Две твари ушли!
Герб качнул головой.
— Ушла только одна. И ушла недалеко. Тварь изранена. Она оставалась неподвижной долгое время и начала двигаться совсем недавно.
Кай удивленно глянул на старика, но смолчал.
— Оружие, — коротко приказал Герб. — Pax и Грев. Рыцари собрали оружие павших болотников, включая и мечи тех, кто погиб в схватке с Хозяином Тумана: два клинка в ножнах, связанные между собой бечевкой, лежали рядом с откушенной по локоть, окровавленной рукой одного из рыцарей.
— Клин, — отрывисто проговорил старик. — Скорым шагом вперед!
Выстроившись клином — диагональной шеренгой, боевым строем, позволяющим молниеносно перестроиться в любой другой, — рыцари двинулись в гущу тумана. Всего через несколько шагов Герб, идущий впереди, ненадолго сменил направление, чтобы обойти застывшую тушу третьего Богомола, который подох от ран недалеко от места битвы.
Кай шагал следом за Гербом. Только когда труп твари скрылся позади них в тумане, он понял, почему старик приказал спешить. Казалось бы, Зубастый Богомол, уже изрядно потрепанный в схватке, не представлял особой опасности для ближнего патруля, на который неминуемо выйдет — если уже не вышел. Зачем тогда тратить силы на то, чтобы его догнать?
Вовсе не за Богомолом вел старик свой отряд — догадался Кай. Полностью уничтоженный дальний патруль оставил незакрытым окно шириною на весь остаток пути, который не успел пройти. И через это окно к Крепости хлынули твари. Кто знает, сколько их сейчас бродит по территории Гнилых Топей, сколько скрывается в тумане, выжидая? А Грев ранен, да и остальные болотники обессилены схватками и долгим переходом почти без отдыха. У Кая не осталось ни одного заклинания, и сила амулетов давно истощена… Герб попросту уводил людей от опасности, пытаясь добраться хотя бы до мест, охраняемых одним из ближних патрулей.
Недалеко впереди вспух угрюмый стон: «У-ум… у-ум…», в котором легко было узнать голос Дохлого Шатуна, и почти сразу же пахнуло характерной для этой твари трупной вонью. Где-то слева, может быть шагах в двухстах, раскатился звонкий щелкающий посвист Рогатого Змея — знак того, что Змей заметил добычу и готов напасть.
— Не останавливаться! — негромко прикрикнул Герб. И после этих слов в сердце Кая толкнулся страх. Страх вовсе не за свою жизнь. Ведь они — бегут! Спасаются бегством от тех, кого обязаны уничтожать. Если уж рыцари Ордена Болотной Крепости бегут, что же тогда крепкого остается в этом мире?
Герб ускорил шаг. Подняв шит, он отвел назад руку, сжимающую меч. Кай рванул было за ним, но, не оборачиваясь, старик выкрикнул:
— Не встревать! Круговая оборона!
Из тумана выступила громадная фигура, поводящая перед собой чудовищными клешнями. Герб кинулся на нее. Скользнув под одной из клешней, ударом щита вскользь он отбил вторую и с размаху всадил меч в сочленение, соединяющее вооруженную клешней конечность с телом. И тут же отскочил.
Богомол зашипел. Тряся башкой, он отступал, и левая клешня его безжизненно свисала вдоль тела, и движения были замедленны. Кай успел еще заметить, как Герб снова кинулся в атаку, — и тут начался весь этот кошмар.
* * *
Дохлый Шатун и Рогатый Змей напали одновременно с разных сторон. Кай принял Шатуна, Рах и Грев выступили против Змея, как против врага более опасного.
Тухлая вонь окутала Кая, когда из туманных клубов на него вышла, медленно переставляя толстые лапы, тварь, похожая на огромного голого медведя. Лоснящаяся зловонным жиром кожа свисала хлюпающими складками, мощные челюсти были сомкнуты, а глазки поблескивали тусклым желтым светом. Кай тут же отвел глаза — ни за что нельзя было встречаться взглядом с Шатуном. Мастера Укрывища говорили, что тварь способна заставить мозг человека закипеть и взорваться.
