Глава 3
Красавчик еще раз проверил спуск арбалета и, облизнув губы, чуть приподнялся в траве. Перед ним лежала маленькая полянка, со всех сторон окруженная высокой травой. Очень удобная полянка — те, кто ступят на нее, окажутся как на ладони, а вот спрятавшихся в траве вокруг полянки ни за что не заметить. Остроглазый Фара уже подал знак, что четверо ублюдков с малолетным поганцем близко. Небось плетутся себе по тропинке, не подозревая о том, что ожидает их впереди… Не сдержавшись, он скрежетнул зубами. Ух, если бы повезло взять хоть кого-то из этой четверки живьем! Лучше всего, если этим счастливчиком окажется тот паскудный старик с белой бороденкой, подстриженной так ровно, что можно подумать, будто он каждое утро начинает с похода к цирюльнику. Ух, если б повезло!..
Но Красавчик был опытным головорезом. Он понимал: если кто-то один из четверых путников так ловко ухайдакал всю его банду, что никто из ребят толком ничего и не помнит, то эти гады — народ опасный. Может, какие-нибудь королевские агенты… или еще что-то в этом роде.
Недаром Гиза золотом заплатил Лесным Братьям за сегодняшнее мероприятие — авансом больше половины выдал. Не так жаль золота, как собственной репутации. Эти ублюдки приехали и уехали, а ему в Гарлаксе и окрестностях еще жить и работать до того самого момента, как оборвется его жизнь — либо честным ударом меча в лихом бою, либо предательским тычком кинжала при разделе добычи (такое ох как часто случается), либо гибельным натягом позорной петли. Последнее, конечно, предпочтительней. Потому что с нынешней властью в Гарлаксе виселицы особо опасаться не приходится. Знай себе серебро отстегивай толстозадым стражникам…
И никуда эта четверка не денется, будь они хоть тысячу раз опытные и искусные воины. Одиннадцать головорезов, закаленных в битвах и убийствах, лежат рядом с Красавчиком. Трое лучников сидят, притаившись, на верхних ветвях осин, скрытые густой кроной. Четырнадцать человек, не считая дозорного Фары и самого Красавчика, четырнадцать против четырех! Как только всадники ступят на полянку, свистнет тетива, вопьются смертоносные стрелы в спины врагов, и враги — те, кто останутся живы, — рванутся вперед, прямо на засаду! Ни единого шанса нет у этой четверки!
Впереди послышался хруст ветвей и дробный топот.
Гиза напрягся, положив палец на спуск арбалета, прищурился. Попались, голубчики! Он явственно ощутил, как вокруг него затаили дыхание, сжимая в руках оружие, спрятавшиеся в траве Лесные Братья. Вот-вот упруго треснет тетива, отправляя в полет стрелу с отточенным до содрогающей остроты наконечником, и заметаются среди деревьев вопли боли и ужаса…
Топот стал ближе, и на поляну выскочил человек. Красавчик Гиза выпучил глаза, узнав в нем дозорного Фару. Разорванная рубаха бандита летела позади него, будто встрепанные крылья, один рукав был разодран до плеча, а второго не было вовсе, и обнаженная рука блестела красным, словно с нее спустили кожу. А от этой руки несся вслед за Фарой шлейф кроваво-красного дыма.
Вокруг Гизы недоуменно зароптали невидимые разбойники.
— Тихо! — скрипнул зубами сам ничего не понимающий Красавчик и вскинул вверх руку.
Фара споткнулся и покатился по траве. Только тогда он заорал, истошно и нечленораздельно, точно у него лишь в этот момент прорезался голос. Пока Гиза лихорадочно соображал, что же предпринять, кроны близлежащих деревьев взорвались зелеными брызгами сорванных листьев, и оттуда с перепуганными воплями, будто сорванные чудовищными порывами ветра, вылетели один за другим, размахивая руками и ногами, трое разбойников. Со всего маху грянувшись о землю, двое тут же затихли, а третий забился-застонал, тиская в обеих руках неестественно согнутую ногу.
На поляну выехал круглолицый коренастый воин на низкорослом коне. Конь бежал небыстрой трусцой, а в руках воина не было оружия — руки он держал перед собой, неторопливо потирая, словно разминал суставы.
Красавчик вскочил так стремительно, что звякнула его кольчуга тонкой гномьей работы, снятая год назад с одного заезжего купчика, мнившего себя, как еще помнил Гиза, умелым воином, но погибшего от удара ножом в затылок, не успев даже обнажить меч.
Вцепившись в арбалет, Красавчик оглянулся. То тут, то там поднимались из травы Лесные Братья с дубинами и палицами в руках. Братья обалдело переглядывались, и самому Красавчику было очень не по себе. Круглолицего он узнал сразу — один из тех, четырех! Но где же остальные? И почему воин не вооружен? И что же все-таки приключилось с Фарой и тремя лучниками?
«Окружают! — мгновенно сообразил Красавчик. — Другие трое заходят с тыла или флангов!» — и, наставив арбалет на врага, нажал крючок.
