Дорога бежала вперед, ныряла в светлые зеленые перелески, поднималась на холмы, покрытые выжженным солнцем песком, точно плешивые головы, щедро усыпанные перхотью, опускалась в низины, где под копытами коней чавкала жирная грязь. Дорога то расширялась в две колеи от колес телеги, то сужалась до едва заметной в траве тропинки. Герб с Каем ехали впереди, за ними на расстоянии в половину лошадиного крупа, не переставая насвистывать, трусил Трури, замыкали процессию Pax и Крис. Похоже, они были старыми друзьями, потому что кони их шли бок о бок, позволяя всадникам изредка обмениваться короткими, негромкими фразами. Монотонно поскрипывали большие тюки, укрепленные позади седел на каждой лошади.

В пути вообще разговаривали очень мало. Кай еще в первый день путешествия подумал: эти четверо так давно знают друг друга и, должно быть, так много перенесли вместе, что все темы для разговоров уже исчерпаны. Чем больше он наблюдал за этими людьми, тем больше убеждался: кажется, они знают что-то такое, большое и глубокое, на фоне чего обычные разговоры представляются попросту излишними.

А что он знал об этих людях?

Главное — это то, что они спасли его, выходили и увезли из проклятой харчевни. Они спокойно и уверенно восстановили справедливость, правда, не совсем такую, какую хотелось бы Каю. Если Герб и его спутники убедились в том, что Сэм, Жирный Карл и староста Марал со всеми его прихвостнями — настоящие преступники, почему они даже не попытались наказать их? Точно им не было до них никакого дела. Уезжая, Герб даже расплатился по счету с Жирным Карлом. Тем не менее эти люди чрезвычайно нравились Каю — таких, как они, он никогда не встречал. Поэтому (больше инстинктивно, чем осмысленно) мальчик очень хотел понравиться странной четверке. Как и они, он молчал, не приставая с расспросами и не произнося слов, в которых не было острой необходимости. Впрочем, у его молчаливости была еще одна причина — он все же не совсем оправился после последних кошмарных событий.

Вдобавок Кай слышал, как там, в «Золотой кобыле», Герба, Трури, Раха и Криса называли болотниками. Что означало это слово, он не знал, но понял, как обитатели харчевни произносят это слово — с суеверным ужасом.

Что ж, болотники так болотники…

К вечеру первого дня путешествия Кай все-таки решился задать Гербу вопрос: «А куда мы едем?»

— Домой, — улыбнувшись, ответил старик. — На Туманные Болота.

— Вы там живете? — спросил мальчик, подумав: «Вот оно что! Вот почему — болотники!»

— Да.

— А где это? Далеко? — Да…

Первую ночь они провели в какой-то случайной таверне, рангом много ниже «Золотой кобылы» — попросту большой, огороженной высоким забором хижине, где лошадей привязывали к деревьям, а путники все вместе ели, пили и спали в единственной комнате.

Второй раз переночевали на постоялом дворе, стоящем на краю большой деревни, — тот оказался много шикарнее харчевни в Лысых Холмах. Трапезная занимала весь первый этаж огромного каменного дома: если сесть в одном конце зала, противоположную стену было уже непросто увидеть в табачном дыму и чаду факелов и светильников.

Путники попали в таверну в разгар какого-то местного праздника. В центре зала, освобожденном от столов, под заливистый свист и визг многочисленных дудок, плясали мужчины и женщины, а в углу, на огромной жаровне, вращаясь на железном вертеле размером со ствол небольшого дерева, целиком зажаривался молодой бычок.

Парень, которому доверили крутить ручку вертела, успел уже порядком напраздноваться: выполняя порученную работу, он во всю глотку горланил песни и даже умудрялся приплясывать — с большим, кстати говоря, риском для собственной жизни, ибо, оступившись, рухнул бы в огонь и разделил участь злосчастного бычка. И вряд ли кто смог бы ему помочь. Относительно трезвыми в таверне оставались лишь служанки, сбивавшиеся с ног, разнося по столам кружки и кувшины.

Неподалеку от жаровни пригрелась компания гномов. Маленький народец оказался вовсе не чужд человечьему празднику. Один из гномов, возвращаясь со двора, вследствие выпитого перепутал стол, уселся за соседний и изумленно захлопал глазами, обнаружив вместо своих низкорослых собратьев верзил-крестьян. Крестьяне, впрочем, тоже удивились.