Тварь выглядела крайне медлительной, но впечатление было обманчивым. От вони Дохлого Шатуна замутило, но Кай знал, что это не просто тошнота. Через несколько вдохов ядовитые пары проникнут в кровь, и суставы застынут, лишив тело возможности двигаться. Кай не стал задерживать дыхание. Вонь твари имела магическое происхождение, и только магией можно было ее рассеять, но нужного заклинания сейчас не было в памяти парня, заклинания, которые он приготовил в Крепости, давно уже израсходованы. Единственный выход был — покончить с Шатуном как можно скорее. А для этого надо было решиться… И он решился.
Кай кинулся вперед, занеся меч для удара. Шатун отпрянул, присев на задние лапы. Сделав ложный выпад, парень швырнул в тварь щит и меч. Со стороны казалось, что оба броска прошли одновременно, но на самом деле щит полетел в Дохлого Шатуна на крохотную долю мгновения раньше. Тварь отреагировала на щит, втянув башку в плечи, но от меча уйти не успела. Клинок рассек жирные складки, глубоко погрузившись в тело. Шатун зарычал, напрягся, словно для рывка, но, вдруг обмякнув, обрушился на землю. Кай скакнул к нему, подобрал щит, выхватил меч и откатился в сторону — туда, где Рах и Грев добивали Рогатого Змея. Только после этого Кай смог позволить себе облегченно вздохнуть — получилось!
Грев, прикрывая Раха, отбивал мечом судорожные броски длинного и гибкого змеиного тела, покрытого неисчислимым множеством острейших рогов разных размеров и конфигураций, а Рах, укрывшись за спиной товарища, торопливо договаривал Секущее Слово Оома — и пальцы болотника точно росли, наливаясь ярким желтым светом. Забрало со шлема Грева было срезано ударом одного из рогов, лицо заливала кровь. Рука, которой он удерживал щит, заметно подрагивала, когда удар приходился на щит, кровь густо брызгала из-под щита. Последнюю строфу заклинания Рах прокричал. Грев, услышав, отскочил назад, и Рах нырнул вперед, вытянув руки. Длинные и кривые желтые светящиеся когти, выросшие на пальцах болотника, за один взмах рассекли тварь на множество кусков — точно головку сыра.
Отчаянно завизжав, опрокинулся Зубастый Богомол. На мгновение место схватки окутала ватная тишина. Потом затрещали вокруг синие всполохи, и над головами болотников заметались стаи Мороков. Голова Кая закружилась, но не очень сильно: видно, в его Белом Обереге осталось еще немного энергии.
— Клин! — тяжело дыша, выкрикнул Герб. — Не разрывая строя — вперед! Скорым шагом!
Усы и борода старика были выпачканы кровью: алой, человеческой — своей — и пурпурно-черной кровью твари.
Герб снова пошел первым. За ним поспешил Кай. Каждый сустав его мучительно ныл, но подвижность тела, кажется, пока не снизилась. Грев двигался с большим трудом, но Рах, идущий последним, не пытался помочь ему: нельзя было ослушаться приказа, нельзя было разрушить строй — он понимал это, как понимал и сам Грев.
Клубы тумана распахнулись точно ворота, выпустив жуткую, гротескную до фантастичности фигуру. Тварь была просто невероятных размеров, передвигалась она на двух толстых, бревноподобных лапах, словно человек. Передних лап не было вовсе, а над кожистым мешком головы кружились-метались существа, напоминавшие бескрылых летучих мышей. Впрочем, эти «мыши» самостоятельными существами не являлись: связанные с головой твари длинными усиками-пуповинами, они были ее глазами — покрытыми шерстью шарами, окруженными, будто ресницами, вращающимися кривыми костяными лезвиями.
Тварь эта имела имя — Пучеглаз. В радиусе нескольких шагов вокруг нее корявые деревца согнулись к земле еще больше, древесная кора закипела, ветви вязкими струями потекли вниз. Кай почувствовал, как кожу на лице стянуло невидимыми обжигающими нитями. Он открыл рот, чтобы глотнуть воздуха, но в гортань будто рванулся жидкий огонь. В глазах парня потемнело.