Привычное чувство, что болт пошел верно, радостно обожгло Гизу, но в тот же момент круглолицый небрежно взмахнул рукой, будто отгоняя назойливую муху, и болт, который должен был вонзиться ему в лицо, кувыркаясь, отлетел в сторону.
— Взять! — взвизгнул Красавчик, уронив арбалет и потянувшись к мечу на поясе. — Взять! — снова крикнул он, но, вспомнив о возможной угрозе с других сторон, заверещал: — Косматый, Сучок, Лис — оборона кругом!
Всадник остановил коня и поднял руки.
«Сдается? — толкнулась в голове Гизы шальная мысль. — Да что творится-то, в конце концов?!»
Всадник выписал в воздухе замысловатый знак, диковинно растопырив пальцы… И вдруг земля ушла из-под ног Красавчика. Тошнота подступила к горлу, а перед глазами замельтешили разноцветные точки. Вой и крики ударили в уши, Гиза попятился, но неожиданно обнаружил, что его ноги по колено увязли в мутной и липкой грязи, в которую почему-то обратилась упругая лесная почва. Он рванулся — раз и еще раз, но добился только того, что погрузился в вязкую топь по пояс. Обезумев от ужаса, Гиза заревел. Тошнота терзала грудь, и, чтобы хоть как-то сдержать восстающую из желудка муть, бандит схватил себя за горло. Руки нащупали навощенный шнурок и, скользнув по шнурку, опустились на костяной оберег. И тотчас мир изменился.
Тошнота исчезла, как ее и не было. Гиза обнаружил себя лежащим на земле. Рядом валялись его арбалет и меч, а вокруг творилось нечто невообразимое. Лесные Братья катались по полянке: побелевшие от испуга глаза выкачены, из раззявленных ртов с нитями слюны рвутся рваные вопли. Разбойники, побросав оружие, с сумасшедшей силой колотили вокруг себя кулаками, выбивая ошметья земли и травяные клочья, сучили ногами, словно пытались побежать не вставая. А всадник, нахмурясь, все поводил в воздухе руками, будто перед ним был большой котел, и он окунал в этот котел кого-то невидимого…
Тяжело дыша, Красавчик приходил в себя после страшного напряжения. Оберег он так и не выпустил из рук. Вот и пригодилась эта безделушка, вырезанная из древней желтой кости, изображающая оскаленную пасть какого-то неведомого зверя. Этот оберег он года полтора назад выиграл в кости у одного старикашки в разрисованном лиловыми языками пламени балахоне — то ли изгнанного из Сферы мага, то ли просто выжившего из ума старого пердуна. Старикашка, проиграв содержимое кошелька, поставил на кон этот оберег, запросив за него аж два золотых гаэлона. Те, кто сидел за столом, расхохотались, а Гиза, кивнув, молча бросил золото на стол… «Репутация дороже золота» — так всегда говорил Красавчик. Вещица ему понравилась, а от звонких монет в тот вечер оттягивались карманы…
— Так вот кто вы такие, — прошептал Гиза, скаля зубы с земли. — Колдуны, значит, чернокнижники!.. Ну ничего. Красавчик и не таких ломал!..
Не спуская единственного глаза со всадника, все еще продолжавшего свои пассы, Гиза, левой рукой стискивая оберег, правой дотянулся до меча. Потом осторожно оттолкнулся ногами и в несколько рывков откатился в тыл всаднику. Задержав дыхание, вскочил и со всей прытью, на которую был способен, кособоко кинулся с мечом в руках на круглолицего. Когда стальной клинок свистнул в воздухе, когда крохотная доля мгновения осталась до того, как меч разрубит бок проклятого колдуна, Красавчик не выдержал и победно заорал.
Вернее, только открыл рот для крика, который, не прорвавшись наружу, накрепко застрял в его глотке. Потому что круглолицый, не оборачиваясь, извернул туловище и звучно припечатал Гизу каблуком в лоб.
Красавчик рухнул навзничь, и разум его потух.
* * *
Очнувшись, Гиза увидел такое, что тотчас пожалел о том, что слишком рано пришел в себя. Лесные Братья — волосатые, бородатые мужики, покрытые боевыми шрамами, повидавшие на своем веку столько крови, сколько не каждый мясник видал, — ползали по полянке, воя от ужаса, натыкаясь друг на друга, точно слепые овцы. Но не это было самым страшным. Красавчик повернул голову, и волосы его зашевелились.
Всадник, точно изваяние, возвышался в центре полянки. Руки он раскинул в стороны, а с его растопыренных пальцев струились дымные струи, сливавшиеся в две полупрозрачные плети — по одной с каждой руки. Неимоверно длинны были эти плети. Извивающиеся змеями, они окружали поляну. То тут, то там вдруг взлетали вверх острые, дымные оконечья и жалили отбивавшихся от общей кучи разбойников.