— Арьян… — выговорил заплетающимся языком один из них, пристально глядя на гнома. — Ты это… больше не пей… А то тебя от пива чего-то того… съежило… И борода до пупа оттянулась…

Какой-то мужик с реденькой рыжей бороденкой — вполне может быть, тот самый Арьян, — блуждая меж столов, сумел вычислить место дислокации своих собутыльников только примерно, поэтому бухнулся на свободный табурет, оказавшийся у соседнего стола, за которым сидели гномы. Тут пришел его черед изумляться причудливым переменам действительности.

— Ребятишки… — прокряхтел он, окинув мутным взглядом подземных мастеров. — Ну-ка марш домой к мамкам! Думаете, паклю на мордашки намотали, так за взрослых сойдете? Марш, кому сказал, детям тут не место!..

Болотники в общем веселье не участвовали. Они заняли дальний стол, съели по тарелке кукурузной каши и по порции вареной говядины. Впрочем, когда к Крису, шатаясь, подковылял какой-то хмельной мужичонка и с потешной свирепостью потребовал немедленно угостить его выпивкой, Крис молча кивнул и извлек из поясной сумки мелкую медную монетку.

Каю это не понравилось. Как он успел заметить, денег у его спутников было немного. И пусть крохотная медная монетка не могла нанести ощутимого ущерба кошельку путешественников, пьяные хари крестьян все еще были ненавистны мальчику. Он бы предпочел, чтобы Крис развернул гримасничающего попрошайку ударом по дурной косматой голове. Пускай тот поднял бы крик, на который сбежались его приятели! Болотники бы им показали! И он сам, Кай, непременно ввязался бы драку. Ух, он бы им показал!.. Ну почему Крис так поступил? А паскудный мужичонка, прихватив со стола монетку, горделиво удалился, подмигивая кому-то за соседними столиками — вот, мол, дурачки-чужестранцы предпочли откупиться, чтобы не связываться. И даже не поблагодарил.

Кай промолчал, отвернувшись в сторону, чтобы никто из болотников не заметил выражения его лица. Правда, почему-то все четверо в тот же момент дружно расхохотались, и Герб хлопнул Кая по плечу, отчего досада мальчика несколько уменьшилась.

Спать легли на крытом дворе, возле лошадей и сваленных кучей тюков.

А на следующий день случилось нечто, чему Кай объяснения подобрать так и не смог и о чем долго вспоминал с горьким стыдом.

Утром мальчик проснулся в дурном расположении духа, причину которого он сам для себя едва ли мог точно определить. Плотно позавтракав в таверне предусмотрительно оставленной еще с вечера кашей, болотники погрузили тюки на лошадей и еще затемно покинули двор, заваленный бесчувственными телами, словно после яростной битвы.

Дорога, по которой они ехали теперь, изменилась — ее почти не было видно в траве. И по пути уже очень редко попадались селяне, и по сторонам дороги уже не встречались низкие одинокие домишки.

Болотники с самого утра и до обеденного привала не проронили ни слова — ни один. Только Трури, по своему обыкновению, негромко насвистывал, покачиваясь в седле. Часа два спустя после полудня они остановились у ручья, близ которого росла дикая слива. Напоив коней и поев кислых жестких фруктов, четверо мужчин и мальчик продолжили путь.

Дурное настроение Кая усилилось. Странное поведение его спутников на деревенском постоялом дворе сбило мальчика с толку, и поэтому их молчаливость стала теперь настораживать Кая. А первым заговорить Кай не пытался из какого-то дурацкого упрямства. Он стал припоминать и другие странности этих людей, которых и раньше не мог объяснить… И, должно быть, вследствие не затянувшейся еще психической раны Кая начали мучить сомнения. Он все больше не понимал, что ждет его впереди.

Кто они такие, эти болотники? И так ли они благородны и честны, как показалось ему сначала? Может быть, они просто хотят выглядеть такими? А на самом деле…

Ночь застала путников в диком поле, густо поросшем полынью. Кое-где из низинок торчали белеющие в темноте березки — вот и все, что можно было разглядеть при свете крупных звезд, желтыми пчелами облепивших сине-черный небосвод.