Герб, от доспехов которого повалил пар, поспешно отпрыгнул назад, едва не сбив с ног Кая. Старик перебросил меч в левую руку, на которой был укреплен щит, а правой сорвал с пояса сухой рыбий пузырь, где плескалась ядовито-синяя жидкость. С тонким треском пузырь лопнул под его пальцами, жидкость мгновенно испарилась — и воздух немедленно посвежел.
Кай и сам не понял, как оказался на земле. Кажется, он на какое-то время отключился. Когда же пришел в себя, вокруг кипела схватка. Герб отбивался огненными плетями от невесть откуда взявшейся стаи рыбо-псов. Проломленный щит и меч, раскрошенный челюстями тварей на множество обломков, валялись под его ногами. Плети при попадании в тварей вспыхивали снопом оранжевых искр, вырывая из тел рыбо-псов куски вонючего мяса.
Теперь Pax защищал Грева от налетавших с невероятной ловкостью глаз Пучеглаза. Вращая мечом с такой скоростью, что трудно было заметить клинок, болотник отбивал от себя и от товарища шерстяные шары, отсекал костяные «ресницы». Когда ему удавалось пронзить мечом глаз, тот взрывался фонтаном слизи и бессильно повисал на подергивающемся усике. Перерубить усики Pax не пытался, он знал об их прочности — болотники плели из них кольчуги. Грев, скорчившись на земле, читал заклинание.
Кай поднялся на ноги и снова упал. Вовсе не усталость терзала его. Магическая защита парня очень ослабла — магия тварей из-за Порога вытянула из него все силы. Но надо было встать — Pax явно не справлялся. Пока он парировал удары, но надолго его не хватило бы — тварь была много сильнее.
Вот треснул его щит: костяные «ресницы» выломили из него порядочный кусок. Pax отступил, качнувшись от удара, и это крохотное замешательство стоило ему страшной раны. Свистнул очередной шерстяной шар, завизжали, крутанувшись вокруг шара-глаза костяные ножи — щит вместе с отрубленной по локоть рукой отлетел в сторону. В то же мгновение Грев дочитал заклинание. Правая его рука, сжатая в кулак, занялась черным пламенем, он ударил кулаком в землю — и по ней к Пучеглазу побежала пылающая черная дорожка. Еще через мгновение громадный монстр, объятый магическим огнем, зашатался. Усики вздернулись вверх, словно волосы встали дыбом на голове напуганного до смерти человека, и тварь, точно срубленное дерево, повалилась навзничь.
Кай бросился к Раху, но Грев опередил его. Морщась от боли в раненой ноге, рыцарь содрал с себя ремень и скоро перетянул кровоточащую культю. Герб в последний раз взмахнул огненными плетьми. Последний уцелевший рыбо-пес упал в грязь с развороченным хребтом.
Плети тут же угасли. Шатаясь, Герб подошел к связке мечей и выдернул себе один. Потом подобрал треснувший щит Раха.
— Клин… — хрипло выговорил старик. — Вперед! Не останавливаться…
Кай глянул в лицо Герба и закусил губу. Борода рыцаря, всегда аккуратно подстриженная и причесанная, теперь была всклокочена и черна от крови и грязи. Под левым глазом тянулась глубокая рана с драными краями, а вместо правого глаза чернела пульсирующая кровью пустота. «Сегодня мы все погибнем», — вдруг ясно понял Кай.
Они снова выстроились клином и снова двинулись в путь. Отравленное магией тело отказывалось подчиняться Каю. Чтобы просто идти, требовались чудовищные усилия воли. Как еще передвигались израненные Pax и Грев, он просто не представлял. Но когда налетела стая Крылатых Гадюк и надо было драться, Кай дрался. Он не думал о том, каким образом у него это получалось. Отвага смерти заполнила его душу, и он просто делал то, что было нужно. Рыцари рубились с тварями мечами, так как арбалет Раху пришлось бросить: нести с собой что-то еще, кроме мечей и щитов, уже было не по силам ни одному из уцелевших болотников.
Крылатые Гадюки сорвали со спины Кая плащ и глубоко пропороли левое плечо, сильно помяв наплечник и полностью оторвав пластины, защищавшие предплечье. Рах сильно ослабел, Греву пришлось прикрыть его своим телом, и он сам попал под смертоносные когти. Одна из летучих тварей подняла Грева высоко к черному небу, где рыцарь был в мгновение ока растерзан.