Красавчик, жмурясь от страха, пополз к краю поляны. Сейчас он поднимется на ноги, одним прыжком перелетит через жуткую извивающуюся преграду и исчезнет в лесных зарослях. Только бы получилось! Иначе нельзя. Иначе — верная смерть. Зря все же он связался с этими нелюдями — явственно понял Гиза. Один раз посчастливилось уйти живым, снова сунулся в пекло…
В его памяти всплыла вдруг угроза старика: «Будь уверен, еще раз попадешься нам — разговор будет совсем другим…» В том, что всадник собирает Лесных Братьев в кучу, чтобы покончить с ними со всеми разом, он не сомневался. Не сомневался и в том, что этот гад, выполняя обещание седобородого, отыщет для Красавчика такую мучительную смерть, что демоны в багровых глубинах своего Темного Мира взвоют от радости.
Гиза остановился, когда на расстоянии вытянутой руки от него заколыхалась переливающаяся лоснящейся чернотой дымная «плеть-змея». Он вскочил, и тут же «змея» вздыбилась и острой головкой ударила его в грудь, отшвырнув в самую гущу стонущих Братьев. «Конец», — понял Красавчик.
Всадник всплеснул руками, и «плети» медленно истаяли, образовав над полянкой едва заметное серое облачко.
— Снимайте одежду, — низким спокойным голосом проговорил он. — Да поторопитесь, и так я с вами уйму времени потерял. И учтите: кто хоть палец протянет к оружию — горько об этом пожалеет!
Последнее предупреждение было явно излишним. Половина разбойников плакали, точно малые дети.
* * *
Крис нагнал товарищей, когда уже стемнело. Кай, все еще ехавший с Гербом, притихший и безмолвный, с некоторым испугом глянул на него.
— Порядок, — молвил Крис в ответ на молчаливый вопрос Герба.
— Он что, их всех убил? — шепотом спросил мальчик.
— Нет, — несколько удивленно ответил Герб. — Он просто обезопасил дальнейшее наше движение.
Тут пришел черед удивляться Каю. За то время, пока Крис отсутствовал, Трури успел рассказать мальчику все, что знал о Красавчике.
— Никого не убил? — переспросил Кай. — Даже этого… который главный? Который своих родителей пожег?
Герб кивнул, а Крис сказал на это:
— Я заставил их снять одежду и развести костер. Когда огонь разгорелся, они свалили туда свое тряпье и дубины. Потом — для острастки — врезал каждому по три плети. Красавчику досталось пять. Герб ведь предупреждал его, что, попадись он нам снова, разговор будет совсем другой.
Кай на некоторое время замолчал.
— Почему? — спросил наконец он у Герба. — И Жирного Карла, и Сэма вы не тронули. Этого душегуба Красавчика, такого злодея, что про него только жуткие сказки складывать, который намеревался вас убить, даже дважды пощадили?.. Почему вы так поступаете?
— Мы не сражаемся с людьми, — молвил Герб.
Еще несколько минут прошло в тишине. Кони все так же неторопливо трусили вперед. Правда, дороги под их копытами уже не было. Лес заметно изменился: теперь чаще попадались по пути громадные деревья с ровными и черными стволами — это и были те самые железные деревья, о которых рассказывал мальчику в трапезной «Сисястой коровы» Крис. Стволы железных деревьев были голы и гладки настолько, что ладонь скользила по ним, как по черному льду. Далеко-далеко наверху мерно шумели кроны, совершенно невидимые в темноте, и оттого казалось, что железные деревья подпирают само черное небо. Пусто и гулко было среди этих стволов: кустарник встречался уже крайне редко, а вместо травы землю покрывал толстый ковер серого мха.
— Как они сумели вычислить нас? — спросил вдруг Кай.
— Пузо, — не задумываясь, ответил Герб.
— Это он рассказал Красавчику, какой дорогой мы поедем?
— Он единственный, кто знал, какой дорогой мы поедем.
— Он же твой друг? — воскликнул Кай. — Ну по крайней мере, мне так показалось…
— Он знает меня давно, и я знаю его давно. Но это вовсе не значит, что он мне друг, — сказал старик. — Пузо знает и многих головорезов Гарлакса, однако среди них у него нет друзей.
— Такты предполагал, что он продаст тебя Красавчику, и ничего с ним не сделал?
— Нет.
— А Красавчик… Я думал про него. Сколько он уже людей невинных погубил! И сколько еще погубит. Почему вы его так просто отпустили? Я бы таких гадов… Прямо без разговоров бы их… — Кай осекся, сглотнув слюну. Он хотел еще сказать, что на этом свете гораздо больше дурных людей, чем хороших. Хороших вообще мало. Есть подлые сволочи вроде Жирного Карла, Сэма, старосты Марала, есть душегубы и головорезы, такие как Красавчик Гиза и его прихвостни, есть просто равнодушные, никчемные и пустые, словно треснувшие глиняные кувшины. Этих никчемных, пожалуй, не стоит трогать — много чести. А сволочей и головорезов следует убивать. На земле станет чище. Это же так просто и понятно: если не мы их, то они нас!.. Кай уже начал свою речь, но сгоряча запутался и прервался. Герб, дождавшись паузы, проговорил:
— Я уже сказал, что мы не сражаемся с людьми. Это недостойно болотников. Будь человек гаже и подлее в тысячу раз этого симпатичного господина, с которым ты имел честь вчера познакомиться, мы вовсе не собираемся судить его. Не наше это дело.