Всадники спешились, освободили от груза тюков лошадей. Они по-прежнему не разговаривали, но в каждом их движении, в органичной череде этих движений ясно прочитывался определенный смысл. Будто четверо заранее договорились о том, что каждый из них будет делать.

Герб похлопал по крупу своего жеребца, зашел спереди и, оттянув ему мохнатое ухо, проговорил несколько непонятных слов. Жеребец тряхнул мордой, зафыркал и медленно ушел куда-то во тьму. Крис в это время укладывал тюки так, чтобы они образовали правильный четырехугольник. Pax, вооружившись тяжелым ножом, отошел к низинке, откуда тотчас послышались резкие удары клинка о древесину — наверняка он готовил дрова для костра. Трури извлек из поясной сумки какую-то веревку, в которой Кай с некоторым удивлением угадал сплетенный из конского волоса силок. Кого он собрался здесь ловить, в этой пустой степи? Мышей? Ночью?.. Тихонько посвистывая, юноша удалился, а Герб ножом ловко и быстро снял слой дерна в центре «квадрата» и принялся копать ямку.

Кай присел у одного из тюков. Ноги его и спина гудели от усталости. Очень хотелось есть и пить. Он попытался припомнить: захватили ли с собой болотники какие-нибудь припасы и воду из таверны — и не смог.

Где-то недалеко тонко заржал жеребец Герба. Зафырчали и забеспокоились кони болотников. Старик прервал свою работу, поднял голову и, посмотрев на Кая, мягко приказал:

— Принеси воды.

Кай поднялся. С минуту он молчал, соображая, но Герб продолжал копать и больше, казалось, не обращал на мальчика внимания. Снова долетело из темноты лошадиное ржание. Кай, мысленно чертыхнувшись, поплелся на этот звук. Герб резко и громко выкрикнул какое-то непонятное слово, и кони двинулись вслед за мальчиком.

Кай настолько устал, что не сразу это заметил. Он даже не подумал, во что он будет набирать воду и где он, вообще, эту воду возьмет. Впрочем, довольно скоро он наткнулся на жеребца Герба — животное стояло над маленьким озерцом, подпитываемым, видимо, подземным ключом, и хлюпало мордой в воде. Кони Трури, Раха и Криса немедленно последовали его примеру. Кстати, к седлу жеребца Герба — как теперь заметил Кай — был приторочен небольшой котелок. Кай снял его и, ожидая, пока кони напьются, грязь и ил улягутся, чтобы можно было попить самому и набрать воду, уселся рядом.

Что-то очень не по себе было мальчику.

Он думал о том, что раньше болотники вели себя много приветливее — когда ухаживали за ним в «Золотой кобыле». А теперь, в этой дикой местности… они и слова ему не скажут. На самом деле — кто же они такие? И почему все-таки они так легко согласились взять его с собой? И как так получилось, что он, Кай, уже умудренный горьким опытом жизни — не верить никому, — вдруг проникся к ним почти безграничным доверием. Колдовство? Эти четверо — искусные и хитрые колдуны! Недаром же их все так боятся. И кони у них… сами воду ищут. Может, эти болотники увозят мальчиков в глухие места, чтобы… Чтобы — что?

Кай поежился. Какие-то совсем уж несуразные мысли полезли в голову.

Припасов не взяли… Трури с силком ушел куда-то во тьму и пропал… Ну некого ловить в пустом поле, зачем ему силок?..

Кай вздрогнул и заозирался, будто ожидал, что вот-вот и правда из темноты бесшумно шагнет коварный болотник с силком в руках. Не ему ли, Каю, уготована участь попасть на костер, который сейчас разводит Герб?

Нет, чушь какая!..

А вдруг не чушь?

Кони между тем напились. Кай подождал немного и напился сам из котелка. В лагере развели костер. А мальчик стоял с котелком в руках и щелкал зубами от ночного холода и страха. Возвращаться к костру он боялся. Но и бежать ему было некуда. Он знал, что далеко не уйдет.