Тогда Кай снова воспользовался особым свистом. Если бы он не сделал этого, они погибли бы все. И на особый свист неожиданно нашлись силы. Страх отпустил Кая. Мысль о том, что он фактически уже мертв, прочно утвердилась в мозгу. Ему оставалось только утащить за собой в могилу как можно больше тварей и этим самым исполнить до конца свой Долг.
До Тихого леса, где начинались земли, расчищенные ближним патрулем, оставалось совсем немного — вот-вот из тумана встанут голые ветви корявых деревьев. Они остановились на несколько мгновений, которые понадобились для того, чтобы Кай полил раны от когтей Гадюки отваром, нейтрализующим яд. Когда он сделал это, в его сердце зародилась надежда на то, что им все-таки удастся каким-то чудом остаться в живых. Всего полчаса ходьбы или даже меньше отделяли болотников от Тихого леса.
Кай отогнал от себя эту мысль, она мешала сосредоточиться на контроле над окружающим миром. И тут кочка впереди шеренги из трех рыцарей вдруг вздыбилась, сбрасывая комья мокрой земли. Массивные желтые бивни блеснули под лунным светом, вспыхнули и завращались красные огоньки глаз, гроздью рассыпанные на широкой морде Серого Горбуна, магия которого молниеносно превращала в серую труху все живое, на что упадет взгляд твари.
Серого Горбуна можно было убить только на расстоянии, но арбалета уже не было. Герб, который истощил все свои заклинания, прикрывая лицо щитом, швырнул в тварь один за другим три кинжала, но они лишь слегка поцарапали толстую шкуру, покрытую густо, как шерстью, мельчайшими и длинными шипами.
Серый Горбун, пригнув утяжеленную бивнями башку, ринулся в атаку. Серая труха, в которую превратился болотный мох, разлеталась под его острыми копытами. Шипастый гребень на огромном горбу раскачивался из стороны в сторону.
Рах через силу улыбнулся и воткнул в землю свой меч. Не переставая наговаривать срывающимся голосом неизвестное Каю заклинание, шатаясь и хромая, он пошел навстречу твари. Рах шел, закрыв глаза, и тело его с каждым шагом странно раздувалось — до того, что затопорщились пластины доспехов, будто наливаясь чем-то изнутри. Из культи брызнула длинная струя крови, треснув, лопнул стягивавший ее ремень. Серый Горбун в прыжке нанизал болотника на один из бивней, и Раха вдруг разорвало с такой силой, что содрогнулась земля. Когда рассеялся черный дым и клочья плоти посыпались на землю, стало видно, что тварь разорвало вместе с рыцарем…
Через несколько шагов перед Гербом и Каем проявились первые деревья Тихого леса. Рыцари остановились. «Спасены? — со странным равнодушием подумал парень. — Спасены…»
Герб, ссутулившись, оперся на обнаженный меч. Он тяжело дышал и никак не мог отдышаться. И Кай увидел то, что видел старик.
Земля на опушке была сильно изрыта и усеяна сломанными ветвями. Несколько деревьев оказались сломаны у корней. Пройдя десяток шагов в глубь леса, Кай остановился. Перед ним лежало окровавленное и неподвижное тело человека в измятых и переломанных доспехах. Рядом поблескивал сломанный меч. Парню понадобилось пройти еще совсем немного, чтобы набрести на место битвы. Пять человеческих тел — искромсанных, обугленных, разорванных на куски — лежали вперемешку в тушами убитых тварей, корявых и уродливых даже в смерти. Не оборачиваясь, Кай почувствовал, что его нагнал Герб.
— Ближний патруль перебит, — сказал Кай, хотя в словах не было необходимости.
Ближний патруль перебит. Значит, твари прорвались к самой Крепости. И у рыцарей не осталось ни малейшего шанса пережить эту ночь.
Позади них белесый болотный туман закипал воем чудовищ. В гуще Тихого леса раздался громкий треск ломаемого дерева… и замогильный хохот Черного Косаря.