— Я не понимаю… — пробормотал Кай.
— Это непросто понять. Я мог бы объяснить, если ты меня об этом попросишь, но… в таком случае ты поймешь — разумом. А необходимо, чтобы ты понял сердцем. А до этого тебе еще далековато. Итак, чтобы не терять попусту время, продолжим. Оглянись вокруг. Еще раз. А теперь закрой глаза и перескажи мне все по памяти…
Через несколько часов путники расположились на ночлег у маленького ручейка, живым серебром журчащего среди серого мха. Трури, вооружившись силками, отправился на охоту, но Кай на этот раз не составил ему компанию. Мальчик чувствовал себя очень уставшим и понимал, что эта усталость вовсе не из-за долгого пути. Сотни оттенков звуков осели в его голове и теперь назойливо копошились там, словно клубок насекомых. Глаза чесались от напряжения, веки закрывались сами собой. Он едва успел завернуться в дорожный плащ и, даже не дождавшись, пока болотники разведут костер, крепко заснул.
* * *
Утром следующего дня Кая разбудило не солнце. Трури поднял мальчика.
— Пора в путь, — сказал он.
Открыв глаза, Кай оказался в сером вязком сумраке. Сквозь густые кроны железных деревьев солнечные лучи просеивались мелким крошевом тусклого света. После скудного завтрака, состоящего из остывшей жареной тушки какой-то лесной птахи и ледяной воды, Трури посадил Кая впереди себя и надел ему на глаза черную повязку, хотя острой необходимости в том не было. Несколько часов мальчик провел в обществе юноши, затем пересел к Гербу.
Паучий лес полностью оправдал свое название. Повсюду из темноты свешивались липкие комья паутины, едва слышно шурша, пробегали по стволам железных деревьев невидимые в полутьме черные пауки. Несколько раз отвратительные твари неожиданно опускались на плечи или голову Кая, вызывая вскрики омерзения. Впрочем, с помощью Трури мальчик довольно скоро научился различать тонкий скрип растягиваемой паутины и удачно уклонялся от гадких насекомых. Герб же приноровил мальчика заранее замечать гнездовища пауков по особому расположению чуть белеющих в сумраке комьев паутины.
На привале болотники пообедали какими-то грибами, которые обнаружил крепыш Крис в корнях деревьев. Костер не разводили, поэтому пришлось есть грибы сырыми. Разжевывая кисло-горьковатые расползающиеся волокна, морщились только Кай да еще Трури. Во время отдыха Кай неожиданно для себя разговорился с Крисом. Началось с того, что мальчик спросил болотника что-то о железных деревьях и тут же получил полноценный рассказ о них.
— Свалить железное дерево — задача непростая, — заговорил Крис, как и мальчик укрытый с головой плащом, чтобы уберечься от назойливых пауков. — Для людей почти непосильная. Да и никогда люди в своих целях железную древесину не использовали. Железное дерево почти не поддается стали и совсем не горит. Эта древесина крепче иного камня. Говорят, в давние времена, еще до Великой Войны, эльфы, пока их не изгнали, с помощью магии валили железные деревья и строили из них корабли для своего несокрушимого флота…
— Разве у эльфов был флот? — удивился Кай. — Я думал, они жили только в лесах.
— До Великой Войны эльфы жили повсюду. Вышли они из лесов, это верно, леса были их домом. Но в землях Гаэлона, Марборна и других королевств они строили крепости, бороздили на своих кораблях реки и моря… Эльфов было меньше, чем людей, но ненамного. А уж о том, что их магия сильнее человеческой, и говорить не приходится. Все это помнят. Высокий Народ — древнейшая раса, потому и знаний они накопили поболее нашего. Да и об их высокомерии до сих пор легенды ходят. Я слышал, они относились к людям… ну как люди относятся, допустим, к ограм…
— И небезосновательно, — вставил подошедший к ним Герб.
— Как это? — спросил Кай.
Крис нахмурился, потер лоб и просительно посмотрел на старика. Тогда Кай, наверное, впервые подумал о том, что Крис — самый простоватый из болотников. Но Герб усмехнулся и сказал только:
— Давно это было. Грянула Великая Война — война эльфов с людьми. Тысячи воинов с той и с другой стороны нашли свою смерть на полях сражений. Но люди победили — изгнали эльфов. С тех пор Высокий Народ редко оставляет свои тайные лесные Чертоги. Только тогда, когда им это действительно необходимо.
Этого Кай осмыслить не мог. Что за необходимость заставляет эльфов появляться среди людей? Дело ведь простое: возгордились кичливые лесные обитатели, получили по мордасам и спрятались зализывать раны. Чего им опять-то лезть к людям? Еще, что ли, хотят?
— Пусть только сунутся, — проворчал Кай в такт своим мыслям. — Мы им снова накостыляем!
— Боюсь, все не так просто, — проговорил старик, тронул себя за бороду и отошел в сторону.
