ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Примерно через час после того, как домулло расплатился за роскошный обед, болтливый ребе, чуть пританцовывая, сопроводил своих новых знакомцев на окраину еврейского квартала. Там они быстро отыскали самую дальнюю маленькую лавку. Здесь и трудился вышеозначенный юноша, явившийся слепой первопричиной целой цепи волшебных и ужасных событий. Дверь была незаперта, но на вежливый стук и приветствие «шалом!» никто не откликнулся.

— Так, я уверен, что этот длинный жмот там! Наверняка он заметил меня издалека и теперь забился под стол, чтобы показать, как у него болят зубы, и не вернуть мне подло украденный пузырёк. Давайте засучим рукава и войдём сразу все трое, таки пусть ему станет стыдно!

— Почему нет? — кивнул Ходжа, подмигивая Оболенскому. — Эй, уважаемый, ты замер, как мулла перед забегом на самый высокий минарет. А я тебе говорил — от слишком жирной пищи пучит.

— Мухи, — невпопад ответил бывший помощник прокурора. — Слишком много мух… Что-то не так…

Когда трое гостей, легко распахнув незапертую дверь, шагнули внутрь лавки, то едва ли не выпрыгнули обратно. Льву пришлось удерживать сотоварищей силой.

— Он умер, он умер, он умер! О Яхве, что я буду делать? Такой завидный жених, такой воспитанный молодой человек, он даже ни разу не обиделся на моего кота, которого у меня нет…

Посреди небольшой комнаты, уронив голову на руки, носом в расписки и подсчёты, полусидя-полулёжа за небольшим рабочим столом, находился несчастный. Умереть он, конечно, умер, но всё-таки правильнее было сказать, что его убили. В спине юноши по рукоять торчал широкий нож. На первый взгляд самый обыкновенный, едва ли не кухонный. Впрочем, какое это теперь имело значение…

— Слуги Хайям-Кара умеют прятать следы, — кое-как прокашлялся Насреддин. — Хорошо под паранджой не заметно, какое у меня белое лицо, и даже если стошнит, всё равно не так видно…

— Давайте уйдём отсюда! Клянусь бородой царя Соломона, не стоит долго находиться там, где кто-то умер. Ибо всегда найдётся какой-нибудь ретивый стражник, что заглянет сюда из чистого любопытства, но сразу решит, будто бы именно нам известны ответы на все вопросы!

— Пару минут — и валим, — согласился мой друг, приступая к беглому осмотру помещения и аккуратной проверке карманов мертвеца. — Удар нанесён сзади. Следов борьбы нет, возможно, жертва знала и не боялась убийцу. Мелочь рассыпана по полу. Есть не только таньга, но и пара серебряных дирхемов. Значит, убивали не с целью ограбления.

— Лёва-джан, бежим! Сюда действительно идёт стража, — высунувшись на улицу, простонал Ходжа. — О шайтан, их словно бы кто-то направил прямо по нашему следу!

— Ха, нетрудно догадаться кто… — Оболенский вытащил из-за пазухи юноши смятый клочок бумаги, сунул себе в карман и, указывая на лестницу в углу комнаты, скомандовал: — Уходим через верх, крышами! Все трое!

— Я не пойду! Таки я же ни в чём не виноват, а если буду убегать, то…

— Останешься живой, — рявкнул домулло, подталкивая старого еврея в спину. — Там сам Шехмет, а у него не лучшее настроение после драки с визирем. Сейчас ему годится любая жертва!

— Храните нас небеса, еврейская удача и Аллах до кучи. — Ребе Забар первым взобрался по лестнице и, невзирая на возраст, бодренько припустил по плоским мусульманским крышам в обход иудейского квартала.

Это правильно: если за тобой гонятся, никогда не стоит приводить преследователей в ту сторону, где реально спишь и живёшь. Наши герои, недолго думая, метнулись за ним следом в лучших традициях городского паркура.

Но избежать погони не удалось, их заметили. Молодые и желающие выслужиться стражники охотно решили сыграть в догонялки…

— Таки оно мне надо? — бормотал старый дед, тряся пейсами, с такой завидной лёгкостью прыгая на сумасшедшие расстояния, что длинные полы его лапсердака казались чёрными крыльями. Ему бы позавидовали даже патриархи ушу, а случайные прохожие на улочках прятали детей, боясь, как бы их не утащила клювастая тень мирового сионизма!

— Это просто День ВДВ на бакинском рынке, — в свою очередь едва ли не пел восторженный Лёвушка, сталкивая лестницу с двумя стражниками на ещё четверых.

Цветистый восточный мат-перемат заставил бы краснеть и самого шайтана, потому что именно ему и желали засунуть нашего героя головой в судьбу проктолога…

— Мусульмане, это точно не я! Вы же знаете, это они, а я тут случайно, — в тон товарищу подпевал Насреддин, кидаясь в преследователей всем, что попадалось на крышах: старыми ковриками, медными тазами, чужими тапками, бельевыми верёвками и подносами сушившегося урюка. Разумеется, это лихо добавляло веселья всем, включая и самих стражей потому что азарт он и в средневековой Бухаре азарт!