Все же он отбежал на несколько шагов, опустился в одуряюще пахнущую полынь и… сам не заметил, как заснул…

Проснулся неожиданно — оттого, что кто-то потряс его за плечо. Кай открыл глаза и обнаружил себя лежащим на земле у костра, завернутым в плащ. Он рывком поднял голову и наткнулся взглядом на Трури, который, сидя на корточках, скреб ножом шкурку, похожую на лисью. Трури подмигнул мальчику. Остальные болотники сидели вокруг костра, на котором кипел котелок. Из котелка пахло вкусно — правда, не мясом, а травяным отваром.

«Неужели все съели? — изумился мальчик. — До единого кусочка?»

Трури, на которого снова упал взгляд Кая, опять подмигнул. Это окончательно вывело из себя мальчика. Они молчат, не разговаривают с ним, морят его голодом, да еще и смеются над ним! Он вскочил, сбросив с себя плащ. Теперь все болотники смотрели на него.

— Ты хочешь о чем-то спросить? — подал голос Герб.

— Да! — выкрикнул мальчик.

— Спрашивай.

Кай открыл рот, но осекся. Что спрашивать? Зачем они взяли его с собой? Что им от него надо? Четверо взрослых людей серьезно смотрели на него, двенадцатилетнего пацана. И Кай спросил первое, что пришло в голову:

— Это… была лиса?

— Нет, — ответил Трури, — степная собака.

— Как ты… достал ее?

— Их здесь множество, — охотно ответил юноша. — Посмотри внимательнее… — Он пошарил ладонью вокруг себя, нашел и протянул мальчику несколько темных катышков. — Это их помет. Степные собаки — ночные животные, они охотятся при свете звезд. Основная их еда — мыши и тушканчики. — Трури вдруг улыбнулся и, как-то по-особому сложив губы, издал тонкий писк. — Так пищат мыши, когда чуют опасность.

— Ты ее подманил! — догадался Кай. — Но…

Он посмотрел на шкурку, потом перевел взгляд на догорающий костер.

— Пора есть, — сказал Герб и, сняв котелок, быстро разбросал тлеющие угли. Ножом раскопав прогретую землю под кострищем, старик один за другим стал доставать куски печеного мяса, завернутого в листья. Каждый из сидящих вокруг костра получил свою долю. Куски были совсем небольшими, оттого и пропеклись быстро и хорошо. Жадно разжевывая горячее и все-таки довольно жесткое мясо, Кай, помимо удовлетворяемого голода ощущал еще и стыд. Доев мясо, путники снова разожгли костер и выпили травяной отвар, по очереди глотая из котелка. Вкус отвара Каю был уже знаком — именно этим зельем старик Герб поднял его на ноги в харчевне «Золотая кобыла». Воспоминание об этом заставило мальчика покраснеть. Передавая котелок по кругу, он робко взглянул в лицо старику. Ответный взгляд Герба был серьезен, суров, но никак не укоризнен.

— Люди часто говорят слова, которые вообще можно было не говорить, — сказал Герб. — Дар речи дан человеку, чтобы познавать окружающий мир и делиться опытом. Негоже мужчине и воину попусту болтать языком. Если ты хочешь что-то узнать — спрашивай. Ни один из нас не откажет тебе в честном ответе. Ты понял меня, Кай? — Да, — сказал мальчик.

Этим вечером Кай полностью и безоговорочно доверился своим новым друзьям, потому что он ощутил, что они и есть — друзья. То есть люди, от которых ему не придется ждать чего-то плохого, люди, которые всегда защитят и поддержат его.

Поужинав, путники расположились на ночлег. Тепло вновь разожженного костра отражалось от тюков, расположенных на равном расстоянии от костра, поэтому привалившиеся к ним болотники проспали до утра, не чувствуя холода.

Четвертый день пути оказался длинным и тяжелым. Обеденный привал случился в лесу, где Трури приманил и поймал в силки пару зайцев. На этот раз Кай вызвался его сопровождать и выяснил, что юноша обладает удивительной способностью подражать голосам не только всех живых существ, но изображать шум ветра, вой бури, плеск речных волн и треск пламени. Еще больше изумился мальчик, когда Трури сказал, что этот дар не достался ему с рождения, а был развит путем долгих тренировок. Когда юноша по просьбе Кая свистнул так оглушительно, что спугнул стаю птиц, расположившихся на дереве неподалеку, мальчик восхищенно проговорил:

— Уши резануло… как ножом.

— Бывает, что звук режет сильнее самого острого меча, — сказал на это юноша.