А Кай продолжал разговор с Крисом. Мальчика до сих пор не перестала изумлять готовность болотников честно и подробно отвечать на его вопросы, какими бы они ни были.
С эльфов беседа логически перетекла на магию. Раньше Кай считал магию явлением, недоступным пониманию обыкновенного человека и потому пугающим. Но по объяснениям болотников выходило, что в основе магии лежит умение видеть и понимать в общем-то несложные законы природы и что практически любой человек способен постичь хотя бы азы этого искусства.
— Вот и тот менестрель в «Сисястой корове», — обрадовавшись тому, что сможет подтвердить мысль Криса, вспомнил Кай. — На вид — обычный пьяница, а как он заставлял тряпичные мячики летать по воздуху!
Крис рассмеялся.
— А это никакая и не магия, — сказал он. — Просто ловкость рук. Вот погляди…
Он оглянулся в поисках подходящих предметов, но, не найдя ничего, вытянул из сапог по кинжалу и еще два кинжала снял с пояса. Кай удивился, увидев эти кинжалы. Вроде бы и не из стали были сделаны клинки — металл (если это был, конечно, металл) отливал каким-то матовым зеленым светом и на вид был не совсем гладок, а как-то странно шероховат. Кай раскрыл рот, глядя, как засверкали в сумраке Паучьего леса зеленоватые лезвия, послушно закружились в воздухе.
— Ух ты!.. — выдохнул он. Вот так увалень Крис! Куда там рыжему пьянице из Гарлакса! — А сколько ты можешь удерживать кинжалов в воздухе?
Крис вполне серьезно задумался. Руки его двигались точно сами собой, а кинжалы летали, ровно посверкивая, по кругу.
— Не могу точно ответить, — сказал он наконец. — Столько, сколько нужно.
— Ну пять? — Да.
— Семь?
— И семь смогу. Я же говорю — столько, сколько нужно.
— А десять?
— И десять.
— Здорово… А как ты это делаешь? Десять кинжалов сразу?..
— Научить?
— Ты можешь научить меня этому? — загорелся Кай.
— Конечно, — кивнул Крис, и кинжалы один за другим рукоятями улеглись в его ладони. — Если таково твое желание. Только начинать надо не с кинжалов, а… с тех же тряпичных мячиков. Вот погоди, я смастерю тебе пару штук. На вечернем привале и начнем. А пока… Герб ждет тебя. Вы ведь еще не закончили ваши сегодняшние упражнения.
— Хорошо! — сказал Кай и поднялся. Отдых закончился. Пора было снова отправляться в путь.
К вечеру мальчик почти не чувствовал усталости. Старик Герб похвалил его — Кай быстро втянулся в ритм обучения. И Трури ободряюще похлопал его по спине.
На ночлег путники остановились в месте, которое Герб назвал — Сухой Ключ. Ключом оказалась глубокая и узкая трещина в земле (человек длинным прыжком вполне мог перепрыгнуть эту трещину), на дне которой гулко плескалась вода. Сколько Кай ни всматривался, уперевшись руками в острый край берега Ключа, воду он разглядеть не смог. Понадобился силок Трури, чтобы Герб, привязав к сплетенной из конского волоса бечевке свой котелок, смог достать воду.
Поужинали теми же грибами.
— Конечно, невкусно, — прокомментировал Крис, заметив, как скривился Кай, когда он принес охапку белесых бесформенных волокнистых комков, — но здесь ничего другого найти невозможно. Не пауков же трескать… Они, грибы-то эти, печеные или жареные, легче в глотку бы лезли, но дров для костра тоже не отыскать.
Коней накормили ветвями кустарника, которых путники нарубили на предыдущем привале целую охапку. Кай прислонился спиной к холодному и гладкому стволу железного дерева, вздохнул, но тут же согнал со своего лица тоску и с преувеличенным жаром принялся за грибы. Вот еще, не хватало перед болотниками нюни распускать. Да он, если надо, будет этот серый мох жрать! Или стволы железного дерева обгладывать. Все, что угодно, только бы выглядеть своим среди этих чудесных людей.
После ужина Кай получил первый урок «жонглирования» — таким диковинным словом назвал Крис искусство поддерживать в воздухе одновременно несколько предметов. Сначала медленно, просто перекладывая из руки в руку два тряпичных мячика, набитых мхом, мальчик освоил схему действий. Потом ускорил движения.
— Неплохо, — сказал Крис в конце, — главное, не смотри на них и не думай, как ловить да как подбрасывать. Твои руки сами за тебя все сделают. Они уж научились, руки твои. Теперь не мешай им… Неплохо! Поработай еще чуть, а завтра я третий мячик сварганю…
Путники уже легли спать, а Кай успел уснуть, когда Pax поднял голову из капюшона своего плаща и оглянулся вокруг, как будто что-нибудь можно было увидеть в непроглядной тьме, и негромко произнес:
— Близко кружат, слишком близко.
— К полуночи следует ждать гостей, — зевнув, подтвердил Трури. — А то и раньше.
— Спите, — посоветовал Герб. — До полуночи времени много, а нам следует выспаться. Я намерен к завтрашнему вечеру выбраться из этого места.