Даже более того, на самом деле такая погоня была нужнее всего именно стражникам! Ведь когда на место словившего по шлему тазом вставал его боевой товарищ, запутавшийся в чужом белье и обсыпанный кишмишем, их братство крепло, потому как ребятам уже было о чём поговорить на общую тему после работы. Это сейчас офисные и штатные психологи проводят всякие ролевые игры типа «репка», «ручеёк», «бутылочка» — для укрепления взаимопонимания и единства в рабочем коллективе, а раньше людям всё заменяла погоня!

Задравший платье домулло вспомнил босоногое детство и, летая по крышам, радостно старался выбирать места со скоплением барахла или строительного мусора. Там было больше интересных предметов для бомбометания, а один раз даже попался кулёк с алебастром. Впрочем, сам он не справился, куль был тяжёлый, и кидали они его в четыре руки с Оболенским. Очень удачно, судя по воплям пятёрки с саблями, мгновенно превращенной из краснорожих парней в белых привидений. Жаль только, лебединый танец из популярного балета Чайковского не исполнили, благо видок был подходящий…

— Стойте, негодники, и, клянусь, ваша смерть будет быстрой! — грозно ревел высокородный Шехмет, бессмысленно гоняя горячего жеребца внизу по узким улочкам.

Увы, предложенная перспектива «быстрой смерти», какой бы завлекательной ни считал её начальник городской стражи, трёх убегающих ни капли не вдохновляла. А если и вдохновляла хоть капельку, то совсем в другом смысле — «негодники» лихо увеличили скорость!

Результат погони был, разумеется, предсказуем. Два десятка тяжело вооружённых стражников, с щитами, саблями и копьями, ни в чём не могли соперничать с легконогими преследуемыми. Красному от ярости Шехмету было доложено, что возмутитель спокойствия упал в бездонный колодец, столь глубокий, что он оттуда никогда не выберется, сильно ушибся и уже там явно умер от голода. А за Багдадским вором пришёл сам шайтан, слизнул его с крыши влажным языком, обслюнявил и унёс с собой к вратам ада, видимо желая съесть его где-нибудь подальше от взоров правоверных мусульман. Что же касается убегавшего с ними старого еврея, то он непременно придёт завтра сам, ибо они громко пообещали ему вслед тысячу таньга за его же голову и старика вроде бы заинтересовала сумма…

Ответ гневного командующего медноголовой стражей мы приводить не будем. Догадайтесь сами, ничто не будет слишком вульгарным или слишком грубым. Намекнём лишь, что кое-кто из наиболее неудачливых стражников в тот день добровольно решил переквалифицироваться в евнухи. Ну, то есть не дожидаясь, пока с другими это сделает их начальник…

На самом-то деле, разумеется, ни Лев, ни Ходжа не погибли. Более того, ребе Забар окольными путями вывел их к своей лавочке, где беглецы тихо-спокойно переждали шум и суматоху на улице. Маленький магазинчик или лавка старого еврея располагалась в том же доме, в котором он и жил. Небольшое квадратное помещение, разделённое символической занавеской на две неравные части. В ближней, но меньшей половине находился замызганный прилавок, от края до края уставленный духами, маслами, благовониями и аптекарскими снадобьями чисто косметического воздействия. За занавеской стояли две койки, шкаф с одеждой и хлипкая дверь выхода на задний двор…

— Увы, увы, я не лекарь. Они зарабатывают так, что дай бог нам с вами хоть половину получать на троих и в год. Это хороший гешефт, и помяните моё слово, еврей-врач никогда не будет голодным, пока весь мир не будет здоров, а такого не бывает, и правильно!

— Вы живёте один, почтеннейший? — не совсем вежливо перебил Насреддин. — Да хранит Аллах целомудренную красоту вашей дочери, но пусть она выйдет поприветствовать отца, а мы опустим взоры.

— Особенно я, — перекрестился Оболенский, внимательно зыркая по сторонам, но так и не найдя, чего стырить. Чисто для поддержания формы! Он бы вернул, Лев не любил брать чужое, его роль во всех этих историях была навязана ему без его воли…

— О, Сара, мой колокольчик, — ласково вздохнул старик, вывешивая снаружи табличку: «Буду через пять минут, не уходите к конкурентам, вас опять обманут!» и запирая дверь изнутри на засов. — Она ещё утром ушла к двоюродной бабушке, понесла кошерных пирожков и кувшинчик масла. Вернётся к вечеру, а вы, наверное, столько не задержитесь. Молодые люди всегда заняты, у них всегда очень важные дела, я всё понимаю, мне за вами не угнаться. Так что там в продолжение нашего маленького предприятия? Мы таки сошлись на тысяче таньга?

— Увы, аксакал, — покачал головой взмыленный домулло, — ведь ты сам признаёшь, что не ведаешь, как превратить человека в животное. Как же ты можешь свершить обратное?

— О, я вижу разумный компромисс! Мне нужно лишь посмотреть на этот пузырёк, что украл у меня тот подлый… ой, о мёртвых плохо не говорят!.. замечательной широты души юноша, искренне путающий своё и чужое, дабы по остаткам на стенках сосуда определить, что там было, и попробовать создать противоядие.

— Разумно, — поморщился Оболенский, прекрасно представляя себе дальнейшее развитие сюжета. — А где находится этот пузырёк?

— Во дворце эмира, — вздохнул Насреддин, заискивающе глядя другу в глаза. — Но чтоб тебе не было там так скучно, можешь заглянуть в гарем на часок-другой. Главное, при ослах не проболтайся…