— И убивает?

— И убивает, — подтвердил Трури. — Всякое явление действует на живое существо, действие может быть слабым, почти неощутимым, а может — сильным, очень сильным. Огонь греет, но может и обжечь. Ветер не всегда освежает — ураган способен разрушить самую крепкую стену. Понимаешь?

Вместо ответа Кай наморщился. Потом его осенило.

— Это… как магия? — спросил он.

— Это и есть магия. Когда познаешь суть явления, то смотришь на это явление по-другому и получаешь способность управлять им. Это и есть магия, — повторил Трури. — Но и магии нужно долго и упорно учиться, если хочешь чего-то достичь. Я был немного постарше тебя, когда начал понимать природу звука…

Кай слушал юношу, словно зачарованный. Наверное, именно в этот день он впервые понял, что мир начал поворачиваться к нему иной, доселе неведомой стороной.

— А как постичь суть? — спросил он Трури.

— Нужно учиться слышать то, что не слышат другие. Видеть то, чего другие не замечают. Ведь даже два полена в очаге сгорают неодинаково, и с закрытыми глазами по треску пламени можно многое рассказать об этих поленьях: от какого они дерева, когда были срублены, как долго они горят, толщиной они в палец или в ладонь… Человек может услышать многое, если не закрывает уши. Человек способен увидеть многое, но только тогда, когда у него открыты глаза. Чего проще было заметить вчера помет степной собаки под ногами, а?

— Да, — сказал Кай.

Они вернулись в лагерь, где их уже ждал жаркий костер. Кай уселся возле пламени так близко, что жар щипал ему лицо, закрыл глаза, пытаясь уловить смысл в огневом треске. Эксперимент этот принес кое-какие плоды, но, надо сказать, довольно неожиданные — одна зловредная искорка ужалила Кая в нос, напомнив ему о том, что опыт дается не только трудом, но и болью. Трури немедленно расхохотался, но мальчик не обратил на это никакого внимания — просто уселся подальше от огня и снова закрыл глаза. Тренировки с Танком приучили его делать свое дело, не глядя на то, как реагируют на это окружающие.

Кай начал учиться.

После обеда путники продолжили путь через лес. Теперь мальчик пересел к Трури.

— Я хочу научиться слушать, — заявил он юноше, и тот серьезно кивнул:

— Я научу тебя, если таково твое желание.

Задавая вопросы и получая подробные ответы, мальчик поражался тому, как из общего фона лесного шепота точно вычленяются отдельные звуки и как эти сегменты, обретая объяснение, снова складываются в гармоничную картину. Непонятный поначалу стрекот мог сказать о том, что на лужайке шагах в десяти от того места, где проезжал маленький караван, резвится пара зайцев, а это значит, что поблизости нет ни волков, ни лисиц, ни прочих лесных хищников. Вот прошуршало что-то, невидимое и легкое, от одного дерева к другому — это белка ищет себе пропитание, прыгая по верхним ветвям. Значит, в этой части леса орешника точно не встретишь. Вот долетел откуда-то легкий стук — это упал в мох у подножия дерева плод. То есть, если на минутку свернуть с пути, можно набрать диких груш…

— А другие? — спросил Кай. — Они тоже могут слышать то, что слышишь ты?

— Они могут и много другое, — ответил Трури.

После этого Кай ненадолго притих. Он понял, почему болотники, путешествуя по безлюдным местам, не брали с собой никаких припасов, даже воды. Весь мир был открыт перед ними, словно их собственный дом. Ведь идя из одной комнаты в другую, незачем брать с собой еду.

Из леса путники вышли только к вечеру. Залитая заходящим красным солнцем долина открылась им словно на ладони. Багровый солнечный шар опускался за невиданный синий горизонт — не сразу Кай понял, что это такое. Вода!.. Водоем такого размера мальчик видел впервые. Море? Похоже, что море… А на берегу темнели высоченные стены и башни какого-то удивительно громадного города. Длинные флаги трепетали на острых шпилях… Город был словно невероятная гора, под его стенами тесно лепились друг к другу маленькие домишки, а еще ближе — лоскутами лежали на земле возделанные поля.

Кай снова ткнулся глазами в каменную громаду на берегу моря и ахнул:

— Дарбион!..