* * *
Ужасающий рев вырвал Кая из спокойного сна. Он вскочил, мигом отрезвев от сонной одури, точно и не спал. Душераздирающий рев — словно сотне людей разом каленым железом прижгли пятки — снова долетел откуда-то из молчащих во тьме деревьев. Но еще до того, как услышать это, мальчик почувствовал, как вскочили на ноги четверо болотников, услышал короткий лязг выхватываемых из ножен мечей.
Какой-то огонек замелькал совсем близко, красный огонек, от которого побежали тусклые отблески по стволам железных деревьев. Один огонек, второй — с другой стороны… Кай закрутился на месте: еще огонек и еще… Не меньше шести или семи красных огоньков, прорезая тьму, закружились вокруг маленького лагеря. Шесть или семь, но от быстрых отблесков на гладких стволах казалось, что огоньков много больше — с полсотни.
Рев раздавался теперь отовсюду. Он вылетал из множества глоток и сливался в единый, непрекращающийся, вызывающий дрожь, низкий гул, похожий на то, как ревет заточенный в подземелье древний страшный дракон.
— Что это? — стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, спросил Кай.
Неясные тени медленно и бесшумно передвигались вокруг него. И одна из теней резко ответила голосом Герба:
— Ляг и накрой голову плащом! — А потом добавила чуть мягче: — Не бойся. Скоро все кончится.
Кай послушно улегся. Но голову прятать не стал. Огоньки приблизились. От несущегося отовсюду рева закладывало уши. Теперь можно было разглядеть, что под этими красными пятнышками света скалились громадные, искривленные в разные стороны — точно зубья непоправимо испорченной пилы — белые клыки; таращились мутные, словно клочья белесого тумана, глазищи.
— Рах и Трури, — внятно произнес где-то совсем рядом старик, — держите север и запад. Мы с Крисом — восток и юг. Без моей команды ничего не предпринимать. Ждем…
Тут голос Герба как-то странно изменился — стал шелестящим и призрачным, точно старик заговорил на языке демонов. Несуразные слова, исковерканные и страшные, поднялись в воздух стаей черных ворон…
И вдруг — не успело еще эхо этих неслыханных слов растаять в черном воздухе — ослепительная паутина зеленых молний заметалась меж черных стволов. И в свете мгновенной этой вспышки мальчик увидел какие-то громадные шары на тонких и длинных ножках, оскаленные чудовищными клыкастыми пастями. Над пастями на коротких усиках качались круглые наросты, упруго налитые светящейся красной кровью. Вот и все, что успел рассмотреть Кай до того, как зеленые молнии извивающимися иглами впились в страшилищ. Рев скукожился и превратился в истошный визг.
Потом Герб оглушительно крикнул:
— Вперед! — И засвистели в кромешной темноте клинки. Битва длилась не больше десяти ударов сердца. Лязгали мечи обо что-то твердое, будто камень, несколько раз звучно хрустнуло костяным хрустом — и красные огоньки стали взрываться снопами пунцовых искрящихся капель…
Когда стало тихо, мальчик ощутил рядом с собой кого-то. Он напрягся, пытаясь побороть навалившийся страх, но невидимый крепко и тепло сжал его руку, и Кай услышал голос Трури:
— Перепугался? Ну все уже, все…
«Я… не перепутался», — хотел ответить Кай, но из его глотки вышел только сиплый свист.
Трури коротко хохотнул и тут же осекся.
— Я уже не боюсь, — поправил себя мальчик уже более внятным голосом.
— Вот и славно, — откуда-то сзади проговорил Рах и, судя по кряхтению, уселся на землю. — А ничего страшного и не было.
— Тем более что все закончилось, — раздался голос Криса.
— Скоро утро. — Это сказал Герб, и, как показалось мальчику, недовольно. — Спите, не время сейчас много разговаривать. Чуть свет — надо продолжать путь, если хотите завтрашним вечером поужинать чем-нибудь более съедобным, чем эти грибы.
Все тут же замолчали. Кай послушно улегся, накрылся плащом и прижался к лежащему рядом Трури. Какое тут спать! А он почти что и забыл рассказ Криса о «чудовищах, для которых люди не нашли имен». Вот, значит, что он имел в виду! Но юноша рядом с ним уже дышал ровно. Близость болотников, а главное — спокойный и ровный разговор сразу же после битвы с ужасными тварями, утихомирили дрожь. Очень скоро Кай и сам не заметил, как заснул.
* * *
Утренний свет прошел сквозь сито листвы железных деревьев серым тусклым крошевом. Когда Кай проснулся, в центре лагеря неярко горел костер, на котором аппетитно потрескивали насаженные на прутья куски мяса.
— Прямо к завтраку, — приветствовал пробуждение мальчика Pax и весело подмигнул.
Болотники уже рассаживались вокруг костра. Трури протянул Каю котелок, наполненный горячим и пахучим травяным отваром. Хлебнув несколько раз из котелка, мальчик почувствовал прилив сил, а вместе с тем — жуткий голод. Он схватил из рук Криса, который, похоже, кашеварил в этот день, прут с мясом, невнимательно подумал о том, что прут на ощупь какой-то странный, и впился зубами в самый большой, исходящий пахучим соком кусок.
Вкус мяса оказался непонятным — трудно было даже определить, что это — мясо или рыба. Кай, осторожно проглотив, поднял глаза на болотников. Они сосредоточенно жевали, вытянув ноги к уже начавшему гаснуть пламени. Мальчик посмотрел на прут в своих руках и вдруг понял, что никакой это не прут. Это что-то вроде гибкого рачьего уса, только очень длинного и прочного. Где-то он уже видел такой ус…
И тогда в памяти Кая мгновенно вспыхнуло ночное происшествие. Страшный рев из темноты, ужасные клыкастые пасти, налитые кровью наросты, которые покачивались вот на таких вот усиках…
Мальчик закашлялся. Проглоченный кусок неудержимо полез вверх по пищеводу.
Трури засмеялся.
— Я бы на твоем месте, — сказал он, — не брезговал горячей пищей. Ее и так немного.
— Это… — едва выговорил Кай. — Это те, которые ночью?
— Они самые, — подтвердил юноша. — Недурно, да? Я первый раз их ем.
— Питательное мясо, — отозвался Герб, принимаясь за очередной кусок. — Немного, правда, солоновато.
— Были бы травы, — сказал Крис, — хоть какие-нибудь, получилось бы вкуснее.
— А брюшной жир этих тварей — отличное топливо, — сказал Рах, — правда, конечности больше плавятся, чем горят, но, смоченные жиром, представляют собой неплохие дрова.
Кай посмотрел на свою порцию мяса. Аппетит его испарялся быстро, словно роса на жарком летнем солнце.
— Какие они были страшные… — вымолвил он. — А как они… называются?
— Я же говорил, что у этих тварей нет имен, — напомнил Крис— Откуда взяться именам? Сами себя они, понятное дело, никак не назовут, а люди в этих местах появляются крайне редко. Почти никогда. И разве эти твари — страшные? Вот доберемся до Туманных Болот, тогда ты увидишь, что такое настоящие страшные и опасные твари.
— Ешь, — строго сказал Герб. — Смочи горло отваром и ешь. Вряд ли нам сегодня предоставится возможность поесть так сытно.
Мальчик еще минуту колебался. Потом голод пересилил отвращение. Да и желание ни в чем не отставать от болотников сыграло свою роль. Он дожевал свою порцию и обильно запил ее водой. Потом, когда болотники седлали коней, Кай отошел в сторону от лагеря по нужде и вдруг наткнулся на темнеющую меж черных ветвей кучу. Мертвые посеревшие глазищи слепо пялились на него из этой кучи, окоченевшие ножки, переломанные множеством сочленений, перепутались меж собой под осколками багрового панциря, тусклый лесной свет мерцал на остывших громадных клыках.
Кай содрогнулся.
«Если эти страшилища не представляются болотникам по-настоящему опасными тварями, — подумал он, — что же тогда ждет меня на Туманных Болотах?»
* * *
Этот день мало чем отличался от предыдущего. Часть времени Кай ехал на одном коне с Трури, часть — рядом с Гербом. На обеденном привале, пожевав грибы, Кай вместо отдыха жонглировал с Крисом уже тремя тряпичными мячиками — правда, с переменным успехом, хотя два мячика он держал в воздухе уже уверенно.
Ночное происшествие быстро забылось. Никогда еще в жизни Кай не чувствовал себя так хорошо. Когда выдавались свободные минутки от занятий с Гербом и Трури, мальчик засыпал болотников вопросами — обо всем на свете. По правде говоря, его не столько волновали ответы, просто очень приятно было выслушивать подробные и обстоятельные объяснения взрослых людей, которые говорили с ним, мальчишкой, на равных.
Кай спрашивал обо всем, что приходило в голову: о том, как работает подъемный мост через ров у стен города Гарлакса, как роют такие глубокие рвы и как строят такие высокие стены; почему коровы такие большие, а безобидные и почему осы совсем маленькие, а больно жалятся?.. Впрочем, болотники, отвечая на бесконечные мальчишеские «почему», требовали полного внимания и, когда замечали, что Кай, отвлекаясь, перестает слушать, строго проверяли, поняли ли он их или нет.
Когда начало темнеть, железные деревья неожиданно расступились, открыв прозрачно-зеленоватую просеку. Свежий ветер хлынул в грудь Кая — это было так приятно, что он не удержался и рассмеялся.
Лагерь разбили на самой опушке леса, пустив коней, чтобы они отыскали воду. Кай вместе с Трури, взяв силки, отправился на охоту, в которой оба очень преуспели. Мальчик заметил, что уроки болотников не прошли даром. Птиц и мелких зверей он выслеживал безо всякого труда, а уж приманивать их было совсем легко. Итогом недолгого похода за дичью стали три зайца и четыре лесные перепелки. Зайцев Кай под руководством Раха быстро разделал и куски мяса нанизал на прутья. Мальчик хотел было точно так же поступить и с птицами, принялся уже было их ощипывать, но Рах подсказал ему более простой способ приготовить перепелок. Он обмазал тушки глиной, которую нашел на берегу ручья, и закопал в землю, а сверху развел еще один костер. Не успели они дожарить всю зайчатину, как жаркое из перепелок было уже готово. Рах ножом вытащил тушки из горячей золы, снял глиняный панцирь, вместе с которым отвалились и перья.
После ужина, вдохновленный удачно прошедшим днем, Кай заявил Крису, что уже достаточно наупражнялся с тряпичными мячами и желает заменить их кинжалами. Крис не стал возражать. Он протянул мальчику два кинжала, и тот довольно ловко держал их в воздухе два десятка ударов сердца.
— Ну как? — гордо осведомился Кай, поймав в обе руки по кинжалу.
— Неплохо, — ответил Крис— Быстро учишься. Что ж… Продолжай. Возьми. — И отдал мальчику три тряпичных мячика, присовокупив к ним четвертый, который сделал недавно.
Кай принял мячики безо всякого энтузиазма. Повертел их в руках и сморщился.
— Да ну их, — сказал он. — Я ж кинжалами уже умею.
— Так не пойдет, — нахмурил брови Крис— Ты еще не получил ответа.
— Какого ответа? — опешил мальчик.
— Ты спрашивал, как мне удается жонглировать десятью кинжалами, так?
— Так, — вспомнил Кай.
— Я пообещал научить тебя, если таково твое желание, правильно?
— Ага, — сказал Кай, чувствуя тоску от нехорошего предчувствия.
— Ты задал вопрос, я пообещал тебе дать ответ. Выходит, я обманул тебя?
— Да нет же! — махнул рукой мальчик. — Ведь я сам не хочу больше. Зачем? Я же просто так… ради интереса. Ну двумя кинжалами я научился, мне хватит.
Неожиданно Кай понял, что к этому разговору прислушиваются все болотники. И все смотрят на него.
— А чего такого-то? — растерянно проговорил мальчик. — Я и тремя кинжалами могу. Сами же говорили, что я быстро учусь. Мячиками смог же. Дай кинжал, я покажу!
Крис дал Каю третий кинжал. Мальчик некоторое время примеривался, не решаясь начать, потом подкинул кинжалы один за другим. Два кинжала тут же упали на землю, а третий глубоко пропорол Каю ладонь. Мальчик стиснул зубы и сжал раненую руку, с которой катились в траву крупные капли крови.
— Мне не больно, — впрочем, тут же заявил он. Крис промолчал. А к Каю подошел Трури.
— Пойдем, — сказал юноша. — Надо унять кровь.
Они отошли за деревья, к ручью. Трури недолго поискал в траве и выпрямился, держа в руках широкий лиловый лист. Затем промыл мальчику рану, наложил на порез лист и плотно замотал той самой повязкой, которой завязывал ему днем глаза. Кровь перестала сочиться почти сразу же, но боль еще жгла ладонь.
— Ну и зачем мне это дурацкое жонглирование? — засопел носом Кай. — Я понимаю, умения слушать и смотреть необходимы для воина, а жонглирование? Я же не собираюсь становиться менестрелем или шутом. Я хочу быть воином!
— Воин — это прежде всего мужчина, — сказал Трури не тем обычным тоном, с которым всегда говорил с Каем, а каким-то новым: суровым и строгим. — А мужчина должен держать свое слово и вправе требовать это от других, которых он считает достойными. Когда ты спросил у Криса, как жонглировать кинжалами, ты взял на себя обязательства научиться этому.
— Ничего я не брал, — буркнул мальчик. — Я просто спросил. Что, нельзя, что ли?
— У нас, у болотников, такие правила, — свел брови на тонкой переносице Трури. — Ты можешь спросить о чем хочешь. И любой болотник ответит на твой вопрос, и ответит честно и подробно. И можешь быть уверен, никто никогда тебе не соврет. А ты обязан разобраться в том, что тебя интересует, до самого конца. Влезть по макушку. Понимаешь?
— А если я не хочу влезать по макушку? — уперся Кай. — Если я так просто спросил?
— Болотнику недостойно так просто болтать языком. Если ты спросил, значит, тебя это интересует.
Кай некоторое время молчал. Потом заговорил снова:
— А если меня то, что я спросил, не очень интересует. То есть интересует, конечно, но не, так чтобы уж очень…
— Значит, не беспокой товарищей. Ищи ответы сам.
— Как это?
— Как в таверне, помнишь? В «Сисястой корове»? Все ответы — вокруг нас. Просто надо суметь их увидеть.
— По огоньку свечи? — вспомнил Кай.
— По огоньку свечи, — подтвердил Трури, улыбнувшись, кажется, тому смыслу, который увидел в этой фразе сам.
Кай вернулся в лагерь и подошел к Крису.
— Когда будет считаться, что я получил ответ на свой вопрос? — спросил он.
— Когда научишься жонглировать десятью кинжалами, — суховато сказал Крис.
Кай молча поднял три тряпичных мячика и запустил их в воздух — один за другим.
